CC BY
593
ЖЕНЩИНА: ХОЗЯЙКА, ГЕРОИНЯ, МУЗА...
(о стереотипах женского поведения)
В.Н. Кардапольцева
Kardapoltseva V.N. Woman: the mistress of the house, the heroine, the muse... (stereotypes of a woman’s behaviour). The article looks at the nature of some stereotypes of a woman’s behaviour.
Разные женщины, судьбы и образы представлены на страницах художественной литературы и публицистики, живописи и скульптуры, на киноэкране. В русском фольклоре женщина выступает в самых разнообразных ипостасях тотема, древнеязыческого божества, нередко в роли воительницы, мстительницы, носительницы зла и доброй чаровницы, Богородицы, Царь-девицы, сестры, подруги, соперницы, невесты и так далее. Ее образ бывает прекрасным и безобразным, чарующим и отталкивающим. Фольклорные мотивы, как известно, оказали влияние на все стороны развития литературы, искусства и культуры в целом. О соотношении злых и добрых начал в женщине говорят и пишут все, кто хоть как-то касался этого вопроса. Правда, ряд мыслителей (особенно из числа прошлого) видят в женщине лишь злое начало. Особенно в этом преуспел австрийский психолог О. Вейнингер, который своей работой «Пол и характер», написанной в 1903 году, снискал славу классика женоненавистничества.
Публикация этой работы вызвала массу самых разнообразных и далеко не лицеприятных откликов. Среди отечественных мыслителей, пожалуй, вряд ли найдутся подобные выразители столь однозначного, как у Вейнингера, отношения к женщине. В целом для русских мыслителей характерна идея, выраженная Ф.М. Достоевским, о сочетании в женщине «идеала мадоннского» и «идеала содомского», что, на наш взгляд, близко к истине. Образ женщины реальной и созданной воображением творца можно обнаружить во всех жанрах и видах художественного творчества: от фольклора до самых современных проявлений культурной мысли. По мнению С.Н. Булгакова, «всякий подлинный художник есть воистину рыцарь Прекрасной Дамы» [1].
Однако как бы ни были многолики и неповторимы женские образы, представленные кистью художника, словом писателя или поэта, как бы утонченно они ни были воссозда-
ны рукой мастера-ваятеля, чарующими звуками композитора, из всего бесчисленного арсенала звуков, тонов, полутонов, красок, слов можно выделить вполне определенные типы женских образов, стереотипы их поведения, женских ликов. Ю.М. Лотман выделяет три стереотипа женских образов в русской литературе, которые «вошли в девичьи идеалы и реальные женские биографии» [2]. Первый - это образ «нежно любящей женщины, жизнь, чувства которой разбиты», второй -«демонический характер, смело разрушающий все условности созданного мужчинами мира», третий - типический литературнобытовой образ «женщины-героини». Характерная черта - «включенность в ситуацию противопоставления героизма женщины и духовной слабости мужчины». Хотя исследователь рассматривает русскую культуру XIII -начала XIX века, эти три основных стереотипа в целом отражают особенности женских типов и в культуре последующих исторических отрезков времени. Их мы берем за отправную точку в обнаружении различных типов женщин разных исторических периодов, сыгравших ту или иную роль в развитии культуры.
В то же время наряду с тем, что предлагает Ю. Лотман, существуют и другие подходы в определении стереотипов женского поведения, женских образов, женских ликов. Е. Весельницкая предлагает свой вариант классификации: хозяйка, воин, приз, муза. Несколько иной подход характерен для американской исследовательницы Нормы К. Ну-нан [3], в определенной степени перекликающийся с предложенными уже классификациями. Рассматривая отдельные группы женщин в России в постсоветское время, она выделяет несколько типов женских образов, в чем-то сходных с теми, что предлагает Весельницкая. В предложенной ею номинации типов она выделяет шесть стереотипов женской самореализации: традиционные женщины, советизированные, руссофеминистки,
феминистки по западному типу, неотради-ционисты, эскеписты. Достаточно любопытным и новым по номинации представляется нам тип, обозначенный Нормой К. Нунан как эскеписткий. Это женщины, ищущие легких путей в жизни. Эти пути они находят либо в коммерции, либо в выгодном замужестве, либо в проституции. Классический и достаточно наглядный вариант подобного образа представлен в фильме «Интердевочка» по одноименной книге В. Кунина, в одном из первых советизированных фильмов сексуально-эротического содержания.
Принимая во внимание предложенные классификации, можно прийти к выводу, что в целом во все времена существовали и существуют вполне определенные женские типы. Нам близка классификация, предложенная Ю. Лотманом, и мы ее принимаем за основу (в несколько трансформированном виде). По нашему мнению, в зависимости от ценностных ориентаций: отношения к участию в общественно полезном труде, ориентации по отношению к дому, семье, социальной роли жены и матери, воззрений на возрождение традиционных патриархальных отношений, можно выделить три основных женских типа: традиционные, героини и демонические. К традиционному относятся нежно любящие женщины, способные на самопожертвование ради других, у них «всегда готов и стол и дом», они свято хранят традиции прошлого. В понятие «традиционный» мы включаем вовсе не традиционность, заурядность, обычность женщин этого типа, но сострадательность, способность к сочувствию, сопереживанию, самопожертвованию. К этому типу, как нам кажется, в первую очередь можно отнести «женщину-хозяйку» и неотрадиционалисток, а также «крестовых сестер» (по определению Ремизова), «смиренниц».
Следующий тип представляет женщпна-героння. Это, как правило, женщина, постоянно преодолевающая какие-либо трудности и препятствия. Близка к этому типу и женщина-воин, неуемная активистка, для которой основной формой деятельности является общественная работа. Домашняя работа, семья для нее далеко не главное в жизни. К этому типу мы также причисляем советизированных женщин, руссофеминисток, феминисток по западному типу (согласно терминологии К. Нунан). К этому типу нами отнесены также «горячие сердца» (термин впер-
вые употребил А.Н. Островский) и так называемые «пифагоры в юбках», «ученые дамы».
