CC BY
49
И.А. ШИРШОВА
Ивановский государственный университет
«ЖЕНСКОЕ ЛИЦО» ПОЭЗИИ Ф.И. ТЮТЧЕВА
Господь тебя благослови!
Ф. Тютчев
Женщина - вечная тайна Бога, Его проявление, источник Духа, свет небес, оживляющий человечество. Божественное величие Ее для Ф.И. Тютчева было непререкаемым. Именно это он выразил в поразительном по силе мысли русле поэзии - исповеди, вобравшей в себя предельное напряжение нравственных сил и мощь мужского достоинства.
Смещаются рамки веков, нравы, характер времен... Тише... Он говорит о Женщине. Она легко отрывается от стихотворных страниц, неслышно скользит по воздуху, покрытая вуалью тайны. Мы видим Ее, но никому из нас не дано описать «фею» абсолютно точно. Тайные краски слов были доступны только Тютчеву. Именно он позволил расплывчатому образу превратиться в великолепную Вечную Женственность: «шелковые ресницы», чуть увлажненные чистыми слезами, глаза с «игрой их пламенно-чудесной», дарящие «волшебный взор», «уста с улыбкою приветной», «алеющие щеки, как заря», и «смех младенчески живой». А в основе Ее кроется «тихий свет», «кротость» и «безоблачная душа». Каждое слово о любимой Женщи -не уникально. Внешний набросок словесной кисти наполняется теплым животворным сияньем, движением в пространстве и времени. Соприкоснувшись с чудесным образом, замолкает циник, обычно опровергающий все резким словом: «Субъективно»; дилетант, погрузившись в тютчевскую музыку эмоций и гармонию фейных красок, многозначительно округляет глаза, будто открылось ему нечто значительное; мудрец почтительно удаляется - добавить нечего.
Позволим себе не касаться реалий и не называть имен. Думается, в подобном разговоре будет излишней биографическая проекция. Приблизимся лишь к тому, что всю свою жизнь пытался разгадать поэт в Женщине.
Самое раннее в Ней - это виртуозное соединение великого слова с Божественной силой духа. Здесь нет и намека на парадный шлейф неискренней лексики (как это часто случалось даже у великих поэтов):
Эфирного тени сложив покрывала И пояс волшебный всесильных харит, Здесь образ Урания свой восприняла, И звездный венец на богине горит
«Урания» 1820 г.
Для семнадцатилетнего Тютчева Она - еще тайна. Стремясь к ее познанию, поэт погружается в глубины эзотерического миросоздания: «И дольний мир исчез передо мной» («Урания»). Не земное, но Божественное с силой влечет его. «Звездный венец на богине» - это есть действие - символ, которое пробивает серую стену обыденности, человеческой тварности. Коронуя божественным венцом Женщину, он сам поднимается на уровень высочайшей эволюции мужчины на пути совершенствования разума. Тютчев вмещает в свое «Я» нежность чувств и роковую обреченность, затаенную радость и вырывающееся за рамки реальности эротическое наслаждение.
Юный поэт как бы учится чувствовать у самой природы. Весна (символ женского начала) несет ту силу эмоций, которая способная затем пробудить любовь:
И радость в душу пролилась, Как отзыв торжества природы, Как бога животворный глас!...
«Весна» 1821 г.
Этот природный источник чувств трансформируется позже в «благодать» от общения с женщиной:
Волшебную близость, как бы благодать, Разлитую в воздухе, чувствую я.
«Cache-Cache» 1828 г.
Ф.И. Тютчев доверяется любви, повинуется ей как великому закону, связывающему воедино все частицы вечного мира. В 1824 году 23 ноября из-под его пера появляется стихотворение «К Н» (в иных источниках оно называется по первой строке) . Уже в самом этом факте кроется тайна: В. Кожинов в книге «Тютчев» утверждает, что стихотворение посвящено Амалии фон Лерхенфельд. (?) Оставим эту тайну исследователям, пытающимся сопоставить «К Н» и названную особу. Хотя более верным кажется имя Ниса (на этот вывод наталкивает стих «К Нисе» 1825 г.). Для нас же важно то, что этот лирический текст «дышит могучей и всеобъемлющей страстью» (В. Кожинов) .
Твой милый взор, невинной страсти полный, Златой рассвет небесных чувств твоих Не мог - увы! - умилостивить их -Он служит им укорою безмолвной.
Сии сердца, в которых правды нет, Они, о друг, бегут, как приговора, Твоей любви младенческого взора, Он страшен им, как память детских лет.
