CC BY
365
КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Социальные аспекты культуры
УДК 1(091)101.9 О. А. Штайн*
ЖЕНЩИНА В ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ И ФИЛОСОФИЯ В ИСТОРИИ ЖЕНЩИНЫ
Статья представляет собой философскую реабилитацию имен женщин в истории мысли. В истории европейской философии имена женщин-философов встречаются редко. Они упоминаются в учебниках в основном как спутницы великих мыслителей-мужчин. Автор рассказывает об идеях и судьбах самых знаменитых из них. О них пишут книги и снимают художественные и документальные фильмы, их книги переиздаются большими тиражами в мире. В статье представлена история самой мифичной женщины в истории философии Гипатии Александрийской и представительниц ХХ в., отстоявших свое право на мысль порой ценой жизни.
Ключевые слова: подвижничество Науки ради, история философии, призвание, античный философ, математик, астроном Гипатия Александрийская, философ, врач-психотерапевт, писатель Лу Саломе, феноменолог, монахиня Тереза Бенедикта Креста из Эхта (Эдит Штайн), политический мыслитель Ханна Арендт, экзистенциалист Симона де Бовуар.
O. A. Stein The woman in the history of philosophy and philosophy in the history of the woman
Article represents philosophical rehabilitation of names of women in the history of thought. In the history of the European philosophy names of female philosophers meet seldom. They are mentioned in textbooks generally as companions of the great male thinkers. In the text author stated's ideas and destiny of the best-known of them. About them write books and remove art and documentaries, their books are republished by big circulations in the world. This is Gipatiya from Aleksandriya and representatives of the XX century who asserted the right for thought sometimes at the cost of the life is created for centuries.
Keywords: self-sacrifice of Science, history of philosophy, calling, the antique philosopher, the mathematician, the astronomer Gipatiya from Aleksandriya, the philosopher, the psychotherapist, the writer Lou Salomé, the nun Theresa Benedikta Kresta from Ekht (Edith Stein), the political thinker Hanna Arendt, the existentialist Simona de Beauvoir.
* Штайн Оксана Александровна — кандидат философских наук, доцент кафедры философии Санкт-Петербургского государственного технологического института (Технического университета), [email protected]
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2015. Том 16. Выпуск 2 251
В истории западноевропейской философии имена женщин-философов встречаются редко, а в забвение уходят часто. Они упоминаются в учебниках в основном как спутницы великих мыслителей-мужчин. Тем временем в истории философии можно перечислить порядка 57 женских имен. За 27 веков развития философии — если начать отсчет от Фалеса Милетского (640-562 гг. до н. э.) — получим одну женщину-философа на полвека — не так уж и мало. Судьба целого поколения. Понимая, что аргументация в цифрах более убедительна, я взяла первый попавшийся под руку российский учебник [15] по философии и посчитала, что на 520 страниц приходится 1671 ссылка на философов-мужчин и ни одной ссылки на философов-женщин. Это исключение из правила или правило с исключением? Мы знаем жену Пифагора, мудрейшую Феано, или жену Сократа, ворчливую Ксантиппу, но кто они, самостоятельные женщины-философы?
От величественной Гипатии Александрийской до аристократичной Симоны де Бовуар — что определяет судьбы женщин в истории философии: роль, характер, направление или штрихи к портрету личных и исторических трагедий? Пытаясь уйти от социально-гендерной направленности текста, я вспомню о них с профессиональной точки зрения. Многие из них жертвовали жизнью, именем, семьей ради философии, что можно назвать своего рода подвижничеством Науки ради. Вспоминая их имена, мы уже возвращаем их в современный научно-академический дискурс, свершая философскую реабилитацию. В этом тексте я упомяну наиболее ярких: о них снимает фильмы голливудский и авторский кинематограф, пишут книги. Книги же самих героинь моей статьи расходятся большими тиражами как в мире, так и в нашей стране. Соблюдая историческую последовательность, я упомяну мифически прекрасную Гипатию Александрийскую, а затем представительниц ХХ в.: Лу Саломе, Эдит Штайн, Симону Вейль, Ханну Арендт и Симону де Бовуар.
Гипатия (370-415), дочь Теона, всю жизнь провела в Александрии, где снискала уважение и почет как философ, ученый и учитель. Александрия тогда находилась на перекрестке греко-иудейской, христианской и языческой культурных традиций. На рубеже 1У-У вв. она была центром позднеэллини-стической культуры, авторитет Афин тогда угасал, что подтверждает Синезий из Кирен: «В Афинах не осталось более ничего возвышенного, кроме имен великих людей, когда-то живших в этом городе» [17, р. 43]. Об Александрии, напротив, Синезий пишет как об оазисе интеллектуального процветания, не забывая указать на роль Гипатии: «В Александрии пышным цветом расцветает образование... обретя мудрость Гипатии, Египет наших дней наслаждается ее плодами». С 395 г. (Гипатии тогда было 25 лет) Египет становится византийской провинцией, управляемой императорским префектом и александрийским епископом, который уже с 381 г. носит сан патриарха.
