CC BY
81
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 28 (166). История. Вып. 34. С. 5-12.
НАУЧНЫЙ ДИСКУРС
древняя история и традиционная культура
Г. И. Гарустович
культовые комплексы раннего железного века в башкирском приуралье
В представленной статье автор выделяет в группе захоронений айского типа IV в. до н. э. жреческие погребения. Данная этническая группировка генетически связана с саргатской этно-культурной общностью Западной Сибири, заселяла территорию Месягутовской лесостепи в Башкирском Приуралье. Рассматриваемые погребения трактуются автором как захоронения профессиональных гадалок. Археологические материалы свидетельствуют о важной роли женщин в ритуальной сфере племен раннего железного века в степи и лесостепи.
Ключевые слова: культовый жреческий гильники, предметы ритуальной культуры
Проблема выделения среди массы археологических материалов специфических
- жреческих - комплексов наталкивается на значительные трудности как субъективного, так и объективного порядка. Во-первых, захоронения, связанные с культом на Южном Урале, как и везде, встречаются нечасто. Во-вторых, выделение и атрибутика подобных погребений требует подробного обоснования. Своей задачей в данной статье мы посчитали возможность обратить внимание специалистов на наличие захоронений с «необычным» набором инвентаря в лесостепной зоне, к западу от Уральского хребта. Объектом анализа стали материалы раннего железного века, связанные в этнокультурном плане с кругом памятников саргатской этно-культурной общности Зауралья и Западной Сибири. В IV веке до н. э. представительная группировка зауральского населения пересекла Урал и расселилась в пределах обособленной Месягутовской лесостепи. Древности второй половины I тыс. до н. э. получили в Башкортостане научное обозначение - памятники айского типа.
Кадыровский IV курганный могильник расположен на возвышенной, покрытой лесом террасе правого берега р. Ай (Дуванский р-н РБ). В 1990 году нами был вскрыт курган № 1, под небольшой земляной насыпью которого расчищено грунтовое захоронение, отмеченное на уровне погребенной почвы скоплением камней (в головах погребения) (рис. 1, 1). Костяк молодой женщины лежал вытянуто на спине, с ориентировкой головы на ССЗ
комплекс, погребальный обряд, курганные мо-
(рис. 1, 2). В заполнении могильной ямы фиксировались мелкие древесные угольки. Возле черепа, справа, стоял лепной круглодонный сосуд горшечной формы (рис. 1, 3). На шею покойной была одета бронзовая гривна из круглого в сечении дрота (рис. 1, 7), украшенная комбинацией насечек на расплющенном конце (второй конец гривны обломан). У правого виска обнаружена бронзовая проволочная серьга с несомкнутыми концами (Рис. 1, 6). Возле левого виска размещался камень
- крупная речная галька белого цвета. Возле левой ступни костяка расчищен сосуд баночной формы (рис. 1, 4) с уплощенным дном и кусок окаменевшей глины темно-бордового цвета (Рис. 1, 5). Камень имеет коническую форму, бока его стерты со всех сторон1. Дата погребения - конец IV века до н. э.2 Не то чтобы курган № 1 располагался обособленно, но он находился в конце курганной цепочки, у края террасы.
В целом, данный комплекс выделяется по своим «параметрам» из серии единокультурных захоронений. Выкладки из камня не типичны для мемориальных насыпей в Приуралье (имеются в виду не отдельно лежащие камни, а именно выкладки), они маркируют большей частью меморатив-ные (жертвенно-поминальные) комплексы (Азангулово-1, Кадыровой / гр. 2, Кадырово-IX). Статус покойной подчеркнут гривной, пока это единственная находка гривны в рамках общности «айского типа». Гривна символизировала ограниченное (освоенное, обжи-
Рис. 1
тое) пространство мира людей (т. е. своего мира). Зона «своего» мыслилась населенной соплеменниками, «чужое» - «запредельное» пространство представлялась переполненной опасными сверхъестественными существами, врагами и т. д. Рассмотрение человеческого тела как отражения троичности макрокосма (голова - верхний мир, туловище - средний, ноги - нижний; в целом, это из области анатомической сферы в символике вертикальной космической опоры), подтверждает срединную, земную ипостась гривны в древней космологии. Изображение на расплющенном кончике гривны делится на три зоны (рис. 1,
7), что также может рассматриваться как отражение представлений о структурной организованности пространства по вертикали.
