CC BY
157
Дарья Радченко
«Жареный укроп» с «кровью младенцев»: пищевые коды российско-украинского конфликта1
В ходе российско-украинского конфликта актуализируются традиционные модели приписывания оппоненту свойств и действий, связанных с пищевыми нормами и запретами: представления о порче противником еды, обвинение оппонента в нарушении пищевых табу, которое может варьировать в диапазоне от использования «неправильных» способов приготовления общей для обеих культур еды до поедания запретной пищи, вплоть до каннибализма. Тексты, содержащие эти представления, выводят оппонента за рамки человеческой культуры в целом (понимаемой каждой из сторон как ее собственная культура), «расчеловечивают» его, делая любые гуманитарные жесты неприменимыми к нему. Благодаря наличию общей информационной среды такие тексты становятся известны обвиняемой стороне. Начинается ответная реакция, дрейфующая от иронической апроприации на вербальном уровне до создания материальных объектов, призванных довести до абсурда враждебные представления. Тем не менее эти ответные действия только форсируют дальнейшую агрессию, укрепляя стереотип. В статье рассматриваются формы фольклорной реакции на новостные события, провоцирующие актуализацию пищевых кодов.
Ключевые слова: табу, каннибализм, стереотип, фольклор, интернет-фольклор, пищевые коды.
23 февраля 2015 г. в российских СМИ появилась новость: «Под улюлюканье и крики "Слава Бандере!" молодые люди принесли в жертву "русского человека". У него вырезали "печень ополченца" и призывали участников сборища воткнуть в нее осиновый кол» [В бандеровском клубе в Киеве 2015]. Политический акционизм, включающий не только уничтожение изображения оппонента, но и его символическое съедение, кажется неожиданным и шокирующим — однако он вполне вписывается в конфликтную риторику.
«Революция достоинства» 2013 г. на Украине повлекла за собой не только смену власти и общего направления украинской внешней политики, отделение Крыма и войну на территории Донецкой и Луганской областей, но и актуализацию сложной системы взаимных российско-украинских фольклорных представлений о «чужом» и их пародийную апроприацию, выливающуюся в специфичные практики, связанные с представлениями о норме и аномалии пищевого поведения. Как суммирует Е.Е. Левкиевская, оно «является наряду с одеждой и другими аксиологическими подсистемами одним из важ-
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 16-0600286 «Мониторинг актуального фольклора: база данных и корпусный анализ».
Дарья Александровна Радченко
Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ / Московская высшая школа социальных и экономических наук, Москва
darya_radchenko@maU.nj
нейших идентификационных кодов, позволяющих отличить человека от не-человека (зверя, иномирного существа и т.д.), человека культурного от дикаря, "своего" от "чужого"» [Лев-киевская 2011: 37]. Не вызывает удивления, что такие базовые коды, как пищевые нормы и табу, актуализируются в период конфликта, когда дифференциация «своего» и «чужого» приобретает особую значимость. Именно поэтому в ходе информационной войны подобные коды начинают целенаправленно эксплуатироваться. Тем не менее далеко не все такие конструкты находят отклик у носителей фольклора: распространяются только те тексты и сюжеты, которые апеллируют к имеющемуся репертуару идентификационных кодов каждой из сторон конфликта.
Отравленные конфеты:
враг как источник «неправильной» пищи
В конфликтном дискурсе 2014—2015 гг. встречаются два типа моделей «пищевых» обвинений в адрес противника. Первая из них (и достаточно маргинальная для описываемого конфликта) — это мотив нанесения врагом ущерба через пищевые ресурсы и воду. Как правило, он реализуется в текстах об отравлении врагом источника воды или о «мнимой благотворительности» агентов врага, предлагающих мирным жителям (особенно детям) отравленные или иным образом сделанные опасными продукты питания. Это традиционный [Fine 1992: 125] и очень распространенный мотив городской легенды, активно циркулирующий в том числе в интернет-пространстве (см., например: [Brunvand 1983; Fernback 2003]). В современной американской культуре мотив отравленных конфет связан в основном с празднованием Хэллоуина [Grider 1982] (и сопутствующим ему разгулом злых сил, как потусторонних, так и реальных). Однако в постсоветском ареале бытует традиционное для многих стран Европы представление о том, что такие конфеты разбрасываются вражескими агентами (особенно частотен этот мотив для фольклора времен Второй мировой войны).
Несмотря на то что после распада СССР сюжет «шпион подбрасывает отравленные конфеты» воспроизводился редко и сохранялся преимущественно в детском фольклоре, во время конфликта он реактуализовался. Официальные лица и волонтеры Украины сообщали об отравленном чае, предложенном защитникам Майдана [Апостолов 2014], оставленных силами ДНР / ЛНР заминированных коробках конфет [Детские игрушки и конфеты 2014], взрывчатке в банке меда, которую принес на блокпост ВСУ пенсионер [Черных 2015]. Противоположная сторона также распространяет слухи о контаминированной
еде, фиксируется и воспроизведение архаичного сюжета об отравлении колодцев:
По словам одного из бойцов, в одном селе, которое было освобождено от ВСУ еще летом, в августе, перед своим уходом каратели залили все колодцы машинным маслом. Так как там нет центрального водопровода, люди лишились единственного источника воды1 [Фашизм наших дней 2015].
Во многих случаях, однако, предполагаемой целью отравителей становится не нанесение урона противнику, а вербовка сторонников и усиление их агрессивности. Так, в феврале 2014 г. распространялись сообщения о том, что защитникам Майдана в еду или питье подмешивают психостимуляторы (наркотики) [Майдан, революция и наркотики 2014]. В Тирасполе весной 2014 г. были распространены слухи о том, что поведение одесситов во время событий у Дома профсоюзов объясняется попаданием в городской водопровод психотропных веществ2. Также фиксируются многочисленные тексты о символической контаминации, когда исходно нейтральная пища используется политическими силами для того, чтобы привлечь и удержать людей на своей стороне. В декабре 2013 г. заместитель госсекретаря США В. Нуланд приносит и раздает на Майдане продукты; поедание этой пищи в глазах «пророссийских» медиа и аудиторий маркирует защитников Майдана как «продавшихся Америке»; «печеньки Госдепа» становятся мемом, обозначающим предательство3. Последовавшие заявления Нуланд о том, что «печенье» на самом деле было сэндвичами, а угощала она не только демонстрантов, но и военнослужащих внутренних войск, были проигнорированы.
Однако в основном у «пророссийски» настроенного сообщества контаминация пищи понимается скорее символически. В силу того что П. Порошенко является владельцем кондитерского предприятия Яо8Иеп, поставляющего продукцию в страны СНГ и ближнего зарубежья, происходит ожидаемая подмена: конфеты этого предприятия ассоциируются с самим президентом Украины и его действиями. Так, 1 июня 2014 г.
Здесь и далее во всех текстах интернет-пользователей сохраняется орфография и пунктуация оригинала.
Приносим благодарность И.С. Душаковой за это сообщение.
Как и во многих других случаях, этот мем является сложным образованием. Представляется, что его устойчивость и востребованность связана с тем, что он отсылает не только к конкретному событию на Майдане, но и к популярному тексту А. Гайдара «Сказка о Военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твердом слове» (1933), в котором отрицательный герой помогает интервентам и за свое предательство вознаграждается «целой бочкой варенья да целой корзиной печенья». Визуальное сходство сэндвичей в пакете, протягиваемом Нуланд демонстрантам, с круглым печеньем укрепило параллели в структуре сюжетов «Мальчиш-Плохиш и буржуины» и «Майдан и Нуланд». В результате мем прочно укоренился в системе представлений аудитории «пророссийских» медиа.
в Донецке во время митинга, посвященного борьбе за мир в регионе и приуроченного ко Дню защиты детей, состоялась акция, в ходе которой собравшиеся топтали рассыпанные конфеты Ко8Иеп (акция была представлена СМИ как спонтанная):
В какой-то момент на площадь Донецка митингующим привезли конфеты для детей, однако, когда собравшиеся обратили внимание, что это конфеты фабрики Roshen, владельцем которой является Петр Порошенко, они принялись топтать конфеты с криками: «Порошенко — фашист!» [па1аИакагк8оп 2014]
В интернете идет активная агитация против покупки кондитерских изделий этой марки, утверждается, что ее не покупают в странах Евросоюза1, покупка расценивается как поддержка политики Порошенко и финансирование идущих на Донбассе боевых действий, влекущих за собой гибель мирных жителей. Ситуации отказа от приобретения / потребления конфет ЯозИеп зафиксированы в регионах России и на пророссийски настроенных территориях2: Неужели кто то покупает эти конфеты — с кровью донбасских детей??3
Таким образом, обе стороны конфликта генерируют тексты, отвечающие одной модели. Но если «проукраинские» каналы коммуникации скорее поддерживают прямолинейную реализацию этой модели («отравленные продукты распространяются агентами врага»), то «проновороссийские» — скорее метафорическую, соединяющую «врага» и производимую или распространяемую им пищу в единый семиотический комплекс. Но и «прямолинейная», и «метафорическая» реализации отвечают общему для сторон конфликта культурному фону, который актуализирует пропаганду и слухи времен Второй мировой войны и соответственно присваивает оппоненту ярлык «фашиста».