Третий тип женщин, как нам кажется, наиболее многообразный и неоднородный и в какой-то степени полярный, поистине совмещающий как «мадоннские», так и «содомские» начала - демонический (термин Ю. Лотмана), «смело нарушающий все условности, созданные мужчинами». Сюда, по нашему мнению, можно отнести и женщину-музу, женщину-приз, а так же эскеписток. Интерес также представляют женщины, отличающиеся «демоническим характером», так называемые «роковые женщины». Этот «литературно-бытовой образ» наименее исследован в научной литературе по сравнению с типом женщины-героини (во всяком случае в отечественной), если не считать отдельных журнально-газетных вариантов. В этом типе женщин, в свою очередь, можно обнаружить и другие подтипы, рассматривая стереотипы женских образов более позднего периода, по сравнению с тем, который берет во внимание Лотман. Это, по терминологии русских классиков, «бесстыжие» (А.М. Ремезов) и «попрыгуньи» (А.П. Чехов). Несмотря на определенную схему, характеризующую тот или иной тип женщины, конечно же нельзя считать, что какая бы то ни было классификация, система, схема дает основание жестко обозначить те или иные стороны женщины. Совершенно естественно, что любой тип предполагает наличие и других особенностей, однако определяющими можно считать качества, формирующие тот тип, к которому она относится. Рассмотрим подробнее каждый из выделенных типов.
«КРЕСТОВЫЕ СЕСТРЫ», «СМИРЕННИЦЫ»...
Тип «крестовой сестры», «смиренницы», безропотно несущей крест своей далеко не благополучной судьбы, наиболее традицио-нен как для русской жизни, так и для литературы. Ю. Лотман относит их к «нежно любящим женщинам, жизнь и чувства которых разбиты». Жертвенность во имя другого -идеал женщины этого плана.
Жертвенность характерна для всех тургеневских героинь, подобные же типы мы обнаружим и в романах И.А. Гончарова. В произведениях И.С. Тургенева воссоздано множество целостных образов (к ним литературоведы относят героинь с характером смиренниц и жертвенных женщин). В романе
«Дворянское гнездо» мы видим Лизу Кали-тину, стоящую в белом платье над прудом в имении Лаврецкого. В конце романа Лиза тихо пройдет мимо Лаврецкого, не взглянув на него, только дрогнут ресницы. Она уходит в монастырь, жертвуя своим счастьем. Как похожи эти героини на Вареньку Лопухину, которая, жертвуя своим счастьем с М.Ю. Лермонтовым, выходит замуж за человека, который намного ее старше. Выходит замуж так, как уходят в монастырь, чтобы остаться верной своей романтической любви.
Я попял, что душа ее была
Из тех, которым рано все понятно,
Для мук и счастья, для добра и зла,
В них пищи много - только невозвратно.
Так писал один из самых сложных, противоречивых и в то же время чрезвычайно одиноких поэтов М.Ю. Лермонтов. Мотивы произведений Тургенева продолжает И. А. Гончаров, который в своих обыкновенных историях повествует об обыкновенном для русской действительности течении жизни. Писатель рисует удивительные, но в сущности тоже обыкновенные на фоне русской жизни образы женщин, способных смиренно и героически идти на жертвы ради благополучия других. В романе «Обыкновенная история» автор знакомит читателя с Лизаветой Александровной, которая проявляет душевную заботу и материнское тепло о младшем Адуеве, будучи сама далеко не счастливой. Материнское чувство, дружескую привязанность, внимание она всецело отдает Саше, племяннику мужа. И лишь в финале станет очевидной ее собственная тоска, болезнь, кризис всей жизни. По-гончаровски медлительно показано обыкновенное явление: медленная гибель женской души, готовой на самопожертвование, но не понятая даже близкими людьми. Еще более усилит идею жертвенности, тяжелого, почти непосильного, но все-таки любым путем одолеваемого креста русскими женщинами, писатель-философ, глубочайший мыслитель Ф.И. Достоевский. «Сонечка, вечная Сонечка, пока мир стоит!» - восклицает писатель, говоря о вечности и верности, в его понимании, жертвенного женского образа. Возможно, совсем не случайно автор называет свою любимую героиню именем Вечной Мудрости и Вечной Женственности. Жаловаться, роптать на свою несостоявшуюся в чем-то судьбу - великий грех.
Как правило, в критической литературе образы, представленные писателями русской литературы, относят к идеалу женского характера, наполненного высокой одухотворенной красотой. По мнению многих литературоведов, тип женщины-страдалицы, молчаливо несущей свой крест, свою неразделенную любовь, хотя и нередко ответную, готовую на самопожертвование, берет свое начало с карамзинской «Бедной Лизы». Судьба бедной Лизы, «пунктирно намеченная Карамзиным», достаточно тщательно прописана в русской литературе. Это сочетание греха и святости, искупление своего греха, жертвенность, в определенной степени мазохизм можно обнаружить во множестве героинь русской литературы. Философско-этические концепции, вольно или невольно заложенные автором в этом на первый взгляд сугубо сентиментальном произведении, получат свое развитие во множестве произведений более позднего времени. В какой-то степени это и пушкинская Татьяна Ларина, и героиня его повести «Станционный смотритель». Правда, обольщение Дуни гусаром Минским обернулось трагедией для ее отца -Самсона Вырина. Однако весь ход повествования почему-то наводит на мысль, что Минский бросит Дуню, сделает ее несчастной, упоение радостями - недолговечно. Впрочем, в финале мы уже видим ее несчастье вследствие смерти отца. Мотив самоубийства заменен мотивом крайнего социального унижения. Тень бедной Лизы можно обнаружить в большинстве произведений Ф.М. Достоевского. Даже составляющие этого словосочетания (бедная Лиза) проходят через все творчество писателя: «Бедные люди», «Униженные и оскорбленные», «Преступление и наказание». Достаточно часто в его произведениях встречается имя Лиза. Лизавета Ивановна. жертва Раскольникова, в какой-то мере крестовая сестра Сонечки Мармеладовой, «вечной Сонечки, пока мир стоит».
В романах Л.Н. Толстого тоже можно встретить мотивы обманутой любви, крушения иллюзий, греха и святости, жертвенности, искупления. История отношений Нехлюдова и Катюши Масловой в романе «Воскресение» во многом перекликается с карамзинской фабулой. В «Очарованном страннике» Н.С. Лескова, глубоко философском произведении, - еще один из вариантов «бедной Лизы». Красавица-цыганка Гру-шенька, почувствовав, что «не мила стала»
князю, некогда влюбленному в нее, уговорами и хитростью вынуждает героя лишить ее, нелюбимую, жизни, заставляя тем самым другого «за нее отстрадать и ее из ада выручить». Подобный карамзинскому мотив очевиден и в стихотворении А. Блока «На железной дороге», и в некрасовской «Тройке». Строки блоковского стихотворения можно рассматривать как своеобразное обобщение женской российской судьбы крестовой сестры:
Не подходите к ней с вопросами.