Но для меня сей взор благодеянье; Как жизни ключ, в душевной глубине Твой взор живет и будет жить во мне: Он нужен ей, как небо и дыханье.
Таков горе духов блаженных свет, Лишь в небесах сияет он, небесный; В ночи греха, на дне ужасной бездны,
Сей чистый огнь, как пламень адский, жжет.
Итак, стихотворение действительно о страсти, которая берет начало из «милого взора». Взор лирической героини источа -ет страсть женского естества, хота она невинна. Между лирическим героем и толпой лживых поклонников есть тонкая грань, которую он боится переступить - это отношение к Женщине, связанное с физиологическим отправлением, не более. Для поэта же в страсти к Женщине важен богатейший источник чувств. В стихотворении нет и намека на взаимность, напротив, Ее «милый взор» обращен к ним (к толпе поклонников, преследующих убогую цель - сорвать нежный цветок). И как следствие - ревность героя. Слово «умилостивить» эквивалентно вспышке ревности. Как бы то ни было, но в основе любви, в первую очередь, все же лежит желание властвовать объектом поклонения.
Стихотворение имеет как бы три плана: I - сильное чувство героя = поэта к «другу»; II - героиня - кокетка с «милым» взором и толпа поклонников; III - философская аналогия любовной страсти с чистым огнем. Все поверхностное («взор», «невинная страсть», «укор безмолвный») соотносится с «ними», а взор - «благодеянье» лирический герой оставляет себе, поселяя его в душе:
Как жизни ключ, в душевной глубине Твой взор живет и будет жить во мне: Он нужен ей, как небо и дыханье.
Строки напоминают молитву. Поэт умоляет Ее о «благоде-янье», ведь в нем жизни ключ, иначе - гибель. Без любимой жизнь невозможна, что соответствует мыслям апостола Павла (Первое посл. к Коринфянам, гл. 13:2): «... не имею любви, - то я ничто» . Стихотворение имеет настроение горечи страданья. Междометие «увы» перечеркивает то сиянье, которым могла бы осветиться душа поэта. Тютчев проводит параллель, точнее, знак равенства между «взором» и «блаженным светом». Таким образом, даже не ответившая взаимностью Женщина поднимается на
божественный уровень - «небеса». Это типично для Тютчева, ибо «Боготворить умеет он!» («Живым сочувствием привета» 1840).
По слову Божьему, свойство глубокой любви состоит в том, что она соединяет две жизни в одну - «два в плоть едину». Но намного позже любви - страсти придет к Тютчеву Иное ощущение:
Как душу всю свою она вдохнула, Как всю себя перелила в меня.
«Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло» 1865 г.
Заключительная строфа поразительно антистереотипична применительно к поэтической материи чувства - страсти. Тютчев уникально замыкает в последних четырех строках все поэтическое пространство текста.
свет небесный / / /
ВЕРХ: Гора духов блаженных
взор - «благодеянье» / / /
Душа поэта_
НИЗ: Дно ужасной бездны
СТРАСТЬ
I
= Сердца, в которых _правды нет_
///
пламень адский
\\\
милый взор
Женщины приносили Тютчеву любовь-жажду, любовь -томление, любовь-страсть, любовь-поклонение... Но это не оз-
начало, что не было обид, унижений, разочарований, боли. И все же земную Женщину он наделял Божественным ангельским ликом, освещал небесным лучом, потому в каждом стихотворении о Ней так много «светлой» лексики:
Видал я сей пламень в знакомых очах, Его упоенье известно и мне.
«Cache-Cache» 1828 г.
Алели щеки, как заря, Все жарче рдея и горя!
«Сей день, я помню.» 1830 г.
И взор твой светлый, искрометный...
«К ***» 1830 - 1833 г.
Люблю глаза твои, мой друг, С игрой их пламенно-чудесной, Когда их приподымешь вдруг И, словно молнией небесной, Окинешь было целый круг.
«Люблю глаза твои.» 1836 г.
В этих строках сосредоточено интимное чувство, не предназначенное для постороннего обозрения. Да простит нас Господь за то, что мы подслушали признания милому «другу», «Ангелу». С Любимой Тютчев не чувствовал себя одиноким, рядом с «феей» он пережил счастливейшие мгновения жизни. Только счастливый человек может наделить Женщину подобной красотой: «Негой стройною движений», станом, «оправленным в магнит», «звучным голосом», полулукавым светом очей и «длинным, тонким волосом, едва доступным пальцам фей». Но иногда в Божественное отношение к Женщине врывается мука борьбы духа и плоти:
Ты любишь, ты притворствовать умеешь, -Когда в толпе, украдкой от людей,
Моя нога касается твоей -
Ты мне ответ даешь - и не краснеешь.