Блины с червями: пища варваров
Вторая традиционная модель разграничения «своего» и «чужого» при помощи гастрономических кодов — обвинение оппонента в нарушении пищевых табу, которое может варьировать в диапазоне от «неправильных» способов приготовления общей для обеих культур еды до поедания запретной пищи. Так, для традиционного общества характерна модель генерирова-
См. «Оглушительная укроперемога в Латвии», запись в Livejournal, пользователя seva_riga, 06.03.2015: <http://seva-riga.[ivejournaLcom/405504.htm[?thread=48856832>.
Приносим благодарность за предоставление информации о полевых наблюдениях О.Б. Христофо-ровой и Д.С. Рыговскому.
Комментарий пользователя Tamara Abramenko на странице РИА Новости в Facebook, 22.02.2015. <https://www.facebook.com/photo.php?fbid = 10153174950254271&comment_id = 10153175853634271>.
Ё ния пейоративных лексем на основе номинации пищи, счита-
4 ющейся свойственной данной группе (см., например: [Васьки-
§ на2011:26]). Однако в рассматриваемом конфликте она прак-
| тически не работает. Номинация «салоеды» по отношению
| к украинцам используется крайне редко. Пародия на лозунг
* «Слава Украине! Героям слава!», перефразированный как
§ «Сало уронили! Хероям сала!», встречается несколько чаще,
1 однако также мало значима для носителей традиции.
и
0
3 Вместе с тем в ходе конфликта в большом количестве возника-§ ют фольклорные тексты о «неправильной» пище противника. | Один из важных сквозных мотивов описываемого периода — | конкуренция между россиянами и украинцами за «звание» ци-■Ц вилизованного народа в противоположность варварам-оппо-% нентам. В качестве аргументов, кроме апелляции к историче-
4 ским представлениям, используется и описание стереотипов § о бытовых привычках друг друга. При этом эксплуатируется ¡5 модель, с успехом применявшаяся в литературе поздней Рим* ской империи: в числе отличительных признаков варвара пе-£ речисляются чудовищный аппетит, примитивность вкусов а и отсутствие застольного этикета [Gowers 2003: 58].
1 Именно так сложилась группа текстов о ватниках-лопатниках.
Ц Начало этому процессу положило празднование Масленицы
» в Ставрополе (22 февраля 2015 г.), в ходе которого состоялось
§ ставшее традиционным мероприятие по выпечке огромного
| блина и раздаче его гостям праздника со специальной лопаты.
^ В марте фотография этого мероприятия разошлась по социаль-
Л ным сетям и вызвала острую негативную реакцию. Пользовате-
ли социальных сетей расценили это событие как иллюстрацию утраты россиянами чувства собственного достоинства («кормят как скотину»), отсутствие культуры потребления пищи, любовь к «халяве» и чрезмерный аппетит: «Друзья, помогите: как соблюсти этикет, когда ешь с лопаты? В какую руку взять черенок? Как отличить лопаты для рыбы, для мяса и для снега?»1
В итоге в социальных сетях появляется устойчивая пара «ват-ники-лопатники», описывающая утрату собственного достоинства и стремление получить бесплатно то, что и без того доступно и дешево стоит (в основном, пищу): «Для зажравшихся русских халявопоклонников теперь появился новый титул — ватник-лопатник»2.
«Кормление с лопаты» оказывается крайне устойчивой характеристикой некритично настроенного патриота, активно бы-
1 Майдан и Антимайдан. Запись в группе, 21.02.2015. <http://ok.ru/maidann/topic/63540845131190>.
2 Форум Днепропетровска. Запись в группе, 28.02.2015. <https://www.facebook.com/permalink. php?id=531706910273036&story_fbid=692048327572226>.
тующей в течение нескольких месяцев. В конце июля — начале августа 2015 г. мотив «неправильного» поедания «неправильной» еды россиянами получил дополнительное развитие за счет двух событий. На фоне дефицита определенных продуктов, вызванного контрсанкционными мерами со стороны России, и падения курса рубля 27 июля в СМИ появилось сообщение о том, что томские ученые предложили в качестве продукта питания переработанный протеин дождевых червей. Реакция, совместившая «неправильный способ еды» с табуированной едой, оказалась незамедлительной:
Ресторанный хит 2016 года в России: «Дождевой червь с крапивой» Подается на лопате1.
Лайфхак для россиян: дождевых червей удобнее есть с лопаты. Также можно фаршировать ими блины1.
В свою очередь, сообщение об уничтожении незаконно ввозимых подсанкционных продуктов питания в августе 2015 г. стимулировало появление массы вербальных и визуальных текстов о россиянах, которые ищут эти продукты на помойке. Эти и подобные тексты о нелогичном и «варварском» поведении и мероприятиях «ватников» привели к формированию «реакции присвоения», когда стереотип оппонента опровергается путем доведения до абсурда. Приведенный ниже текст отличает интересная судьба: первоначально он был размещен в «проукраинском» аккаунте в Твиттере в качестве иронической критики «ватников», однако вскоре стал использоваться людьми, ассоциирующими себя с атакуемой группой: фиксируются перепосты носителями как «лоялистских», так и «оппозиционных» взглядов.
1. Проснулся. 2. Надел георгиевскую ленту. 3. Поел червей и блинов с лопаты. 4. Потренировался в метании коровяка3. 5. Сжег чучело Обамы4.
Такие тексты «списочного» характера, авторы которых иронизируют над предполагаемыми представлениями оппонента о себе, в целом вполне характерны для патриотического дискурса (как российского, так и украинского). Как правило,
Запись в Twitter пользователя Свободная Россия, 27.07.2015. <https://twitter.com/free_russians/ status/625800204969766913>.
Запись в Twitter пользователя Рязанский шпрот, 27.07.2015. <https://mobi1e.twitter.com/ cheborukhin/statuses/625705302277648384>.
Отсылка к информации об очередном соревновании по метанию коровьих лепешек в Пермском крае «Веселый коровяк» (13.07.2015), интерес к которому значительно возрос после публикации сатирического стихотворения поэта Орлуши (Андрей Орлов), см. запись в Facebook пользователя Андрей Орлов, 13.07.2015: <https://www.facebook.com/or1usha/posts/10155841279885578>. Запись в Twitter пользователя Рязанский шпрот, 27.07.2015. <https://twitter.com/Judge_Syrova_ Ya/status/625949650957299712>.
4
пуантом такого перечня стереотипов является наиболее абсурдное представление: если в приведенном выше тексте это поедание червей с лопаты, то в текстах ниже — медведи, разгуливающие по улицам Москвы:
Прошу помощи, товарищи! Я выгуливал своего медведя в центре Москвы, как вдруг какие-то подонки загрузили его в свой Т-34, предварительно ударив меня пустой бутылкой от водки по голове. Медведь бурый, возраст 3 года1.
[П]ойду надену ватник, возьму балалайку, медведя выгуляю и за стекломоем сбегаю, утро, пора выпить, а то день пропадет даром!2
Итак, «патриот» вполне охотно примеряет на себя маску варвара, способного к нарушению конвенций «цивилизованного» мира — как в отношении употребляемой пищи (или напитков), так и в отношении способов ее употребления. Позиционируя себя за рамками «цивилизации», носитель такой традиции в иронической форме осмысливает ту опасность, которую он — как «варвар» — представляет для скованных условностями культуры оппонентов.
Воображаемый каннибал: враг как пища
Однако наиболее востребованная модель «нарушения табу» этого периода строится на представлениях об антропофагии. Как отмечает К.А. Богданов, «[л]юдоедство обнаруживается или, точнее, предполагается там, где важно провести демаркационную линию: свое — иное, законное — беззаконное, правоверное — еретическое» [Богданов 1999: 207]. Апелляция текста к моделям антропофагии подразумевает, по формулировке А.А. Панченко, «максимальную девальвацию социального и, если так можно выразиться, когнитивного статуса человеческого существа» [Панченко 2014: 23].
Демонизация или девальвация оппонента по этой модели (обвинения в каннибализме, иногда усиливаемые обвинениями в инфантициде — как в текстах «кровавого навета» или текстах о «литве», характерных для восточнославянского ареала) весьма традиционна для конфликтов как этнических и религиозных, так и политических, причем, как правило, в ситуациях, когда реальное бытование практики антропофагии не зафиксировано (см., например: [Arens 1979; Sanday 1986; Ramsey
«Немного позитива», запись в LwejournaL пользователя andriano-a7d, 30.07.2015. <М±р:// andriyano7d.LivejournaL.com/52517.htmL>.
