Женщины и сексуальные стратегии: позор и насилие Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Женщины и сексуальные стратегии: позор и насилие

Якоб Риги

Предлагаемый ниже текст представляет собой перевод пятой, самой большой, главы из книги «Постсоветский хаос в Казахстане: насилие и обездоленность». Опубликована она была в 2002 году; автор ее, Якоб Риги, скрылся тогда под псевдонимом Джума Назпари.

Книга эта примечательна прежде всего тем, что является результатом не просто включенного наблюдения антрополога, но и человеческого сопрожи-вания ее автора — и его искреннего сопереживания — с людьми одного непрестижного квартала Алматы, в котором иностранец Джума снял квартиру, нашел себе подружку, перезнакомился со многими жителями, с некоторыми подружился... Можно не соглашаться с таким, слишком уж глубоким, «погружением»; можно оспорить избранную автором грамшианскую объяснительную парадигму постсоветского хаоса, в соответствии с которой сам этот хаос объявляется специфическим способом господства (chaotic mode of domination) немногих над многими; можно обвинить Риги в запоздалом (?) увлечении неомарксизмом, в некоторой наивности и прямолинейности его инвектив в адрес капитализма — но непредвзятого читателя книга все равно впечатляет своей фактурной насыщенностью, откровенностью и искренностью, благодаря чему создается ощущение реальной жизни того «смутного времени», когда нефтяные деньги не хлынули еще в южную столицу, сделав ее за несколько лет настоящей столицей развлечений для всей Центральной Азии. Жившие же или побывавшие в Алма-Ате в то время, когда там жил автор, думаю, подтвердят, что ощущение это — не обманчивое. И конечно же книга привлекает нескрываемым сочувствием к тем, кто в результате перехода от социализма к капитализму переместился в стремительно разбухшую армию обездоленных. Словно Джума сам глубоко проникся тем разделяемым обездоленными ностальгическим идеалом счастливых советских времен, о котором Якоб написал целую главу в своей книге.

Перевод осуществлен с согласия автора по изданию: Joma Nazpary. Post-Soviet Chaos: Violence and Dispossession in Kazakhstan. London and Sterling (Virginia), Pluto Press, 2002. Псевдоним раскрыт по желанию автора.

Редакционный совет

Якоб Риги (Jakob Rigi), доцент отделения антропологии (Assistant Professor of Anthropology) Корнельского университета (Cornell University), США.

В этой главе рассматриваются две взаимосвязанные проблемы. Первая из них — это политэкономия секса в Алматы; в главе она освещается с точки зрения женщин, вовлеченных в этот процесс. Вторая проблема — это моральный ответ широких слоев населения на новую экономику секса. Как уже было отмечено в первой главе, в процессе перераспределения благ в бывшем советском Казахстане доминировали сети, образуемые небольшими группами мужчин. В таких условиях значительной части молодых женщин, не имеющих богатых или влиятельных родственников, которые могли бы обеспечить им и их бедным семьям экономическую безопасность, ничего не остается, как вступить в сферу сексуальных стратегий. К наиболее важным из них относятся: получение высокооплачиваемой работы путем удовлетворения сексуальных требований работодателей; поиск обеспеченного мужа; поиск спонсора (содержателя) — любовника, который поддерживал бы девушку материально; работа в сексуальной сфере.

Помимо нищеты, преобладающей в стране, практиковать сексуальные стратегии молодых женщин побуждают еще и желания, формирующиеся у них под влиянием потребительской культуры. Благодаря обилию в Алматы ресторанов, баров, дискотек и модной одежды в молодежной среде развилось сильное стремление к потреблению дорогостоящих товаров и услуг. В атмосфере потребительства оно становится частью молодежной культуры, молодежной идентичности. И для многих женщин, не имеющих обеспеченных родителей, единственный способ получить доступ к соблазнам, предлагаемым «свободным» рынком, — это торговля собственным телом. Хотя сексуальные стратегии воспринимаются практикующими их женщинами как стратегии выживания, широкие массы населения считают их знаковым элементом хаоса. Те, кто может позволить себе купить интимные услуги, предоставляемые такими женщинами, — это хорошо обеспеченные люди как местные, так и иностранцы. Заполучить их женщины пытаются либо на улице, голосуя водителям дорогих авто, либо посещая такие места, как бизнес-центры, рестораны, ночные клубы, где имеют обыкновение отдыхать обеспеченные люди.

В поисках работы

Как отмечалось в четвертой главе, доступ к большинству рабочих мест обеспечивается связями. По мнению местных жителей, если молодая красивая женщина не имеет таких связей, ее постараются склонить к тому, чтобы за работу в частном секторе, оплачиваемую более щедро, чем в госсекторе, она заплатила своей сексуальностью. Экспансия рынка и развлечений создала для женщин новые виды работ: танцовщицы, стриптизерши, официантки, продавщицы в частном магазине, переводчицы... Однако на эти работы отбирают в основном только молодых и красивых женщин. И широко распространено мнение, что получающие их женщины оказывают за это интимные услуги своим работодателям. Данная точка зрения — часть местной гегемонистской патриархальной идеологии, в соответствии с которой женщины не должны отказываться от ролей, предписанных им традицией. Вместе с тем сексуальная эксплуатация, которую испытывают на себе женщины, равно как и их беспокойство и тревоги по этому поводу, вполне реальны, о чем свидетельствует нижеследующий пример.

У моих квартирных хозяев — русской рабочей семьи — были долги. Они назанимали у родственников, чтобы сделать доплату при обмене — как раз за ту квартиру, которую я у них снимал. Вместе с ними жила их 21-летняя дочь с мужем. Свободно владея английским, она занималась им с соседскими детьми, а также делала английские транскрипции сложных русских терминов в юридических текстах, которые задешево переводил с русского на английский один местный еврей. Я предложил ей попробовать найти работу в качестве переводчика в какой-нибудь иностранной компании и переводить на выставках за более высокую зарплату. На что она ответила: «Моя мама и мой муж не позволят мне заниматься этим, потому что женщины, которые работают на бизнесменов, должны спать с ними».

Моя приятельница Жана, молодая незамужняя казашка, высказала подобное же мнение по другому поводу. Зима выдалась холодная, и я попросил ее помочь мне купить электрообогреватель. Она привела меня в крупнейший супермаркет Алматы. Это большое четырехэтажное здание, каждый его этаж разделен на несколько отделов перегородками, и в каждом отделе свой собственный прилавок. Любые виды товаров — турецкие ковры, модная одежда от Кельвина Кляйна, парфюмерия от Кристиан Диор, телевизоры японской

сборки и т. д. — продаются в этих отделах. Слоняясь по супермаркету, я не мог не откомментировать: «Сколько же здесь работает красивых женщин!» «Еще бы им не быть красивыми, — откликнулась Жана, — их не так просто отбирали, они — любовницы». Затем она объяснила, что владельцы магазинов, как правило, — мужчины, берут на работу молодых красивых женщин, которые отвечают их сексуальным предпочтениям и откликаются на интимные предложения. Мнение Жаны разделяло большинство людей в округе, да и в других местах; что оно широко распространено, свидетельствуют три характерных объявления из «Каравана», опубликованных 23 августа 1996 года в рубрике «Ищем работу»:

Женщина, 36 лет, ищет работу. Интим не предлагать. Тел...

Интеллигентная женщина ищет высокооплачиваемую работу (домработницей, переводчиком или другое). Интим не предлагать. Тел.

Девушка. Ищет работу. Интим исключен. Тел.

Второе объявление нацелено на иностранцев, которые обычно нанимают домработниц и переводчиков. Интересно, что поместившая его женщина требует высокую заработную плату за уборку.

Многие женщины впрямую сталкивались с ситуацией, когда мужчины обещали работу в обмен на интимные отношения. В четвертой главе я упоминал о девушке Наташе, жаловавшейся на сексуальные домогательства со стороны мужчин. Вот эта история с ее собственных слов.

«Когда я продавала украшения на улице, ко мне подошел один казах и спросил меня: “Тебе нужна работа?” Я спросила, какого рода работа. Он ответил, что это работа продавцом в кафе, расположенном в здании колледжа. Он дал мне адрес, я встретилась с ним в этом кафе, и во время нашего разговора он предложил мне стать его любовницей. Я не согласилась и отказалась от работы, но телефонами мы все же обменялась. Некоторое время спустя он позвонил и сказал, что я могла бы торговать для него сумочками, шампунем, куртками и т. д. — за 5 % с продаж. Это меня устроило, но на встречу с ним я пришла со своей подругой-казашкой. Через несколько дней он позвонил и спросил, продала ли я что-нибудь. А затем: “Как насчет твоей подруги, я хотел бы, чтобы она стала моей любовницей”. Я сказала, что не выйдет, а когда он поинтересовался, почему я так смело отвечаю за нее, ответила: потому что я ее хорошо знаю. Я продала одну куртку, но не смогла продать ни одной сумочки и вернула ему их. Через какое-то время он снова позвонил. Сообщил, что собирается ехать в другой

город заниматься там бизнесом и предложил мне поехать с ним. Я снова отказалась».

Молодая казашка, преподававшая английский в университете, рассказала историю примерно такого же содержания. Она посетовала, что декан посылает в Европу по программе TACIS 1 только «своих». Моя собеседница уже дважды подавала заявку, но гранта не получила, хотя она гораздо более квалифицированный специалист, чем те, кого отправляют. Ей очень хотелось побывать в Европе, и я посоветовал ей найти работу в какой-нибудь международной компании, предположив, что там больше шансов поехать в командировку. Вот что она ответила.

«Да не дадут они работу, пока с ними не переспишь! Пробовала я как-то устроиться в KLM. Пакистанец, который беседовал со мной, сказал, что я получу работу, если буду “хорошей девочкой”. Я спросила, что он хочет этим сказать. Он объяснил, что я должна вести себя так, чтобы доставлять ему удовольствие. Его секретарша, находившаяся в той же комнате, начала смеяться надо мной, и я потеряла терпение — взяла лист бумаги, написала “секс” и протянула пакистанцу. Прочитав написанное, он утвердительно кивнул. Я разозлилась и сказала ему: “Извините, я не могу быть настолько хорошей девочкой, найдите себе кого-нибудь другого”. И ушла».

И все же, несмотря на опасность сексуальной эксплуатации и последующей стигматизации, женщины все равно продолжают искать работу в тех секторах занятости, где сравнительно с традиционной занятостью можно заработать в два-четыре раза больше. Сопоставим для примера заработок сестер Миры и Гули, живших неподалеку от меня.

Отец сестер — уйгур, мать — русская. Родители давно развелись, дети остались с матерью. Мире 28 лет, она тоже разведена (ее бывший муж — русский), у нее есть сын. Гуле 21 год, она замужем за русским. Старшая сестра работает официанткой в кафе, которое является частью комплекса, включающего в себя ресторан, бар и казино, и находится во владении местного татарина и местного еврея, после перестройки получившего израильское гражданство. Вторая сестра работает в пекарне, открытой недавно одним турком из Турции. Первая работает через сутки, вторая — стандартные 8 часов всю неделю. Мира зарабатывает 200 долларов в месяц, а Гуля — 3 000 тенге (50 долларов). Мира устроилась на эту работу через своего казахского любовника-мафиози, который знает хозяина комплекса. Я спросил Гулю: «Почему бы тебе тоже не поработать

в этом кафе?» Она ответила: «Мой муж очень ревнивый, он никогда мне этого не позволит».

Мужчины — посетители комплекса либо местные, либо приезжие из бывших советских республик и, по словам Миры, мафиози и бизнесмены. У самой Миры двойственное отношение к тому, как она получила работу. С одной стороны она довольна своей зарплатой, а менеджер и посетители относятся к ней уважительно, так как знают, чья она подруга. «Если кто-то меня заденет, они тут же поставят его на место, — говорила она, указывая на трех молодых казахов-охранников, — ведь они знакомые моего друга». С другой стороны, Мире разонравился ее казах, но бросить его она боится.

«Сначала я любила его, но как узнала, что он женат и у него есть ребенок, почувствовала себя обманутой, и любовь прошла. Однажды он привез свою семью в наше кафе и представил их мне. Я подружилась с его женой, но не смогла сказать ей правду. Когда он хочет провести со мной всю ночь, он говорит ей, что у него дела, связанные с бизнесом. Когда он понял, что я больше не испытываю к нему никаких чувств, он сказал мне, что любит меня, и, что если я вдруг исчезну, он подожжет мой дом и убьет сестру и мать. Он рэкетир, он непременно так сделает».

Быть любовницей в Алматы — позорно. Любовница считается аморальной, недостойной женщиной. Правда, мать и сестра Миры и ее подруги знают о ее связи, но не находят в этом ничего предосудительного. Сама Мира говорит, что ее мало волновали бы суждения окружающих, если бы она любила своего казаха. И все же мне кажется, что она просто пытается найти себе оправдание, так как сама однажды отозвалась о молодых женщинах, посещавших комплекс, с ноткой отвращения в голосе: «Замужняя женщина никогда сюда не придет, эти девушки либо проститутки, либо содержанки». То, что она ступила на ту же стезю, вызвано целесообразностью, не является добровольным выбором. Мира чувствует себя заложницей своего любовника — и из-за угрозы насилия с его стороны, из-за своей работы. Ведь положение женщин, выполняющих подобного рода работу, очень нестабильно: работодатель может запросто уволить их и найти на их место кого-то еще, или же может пресытиться ими с эротической точки зрения.

