CC BY
71
УДК 821.161.1
Я. А. Юферева
Жанрово-композиционное своеобразие романа О. Волкова
«Погружение во тьму»
Статья посвящена анализу жанрово-композиционного своеобразия воспоминаний О. В. Волкова «Погружение во тьму», занимающих промежуточное положение между художественной и документальной литературой. Жанр книги определен как мемуарный роман. Однако она имеет синтетическую жанровую природу, в ней можно выделить черты автобиографии, дневника, исторической и мемуарной хроники, путешествия, жития. Сложность выбранного жанра определяет особенности композиции мемуарного романа «Погружение во тьму». Композиция произведения представляет собой многогранную структуру, обогащенную публицистическими и лирическими вставками, цементирующую роль в которой играют лейтмотивы пути, света и тьмы. Оппозиция света и тьмы определяет художественную концепцию романа как восхождение через тьму безверия и насилия к свету, который неразрывно связан в сознании мемуариста с духовностью и религией.
The article analyzes the compos ition and genre peculiarities of Oleg Volkov's memoirs "Sinking into Darkness", which are taking an intermediate position between fiction and nonfiction. The book genre can be defined as an autobiographical novel. But it has a synthetic nature of the genre, there are traits of autobiography, diary, historical and memoir chronicle, journey and life in it. The complexity of the selected genre defines features of composition of the memoir novel "Sinking into Darkness". The composition of the work represents a many-sided structure, enriched with journalistic and lyrical accents. The cementing role in this structure is played by the key-notes of path, light and darkness. The opposition of light and darkness determines the artistic composition of the novel as a rise through the darkness of unbelief and force to the light, which is intimately linked in memorialist's mind to spirituality and religion.
Ключевые слова: мемуары как жанр, мемуарный роман, композиция, документальность, мотив пути, мотив света и тьмы, литература о лагерях.
Keywords: memoirs as a genre, autobiographical novel, composition, documentary, motif of path, motif of light and darkness, camp literature.
О. В. Волков определяет главный художественный труд своей жизни «Погружение во тьму» как воспоминания. Книга имеет синтетическую жанровую природу, в ней можно выделить черты автобиографии, дневника, исторической и мемуарной хроники, путешествия, жития.
Гр. Калюжный характеризует воспоминания Волкова как документальную эпопею [1]. Сравнивает «Погружение во тьму» с эпопеей «Война и мир» Л. Толстого: «Полное отсутствие выдуманных сюжетов, экспериментов и всякого рода исследований в области уровней человеческого бытия должно быть учтено при оценке писателя. Он описывает действительность в той мере, в какой она может прояснить истину всеобщего или человеческий характер» [2].
Исследователь А. Сафронов «Погружение во тьму» О. Волкова определяется как автобиографический роман [3].
Эту мысль подтверждает Л. Лосев, который указывает на романное начало в любом мемуарном тексте: «Нам кажется, что в основном мемуары суть разновидность одного из жанров художественной прозы, а именно романа. Любое мемуарное произведение - это роман, в котором в качестве материала использованы не фиктивные, а реальные события. Разновидности мемуаров легко различимы по тем же структурным принципам, что и разновидности романов: мемуары монологические (в основе - судьба, карьера героя-автора, развитие его отношений с миром <...>), мемуары полифонические (в основе - многие образы-голоса: 2-й и 3-й тома "Былого и дум", "Люди. Годы. Жизнь" Эренбурга), мемуары эпические (в основе - ход времени, портрет эпохи: 1-й том "Былого и дум", отчасти "На рубеже двух столетий" Белого), мемуары орнаментальные, "с установкой на выражение", пользуясь формалистским жаргоном (Паустовский, Катаев)» [4].
В связи с этим «Погружение во тьму» можно охарактеризовать как эпический мемуарный роман, роман-мемуары, так как в центре внимания писателя портрет эпохи. Этому отвечает его художественная правда, достоверность описываемых событий, обилие публицистических отступлений, социальная и политическая критика, а также исповедальный, дневниковый тон, динамизм развития действия и психологические зарисовки.