«К N.N.» 1829 г.
Мы видим редчайшее слияние душ через единение плоти, поэтому не ощущаем ни пошлости, ни стыда, «не краснеем», впрочем, как и Она. «Притворство здесь не циничный грубый обман, а защита чувства - «Ты любишь». Речь не о грехе, равном преступлению вероломства, не о тварной похоти, наоборот, это слова о высокой любви. Человек, безусловно, может преодолеть страсть силой разума, либо подстроиться под общественные рамки приличия, но не всегда такое преодоление возможно -это-то и станет настоящим преступлением. По Тютчеву, страсть, порожденная Божественной любовью, - не порок, а Божественный знак. Поэт не отрекается от этого даже тогда, когда страсть любви превращается в роковой поединок:
Союз души с душой родной -Их съединенье, сочетанье, И роковое их слиянье, И... поединок роковой?
«Предопределение» 1851-1852 г.
Женщина всегда (!) возводилась Тютчевым на уровень нравственного совершенства, но в реальности Она не была столь идеальной - отсюда и «поединок роковой». Поэт всегда стремился к вершине, мечте, созданной его воображением. Храня в душе эту мечту он испытывал гармонию, полноту жизни. Но себя, породившего Женщину-совершенство, ощущал ущербным:
Пускай мое она созданье -Но как я беден перед ней...
«Не раз ты слышала признанье» 1851 г.
Думается, что в подобном уничижении и кроется как раз высокое мужское достоинство. Страсть нельзя подавлять, ведь
стремление познать счастье и блаженство составляет содержание внутреннего прогресса человека, его движения к духовности. Важно лишь, чтобы из животной она преобразилась в человеческую, нравственную. Разве не так у Тютчева?
И на руки к нему глава твоя склонялась,
И, матери нежней, тебя лелеял он.
Стон замирал в устах. дыханье уравнялось -
И тих и сладок был твой сон.
«С какою негою, с какой тоской влюбленный» 1837 г.
Сон у поэта - апогей любви, кульминация счастья: «Любовь есть сон.» («В разлуке есть высокое значенье» 1851 г.).
Принимая в Женщине только надмирное, Тютчев часто находился на грани мистики. Реальность возвращала его к земному через боль и потери:
Ты взял ее, но муку вспоминанья,
Живую муку мне оставь по ней.
«Есть и в моем страдальческом застое» 1865 г.
Завтра день молитвы и печали,
Завтра память рокового дня .
«Накануне годовщины 4 августа 1864 г.», 1865 г.
. нам с каждым днем яснее,
Что пережить - не значит жить .
«Графине А. Д. Блудовой» 1866 г.
Храм опустел, потух огонь кадила,
Но жертвенный еще курится дым.
«Как этого посмертного альбома» 1867 г.
Великий человеческий подвиг совершил Тютчев, объединяя в себе два полюса человеческого бытия: счастье и горе. Пропуская их через свое сердце, стремился к Идеалу Женщины. В
результате сумел заполнить этим стремлением разверзавшуюся перед ним пропасть бездуховности, безбожности. Впереди всегда шла Женщина = Вечная Женственность = Мудрость Божья. В Ней Тютчев воплотил совершенство, чтобы оно в облике Ангела вновь и вновь поднималось со страниц его книг, дабы явить в очередной раз свое откровение цинику, дилетанту и мудрецу. Думается, что поэт все же познал великое творение Бога, средоточие всех сил природы как вершину жизни, несмотря на риторический вопрос:
Земное ль в ней очарованье Иль неземная благодать?
«Как неразгаданная тайна» 1864 г.
Ему «открылось!»...
1 Тютчев Ф.И. Стихотворения. М., 1986.
2 Кожинов В.В. Тютчев. М., 1994.
3 Лопатина А., Скребцова М. Мир твоей души. «Русский раритет», 1997. С. 482.
З.Я. ХОЛОДОВА
Ивановский государственный университет
РОЛЬ ФИЛОСОФИИ ВЛ. СОЛОВЬЕВА
В ФОРМИРОВАНИИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО МЫШЛЕНИЯ М.М. ПРИШВИНА
Для выработки миросозерцания и художественного мышления М.М. Пришвина важное значение имело знакомство с метафизикой Вл. Соловьева, ставшей одним из главных истоков всей русской философии начала XX века. Вл. Соловьев как создатель христианской православной философии явился предтечей