Комментарий пользователя rus_Land60 к записи «Мышеловка захлопнулась!» в LivejournaL пользователя эИотаэИег, 17.03.2015. <http://stomaster.LivejournaL.com/3543864.htmL?thread=50991416 #И50991416>.
1994; Abbink 2008 и др.]). Так, в период депортации калмыков в Сибирь и Казахстан (1943—1944 гг.) среди местного населения распространилось представление о том, что высланные являются людоедами (что значительно затруднило их адаптацию в принимающем сообществе) [Гучинова 2005].
Мотив каннибализма оказался востребованным не только в фольклоре, но и в политической борьбе: В.Ю. Вьюгин описывает риторику эмигрантской и зарубежной печати 1920-х гг., в которой Советская Россия предстает «островом каннибалов», где нарушено наиболее очевидное табу — табу на поедание людей [Вьюгин 2014]. При этом обе стороны конфликта могут одновременно считать друг друга каннибалами: как показывает П. Тернер, у африканцев и афроамериканцев сохранились представления колониального периода об антропофагии среди белых [Turner 1993]. Не является исключением и восточноевропейский ареал: О.В. Белова фиксирует в польском фольклоре изображение «москалей» как людоедов, поедающих живых детей [Белова 2000: 229].
В рассматриваемом нами случае сочетаются обе стороны антропофагии: противник лишается статуса человека, с одной стороны, путем присвоения ему ярлыка «людоед», с другой стороны — путем присвоения ему ярлыка «пища». Однако обвинение в антропофагии сложилось не вполне традиционным способом. Стимулом к его появлению стали интернет-дискуссии, в которых радикальные сторонники той или иной идеологии выражали свое презрение погибшим оппонентам путем низведения их до уровня добычи, пищи — как в речевых клише, так и в содержащих эти клише текстах.
Российско-украинский конфликт 2013—2015 гг. привел к возникновению или реактуализации целого ряда пейоративных лексем: ватник / вата, москаль / москаляка, кацап, колорад, рашист, укроп1, укр, хохол, бандеровец / бандерлог, укро-питек / хохлопитек, свидомый / свидомист / свидомит, майдаун, рагуль, салоед, вышиватник и др. Многие из этих лексем используются в текстах, отличающихся высоким градусом ненависти, открытым призывом к физическому уничтожению оппонента, сведению его до уровня пищи (подробнее об этом см.: [Вепрева, Купина 2014; Архипова и др. 2015]). Модель «способ приготовления + пейоративное наименование оппонента» фиксируется в социальных сетях уже с января 2014 г., когда на улицах Киева начались активные столкновения сторонников Майдана с его противниками и полицией: «[Т]итуш-ка жареная, копченая, вяленая и хит нашего ресторана — ти-
Предположительно производное распространенного в интернете пейоратива «укр».
тушка отбивная!»1 В рамках этой модели в течение 2014 г. появляются словосочетания запеченный сепаратист, жареный колорад и прочие. Наибольшей популярностью модель пользовалась с мая по август 2014 г. — от пожара в Доме профсоюзов в Одессе до «Иловайского котла», когда в социальных сетях размещались фотографии тел погибших в Доме профсоюзов и во время боевых действий с подписями, следующими этой модели: «Колорад никто в Одессу не звал. Шо хотели, то и получили. Жареная баранятина по-одесски. В колорадском соусе»2.
Так, в конце мая 2014 г. в социальных сетях появляется номинация «батальон шашлык»3, обозначающая так называемый батальон «Восток», действующий на территории ДНР. Первоначально номинация отсылала к предполагаемому национальному составу батальона (по сообщениям украинских СМИ, в его состав входят осетины и чеченцы [В батальоне «Восток» 2014]). Однако в ходе активных боевых столкновений, сопровождавшихся потерями среди личного состава батальона, интерпретация меняется на «кулинарную»: «Батальон Восток официально переименован в батальон Шашлык. Уничтожено три грузовика с мясом»4. В сентябре 2014 г. сообщается о появлении в Харькове листовок со следующим текстом: «Курочки, жаренные по-одесски. Спрашивайте в ближайшем доме профсоюзов»5. Этот текст создан на основе контаминации модели «способ приготовления + пейоративная номинация» и активно эксплуатирующейся участниками конфликта сленговой лексемы петух, обозначающей пассивного гомосексуалиста.
В свою очередь, в «пророссийских» группах очень продуктивными оказались словосочетания жареный укроп и укроп по-донбасски (симметричное словосочетанию колорад по-одесски), появлявшиеся в качестве ответа на «антироссийские» тексты с конца мая 2014 г.:
Сколько там укропной авиации еще осталось ? Из всех жаркое сделают ублюдков. Попомните. Это вам за Одессу, за Мариу-
См. запись в Twitter пользователя вувузела, 29.01.2014: <https://twitter.com/wywyzela/statuses/ 428548029004922880>. Пейоративное наименование «титушки» (от фамилии спортсмена В. Ти-тушко, участвовавшего в нападении на журналистов в Киеве в мае 2013 г.) обозначает наемников, используемых политическими агентами для организации провокаций, столкновений и проч., в основном направленных против оппозиции / защитников Майдана.
Комментарий пользователя myrra_zet к записи «Они сожгли полсотни человек и их за это не наказали. Им понравилось» в Livejournal пользователя sadaLskij, 03.05.2014. <http://sadalskij. lwejournalxom/1724929.html?thread=121936385#t121936385>.
См. запись в Twitter пользователя ЭКЗОРЦИЗМ, 24.06.2014: <https://twitter.com/exorcism777/ status/481545153057157121>.
Запись в Twitter пользователя Страшный БЕНДЕРовец, 26.05.2014. <https://twitter.com/Realuran/ statuses/470924455607566336>.
Вежливые Люди. Запись на странице ВКонтакте, 29.09.2014. <https://vk.com/wall-67359347_ 1640748>.
4
поль, за Юлю Изотову. За каждого мирного будете вертушки с укропом жареным получать1.
Возможно, одним из факторов, усиливших «кулинарную» модель и стимулировавших появление выражения рубить укроп, стало реактуализированное в ходе конфликта высказывание И. Урганта в кулинарной передаче «Смак» 13 апреля 2013 г. (которое вызвало поток негативных комментариев в интернете и повлекло официальное заявление МИД Украины): «Иван Ургант "выдал" в эфир следующую фразу: "Я порубил зелень, как красный комиссар жителей украинской деревни", на что Александр Адабашьян подыграл. Очищая нож от сельдерея, он сказал: "А я останки жителей стряхиваю"» [Альперина 2013].
Подобные формы не являются инновацией данного конфликта: так, в плакате Н. Муратова («Боевой карандаш № 15. Боевое меню к каждому дню») предлагается «угостить» врага «битками по-казацки», «шашлыками по-кавказски» (изображен штык с нанизанными на него фашистами), «окрошкой» (изображена работа артиллерии) и т.п. [История русского искусства 1964: 58]. Но несмотря на то что кулинарная модель укоренена в военном дискурсе и эксплуатируется всеми сторонами описываемого нами конфликта, именно лексика, используемая «про-украинской» стороной (или приписываемая ей) производит на их противников ощущение потока ненависти и воспринимается ими как свидетельство утраты «проукраинской» стороной человеческого облика:
«Жареные ватники», «пирожки из сепаратистов» — что вам еще надо, чтобы понять, что речь идет уже не только о геополитике? О том, что люди перестали быть людьми2.
Если этот цинизм бандеровцев не остановить, то я не удивлюсь, что завтра будут подавать «мозги одессита» или «копченная ляшка колорадки», натуральные, доставленные рефрижератором Коломойскогоъ.
Обвиняемые в (символической) антропофагии жители Украины относятся к этому иронически. Нарастающие обвинения провоцируют реакцию пародийного присвоения пейоративной модели и идентификации с ней (с обеих сторон): «[П]осле революции в парламентском буфете подают лишь евроборщ, сва-
Комментарий пользователя ssnake к записи «Вторая сторона в договоре...» в LivejournaL пользователя Ы^г, 30.05.2014. <http://bither.LivejournaL.com/372056.htmL?thread=21722968>. «Точка невозврата», запись в LivejournaL пользователя Виктора Куллэ (ки11е), 03.05.2014. <М±р:// kuLLe.LivejournaL.com/265078.htmL>.
Иван Хохлов, комментарий на странице ВКонтакте, 18.05.2014. <http://vk.com/waLL-62338399_ 883228>.
