CC BY
42
Н.Ш. Насибуллина
жанровое многообразие творчества р. миННуллиНА: литературные традиции востока и запада
В статье представлен генологический анализ лирики современного татарского поэта Р.Миннуллина, сумевшего соединить в своем творчестве литературные традиции восточных и западных литератур, сохранив при этом самобытность национальной культуры. Ключевые слова: татарская литература, типология, генологический анализ, жанр.
На литературной карте Евразийского континента существует несколько точек пересечения двух локусов словесности - Запада и Востока. Одной из наиболее крупных из этих точек является татарская литература, которая может быть смело охарактеризована как плавильный тигель, в котором в единый художественный монолит объединены литературные традиции Востока и Запада.
В вытканном своеобразием истории татарской литературы полотне современной республиканской поэзии особо выделяется фигура народного поэта РТ Роберта Мугал-лимовича Миннуллина, художественный багаж которого в полной мере отражает все это своеобразие, формирующее национальную специфику татарского поэтического слова. Р.М. Миннуллин сегодня известен как автор стихов и песен, публицист, один из ведущих детских поэтов страны. Тиражи его книг перевалили за миллионную отметку, произведения Р. Миннуллина переведены на многие языки мира.
Лирика Р. Миннуллина, несмотря на свою современность, очевиднейшим образом коррелирует с традициями восточной литературы, эстетика которой была императивна для татарской словесности вплоть до ХХ столетия: как пишет Л.Г. Фризман, «история жанра - это всегда рассказ не только о значении новаторства, но и о силе художественных традиций. Показывая своеобразие каждой эпохи, жанры вместе с тем как бы скрепляют историю литературы в единое целое, позволяют видеть связи меж-
ду разными, порой далеко отстоящими друг от друга этапами художественной эволюции». [9, с.3] Для иллюстрации озвученного тезиса обратимся к одному из известнейших стихотворений поэта «Всегда красива моя Мама» («Ьаман чибэр минем энкэй»). Идейная структура этого показательного произведения строится именно на снятии какого-либо контраста между прошлым и настоящим:
^злэренэ карыйм - алар Мин белгэндэге килеш.[...] Сизэм мин - аньщ жанында Тынмаган эле давыл. (Смотрю в глаза ей - они По-прежнему такие, какими я их знал.[...] Чувствую я - в ее душе Не смолкла еще буря). (Смысловой подстрочный перевод выполнен нами - Н.Н.)
Исключительно важной является стабильность функционирования выявленной нами темпоральной основы жанровой системы поэзии Р. Миннуллина - достаточно попытаться применить полученные нами результаты к генологическому анализу элегии - жанра, поэтика которого, пожалуй, наиболее тесно связана с категорией времени, на что, к примеру, указывает Е.М. Ефремова при исследовании другой тюркской литературы - якутской: «Своеобразие авторского «я» в элегии сосредотачивается на раскрытии идеи времени». [4, с.228] Тематически стихотворение Р. Миннуллина «Элегия» входит в контекст «клад-
ВЕСТНИК
Казанского юридического института МВД России
№ 4(18) 2014
бищенской» поэзии, занимавшей прочные позиции в западноевропейской и русской литературах предромантизма и романтизма. Казалось бы, мы наблюдаем диалог с жанровой традицией Запада, причем одной из самых давних и устойчивых - первый образец «кладбищенской элегии» был создан еще в 1751 году («Элегия, написанная на сельском кладбище» Томаса Грея). Безусловно, данный диалог имеет место быть, без него немыслима татарская литература современности, однако следует выделить в первую очередь тот факт, что мы имеем дело с синтезом двух традиций - сугубо европейская жанровая форма приобретает восточное содержание с точки зрения поэтической ментальности: при сопоставлении анализируемого произведения с элегиями Грея в Англии, Ламартина во Франции, Жуковского или Якубовича в России становится очевидным, что хронотоп стихотворений (в этом двуедином понятии нас в первую очередь интересует «хронос» (время): как писал Михаил Бахтин, «хронотоп в литературе имеет существенное жанровое значение. Можно прямо сказать, что жанр и жанровые разновидности определяются именно хронотопом, причем в литературе ведущим началом в хронотопе является время» [3, с.234] выстраивается вокруг двух совершенно разных архетипов - общеевропейского архетипа «Меланхолия» и национального архетипа «Моц» («Сагыш»). И если хронотоп, детерминированный первым из них, стремится к энтропии (в частности, известный казанский литературовед А.Н. Пашкуров отмечает, что «дробится, распадается [...] хронотоп в элегии Якубовича», [8, с.150] то в стихотворении Р. Мин-нуллина явственно проявляется тенденция к сохранению его единства, что свидетельствует о трансформации самого жанрового ядра «кладбищенской элегии», которое вполне закономерно формируется уже отмеченным нами лейтмотивом «шСгашк»: Гомер Yткэн.