© Юферева Я. А., 2017
Книга имеет историко-публицистический характер. Повествование основано на реальных событиях жизни О. Волкова, представляет собой авторские воспоминания, насыщенные переживаниями и размышлениями. Однако произведение нельзя воспринимать как сугубо документальное. Исторические события для О. Волкова являются материалом для широкого художественного обобщения, свойственного романному жанру. Он так определяет свою творческую задачу: «...Я рассказываю о жизни подлинной, не выдуманной, тщусь на судьбе одного интеллигента, застигнутого революцией в юношеском возрасте, дать по возможности правдивую картину тех мытарств, что выпали на долю русских образованных сословий с октября семнадцатого года» [5].
Важную роль в поэтике мемуаров как художественного текста играет композиционное своеобразие, поскольку отражает авторскую позицию в диалоге с читателем, раскрывает замысел произведения и является главным инструментом в воссоздании картин исторического прошлого. Особо значимы следующие репрезентативные элементы поэтики романа: рамочные компоненты текста, композиция, сюжет, внесюжетные элементы и вставные документы.
Заголовочный комплекс романа О. Волкова «Погружение во тьму» определяет основную идею произведения - наступление темных времен. Мотив погружения страны во тьму бездуховности, в ад, раскрывающийся в тексте произведения, вынесен в заголовок и отражен в эпиграфах из стихотворения Ф. И. Тютчева «Цицерон» и «Откровения святого Иоанна»:
.Я поздно встал, и на дороге
Застигнут ночью Рима был.
(Ф. И. Тютчев. Цицерон)
И я взглянул, и вот, конь бледный и на нем всадник, которому имя смерть, и ад следовал за
ним.
Откровение св. Иоанна (гл. 6, стих 8).
Произведение имеет подзаголовок «Из пережитого», указывающий на мемуарный характер повествования, на достоверность описываемых событий.
Книга О. Волкова «Погружение во тьму» композиционно разделена на десять глав, имеет вступление и послесловие.
Вступление рисует образ заключенного в одиночной камере. Этому эпизоду своей биографии Волков придает особое значение, поскольку именно в этой одиночке Архангельской тюрьмы впервые в тяжелых условиях возникли сомнения в вере, которые были преодолены много позднее: «.мне особенно беспощадно и обнаженно открылось, как велика и грозна окружающая нас "пылающая бездна". Как неодолимы силы затопившего мир зла! И все попытки отгородиться от него заслонами веры и мифов о Божественном начале жизни показались мне тогда жалкими, несостоятельными» [6].
Вступление раскрывает значение заглавия. Погружение во тьму для автора - это погружение в пучину бездуховности, безнравственности, которые установила советская власть, проповедуя классовую ненависть, поощряя доносы, ставя вне закона терпимость и мягкосердечие: «Началось погружение в пучину бездуховности, подтачивание и разрушение нравственных устоев общества» [7].
В послесловии автор представляет историю создания и публикации своих лагерных воспоминаний, определяя свои творческие цели.
Предисловие и послесловие носят публицистический характер. Автор выражает в них свои главные мысли о морали тоталитарного государства, основных пороках новой России.
В основу сюжета романа легли воспоминания автора о 27 годах, проведенных в тюрьмах, лагерях и ссылках Советского Союза, от первого ареста в феврале 1928 г. до реабилитации в апреле 1955 г.
Волков придерживается последовательной композиции с элементами проспекции и ретроспекции, причем прием ретроспекции преобладает: автор вспоминает эпизоды из дореволюционной жизни, периода становления советской власти в 1917-1919 гг., рассказывает о своей семье, старых столичных знакомых и о сложившейся их судьбе в будущем.
Лирические и публицистические отступления настолько часты, что становятся неотъемлемой частью повествования. Волков рассуждает о советской литературе и писателях, загрязнении окружающей среды, сохранении культурного и исторического наследия России, морали и нравственности в новом государстве, межнациональных отношениях, судьбах дворянского сословия, крестьянства, духовенства. Эти темы получат дальнейшее развитие в последующем творчестве Волкова.
Повествование О. Волков сопровождает несколькими авторскими примечаниями, главным образом он комментирует для современного читателя реалии советской пенитенциарной систе-
мы и лагерную лексику. Сопровождает примечаниями об авторстве и источнике свои рассуждения о литераторах.