Культурно-религиозный облик города определялся христианскими церквами, иудейскими синагогами и Мусейоном с восходящей к Евклиду библиотекой, хранящей старинные папирусы. В Александрии формировалась среда интеллектуалов — философов, математиков, риторов. Историческая обстановка в годы жизни Гипатии, чьими учениками были представители всех религий,
предопределяла дух свободы, утвержденный законом Константина Великого (285-337) о свободе исполнения религиозных культов.
В Александрии, руководствуясь императорским указом Феодосия I Великого, политику против язычников начал местный патриарх Теофил. В 391 г. христианами был разрушен культовый центр Александрии Серапеум, включая храм бога Сераписа и библиотеку. После разрушения Серапиума напряженность в Александрии усилилась. Сохраняя нейтралитет, Гипатия не присоединилась к защитникам Серапиума [18, р. 23]. Будучи уважаемым учителем, она не участвовала в столкновении язычников, христиан и иудеев. Александрию покинули грамматик Аммоний и неоплатоник Олимпий. Тем временем гонения на язычество продолжались. В 394 г. Феодостий I в пылу борьбы с язычеством осудил математику и астрономию, часто отождествлявшуюся народом с астрологией.
В античности женщина-философ или ученый была редкостью. Гипатия исключительна. Ее отец Теон был автором многих математических произведений, комментариев Евклида и Птолемея. Он стремился сохранить греческое наследие: изучал и передавал теологические тексты орфиков и сочинения Гермеса Трисмегиста, сотрудничал с александрийским Мусейоном. Сократ Схоластик называл его мудрейшим из мужей того времени. После Аристотеля математику стали называть теоретической философией. Гипатия получила от отца блестящее образование и со временем стала его коллегой.
Жизнь Гипатии в период разрушения языческого и установления христианского мира окутана легендами. Ее можно назвать Сократом в женском обличии. Источником свидетельств о Гипатии являются упоминания Сократа Схоластика, письма Синезия из Кирен. Синезий был учеником Гипатии, став епископом Пентаполя Ливийского, он сохранил почтение к ней, продолжал посылать ей письма и свои работы для критики.
Интеллектуальная деятельность Гипатии привлекала к ней множество различных людей. К 390 г. вокруг нее образуется интеллектуальный кружок. Из писем Синезия мы узнаем, что ее учениками были высокие военные сановники, благородные архонты, ставшие префектами, епископами, законоведами.
В плаще (ШЬоп) появлялась она на улицах Александрии. Следуя пифагорейской традиции, Гипатия установила два круга обучения: для широкой публики она доступно излагала произведения Платона. Для узкого круга кроме философии читала математику, музыку, астрономию — дисциплины, которые Боэций называл квадривием. Предположительно, на лекциях Гипатия излагала принципы геометрии по «Началам» Евклида и «Каноническим сечениям» Аполлония, арифметику по Диофанту и астрономию по Птолемею. Из рукописей Гипатии до наших дней сохранились комментарии к арифметике Диофанта. Сократ Схоластик писал о Гипатии: «Она достигла таких высот познания, что превзошла всех философов своего времени; наследница платоновской школы, возрожденной Плотином, она читала лекции всем тем, в ком было желание услышать» [5, с. 34].
Духовным лидером христиан александрийской церкви в то время был патриарх Теофил, выдающийся теолог. Светскую власть представлял префект Орест, ученик Гипатии, воспитанный в традициях греческой paidei, что
давало возможность Гипатии разговаривать с представителями высшей власти на равных позициях. Но даже при Теофиле Гипатия не подвергалась гонениям. В 412 г. на кафедру взошел Кирилл, который развернул деятельность по очищению Церкви.
Межконфессиональный конфликт язычества, иудаизма и христианства назревал, столкновение становилось неизбежным. Вспышкой стало историческое побоище иудейской общины перед Пасхой. В конфликт были вовлечены префект Орест и патриарх Кирилл лично. Позицией Гипатии было примирение сторон, но ее положение на тот момент становилось шатким из-за: 1) принадлежности к элите (народ ее недолюбливал); 2) нейтралитета вокруг Серапиума (язычники не считали ее своей союзницей); 3) занятий математикой и астрономией (возникали слухи о ней как о язычнице). В общественном мнении Гипатия в момент обернулась еретичкой и посланницей ада.
21 марта 415 г. толпа убила Гипатию в церкви Цезарион, раскроив ее тело на мелкие куски, которые сожгли. После гибели Гипатии префект Орест исчез. Развитие греческой философии и науки приостановилось, но спустя 6 лет, в 421 г., другая женщина, Афинаида, дочь афинского философа Леонтия, ставшая императрицей Византии под именем Евдокия, взялась прививать греческую мысль и язык к новой имперской идеологии. Осознавая благодаря отцу значение таких образовательных учреждений, как платоновская Академия, в утверждении культуры, она подталкивает своего мужа Феодосия II к провозглашению в 439 г. греческого языка в качестве официального языка Византийской империи и к открытию Университета. Так одна мудрая женщина подхватывает начинания другой.