Мира говорит: «У меня нет будущего, начальник может уволить меня, когда ему вздумается, если я заболею, никто не позаботится обо мне и моем сыне. У меня нет страховки». Я спросил ее, является ли она членом профсоюза, и Мира ответила, что «капиталисты»

(ее выражение) не одобряют профсоюзов и сейчас, в отличие от советских времен, подобные организации больше не существуют2. Хотя женщины, работающие в барах, ресторанах и казино зарабатывают гораздо больше, чем те, кто занят в других сферах, их работа значительно опаснее, так как клиентами перечисленных заведений обычно являются мафиози или хулиганы. Несколько раз я становился свидетелем ситуации, когда хулиганы, обедавшие в кафе, пытались уйти не заплатив, и Мире приходилось их останавливать. В конце концов нарушители порядка платили, так как знали про казахов-охранников; но Мира не чувствовала себя в безопасности. По ее словам, они могут избить ее, если она случайно где-нибудь с ними столкнется. Вторя ей, Виктория, работающая в казино «Плаза», так описывает не очень-то приятные условия своей работы.

«Я — игорный дилер, мне не разрешено разговаривать с клиентами. Я и слова не могу сказать, а те, когда теряют свои кровные, несут все, что им вздумается. Просто сходят с ума! Наше казино открылось недавно, работаем с сентября. Поначалу у нас каждый месяц случалось по две-три драки между посетителями, и тогда наш хозяин обратился в полицию, чтобы та нас защищала. Когда клиент проигрывает, ему хочется вас убить. Конечно, меня могут подменить, но до того приходится минут по 20 выслушивать всякое о своих родственниках и семье. Иногда это граничит с оскорблением. В нашем казино стреляли в дилера. в другом казино девушку застрелили».

В то время как все дилеры в казино — молодые женщины из местных, хозяин его — иранец с турецким паспортом, а все прочие служащие — молодые турки. Клиенты — как иностранцы, так и местные. Среди первых преобладают говорящие по-немецки, среди вторых — казахи. Женщины, приходящие в казино, по словам Виктории, либо проститутки, либо любовницы, сопровождающие своих мужчин.

Жана, заклеймившая девушек из супермаркета, работала с подругами на бизнесменов на выставке в качестве переводчицы. Девушки обычно узнают о первом дне выставке из прессы или от друзей. Когда выставка открывается, десятки девушек бросаются к предпринимательским стендам. На каждом стенде два-три бизнесмена проводят с девушками трехминутное собеседование и выбирают тех, кто их устраивает. Мнение Жаны:

«Девушек они выбирают по двум критериям: по знанию языка и по красоте, причем красота важнее. Я не красавица, но очаровывать умею.

Когда подходишь к бизнесменам, у тебя всего-то минут пять на то, чтобы завлечь кого-то из них, влюбить его в себя».

Ее подруга Валентина, высокая красивая украинка, говорит, что взяла за правило использовать свою привлекательность в целях получения работы. Она флиртует с бизнесменами и получает место, но в конечном счете спит только с теми, кто ей нравится, другим отказывает. Но если Валентина мастерски, вполне уверенно владеет ситуацией, то Жана чувствует себя уязвимой.

«Ненавижу я этих деловых людей, вечно они пытаются меня купить. И мне, и Валентине, и Малене они предлагают переспать с ними за деньги. До сих пор мы им отказывали. Начинают они обычно со ста долларов, затем обещают и двести, и триста. Раз один русский предложил мне пятьсот. Но я отказала ему, он был такой уродливый и жирный, что, если бы я переспала с ним, я бы наверное умерла. Часто мы говорим друг другу, какие же мы дуры: если бы переспали с ними со всеми, то у каждой из нас было бы сейчас по несколько тысяч долларов».

Жана и ее подруги завязывают контакты с иностранцами не только на выставках, но и в международном бизнес-клубе. Как-то, когда Жана работала с двумя бизнесменами с Кипра, я пару раз навестил ее на работе. В университете она сказала мне, что ей удалось очаровать двух предпринимателей. Вечером один из них, немолодой уже мужчина, лет 55-ти, пригласил ее на ужин. Я расстроился, и Жана, уловив мою реакцию, рассердилась и заявила: «Нет у тебя права осуждать меня. Мое тело, не твое, как хочу, так им и распоряжаюсь». Я признал ее правоту. Впоследствии она рассказала мне следующее.

«Мы ужинали в “Марко Поло”. Пока ели, он все пытался прикоснуться ко мне. Каждый раз, как он хотел мне что-нибудь сказать, он дотрагивался до руки, кисти или еще какой-нибудь части моего тела. И каждый раз мое тело реагировало на это очень плохо. Наконец я отодвинулась от него на такое расстояние, чтобы он больше не мог трогать меня своими грязными лапами».

За три дня работы она совсем вымоталась и признавалась мне:

«Боже мой, ты не представляешь себе, сколько сил уходит на то, чтобы защитить себя!.. Месяцами мы с подругами обсуждали, спать или не спать за деньги, в итоге решили этого не делать. И все равно искушение остается. Вот вчера я видела кожаную юбку за сто баксов. Она мне понравилась, но нет у меня на нее денег; если же пересплю с кем-нибудь, то будут

и деньги, и юбка. И нет у меня денег на то, чтобы самой, за свой счет сходить в приличное заведение. Вот и приходится привязывать к себе бизнесменов, чтобы сводили меня в “Марко Поло” или в итальянский ресторан, но в конце концов я смываюсь от них».

Если иностранцам можно спокойно отказать и вообще в отношениях с ними у девушек достаточно места для маневра, в отношениях со «своими» такими возможностями они не располагают. Уж коли девушка попала в ловушку — связалась с местным предпринимателем, у нее не остается другого выбора, как соглашаться на его сексуальные домогательства. В противном случае за то, что «обманывала» мужчин, ее могут избить или попросту изнасиловать. Молодая учительница-казашка как-то сказала мне: «Если наш мужчина дарит плитку шоколада, значит хочет переспать со мной. А попытаешься увильнуть, он заявляет: “Я купил тебе и то, и это, так что ты должна спать со мной”».

В поисках спонсора

Другой способ для молодых, в особенности для разведенных, женщин получить доступ к материальным благам — это найти спонсора. Я столкнулся с этим феноменом в первый же месяц моего пребывания в Алматы. Тогда я довольно близко сошелся с группой нелегальных уличных торговцев, в которую входили: Нина, молодая мать-одиночка смешанного чечено-казахско-русского происхождения, семейная пара (муж — казах, жена — уйгурка) и еще одна пара, неженатая, только недавно начавшая свое дело (мужчина — местный кореец, а женщина — казашка из Караганды). Их занимала моя необычная профессия этнографа, любопытствовали они и насчет жизни в Европе, поэтому мы встречались чуть ли ни каждый день и пили пиво и дешевую водку. Так как из всей компании только я да Нина были свободны, между нами возникла привязанность, которую заметила женатая пара. Как-то Талгар, казах, спросил меня: «Джума, ты хочешь быть ее спонсором?» Я спросил его, что он имеет в виду. «Что ты поддерживаешь ее как морально, так и материально», — ответил он. Я попал в очень затруднительное положение, во-первых, потому что не люблю, когда в мои отношения с женщиной вмешивается кто-то третий, во-вторых, из-за того, что истолковал слово «спонсор» как «покровитель». Такой смысл

показался мне оскорбительным — и для меня самого, и для Нины, и я объяснил Талгару, насколько мог дружелюбно, что идея эта мне не нравится и что по моему мнению женщины должны сами за себя отвечать, то есть быть собственными спонсорами. После этого мы с Ниной оказались в затруднительном положении, поскольку публика поняла мой ответ так, что я от нее отказываюсь, тогда как на самом деле она мне нравилась; я просто осудил спонсорство. К счастью, выручил случай. Мой друг позвонил мне из Австрии и сообщил, что мне необходимо вернуться и разобраться с кое-какими проблемами, возникшими с моим грантом. Когда же через пару недель я снова был в Алматы, мы оба забыли о недоразумении. Да и о понятии «спонсор» я не вспоминал в течение нескольких месяцев, пока оно не всплыло в ходе одной дискуссии с моими студентками. Только тогда я уяснил для себя, что спонсорство — прочно укоренившийся в Алматы институт, о котором знают практически все жители города в возрасте 15 до 50 лет, независимо от пола и этнической принадлежности.

Спонсорство — это широко практикуемая форма обмена (reciprocity) между мужчиной (спонсором) и женщиной, при которой секс оплачивается деньгами и вещами. Молодая татарка, студентка университета, определила спонсора как мужчину, который обеспечивает женщину материально. Быть спонсором — привилегия мужчин, сумевших извлечь экономическую выгоду из социальных перемен последних лет. Это видно из определения, предложенного моей студенткой Ольгой, 22-летней девушкой, наполовину казашкой, наполовину русской: «Спонсор очень богатый или достаточно богатый мужчина, который обеспечивает женщину деньгами, модной одеждой и другими подарками и спит с ней».

Одна моя коллега по университету сказала мне, что такого рода обмен в ограниченных размерах практиковался еще в советские времена. Но как широко распространенная практика, он без сомнения представляет собой постсоветский феномен. Как добавила та же Ольга:

«В Советском Союзе и слов-то таких не было. Это новое слово. Я объясню вам, откуда оно взялось. Когда у нас начали появляться шоу, масштабные тусовки, всякие музыкальные мероприятия, надо было найти кого-то, кто бы все это финансировал. Таких людей называют меценатами — то же самое, что спонсор. После девушки и своих любовников стали называть спонсорами — из-за денег, финансовой стороны отношений».

О спонсорстве знают все, но относятся по-разному. Среди женщин различия в моральном отношении к нему совпадают с различием поколений. Женщины старше сорока очень критически воспринимают девушек, которые заводят себе спонсоров; своим дочерям они не позволили бы стать чьими-либо любовницами. В большинстве случаев они считают содержанок непорядочными и недостойными женщинами. Молодые приемлют спонсорство. Виктория, работающая в казино, видит в нем одну из стратегий, позволяющих женщинам получить свою долю богатства, награбленного мужчинами; Ольга связывает его со свободой:

«Спонсор — человек, который посещает женщину дважды или трижды в неделю и дает ей ровно столько денег, чтобы она могла пойти и купить себе что-нибудь модное и красивое. Иногда, если он достаточно богат, он дарит и дорогие подарки: машину или какие-нибудь золотые украшения (например, золотое кольцо). А муж — его вы видите каждый день, время от времени он надоедает вам, действует вам на нервы. Многие мои подруги и соседки развелись со своими мужьями. Они не хотят снова идти замуж, они хотят спонсоров. Незамужние женщины тоже мужьям предпочитают спонсоров. Женщины хотят свободы, но в то же время они хотят и денег. Перед спонсором у вас нет никаких обязательств, он вам не муж. Можно познакомиться с другим человеком и полюбить его по-настоящему. Один мужчина — для денег, второй — для души».

Другая молодая женщина, студентка-казашка, ничуть не стесняясь, в присутствии двух своих подруг сообщила мне, что у нее пять спонсоров (и подруги знали кое-кого из них), добавив, что между собой они, девушки, называют спонсоров «кошельками». Она сказала, что у нее есть молодой человек, которого она любит, затем пояснила: «Как правило, девушки встречаются сразу с несколькими мужчинами, но только один из них для души, все остальные — для денег». Ольга с подругами столь же откровенно рассказывают друг другу о своих спонсорах: «Иметь спонсора — не секрет. Мы вообще все обсуждаем: кто женат или замужем, кто разведен, у кого спонсор, сколько денег он дает своей любовнице, что она на них себе покупает». И еще одна ее ремарка:

«Женщины находят спонсоров в ночных клубах, бизнес-центрах и на улицах. Это очень просто — идешь по улице и видишь человека за рулем шикарного автомобиля. Ясно, что он бизнесмен, что богатый. Останавливаешь машину, будто бы тебе нужно такси. Увидев красивую женщину, он

никогда не откажется остановиться и познакомиться. И неважно, женат он или нет, важно, может ли он содержать еще одну женщину».

Хотя многие женщины предпочитают мужьям спонсоров, помимо рисков, связанных с самим поиском спонсора, неустойчивость таких отношений и заложенное в них отчуждение делают спонсорство проблематичным выбором. Отсюда — ностальгия той же Ольги по тому типу отношений, который якобы существовал в советскую эпоху:

«Тогда, встречаясь с мужчиной, долго поддерживали лишь духовные отношения, не сексуальные. До близости могли встречаться и месяц, и два. Сегодня же, стоит познакомиться с мужчиной, он с первой встречи тащит тебя в постель. Никто не ищет родственную душу, всем подавай только секс. В советское время мужчина, знакомясь с женщиной, искал себе подругу по сердцу. Теперь времена изменились».

Я разговаривал с десятками молодых женщин, имеющих спонсоров. Обычно я встречал их в кафе, где работала Мира3. Хотя в большинстве своем они без всякого напряга говорят о спонсорстве и своих собственных спонсорах, они, как и молодая казашка, упоминавшаяся ранее, четко разделяют отношения, базирующиеся на чувствах, и спонсорство. Последнее считается основанным на деньгах и от проституции отличаются только продолжительностью и взаимной дружбой. В самом деле, многим их спонсоры нравятся; но определяющее значение для них имеют все же материальные мотивы, не эмоциональные. Они описывают спонсорство как нечто сопряженное с дегуманизацией и отчуждением, но — необходимое для выживания. Большинство полагали обычном делом, когда у женщины, находящейся на содержании, есть настоящий возлюбленный. Мол, женщина отдает спонсору свое тело, зато душу и сердце хранит для любимого.