Син юкка да ^птэн.
Yзем хэзер эти булырлык.
Энкэй генэ елаштыра менэ...
Тулырлык шул ^цел, тулырлык.
(Жизнь прошла.
И с твоего ухода минуло много времени. Мне и самому уже в пору становится отцом. Только вот Мама плачет время от времени...
Есть от чего горевать, есть). (Смысловой подстрочный перевод выполнен нами - Н.Н.)
Как видим, пока лирический герой мыслит в традиционном для данного жанра русле семантического противопоставления прошлого и настоящего - фразы «Жизнь прошла. / И с твоего ухода минуло много времени» реализуют в художественном пространстве разработанную еще Блаженным Августином идею темпоральной изменчивости, которая легла в основу западного хронотопического мышления. Однако в последней строфе, находящейся в сильной смысловой позиции, происходит отрицание, преодоление данной идеи, что с особой отчетливостью демонстрируется при рассмотрении корреляции жанровой поэтики с поэтикой тропа:
Безнец ечен - балаларын ечен Йерер чагыц да бит куанып... Сагышыннан сары чэчкэ аткан Каберендэге сэрви куагы.
(За нас - за детей своих Сейчас пришла пора тебе радоваться.
От печали твоей расцвел желтым цветом Куст акации на твоей могиле). (Смысловой подстрочный перевод выполнен нами - Н.Н.)
Как видим, поэт завершающей строфой вводит в тропическую структуру произведения психологический параллелизм, имеющий в своей основе древнейший мотив -отождествление «того или другого дерева, растения с жизнью человека»: известна еще египетская легенда, в которой «герой помещает свое сердце в цветах акации». [3, с.105] Обращением к древнейшему из существующих поэтических тропов (см. работу А.Н. Веселовского «Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля», на которую мы уже ссылались) Р. Миннуллин не просто превращает дистанцию между прошлым и настоящим в семантически значимую лакуну, более того, он этим не только эстетически, но нрав-
ственно для него значимым актом (не будем забывать, что в стихотворении автор говорит о своем отце) манифестирует тот факт, что татарская поэзия, в полной мере освоив европейские жанровые формы, оперирует ими с позиций, детерминированных национальным менталитетом, который сложился в рамках цивилизации Востока.
Итак, выявив специфику жанрового мышления Р. Миннуллина, мы можем перейти к типологической систематизации жанров его поэзии. При проведении подобной систематизации необходимо отталкиваться от положения, согласно которому жанр является категорией ретроспективной, то есть любой жанр, будучи «устойчивой типологической целостностью», [5, с.86] концентрирующей весь опыт исторического развития литературы, в то же время в каждой отдельной авторской художественной системе обретает индивидуальное своеобразие, вбирает в себя что-то неповторимо новое. Исходя из этого, краеугольным камнем жанровой типологии как таковой должно стать понятие диалогичности: как было нами показано на примере творчества Р. Миннуллина, диалог может происходить между различными цивилизационными ло-кусами художественности - для татарских поэтов и писателей актуален диалог между Западом и Востоком (и в этом проявляется своеобразие татарской литературы, так как для многих национальных литератур определяющим является диалог между Севером и Югом: на Западе, к примеру, шотландская литература формировалась в диалогических отношения с «южной» английской; на Востоке, например, литературы Камбоджи, Непала или Тибета складывались под влиянием «северной» китайской и «южной» индийской литератур, и было продемонстрировано, что характерные для европейской и русской литератур жанровые формы в поэзии Р. Миннуллина обретают восточное жанровое содержание. Не менее значим для жанровой типологии и диалог автора с той литературной традицией, к которой он принадлежит: он может отвергать, деформировать или трансформировать как элементы жанрового содержания, так и целые жанро-
вые формы или, напротив, может активно их использовать в традиционном ключе.