ренный на майдане из мяса русскоязычных младенцев»1. Как отмечал Алан Дандес, «[а]некдоты не только содержат стереотипы, но и играют на стереотипах <...> Иногда стереотип и "стереотип о стереотипе" могут поддерживать друг друга»2 [Dundes 1987: 118]. В украинском кризисе, однако, наблюдается ситуация, обратная описанной А. Дандесом в работе о «кровавом навете»: в отличие от легенд о евреях, убивающих христианских младенцев, где «евреи виктимизируются, поскольку они должны соответствовать христианским стереотипам» [Дандес 2003: 221], в текстах обсуждаемого конфликта украинцы «поддерживают» обвинение против себя, чтобы довести до абсурда стереотипы оппонента. Такое воспроизведение стереотипов о себе довольно часто встречается в украиноязычных анекдотах:
БЛя хати 6aHdepieeць спокйно та повльно рiже пилкою москаля. Cycid питае: «Микола! В тебе що, тстоля немае?». Той eidmeidae: «Чому немае, е... але сьогодт маю натхнення i час...»3.
Это не случайно: обвинения западноукраинских националистов в фашизме и склонности к преступлениям против человечности раздаются настолько давно, что они успели выработать своеобразные способы реакции, доводя обвинение до абсурда в попытке продемонстрировать его несостоятельность. Одной из реализаций этого механизма стало ироническое подтверждение того, что «бандеровцы» не только убивают «москалей», но и едят их. Подобное присвоение негативного стереотипа ради насмешки над излишне впечатлительным противником (входящее в арсенал практики, которая в интернет-коммуникации обозначается неологизмом «троллинг») имеет ряд исторических аналогий: в XVI в. индейцы тупи со смехом пугали европейцев перспективой быть съеденными [Martel 2006: 64]. Однако прагматика шуток о собственном каннибализме выходит за рамки развлечения: в ситуациях пограничной идентичности или внутреннего конфликта иден-тичностей они оказываются инструментом, помогающим окончательно разорвать с одной стороной «я» и полностью принять другую. Как показывает Г. Мартел, наибольшую активность в эксплуатации мифа о каннибалах демонстрировали бразильцы французского происхождения, уверявшие, что они лично и убивали, и съедали пленных [Ibid.: 67].
Представляется, что присвоение обвинения в рассматриваемом случае выполняет примерно ту же роль, что и в Бразилии
1 «Война — войной, а борщ — по расписанию!», запись в LivejournaL пользователя уагдапэМк, 09.04.2014. <http://varganshik.LivejournaL.com/2588222.htmL>.
2 Перевод мой.
3 Найкращ1 анекдоти та приколи украЧнською. <http://anekdotu.org.ua/bLack-humor/biLya-haty-banderivets.htmL>.
XVI в. Наряду с насмешкой над противником, оно способствует кристаллизации «предельно украинской» («западенской») идентичности, требующей нарочитого и демонстративного отказа от «москальства». Так, в широко известном ресторане «Кршвка» во Львове в меню входят такие блюда, как «Ужин лесного гауляйтера», «Будни вермахта», «Целомудренная разведчица», эксплуатирующие стереотипное представление об этом городе как о неформальной столице Степана Бандеры. В 2011 г. в сетевом пространстве фиксируется пародийный мем «борщ на крови русских младенцев»: «На Западной Украине варят ритуальное блюдо — т.н. "борьщь" — на крови невинно убиенных русских младенцев (т.н. "коцапськых нэмовлят")»1.
Аналогичный механизм иронического присвоения лежит и в основе встречного анекдота сторонников Новороссии о том, что группа, якобы угрожающая детям, на самом деле их защищает:
— Я дочь офицера, живу в Луганске2. Вчера пришли сепаратисты, принесли ребенка, сказали сварить борщ. Ребенок орет, плачет. Я в ужасе! Что делать? Носилась возле него с топором, но рубить жалко, не смогла, разрыдалась. Пришли сепаратисты, сварили борщ, накормили ребенка и ушли вместе с ним куда-то3.
К концу 2014 — началу 2015 г. складывается устойчивый набор мемов, разделяемый обеими сторонами конфликта и иронически переосмысливающий пропаганду о «зверствах» на территории Украины: «распятый мальчик», «запеченные младенцы», «жареные снегири»4. Нередко эти мемы сочетаются в одном ироническом тексте, который в результате становится своеобразным «меметическим меню» «настоящего украинского патриота»:
Здравствуйте, дорогие зрители Первого канала! Сегодня по украинскому рецепту мы с вами приготовим русского младенца, запеченного в снегирях!5
Комментарий пользователя bf_109e к записи «Львовская провокация глазами очевидца» в Livejournal пользователя ru_indeec, 10.05.2011. <http://ru-indeec.livejournal.com/3281. html?thread=279249>.
Отсылка к мему «Я коренная крымчанка, дочь офицера», маркирующему заведомую лживость показаний «очевидца» (первая фиксация мема — март 2014 г., когда пользователь с мужским именем оставил под одним из роликов на видеосервисе YouTube комментарий, написанный от лица женщины, уроженки Крыма, о том, что жители полуострова не хотят отделения от Украины). «Анекдоты 27 сентября 2014 года», Livejournal пользователя chern-molnija, запись 27.09.2014. <http://chern-molnija.livejournal.com/1796054.html>.
Мем о снегирях обязан своим появлением озвученной на канале «Россия 24» информации о украинских учителях, которые якобы учат детей подкармливать синиц и убивать снегирей, поскольку желто-голубое оперение первых символизирует Украину, а красноватая грудка вторых — коммунизм и Россию (первая фиксация мема — декабрь 2014 г.).
Запись в Twitter пользователя Дядюшка Шу, 26.01.2015. <https://twitter.com/shulz/status/ 559717977432813568>.
Мое меню на обед: — сало снегирей — хлеб из снегирей — борщ с наваристыми снегирями — отбивная из снегирей — компот из снегирей1.
Меню украинского кризиса: апроприация обвинения
Как отмечает С. Трнка, одно из возможных объяснений «черных» шуток в ситуации кризиса и разрушения нормы — попытка обозначить границы возможного через описание заведомо невозможных событий [Тгпка 2011: 343]. В ходе конфликта 2014—2015 гг. по мере того как «гастрономическая» модель идентификации «чужого» набирает обороты, становится популярна юмористическая практика создания абсурдных «патриотических» меню. По сообщениям СМИ, уже в июле 2014 г. в Киеве появляется растяжка с рекламой специфического меню: в нем фигурируют «Террористы и сепаратисты моченые (в сортирах)», «Колорадские жуки "по-одесски" (запеченные)» и проч. [В ресторанах Киева 2014].
Информация дублируется несколькими оффлайн-СМИ, в том числе появляется в передаче «Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым» от 6 июля 2014 г.: «Сегодня в киевском ресторане появилось блюдо "колорады, запеченные по-одесски". Верх цинизма»2.
«Меню», размещенное на Майдане Незалежности, не принадлежало, однако, ни одному из киевских ресторанов — оно размещено бизнесменом и общественным деятелем К.Г. Кли-машенко, организовавшим полевую кухню «Евроборщ» на Майдане. Несмотря на очевидную шуточность плаката, он принимается многими интернет-пользователями всерьез:
Пару дней назад показывали меню для туристов на Майдане. В числе прочих блюд был «колорад жареный по-одесски». Надеюсь, для тех, кто это придумал, подготовлено эксклюзивное местечко в аду..?
Медиа (как официальные СМИ, так и блогеры) обеих сторон поддерживают этот процесс, распространяя информацию о пародийных текстах и мероприятиях, представляя эти единичные явления как элементы государственной политики и идеологии и делая из их существования серьезные геополитические заключения:
Запись в Twitter пользователя Zack, 15.12.2014. <https://twitter.com/zackforex/status/ 544468301355941888>.
См. «Вечер с Владимиром Соловьевым», телеканал «Россия», эфир от 06.07.2014: <http://russia. tv/video/show/brand_id/21385/episodeJd/1001386/videoJd/1018586>.
Комментарий пользователя congregatio к записи «Война» в Livejournal, 13.07.2014. <http:// congregatio.Hvejournalxom/815910.html.?thread=29359910#t29359910>.
А Украину мы объективно потеряли на не слишком короткий срок — согласитесь, школьники, которые растут на «героях АТО», едят в одесском суши-баре «жареных колорадов» или пьют компот «кровь российских младенцев», вряд ли станут друзьями России, даже если они и их семьи говорят по-русски [Бондаренко 2014].
Как «пророссийские», так и «проукраинские» медиа могут демонстрировать реакцию на эти тексты и практики в явно гипертрофированном виде:
«[Ш]утник» с явными психическими отклонениями написал, что ежедневно потребляет «кровь российских младенцев» и «насилует беременных русских бабушек». Откуда берется такое, извиняюсь за выражение, «чувство юмора», которое даже черным не назовешь? Скорее, чисто сатанинским![Кровавое меню пропаганды 2014].