Несмотря на принадлежность произведения к художественно-документальной группе жанров, Волков редко включает в текст документы. При этом автор использует не непосредственный текст, а дает пересказ его содержания или приводит отдельные цитаты. Волков подробно описывает приговор Особого совещания 1937 г.: «То была "выписка из протокола" - узенькая бумажка, где слева значилось "Слушали" и было напечатано на машинке: ".такой-то, имярек, 1900 г. р., сын помещика, судимый", а справа, под словом "Постановили", читалось: "Заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на пять лет, как социально опасный элемент". Внизу неразборчивые подписи» [8]. Из протокола второго ареста приводит лишь цитату рабочего Савки-на, который отказался подписывать ложное обвинение: «Волков не только не расспрашивал о заводе, но даже остановил однажды начавшийся при нем разговор о производственных делах» [9]. Об имеющихся у него документах автор сообщает кратко: «У меня в архиве пять уже ветхих бумажонок со штампами и выцветшими печатями. Я их собрал ценой двухлетних хлопот в Москве. Это по-разному сформулированные справки трибуналов, судов, "особых совещаний" о прекращении дела по обвинению имярек в том-то, по статье такой-то, за отсутствием состава преступления» [10].
В такой же манере передает Волков и содержание писем, адресованных ему. Пересказывает наиболее значимые для развития сюжета сообщения или приводит отдельные яркие цитаты. Более подробно представляет автор записки и письма от своей лагерной возлюбленной Любы Новосильцевой, сопровождая пересказ многочисленными цитатами и прибегая к несобственно-прямой речи.
С помощью писем автор сообщает некоторые события, имеющие значение для сюжета, вкладывая рассказ о них в уста своих адресантов: «В этой записке - последней - Люба писала: "Уж лучше пусть о постигшем тебя горе ты узнаешь от меня. Да помогут тебе моя любовь и сочувствие с ним справиться. Олег, милый, бедный мой Олег, крепись: у тебя нет больше брата. Всеволод уже скоро два года как погиб на Волховском фронте..."» [11]
Эпистолярные жанры в романе выполняют несколько функций: участвуют в создании мемуарного сюжета, способствуют раскрытию внутреннего мира героев, дополняют монологическую речь повествователя, превращая ее в диалог, полемику, беседу, корректируя при этом авторскую точку зрения. Письма и цитаты из них, документы расширяют границы авторской субъективности, вводят иные точки зрения, тем самым обогащая текст с позиций широты охвата действительности и установки на объективность изображения.
Мнениям и голосам автор придает гораздо большее значение, нежели официальным бумагам. Воспоминания участников событий в произведении Волкова - весомый документ эпохи. Эту точку зрения он распространяет не только на свое сочинение, но и на воспоминания других заключенных. Например, о сочинении Аксеновой-Гинзбург пишет: «Ее воспоминания - это документ» [12]. Говоря о своей работе над мемуарами, он подчеркивает, что создает именно свидетельство эпохи, определяя свою цель так: «.правдиво рассказать о моем времени и насколько возможно объективно его оценить» [13].
Помимо писем и отсылок к документам в композиции «Погружения во тьму» присутствует вставной элемент - зарисовка под заголовком «Скорбный путь», посвященная Любе Новосильцо-вой. Очерк имеет датировку 1949 г. Сам автор называет это произведение просто страницы или строки. Они посвящены изображению женского этапа на Кемьской пересылке.
Описание имеет кольцевую композицию. Начинается и заканчивается пейзажными зарисовками, в которых преобладают теплые и нежные краски. Автор подчеркивает контраст между лучезарной природой и серой безликой массой заключенных с бескровными лицами, потускневшими взглядами. Создает ряд метафор и сравнений для характеристики этапа: застывающая от холода змея, мертвая процессия, серая масса, вереница привидений, автоматы с изношенными пружинами, ватные ноги кукол.
В описании колонны возникает мотив смерти. Заключенные - привидения с безжизненно повисшими руками и изношенными пружинами, они движутся, как автоматы. Над ними висит каменное молчание, сосредоточенная тишина заупокойной службы.
Обреченность и безжизненность заключенных автор также подчеркивает с помощью контраста с конвоирами, сопровождающими этап. В толпе - уставшие люди без пола и возраста, конвой - здоровые смуглые парни. Этап идет в полном молчании, конвоиры - покрикивают и изредка щелкают для развлечения затворами. Глаза заключенных отражают все оттенки отчаяния, конвоиры жизнерадостны. Заключенные идут мягко, неслышно, медленно, конвоиры ступают пружинисто, бодро [14].
Таким образом, контраст в зарисовке реализуется на языковом и идейном уровнях. Автор использует этот прием для наибольшей экспрессивности и убедительности в изображении мироощущения и положения арестантов. Двойной контраст подчеркивает, что заключенные отринуты жизнью, они чужды всему: и природе, и советскому народу.