С помощью такого понимания личности, разделяющего в человеке духовное и телесное, женщины пытались сохранить хоть какую-нибудь степень самоуважения. Обездоленным свойственно думать, что с ростом рыночных отношений их истинные советские гуманистические ценности подверглись осквернению и эрозии. Отрицательнее всего люди воспринимают коммерциализацию сексуальных отношений. Женщины, имеющие спонсоров, придерживаются в сущности тех же взглядов; им потому и нужно противопоставление души и сердца телу, чтобы с его помощью противостоять отчуждению, которое навлекает на них превращение их тел в товар.

Они утверждают, что душа и сердце — сущность их личностей и эта сущность не продается, ее можно только отдать — в обмен на любовь. Внешнее, поверхностное в человеке, его тело, может быть преобразовано в товар, но преобразование не захватывает сердца. Этот дуализм показывает, что, с одной стороны, потребительская культура и новые нормы сексуальных отношений привлекательны для большинства молодых женщин, с другой, воспринимаются ими как чрезмерно эксплуататорские. Ольгина ностальгия по истинным отношениям между мужчиной и женщиной, которые якобы были характерны для советской эпохи, прекрасно это иллюстрирует.

С точки зрения женщин главная проблема спонсорства заключается в следующем: пусть оно и не считается проституцией, но все равно влечет за собой неуважение и стигму. Отношения, образующиеся при спонсорстве, не могут в будущем перерасти в семейные. Более того, они нестабильны. Идеальным считается другой выход — найти обеспеченного мужа. И молодые женщины активно ищут таких мужей. При этом, по словам всех женщин, с которыми я разговаривал, единственной наживкой, на которую можно поймать мужа, является красота вкупе с даром женского эротического обаяния.

В поисках мужа

Я обсуждал проблему брака с моими студентами с первого, третьего и четвертого курсов4. Возраст участников дискуссии варьировался от 17 до 22 лет, были там и юноши, и девушки, и именно последние лидировали в процессе обсуждения. У них были более четкие представления о браке и идеальном супруге, чем у ребят. Одна студентка с первого курса, наполовину татарка, наполовину русская, заявила на групповом обсуждении, что девушки считают ровесников незрелыми и потому общаются с теми, кто постарше. Молодой человек, наполовину русский, наполовину цыган, откомментировал ее заявление следующим образом: «Им нужны старики, потому что у тех есть деньги». Это утверждение обострило ситуацию, парни и девушки принялись громко спорить, отстаивая или опровергая его позицию. Но когда мы вернулись к упорядоченному спокойному обсуждению, все девушки признали, что финансовый фактор может оказаться для них наиглавнейшим при выборе будущего мужа. Я еще вернусь к этому.

Причина большего внимания девушек к обсуждавшемуся вопросу и их более ясного понимания заключается в следующем. Во-первых, все они, кроме девушки, у которой отец был украинцем, но которая росла без него, с матерью узбечкой, полагали замужество и материнство главными целями в жизни. Во-вторых, все уже находились в том возрасте, когда пора выходить замуж и потому активно искали себе мужей. Об этом они сами говорили на обсуждениях в группах, равно как и о том, что главное в замужестве — это его материальная сторона, а не любовь.

Одна из моих студенток сказала (и другие с ней согласилась), что замужество — «самая главная карьера в жизни женщины». Статус хорошей жены и матери — высший статус, который женщина может обрести в своей жизни. Фактически то же самое говорится, когда на празднествах поднимают тост за женщин. Как уже отмечалось ранее в главе четвертой, женщина получает признание скорее как домохозяйка и мать, чем за свои научные или социальные успехи. В постсоветском Казахстане замужество, помимо своей культурной значимости, обрело новую важную экономическую роль по причине гендерного неравенства при распределении благ. Для многих женщин доступ к богатству или просто обеспеченной жизни возможен только в браке с мужчиной, благополучным с материальной точки зрения.

Обычно выходят замуж в возрасте 17—22 лет. Предполагается, что к 22 годам девушка уже должна найти себе подходящего мужа. В противном случае ее мать будет постоянно напоминать ей, что она обязана отыскать себе супруга; не меньшее давление на нее будут оказывать шуточки подруг и пересуды соседей. «Если ей уже 25, — говорила мне Наташа, — и девушка все еще не замужем, соседи начинают называть ее старой девой». Одним из самых важных событий в жизни каждой матери является выдача дочерей замуж. Когда брачные отношения правильным образом оформлены и девушка теряет девственность, только тогда она становится женщиной. Люди проводят четкое различие между ребенком женского пола (девочкой), женщиной-девственницей (девушкой) и собственно женщиной .

Для большинства молодых женщин принц из сказки — это физически сильный мужчина с хорошим доходом. Бедный мужчина считается в девичьей среде моральным уродом. Ему явно не хватает силы воли, навыков и целеустремленности, необходимых для того, чтобы зарабатывать деньги. Трус, то есть тот, у кого недостаточно

мужества и умения применить физическую силу, чтобы защитить себя или свою женщину, также не приветствуется. Обычно, как говорят девушки, материально обеспеченные мужчины и физически сильны. Они либо сами мафиози, либо имеют связи в мире мафии. Представление о важности маскулинной физической силы отчасти унаследовано от советских времен. В СССР, как в обществе милитаризованном, физическая сила мужчины ставилась высоко. В бывших советских республиках существует так называемый мужской день, 23 февраля — День советской армии, когда женщины поздравляют мужчин. Но помимо историко-культурного фактора, искать защиту у сильных мужчин женщин побуждает обрушившаяся на них в постсоветский период волна насилия.

Сами хулиганы на роль защитников не подходят, так как вызывают у женщин отвращение. Идеальный тип сильного мужчины — это джентльмен . По мнению многих представительниц прекрасного пола, он обладает следующими характерными чертами: это мужчина с достатком, элегантно одевающийся и разъезжающий на дорогом автомобиле; утром он отвозит свою любовницу или жену на место работы или учебы на машине, а вечером точно так же забирает домой; он подает женщине руку, помогая выйти из машины или сесть в нее, помогает ей надеть пальто; защищает ее от спонсоров; покупает ей красивую модную одежду, цветы, делает дорогие подарки, приглашает в рестораны.

Ниже описываются способы, применяемые женщинами для того, чтобы отыскать подобного джентльмена. Они взяты из разговора с казашкой Гюльмирой — моей студенткой и приятельницей. То, что рассказала она, совпадает с тем, что и до нее, и после нее говорили многие другие женщины, а также с моими собственными наблюдениями. (Следующий отрывок не является прямой речью, но составлен так, будто говорит Гюльмира.)

«Девушки пытаются найти состоятельных мужей в барах, ресторанах, на вечеринках и на улице. В последнем случае главный способ — остановить дорогую иномарку. Но этот способ, как и посещение ночных клубов, — опасный, так как чаще всего те, кто разъезжают на иномарках или ходят в подобные заведения, принадлежат к М-организации5. В принципе девушки не против заполучить мафиози в спонсоры или в законные мужья. Однако они учитывают разницу между двумя категориями мафиози: аристократами и плебеями. Аристократы — коренные горожане, у них хорошее образование, они не демонстрируют публично свою силу, в криминальных делах поступают цивилизованным образом — очень обдуманно,

расчетливо, даже изощренно. На людях, знакомясь с женщиной, они ведут себя как джентльмены. Аристократические мафиози, это как правило, казахи — уроженцы города, есть среди них и русские.

Плебеи состоят из двух групп: казахов — выходцев из деревень и го-рожан-кавказцев. Мужчины первой группы занимаются спортом, стригутся под “ежик” и носят джинсы и кроссовки. Они обычно ходят кучей, в том числе и в бары, рестораны и на дискотеки. Они организованы, регулярно собирают с бизнесменов некую мзду, угрожая в случае отказа поджечь магазин. Их можно встретить на любом рынке. У них есть связи с крупными авторитетами6. Кавказцы же одеваются как аристократичные мафиози, но по своему поведению — те же плебеи.

Девушки стараются не иметь контактов со второй категорий мафиози, а мужей и спонсоров находить среди мужчин первой категории. Но совсем избежать плебеев не так-то просто, поскольку, когда девушка (одна или в компании) приходит куда-нибудь без мужчины, те думают, что она пришла в поисках клиентов. Поэтому они начинают приставать к девушкам: подсаживаются к ним за столик, приглашают потанцевать или же предлагают угостить их выпивкой. Стоит рэкетиру заинтересоваться девушкой, как она оказывается в очень большой опасности. Мало того, что рэкетиры обычно ходят группами и группы в большинстве знают друг друга, — даже когда они не знакомы, у них есть неписаный закон: не вмешиваться, когда дело касается женщин. Женщины просто не стоят того, чтобы мужчины вступали из-за них в конфликты.

Девушки по-разному выходят из таких ситуаций. Самое главное — сохранять спокойствие и уклониться от танца. Но сделать это надо так, чтобы не обидеть приглашающего. Например, прикинуться стеснительной. Если же девушка поддерживает разговор, улыбается, принимает угощение и спиртное, соглашается танцевать, тогда ей придется следовать за ним. Иначе ее изобьют или увезут силой. Впрочем, даже если она не отвечает, ее тоже могут увезти. Очень важно вести себя в клубе как можно скромнее, не так, как вульгарная девушка. Скромная сидит тихо, не бросает по сторонам взгляды, одета не вызывающе, не курит, не пьет крепких напитков, не смеется громко. Вульгарная, наоборот все это делает. И тем самым подает мужчинам сигналы: я доступна.

Другой способ провести рэкетиров — прикинуться дурочкой. Мужчины обычно думают, что женщины глупы, и вы можете использовать это обстоятельство против них, притворившись, что не понимаете, чего от вас хотят. Если мафиози очень уж настойчив, лучше согласиться потанцевать, а потом ускользнуть, например, под предлогом того, что нужно в туалет. Но тут уж надо действовать очень быстро. Еще один способ избавиться

от мужчин подобного рода — дать понять, что знакома со всем известным рэкетиром, скажем, с Даулетом Турлихановым или Сериком Кунакбаевым. Если девушка упомянет их уверенным голосом, хулиганы могут поверить и оставить ее в покое.

Опасность исходит не только от плебеев. Аристократы тоже могут быть очень опасными. Многие на людях играют роль аристократа, а как только приводят девушку к себе на квартиру, то тут же меняются. Могут изнасиловать или избить. Но это еще что, куда хуже стать жертвой группового изнасилования. Вообще когда мужчина пьян, он способен на все, не просто избить, но и убить может. Вас могут изнасиловать и вышвырнуть на улицу, не дав денег даже на такси, так что вы оказываетесь под угрозой быть снова изнасилованной кем-либо еще. Никогда нельзя полностью доверять мужчине, даже приличный с виду отец семейства может оказаться насильником. В зависимости от места он разыгрывает разные роли: дома он хороший отец и примерный муж, но когда ему надо расслабиться, он может подцепить девушку на дискотеке, а затем изнасиловать ее.

Безопаснее всего искать мужа, когда ты у кого-нибудь в гостях — на вечеринке, на свадьбе или дне рожденья. В таких случаях вы в большей безопасности. Мужчина, которого вы знаете, вряд ли просто так решится изнасиловать вас. Проблема в том, что на подобного рода мероприятиях подыскать богатого кандидата в мужья очень трудно.

Найти мужа мешает еще одно обстоятельство. Мужчина, как правило, стремится жениться на девственнице. Он считает так: если ты не девственница, то годишься для секса, женится же можно только на невинной. Он думает: женишься на женщине, которая уже спала с мужчинами раньше, она и в замужестве будет с другими спать. Но если девушка молода, красива и сообразительна, путь она и не девственница, все равно может увлечь мужчину, влюбить его в себя, и он так или иначе женится на ней.

Даже встретив мужчину, который вам действительно нравится, вы не можете доверять ему. Богатые мужчины заводят любовниц точно так же, как их жены заводят любовников. Это своего рода мода в Алматы. Муж и жена ведут хитрую игру, обманывают друг друга, часто ходят на сторону («отдыхают»7) и ничего друг другу не рассказывают. Редко сейчас брак длится долго. Я бабников не люблю, но если муж у меня будет богатый, я позволю ему связи с другими женщинами. Но только, если богатый, — у всякого другого такой номер не пройдет».

Найти подходящего мужа или спонсора трудно. Девушек бедных и расставшихся с невинностью это обстоятельство подталкивает на путь проституции.

Проституция

В Алматы проституция — широко распространенный феномен. В районе, где я снимал квартиру, в нее были вовлечены шесть женщин и одна 14-летняя девушка. Молодая пара наркоманов, жившая в одном из ближайших от меня домов, зарабатывала себе на жизнь, продавая наркотики и играя в азартные игры; но муж подрабатывал еще и сутенером. В последний месяц моего проживания в этом районе там активно рекламировали массажный салон, который на поверку оказался тайным публичным домом. По меньшей мере с полдесятка женщин из моего квартала давали в «Караване», самом популярном казахстанском еженедельнике, в рубрике «Ищем работу», объявления о предоставлении интимных услуг. Эти объявления лишний раз свидетельствуют, насколько распространена секс-работа. Так, в номере от 23 августа 1996 года с нею связаны 75 объявлений из 136. (Неслучайно проститутку в Алматы называют еще Караван-девушка.) Из общего числа ищущих работу — мужчин только 50; и лишь немногие женщины из тех, что дали объявления о поиске обычной работы, оговорили в них, что «интим исключен». Кстати, такие оговорки — следствие преобладающих в Алматы практик, когда ожидается, что женщина будет удовлетворять сексуальные требования своего работодателя.