Для творчества Р. Миннуллина свойственен диалектический подход к данному вопросу: применительно к ряду жанров (мад-хия, марсия и т.д.) можно говорить о прямой рецепции жанровой традиции, тогда как другие жанры подвергаются активному переосмыслению, трансформации - к примеру, на базе одного из древнейших жанров -сказки - поэтом был сконструирован новый уникальный жанр «кечкенэкият».
С категорией диалогичности непосредственно соотносится такое понятие, как коммуникативность, которая в художественном мире Р. Миннуллина приобретает статус жанровой константы: для его поэзии онтологически значим контакт с читателем, именно в соприкосновении с читательской психологией зарождаются узловые элементы этико-аксиологического наполнения различных жанровых форм, что наиболее отчетливо видно на примере его произведений для детей, в которых воссоздается целая вселенная, воспринятая, пользуясь очень точным выражением Б. Вайнера, «с точки зрения ребенка». [2, с.3] Слово «вселенная» использовано нами не случайно: на примере уже названного жанра «кеч-кенэкият» (обратимся здесь к «Маленькой сказке о шурале, о деде Тылсынчы и мальчишках, вновь о шурале» («ШYрэлелэр ту-рында, Тылсынчы бабай турында hэм ма-лайлар турында, тагын шYрэлелэр турында кечкенэкият») мы видим, что созданный поэтом мир в принципе не имеет границ в силу своей хронотопической многоуров-невости, которая отчетливо коррелирует с постмодернистской фрагментарностью как способом организации повествования. Таким образом, поэтика жанра интегрирует творчество Р. Миннуллина в постмодернистский литературный дискурс. В точности подобного вывода нас убеждает и один из главнейших аспектов жанрового содержания произведений, относящихся к геноло-гической группе, объединяемой термином «кечкенэкият», - экологическая тематика, находящая параллели в экологической эстетике постмодернизма, которая «своими
ВЕСТНИК
Казанского юридического института МВД России
№ 4(18) 2014
специфическими средствами исследует глобальную проблему взаимосвязей человека и природы в контексте культуры» [8, с.238] -проблему, которую можно назвать одной из центральных в «маленьких сказках» Мин-нуллина.
Возвращаясь к вопросу о коммуникативности поэзии Р. Миннуллина, следует попытаться определить ее истоки. Как нам кажется, в качестве таковых может быть названа общественная и политическая деятельность «поэта-депутата», как часто
называют Р. Миннуллина, так как своего рода «привычка» диалога с избирателями, с людьми, которые вверяют политику свои судьбы, неминуемо должна наложить свой отпечаток и на художественное мышление человека, который готов возложить на алтарь Аполлона все, кроме стремления служить своему народу. История знает немало таких людей - Гете в Германии, Ван Мэн в Китае, Тютчев в России и вот - Роберт Мин-нуллин в Татарстане.
1. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975. С.234.
2. Вайнер Б. С солнцем наперегонки // Известия Татарстана. 1994. 15 апр.
3. Веселовский А.Н. Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля // Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. С.105.
4. Ефремова Е.М. Типы лирических субъектов в поэзии Леонида Попова в аспекте жанровой характеристики // Вестник Брянского государственного университета. 2012. № 2. С.228.
5. Заманский Л.А. О системе жанров в поэзии социалистического реализма. (На материале советской поэзии 30-х годов) // Проблемы реализма. Выпуск IV. Вологда, 1977. С.86.
6. Маньковская Н.Б. Эстетика постмодернизма. СПб.: Алетейя, 2000. С.238.
7. Мицнуллин Р.М. Эсэрлэр: 7 томда: Т. 7. Казан: Татар. кит. нэшр., 2007.
8. Пашкуров А.Н. Из истории поэтики меланхолии в русском предромантизме (опыт комплексного анализа элегий А. Якубовского [sic! Так у автора. Примечание наше - Н.Н.] «Ночь» и Е. Смагина «Месяц») // Филоlogos. 2009. № 5. С.150.
9. Фризман Л.Г. Жизнь лирического жанра. Русская элегия от Сумарокова до Некрасова. М.: Наука, 1973. С.3.