Ныне Гипатию канонизировали. Моя статья — плач по Гипатии и в ее лице по судьбе многих женщин-философов. Гипатия стала мифом. С ее истории начинается история философии в женских ликах, и эта терминология уместна, так как возможно сравнить женский подвиг в науке с подвижничеством. Многие из названных женщин напоминают юродивых. Они принимали обиды, прямые оскорбления и косвенные косые взгляды, осуждения и обвинения в ненормальности. Они действительно не были нормой, так как уходили от непосредственного природного и социального предназначения, отдавая материнские инстинкты и женскую любовь науке. ХХ в. стал прорывом в системе высшего образования. Женщины становятся признанными мыслителями: Эдит Штайн, Симона Вейль, Ханна Арендт, Симона де Бовуар и Сьюзен Сон-таг. Их произведения заполнили книжные магазины, о них проводят конференции, пишут книги, снимают документальные и художественные фильмы (в качестве примеров можно назвать фильм Маргаретт фон Тротта «Ханна Арендт» (2012) с одной из любимых актрис Райнера Вернера Фассбиндера, Барабарой Зуковой в главной роли. Картина премирована «Лолой в серебряном» Немецкой киноакадемии в двух номинациях; документальный фильм Нэнси Кейтс (Nancy D. Kates) «О Сюзан Сонтаг» (Regarding Susan Sontag, 2014); нашумевший голливудский фильм «Агора», повествующий о судьбе Гипатии, режиссера Алехандро Аменабара, 2009 г., взявший премию «Гойя» за лучший оригинальный сценарий; «Любовники кафе де Флор» режиссера Илона Дюрана Клэна (Les amants du Flore, 2006), сочувствующий Симоне де Бовуар).
Лу Саломе (1861-1937) — философ, врач-психотерапевт, одна из наиболее известных писательниц, по мнению немецкой энциклопедии. Какую же духовную глубину и эротически напряженную поверхность хранила в себе эта магически обаятельная женщина, сотворившая биографии Ницше, Фрейда и Рильке?
Главным произведением Лу была ее собственная жизнь. Она стала потрясением для великого Фридриха Ницше, ученого-дарвиниста Пауля Ре, Зигмунда Фрейда. Заслугой ее творческой жизни и волевого характера считают развитие поэтического таланта Райнера Рильке.
Психоанализ привлек и поглотил Лу во второй половине жизни. Фрейд писал:
Последние 25 лет жизни этой женщины принадлежали психоанализу. Она привнесла в него очень ценные научные разработки, многие из которых к тому же реализовала практически. То была исключительная женщина. Я не преувеличу, если буду утверждать, что мы ощущаем как целую эпоху тот период, когда она находилась в рядах наших сотрудников и соратников [12, с. 334].
Ей посчастливилось вступать в полемику с Тургеневым, Толстым, Стринд-бергом, Вагнером, Ибсеном. По настоянию известного философа Мартина Бубера Лу Саломе написала книгу под названием «Эротика», которая стала бестселлером в Европе, выдержав множество переизданий. В России книга печатается в знаковом издательстве «Культурная революция» [12].
Жизнь и творчество Лу Саломе можно назвать броском или прыжком. Исследуя природу чувств и страсти, Лу будто всегда писала о себе. Ранее Фрейда заявляла она о бисексуальной природе человека, о вечном присутствии мужественности в женщине и женственности в мужчине. Физиологическую и духовную природу Лу рассматривала в единстве полов, выражая чуждые феминизму воинствующие взгляды. Женское и мужское не противостоят друг другу, но отличаются. Это два способа жизни: женское начало проявляется в величественной статике аристократа, мужское начало — неутомимый активист. Женское стягивает внутрь себя внимание и мир, вынашивая и рождая его вновь и вновь. Мужское начало ассоциируется с целенаправленной целью.
Кто лучше Лу Саломе мог писать о любви? Влюбленный в нее Ф. Ницше говорил о большой философской открытости между ними. На предложение о замужестве Лу ответила Фридриху предложением дружбы. Прощание с Лу Са-ломе он назвал началом полного одиночества, за годы которого он напишет свои великие книги. Лу Саломе считала, что в любви и в творчестве «лучше отказаться, чем вяло существовать» [12, с. 201].
Другая любовь Лу Саломе — поэт Рильке. Жак Нобекур, знакомя французских читателей с феноменом Саломе и ее творческим наследием, отрекомендовал ее как «вдохновителя и палача Ницше и Рильке». Лу было тридцать шесть, а Рильке двадцать один год. «Моя весна, я хочу видеть мир через Тебя, потому что тогда я буду видеть не мир, а Тебя, Тебя, Тебя!» — писал поэт [12, с. 112]. С терпением и виртуозностью меняя формы стимулирования его таланта, она будет чередовать материнские увещевания и девическую страстность.
С Лу Рильке меняет имя. Неопределенная и бесформенная интимность Рене превратилась в твердое мужское Райнер. Новое имя повлекло новую судьбу — сильного трагического поэта. Впечатления от поездок, жизнь в России не позволяли Рильке останавливаться в чувстве и поэзии: «Стремлюсь раствориться в Тебе, как молитва ребенка в радостном гуле утра» [12, с. 113]. Их отношения были откровением: «Любить означает знать о ком-то, чей цвет и способ видения вещей вы должны принять так, чтобы эти вещи перестали быть чужими, словно вы приручили диких животных», — писала Лу Саломе [1, с. 67].