Отрывочность повествования, частые переходы от одного эпизода к другому характерны для поэтики «Погружения во тьму». Весь текст романа разбит на отрывки, разделенные звездочками или отступом. Каждый посвящен одному событию, одной зарисовке. Этот подход к организации текста позволяет передать специфику воспоминаний - некоторую фрагментарность повествования - и акцентировать внимание на наиболее значимых для автора деталях, событиях. Отрывочность повествования также подчеркивает часто используемое автором многоточие.
В сюжетное повествование Волков включает многочисленные пейзажные зарисовки. Природа в произведении выступает не просто фоном, на котором развертываются события, но и непосредственной участницей событий романа. Она воспринимается автором как живительная сила. «Окрыляли и выветривали из памяти затхлые тюремные картинки: наполненный лесными запахами воздух, солнечный свет, шелест деревьев, живая земля под ногами, первые мазки осени. И это целительное и заживляющее воздействие природы, осознанное мною впоследствии как Божественное начало жизни, я еще неопределенно, без осмысления, стал постигать именно тогда...» [15]
У Волкова встречается и мистическое толкование природы как храма Господня. Обращенная в храм поляна, где заключенные собираются на тайное богослужение, предстает местом незримого присутствия Бога. «Чудилась некая связь между этой вот горсткой затравленных, с верой и надеждой внимающих каждому слову отца Иоанна зэков и святыми и мучениками, порожденными гонениями» [16].
В. В. Умнягин, характеризуя мотивы природы в текстах бывших соловецких заключенных, отмечает, что в жизни каторжан природа имела спасительное значение. Она не только дает средства к выживанию, но и помогает сохранить душевное здоровье. Природа ассоциируется с бегством из «мертвого дома» [17].
Пейзажные зарисовки в романе призваны раскрыть особое авторское мировоззрение, благодарно принимающее действительность. Природа в его воспоминаниях не суровая пособница карателей, а утешительница и помощница угнетенных, источник духовных сил. Взаимоотношения с этой стихией выступают в романе в качестве важной составляющей внутренней жизни человека и становятся источником духовных и эстетических переживаний.
Наряду с мотивами природы в повествовании значительно место занимают мотивы света и тьмы, мертвого дома, ада и пути.
Лейтмотив произведения - образ пути. Это ведущий структурообразующий элемент повествования. Он нашел отражение в заголовке книги и названии семи из десяти глав произведения: «Начало длинного пути», «Я странствую», «В ноевом ковчеге», «В краю непуганых птиц», «На перепутье», «И возвращаются ветры на круги своя.», «По дороге декабристов» - а также в заглавии вставного эпизода о женском этапе «Скорбный путь».
По мнению А. Сафронова, названия глав свидетельствуют о том, что свою судьбу Волков воспринимает именно как путь. Конец пути у него связан с обретением новой профессии и новой цели, посвящением себя литературе [18].
Сюжет романа - также путь, жизненный путь автора, его родины и народа, который по количеству выпавших на этом пути страданий и по направленности движения от тьмы к свету может быть назван крестным путем.
Коннотация света и мрака в книге воспоминаний соловецкого узника является отражением его мировосприятия и видения судьбы России. Волков опирается на христианскую символику, связывая свет со святостью, духовностью, возрождением, а тьму - с уничтожением, угрозой, бездуховностью. Эта символика включает такие образы, как свет, огонь свечи, лампады, лучи солнца, огоньки во тьме, маяк, яркие звезды, светлый лик и потемки, мрак, ночь, темные силы.
Оппозиция света и тьмы пронизывает все произведение и формирует его художественную концепцию. Свет для автора стоит в одном ряду с понятиями правды и справедливости: «Крепки были тогда в нас эти надежды, и каждый про себя уже видел, как один за другим распахиваются ставни, не пропускавшие в Россию свет, правду, справедливость, добро...» [19] А темные образы в произведении неизменно связаны с идеологией насилия.
Концентрация жестокости и беззакония для писателя - лагерь, который тоже обретает символическое значение. Это словно другой, отделенный от остального мира остров, ад на земле. Потому в его описании преобладают темные цвета. Волков передает атмосферу этого места, называя лагерь царством дьявола, адом, помойной ямой, клоакой, смрадным загоном и чудовищ-84
ным ульем. А годы своих скитаний охарактеризует в конце книги как беспросветное время. Однако палитра описания Соловков неоднозначна. С одной стороны, это остров угнетения, с другой - великая святыня, которая словно излучает свет, успокаивает: «Громада соборов Соловецкого ставропигиального монастыря как будто излучает свет» [20].