Ранее рупоры Кремля на «Россия ТВ» придумали «страшилку» о том, что «украинские власти приказали солдатам АТО пить кровь российских младенцев, чтобы согреться» [Извращенные фантазии росТВ 2014].
Медийная раскрутка «пародийных меню» приводит к возникновению слухов, описывающих переход от текста к практике:
Переселенцы рассказывают, что в Киеве открыто кафе, где можно купить пирожное «из колорада», жареных «колоради-ков» — мясо курицы, свинины, говядины, являющееся символом убитых «колорадов», то есть людей, которые против России ничего не имеют [От них отказались родственники 2014].
Словно подтверждая наихудшие ожидания оппонентов, украинские рестораторы во второй половине 2014 г. совершают этот переход от слова к действию. В ноябре 2014 г. в социальных сетях и интернет-СМИ прошла массированная информация о том, что в одесском суши-баре «Чемпион» предлагаются, в числе прочих, «злободневные» блюда: «Сепаратист с жареным лососем», «Слава Украине» и «Жареные титушки» [«Жареные сепаратисты» 2014]; по непроверенным данным, бар позже был разгромлен неизвестными. В мае 2015 г. в Киеве в ответ на поток пропаганды был открыт бар «Каратель», в меню которого входили «Ополченец гриль (блюдо из лосося за 95 гривен)», «Жареные снегири (100 гривен)» и «Вежливые люди (90 гривен)»1.
Наиболее характерные модели реакции на публикацию информации о «кулинарных» оскорблениях — это призыв к мести либо разработка «ответного меню», призванная демонстриро-
1 См. «В Киеве в новый бар "Каратель" можно прийти с "рабом"», телерадиокомпания «Звезда», 13.05.2015: <http://tvzvezda.ru/news/vstrane_i_mire/content/201505130909-9a52.htm>.
вать недопустимость подобных высказываний: «Как вам меню: бандера в собственном соку, хохол под русским хреном, ляшко под шубой (потому что мерзнет), калач от юльки...»1 В итоге в июле 2015 г. одно из заведений общественного питания Геленджика реализовало такое меню, правда, скорее «антисанк-ционное», чем «антиукраинское»: в нем фигурировали такие блюда, как «Фритатта из Порошенко с Меркель и Обамой», «Тепленький Обама с печенкой Меркель» и т.п. [Каковы политики на вкус? 2015].
Фольклор на кухне: от анекдота к кулинарии
Возможность производить этикетки ограниченным тиражом и даже в единичном экземпляре позволяет осуществлять разовые акции с нанесением подобных актуальных названий на реальные продукты питания (производимые в основном либо локальными малыми предприятиями небольшими партиями, либо волонтерами для подарков служащим Вооруженных сил Украины и добровольческих подразделений). Так появляются питьевая вода «Слезы сепаратиста», «Украинская антиватни-ковская тушенка особая», смалец и конфеты, маркированные мемом «ПТН ПНХ», шоколадные фигурки Путина, выпускаемые одной из львовских шоколадных мастерских. Активное распространение информации о подобных продуктах сделало актуальные наименования удобным маркетинговым инструментом. В результате в июне 2014 г. кондитерская фабрика «Шоколадные традиции» (Новосибирск) выпустила конфеты «Крым. А ну-ка, отбери», компания «Конфаэль» — серию политического шоколада и т.п.
Такие пищевые продукты, вне зависимости от реальной дистрибуции, становятся важным элементом политического дискурса. Их производство и потребление оценивается, в зависимости от названия продукта, в диапазоне от мягкой иронии (ср., например, аналогичную ситуацию с производством «съедобного галстука Саакашвили») до акта ритуализованной агрессии. Так, во время митингов в поддержку ЛГБТ-сообщества в Санкт-Петербурге в июне 2015 г. распространялись леденцы с изображением выступающего за традиционные семейные ценности депутата Законодательного собрания В.В. Милонова. Эти конфеты были ранее одобрены самой «жертвой»: «Пускай они меня облизывают и обсасывают, грубо говоря. Пускай едят меня, главное — на пользу» [Галченко 2015]. Подобное взаимодействие языковых и внеязыковых ко-
1 См. комментарий к статье «Одесские суши-бары включили в меню "жареных сепаратистов"» пользователя john wotson, 2014: <http://Lifenews.ru/news/144623>.
дов (фольклора, ритуала) рассматривает Е.Л. Березович: в приведенном ей примере о «выжигании жидов» (прошлогодней листвы или соломы) ритуальное уничтожение чучела инородца порождает ситуацию, когда любой другой уничтожаемый объект ассоциируется с этим инородцем и «наследует» его номинацию [Березович 2014: 212—213].
Итак, мы наблюдаем процесс «материализации» метафорического каннибализма: оставаясь пародийным высказыванием, пища каннибалов из языкового объекта превращается в физический объект, доступный к поеданию. Типологически следующий шаг в этом «повороте к материальному» совершается в тот момент, когда производитель пищи переходит от называния «жареным колорадом» или «фритаттой из Обамы» произвольной позиции в меню к субстанциальному сходству между реальным блюдом и заявленным, хотя бы на уровне типа продукта (слезы и вода, мясо человека и мясо животного и т.п.). Так, в личном блоге А. Бабченко появляется следующая «путевая заметка» о Львове:
Будете во Львове, обязательно под Арсеналом купите у этих вот молодых бандеровцев «Мясо москаля» на гриле. Мясо москаля подается с острым томатным соусом и воткнутым в него флажком правого сектора. Особенно замечательно идет с «Боржоми»1.
Этот тип объективизации каннибализма вызывает негативные комментарии. Однако наиболее острой реакция становится в тот момент, когда преодолевается другой барьер между языком и кулинарией — внешний вид продукта. В одном из баров Киева 28 декабря 2014 г. была проведена вечеринка под названием «Премия Ватник года» (среди организаторов был Антон Чадский, придумавший персонажа «Рашка Квадратный Ватник»). В ходе мероприятия гостям были предложено ставшее традиционным к тому времени «патриотическое» меню: в этом случае в него вошли бургеры «Дом профсоюзов», «Печень ополченца», коктейль «Кровь младенцев» и другие блюда, названия которых иронически эксплуатируют популярные мемы кризисного периода2. Однако наиболее жесткую реакцию вызвали не эти произвольные связки «продукт — номинация», а торт в виде младенца, лежащего на российском флаге. В социальных сетях и он-лайн СМИ реакция оказалась довольно однозначной: «Такое впечатление, что над украинцами прово-
Аркадий Бабченко. Запись на странице Facebook, 03.06.2015. <https://www.facebook.com/photo. php?fbid=645584312208472&set=a.155222221244686.24111.100002707263787&type=1>. Елена Васильева. Запись на странице Facebook, 29.12.2014. <https://www.facebook.com/permaLink. php?story_fbid=10202364082098521&id=1686617069>.
дится какой-то чудовищный эксперимент по превращению людей в неЛюдей с самыми различными психическими отклонениями»1.
Преодоление «субстанциального» и «визуального» барьеров приводит к тому, что откровенно пародийные высказывания и практики не только принимаются всерьез, но и стимулируют актуализацию традиционных представлений о «чужом». Один из перепостов текста о «мясе москаля на гриле», описанного выше, вызвал, в числе прочих, следующий комментарий: «Интересно, сам Бабета откушал? Если да, то это так иуд, стало быть. причащают...»2
Эта концепция «кровавого причастия» вписывается в типологию реакций на каннибалистские пародии конфликта. Так, 4 декабря 2014 г. в гимназии г. Николаева состоялся школьный благотворительный базар в пользу бойцов ВСУ, на котором предлагались компот «Кровь российских младенцев», слойки «Танки на Москву» [Украинский школьный компот 2014]. Реакция блогосферы варьировала в диапазоне от обвинений в фашизме3 до «кровавого навета»: «Компот Кровь российских младенцев на детском утреннике — чувствуете влияние талмудизма?»4
Аналогичная реакция возникла в ответ на публикацию фотографии фарша, запеченного в форме младенца. Пост на странице Facebook авторства Владимира Осипенко был назван «Российский младенец с хрустящей корочкой»5. Акция В. Осипенко не оригинальна: традиция шуточной еды, предназначенной для празднования Хэллоуина, дружеских розыгрышей и т.д. включает в себя блюдо «мясной младенец в подгузниках из бекона». Вероятнее всего, Осипенко даже не был автором «мясной скульптуры», а выложенная им на странице фотография была заимствована с иного сайта. Тем не менее комментаторы акции выстроили ассоциативную связь «блюдо в виде младенца — блюдо из младенца — "кровавый навет" — евреи как активные участники конфликта»:
Комментарий к статье «"Поедание русского младенца" в Киеве возмутило пользователей сети» пользователя Natiko N, 13.01.2015. <http://russian.rt.com/artide/68694#hcm=1421162521861669>. Комментарий пользователя shchedrov к записи «Про "Мясо москаля" — без личных комментариев» в Livejournal пользователя varjag_2007, 03.06.2015. <http://varjag-2007.livejournal. com/8495477.htm1?thread=197030261#t197030261>.