Вам все равно, а ей - довольно:
Любовью, грязью иль колесами
Она раздавлена - все больно.
То есть не только литература XIX, но и XX века повествует о женщинах, несущих свой непосильный крест судьбы по жизни, свои «земные печали». Об этом пишут А. Ремезов («Крестовые сестры»), Б. Зайцев («Аграфена»), А. Солженицын («Матренин двор»), В. Распутин («Последний срок», «Живи и помни») и многие другие писатели, повествования которых представляют собой «книгу бытия» русской женщины, «крестовой сестры». Эти книги - своеобразное житие простой русской женщины, великомученицы.
Естественно, не только литература, но и сама жизнь полна ярчайших женских образов, отличающихся теми или иными свойствами. Великому русскому писателю и философу Ф.М. Достоевскому, одной из самых трагических фигур в русской литературе, долгие годы не везло с женщинами. Его личная жизнь складывалась неудачно. Он постоянно стыдился своей бедности и неброской внешности, часто влюблялся и получал отказ. Лишь в возрасте 45 лет он встретился с женщиной, которая была его моложе более, чем на 20 лет, Анной Григорьевной Снитки-ной. Именно она подарила ему счастье, которым долгие годы обделяла его жизнь. Снит-кина помогала ему во всех делах, старалась освободить его от всех семейных и бытовых тягот, была поистине самоотверженной женщиной, «крестовой сестрой» и «горячим сердцем». Об этой женщине поэт Вл. Корнилов напишет такие строчки:
Этой отваги и верности Перевелось ремесло...
Больше российской словесности Так никогда не везло.
Несколько иной тип, отличный от литературного, тип «горячего сердца» и «крестовой сестры» и, возможно, «смиренницы»
можно обнаружить в лице жены Колчака (да, того самого, который явился грозой нашей неокрепшей Советской республики в период гражданской войны и интервенции), связанной с ним гражданским браком. Анна Васильевна Тимирева (по первому мужу), дочь известного в истории русской культуры пианиста, педагога, дирижера, одного из директоров и инициаторов постройки нового здания Московской консерватории В.И. Сафонова, прошла с Колчаком весь путь после появления его в России и находилась при нем до последней его минуты, оставаясь еще некоторое время в иркутской тюрьме и после его расстрела. Об искренних и высоких чувствах к этой женщине Колчака, личности далеко незаурядной, свидетельствуют его письма, которые так и не дошли до своего адресата.
ЖЕНЩИНЫ-ГЕРОИНИ
Женский «голос» и женское «слово» (социально-полезные роли женщины) в культуре вообще и русской в частности - аспекты, представляющие интерес многих исследователей.
Уже с первых летописных преданий известно о первых славянских женщинах Ольге, Рогнеде, Евфросинье Суздальской, княгине Евдокии. Их имена упоминаются с большим уважением и благоговением. Сохранились предания об амазонках, одерживающих сокрушительные победы над мужчинами. Любому школьнику известно имя Жанны де Арк, «Орлеанской девы», освободившей Францию от векового английского ига, своими подвигами вписавшей имя героической женщины в страницы мрачного Средневековья. Рассматривая проблему женского в русской культуре, вполне уместно вспомнить о том, какую роль сыграла женщина в истории становления своего отечества, о ее «голосе» в ходе исторического процесса. Пусть не всегда, можно даже сказать, достаточно редко, она «коня на скаку» останавливала, к счастью, не слишком часто ей приходилось входить в «горящую избу», но во все времена были «в русских селеньях» женщины, способные в переломный период времени повлиять на ход истории. Правда, эту' способность (играть значимую роль в истории) многие оспаривают.
Между тем древнерусские былины называют лучших стрелков из числа женщин (жена Дуная). История русских земель с середины XII века (по упоминаниям Киевской,
Ипатьевской, Новогородской и других летописных сводов) знала много имен княгинь и боярынь, участвовавших в политической жизни отдельных княжеств и даже осуществлявших единоличное правление. Период 30-50 годов XII века в истории Полоцкого княжества назван «полоцким матриархатом». В числе княгинь-правительниц были представительницы семьи князя Святослава Все-славича, а также жена некого князя Михаила, имя которой осталось неизвестным. В русском фольклоре XIII-XV веков в одной из исторических песен упоминается об Авдотье Рязаночке, простой горожанке, которая совершает подвиг, проявляя при этом мудрость, терпение, душевную стойкость. Она уводит из полона жителей Рязани и заново возрождает город. Она, миновав леса, озера, реки, ходила в «землю басурманскую», вызволяла пленных из неволи. В древнерусской литературе предшественницей этой женщи-ны-героини можно считать Ярославну из «Слова о полку Игореве», чей плач был слышен в Путивле, на городской стене, которую Е. Осетров, исследователь древнерусской культуры, знаток древнерусской литературы, назвал «прекрасной, трогательной, героичной». Нельзя не согласиться с подобной оценкой. По его мнению, образ Ярославны мы находим в разных столетиях. Во времена татарского ига ее звали Авдотьей Ряза-ночкой, в период Смутного времени - это Антонида, благословившая своего отца Ивана Сусанина на ратный подвиг, «в памятном 1812 году» - это старостиха Василиса. Многим известно имя Надежды Ду ровой, кавалерист-девицы, участницы и героини войны 1812 года. В послужном списке этого заслуженного кавалерийского офицера, этой живой легенды данные о многочисленных походах, боях и наградах. «Патриотизм Н. Дуровой выразился ярко в ее самоотверженном служении Родине, презрении к опасности, в величии ее духа», - говорилось в информации об этой прославленной героине. Она много сделала и на другом поприще - в области художественной литературы. Ее талант писательницы благожелательно оценил A.C. Пушкин. «Записки кавалерист-девицы» имели шумный успех сразу же после их опубликования и представляют немалый интерес для нашего времени. О незаурядности и «героичности» ее натуры свидетельствуют и страницы детства, о чем она повествует в своих «Записках».
Будучи уже в раннем детстве физически сильной, она вела себя по-мальчишески: смело скакала верхом, плавала, лазала по деревьям и по крышам, хорошо стреляла из лука.