Быть в близости и ускользать ради обретения себя — в этом состояли и мудрость и опыт Лу Саломе: «Они потому так редко остаются "двумя", что единство по большей части означает искажение» — так характеризовала она сильное чувство. Ей удалось избежать искажения. Ее жизнь и творчество были постоянным обретением, среди которых был и психоанализ. Вместе с дочерью Фрейда, Анной Фрейд, Лу занялась детским психоанализом.
Лу Саломе прожила долгую творческую жизнь. Ее сравнивали с силой природы, а она восторгалась природой человеческих чувств, умея быть отстраненной. Странный дар, редкий дар.
О католической монахине кармелитке из Эхта Терезе Бенедикте Креста (Эдит Штайн) в мире известно многим. Философия, вера и история определили ее миссию и героическую гибель. Эдит родилась в 1891 г. в Бреслау в большой еврейской семье. В 1910 г. она была единственной учащейся девушкой на философском факультете в Бреслау [8]. Переехав в Гёттинген, Эдит знакомится с Эдмундом Гуссерлем. Доверительные задания учителя — расшифровка или классификация архива записей — утвердили рецептивные навыки ученицы и привели ее к определяющей научной статье «Феноменология Э. Гуссерля и философия св. Ф. Аквинского. Попытка сопоставления» (1920).
Феноменология как метод, образ мысли и жизни естественно привели Эдит к вере. Феноменология — область гносеологических и онтологических исследований, цель которой сводится к созерцанию сущностей. Свою раннюю философию Гуссерль определял как эгологию, созерцание в области имманентных данных сознания. Метафизические и онтологические основания феноменологии скрываются в области внутренних гносеологических его структур. Так в утробе сознания зарождается мир.
Феноменология ищет не причины бытия, а факторы образования его значения — конституционные факторы. Интенциональность — способ наделения реальности значением, делающий эту реальность значимой, осмысленной. Интенциональность — не предмет, но условие всякой предметности, которая, в свою очередь, является условием видения. «Вещность» несамодостаточна. Она, подобно аристотелевской материи, нуждается в оформлении, иначе будет терять пределы в хаосе и расплываться. Форма, как античный демиург, определяет область видения и границы, описывая околопредельность в топографической и социальной местности. «Вещность» Гуссерля требует означивания — интендирования значений. Это определяет границы, определивает и придает смысл.
Трансцендентальная феноменология зрит в основание мира, которым оказывается Бог — внутренне присущий миру разум. Его можно обнаружить
через универсальное познание, «свободное от всякой связи с мифами и традицией вообще» [7, с. 549].
Человек в метафизическом измерении вопрошает о себе как о разумном существе, о человеческой истории как о разумном процессе. Переплетения собственной и всеобщей истории сводятся к идее разума. В этом брезжит идея провидения. Исторически объективный мир предстает не столько в качестве реального мира, сколько в качестве его картины. «Окружающий мир — понятие исключительно в духовной сфере» [7, с. 630]. Гуссерль отчаянно и пронзительно вопрошает:
Но может ли мир и человеческое существование обладать истинным смыслом в этом мире фактичности, если науки признают объективно констатируемое за нечто истинное, если история не научает ничему [7, с. 548].
Эмоциональный настрой Гуссерля не мог не захватить его ученицу. Историческая действительность Эдит Штайн переплетала интерсубъективные значения распространяющегося в Германии фашизма, научные философские предпочтения феноменологического метода, нравственные нормы и догмы католического христианского вероучения. Как биографический топос Эдит Штайн стал разворачиваться в пунктирную линию заданных исторических координат? Она служит на фронте сестрой милосердия, пишет статью о древнегерманской молитве «Отче наш», знакомится в Гёттингене с Адольфом Рейнахом, молодым преподавателем и новообращенным христианином. Гибель этого человека на фронте и встреча с его семьей оказалась, по ее собственным словам, ее «первой встречей с Крестом, с той божественной силой, которую Крест дает несущим его. Впервые мне видимым образом явилась Церковь» [13, с. 185].
Научный горизонт восприятия и приобретаемый навык религиозного видения совпали в чтении книги «Жизнь святой Терезы Авильской». «Закрыв ее, — пишет Эдит, — я должна была признаться самой себе: это правда!» [13, с. 187].
Крещение Эдит Штайн состоялось на Рождество 1922 г., она добавила к своему имени имя «Тереза». Эдит Штайн изучала историю философской католической мысли. В частности, перевод и комментарии к трактату св. Фомы Аквинского «Бе Уег^е» совместил в себе прозрачность стиля Отца Церкви и глубину философских примечаний переводчика. Ее университетская карьера складывалась успешно до 1933 г.