См., например, запись в Twitter Армена Гаспаряна, 07.12.2014: <https://twitter.com/A_Gasparyan/ status/541521692313792512>.
Запись в Twitter пользователя swarog09, 07.12.2014. <https://twitter.com/swarog09/status/ 541535705001127936>.
Дмитрий Дзыговбродский, «Киевские гурманы: Рецепты от последователей "РеволюцА Пдносп"». Запись на странице ВКонтакте, 17.11.2014. <http://vk.com/wa1l206013411_100571>.
4
Как физиономист и одновременно фотограф я могу ответственно заявить, что Владимир Осипенко — еврей-ашкеназ, коих на Украине — миллионы. Именно из них укомплектована самая экстремистская на Украине организация «Правый сектор»1.
Парадоксальное на первый взгляд совмещение представлений о «воинствующем сионизме» и «нацизме» правых сил достаточно распространено в дискурсе конфликта. Возникла лексема «жидобандеровец»; по сообщению портала «Тиждень», «[с]амi "жидобандерiвцi" використовують це слово жартома, тодi як росшсьы рупори — всерйоз» [Хмельовська 2014]. Ср. анекдот:
— Вы бандеровец и националист!
— Я — таки да. Так у нас вся синагога такая1.
Заключение: спираль стереотипа
Е.Е. Левкиевская отмечает, что существует «важная и чрезвычайно устойчивая оппозиция, заложенная в основу стереотипа украинца в русском сознании: "цивилизованный" русский — "нецивилизованный" украинец» [Левкиевская 2009: 56]. Соответственно, отказ украинцев от следования русской культурной модели расценивается как добровольный отказ от культуры вообще, возвращение к дикости и варварству [Там же: 61]. Между тем, как показывают наши материалы, аналогичное представление возникает и у украинцев, противопоставляющих «европейскую», прогрессивную Украину «азиатской» агрессивно-консервативной России (эту же идеологию нередко транслируют проукраински настроенные носители либеральной системы ценностей). Эти представления довольно ярко отразились в фольклоре украинского кризиса. Пользуясь устойчивой стереотипией и базовыми моделями разделения «своих» и «чужих» (прежде всего на основании пищевых кодов и запретов), фольклорные практики и тексты выводят оппонента за рамки человеческой культуры в целом (понимаемой каждой из сторон как ее собственная культура), делая любые гуманитарные жесты неприменимыми к нему. При этом если для «проукраинской» стороны опасность в описанный период воспринимается как скрытая (как, например, слухи об отравленных / заминированных конфетах), то для «пророссийской» она гораздо более эксплицитна (идея о бесчеловечности оппонента, построенная на представлении о практикуемой им сим-
1 Запись пользователя bLagin_anton «Жиды Украины добиваются восстановления отмененной в 1915 году "черты оседлости"!» в LivejournaL, 18.11.2014. <http://etnowar.LivejournaL.com/673726.
Анекдоты из России. Запись пользователя Анти, 10.03.2014. <http://www.anekdot.ru/id/683571>.
волической антропофагии). В то время как первая группа сфокусирована на поиске вредоносного агента внутри себя, вторая описывает внешнего «врага».
Актуализация традиционной модели восприятия «чужого» или формирование новой модели на базе традиционных стереотипов приводит к реакции идентификации, когда участники коммуникации присваивают ярлык и в зависимости от его содержания стремятся либо перекодировать его, придавая ему позитивное содержание («УКРОП — це украхнський отр!»1 («Укроп — это украинское сопротивление»), «Ватник — это символ победы над фашистами»2), либо пытаются обессмыслить его, доведя до абсурда («Мы пьем кровь российских младенцев»). Однако последний — иронический — тип реакции расценивается оппонентами не как опровержение, а как подтверждение стереотипа и вызывает новую, еще более резкую волну критики и обвинений, на которые обвиняемая сторона реагирует снова. Несмотря на это, представления о «нецивилизованности» достаточно охотно апроприируются адресатом обвинения, пусть и в иронической форме: маска «варвара», маркирующая грубую силу и свободу от ограничений «цивилизации», дает возможность почувствовать свое превосходство над оппонентом.
Присвоение негативного стереотипа и обвинения в «неправильном» пищевом поведении, маркирующем «варвара», характерны для обеих сторон конфликта. Однако некоторая асимметрия все же имеет место. Как представляется, ее причины связаны в большей степени с устоявшимся набором пропагандистских клише, чем с собственно фольклорными моделями. «Пророссийски» настроенные группы присваивают обвинения в «нецивилизованности» и абсурдизируют их путем дополнения ряда стереотипов о дикости и брутальной силе. «Проукраинские» группы вынуждены работать с гораздо более жесткими обвинениями, адресованными не столько непосредственно им самим, сколько исторической памяти о «бандеров-цах»: это устоявшиеся в советском и постсоветском дискурсе обвинения в жестоких убийствах мирного населения, в том числе детей. Симметричное обвинение в адрес «русских» не появляется: несмотря на то что нарративы о преступлениях советской власти на Украине весьма значимы для украинского культурного пространства, врагом в них является деперсона-
Комментарий президента Украины П. Порошенко по поводу создания квазивоенной нашивки «Укроп» (8 сентября 2014 г.).
Так, в 2015 г. Алтайский государственный университет включил в описание молодежного конкурса научных, научно-публицистических и творческих работ, посвященных героям ВОВ, тему «Гордое имя — "ватник"».
лизированная государственная машина. В то время как в «российских» текстах врагами являются конкретные лица (но не украинское государство), проявляющие жестокость по отношению к конкретным жертвам, в «украинских» ситуация противоположна: врагом являются не конкретные лица, а российское государство (что в 2014—2015 гг. подкрепляется обвинениями в скрытой военной поддержке Россией ДНР / ЛНР), действия которого нацелены как на конкретных граждан, так и на украинский народ в целом. Вероятно, именно поэтому в адрес «пророссийских» групп звучат обвинения в скрытом обезличенном вредительстве, а в адрес «проукраинских» — обвинения в эксплицитном нарушении норм, связанном с деятельностью конкретных лиц.
Работая с этими обвинениями, «проукраинские» группы конструируют утрированный образ насмешливого «воображаемого каннибала», угрожающего спокойствию оппонента, излишне доверчивого по отношению к пропаганде. Оборотной стороной насмешки над штампами, которыми оперирует оппонент, является уточнение собственной идентичности. Способность присвоить и переработать обвинение выполняет две функции: она маркирует отказ от пограничной идентичности, прочную идентификацию с одной из сторон конфликта, но в то же время «игра в варвара» призвана демонстрировать окружающим способность к иронической рефлексии достаточно высокого уровня, то есть парадоксальным образом становится признаком «цивилизованности».
Таким образом, в коммуникативном пространстве конфликта происходит постоянная ротация «кодов антропофагии»: чем активнее одна сторона пародирует представление о себе другой стороны, переходя от риторики каннибализма к имитирующим каннибализм практикам, доводя до абсурда пропагандистские штампы, тем больше эти штампы укрепляются в сознании оппонентов. То, что одни рассматривают как «игру в каннибала», другие воспринимают как нарушение ключевых табу — пусть даже символическое. Особенно резко эта игровая атака критикуется в тех случаях, когда она сопрягается с антропофагией детей — в качестве предполагаемой жертвы или агрессора. Возникает цикл усиления стереотипа: чем активнее продуцируются иронические тексты, тем резче проявляется негативная реакция, нередко черпающая образы и риторику в традиции. «Закручивание» спирали поддерживается переходом от вербального текста к практике, от языковой объективации оппонента к формированию совокупности материальных объектов, уничтожение которых символически или иронически обозначает уничтожение противника.
Источники
Альперина С. Сальные шутки // Российская газета. Федеральный выпуск. 2013, 17 апр. № 6059(83). <http://www.rg.ru/2013/04/15/ urgant-site.html>.
Апостолов О. На Майдане неизвестные обливали палатки горючей смесью, а активистов «угостили» отравленным чаем // Сегодня. 2014, 28 янв. <http://www.segodnya.ua/politics/society/na-maydane-neizvestnye-oblivali-palatki-goryuchey-smesyu-a-aktivistov-ugostili-otravlennym-chaem-491897.html>.
Бондаренко О. Вступая в 2015 год // Известия. 2014, 22 дек. № 243. <http://izvestia.ru/news/581170>.