Предположительно, уплощенная речная галька, найденная у головы женщины, лежала там не случайно. «Традиция применения речной гальки (особо нужно отметить, что предпочтение отдавалось светлым тонам) в погребальном обряде связана с миром сакрального, в частности с очистительной функцией»3. В качестве примера размещения гальки у черепа человека, с левой стороны, можно назвать савро-матский комплекс (конец VI - конец V вв. до н. э.) могильника Три Мара (Оренбургская обл.). Галька лежала в погр. 1 кургана № 2 возле черепа женщины4. Аналогичная находка происходит из Каскинского кургана (погр. 1)5. Количество примеров можно многократно продолжить.
Наибольший интерес для нашей темы представляют два предмета, лежавшие в ногах покойной. Красный камень использовался для получения красящего порошка - охры (рис. 1, 5). Тела покойных в раннем железном веке в нашем регионе уже не посыпали охрой, следовательно, можно предположить, что порошок применялся в процессе каких-то обрядовых действий. Скажем, это могла быть «священная» раскраска тела (чаще всего лица, головы). Аммиан Марцеллин сообщает в «Истории» о том, что агафирсы красят тело и волосы. Окраска женских костяков отмечена у скифов6, в Туве, в Приобье7, а также в савроматских памятниках Приуралья8. Общепринята трактовка в архаических обществах красных оттенков (цвета крови) как синонима дефиниции «сила», и для обозначения переходного состояния организма между жизнью и смертью перед новым «рождением». Этот цвет был также связан с плодородием в его хтоническом аспекте9.
Внутри талькового сосуда (рис. 1, 4) лежали шесть округлых камней (два из них были тальковые) со следами копоти и какого-то жирного органического вещества черного цвета (рис. 2). Легче всего предположить, что сосуд использовался как жаровня, внутрь которой на прокаленные камни сыпались зерна и листья конопли. Люди вдыхали пары для получения «шаманского» экстаза. По всей видимости, подобным образом использовались зерна конопли и бронзовые жаровни с обожженными камнями, во Втором Пазырыкском кургане на Алтае10. Геродот описал особые шатры для потения и вдыхания паров наркотика у скифов11. С. И. Руденко также называет алтайские находки «скифской баней». «Скифы наслаждаются такой баней и вопят от удовольствия»12. Все это действо напоминает ритуальные «вигвамы для потения» у индейцев Северной Америки. Обрядовый аспект такой «бани» признается всеми исследователями.
Наличие копоти на камнях подтверждает предложенную версию, а «против» говорит отсутствие следов копоти или угля внутри сосуда. В савроматских курганах подобные камни определяются в качестве принадлежности для гаданий. Позднее, на смену простым камням, в раннесарматское время приходят т. н. «молоточки», которые бытуют длительное время (рис. 1, 13, 16-20). В сарматский период, в степной полосе Восточной Европы (в Приуралье и Поволжье) молоточки помещались в могилы в обычных сосудах по несколько штук. Их изготавливали не только из талька, но и из глины и камня. А. Х. Пшеничнюк отметил: «Характерными находками в позд-непрохоровских комплексах, связанными с какими-то религиозными представлениями, являются так называемые каменные молоточки. Они вырезаны из талькового камня и представляют собой уплощенные или овальные в сечении стержни длиной 4-5 см, сужающиеся к концам. В середине просверлено круглое отверстие. Молоточки встречены в 10 погребениях Старокиишкинского и Бишунгаровского могильников по 1-4 экз. в каждом. Обычно они лежат возле ног костяка, иногда в глиняном сосуде. На некоторых экземплярах заметны следы сажи»13. К. Ф. Смирнов предполагает, что «молоточки» выполняли роль «...близкую к роли кучек необработанных галек часто со следами обо-жжения, которые встречаются во многих бо-
Рис. 2
гатых «савроматских» могилах Приуралья». Их «связь с каким-то обычаем или культом несомненна»14. В степи (Ново-Кумакский, Аландский и другие могильники), в захоронениях жриц, закопченые гальки попадаются вместе с каменными жертвенниками, яйцевидными булыжниками-растиральниками, реальгаром и т. д.15. Обращаем внимание на то, что в захоронениях лесостепной зоны, в ногах у женщин, встречаются и простые камни16 и «классические сарматские» тальковые молоточки17.