В следующих разделах я опишу истории жизни трех секс-работниц, расскажу об условиях, в которых они живут и работают, о клейме, налагаемом на них их работой, и о насилии, которому может подвергнуться женщина, заподозренная в «легком поведении».

Был ранний вечер теплого майского дня. По своему обыкновению я бродил по улочке у моего дома, заводя разговоры с лоточниками, продавцами киосков или с людьми, собиравшимися небольшими группками, чтобы посидеть в кафе. Я решил купить кока-колы и пойти домой. Когда я здоровался с продавцом магазинчика, молодая красивая казашка, уже успевшая купить сигареты, улыбнулась мне и поздоровалась со мной. Я тоже поздоровался и спросил: «Я вижу вас впервые. Вы живете неподалеку?» Она объяснила, что только недавно сюда переехала, и указала на одну из многоэтажек на другой стороне улицы: «Мы живем вон там, на первом этаже». Она ждала меня, пока я покупал свою колу, нам было по пути и мы вместе перешли улицу. Ближе к дому я хотел было распрощаться и уйти, но она пригласила к себе, и я согласился зайти.

Дверь была открыта, и, когда мы заходили, другая женщина крикнула моей спутнице: «Я курить хочу, где тебя так долго носит?» Затем, бросив на меня недружелюбный взгляд, снова обратилась к моей спутнице: «Кто это? Разве я не говорила тебе, что не разрешаю водить клиентов сюда?» Первая девушка объяснила извиняющимся тоном, что я не клиент, а их сосед-иностранец. Когда ее рассерженная подруга услышала слово «иностранец», она сразу успокоилась. В совершенно другом тоне она обратилась ко мне с извинениями, дескать, приняла меня за кавказца. «Если они узнают, где ты живешь, от них не избавишься. Постоянно будут приходить, рассиживаться, как у себя дома, пить водку, да еще пытаются поиметь тебя бесплатно», —пояснила она. Потом они пригласили меня выпить чайку. Первая девушка поинтересовалась, каким бизнесом я занимаюсь, а когда я ответил, что я не бизнесмен, а ученый, антрополог, они стали расспрашивать о моей работе и о целях моего приезда в Алматы. Девушки были поражены моим намерением написать о жизни людей в Алматы. Через некоторое время первая девушка предложила мне заняться любовью за деньги, но я поблагодарил ее и вежливо отказался, сказав, что у меня есть подружка. Тогда они спросили, можно ли у меня посмотреть «Тропиканку» (бразильский сериал), так как у них телевизора не было. Я согласился. В течение пяти месяцев я регулярно виделся с ними. Они смотрели мыльные оперы каждый день: сначала «Тропиканку», затем «Кассандру» и «Новую жертву». Позднее к ним присоединились еще две женщины. Звали их Жулдуз, Асель, Алма и Дана. Далее следует отрывок из биография Асель. Я не мог включить в книгу жизнеописания остальных девушек из-за недостатка места, но достаточно и биографии Асель: она очень показательна в смысле секс-работы и в то же время представляет образчик биографии обездоленной казахской мигрантки, одновременно и антирусски настроенной, и патриотки Советского Союза. О таких мигрантах я буду говорить отдельно в седьмой главе. И конечно же, в биографии Асель отразились те двусмысленные и противоречивые ситуации, в которые попадает женщина, сталкиваясь с реальностью постсоветской «сексуальной революции».

Рассказ Асель

Я родилась в Талдыкоргане в 1973 году. У меня три младших сестренки и старший брат. Родители оба на пенсии. Отец был в свое время

бригадиром. Брат живет со своей семьей, занимается торговлей: привозит из Талдыкоргана сахар в Алматы и здесь продает. Одной сестре 22, она замужем, две другие еще школьницы. Мои родители бедны, мы с братом им помогаем.

В 17 лет — тогда я еще жила в Талдыкоргане — я начала гулять с казахским парнем старше меня на несколько лет. Вскоре он захотел меня поиметь. Я сначала противилась, но он уверял, что любит меня, женится на мне. В конце концов я согласилась. Когда первый раз была с ним, было очень больно, я даже потеряла сознание. С месяц было больно, но потом привыкла и уже не чувствовала боли. Обычно мы трахались ночью на улице или на квартире его брата, когда того не было дома.

Какое-то время мне было стыдно, что я уже не девственница, никому об этом не говорила. Год спустя я сказала своей золовке8. Я сказала ей, что сплю с Сакеном, но добавила, что он обещал жениться на мне. Та ответила: «Что ж тут поделаешь. Судьба». Маме я не рассказывала, но, думаю, она знала. Я очень тщательно скрывала это от отца: если бы он узнал, то побил бы. Наша связь продолжались, пока Сакен не переехал с семьей в другой город. Больше он не возвращался, даже навестить меня не приезжал; я знала, что он еще раньше меня обманывал. Все чего он хотел, так это трахаться. Я по-настоящему любила его, он же нет. Я очень разочаровалась и расстроилась. Поехала поступила в университет в Алматы. Здесь у меня было два любовника сразу, казах и кореец, я любила обоих.

Шел 1993 год. Я жила со своей двоюродной сестрой в общежитии. Мне было тогда 19, а ей 17 лет. Как-то вечером два парня, казах и чеченец, пришли к девушке из соседней комнаты, но ее не было дома. Однако они остались и поели. В полночь моя двоюродная сестра пошла на нашу общую кухню, и эти двое приперлись вслед за ней в нашу комнату. Когда она попыталась не пустить их, один из них дал ей пощечину. Они накурились анаши, были под кайфом. Я стала громко кричать, звать на помощь. Один схватил меня за горло и попытался придушить. Моя двоюродная сестра была девственницей. Мужчины хотели сделать это (делает рукой кольцо и просовывает в него пальчик, демонстрируя акт проникновения). Я сопротивлялась, и, так как державший меня мужчина был пьян и обкурен, мне удалось убежать на второй этаж к жившей там девушке. Затем мы с ней поднялись на третий этаж, в нашу комнату, где эти двое мужчин держали мою сестру, и нам удалось убедить их отпустить ее. Мы забрали сестру на второй этаж и закрылись у той девушки. Но, как только мы заперли дверь, они стали ломиться к нам. Когда мы отказались открыть, они стали угрожать, если их не пустим, выломать дверь. Девушка, хозяйка комнаты, испугалась и открыла. Я выпрыгнула в окно — хотела позвать на помощь

двух молодых людей, работавших в киоске за углом, — но, когда упала, сломала позвоночник. Мужчины в киоске слышали, как я упала, и подбежали ко мне, спросили, что произошло. Я все им рассказала, они поднялись на второй этаж и помогли моей сестре. Затем они отвезли меня в больницу на улице Чапаева (Жандосова). Было два часа ночи, в больнице — ни медсестер, ни врачей, ни лекарств, я всю ночь проплакала от боли.

На следующий день те двое явились в больницу и пригрозили, что убьют меня, если я заявлю в полицию. Позже в больницу приходили из полиции, но я сказала, что упала сама. Через три месяца, когда родители приехали меня навестить, я рассказала им, как все было на самом деле. Они сообщили в полицию, но оперативники так и не смогли найти тех парней. Я шесть месяцев пролежала в больнице и еще шесть дома. И потом еще два месяца передвигалась на костылях, прежде чем смогла ходить нормально. Но до конца я так и не поправилась: зимой, когда холодно, у меня болят ноги и спина. И часто бывают продолжительные головные боли.

Когда все это случилось, я была на первом курсе, училась на медсестру. Закончив первый курс, я пошла в больницу медсестрой, но уволилась оттуда полгода назад. Наш коллектив состоял из 25 женщин — врачей, медсестер, семеро были молодыми девушками. Почти все, кроме старух, бросили эту работу. Платили по 3 000 тенге, это очень мало (50 долларов). Некоторые занялись уличной торговлей, другие стали проститутками. С марта месяца и я стала. У меня есть подруги, которые занимались этим еще раньше, и они брали меня с собой в гостиницу. Я не хотела просить денег ни у родителей, ни у брата. Когда я училась, они поддерживали меня, но теперь я взрослый человек, сама помогаю родителям деньгами. К тому же я не хочу возвращаться в Талдыкорган, там тоска. В Алматы гораздо интересней. Мне тут нравится, тут тебе и бары, и рестораны, есть где потанцевать.

Биографии Жулдуз и Даны во многом совпадают с биографией Асель, с той лишь разницей, что Дана и Жулдуз были студентками, что сыграло особую роль в их вовлечении в проституцию. Жулдуз так говорит об этом:

«Преподаватели требуют денег за хорошие оценки на экзаменах. У меня было только 100 баксов на экзамены и 50 — на зачеты. Я не знала что делать, пошла к подругам, они говорят: работай. Ну, и одна взяла меня с собой в гостиницу и познакомила с сутенером, немцем из Германии. Он стал и моим сутенером, с тех пор подыскивает мне клиентов. Когда он находит клиента, то звонит и дает его адрес или телефон. Большинство клиентов останавливаются в гостинице, но иногда я езжу на дом. В основном

мои клиенты немцы или говорящие на немецком. Иногда попадаются англичане. За каждую ночь, проведенную с клиентом, мне — 100 долларов, сутенеру — 50. В нашем университете так работают 90 % студенток, только из моей группы — шесть девушек».

Примерно такую же историю рассказала и Дана.

Мотивы. Как видно из этих биографий, главные причины, из-за которых женщины вовлекаются в проституцию, — экономические. Однако немалую роль в выборе ими секс-работы сыграли их личные трагические обстоятельства.

По самоуважению Жулдуз, Асель и Даны сильно ударила потеря ими девственности. Так, Жулдуз об этом сожалела больше, чем о том, что начала заниматься проституцией. Хотя все трое сами согласились спать со своими любимыми, впоследствии у них развилось сильнейшее чувство вины, и к моменту нашего знакомства они все еще не смогли избавиться от ощущения потери. Им казалось, что они утратили драгоценную, существенную часть самих себя. Ощущение потери сильнее преследовало Асель и Дану, которые любили мужчин, лишивших их девственности и обещавших жениться на них. Обе чувствовали себя преданными. Потеря девственности сильно снижает шансы выйти замуж. Хотя обеим нравилось заниматься сексом со своими любовниками, в глубине души они считали секс вне брака извращенным удовольствием, отклонением от нормы. Они уже не девственницы, но не замужем и в то же время позволяют себе заниматься сексом — так у них создалось негативное представление о себе, немало поспособствовавшее тому, что они занялись секс-работой. И пусть Асель, Алма и Жулдуз проводили четкое различие между сексом ради удовольствие и сексом за деньги, а Дана так не делала, все воспринимали свою работу как морально недопустимую.

Хотя экономические мотивы были одинаковые, цели у всех оказались разные. Дана хочет зарабатывать столько, чтобы хватало на жизнь и на взятки преподавателям. Она хочет закончить обучение, стать врачом и жить на зарплату. Более конкретных планов на будущее у нее нет. А еще ей просто нравится общество подруг-про-ституток. По всем этим причинам работает она не очень-то активно. У Алмы, Асель и Жулдуз совершенно определенные экономические цели. Так, Жулдуз хочет скопить денег. Она говорит: «Хочу купить в собственность квартиру в Шимкенте, элитную мебель, телевизор, видеомагнитофон, хочу купить себе красный диплом, хочу попутешествовать по Испании, поваляться на пляжах. Короче,

хочу быть независимой и не собираюсь выходить замуж». Сходные цели и у Асель, с той лишь разницей что она-то хочет замуж. Она считает, что если у нее будет достаточно денег на квартиру с хорошей мебелью, она просто «купит» себе мужа. Алма рассчитывает скопить 4 000 долларов и начать собственный бизнес. Все девушки однозначно воспринимают свою нынешнюю работу как временную, как средство обретения начальной экономической независимости. Они утверждают, что как только у них будет столько денег, сколько им надо, они бросят работать. Сейчас же, чтобы собрать эти деньги, все, кроме Даны, работают много. В своих фантазиях они заядлые потребительницы9, на практике же ведут суровую жизнь, вкалывают изо всех сил и копят на будущее.

Все они живут в однокомнатной квартире с маленькой кухней и ванной. Когда я впервые был у них, обстановка состояла только из кровати и легкого кресла. Жулдуз спала в кровати, Асель — в кресле. Простыни и одеяла были совсем старые. Когда к ним присоединилась Дана, Асель с Жулдуз стали спать вдвоем в одной постели. Но когда к ним переехала еще и Алма, они попросили хозяина квартиры поставить еще одну кровать, что тот и сделал. В квартире есть телефон — жизненно необходимая вещь для девушек при их работе. Они любят слушать музыку, но у них не было такой возможности, пока один из клиентов Жулдуз не подарил ей аудиомагнитофон. Своего телевизора у девушек тоже нет, поэтому они приходили смотреть мыльные оперы ко мне. Едят они дважды в день, довольно скромно: омлет на завтрак, какое-нибудь простенькое блюдо с мясом, овощами и макаронами на обед. Никогда не покупают вина, пива и других напитков. В основном деньги у них уходят на оплату квартиры, на сигареты и такси. Казаху, у которого они снимают жилье, девушки платят 130 долларов в месяц — по 32,50 каждая. Немало денег уходит на косметику, платья, краску для волос, парики. Но девушки говорят, что хотя им нравится краситься и красиво одеваться, они не стали бы тратить на это деньги, если бы это не было нужно для работы. Не покупают они и популярные журналы, такие, как «Какаду», «Космополитен» и «Спид-Ин-фо», которые мои студентки покупали запросто. Девушки одолжили у меня несколько номеров «Какаду» и «Спид-Инфо» и прочли их от корки до корки. В рестораны и бары они ходят за тем, чтобы подыскать клиентов, они не заказывают там еду или напитки, а стараются обычно сделать так, чтобы кто-нибудь из посетителей угостил их.