В бандеровском клубе в Киеве вырезали печень «русского ополченца» // Вести. 2015, 27 февр. <http://www.vesti.ru/doc.html?id= 2387056>.
В батальоне «Восток» — осетины, кавказцы, «Альфа» и «Беркут» // Украинская правда. 2014, 1 июня. <http://www.pravda.com.ua/ rus/news/2014/06/1/7027676/?attempt=1>.
В ресторанах Киева запекают «Колорадов по-одесски» и варят «Ляжки Ляшка» // Диалог. 2014, 6 июня. <http://www.dialog.ua/ news/8221_1404629669>.
Галченко Ю. Леденцы «Милонов» // The Village. 2015, 2 апр. <http:// www.the-village.ru/village/food/food/179359-hard-candy>.
Детские игрушки и конфеты на Донбассе стали минами // Подробности. 2014, 12 сент. <http://podrobnosti.ua/993090-detskie-igrushki-i-konfety-na-donbasse-stali-minami-foto.html>.
«Жареные сепаратисты» — блюдо одесских фашистов (фото) // Русская весна. 2014, 10 нояб. <http://rusvesna.su/news/1415627746>.
Извращенные фантазии росТВ: мы наблюдали, как «каратели» насиловали и закапывали детей // Newseek.org (Украина). 2014, 15 дек.
Каковы политики на вкус? В Геленджике — знают // Hronika.info. <http://hronika.info/obwestvo/71122-kakov-politiki-na-vkus-v-gelendzhike-znayut.html>.
Кровавое меню пропаганды // Трибуна. 2014, 11 дек. № 46.
Майдан, революция и наркотики // Русское агентство новостей. 2014, 24 февр. <http://ru-an.info/новости/на-майдане-обманутую-молодёжь-тайком-кормят-наркотиками/>.
От них отказались родственники // Новое зеркало. 2014, 21 сент.
Украинский школьный компот «Кровь российских младенцев» // Оптимист. 2014, 7 дек. <http://oppps.ru/ukrainskij-shkolnyj-kompot-krov-rossijskix-mladencev.html?utm_source = feedburner&utm_medium=feed&utm_campaign=Feed%3A+ optimist_oppps+%28%D0%9E%D0%9F%D0%A2%D0%98%D0 %9C%D0%98%D0%A1%D0%A2%29>.
Фашизм наших дней: уходя, каратели заливают колодцы машинным маслом // Новости сегодня 24 News Today. 2015, 20 февр. <http://news24today.info/fashizm-nashikh-dney-ukhodya-karateli-zalivayut-kolodtsy-mashinnym-maslom.html>.
Хмельовська О. «Укропи» та «правосеки» проти «ватшюв» i «cenapiB» // Тиждень. 2014, 2 жовтня. <http://tyzhden.ua/Society/119971>.
Черных С. Дед с банкой меда взорвал блокпост в Донбассе // Блокнот. 2015, 17 янв. <http://bloknot.ru/v-mire/ded-s-bankoj-meda-vzorval-blokpost-v-donbasse-147596.html>.
nataliakarlsson. В Донецке в День защиты детей топтали конфеты с криками «Порошенко — фашист!» // Piter TV. 2014, 1 июня. <http://piter.tv/event/V_Donecke_mitinguyuschie_zatoptali_ korobki_s_konfetami_Roshen/>.
Библиография
Архипова А., Радченко Д., Байдуж М, Кирзюк А, Волкова М, Доронин Д., Рыговский Д., Лурье В., Соколова А. Исследовательская группа «Мониторинг актуального фольклора»: Бюллетень. М.: ШАГИ ИОН РАНХиГС, 2015. Вып. 1-3: янв.-март. 41 с.
Белова О.В. «Лях-девятьденник» и «москаль-людоед» (представления этнических соседей друг о друге) // Поляки и русские в глазах друг друга / Отв. ред. В.А. Хорев. М.: Индрик, 2000. С. 226-230.
Березович Е.Л. Русская лексика на общеславянском фоне: семантико-мотивационная реконструкция. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2014. 488 с.
Богданов К.А. Каннибализм и культура. Превратности одного табу // Пограничное сознание. (Альманах «Канун». Вып. 5) / Под общ. ред. Е.С. Лихачева. СПб.: ИРЛИ, 1999. С. 94-120.
Васькина А.С. Пищевой код в коллективных прозвищах (Каргополь-ский и Няндомский районы Архангельской области) // Коды повседневности в славянской культуре: еда и одежда / Под ред. Н.В. Злыдневой (отв. ред.), П.В. Корольковой, Н.М. Филатовой. СПб.: Алетейя, 2011. С. 25-36.
Вепрева И.Т., Купина Н.А. Тревожная лексика текущего времени: неофициальные этнонимы в функции актуальных слов // Политическая лингвистика. 2014. № 3(49). С. 43-50.
Вьюгин В.Ю. Вежливые людоеды и грубые антропофаги: СССР, до и после. (К истории одной социальной метафоры) // Этнографическое обозрение. 2014. № 6. С. 42-63.
Гучинова Э.-Б.М. Помнить нельзя забыть. Антропология депорта-ционной травмы калмыков. Stuttgart: Ibidem-Verlag, 2005. 283 с.
Дандес А. «Кровавый навет», или Легенда о ритуальном убийстве: антисемитизм сквозь призму проективной инверсии / Пер. и комм. А.А. Панченко // А. Дандес. Фольклор: семиотика и/или психоанализ / Сост. А.С. Архипова. М.: Восточная литература, 2003. (Исследования по фольклору и мифологии Востока). С. 204-230.
История русского искусства: В 13 т. / Под общ. ред. И.Э. Грабаря, К.Н. Лазарева, В.С. Кеменова. М.: Изд-во АН СССР, 1964. Т. 13. (дополн.) / Под ред. Р.С. Кауфмана, М.Л. Неймана, Г.Ю. Стер-нина, О.А. Швидковского; ред. Г.А. Недошивин. 406 с.
Левкиевская Е.Е. Эволюция стереотипа украинца в русском языковом сознании // Стереотипы в языке, коммуникации и культуре: Сб. ст. / Сост. и отв. ред. Л.Л. Федорова. М.: РГГУ, 2009. С. 5371.
Левкиевская Е.Е. Пища повседневная и пища ритуальная: механизмы переключения аксиологических кодов // Коды повседневности в славянской культуре: еда и одежда / Под ред. Н.В. Злыд-невой (отв. ред.), П.В. Корольковой, Н.М. Филатовой. СПб.: Алетейя, 2011. С. 37-47.
Панченко А.А. «Спасибо за почку!»: власть и потребление в organ theft legends // Этнографическое обозрение. 2014. № 6. С. 22-42.
Abbink J. "Cannibalism" in Southern Ethiopia. An Exploratory Case Study of Me'en Discourse // Anthropos. 2008. Bd. 103. H. 1. P. 3-13.
Arens W. The Man-Eating Myth: Anthropology and Anthropophagy. Oxford; N.Y.: Oxford University Press, 1979. V+193 p.
Brunvand J.H. The Vanishing Hitchhiker: Urban Legends and Their Meanings. L.: Pan Books Ltd., 1983. 156 p.
Dundes A. Cracking Jokes. Studies of Sick Humor Cycles and Stereotypes. Berkeley: Ten Speed Press, 1987. 198 p.
Fernback I. Legends on the Net: An Examination of Computer-Mediated Communication as a Locus of Oral Culture // New Media & Society. 2003. Vol. 5. No. 1. P. 29-45.
Fine G.A. Manufacturing Tales: Sex and Money in Contemporary Legends. Knoxville: University of Tennessee Press, 1992. 212 p.
Gowers E. The Loaded Table: Representations of Food in Roman Literature. Oxford: Clarendon Press, 2003. 346 p.
Grider S. The Razor Blades in the Apples Syndrome // Perspectives on Contemporary Legend: Proceedings of the Conference on Contemporary Legend, Sheffield, July 1982 / Ed. by P. Smith. Sheffield: CECTAL, University of Sheffield, 1982. (CECTAL Conference Papers Series. No. 4). P. 128-140.
MartelH.E. Hans Staden's Captive Soul: Identity, Imperialism, and Rumors of Cannibalism in Sixteenth-Century Brazil // Journal of World History. 2006, March. Vol. 17. Is. 1. P. 51-69.
Ramsey C. Cannibalism and Infant Killing: A System of "Demonizing" Motifs in Indian Captivity Narratives // CLIO. 1994. Vol. 24. No. 1. P. 55-68.
Sanday P.R.. Divine Hunger: Cannibalism as a Cultural System. Cambridge: Cambridge University Press, 1986. 284 p.
Trnka S. Specters of Uncertainty: Violence, Humor, and the Uncanny in Indo-Fijian Communities Following the May 2000 Fiji Coup // Ethos. 2011. Vol. 39. Is. 3. P. 331-348.