До сих пор не известно, с какой целью в камнях сверлились отверстия. Можно лишь сказать, что, судя по всему, молоточки появляются еще в эпоху бронзы. Схожие предметы найдены на юге Таджикистана в могильнике Тандырйул. В погребении № 1 две лазурито-вые подвески молотковидной формы лежали возле рук, еще две (зеленовато-серого цвета)
помещались у ног (рис. 1, 14-15)18. Подобные вещи из лазурита, пасты и черно-зеленой яшмы обнаружены в некрополе Джаркутан на юге Узбекистана19. Гадания играли очень важную роль в жизни индоиранских племен Евразии. В обязательном порядке гадали на новогодних торжествах20 и на других праздниках, при болезни21 и по другим случаям. «Отец истории» писал: «Гадателей у скифов много»22. Правда, он ничего не говорит о гаданиях с помощью камней. При этом вызывает удивление устойчивость традиции гадания с применением камней у индоиранских народов. В языческих аланских погребениях Северного Кавказа VIII-IX вв. (могильник Мощевая Балка) речные гальки (от 1 до 3 экз.) как всегда помещаются в ногах умерших23.
В целом, мы определяем описанное погребение как захоронение ворожеи, понимая при этом всю условность данного термина.
Наши материалы позволяют говорить о том, что по обрядовым проявлениям степные и лесостепные древности Южного Урала близки между собой, хотя есть локальные особенности (особый «ритуальный» сосуд в Кадырово, отсутствие здесь отверстий в камнях, и др.). До сих пор не понятна семантика размещения баночной керамики в ногах покойных в айских памятниках, тогда как горшковидные сосуды устанавливались возле головы. Сам факт одновременного бытования круглодонных горшков и баночных (плоскодонных) сосудов требует своего объяснения. Почему горшечные сосуды преимущественно имеют орнамент, а банки всегда не орнаментированы? Визуально фиксируется несколько большая толщина стенок баночных сосудов в сравнении с горшковидными (почему?). На сегодняшний день, вопросов больше чем ответов.
Последнее, на что нам хотелось бы обратить внимание при рассмотрении Кадыровского захоронения, это следы огненного ритуала, которые фиксируются в виде угольков в заполнении могильной ямы. Нужно сказать, что Кадыровское погребение дает нам не самый яркий пример использования огня. К востоку от дер. Кадырово нами был расчищен одиночный Кадыровский-Х курган, расположенный на вершине горы24. Под земляной насыпью размещалась оградка (3х0,37-0,43 м, высотой 0,25-0,35 м) из нескольких рядов камней лежащих плашмя (рис. 1, 10). На уровне погребенной почвы внутри выкладки помещался костяк подростка с ориентировкой головы на СЗ (рис. 1, 11). Рядом с покойным фиксировалась подсыпка шлаков и угля. Датирующих вещей не найдено, за исключением фрагментов талькового сосуда, украшенного «елочками» из оттисков крупного зубчатого штампа (рис. 1, 12). По орнаментации сосуд близок керамике иткульской культуры восточного склона Урала25. Называть подростка металлургом едва ли правомерно, поэтому и шлаково-угольные подсыпки нельзя считать отражением профессиональной специализации. Семантика здесь явно иная.
Легче всего сказать о том, что мы имеем пример с часто встречающихся очистительных обрядов. Однако дело обстоит несколько сложнее. В процессе анализа погребальной обрядности айских племен, Н. С. Савельевым была выявлена градация этих комплексов на две группы, условно названные «Ай-1» и «Ай-2». Причем следы огненных ритуалов
характерны только для группы Ай-2 (к которой относится захоронение Кадырово-ГУ)26. По коэффициентам парно-типологического сходства, самые устойчивые связи этой группы обнаруживаются с комплексами средне-исетского массива Зауралья и Ай-127. Н. С. Савельев объясняет это тем, что в процессе своего формирования население группы Ай-2 было интегрировано в сакский мир Северного Казахстана. Отсюда следует, что локальные особенности данной группы (в частности, большая роль огненных ритуалов) в значительной степени связаны с ритуальной практикой индоиранских народов степной полосы Евразии. Обожествление огня и поклонение огню у индоиранцев общеизвестно и никем не оспаривается.