Поистине героическими женщинами в полном понимании и толковании этого слова можно назвать жен декабристов, отправившихся за своими мужьями в суровые условия ссылки и разделивших их далеко не уютную и спокойную судьбу. «Записки княгини М.Н. Волконской», «удивительно русской женщины», разделившей вместе с другим женами изгнание своего мужа-декабриста, -свидетельство героической самоотверженности и образец поклонения и восхищения. Княгиня Е.И. Трубецкая, А.Г. Муравьева (в Сибири прожила недолго, умерла от сильной простуды), графиня Е.П. Нарышкина,
A.B. Ентальцева, Н.Д. Фонвизина, П.Е. Анненкова (урожденная Полина Гебль, дочь наполеоновского офицера), М.К. Юшнев-ская, A.B. Розен, К.П. Ивашева (урожденная Ле Дантю. француженка) героически делили с мужьями все тяготы жизни. Привыкшие к изысканной кухне, к жизни с множеством прислуги, они, стараясь не роптать на свою судьбу, вместе с мужьями ели черствый хлеб и запивали квасом, стирали и чинили белье, шили одежду, сажали овощи и выполняли множество другой работы, о существовании которой когда-то даже не знали.
«Русские по сердцу, высокие по характеру» женщины - эти «отважные жены» являли пример «душевной силы» в «снежных пустынях суровой страны». Однако чаще всего исторические документы и законодательные акты освещают судьбу женщин привилегированного сословия, хотя существуют отдельные сведения о представительницах незнатного происхождения, в частности о русской крестьянке-врачевательнице Февронии Муромской. Гораздо больше сведений о роли женщины в развитии русской культуры более позднего периода, особенно с XVIII века, периода правления Петра Великого, кардинально изменившего культурную жизнь России и, естественно, жизнь и судьбу русской женщины, что дало ей возможность определить себя, более сообразуясь со своими наклонностями и устремлениями. В XVIII веке идеал женщины образованной, просвещенной стал цениться особенно высоко. Велика роль в развитии культурного преобразования России, всех ее областей Екатерины II, о ко-
торой никак нельзя сказать, что у нее «слабо развито чувство истории и что ее трудно довести до сознания исторической задачи и исторической ценности» [4, 5].
XVIII век славился деятельными женскими натурами. История упоминает барыню Е.М. Румянцеву, которая активно занималась не только хозяйством, но даже учредила шерстяно-шелковую ткацкую фабрику для выработки чулок и ковров, улучшила конский завод и выгодно приторговывала подмосковными имениями. Княгиня Дашкова помогала плотникам возводить стены собственными руками, участвовала в прокладке новых дорог, кормила коров, сочиняла пьесы и занималась множеством других дел как интеллектуально-возвышенных, так и прозаических.
Следует иметь в виду, что в разные эпохи, в разных сферах деятельности «голос женщины» и «женское слово» звучали по-разному: недостаточно отчетливо звучит
«женское слово» в области философской мысли (хотя можно найти примеры определенного вклада женщины в развитие как отечественной, так и зарубежной философии, начиная с античности), естествознания, в области архитектуры, ограниченное количество выдающихся достижений в сфере ваяния, мало женщин-критиков, музыкантов, дирижеров, немногим больше в области режиссуры. В то же время женщина с успехом заменила мужчину в больницах, лабораториях, на педагогическом поприще, в разнообразных учреждениях, в чиновничьей деятельности, огромное количество прославленных женских имен в театральной деятельности: солисток оперы, балета. Подобное распределение мужских и женских ролей во многом зависит от особенностей женского и мужского начал. Женщина в основном проявляет себя с большей отдачей в тех областях, где в меньшей степени необходимы рационализм, рассудочность, чистая логика, лишенная эмоциональности, чувственности, сердечности. Нельзя не согласиться с утверждением Вей-нингера о том, что «женщины скорее находили возможность приложения своих сил там, где впечатления могут быть достигнуты мягкими и неопределенными переливами чувств, как, например, в живописи и поэзии, чем в таких областях, где нужен мощный материал - как в музыке, архитектуре, в пластике или философии» [6]. Если обратиться к отечественной культуре, то найдется множе-
ство примеров в подтверждение этой мысли, можно назвать огромное количество имен женщин, прославивших русскую сцену, обогативших русскую поэзию, сказавших свое слово в прозе.
«Переливы чувств» брали на вооружение женщины не только в эстетически-эмоцио-нальной сфере, известно не так уж мало имен женщин, прославивших себя в области, где нужен «мощный материал», например, в науке. Это так называемые «пифагоры в юбках». К этой категории мы относим тех женщин, которые имели тяготение к научной деятельности или прославили свое имя в области научных знаний.
В истории русской культуры можно обнаружить немало прославленных «пифагоров в юбке» в разные периоды развития духовной и материальной жизни, женщин, которые «мыслями» и делами доказывали свою способность быть наравне с мужчинами. Уже в период Киевской Руси были высокообразованные женщины, правда, в основном княжеского происхождения. Черниговская княжна Ефросинья обучалась у боярина Федора и, как сказано в ее житии, хотя она «не во Афинех учится, но афинейски премудрости изучи», освоив «философию, риторию и всю грамматикию». Княгиня Ефросинья Полоцкая «была умна книжному писанию» и сама писала книги. Об энергичной и умной женщине упоминается и в житии XVII века. Эта традиционная форма средневековой литературы, претерпев существенную деформацию, приобрела новый облик, превратившись в биографическую повесть. «Повесть об Улиании Осорьиной», написанная муромским дворянином Дружиной Осорьиным, сыном Улиании, создает образ неординарной женщины и, конечно же, образцовой жены, хозяйки. Это первая в русской литературе биография женщины-дворянки.
Наиболее значительное число женщин, тяготеющих к наукам, дала петровская и постпетровская эпоха. Ек. Дашкова, Ав. Голицына, С. Ковалевская, М. Кюри - выдающиеся женщины, чьи имена прославили отечественную научную школу. Хотя достаточно трудно найти яркие имена русских жен-щин-философов, в то же время эта область деятельности не была чужда представительницам прекрасного пола. Достаточно популярный в прошлом веке журнал «Московский Меркурий», агитируя за просвещение своих соотечественниц, призывает читатель-
ниц следовать примеру француженок и «перенести трон философии в свои будуары». История знает немало женщин, которых называли «философ в чепце», живших в разное время.