Начали распространяться известия о том, что фашисты преследуют евреев. Эдит Штайн запретили преподавать и печататься, ничто не удерживало ее в светском мире. С позволения духовного наставника она ушла в карме-литский монастырь, где и приняла имя Тереза Бенедикта Креста. В затворничестве она дорабатывала свой труд «Конечное существо и вечное существо». В 1938 г. сестер (с Эдит ушла в монастырь ее сестра Роза, о чем скорбела их мать, ортодоксальная иудейка) перевели в голландский монастырь города Эх-те, настоятели которого попросили ее написать книгу о богословской мысли и духовном опыте св. Иоанна Креста. Этот труд будет именоваться «Scientia Crucis» («Наука Креста») [14].
В 1942 г. началась массовая депортация евреев. 2 августа 1942 г. Эдит и ее новообращенную сестру Розу увозят сначала в концлагерь в Вестерборк, а потом — в Освенцим. Труд «Scientia Crucis» доведен в повествовании до описания смерти св. Иоанна Креста. Последняя записка сестрам-монахиням заканчивается: «Ave crux, spes unica»: «Радуйся, о Крест, единая надежда». Для Эдит Штайн пришло время не писать, но познать «науку Креста». Свидетельства узников концлагеря Вестборк рисуют нам женщину, выделявшуюся своим спокойствием и умиротворенностью. Сестра заботилась о детях, успокаивала их матерей.
9 августа 1942 г. Эдит Штайн, Тереза Бенедикта Креста, соединила свою жертву с жертвой Христа в газовой камере Освенцима.
Ее учитель, Эдмунд Гуссерль, перед смертью воскрикнул: «Я видел нечто поразительное, пишите скорее!» Что он видел напоследок? Неизвестно, но горизонт восприятия этого видения мог быть наделен смыслом, где Эдит Штайн была замыслом Бога.
Симона Вейль (1909-1943) — сторонница марксизма, троцкизма, работала разнорабочим на автомобильном заводе, чтобы узнать жизнь пролетариата. Папа Павел VI упоминал ее в числе духовных писателей, оказавших на него наибольшее влияние, наравне с Паскалем и Жоржем Бернаносом. Симоной Вейль восхищались Альбер Камю, Андре Жид, Франсуа Мориак. Ее переводили Томас Стернз Элиот и Чеслав Милош. В платоновском «Федоне» сказано: «Философствовать — значит учиться умирать». Симона Вейль в этом смысле именно философ. М. Мамардашвили говорил о Симоне Вейль, что «стержнем драматического переживания было то, что она называла "невозможностью жизни"» [10, с. 103]. Труды С. Вейль с конца 1940-х гг. приобрели кратковременную мировую известность, но уход в вечность оставил ее могилу без надгробия и памятника.
Симона Вейль родилась в еврейской семье. Прекрасное интеллектуальное детство позволило ей поступить на отделение философии в лицее Виктор Дюрюи, заниматься в классе Рене ле Сенна. Именно его взгляды заложили аксиологический фундамент философских исследований Симоны. Философия ценностей и морали стала для нее первой и самой значимой. Изучение социологии Э. Дюркгейма разбудило в ней интерес к социальным отношениям и политике. Она усиленно штудировала К. Маркса и параллельно ходила на собрания христианского кружка. Идеи справедливости и воздаяния всю жизнь будут предметом интеллектуальных и трудовых поисков Симоны.
В лицее Генриха IV ее преподавателем становится Эмиль Шартье, известный под псевдонимом Ален (1868-1951). Для Алена древние мыслители представали как герои воли, он прививал своим ученикам уважение к трудам Платона, Декарта, Канта. Симона включилась в общественно-политическую деятельность, которую не оставит до конца жизни.
В 1928 г. Симона Вейль была принята на философский факультет Эколь Нормаль. Среди политических организаций, куда она входила, были Лига прав человека с антивоенной революцией, межсиндикальная группа «без различия направлений, включая коммунистов» [6, с. 456], кружок демократических коммунистов, куда в свое время вступил Ж. Батай. Она участвовала
в пацифистских акциях, в гражданской войне в Испании, многочисленных манифестациях, в походах шахтеров, делала доклады об угрозе фашизма. После «хрустальной ночи» в Германии, когда были убиты более 90 евреев, 3,5 тыс. отправлены в концентрационные лагеря, разгромлено 267 синагог, Симона написала «Размышления по итогам», где публично отказалась от пацифизма. Ее взгляды эволюционировали в ходе поисков:
Стоит мне подумать о том, что великие вожди большевиков ставили себе целью создание свободного рабочего класса и при этом никто из них, ни Троцкий, ни даже Ленин ни разу не заглянули на завод и, следовательно, не имели ни малейшего понятия о реальных условиях, от которых для рабочих зависит вопрос о рабстве или свободе, как политика представляется мне какой-то зловещей издевкой [6, с. 602].
Сама она пошла работать на завод «Карно», затем на завод «Рено», где писала: «Главное, в чем здесь дело, — не страдание, но унижение, чувство, что личное достоинство, то, как оно выработано обществом, разбито, надо выковать новое» [6, с. 444].
Ее взгляды эволюционировали от непротивления и пацифизма к революционно-военной защите, от иудаизма через атеизм к христианству, с которым она до конца жизни не примирилась, но пыталась.