Значительное число скоплений курганов возле дер. Кадырово, по мере их обнаружения, относились к разным группам (гр. II—ГX), но если их все картографировать, становится понятным наличие западнее деревни (к З и СЗ) единого, большого погребального и поминального объекта раннего железного века. Здесь подошву высокой горы полукольцом огибает возвышенная терраса р. Ай, курганы занимают одну из залесенных вершин горы (группа VI) и протяженное пространство террасы (все остальные группы курганов). Мы также не исключаем наличие в лесу еще целой серии скоплений насыпей, пока не выявленных. Помимо Кадыровского, второй такой крупный могильник айского типа на северо-востоке Башкортостана не обнаружен, что дает нам право считать его одним из племенных центров в обособленной Месягутовской лесостепи. Топографические реалии локализации курганов на горе (возвышенной террасе), но всегда рядом с рекой, позволяют говорить о еще одной горизонтальной оппозиции в идеологических представлениях айских племен - это взаимосвязь и противопоставление земли и воды в их мифологической концепции мира (элементной сфере стихий).
Курганный обряд захоронения подтверждает наличие у айских племен универсальной структурной модели вселенной (дневная поверхность - средний мир, могильная яма
- нижний, насыпь - верхний мир)28. Насыпь кургана ассоциировалась с мифологической Мировой горой (Мировая ось, Мировое древо). В качестве доказательства наличия у лесостепного населения РЖВ Южного Урала архетипа Мировой оси, выражавшегося в ка-
тегории Мирового древа, приведем находку поделки «клювовидной» формы с территории Турналинского городища29. Амулет вырезан из талька, на его лицевой стороне изображено дерево увенчанное кругом (солнце - как символ верхнего мира) (рис. 1, 8). На оборотной стороне вырезаны два овала, вместе с контуром самого предмета получается три овала - трехуровневая модель мира по вертикали, пронизанная осью Мирового древа. С нашей точки зрения, здесь мы наблюдаем пример перенесения мифологического в сферу ритуального, когда сливаются образы жертвенного объекта и субъекта, на который спроектирован этот объект. Отсюда образ Arbor mundi (Мировое древо) приобретает антропоморфный вид (человек как дерево). Симметрия ветвей дерева символизирует бинарную семантическую оппозицию среднего мира (право-лево, три и три ветви).
На боковых гранях выделены растительные побеги (?) в виде змеек, переходящие друг в друга по кругу (рис. 1, 8). Они не просто отражают идею беспрерывного возрождения и плодоношения среднего, земного мира, но и иллюстрируют концепцию размещения Мирового древа в сакральном центре вселенной. То, что взаимопроникающие побеги идут «по кругу» маркирует горизонтальную пространственную оппозицию, «своя земля» находится внутри огражденного пространства (вблизи ее сакрального центра), а за пределами «плодородной земли» помещается периферийная зона (чужая, враждебная, неосвоенная). О близкой семантической нагрузке архетипа «гривна» - важного социального маркера, мы уже говорили выше. Чаще всего в мифологии фигурируют зооморфные образы ограничителей горизонтальной подсистемы, типа Ермунганда - «Мирового змея» скандинавской мифологии. Он живет в море и охватывает всю землю, держа зубами собственный хвост30. Но, как видим, и растительные символы могли выполнять аналогичные функции, точнее - отражать ту же идею.
В ареале распространения памятников ай-ского типа в Башкирском Приуралье найдена серия вещей, которые связаны с областью религиозных верований. В кургане № 2 могильника Кадырово-У1/гр. 1, в засыпи погр. 2, обнаружена кость фаланги пальца человека, со следами обработки (рис. 1, 9). Из закрытых комплексов происходят астрагалы животных (3 экз.) и путовые кости - бабки (2 экз.).
Важным показателем существования сложной обрядности у населения лесостепной зоны Южного Урала является представительная серия жертвенно-поминальных комплексов (ЖПК) в Месягутовской лесостепи. К рассмотрению жертвенно-поминальных объектов мы планируем обратиться в следующей нашей статье, пока же мы лишь констатируем наличие серии таких памятников.