Каким бы делом женщина ни занималась, она всегда несет свое, присущее ей, женщине, лицо. Кто-то из мудрых сказал, что сущность женщины в ее специфике, а не в подражании мужчине. В подтверждение этой мысли можно вспомнить эпизод из истории вековой давности. В 1894 году появилась заметка об исследованиях в Париже, посвященная наличию у женщин способности к изобретению. Вывод: из 125000 патентов на изобретение на долю женщины приходится лишь 100. Большая часть изобретений последних связана именно с женской сферой: аппарат для разрезания апельсинов, автоматический рожок для кормления грудного ребенка, способы очистки старых обоев, система подвязок для ношения детей работницами и так далее. Говоря о специфике женской деятельности, Н. Бердяев писал: «Женщина, осуществляющая свое женственное назначение, может сделать великие открытия, которые не способен сделать мужчина. Только женщине могут открываться некоторые тайны жизни, только через женщину может приобщиться к ним мужчина. Пусть женщины плохие математики и логики, плохие политики и посредственные художники, в них таится мудрость высшая, чем всякая математика и политика» [7].
Тип женщины-героини, способной ни в чем не уступать мужчине, и, если понадобиться, даже во многом противопоставить себя духовной слабости мужчины, мы можем найти во множестве художественных явлений русской культуры: от той, что «коня на скаку остановит», созданной фантазией словесного творчества, до той, что стоит вместе с рабочим на высоком постаменте, олицетворяя образ неутомимой и не сломленной никакими невзгодами труженицы-колхозницы, рожденной полетом мысли скульптора-монументалиста (кстати тоже женщины). В русской литературе истоки этого типа идут от Н.Г. Чернышевского (В.П. Кирсанова, героиня произведения «Что делать?»). Близки к этому типу и некоторые героини И.А. Гончарова (хотя в целом у этого писателя совсем другие ориентиры), в частности Ольга Ильинская, и героини многих произведений уральского писателя Д.Н. Мамина-Сибиряка.
Наиболее яркими образами можно считать героинь рассказов «Переводчица на приисках», «Отрава». В русской классической литературе мы найдем и несколько иные идеалы героинь, так называемые «горячие сердца», рушащие привычные нормы женского поведения. Подобные образы наиболее наглядно представлены в произведениях русского драматурга второй половины
XIX века А.Н. Островского. В его пьесах выведены такие яркие и несколько непривычные для стереотипов женского поведения персонажи, как Лариса Огудалова, Снегурочка, Катерина. Эти героини отличаются неукротимым стремлением к воле, свободе, самоутверждению. Близка к героиням Островского и Грушенька из повести Н.С. Лескова «Очарованный странник», Саша из драмы А.П. Чехова «Иванов». «Русские женщины» писателя-демократа H.A. Некрасова -это обобщенный образ женщины-героини, жен шины-смиренницы, «крестовой сестры» и «горячего сердца». Революционно-демократические традиции Чернышевского развивают в своих директивах А. Колонтай, Н. Крупская и другие представительницы, чья неутомимая деятельность направлена на преобразование общества. Что из всего этого выходит, весьма наглядно показывают такие писатели, философы, писатели-провидцы, как А. Платонов, Е. Замятин и другие. Создано множество прекрасных, вдохновляющих фильмов, прославляющих женщину-героиню, но, к сожалению, чрезвычайно далеких от реальной действительности с иллюзорными, как оказалось, представлениями о счастье. Среди них: «Член правительства», «Старые стены», «Прошу слова», «Екатерина Воронина», «Евдокия», «Председатель», «Высота», «Женщины», «Москва слезам не верит» и много других.
В период тоталитаризма, в частности, в годы лысенковщины, появились молодые энтузиастки, слепо верящие в идеалы великого ученого, «пополняя хор, где были солисты мужчины», эти женщины-воины устраивали настоящие гонения на истинных ученых. Появился также тип «высушенной лабораторной дамы»: резкой, властной, возможно, отличавшейся в молодые годы определенным воображением, но к зрелости его совершенно утратившей. Подобный тип женщины мы встречаем, например, в повести Б. Васильева «Завтра была война», в романе
В. Дудинцева «Белые одежды», в глубоком
философском романе Ю. Домбровского «Факультет ненужных вещей». Этот тип женщин, как нам кажется, достаточно активно был внедрен, а может быть, и навязан, тоталитарной идеологией. Идеалом последней долгое время было существо полумужчины-полуженщины, так называемого, «своего парня», которого можно поставить на работу под землю, в шахты и на рудники, на железнодорожные пути для выполнения тяжелой физической работы. Не случайно героиня булгаковского произведения «Собачье сердце», полностью экипированная в сугубо мужское облачение, на вполне закономерный вопрос профессора, интеллигента в полном понимании этого слова: «Вы собственно кто: мужчина или женщина?» - с нескрываемой гордостью ответила: «Какая разница?». И, действительно, для носителей разрушительной стихии революции этот факт не имел никакого значения. Подобный тип женщины-воина создал в своем романе А. Платонов, назвав свое произведение «Счастливая Москва». Москва - это имя далеко не счастливой женщины, но неодолимо стремящейся найти «вещество жизни», как и большинство героев Платонова.
Таким образом, мнение некоторых мужчин по поводу того, что женщина не хочет и не может быть субъектом, что она всегда пассивна и стремится лишь к проявлению воли, направленной на нее извне, вряд ли можно считать обоснованным и правомерным.
РУССКИЕ МУЗЫ. ДЕМОНИЧЕСКИЕ ЖЕНЩИНЫ
Во все времена, у всех народов женщина служила неисчерпаемым источником вдохновения мужчины. Немалую роль сыграли женщины в судьбе многих политических деятелей. Существует огромное количество литературы, в которой повествуется о влиянии женщины на жизнь, творчество и поступки мужчин, - поэтов и прозаиков, художников и музыкантов, ученых, мыслителей, изобретателей и путешественников, политических деятелей, воинов, коронованных особ. История творчества великих поэтов, писателей, композиторов будет неполной, если оставить без внимания женщин, которые вдохновляли гениев на создание своих шедевров. Вспомним хотя бы, какую роль сыграли Ю. Самойлова в судьбе К. Брюллова, Е.А. Денисьева на позднее творчество Ф.И. Тютчева, П. Виардо в жизни И.С. Тур-
генева, Г.И. Забела на формирование «творческого реализма» Врубеля, и бесконечное множество других примеров.