Стандартная такса у них 100 долларов за ночь, но Дана и Асель, которые несколько полноваты и потому пользуются меньшим спросом, иногда обслуживают и за меньшую сумму. Хотя 100 долларов значительно больше среднемесячной зарплаты обычного рабочего, девушки считают, что, с учетом характера их работы, это не такие уж и большие деньги. Они приводили следующие доводы: работа у них тяжелая и опасная, пенсию за нее не платят, страховки у них нет, а время, в течение которого они могут достаточно активно заниматься секс-работой, ограничено. Асель заметила, и остальные девушки согласились с ней, что женщина за 30 вряд ли преуспеет в качестве проститутки — слишком много будет у нее молодых соперниц.

За исключением Жулдуз, девушки не могут позволить себе более трех клиентов в неделю. Главная причина в том, что на их рабочих местах предложение превышает спрос. Есть и другая причина: мужчины в Алматы предпочитают ресторанным проституткам девушек по вызову, потому что не хотят, чтобы их видели с проститутками. Кроме того, у девушек по вызову выше профессиональная репутация. Асель говорила мне, что хотя их работа гораздо тяжелее и опаснее, получают они меньше, чем девушки по вызову. По ее словам, те могут заработать до 500 долларов за ночь. Я спросил Асель, откуда она это знает, и она предложила мне позвонить Караван-девушке и проверить самому. На мой вопрос, где мне взять телефон, Асель ответила: «Это просто, я покажу, только купи сначала номер “Каравана” за последнюю неделю». Я купил, в рубрике «Ищем работу» Асель показала несколько объявлений в рамке и предложила позвонить по ним и спросить. Я набрал один из номеров, трубку подняла молодая женщина. Я сказал ей: «Прочитал Ваше объявление в “Караване”. Какого рода работа вас интересует?» Ответ был: «Интимные услуги». Когда я спросил о цене, она назвала цифру 250 долларов за ночь. Затем я звонил еще в несколько мест — цены колебались от 50 долларов за час до 300 за ночь.

Обычно клиентов девушкам находит их сутенер, но они и сами очень активно участвуют в поисках. Существуют два основных способа найти клиента: по телефону или в отелях. У девушек есть большой список телефонов номеров в гостиницах. Когда девушка спит с клиентом в гостинице, она записывает номер телефона и потом звонит по нему каждый день в поиске нового «потребителя». Но у меня сложилось впечатление, что у них в гостинице есть кто-то,

кто им регулярно сообщает имена и телефоны номеров новоприбывших гостей. Каждая девушка названивает в отель днем в течение по крайней мере 45 минут. Около семи вечера они выходят на рабочее место. Это целый комплекс заведений; в него входят известный, но по стандартам Алматы второразрядный или даже третьеразрядный отель, казино-ресторан и бар; два последних принадлежат хорошо известному в городе иностранному бизнесмену. Посетители казино-ресторана и бара, равно как и постояльцы гостиницы, — иностранные предприниматели и местные богачи. Девушки дефилируют по улицам вокруг комплекса, заходят в кафе в холле отеля, сидят в ресторане и в баре. Несколько раз я приходил туда вечером. Больше всего меня поразило, что девушек было больше мужчин. Мои приятельницы утверждали, что так бывает всегда, за исключением второй половины июля, когда проводится музыкальный фестиваль «Азия даусы» (Голос Азии). Девушки говорят, что в это время отель переполнен, и они работают каждую ночь.

Дана сказала: «Мы подходит к иностранцам с вопросом: “Хотите секс за деньги?” А советские сами нас находят и спрашивают, не хотим ли мы отдохнуть. Мы соглашаемся». Незнание других языков, кроме казахского и русского, сильно мешает девушкам в работе. Они понимают, что им надо выучить английский, но у них нет на это времени. Все же с моей помощью они заучили несколько элементарных фраз, связанных с их работой.

Клиенты. Работать приходится с клиентами разных национальностей: немцами, англичанами, американцами, чехами, литовцами, турками, иранцами, китайцами, русскими, казахами... Самиженщи-ны классифицируют клиентов стереотипным образом по критериям состоятельности, по тому, какие женщины им нравятся, по поведению с женщинами и сексуальным предпочтениям. Прежде всего они делят клиентов на наших советских (граждане бывших республик СССР, кроме трех прибалтийских) и иностранцев. В свою очередь, первых они подразделяют на местных (те, кто живет в Алматы) и приезжих, причем местные, как они считают, обычно предпочитают девочек по вызову. Иностранцев же они делят на западных и восточных. Среди восточных различают китайцев и мусульман. Среди советских большинство клиентов — торговцы-кавказцы, время от времени наезжающие в Алматы.

«Девушки, — говорит Асель, — предпочитают советским иностранцев, так как здесь (кладет руку на карман) у них доллары.

А местный мужик может тебя оттрахать и не заплатить». Дана вмешивается:

«Из иностранцев для нас лучше западные, чем восточные. Западники считают нас гораздо красивее русачек. А вот у китайцев другое мнение. Переспав с нами, они просят найти им русачек. Мы спрашиваем их: “Разве мы недостаточно хороши?” А они отвечают: “Хороши, но наши девушки выглядят точно так же, как и вы, а мы хотим попробовать беленьких, блондинок”. Немцам и англичанам мы нравимся больше, поскольку их девушки по внешности, наоборот, похожи на русачек. Арабы, турки и иранцы больше любят русачек. Когда иранцы и арабы выбирают их вместо нас, мы готовы побить русачек, а заодно и арабов с иранцами». (Тут Жулдуз вскакивает и ударяя воображаемую русскую по лицу восклицает: «Вот так надо лупить русачек!»)

Европейцы, как считает Асель, более культурные. Когда приглашают в номер, стараются сделать все романтичным: гасят свет, зажигают свечи, предлагают вина. А вот русские — сексуальные маньяки. «Сначала всю тебя облапает, а потом очень долго трахает. А китайцы трахаются как собаки», — Асель раздвигает ноги, встает на колени, открывает рот, высовывает язык и начинает громко ритмично дышать, изображая как китайцы, якобы по-собачьи, занимаются любовью. Девушки долго смеются, восхищенные представлением Асель. Тут вступает Жулдуз: «А я не люблю казахов. Насмотрятся порнофильмов и требуют, чтобы я им отсосала. Мы стараемся этого не делать, мы же мусульманки, тогда они идут к русачкам. Они любят русачек — русские девушки более опытны и делают все». Дана же гордо добавляет: «А россияне любят казахских девушек и специально приезжают из России, чтобы попробовать казашку».

Взгляды женщин на клиентов обусловлены тем, как клиенты объективируют женщин и как женщины в ответ объективируют клиентов. В обоих случаях личность отчуждается и подвергается стереотипизации.

Клиенты объективируют казашек, сравнивая их внешность и цвет кожи с русскими. Это обстоятельство, а также то, что предложение в сфере сексуальных услуг превышает спрос, и вызывает у казашек ненависть к русским конкуренткам. Как правило, мигранты вообще настроены против русских, но эти четыре секс-работницы выражали свои антирусские чувства с предельной откровенностью. В особенности резко они были настроены против русских

женщин. Причина подобной неприязни очевидна: каждый день их сравнивали с русскими девушками, и это сильно сказывалось на их доходах.

Стереотипизируя клиентов, женщины делают их в своем сознании объектами и таким образом получают ощущение собственной субъектности, вырабатывают практические стратегии соблазнения мужчин и методы манипуляции ими. Наиболее примечательная из этих стратегий — умение притворяться. Чтобы пояснить эту мысль, рассмотрим следующее событие.

Как-то, когда я был на квартире у девушек, Алма и Жулдуз стали театрально изображать половой акт. Они быстро двигали бедрами вверх и вниз, как будто занимались любовью и стонали так, словно испытывали оргазм. Две остальные девушки смеялись, я же смутился. Асель, уловив мое смущение, сказала: «Не волнуйся, Джума, к тебе это не имеет никакого отношения, это репетиция». Я спросил: «В каком смысле?» Она объяснила, что любая проститутка — актриса. Услышав это, Дана возразила: «Почему только проститутка? Любая женщина — актриса». «В нашей работе, — продолжала Асель, — мы ведем себя так, будто нам нравится секс и мы испытываем оргазм. Но притворяться надо очень искусно, как профессиональные актрисы, иначе мужчинам станет неинтересно и они не снимут нас в следующий раз, или не порекомендуют своим друзьям».

Искусству представления девушки учатся у других девушек, когда смотрят порнофильмы (часто вместе с клиентами) или читают журналы. Тот факт, что представляя фиктивный секс, они завлекают клиентов в секс настоящий, дает им ощущение контроля над ситуацией. Выражаясь марксистскими терминами, продавая свою рабочую силу, они пытаются хотя бы частично сохранить контроль над процессом работы. Это дарит им ощущение, что они — активные агенты действия; в дальнейшем оно выражается в насмешках в своем кругу над сексуальными предпочтениями и сексуальным поведением клиентов.

Несмотря на интенсивное участие в половых актах, три девушки из четырех (Алма, Жулдуз и Асель) признались, что никогда не получают удовольствия, занимаясь любовью с клиентами. Они выполняют все это просто как работу, и тела клиентов для них — такое же материальное условие этой работы, как презервативы, матрацы и подушки. Асель однозначно отделяет «настоящий секс» от того, чем она занимается с клиентами. У нее есть любовник-казах,

с которым она встречается два раза в неделю. Ей нравится быть вместе с ним и заниматься с ним любовью. Только Дана, в отличие от других девушек, испытывает какие-то эмоции по отношению к клиентам:

«Большинство из них (произносится иронично и с улыбкой) хотят поговорить после секса. Пожалуйста, просят они, давай поболтаем немного. Но я не в настроении разговаривать. Конечно, многое зависит от клиента: если он мне понравился, я и поговорю с ним, и постараюсь хорошо удовлетворить его. Но если он мне неприятен, то я просто лежу как корова. Клиент обычно спрашивает, почему я себя так веду. Я отвечаю, что ничего не могу с собой поделать. На самом деле я люблю секс. Однажды у меня был клиент, которому я очень симпатизировала, мы с ним трахались ночь напролет. Утром, вымотавшись, мы уснули, а когда вечером проснулись, снова занимались любовью и только после этого разбежались».

Все девушки сошлись в том, что Дана скорее исключение из правил и обычно проститутки эмоционально не реагируют на своих клиентов.

В них нет ненависти к клиентам, но нет и уважения, так как они думают, что клиенты точно так же не уважают их. Асель как-то сказала: «Каждый раз, когда я сплю с клиентом, чувствую себя скверно. Они не уважает меня, не держат за женщину».

Несмотря на отсутствие иллюзий, девушкам все-таки хочется, чтобы их клиенты относились к ним более гуманно. Идеальный клиент представляется им в образе Ричарда Гира из «Красотки». Все четверо смотрели этот фильм. Жулдуз носит с собой в кошельке фотографию Гира и Джулии Робертс. Когда я случайно увидел это фото, то спросил у девушек: «Что вы о них думаете?». Алма сказала, что Гир — настоящий мужчина, раз ему было все равно, проститутка Джулия или нет, — он полюбил ее и взял в жены.

На самом деле у Жулдуз есть свой собственный Гир. Она влюбилась в одного клиента—немца из Германии. С точки зрения Жулдуз, он хороший человек, так как захотел помочь бедному казаху. По словам Жулдуз, он собирается оставить этому казаху свой джип, когда закончит здесь свою работу. Немец снял квартиру в Самале, одном из лучших районов Алматы. Жулдуз приходит к нему два-три раза в неделю и каждый раз получает сотню долларов. А еще он покупает ей подарки (часы, аудиомагнитофон, платье, синтезатор). Она часто показывала мне эти подарки. Жулдуз очень гордилась своими отношениями с немцем и называла его не иначе как «мой

немец». Он научил ее играть на синтезаторе, а она учит его русскому языку. Он обещал позвонить ей в ее день рождения, однако не позвонил, и Жулдуз очень расстроилась. Впрочем, на следующее утро, когда я встретил ее, она сказала с сияющим лицом: «Немец приехал сегодня утром и привез в подарок синтезатор. Он не мог позвонить вчера, потому что был в Ташкенте».

Когда немцу пришла пора уезжать в Германию, Жулдуз загрустила, замкнулась. Она лежала в постели и ни с кем не разговаривала. В конце концов как-то днем она разрыдалась и плакала, и плакала. Тогда же она сказала мне: «Завтра немец уезжает. Его не будет шесть месяцев. Я люблю его и буду тосковать без него». Я предположил, что она может съездить к нему в Германию, на что она ответила, что у нее нет денег. Я поинтересовался, не хочет ли она связать с ним свою жизнь, и она ответила, что да. Тогда я посоветовал ей признаться немцу в своих чувствах, прямо сказать, что хочет выйти за него замуж. Жулдуз на это ответила: «Мне стыдно. Я спала с ним за деньги. Я — проститутка».