Turner P.A. I Heard It through the Grapevine: Rumor in African-American Culture. Berkeley: University of California Press, 1993. 260 p.
"Fried Dill" and "Babies' Blood": Alimentary Codes of Russian-Ukrainian Conflict
Daria Radchenko
Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration
84 Prospect Vernadskogo, Moscow, Russia
Moscow School of Social and Economic Sciences
82/2 Prospect Vernadskogo, Moscow, Russia
darya_radchenko@mail.ru
During the Russian-Ukrainian conflict of2014—2015, the vernacular discourse reactualises traditional models, which suggest that the opponent is breaking norms and prohibitions connected with food taboos — starting from "wrong" ways to prepare dishes common for both sides of the conflict to eating prohibited food and even practising cannibalism. The texts that contain such images of the enemies, place them outside of "human" culture (which is understood by both sides as their own), making any humanitarian gestures towards the enemy impossible. The common information environment makes such texts known to the side that is accused of breaking taboos. The reaction of the latter may vary from verbal ironic appropriation to producing artefacts that absurdise the accusation. Yet, these forms of reaction often reinforce the aggression of the accusation, strengthening the stereotype. The paper investigates different forms of folkloric reaction to media events, provoking reactualisation of traditional alimentary codes.
Keywords: taboo, cannibalism, stereotype, folklore, Internet folklore, alimentary codes.
References
Abbink J., '"Cannibalism" in Southern Ethiopia. An Exploratory Case Study of Me'en Discourse', Anthropos, 2008, Bd. 103, H. 1, pp. 3-13. Arens W., The Man-Eating Myth: Anthropology and Anthropophagy. Oxford;
New York: Oxford University Press, 1979, V+193 pp. Arkhipova A., Radchenko D., Bayduzh M., Kirzyuk A., Volkova M., Doronin D., Rygovskiy D., Lurie V., Sokolova A., Issledovatelskaya gruppa "Monitoringaktualnogofolklora". Byulleten [Research Group 'Monitoring Contemporary Folklore'. Bulletin]. Moscow: RANEPA, 2015, is. 1-3: January-March, 41 pp. (In Russian). Belova O. V., '"Lyakh-devyatdennik" i "moskal-lyudoed" (predstavleniya etnicheskikh sosedey drug o druge)' ["Lyakh-devyatdennik" and "Moskal the Cannibal" (Stereotypes of Ethnic Neighbours about Each Other], V. A. Khorev (ed.), Polyaki i russkie v glazakh drug druga [Polacks and Russians in Each Other' Eyes]. Moscow: Indrik, 2000, pp. 226-230. (In Russian).
Berezovich E. L., Russkaya leksika na obshcheslavyanskom fone: semantiko-motivatsionnaya rekonstruktsiya [Russian Lexis on General Slavic Background: Semantic and Motivational Reconstruction]. Moscow: Russian Foundation for Promoting Education and Science, 2014, 488 pp. (In Russian).
Bogdanov K. A., 'Kannibalizm i kultura. Prevratnosti odnogo tabu' [Cannibalism and Culture: The Vagaries of a Taboo], E. S. Likhachev (ed.), Pogranichnoe soznanie (Almanac "Kanun", is. 5). St Petersburg: Institute of Russian Literature, 1999, pp. 94—120. (In Russian).
Brunvand J. H., The Vanishing Hitchhiker: Urban Legends and their Meanings. London: Pan Books Ltd., 1983, 156 pp.
Dundes A., Cracking Jokes: Studies of Sick Humor Cycles and Stereotypes. Berkeley: Ten Speed Press, 1987, 198 pp.
Dundes A., 'The Ritual Murder or Blood Libel Legend: A Study of Anti-Semitic Victimization through Projective Inversion', Temenos, 1989, no. 25, pp. 7—32.
Fernback I., 'Legends on the Net: An Examination of Computer-Mediated Communication as a Locus of Oral Culture', New Media & Society, 2003, vol. 5, no. 1, pp. 29-45.
Fine G. A., Manufacturing Tales: Sex and Money in Contemporary Legends. Knoxville: University of Tennessee Press, 1992, 212 pp.
Gowers E., The Loaded Table: Representations of Food in Roman Literature. Oxford: Clarendon Press, 2003, 346 pp.
Grabar I. E., Lazarev K. N., Kemenov V. S. (eds.), Istoriya russkogo iskusstva [History of Russian Art]: in 13 vols. / Ed. by R. S. Kaufman, M. L. Neyman, G. Yu. Sternin, O. A. Shvidkovskiy, G. A. Nedo-shivin. Moscow: Academy of Sciences of the USSR, 1964, vol. 13. (additional), 406 pp. (In Russian).
Grider S., 'The Razor Blades in the Apples Syndrome', P. Smith (ed.), Perspectives on Contemporary Legend: Proceedings of the Conference on Contemporary Legend, Sheffield, July 1982. Sheffield: CECTAL, University of Sheffield, 1982 (CECTAL Conference Papers Series, no. 4), pp. 128-140.
Guchinova E.-B. M., Pomnit nelzya zabyt. Antropologiya deportatsionnoy travmy kalmykov [Remember Not Forget: Anthropology of the Deportation Trauma of Kalmyks]. Stuttgart: Ibidem-Verlag, 2005, 283 pp. (In Russian).
Levkievskaya E. E., 'Evolyutsiya stereotipa ukraintsa v russkom yazykovom soznanii' [Evolution of Stereotype of a Ukrainian in Russian Language Consciousness], L. L. Fedorova (comp., ed.), Stereotipy v yazyke, kommunikatsii i kulture [Stereotypes in Language, Communication and Culture]: A Collection of Articles. Moscow: Russian State University for Humanities, 2009, pp. 53-71. (In Russian).
Levkievskaya E. E., 'Pishcha povsednevnaya i pishcha ritualnaya: mekha-nizmy pereklyucheniya aksiologicheskikh kodov' [Everyday Food and Ritual Food: Mechanisms of Interchange of Axiological Codes], N. V. Zlydneva, P. V. Korolkova, N. M. Filatova (eds.), Kody povsednevnosti v slavyanskoy kulture: eda i odezhda [Everyday
Life Codes in Slavic Culture: Food and Clothing]. St Petersburg: Aleteya, 2011, pp. 37-47. (In Russian).
Martel H. E., 'Hans Staden's Captive Soul: Identity, Imperialism, and Rumors of Cannibalism in Sixteenth-Century Brazil', Journal of World History, 2006, March, vol. 17, is. 1, pp. 51-69.
Panchenko A. A., '"Spasibo za pochku!": vlast i potreblenie v organ theft legends' ["Thank you for the Kidney!": Power and Consumption in Organ Theft Legends], Etnograficeskoe Obozrenie, 2014, no. 6, pp. 22-42. (In Russian).
Ramsey C., 'Cannibalism and Infant Killing: A System of "Demonizing" Motifs in Indian Captivity Narratives', CLIO, 1994, vol. 24, no. 1, pp. 55-68.
Sanday P. R., Divine Hunger: Cannibalism as a Cultural System. Cambridge: Cambridge University Press, 1986, 284 pp.
Trnka S., 'Specters of Uncertainty: Violence, Humor, and the Uncanny in Indo-Fijian Communities Following the May 2000 Fiji Coup', Ethos, 2011, vol. 39, is. 3, pp. 331-348.
Turner P. A., I Heard It through the Grapevine: Rumor in African-American Culture. Berkeley: University of California Press, 1993, 260 pp.
Vaskina A. S., 'Pishchevoy kod v kollektivnykh prozvishchakh (Kargopol-skiy i Nyandomskiy rayony Arkhangelskoy oblasti)' [Alimentary Code in Collective Nicknames (Kargopol and Nyandoma Areas of Archangelsk Oblast], N. V. Zlydneva, P. V. Korolkova, N. M. Fila-tova (eds.), Kody povsednevnosti v slavyanskoy kulture: eda i odezhda [Everyday Life Codes in Slavic Culture: Food and Clothing]. St Petersburg: Aleteya, 2011, pp. 25-36. (In Russian).
Vepreva I. T., Kupina N. A., 'Trevozhnaya leksika tekushchego vremeni: neofitsialnye etnonimy v funktsii aktualnykh slov' [Alarming Lexis of Present Times: Unofficial Ethnonyms Functioning as Actual Words], Politicheskaya lingvistika, 2014, no. 3(49), pp. 43-50. (In Russian).
Vyugin V. Yu., 'Vezhlivye lyudoedy i grubye antropofagi: SSSR, do i posle. (K istorii odnoy sotsialnoy metafory)' [Polite Cannibals and Rude Anthropophagi: The USSR, Before and After (On the History of One Social Metaphor)], Etnograficeskoe Obozrenie, 2014, no. 6, pp. 42-63. (In Russian).