По мнению Н. Бердяева, женщина вдохновляет мужчину к творчеству и через творчество тот стремится к целостности, хотя и не достигает ее в земной жизни; «мужчина всегда творит во имя Прекрасной Дамы». То, что влюбленность в Прекрасную Даму рождает вдохновение, - это истина, которая является для большинства неоспоримой. «Половое влечение есть творческая энергия в человеке», - отмечает Бердяев в работе «Смысл творчества» [8]. А. Белый считает, что два вдохновения посещают художника в момент его творчества: вдохновение созерцания и вдохновение воплощения созерцаемого. Вдохновение первого рода женственно, вдохновение второго рода мужественно, инициативно, активно, в нем проявляется «индивидуализм и самоутверждение». В творческом процессе оба вдохновения необходимы и равноценны [9]. С точки зрения Ю. Лотмана, в русской литературе поэзия Жуковского «утвердила представление о женщине как о поэтическом идеале, предмете преклонения». Впервые реальный «предмет преклонения» в русской «мирской» культуре (в частности живописи) мы встречаем на полотне талантливейшего художника петровского времени - А. Матвеева. В «Автопортрете с женой» художник смело и открыто впервые прославил женщину как верную спутницу мужчины, достойную любви и уважения. Свободно и радостно он заявил о своих чувствах к любимой. Взволнованно и, вместе с тем, деликатно рассказал о том глубоком и сокровенном, о чем никогда не решались сказать в допетровское время. Глядя на эту' работу, трудно поверить, что за несколько десятков лет до появления этого холста церковная культура держала под запретом тему земной любви. В эпоху Петра I женщина получила возможность открыто появляться в обществе мужчин, участвовать в ассамблеях, празднествах и церемониях.
Если обратиться к XX веку, то можно обнаружить огромное количество примеров, когда пели хвалу женщинам-вдохновитель-ницам. Гимн женщине-музе дан в удивительно проникновенном и глубоко философском романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». И это вполне закономерно. Биографы жизни и творчества этого писателя говорят о трогательной гармоничной и почти
фантастической истории любви, о неземных, почти «книжных» отношениях Елены Сергеевны и Михаила Афанасьевича Булгаковых. С 1923 года и до конца своих дней Булгаковы были счастливы настолько, насколько возможно быть счастливыми в «земном» понимании этого слова. Эта высокая любовь питала творчество одного из самых ярких русских писателей XX века, именно благодаря этой высокой любви родился на свет блистательный памятник недосягаемой вечной гармонии «мастера» и обыкновенно-необыкновенной женщины - роман «Мастер и Маргарита».
Однако наряду с возвышенным образом женщины-музы та же самая женщина может играть и демоническую, роковую роль в судьбе ее почитателя и обожателя. Демоническая женщина... В таких женщинах нельзя наверняка быть уверенным: ни в словах, ни в чувствах, ни в действиях. Она всегда поступает как бы наперекор нормальной логике, точнее, наперекор тому, чего от нее ждут. Она нередко является разрушительницей домашних очагов, судеб. Именно поэтому ее относят к роковым, демоническим женщинам, обладающим каким-то мистическим ореолом, но в то же время являющимся и вдохновительницами. Однако и сами они нередко оказываются в роли жертв. Можно привести множество примеров, когда женщина является одновременно и чаровницей и демоном. В одном из восточных афоризмов говорится: «Когда женщина похожа на ангела, то берегись и знай, что в ней сидит дьявол». Каролина Адамовна Сабаньска - краса-вица-полька из образованной и знатной семьи, сестра жены О. Бальзака, кумир
А. Мицкевича - явилась в жизни A.C. Пушкина «опьянением любви самой мучительной». Обстоятельств ее биографии нет по сей день. Страстно влюбленные в нее Пушкин и Мицкевич были далеки от мысли, что эта демоническая красавица-полька, пленительная женщина шпионила за ними, будучи политическим агентом генерал-лейтенанта Витта - одной из самых неприглядных личностей в истории русского политического сыска. Именно этой женщине посвящено одно из лучших стихотворений, «лелеющих нашу душу своей гуманностью» «Я Вас любил...». Однако великий поэт был готов простить обожаемому существу все, даже унижение своей заслуженной славы. За несколько месяцев до венчания с Н. Гончаровой
Пушкин писал: «Вам я обязан тем, что познал все, что есть самого судорожного и мучительного в любовном опьянении, и все, что есть в нем самого ошеломляющего...» Это была, пожалуй, самая демоническая любовь в жизни Пушкина. И в то же самое время мало кто из наших зрелых соотечественников не знаком с бессмертными пушкинскими строками:
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
«Муза Пушкина - это девушка-аристократка» (в отличие от некрасовской, для которого «кнутом иссеченная муза», «печальная спутница печальных бедняков», «сестра народа», «муза мести и печали»), в которой «обольстительная красота и грациозность непосредственности сочетались с изяществом тона и благородною простотою». Сколько женских ипостасей несет «лелеющая душу гуманность» лирики A.C. Пушкина! «Неистовый Виссарион», несмотря на свою сдержанность в чувствах по отношению к представительницам «прекрасной половины человечества», не мог не заметить этого и не отразить в своих глубоких и удивительно проникновенных (в смысле проникновения во все глубины и ньюансы исследуемого им объекта) критических заметках (в значении все замечать). Однако справедливости ради следует отметить, что и в жизни этого великого критика были женщины-музы. женщины вдохновительницы, хотя он очень не любил касаться этой темы и очень стыдился, когда кто-то, каким-то образом смог «спровоцировать» его на подобные беседы, считая, что есть более весомые и значительные для обсуждения темы. В юности Белинский увлекался дочерью городского судьи, А. Мосоловой, девушкой красивой, начитанной. Именно она вдохновила его на создание первого художественного произведения «Дмитрий Калинин» (как видим, благодаря женщине, которых он неистово сторонился, считая себя далеким для женского идеала мужчиной, и собственное художественное творчество ему не чуждо). Всякие взаимоотношения с этой девушкой, однако, прервались из-за сословных препон и во многом из-за того, что Анна даже стеснялась достаточно неприглядного вида знаменитого критика, его старого костюма и обуви. Позже ее избранником и мужем стал князь. Тем не
менее на этом связи Белинского с женщинами не закончились, но на этот раз выбор пал на девушку более простого сословия, из мещанской семьи. Правда, чрезмерная «просветительская» работа по формированию ее личности напугала и избранницу, и ее родителей, роман не получил долгого развития. Женой, помощницей, в определенном смысле вдохновительницей, но в какой-то степени и демоном Белинского, особенно в последние годы, по утверждению его современников, стала М.В. Орлова. Они познакомились по переписке, полемизируя по поводу его критических статей.