От студенческих христианских кружков и исследовательского интереса к феномену теодицеи Симона постепенно приходила к молитвенным откровениям. Весной 1937 г. в итальянском городе Ассизи, в маленькой романской церкви Святого Франциска она впервые в жизни преклонила колени в молитве. В 1938 г. вместе с матерью она провела в бенедиктианском монастыре Салем во Франции Страстную седмицу и встречала Пасху: «Во время этих служб мысль о Страдании Христа сама собой вошла в меня раз и навсегда» [6, с. 414].
Она встречалась и переписывалась с о. Перреном, обсуждая с ним пункты христианского вероучения, которые удерживали ее от вступления в Церковь. Симона уверена, что воплощение и страдание Бога в человеческом роде существовали задолго до христианства. До написания Евангелия были мифы об Осирисе, Адонисе, Загрее, Орфее. Она уверена, что откровения о Христе существуют во всех народах и выражены в терминах, отличающих их традицию и мышление.
Ее похоронили 30 августа 1942 г. на новом кладбище Эшфорда, на участке, отведенном для католиков. Аббат воздержался от участия в похоронах, и молитву над гробом читал Марсель Шуман по случайно оказавшемуся у него миссалу.
Для Симоны Вейль Бог трансцендентен, беспомощен помочь, однако сила молитвы признается, потому что Бог присутствует в страдании и в страдающем. Молиться отсутствующему Богу родственно тому, чтобы любить Другого. Другой в строгом, абсолютном смысле не существует. Как можно увериться в нем, если Другой почти всегда недоступен или ложно интерпретируем? В акте единения, в пути мистика на via uniativa исчезают дефиниции, и тогда Другой или Бог абсолютно родственен, но это познание его природы едва ли вербализируемо.
Симона Вейль говорит об атеизме как о роде аскезы, о необходимости радикального отчета перед собой, когда «часть меня еще не принадлежала Богу» [9, с. 60]. Вера, становясь собой, необходимо проходит атеистические ступени подобно состоянию покинутости, оставленности и невозможности ощутить присутствие Бога.
В этом состоянии невозможны нормальные дефиниции («я — атеист» или «я — верующий»). Парадоксальным образом глубинное суждение о самом себе нуждается во внешней санкции, видимо, самого значимого субъекта — Бога, так же как человек нуждается быть прощенным помимо и до опыта прощения самого себя. Это сравнимо с замечанием поэта Иосифа Бродского: нельзя сказать «я — поэт», потому что это примерно то же, что сказать «я — хороший человек». Для Симоны Вейль Бог отсутствует в мире, но существует в страдающем и самом страдании.
Она стала одной из тех, кто испытывает чувство причастности ко всему, к тому, в чем никогда не участвовал. Если говорить о вине, то она для Симоны тотальна: все виновны перед всеми. Жест Симоны Вейль можно определить понятиями Другого не иудейской и не христианской традиции: доведенный до радикальной завершенности принцип непричинения вреда живым существам, своего рода отказ быть спасенным в то время, как останутся неспасенные.
Симона Вейль говорит о травме логоса и травме языка. Насколько возможен Бог в языке травмированного существа? Это неоднозначный вопрос. Бог-жизнь, Бог-прорастание — возможен, но даже назвать Бога Жизнью — значит солгать о Нем, о-пределить именем или о-пределить границей.
Симона Вейль пишет о фактической невозможности жить: о невозможности каким угодно образом понимаемой социальной справедливости, об экзистенциальном состоянии, когда долг понимается через рассредоточение своей жизни, разделение ее с жизнью другими, рас-сотворение и рас-творение.
Ханна Арендт (1906-1975) — ученица М. Хайдеггера, изучала политическую теорию, мышление, проблемы тоталитаризма, политическую философию Канта. В октябре 1964 г. журналист Гюнтер Гаус, пригласивший Ханну Арендт на телевизионное интервью, спросил:
Госпожа Ханна Арнендт, вы — первая женщина, которую мы представляем в нашей программе. Первая женщина, хотя и с предельно мужским, по общепринятому представлению, занятием: вы философ. Воспринимаете ли вы свою роль в кругу философов как нечто необычное или же проблема женского равноправия для вас никогда не вставала? [16, с. 87].
Арендт ответила:
Боюсь, сперва я должна возразить. Я не принадлежу к кругу философов. Моя профессия — политическая теория. Я не чувствую себя философом и не думаю, что я принята философами в их круг. Но если перейти к другому вопросу об общепринятом мужском занятии, то вполне возможно, что какая-нибудь женщина когда-нибудь станет философом [16, с. 92].
На что Гаус ответил: «Я вас философом считаю» [16, с. 87]. Скромность ли это? Нет, профессиональная адекватность и признание философии как призвания, а не как ремесла.
Ханна Арендт училась в Марбургском, Фрайбургском и Гейдельбергском университетах. В своих политических взглядах она придерживалась нейтралитета, но не во время Второй мировой войны. В 1933 г. ее вызывали в гестапо, в 1933 г. она вынуждена была бежать в Париж, а в 1940-м — в США.