В связи с опасностью, исходящей от них, немалую роль в работе девушек играют также полицейские и хулиганы.

Полиция. Место, где работали девушки, считается безопасным, поскольку охраняется полицией. Однако сами полицейские время от времени домогаются девушек. Асель:

«Так-то полиция не вмешивается. Они обычно договариваются с сутенером. Если они арестовывают кого-то, сутенер говорит им, чтобы приходили и бесплатно трахали, но не приставали. Ну, они отымеют нас и больше не беспокоят».

Я поинтересовался, собирает ли полиция какую-нибудь мзду с девушек. Асель ответила: «Точно не знаю, но думаю, что им хватает секса». Она объяснила, что официально проституция считается подсудным делом, проститутку могут осудить на год, а сутенера — на три. Дана подтвердила:

«Когда ходим вокруг гостиницы, встречаемся с ментами. У нас с ними дружеские отношения. Мы здороваемся, они спрашивают, как дела, есть ли клиенты на сегодня. Мы даем им бесплатно, и они нас не трогают».

Вместе с тем она добавила:

«Работа у нас интересная, но опасная. Интересная потому, что встречаешь людей со всего света, разговариваешь с ними на разные занимательные темы. А опасная из-за ментов — вечно они за нами следят. Как-то

раз я разговаривала на улице с арабом. Он показал мне доллары и сказал, что хочет поиметь меня. Он не знал русского, а я не знаю английского, он просто показал на пальцах, что вставляет. Метрах в пяти стояли двое полицейских в штатском и наблюдали за нами. Один подозвал меня и когда я подошла, сказал: “Ага, ты проститутка!” Я ответила: “Я не такая! Понятия не имею, о чем речь”. Он: “Ты утверждаешь, будто не знаешь, что такое проституция?” Я: “Конечно”. Он: “Я тебе покажу! Я видел тебя здесь раньше. И другая девушка говорила, что ты проститутка”. Я: “Какая еще девушка? Этот мужчина — мой товарищ по работе, мы работаем в одной фирме”. Тогда он спросил: “В какой фирме?”. Я сказала название. А вообще, это араб был во всем сам виноват. Я сказала ему, иди в отель, я за тобой, но он не понимал русского, не распознал ментов и продолжал махать долларами. Короче, один из них пошел за той девушкой, о которой они говорили, но тут меня неожиданно спас молодой казах. Он притормозил рядом с нами и сказал полицейским: “Это моя девушка, она ждала меня здесь”. Тем не оставалось ничего другого, как отпустить меня. Я запрыгнула в машину к казаху и мы уехали. Затем он говорит: “Давай ложись”. Я отказалась. Тогда он: “Я тебя только что выручил, а то отодрали бы тебя сразу несколько ментов”. Пришлось в благодарность дать ему прямо в машине».

У Жулдуз был примерно такой же опыт сексуальных домогательств со стороны полиции. Как-то раз, когда я был у них дома, к ней пришел итальянец. На следующий день я поинтересовался, как она с ним познакомилась, и она рассказала следующее:

«Я повстречалась с ним вчера в отеле, но нас остановили менты и попросили у него документы. Он показал им паспорт, и они отпустили его, но меня держали вот так (демонстрирует, с силой ухватив себя правой рукой за бедро). Однако итальянец заплатил за меня 50 долларов, и меня тоже отпустили».

Когда же я спросил, почему ее задержали, Жулдуз ответила: «Потому что я проститутка, и менты знают меня».

Хулиганы. Девушки подвергаются опасности и со стороны хулиганов. Они отличают хулиганов от мафиози. Правда, по их описаниям, хулиганы похожи на мафиози-плебеев. Асель так представила дело: мафиози не досаждают женщинам, они — джентльмены. Если хотят женщину, то ведут ее в ресторан, дарят цветы. Хулиганы же и мамбеты10 доставляют много проблем женщинам, а также иностранцам. По словам Асель, хулиганы — это в основном молодые казахи из сельской глубинки.

Однажды вечером, когда я возвращался домой довольно поздно, в районе 11 часов, я заметил в темноте женщину. Она стояла у моего

подъезда и курила. Я поздоровался с ней. Когда она ответила на приветствие, я узнал ее по голосу, это была Асель. «Почему ты здесь стоишь?» — спросил я. Вместо ответа она сказала: «А ты почему так поздно? Я стучала в 9 часов, тебя не было дома. С тех пор жду здесь». Когда я спросил, чем я могу быть ей полезен, Асель рассказала следующее: «Жулдуз привела двух чеченцев. Они ее клиенты. Она говорила, что они уйдут через час, но они все сидят и пьют водку. Хотят меня за так, но не получат. Я пришла к тебе, чтобы позвонить Бакыту (молодой казах, боксер, приятель Жулдуз). Он знает, что мы работаем, и обещал защищать нас от хулиганов». К несчастью, Бакыта дома не оказалось.

Тогда Асель попросила меня: «Пожалуйста, пойдем со мной. Позови Жулдуз через дверь. Они подумают, что это Бакыт, и уйдут». У меня не было ни малейшего желания связываться с чеченцами, поэтому я предложил другой трюк — позвонить Жулдуз и сказать, что я Бакыт. Я боялся, что по акценту чеченцы поймут, что я иностранец, а никакой не Бакыт, но поскольку большинство кавказцев, в отличие от казахов, очень плохо говорят по- русски, я решил рискнуть. Я набрал номер девушек, но никто не отвечал. Когда я позвонил вторично, к телефону подошел один из чеченцев. «Могу я поговорить с Жулдуз?» — спросил я сердито. «Вы ошиблись», — ответил чеченец и бросил трубку. Я попытался позвонить в третий раз, но тут Жулдуз сама перезвонила и сказала, что они ушли. Я сказал об этом Асель. Так как она все еще боялась идти домой одна, я взял на кухне нож и пошел с ней. Я был раздражен происходящим и спросил Жулдуз, зачем она водит домой хулиганов. Девушка ответила: «А что мне было делать? У них нет своего жилья, а мне нужна работа. Они обещали зайти только на час, но застряли надолго и напились». Асель прервала наш разговор, поцеловав меня в щеку и воскликнув: «Джума, ты прелесть!» Я немного успокоился, но все-таки еще сердился на девушек и сказал: «Знаете, не могу я драться со всякими психами».

Недели через три после этого случая кто-то разбудил меня в два часа ночи, позвонив в дверь. Это оказалась Асель. В их квартире опять были какие-то подонки, и она попросила меня позволить ей остаться у меня на некоторое время. Я открыл дверь. Асель дрожала, но не от холода (была середина лета), а от страха и гнева. Я сказал ей: «Если хочешь спать, матрац вон там».

Она с радостью приняла мое предложение воспользоваться матрацем и быстренько организовала себе постель. Через какое-то

время я заснул, но Асель снова разбудила меня: «Джума, мне страшно, во дворе кричат, какие-то мужики зовут меня». Я и вправду услышал, что трое мужчин шумят под окнами. Потом они еще больше разошлись, стали еще громче кричать что-то на казахском. Потом было слышно, как заводят машину, и они уехали, но вскоре вернулись.

Я спросил Асель: «Зачем вы водите таких придурков?» Она оправдывалась: «Это знакомые Алмы, из Караганды». «Почему же в таком случае ты сбежала оттуда?» — спросил я. «Один из них хотел переспать со мной, а я не хотела», — отвечала она. Буквально через несколько дней Алму ограбили прямо дома. Знакомый кореец, наркоман, залез через окно. Приставив нож к горлу, он заставил Алму отдать ему 500 долларов, которые та недавно заработала. Еще раньше он принудил ее заплатить ему 200 баксов.

Такие инциденты — часть повседневной жизни девушек. Они каждый день рискуют: их могут избить, изнасиловать, даже убить. Однако они продолжают секс-работу, так как не хотят жить в нищете.

Отношение к работе. Девушкам не нравится их работа. Алма, Жулдуз и Асель считают способ, которым зарабатывают, унизительным. Как-то раз Жулдуз сказала мне: «Я чувствую, что потеряла всякую гордость».

Отношение Даны двойственное. Она не так гоняется за клиентами, как ее подруги, и пытается найти смысл в своей работе. Во-первых она полагает, что у этой работе есть некое альтруистическое измерение. Однажды она сказала мне:

«Вот вчера были у меня два женатика, директора из Шимкента. Остались очень довольны (говорит это с гордостью), обещали обязательно связаться со мной, когда будут в Алматы в следующий раз. Видишь, мы делаем настоящую работу, мы даем мужчинам то, что жены им дать не могут».

Во-вторых, как уже отмечалось выше, ей доставляет удовольствие общение с клиентом. И в-третьих, ей нравятся другие проститутки:

«Девушки, занятые на этой работе, очень добрые и простые. У нас прекрасные отношения. Работаем мы группами, в нашей, как ты знаешь, нас четверо. Встречаясь с девушками из другой группы, мы всегда здороваемся, интересуемся как у них идут дела. Мы и они работаем на одном месте, прогуливаемся около одного отеля. Иногда подыскиваем клиентов друг другу. Например, однажды к нам подошла девушка из другой группы

и сказала, что им нужны еще двое, так как клиентов у них больше, чем девушек».

С другой стороны она единственная из четырех неоднократно и недвусмысленно заявляла, что не любит свою работу. Однажды она сказала: «Не хочу, чтобы моя дочь была проституткой. Вообще не хочу девочку, хочу мальчика». Остальные девушки выказывали примерно такое же отношение к своей работе, но не столь определенно, открыто. Так, Жулдуз посчитала, что она не может признаться своему немцу в любви — недостойна («Мне стыдно. Я спала с ним за деньги. Я — проститутка»). Вскоре после его отъезда Жулдуз, будучи в угнетенном состоянии, сказала мне: «Я не хочу жить, но это так трудно — покончить с собой. Не хочу жить», — повторила она. Когда я спросил, отчего у нее такие мысли, она, плача и двигая пальцем взад и вперед между ног, сказала: «Я до смерти устала делать это , но у меня в целом свете нет никого, кто бы обо мне позаботился».

Что секс-работа угнетает Асель, стало очевидным, когда она сказала, что замужняя казашка никогда не станет заниматься проституцией (см. ниже). Отрицательное отношение девушек к этой работе нашло своеобразный выход и в их ностальгии по советской эпохе. И Асель, и Дана восхищались сексуальной чистотой людей в то время. Как сказала Асель: «Тогда мы и слова-то такого — проституция — не знали. У каждой женщины была приличная работа, хорошая зарплата. Им просто не надо было заниматься проституцией».

В то же время девушки считают, что более независимы, чем замужние женщины и женщины, занятые на обычной работе. Своим временем они распоряжаются, как хотят. У них очень мало забот по дому, могут позволить себе вставать в два часа дня. Одна из них идет в магазин купить свежего хлеба, мяса и овощей, другая готовит завтрак. После завтрака кто-нибудь их девушек моет посуду, другая пылесосит квартиру. Дальнейшие несколько часов проходят в веселых разговорах, высмеивании клиентов и обзванивании гостиниц в поисках «покупателей». Около пяти часов готовят поесть — что-нибудь простенькое и на скорую руку. В шесть они приходят ко мне посмотреть сериалы, после чего возвращаются домой, перекусывают, делают макияж и, поймав такси, едут в гостиницу.

Сильно дорожа независимостью, которую им дает их работа, девушки стараются воспринимать свое занятие как нормальное, даже

забавное. Отсюда — шуточки по поводу клиентов, насмешки над ними. Отстаивание собственной независимости выражается и в том, какими способами они соотносят себя с непосредственным социальным окружением. Хотя в собственных глазах они упали, унижать себя, смотреть на них свысока они никому не позволяют. Дана как-то сказала:

«Однажды у меня был клиент-турок. Хороший был человек, мы встречались целую неделю, но при этом он не спал со мной. Наконец, он спросил: “Почему ты этим занимаешься?” Я говорю: “Ты всего лишь мой клиент, это не твое дело”. Терпеть не могу, когда клиенты спрашивают, почему я это делаю».

Другой пример, ярко подчеркивающий борьбу женщин за автономию, — реакция Даны на слова старшей сестры, когда та попыталась уговорить Дану бросить секс-работу.

«Один мой друг сказал ей, кем я работаю. Она спросила меня об этом, сначала я все отрицала, но когда она стала настаивать, я сказала правду. Сестра рассердилась на меня и расстроилась. И начала: “Зачем тебе это? Брось это!” Ну, я ей сказала, что я взрослый человек, мне 28 лет, и я ни перед кем не собираюсь оправдываться».

Асель, услышав, о чем мы говорим, резко обернулась и отрезала: «Правильно! Что мы, дети что ли, спрашивать разрешение, что нам делать!»

Еще один способ борьбы за независимость — утверждать свое присутствие в округе наперекор маскулизированному распорядку места и времени. Девушки шумно уезжают по вечерам, шумно возвращаются далеко за полночь или ранним утром. Я не знаю, что думали о них соседи, поскольку намеренно никого не расспрашивал. Девушки сами просили меня не обсуждать их ни с кем. Но они, например, фотографировались с казахами-мясниками, торговавшими неподалеку и снабжавшими их мясом практически бесплатно.