Можно привести множество примеров из истории взаимоотношений великих личностей XX века, того, какую роль сыграли в их творческой биографии женщины. Л. Брик, легендарная женщина, незаурядная личность, вошедшая в историю именно благодаря своим замечательным женским качествам и той роковой роли, которую она сыграла в судьбе Маяковского. Известно, что те безмерные страдания, которые причинила Л. Брик
В. Маяковскому (чему свидетельство - стихи и письма) были, возможно, самым жгучим счастьем в его жизни. Существование этой женщины: то нежной, то жестокой, то неотступно верной, а то предательски изменчивой, постоянное ее присутствие в душе поэта было необходимо ему как допинг, как средство от «позорного благополучия», от которого он всю жизнь бежал. Хотя многие стихи поэта обессмертили имена разных женщин, в то же время вся его лирическая классика посвящена именно Л. Брик. Как только не называли эту женщину: «святая муза», «Беатриче», «Пиковая дама светской поэзии», «убивица»... Бесспорно одно: именно эта де-монически-роковая женщина вдохновляла Маяковского на невиданного накала любовные чувства и стихи. Эта «громада»-поэт «навек» был «ранен любовью» к женщине, которая стала для него и демоном, и роком, и музой.
Ее сестра Эльза, впоследствии французская писательница Эльза Триоле, тоже явилась для многих знаменитостей «женщиной жизни». Ей посвятил одну из лучших книг о любви русский писатель В. Шкловский, а также крупнейший поэт Франции Л. Арагон (муж Эльзы во втором браке), посвятив ей свои бессмертные стихи. Имена этих сестер, как и многих других женщин в истории и культуре России, относятся к тем образам
демонических, которые пленяют не только и не столько своей красотой, а каким-то особым качеством, способным «высекать искры» из мужской души. Искры эти высекаются отнюдь не верностью, не постоянством натуры, а скорее ее изменчивостью, разнообразием состояний, переливами настроений, близостью глубочайшей бездны и недосягаемой высоты.
Ярким примером фантастического демонизма можно считать А. Суслову, бывшую жену Ф.М. Достоевского и русского философа В. Розанова, которая сыграла роковую роль в жизни этих великих мыслителей, самым варварским образом вторгаясь в их семейный очаг. Ее нередко называли «женщиной гениев», хотя любовь к ней принесла гениям одни лишь страдания (деспотизм этой «роковой женщины», ее отказ дать развод Розанову, который был значительно моложе ее, привели к трагическому разлому в его жизни). Однако Розанов писал о Сусловой, которая в течение двадцати лет не давала ему развода: «С ней было трудно, но ее невозможно забыть».
Размышляя о музах и вдохновительницах, хотелось бы отдельно вспомнить о «русских музах европейской культуры», которые являлись «женщинами судьбы» не только русских творческих личностей, но их влияние распространялось и далеко за пределы отечественных границ. К таким ярким женщинам можно причислить Е.Д. Дьяконову, знамениту ю Галу, сыгравшую далеко не малую роль в творческой судьбе П. Элюара и особенно С. Дали; Л. Саломе (Лу Андреас-Саломе), родившуюся и прожившую 20 лет в Петербурге, а впоследствии долгие годы обосновавшуюся за границей. Она была близким другом Ницше, Рильке, Фрейда. Русские жены были у Пикассо, у Р. Ролана, де Кирико, Л. Арагона, А. Матисса, Г. Уэлса. Г. Дали - одна из самых примечательных и противоречивых женщин XX века. Она не переносила посредственностей, ради гения была способна на любую жертву, и каждый гений рядом с ней чувствовал, что его понимают. Поль Элюар нашел в русской девушке не только прекрасную слушательницу своих стихов, но и свою музу. Для него были синонимами слова: Любовь, Поэзия, Гала. Для
С. Дали, который был на 11 лет младше ее, она стала другом, женой, любовницей, спасительницей и опорой во всех его творческих и бытовых делах и в то же время демониче-
ской и роковой женщиной. Он не только щедро делил с ней свою славу и богатство, но и прославил ее в своих книгах, увековечил ее в своих художественных произведениях, даже включил ее подпись под своими картинами, чего вряд ли удостаивалась хоть одна муза художника.
Демонических женщин в то же время можно назвать женщиной-приз, снисходительно позволяющих завоевывать себя и награждать собой победителей. Они, как правило, относятся к себе как к некой высшей и незыблемой ценности культуры, не зависящей ни от экономических, ни от политических бурь времени. К этой категории женщин можно также отнести Л. Менделееву, жену А. Блока; Л. Райснер; 3. Райх, одну из жен С. Есенина, впоследствии ставшую спутницей В. Мейерхольда; М. Андрееву, близкую подругу С. Мамонтова, М. Горького; М.И. За-кревскую (Мура, «Железная женщина»), сыгравшую не последнюю роль в жизни Г. Уэлса, М. Горького и других знаменитостей.
Не только в либеральный, декаденский серебряный век были женщины, которые мыслили себя как приз и которых воспринимали как приз, но и в жестокое, не принимающее никаких отклонений, лишенное всякого оптимизма сталинское лихолетье, были женщины-приз, которых тоже нужно было завоевывать. Но уже не они сами позволяли себя завоевать, а этот сложный процесс зависел от сложных и непредсказуемых поворотов мысли «великих умов», «отцов народов». Официальную советскую кинозвезду Т. Оку-невскую (фаворитку сталинской империи, одну из многочисленных избранниц Л.П. Берии, И.Б. Тито) тоже можно отнести к числу женщин демонических, роковых в то же время великомучениц. Однако все эти дамы сердца, приносящие немало страданий и мук их поклонникам, являлись вдохновительницами, властительницами великих умов, побуждая их в минуты любви и разочарований к ярчайшим проявлениям творчества. Почти каждое творческое лицо нуждается в таких женщинах, которых они возвышают, увековечивают и в чьи сети попадают. Большинство этих женщин далеки от политики, от сложных переплетений времени, чаще всего они живут сегодняшним днем, стараясь сделать его по возможности счастливым для себя и для любимых ими мужчин.