В качестве самой близкой аналогии рассматриваемому нами захоронению (в культурном и хронологическом плане), можно назвать погребение в оградке 19 могильника Березки-^г31. Здесь в могилу женщины положили предметы ее профессиональной специализации - инструментарий для ритуальных гаданий (сосуд у правой ноги, внутри которого помещались круглый каменный предмет с отверстием и три необработанные гальки (!); камень у головы; два пряслица под черепом (!); бронзовая ворворка с солярным орнаментом (!). Данное женское погребение также можно считать захоронением жрицы.
публикации готовятся материалы раскопок ранней части обширного Шиповского некрополя, расположенного в пределах лесостепного Приуралья (Иглинский р-н РБ). В ходе раскопок последних лет В. В. Овсянниковым здесь выявлено несколько захоронений с интересующими нас обрядовыми признаками. В 2006 г. в могиле 3 кургана № 2 (гр. III) расчищен женский костяк, в ногах которого лежал сосудик без орнамента с продолговатым камнем внутри. Рядом обнаружены четыре гальки и пряслице с рисунком32. В ногах богатого погребения девочки (№ 5) из раскопа I выявлено три молоточка и тальковое пряслице с солярным орнаментом. Как обычно, эти вещи лежали возле неорнаментированного лепного сосудика. Как видим, и в степи и в лесостепной зоне культовые наборы (сосуды с камнями для гаданий, пряслица, предметы с солярной орнаментацией) встречаются в женских захоронениях, которые выделяющихся не только «специфическим» вещевыми наборами, но и социально значимыми предметами (гривны, украшения, а в Шипово - еще и металлопластика в зверином стиле).
Приобщение женщин к области сакрального имеет очень древние корни. У скифов мужчины-жрецы (энареи) выделялись своим женоподобным обличием (по Геродоту). При наличии этой социальной прослойки, в последнее время, скифологи выявляют в
Причерноморье погребения женщин, исполняющих жреческие функции. К примеру, захоронения на Никопольском курганном поле и в Ростовском кургане трактуются как захоронения «ворожей»33. На востоке Европы исполнение сарматскими женщинами жреческих обязанностей и принадлежность их к элите кочевого общества доказывается на множестве примеров. Несмотря на то, что в лесостепных сообществах РЖВ «богатые» (элитарные, аристократические) захоронения встречаются значительно реже, в сравнении с сарматами, можно констатировать проявление в них близких тенденций. Здесь также можно говорить об определяющей роли женщин в религиозной общественной сфере. Во всяком случае, мужские погребения жрецов РЖВ на Южном Урале до сих пор не выявлены. Позднее, ситуация кардинально меняется
- в эпоху средневековья «общение с богами» становится чисто мужской прерогативой. И появление профессиональных жрецов-женщин расценивалось не как правило, а скорее в виде исключения.
Выводы: 1) в ареале распространения памятников саргатской общности РЖВ по обоим склонам Урала фиксируются комплексы, которые можно связать с отправлением религиозных обрядов (Кадырово-Щ Березки^-г, и др.); 2) археологические материалы показывают наличие у лесостепного населения развитой языческой идеологии, выражавшейся, в первую очередь, в обожествлении сил природы; 3) доминирующую роль в жреческой практике, судя по всему, играли женщины. Подобная ситуация фиксируется у савромат-ских и сарматских племен Южного Урала, а также в этнических сообществах лесостепной зоны; 4) обращение к области сакрального подтверждает выводы специалистов о сильном влиянии индоиранцев на лесостепные этносы. Удивление вызывает не столько сам процесс мощного взаимодействия, а то, что он глубоко затрагивал даже мировоззренческие сферы народов разных языковых групп (специалисты констатируют принадлежность савроматов и сарматов к индоевропейской языковой общности, а носителей саргатской культуры - к угорской).
Примечания
1 См.: Гарустович, Г. Н. Курганы раннего железного века (V—III вв. до н. э.) северо-восточных
районов Башкортостана / Г. Н. Гарустович, А. И. Лебедев // Курганы кочевников Южного Урала. Уфа, 1995. С. 44-46.
2 См.: Савельев, Н. С. Месягутовская лесостепь в эпоху раннего железа. Уфа, 2007. С. 110.
3 Савельев, Н. С. Месягутовская лесостепь... С. 54.
4 См.: Смирнов, К. Ф. Богатые захоронения и некоторые вопросы социальной жизни кочевников Южного Приуралья в скифское время // Материалы по хозяйству и общественному строю племен Южного Урала. Уфа, 1981. С. 71.