В кафе у моего дома работал казах, родом с юга, с которым у меня сложились хорошие отношения. Однажды он спросил, знаю ли я Жулдуз, и, когда я ответил утвердительно, добавил с симпатией в голосе: «Хорошая девушка». А вот другой казах, торговавший в киоске, где я впервые познакомился с Жулдуз, очень негативно воспринимал ее и ее подруг. Как-то я сидел в киоске и разговаривал с ним, и тут Жулдуз зашла что-то купить. Когда она уходила, продавец

презрительно бросил, провожая ее взглядом: «Проститутка». И добавил: «Она и ее подруги — проститутки. Они порочат нашу репутацию. Из-за них у людей может сложиться мнение, что казахские женщины плохие». Я возразил, что, может, у них просто нет иного выхода. Он указал на женщин, торгующих на тротуаре, и сказал: «Могли бы торговать, как эти».

Впоследствии я спросил у девушек, не боятся ли они, что создают плохую репутацию женщинам своей национальности, на что Дана ответила: «Проституция не имеет никакого отношения к национальности. У всех народов есть свои проститутки. У вас в Иордании есть свои проститутки, скажешь нет?» Я согласился, есть. «И у австрийцев есть свои проститутки, верно ведь?» — снова спросила Дана. Я опять согласился. «И у англичан свои, да?» — продолжила она. Я кивнул, да.

Когда Дана закончила свое риторическое высказывание, Асель и Жулдуз поддержали ее: «Это правда».

Вся четверка не скрывает от подруг, чем занимается. Девушки, вместе учившиеся и работавшие с Асель, несколько раз приходили к ней в гости. Я спросил, знают ли они о ее работе, и она сказала, что знают. Тогда я поинтересовался: «Ну и что они думают на этот счет?» Она ответила: «Они думают, что это нормально». Тогда я полюбопытствовал, не изменилось ли их отношение к ней. Асель удивилась: «А что, должно было? Они знают многих, кто делает то же. Они говорят, это личное дело каждого». У всех четырех еще до того, как они сами начали работать проститутками, были уже работавшие подруги. Они-то и отвели в первый раз девушек в гостиницу, познакомили с сутенером. Айгуль, 22 года, давняя подруга Асель забегала к девушкам регулярно и не раз высказывалась в таком роде: «Вчера встретила Асель и Жулдуз. Они сказали, что заработали за прошлую ночь по сто долларов каждая. Это ж две моих зарплаты! Впечатляет! Я бы тоже хотела зарабатывать такие деньги, да вот не могу я заниматься этим».

Что касается родственников, то девушки совершенно не беспокоятся, что об их работе может узнать молодежь, но тщательно скрывают ее от женщин старшего возраста и мужчин. Например, Асель говорит:

«Моя двоюродная сестра в курсе, чем я занимаюсь. Я сказала ей: “Ты знаешь, есть обеспеченные мужчины, иностранцы, которые платят хорошие деньги за секс. Я иногда сплю с ними”. На что она ответила: “Ну и что,

ты ж не замужем, если ты зарабатываешь немного денег у богатеньких, это хорошо”».

Но когда я спросил, стала бы ее сестра заниматься сексом за деньги, Асель возмутилась и яростно бросила: «Никогда! Она же замужняя женщина». «Но ты же сама, — возразил я, — говорила раньше, что многие замужние это делают». «Да, — ответила она, но то русачки, а не казашки. Казашка, если замужем, не будет спать ни с кем, кроме мужа, а вот русачки — запросто. Им нужно много мужчин, они никогда не удовлетворяются одним».

Братья, сестры и родители Асель ничего не знают, думают, что она работает санитаркой в Алматы. Асель сказала: «Мама очень огорчится, если узнает правду, а братья побьют и силой увезут назад в Талдыкорган». Родители и братья Даны тоже ничего не знают. «Если братья узнают... — размышляла Дана, — лучше бы уж убили. Но ведь они этого не сделают, а откажутся от меня как от сестры». Казах — любовник Асель тоже пребывает в неведении. Асель сказала мне: «Я сказала ему, что остальные девушки — мои сестры. Пожалуйста, не проговорись ему о моей работе, а то он побьет меня».

Хотя девушки и обелили свою работу в собственных глазах, до счастливой жизни им было далеко. Асель часто жаловалась на головные боли и боли в спине и ногах. У Даны были две излюбленные поговорки, которые она повторяла каждый раз, говоря о своей жизни: «Жисть моя жестянка» и «Живем по доверию». Жулдуз ощущает себя одинокой в этом мире, Алма часто грустит. Они скрывают эти чувства, но в какие-то моменты те выходят наружу. Так, однажды я сообщил девушкам, что был накануне на свадьбе подруги одной моей студентки. И они вдруг притихли, расстроились, занервничали и вскоре ушли к себе домой. Вся четверо — сильные личности, однако глубоко усвоили, с одной стороны, представление о том, что секс-работа налагает на женщину клеймо позора, с другой, социальные стереотипы «достойной» женщины. Идеальная ситуация для них — любовь мужчины и удачный брак. Понимая, насколько невелики их шансы на такой брак, они как бы воплощали свою мечту в реальность, сопереживая в любовных делах главным героям мексиканской мыльной оперы «Кассандра». Кассандра и Давид Луис любят друг друга и хотят пожениться. Но Давида Луиса обвиняют в убийстве, которого он не совершал, арестовывают, возбуждают против него дело. А прокурор — бывший жених Кассандры, которого она бросила в день свадьбы из-за любви к Давиду Луису.

Девушки настолько увлеклись сериалом, что в драматические моменты бурно выражали свои симпатии и антипатии. Стоило Кассандре заплакать, как они расстраивались и просили: «Милая, хорошая, не плачь!» Когда Давид Луис и Кассандра встречаются в тюрьме и целуются, девушки тут же веселеют и смотрят на них с обожанием. Когда врач, брат прокурора, лечит Давида Луиса, они им восхищаются. Напротив, когда прокурор Роберто не хочет слушать доктора и отказывается признать Давида Луиса невиновным, Асель сердито тычет в него пальцем: «Полный идиот! Как он не понимает, что Давид Луис невиновен!» Асель говорит: «Больше всех мне нравится Кассандра, потому что она добрая и красивая. А после нее мне нравится Давид Луис». Следя за любовными перипетиями Кассандры и Давида Луиса, каждая девушка на самом деле оживляет свою собственную прошедшую любовь, въяве видит в романтических образах свои заветные мечты. Асель: «Когда я вижу, какая между ними любовь, я вспоминаю своих любимых». Алма: «Я люблю Давида Луиса. Он возбуждает меня. Он такой добрый и привлекательный». Они мечтают, что однажды молодой богатый красавец, такой как Давид Луис, попросит их руки.

Реальность куда грубее. Безусловно, практикующие сексуальные стратегии живут лучше тех обездоленных, которые от таких стратегий воздерживаются. Но в то же время женщины, избравшие первый путь, постоянно подвергаются стигматизации и насилию.

Стигма и насилие

В этом разделе я рассматриваю, каким образом моральное отношение общества к сексуальным стратегиям поощряет внутрисемейное и публичное насилие над женщинами и узаконивает его.

Какой моральный подход избирают разные люди, наблюдая сексуализированные стратегии, в настоящее время сильно зависит от двусмысленности, которая образовалась в результате «встречи» норм, принесенных так называемой сексуальной революцией, с нормами, налагавшимися на сексуальность официальной советской идеологией, с одной стороны, и с возрождающейся этнической традиционалистской сексуальной моралью, с другой. Сексуальная революция, предполагающая более либеральные практики секса, более свободный дискурс на тему секса, превращение его в товар, его рекламирование и афиширование, ориентирована на

удовольствия11. Советская же и этническая сексуальная мораль направлена на воспроизводство. Те, кто придерживаются либо советской, либо этнической морали, считают сексуальные стратегии продажными и извращенными. Как следствие, женщины практикующие эти стратегии, стигматизируются за то, что уклоняются от идеализируемых социальных ролей жены и матери. Стигма, в свою очередь, приводит к узаконению «внутреннего» (в кругу семьи) и «внешнего» (в общественных местах) насилия над женщинами в целом. В особенности оправдывается насилие. Дело в том, что мужчины, в полной мере вкусившие плоды сексуальной революции, женщин, практикующих «секс на стороне», воспринимают амбивалентно. Они обожают таких женщин как объект влечения и источник наслаждения, но в то же время разделяют мнение, что женщины эти — отступницы от морали 12. Такая двуличность обусловлена способами, которыми богатые мужчины получают для себя выгоды от сексуальной революции. В культурном плане потребительство, являющееся основным стилем жизни рассматриваемой группы мужчин, включает в себя очень ярко выраженный сексуальный элемент. Молодая красивая любовница или жена стала одним из главных символов постсоветской маскулинности. Иметь любовницу престижно не только для людей богатых, но и для тех, кого не назовешь состоятельными. Я регулярно поддерживал отношения с группой мужчин с очень средними доходами, большинство из которых были женаты. И для них одним из излюбленных способов произвести впечатление было рассказывать друг другу, как ловко, с каким мастерством они соблазняют женщин. У особенно удачливых явно имелось более выраженное, чем у других, ощущение собственной «мужчинности». Ситуацию хорошо передает народная мудрость, часто повторяемая как мужчинами, так и женщинами: «Мужчина, который не гуляет — не мужчина». Когда я спрашивал разных людей, как они толкуют эту поговорку, большинство сошлось на том, что искать, при законной супруге, женщин на стороне — естественно для мужчин.

Будучи важным компонентом потребительской культуры, коммерциализация секса стала также бизнесом, в котором задействованы миллионы и миллионы долларов. Самые разные мужчины извлекают выгоду из этого бизнеса: владельцы «желтой прессы», которые увеличивают продажи своих газет, публикуя фотографии обнаженных женщин; продюсеры и дистрибьютеры порнографической продукции; владельцы отелей, казино и ресторанов; сутенеры.

Присутствие женщин в местах развлечений — необходимое условие привлечения мужчин, готовых тратить деньги. Сверх того, как уже отмечалось ранее, постсоветская нищета просто вынудила женщин практиковать сексуальные стратегии, считающиеся у местного населения первейшим элементом сексуальной революции.

Превращение секса в товар актуализировало морализующие дискурсы, своим острием направленные против женщин, вовлеченных во внесемейный секс. «Сильные» мужчины — мужчины при власти и деньгах — используют эти дискурсы для того, чтобы навязать женщинам свои условия — условия эксплуататорских отношений. С точки зрения женщин, использующих секс как экономическую стратегию выживания, и советская сексуальная мораль, и ее, казалось бы, зеркальная противоположность — коммерциализированная сексуальная революция дополнительно обслуживают интересы «сильных» мужчин. Стигматизация женщин, отвергающих пуританские моральные нормы, делает их беззащитными перед лицом мужчин, которые эксплуатируют женщин и в сексуальном плане, и в экономическом. Волна широко распространившегося внутрисемейного и публичного насилия над женщинами, частично узаконенная морализующими дискурсами, является одной из основных стратегий подобной эксплуатации.

Далее я сначала представлю, очень коротко, элементы морализующих дискурсов, а затем покажу, как они легитимируют насилие над женщинами.

Обозначим местные сексуально маркирующие стереотипы женственности:

Скромная женщина или девушка; вульгарная (развязная) женщина или девушка; нормальная женщина / плохая женщина; сука — безнравственная, распущенная женщина; женщина / девушка; девственница; невинная девушка; чистая девушка; старая дева; жена / любовница; невеста / подружка; проститутка.

«Скромность — одна из наивысших добродетелей. Это слово употребляется тогда, когда сексуальное поведение женщины, «подача» ею своей телесности, позиционирование женщины во времени и месте характеризуются положительным образом. Прежде всего, скромная женщина не изменяет мужу. Далее, она не демонстрирует свою сексуальность, вызывающе одеваясь, громко разговаривая или смеясь на людях. Она не пьет и не курит в общественных местах, не посещает бары и рестораны без сопровождения мужа или родственников, не гуляет одна по городу по ночам и не заговаривает

с незнакомцами. Советское государство, напрямую вмешиваясь в семейные отношения, модернизировало гендерные режимы 13. Напротив, важным элементом постсоветской националистической риторики стало требование возродить традиционную семью с ее ценностями 14. Понятие женской скромности — ключевое для этого традиционалистского дискурса. Развязная или вульгарная женщина совершает все то, чего не сделает скромная. Фактически «вульгарная женщина» считается плохой женщиной, а «скромная» — хорошей. Другое слово для «вульгарной женщины» — сука. Это позорное прозвище прилагается к женщинам, которые предположительно занимаются неузаконенным сексом. Но все же клеймо суки менее позорно, чем клеймо проститутки.

Очень важно противопоставление «девушка — женщина», в основе которого опять-таки лежат определенные представления о сексуальности. В отличие от женщины, девушка — представительница женского пола, не подвергшаяся еще дефлорации. Многие молодые женщины, с которыми я обсуждал эту тему, называли девственных девушек еще и невинными. Также их называют чистыми. Поскольку невинность и чистота ассоциируются с девственностью, постольку женщина с опытом добрачного секса — греховна и нечиста. Причем очень интересна сама структура осуждения ее греха. Религиозные представления о грехе занимают в ней скромное место; в гораздо большей степени грех осуждается потому, что якобы развязывает некую заключенную в естестве женщины силу, укротить которую невозможно. По мнению моих собеседников-муж-чин, женщина, до мужа переспавшая с другим мужчиной, и после свадьбы не может уже противостоять соблазну «попробовать» кого-то еще.