И. Ефремов, отечественный писатель-фантаст советского периода, один из первых,
кто представил на страницах своих художественных произведений женщину-приз, и в то же время обнаружил интерес к гендерной проблематике с точки зрения социальной, психологической, биологической. Его героини - это приз, награда, которая достается герою за проявленные им доблестные качества. Мотив получения женщины-приза не нов в мировой художественной литературе, он несет свое начало из народного фольклора, сказки, мифологии. Известно множество сюжетов, когда приходилось завоевывать избранницу самыми разнообразными ухищрениями, да еще и получив в придачу не менее полцарства. Однако И. Ефремов превратил женщину-приз в активно действующее лицо, из объекта, который завоевывают, в социально-активный субъект. В его романах «Тайс Афинская», «Лезвие бритвы», «Туманность Андромеды, «Аэлита» и других женщины активны, независимы, свободны, физически совершенны, отличаются эстетическими и интеллектуальными качествами. Правда, отнюдь не всегда демонический тип женщин соседствовал с образом музы. История мировой и отечественной культуры знает примеры и женщин-«отравительниц», как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. Наиболее христоматийный пример из русской истории XVIII века - небезызвестная Салтычиха, которая даже для своего времени, не отличавшегося особым гуманизмом, являла пример чудовищной жестокости и изуверства. Как свидетельствуют источники, не намного уступали в проявлении своего варварского и свирепого немилосердия матери Н А. Некрасова и И.С. Тургенева. Ушли, казалось бы, в прошлое идеалы, освященные православием, навеянные Пушкиным, Толстым, Тургеневым, Достоевским, Розановым. Последний писал: «Как героизм в мужчине конечно есть добродетель, - так главная добродетель в женщине, семьянинке и домоводке, матери и жене, есть изящество манер, миловидность (другое, чем красота) лица, рост небольшой, но округлый, сложение тела нежное, не угловатое, ум проникновенносладкий, душа добрая и ласковая. Это те, которых помнят; те, которые нужны человеку, обществу, нации; те, которые угодны Богу и которых Бог избрал для продолжения и поддержания любимого своего рода человеческого» [14]. Достаточно устойчивые прежние женские идеалы, женские роли, женские лики стали для многих архаичными, попол-
нившими «факультет ненужных вещей». И это прежде всего женское самопожертвование, и, как ни печально, женская сострадательность. Естественно, что с течением и изменением времени ценностные ориентации не могут сохранить свою устойчивость. В ходе социального переустройства общества стереотипы и ориентации женского поведения претерпевают изменения, преобразуются и оценки реальности, восприятия окружающего. Говоря о женском идеале XX века, следует отметить, что если в 50-е годы он связывался с женщиной самостоятельной, способной влиять на развитие общественных процессов, то сегодня идеал молодой женщины, вступающей в жизнь, нередко ассоциируется с длинными ногами, красивой и дорогой игрушкой, всем тем, что навязывается красивыми и дорогими журналами типа «COSMOPOLITAN», «ELLE», «BAZAAR» и им подобными.
1. Булгаков С.Н Тихие думы. М., 1996. С. 537.
2. Лопшан ЮМ. Беседы о русской культуре: быт и традиции русского дворянства (XVIII -начало XIX века). С.-Пб., 1994. С. 65-72.
3. Норма К. Нунан. Ведет ли сознательность к действию: исследования воздействия перестройки и постперестроечного времени на женщин России // Женщины России - вчера, сегодня, завтра (материалы конференции). М., 1994. С. 35-41.
4. Бердяев НА. Истоки и смысл русского коммунизма. Репринт, изд. М., 1990. С. 205.
5. Бердяев НА. Эрос и личность: Философия пола и любви. М., 1989. С. 146.
6. Вейнингер О. Пол и характер. М., 1992. С. 59.
7. Бердяев НА. Метафизика пола и любви // Русский Эрос, или Философия любви в России. М., 1991. С. 254.
8. Бердяев НА. Философия свободы; Смысл творчества. М., 1989. С. 416.
9. Белый А. Воспоминания о Блоке. М., 1995.
С. 1-29.
10. Розанов В.В. Мимолетное. М., 1994.
ДЬЯВОЛИАДА ЗАМЯТИНА В КОНТЕКСТЕ ФОЛЬКЛОРНЫХ И ЛИТЕРАТУРНЫХ ТРАДИЦИЙ (на материале повестей «Уездное», «Алатырь», «На куличках»)
H.H. Комлнк
Komlik N.N. Zamiatin’s devilishness in the context of folklore and literary traditions in his short novels “Of the Province,” “Alatyr,” and “On the Other Side of the World.” The article analyses the peculiarities of the devilish types introduced in Zamiatin’s ‘provincial trilogy’. According to the author of the article, they bear a pronounced, folklore character. Enriched by the literary tradition emanating from Dostoevsky, the devilish types are an artistic equivalent of the writer’s deep moral and philosophical generalisations concerning the state of Russian mentality, the hidden tendencies of living in Russia before the Great Disaster.
Замятинская дьяволиада, играющая важную роль в идейно-художественном содержании повестей «уездного» цикла, носит ярко выраженный фольклорный характер. На фоне интенсивно разрабатываемой в русской литературе 10-20-х годов темы сатаны она подчеркнуто демократична и народна.
В искусстве и литературе первой четверти XX века в основном преобладали две тенденции в воплощении образов инфернального мира: либо романтическая завороженность силами зла, которая проявилась, например, в падших ангелах и поверженных демонах Врубеля, в «Огненном ангеле» Брюсова, во «Влюбленной в дьявола» Гумилева, либо искренний пиетет, каковой присутствует по
отношению к дьяволу в повести Л. Андреева «Дневник Сатаны». Созданная фантазией Л. Андреева внушительно-респектабельная фигура сатаны породила в 20-е годы целую плеяду отмеченных высоким стилем образов князей тьмы из романов И. Эренбурга «Необычайные приключения Хулио Хуренито», А. Чаянова «Венедиктов, или Достопочтенные события жизни моей» или рассказов А. Соболя «Обломки» и А. Грина «Фанданго», и, наконец, обладающую поистине королевским достоинством фигуру булгаковского Воланда.
Нечаянно попавший в разряд князей тьмы князь Вадбольский из повести Замятина «Алатырь», как, впрочем, и вся нечистая