Л. Паликовская делает вывод о многозначности слова «тьма» в романе. По ее мнению, это тьма личной судьбы автора, тьма всеобщей нищеты и бесправия, взаимного недоверия и подозрительности. Доминантное в лингвистической терминологии значение - тьма как противоположность свету духовному. Паликовская замечает, что Волков предостерегает читателя, указывая на забвение общечеловеческой морали, утверждение примата материальных ценностей над духовными как истоки будущих бед [21].
Источником света в темные времена в романе становится религия: «В любви и вере виделось оружие против раздирающей людей ненависти» [22]. Е. Гладкова замечает о романе О. Волкова: «Авторский взор различает во тьме Соловецкого лагеря сияние и святыни, и подвига современных ему мучеников. Память об этом станет опорой для писателя в его нелегком пути» [23].
Для писателя погружение во тьму является одновременно и восхождением к духовному свету. Опору нравственного возрождения родины Волков видит в праведниках, мучениках. «Погружаясь во тьму жизни, - пишет Л. Н. Крупина, - а вернее - во тьму смерти, о которой поведал писатель, заражаешься силой его духа, волей автора. От страницы к странице ты, как это ни кажется невероятным, совершаешь восхождение к свету: тебе открывается смысл истинного подвижничества, жертвенности. Этот смысл для автора и дорогих его сердцу героев в любви к Богу, к людям, к жизни, какой бы трудной она не была, в стремлении сохранить в себе человека даже на самом мученическом пути, творить добро» [24].
Вспоминая о пережитом, Волков расставляет световые акценты, подкрепленные библейским контекстом. Так в произведении читается концепция: живы надежды на ожидающее Россию преображение, на царство света, но путь к этому свету лежит через тьму, через страдания, потери, через ад сталинских застенков.
Можно заключить, что жанровая природа произведения имеет синтетический характер, включает черты многих жанров как художественной, так и документальной литературы. Это обусловлено промежуточным положением «Погружения во тьму» как произведения художественно-документального и творческими целями автора - создать яркий, выразительный, но правдивый портрет эпохи. В произведении доминирует романное начало. Сложность выбранного жанра определяет и особенности композиции мемуарного романа «Погружение во тьму». Она представляет собой сложную многогранную структуру, обогащенную публицистическими и лирическими отступлениями, элементами проспекции и ретроспекции, вставными документами, примечаниями и пейзажными зарисовками. Фрагментарность, разорванность композиции передает специфику воспоминаний. Структурообразующую роль в композиции играют лейтмотивы пути, света и тьмы. Собственный жизненный путь и путь страны Волков видит в продвижении сквозь тьму к свету. Эти символы приобретают в произведении идейное значение, формируют его художественную концепцию. Таким образом, крестный путь России предстает как восхождение через ад, тьму безверия и насилия к свету, который неразрывно связан в сознании мемуариста с духовностью и религией. Так в своеобразной и сложной композиции произведения раскрывается авторская позиция, основная идея книги.
Примечания
1. Калюжный Г. П. Век надежд и крушений // Студенческий меридиан. 1990. № 1. С. 39.
2. Он же. Самостояние великоросса: об О. В. Волкове // Волков О. В. Два стольных града. М., 1994. С. 20.
3. Сафронов А. В. «Путь» как жанр и «путь» как судьба (Александр Солженицын и герои «лагерной» прозы // Наследие А. И. Солженицына в современном культурном пространстве России и зарубежья (к 95-летию со дня рождения писателя): сб. материалов Междунар. науч.-практ. конф. / отв. ред. А. А. Решето-ва; Рязан. гос. ун-т имени С. А. Есенина. Рязань: Изд-во «Концепция», 2014. С. 202.
4. Шварц Е. Мемуары / подгот. текста, предисл. и примеч. Льва Лосева. Париж: La Presse Libre, 1982.
С. 103.
5. Волков О. В. Погружение во тьму. М.: Братство святого апостола Иоанна Богослова, 2014. С. 271.
6. Там же. С. 8.
7. Там же. С. 11.
8. Там же. С 284.
9. Там же. С. 152.
10. Там же. С. 528.