Представление, что «невинность» незамужней женщины — ее главное достоинство, а потеря невинности — позор как для самой женщины, так и для всей ее семьи, распространено в Казахстане у всех этнических групп. Однако азиатскими по происхождению группами, мусульманами, негативный эффект такой потери ощущается сильнее, чем европейцами. Внеплановая беременность наносит сильный удар по репутации русской семьи, однако родители девушки в первую очередь думают о том, что их дочь даст начало новой жизни, и потому скорее всего оставят и вырастят ребенка. Тогда как и немусульмане, и сами мусульмане единодушно утверждали, что для мусульманской семьи это будет величайшим позором, виновницу могут прибить.

Единственно возможную правовую основу для секса обеспечивает брак. А поскольку он же дает женщине наивысший статус, какого она может достичь, — статус жены и матери, молодая незамужняя женщина старше 25 лет подвергается давлению окружающих. В первую очередь оно выражается в том, что ее называют «старой девой».

Секс на стороне налагает на женщину клеймо. Мои студенты-юноши проводили четкое различие между «подружкой» и «невестой». Они могут ценить своих подружек, но не уверены в них. Дескать, они могут переспать с другими мужчинами, поэтому-то нет к ним той степени доверия, когда можно жениться. А вот своим невестам и женам они могут доверять. И девушки хорошо знали о таком различии в отношении. Сходным образом разделяются понятия «жена» и «любовница». Первую уважают и почитают — ведь она продолжает род, поддерживает семейные устои и традиции. Вторая стигматизируется — за то, что практикует неузаконенный секс, представляющий опасность для семейных институтов. Проститутка воспринимается как того же поля ягода, только еще хуже.

В терминологическом поле, охватываемом бинарной оппозицией «неузаконенный секс — супружеский секс», различные виды внесемейного секса объединяются понятием «гулять». Слово это, в литературном языке означающее «ходить», «прогуливаться», используется в данном случае как метафора для обозначения любого вида неузаконенного секса. Например, когда про женщину говорят, что она гуляет, это в зависимости от контекста может означать, что она свободно сходится с мужчинами или что она изменяет мужу, или — проститутка.

Естественным дополнением дихотомии представлений можно считать широко распространенную двуличность в поведении, когда, с одной стороны, очень многие рьяно ищут разнообразия в сексуальных наслаждениях, с другой, стараются сохранить это в тайне. Такая скрытность мотивирована следующим: во-первых, люди хранят свои любовные дела в секрете из опасения за свою репутацию. Когда человек стремится внедриться в социальные сети, его главный актив — именно репутация, а она напрямую зависит от его сексуального поведения. Мужчину, ведущего неупорядоченную половую жизнь, называют бабником, делающую то же женщину — сукой. Однако эти ярлыки по-разному «метят» женщин и мужчин. Женщины могут не доверять бабнику, но у него самого ярлык усиливает ощущение собственной «мужчинности», а в кругу друзей и знакомых

мужского пола даже поднимает его престиж. Сука же как мужчинами, так и женщинами изображается как развращенное существо, которому не следует доверять. У стигматизированной женщины могут быть друзья и родственники, которых не волнует ее статус; однако она все равно подвергается сильному моральному давлению, что может подорвать и разрушить ее самоуважение.

Вторая причина, по которой люди держат свои любовные дела в тайне, обусловлена их заботой о собственных супругах и семьях. Они попросту не хотят привносить хаос в семейную жизнь или, того хуже, спровоцировать развод. Поскольку семья является одной из главных ячеек в социальных сетях, развод снижает возможности доступа супругов к жизнеобеспечивающим ресурсам. Опять же эти опасения варьируются в зависимости от положения человека в обществе, его пола, принадлежности к определенному поколению. Обеспеченного мужчину или обеспеченную женщину развод пугает меньше. Что касается пола, то можно сказать, что женщин больше беспокоит судьба их семьи и они боятся подвергнуться физическому насилию со стороны мужа, если их неверность будет раскрыта. Молодые не так страшатся развода, поскольку после него могут вернуться к родителям. Молодой мужчина вообще может с легкостью жениться вновь, если он обеспечен и его бизнес процветает. А вот шансы молодой разведенной женщины на повторное замужество с богатым мужчиной сильно снижены. Впрочем, она может найти спонсоров или задействовать иные сексуальные стратегии.

Третья причина, по которой люди скрывают свои интимные отношения, связана с заботой о социальном порядке. Однажды я обсуждал данную тему с компанией мужчин. У всех, за исключением одного, были интимные отношения с женщинами на стороне. И все настаивали на том, что было бы опасно для устойчивости общества делать это в открытую. Один из них сказал: «Если все будут свободно говорить о своих сексуальных отношениях, будет хаос. Все будут гулять напропалую и спать с кем попало, как собаки. Общество просто рухнет, мы уподобимся животным, никто никого не будет уважать».

Женщины, которым приписывают отступление от признанных правил скромного поведения, считаются опасными для семьи и общества, вследствие чего насилие над ними, с целью приведения их к порядку, получает как бы законную силу. И действительно, когда молодые женщины бросают вызов этому самому порядку, они подвергаются как домашнему, так и общественному насилию.

Как говорили мне многие женщины, домашнее насилие, получившее значительный размах еще в советское время, в результате социальных изменений в постсоветский период только усилилось. Вполне возможно, что домашнее насилие и его непосредственная предпосылка — повышенная подозрительность мужей и родителей относительно сексуального поведения молодых женщин являются следствием роста алкоголизма и безработицы, других социальных и экономических проблем. Уровень подозрительности зависит также и от того, как в каждом конкретном случае соотносятся две морали — исконно советская и принесенная коммерциализированной сексуальной революцией. Чтобы это положение стало более понятным, рассмотрим следующий случай.

Читатель, возможно, помнит семью Александра (четвертая глава). Главной проблемой, снова и снова нарушавшей мирную жизнь семьи, были споры между Людмилой, матерью, и ее дочерьми, Наташей и Настей, о том, когда они должны возвращаться вечером домой. Мать требовала, чтобы летом, когда темнеет поздно, они приходили в 10 вечера, зимой — в 7. Но дочери, особенно старшая, Наташа, девушка независимая и решительная, нарушали этот распорядок. Когда я спросил Людмилу, что ее беспокоит, та ответила:

«В советские времена молодые женщины могли без опаски ходить по улицам. Теперь же развелось много дельцов, богатых иностранцев, бандитов и хулиганов, которые охотятся за девушками в барах, ресторанах и на улице. Каждый раз, когда мои дочери идут гулять, я волнуюсь; вдруг их иностранец заманит долларами, или хулиганы увезут и изнасилуют? Они молоды, не понимают опасности. Я за них отвечаю, должна выдать замуж. Ну скажите, кто женится на девушке, которая, извиняюсь, уже не девственница? Очень тяжело быть матерью по нынешним временам. Раньше было проще, потому что и девушки, и парни тоже были проще — встречались себе, влюблялись и женились. А сейчас молодые люди все аферисты. Хотят только секса».

Ее дочери не соглашались с ней. Наташа заметила: «Мама выросла в деревне и не изменила своего провинциального взгляда на вещи. Она не понимает городской жизни». Настя признавала, что гулять поздно ночью опасно, но привела такую русскую пословицу: «Волков бояться — в лес не ходить».

Примерно так же мужья или их родственники контролируют молодых жен. В ответ молодые женщины покрывают друг друга, взаимно обеспечивая себе алиби. Например, следующим образом.

Подруга молодой девушки, у которой назначено свидание с кавалером, звонит ее матери с просьбой, чтобы та разрешила дочери пойти с ней к третьей подружке. Последнюю предупреждают заранее. Потом первая девушка отправляется на свидание. Если ее мать звонит третьей подружке, та отвечает, что девушки вышли за чем-нибудь в магазин. Мира сказала мне, что этот способ используется и женами. Незамужние — предположительно невинные — и молодые замужние женщины подвергаются по сравнению с молодыми разведенными женщинами гораздо более строгому контролю. Ради этого даже любовники устанавливают контакт с семьями любовниц. Так было, например, с той же Мирой.

Все же женщины меньше боятся домашнего контроля и насилия, чем насилия публичного. В публичном насилии они видят чисто постсоветский феномен. Рост его был столь драматическим, что почти каждая девушка, с которой я беседовал, на себе испытала отрытые сексуальные домогательства: от относительно невинных (словесное оскорбление, прикосновение) до куда более опасных (похищение, избиение, изнасилование).

Рост публичного насилия над женщинами имеет несколько причин. Этот процесс — неотъемлемая часть общего социального хаоса, следствие появления мафии и хулиганов, волны насилия (см. третью главу). В ситуации, когда организованное насилие — неотъемлемая часть процесса присвоения или продажи любого товара, сама коммерциализация женских тел делает женщин потенциальными объектами насилия. Мужчины — агенты такого насилия — члены мафиозных группировок и полицейские — эксплуатируют «рыночных» женщин как с экономической точки зрения, так и в постели. Еще больше женщины страдают от насилия неорганизованного, осуществляемого хулиганами. Это публичное насилие над женщиной узаконено той самой моралью, о которой я говорил ранее. Ибо, согласно ей, женщина, ломающая моральные устои интимных отношений, женщина, которая одевается вызывающе, посещает места, пользующиеся дурной славой, нарушает гендерные законы своего времени, сама навлекает на себя насилие. Она отступница, ренегатка, ее следует либо призвать к порядку, либо уничтожить. В результате отсутствует социальное давление на полицию и судебную систему, в которых доминируют все те же обладающие властью мужчины, — то самое давление, которое необходимо, чтобы женщины получали хоть какую-то защиту в публичных местах.

Выводы

Мотивы, вовлекающие женщин в сексуальные стратегии — это отчасти бедность, отчасти желание обрести доступ к дорогим товарам, навязываемым потребительской культурой. Моральное отношение общества к сексуальным стратегиям двойственно. Практикующих их женщин ценят как символ модерности, привнесенной капитализмом; но в то же время традиционная мораль стигматизирует их как отступниц, тем самым поощряя и делая легитимным насилие над ними. Сексуальная революция и так называемая советская мораль по видимости несовместимы; на деле же они дополняют друг друга: на них, как на двух осях, держится эксплуатация женщин обладающими властью мужчинами. Женщины же, применяющие эти стратегии, тоже неоднозначно относятся к налагаемому на них клейму. С одной стороны, они оправдывают свои практики ссылками на материальные нужды, на сексуальную свободу, на право по собственному желанию распоряжаться своим телом. С другой стороны, поскольку их главная жизненная цель — достичь официально одобряемых статусов жены и матери, некоторые из них испытывают негативные чувства из-за того, что применяют сексуальные стратегии. Обездоленные же считают и сексуальные стратегии, и сексуальную революцию чужеродными явлениями; именно через их отрицание создается та иллюзия принадлежности лишенных собственности к воображаемому советскому сообществу, о которой я буду говорить в следующей главе.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Программа TACIS организована ЕС с целью набора университетских преподавателей из бывших соцстран и обучения их в ЕС.

2 Официально профсоюзы существуют, но утратили большую часть своих прежних социальных функций.

3 Обычно я проводил в этом месте по несколько часов ежедневно, делая свои записи. Заинтересованные моей деятельностью и видя во мне потенциального спонсора, они, как правило, сами подходили к моему столику. Или же я подсаживался к ним и, купив им пару бутылок датского или немецкого пива — напитка, по местным меркам роскошного и предпочитаемого другим, — мог разговаривать с ними часами.

4 Студентов-второкурсников у меня не было.

5 М-организация — одно из названий мафии в Алматы.

6 Прим. переводчика: в оригинале — higher authorities, поэтому возможен и другой вариант перевода — «с высоким начальством».

7 Русское слово «отдыхать» имеет в Алматы два значения. Буквально оно означает «отдыхать», «иметь выходной», но как метафора используется для обозначения случайных половых связей.

8 Согласно казахской традиции, когда у женщины проблемы, в первую очередь она должна посоветоваться с женой брата, которая рассматривается как ее сестра.

9 См.: Turner B. Orientalism, Post-modernism and Globalism. London and New York, Routledge, 1994.

10 Уничижительное собирательное название сельских казахов.

11 Своей установкой на наслаждение постсоветская сексуальная революция как будто вторит тому либертарианству, что имело место в Советском Союзе в 1920-е годы, адвокатами которого выступали Рейх (см.: Reich W. The Sexual Revolution. London, Vision Press, 1972) и Маркузе (Marcuse H. Eros and Civilisation. Boston, Beacon Press, 1966) и которое практиковали сторонники так называемой контр-культуры на Западе в 1960-е годы. Но есть одно кардинальное отличие: нынешняя революция в первую очередь отождествляется с коммерциализацией и рекламированием женского тела и женской сексуальности рынком и СМИ.

12 Когда женщина молода, красива, хорошо одета и надушена, ее обожают в Алматы не только за страсть, которую она вызывает, и за желание, которые она может удовлетворить, но и потому, что ее тело и сопутствующие ему желание и удовлетворение — символы новой культуры потребления. Она — драгоценность в короне отелей, ресторанов, бизнес-центров и других подобных им мест. Ее приглашают в рестораны, ей дарят цветы и дорогие подарки, ее красоту восхваляют. Но за привилегию наслаждаться всем этим она платит высокую цену: на ней стигма, она не защищена от насилия.

13 См.: Massell G. The Surrogate Proletariat. Princeton, Princeton University Press, 1975; Akiner S. Between tradition and modernity: the dilemma facing contemporary Central Asian women // Buckley M. (ed.). Post-Soviet Women: From the Baltic to Central Asia. Cambridge, Cambridge University Press, 1997.

14 Akiner S. Op. cit. P. 284.

Перевод с английского Дарьи Панариной