5 См.: Мажитов, Н. А., Пшеничнюк А. Х. Курганы раннесарматской культуры в южной и юго-восточной Башкирии // Исследования по археологии Южного Урала. Уфа, 1977. С. 61.
6 См.: Ильинская, В. А. Скифы днепровского лесостепного правобережья. Киев, 1968. С. 151.
7 См.: Бородовский, А. П. Раскраска тела погребенных в гунно-сарматское время на Верхней Оби (по материалам Быстровского некрополя) // Сибирь в панораме тысячелетий: материалы междунар. симпозиума. Т. 1. Новосибирск, 1998. С. 64-71.
8 См.: Смирнов, К. Ф. Савроматы. М., 1964. С. 161.
9 См.: Бессонова, С. С. Скифские погребальные комплексы как источник для реконструкции идеологических представлений // Обряды и верования древнего населения Украины. Киев, 1990. С. 31.
10 См.: Руденко, С. И. Культура населения Горного Алтая в скифское время. М. ; Л., 1953.С. 333.
11 См.: Геродот. История. М. ; СПб., 2008. IV, 73-75.
12 Геродот. IV, 75.
13 Пшеничнюк, А. Х. Культура ранних кочевников Южного Урала. М., 1983. С. 115.
14 Смирнов, К. Ф. Савроматская и раннесарматская культуры // Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время / Археология СССР. М., 1989. С. 174.
15 См.: Смирнов, К. Ф. Орские курганы ранних кочевников // Исследования по археологии Южного Урала. Уфа, 1977. С. 10, 23-24, 45; Мошкова, М. Г. Савроматские памятники северо-восточного Оренбуржья // Памятники Южного Приуралья и Западной Сибири сарматского времени. М., 1972. С. 66 и др.
16 См.: Петрин, В. Т. Археологические памятники Аргазинского водохранилища (эпохи
камня и бронзы) / В. Т. Петрин, Т. И. Нохрина, А. Ф. Шорин. Новосибирск, 1993. С. 145. Рис. 63, 1 (оградка 19).
17 Там же. Рис. 63, 1 (Березки-V).
18 См.: Виноградова, Н. М. Новые памятники эпохи бронзы на территории Южного Таджикистана // Центральная Азия. Новые памятники письменности и искусства. М., 1987. С. 76. Рис. 3, 12-15.
19 См.: Аскаров, А. Древнеземледельческая культура эпохи бронзы юга Узбекистана. Ташкент, 1977. Табл. 67, 16-17.
20 См.: Кузьмина, Е. Е. Дионис у усуней // Центральная Азия. Новые памятники письменности и искусства. М., 1987. С. 172.
21 См.: Геродот. IV, 68.
22 Геродот. IV, 67.
23 См.: Савченко, Е. И. Погребальный обряд Мощевой Балки (Северный Кавказ) // Погребальный обряд : реконструкция и интерпретация древних идеологических представлений. М., 1999. С. 161.
24 См.: Гарустович, Г. Н. Археологические исследования в северо-восточных районах Башкортостана // Наследие веков. Охрана и изучение памятников археологии в Башкортостане. Вып. 1. Уфа, 1995. С. 114-115.
25 См.: Бельтикова, Г. В. Памятник металлургии на острове Малый Вишневый // Материальная культура древнего населения Урала и Западной Сибири / Вопросы археологии Урала. Вып. 19. Свердловск, 1988. С. 103-117. Рис. 3, 1-3, 6.
26 См.: Савельев, Н. С. Месягутовская лесостепь... С. 174-175.
27 См.: Там же. Глава 6.
28 См.: Ольховский, В. С. К изучению скифской ритуалистики : посмертное путешествие // Погребальный обряд : реконструкция и интерпретация древних идеологических представлений. М., 1999. С. 119, 128.
29 См.: Савельев, Н. С. Население
Месягутовской лесостепи в V-III вв. до н. э. Культурно-хронологическая принадлежность памятников айского типа. Уфа, 1998. С. 39.
30 См.: Младшая Эдда. М., 1970. С. 31.
31 См.: Петрин, В. Т. Археологические памятники... С. 145-147.
32 См.: Овсянников, В. В. Отчет за 2006 г. / Архив УНЦ РАН.
33 См.: Бессонова, С. С. Скифские погребальные комплексы... С. 24.