11. Там же. С. 447.
12. Там же. С. 317.
13. Там же. С. 478.
14. Там же. С. 493-495.
15. Там же. С. 301.
16. Там же. С. 9.
17. Умнягин В. В. Мотивы природы в текстах бывших соловецких заключенных // Ярославский педагогический вестник. 2015. № 6. С. 314-319.
18. Сафронов А. В. Указ. соч. С. 204-206.
19. Волков О. В. Указ. соч. С. 527.
20. Там же. С. 80.
21. Паликовская Л. Автопортрет с петлей на шее // Литературное обозрение. 1990. № 7. С. 50-53.
22. Волков О. В. Указ. соч. С. 9.
23. Гладкова Е. В. Символика света в изображении Соловков (Б. Ширяев и О. Волков) // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2011. № 4. С. 179.
24. Крупина Л. Н. «Я живу, чтобы свидетельствовать!» // Крупина Л. Н., Соснина Н. А. Сопричастность времени: кн. для учителя. М., 1992. С. 57.
Notes
1. Kalyuzhnyj G. P. Vek nadezhd i krushenij [Century of hopes and crashes] // Studencheskij meridian - Student Meridian. 1990, No. 1, p.39.
2. Also him. Samostoyanie velikorossa: ob O. V. Volkove [Self-stance of the great Russian: O. V. Volkov] // Vol-kov O. V. Dva stol'nyh grada [Two capital cities]. M. 1994. P.20.
3. Safronov A. V. «Put'» kak zhanr i «put'» kak sud'ba (Aleksandr Solzhenicyn igeroi «lagernoj» prozy. ["Way" as a genre and "way" as destiny (Alexander Solzhenitsyn and heroes of "camp" prose)] // Nasledie A. I. Solzhenicyna v sovremennom kul'turnom prostranstve Rossii i zarubezh'ya (k 95-letiyu so dnya rozhdeniya pisatelya): sb. materialov Mezhdunar. nauch.-prakt. Konf. - Legacy of A. I. Solzhenitsyn in the modern cultural space of Russia and abroad (to the 95th anniversary of the birth of the writer): proceedings of the international scientific-pract. fonf. / resp. ed. A. A. Reshetov; Ryazan State University n.a. S. A. Yesenin. Ryazan. Publishing house "Contseptsiya". 2014. P. 202.
4. SHvarc E. Memuary [Memoirs] / prep. text, foreword and Notes by Lev Losev. Paris. La Presse Libre. 1982.
P. 103.
5. Volkov O. V. Pogruzhenie vo t'mu [Dive into the darkness]. M. Fellowship of the Holy Apostle John the Theologian. 2014. P. 271.
6. Ibid. P. 8.
7. Ibid. P. 11.
8. Ibid. P. 284.
9. Ibid. P. 152.
10. Ibid. P. 528.
11. Ibid. P. 447.
12. Ibid. P. 317.
13. Ibid. P. 478.
14. Ibid. Pp. 493-495.
15. Ibid. P. 301.
16. Ibid. P. 9.
17. Umnyagin V. V. Motivy prirody v tekstah byvshih soloveckih zaklyuchennyh [Motifs of nature in the texts of the former Solovki prisoners] // YAroslavskij pedagogicheskij vestnik - Yaroslavl pedagogical herald. 2015, No. 6, pp. 314-319.
18. Safronov V. A. Op. cit. Pp. 204-206.
19. Volkov O. V. Op. cit. P. 527.
20. Ibid. P. 80.
21. Palikovskaya L. Avtoportret s petlej na shee [Self-portrait with a noose around his neck] // Literaturnoe obozrenie - Literary review. 1990, No. 7, pp. 50-53.
22. Volkov O. V. Op. cit. p.9.
23. Gladkova E. V. Simvolika sveta v izobrazhenii Solovkov (B. SHiryaev i O. Volkov) [Symbolism of light in the image of Solovki (B. Shiryaev and O. Volkov)] // Vestnik Permskogo universiteta. Rossijskaya i zarubezhnaya filolo-giya - Perm University Herald. Russian and foreign Philology. 2011, No. 4. p. 179.
24. Krupina L. N. «YA zhivu, chtoby svidetel'stvovat'!» ["I live to testify!"] // Krupina L. N., Sosnina N. A. Sopri-chastnost' vremeni: kn. dlya uchitelya [Involvement to time: book for teachers]. M. 1992. P. 57.