В своих трудах Ханна Арендт пыталась обнаружить исток всего существования человеческого бытия, и прежде всего исток его нравственного и морального существования. При ответе она обращается к понятию персоны — «persona». Per — «сквозь», sonare — «голос». Персона — то, что проговаривается. Персона, или личность, имеет отношение к голосу, отсылает к говорению.
Каждый человек находится в сердцевине событий, отношений к нему.
Он предъявляет себя другим через рассказ, так же как события предъявляют себя через язык, который является способностью персоны к мышлению.
Мышление — разговор с самим собой, внутренний диалог. Благодаря речи (у Хайдеггера «logos» — речь) говорящим существом является не вообще животное, а persona — тот, кто мыслит. «Я» рождает отношение к себе и отношение к другим. Мир Sociumа и мир Других персон определяют голос каждой личности [2].
Возможность осознавать себя осуществляется благодаря памяти — обретение себя или осознание себя. Сознание соответствует совести. В европейских языках эти слова не отличаются. Совесть выворачивается в сознание, а сознание проявляется как совесть, следовательно, там, где сознание, там и совесть.
Знание — память, нежелание помнить — нежелание знать. Забвение — отказ знать не только окружающих, но и самого себя, отказ от совести и исключение себя. За место «Я» замещается господин «Никто» (Das Man) или все кто угодно, кроме меня. Ханна Арендт считает, что ответственность — это ответ личности. Она всегда личная, а если на месте «Я» — «Никто», то ответственности нет, это коллективная безличная безответственность: любой Другой, «Я» не обнаруживается [4].
Ответственность и язык являются условием существования личности. Как только мы теряем ответственность, мы теряем себя, превращаясь в пустое место. Мышление — существование себя через совесть. Внутренний диалог позволяет укорениться в своей самости. Автоматически мыслящий индивид — аморальный индивид (moros — традиция). Когда мы воспроизводим традиции автоматически, не принимая внутрь, не пропуская через себя, мы аморальны. Надо рискнуть мыслить, чтобы обнаружить себя — новый экзистенциальный поворот.
Так, христианская мораль, по Канту, которого исследует Х. Арендт, это послушание, поэтому, чтобы обнаружить мораль, необходимо вернуться к дохристианской традиции. Тому в пример некоторые принципы Сократа: 1) лучше несправедливо страдать, чем совершать несправедливый поступок; 2) если совершил несправедливый поступок, лучше быть наказанным. Способен ли ты жить в разногласии с самим собой? — вопрос, который должен задать себе
каждый. Идеал жизни для каждого — создать внешний мир, который бы позволил тебе жить в гармонии с самим собой [3].
Отказ от мышления — преступление против самого себя. Common sens, некий социальный инстинкт, здравый смысл объединяет меня с другими, одновременно обезличивая. Социальный инстинкт не требует мышления, только выполнения, поэтому Сократ был опасен для полиса. Он взывал к мышлению, а не к механическому подчинению. Право не выбирать тоже является выбором. Объяснение «я не могу» достаточно для нового действия. Моя воля приведет меня к тому, с чем я согласен жить. Отказ от мышления — это вина. Пример: суды, восполняющие традицию. Если под давлением общественного мнения выносится приговор, то это снятие ответственности.
Политика выводит за пределы права, становясь политикой противо-правия. Политика — ограничение права, а совесть и мораль лежат за пределами политики. Замалчивание — ситуация несообщаемости или забвения. Речь тоже является социальным актом [2]. Думается, политическая теория Ханны Арендт актуальна сейчас, в период политических недомолвок, информационных поводов и резонансов, революций, ведь понятие холодной войны связано как раз с речью и замалчиванием, а не с тотальным военным театром действий.
Экзистенциальная жизнь, философия и любовь Симоны де Бовуар (1906-1986) подтверждали ее социальные и мировоззренческие установки: находиться за пределами нормы рационального западноевропейского философского сознания, озаряя сущность и существование актом переживания, жить за пределами традиционного повседневного сознания в «свободном браке» с Ж.-П. Сартром, вопрошать общественность, судьбой ли является пол, отвечать за пределами религиозного сознания отрицанием рая и ада. И при этом оставаться красивой женщиной с утонченным вкусом, аристократическим чувством такта и передовыми политическими взглядами.
Много женских имен в истории мировой философии, о которых нужно вспоминать и повествовать о них. О неоднозначной фигуре Розы Люксембург (1871-1919): обладательницы степени по праву, общавшейся с Бебелем, Плехановым, Лениным, Жоресом, преданной работе и трагически погибшей за интересы коммунистической партии, автора «Введения в политическую историю». О филигранной и эстетичной, сильной и непослушной, безумно красивой и волевой Сьюзен Сонтаг. Можно продолжать и продолжать.
Они, женщины в истории философии, готовы были отдать за нее свою жизнь. Трагическая гибель Гипатии Александрийской, сожжение Эдит Штайн в газовой камере, гибель при пытках Розы Люксембург... Ханне Арендт удалось избежать концлагеря в прямом смысле этого слова, спастись бегством в Америку. Сьюзен Сонтаг умерла от рака, что не исключительно. Более исключительны фотографии Сьюзен на больничной кушетке, ставшие манифестом не только жизни, но и смерти, зафиксированной в кадре, о котором она так много писала. Бесславно ушла из жизни аристократка по духу и происхождению Симона де Бовуар. Сартра хоронили как национального героя, на его похороны пришло около 50 тыс. человек, а умирающую Симону узнала только больничная медсестра. Симону Вейль хоронили несколько человек, и только рабочий с завода
«Рено», где она работала в течение одного года, на скопленные деньги установил ей могильную плиту спустя 12 лет после похорон. Могилой Эдит Штайн стало небо, куда улетел дым от костра, и земля, на которую осел пепел. В одном сне я видела среди груды обуви туфли в полиэтиленовом пакете с надписью «Эдит Штайн». Разрезанное глиняными черепками и сожженное тело Гипатии тоже стало пеплом, которым позже посыпали голову ее современники.
Были ли у них возлюбленные, кроме Философии и Бога? В науке у них были великие учителя, вдохновители, те, кто ввел их в философию: З. Фрейд у Лу Саломе, Э. Гуссерль у Эдит Штайн, Ален у Симоны Вейль, Ж.-П. Сартр у Симоны де Бовуар, М. Хайдеггер у Ханны Арендт. Они приняли их научный метод, верно и преданно отдавая себя и женскую суть, отказываясь от семьи и детей. Известно, что у Лу Саломе детей не было, за 4 года до смерти она удочерила дочь своего мужа. Сама же она в шутку приговаривала, когда ее называли «матерью психоанализа»: «Должна же я быть хоть чьей-то матерью?» Не было детей у Х. Арендт, умершей через год после кончины Хайдеггера, — их любовь не была секретом. В России вышла книга Н. В. Мотрошиловой «Мартин Хайдеггер и Ханна Арендт: бытие-время-любовь» [11], где прекрасно описаны красота и близость отношений этих людей через переписку и воспоминания родственников. Гуссерль требовал, чтобы Эдит Штайн в светской жизни вышла замуж за его ассистента по кафедре для духовного единства. После ухода в монастырь Эдит Штайн осознанно отказывается от светских привилегий, семьи и потомства. Сьюзен Сонтаг отказалась от семьи, понимая, что это мешает философскому развитию. Симона де Бовуар была «гражданской женой» Сартра, реализуя идею «свободного брака» между творческими людьми. Детей у нее не было, а вот официальных жен у Сартра было несколько. Симона Вейль считала брак и отношения нечистотой, поэтому девство для нее, как и для Гипатии Александрийской, было естественным и нежертвенным. Обычно мы не поднимаем этого вопроса в отношении мужчин, но женская судьба иная. Насколько нужно жертвовать или избирать, вытеснять или вымаливать, закрывать или отстаивать, оплакивать или протестовать, идти вразрез общественным, чтобы воплотить собственные убеждения?
ЛИТЕРАТУРА
1. Андреас-Саломе Л. Прожитое и пережитое. — М.: Прогресс, 2002.
2. Арендт Х. Жизнь ума. — СПб.: Наука, 2013.
3. Арендт Х. Лекции о политической философии Канта. — СПб.: Наука, 2012.
4. Арендт Х.О революции. — М.: Европа, 2011.
5. Васильев А. А. История Византийской империи. — Л., 1925 (новое издание — СПб., 2000).
6. Вейль С. Формы неявной любви к Богу. — СПб.: Свое издательство, 2012.
7. Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. — Минск: Харвест; М.: АСТ, 2000.
8. О. Георгий Чистяков. Эдит Штайн: тайна веры. — URL: http://tapirr.com/ekklesia/ chistyakov/vechn_grad/edit_stayn.htm
9. Епифанов П. Хронология жизни Симоны Вейль // С. Вейль. Формы неявной любви к Богу. — СПб.: Свое издательство, 2012.
10. Мамардашвили М. Метафизика Арто // Антонен Арто. Театр и его двойник. — СПб.: Симпозиум, 2000.
11. Мотрошилова Н. В. Мартин Хайдеггер и Ханна Арендт: бытие-время-любовь. — М.: Гаудеамус, 2013.
12. Саломе Л. Эротика. — М.: Культурная революция, 2012.
13. Сикари А. Портреты святых. — Milan, Milano Ritratti di santi: Editoriale Jaca Book spa, 1987.
14. Штайн Э. Наука Креста. — М.: Общедоступный Православный Университет; Институт философии и теологии, 2008.
15. Философия: Учебник / Под ред. Э. Ф. Караваева, Ю. М. Шилкова. — М.: Юрайт-Издат, 2004.
16. Разговор с Гюнтером Гаусом. Телевизионное интервью. Октябрь 1964 г. // Социологическое обозрение. — 2003. — № 1.
17. Gretzmacher G. K. Sinesius von Kyrene. Leipzig, 2000.
18. Holum K. G. Theodosiam: Express Women and imperial domination in late antiguity. — Berkeley, 1982.
