CC BY
102
ИЗВЕСТИЯ
ПЕНЗЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА имени В. Г. БЕЛИНСКОГО ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ № 15 (19) 2010
IZVESTIA
PENZENSKOGO GOSUDARSTVENNOGO PEDAGOGICHESKOGO UNIVERSITETA imeni V. G. BELINSKOGO HUMANITIES № 15 (19) 2010
УДК 8-1
ЖАНР РОМАНСА В ТВОРЧЕСТВЕ Я. П. ПОЛОНСКОГО: СООТНОШЕНИЕ РОМАНТИЧЕСКОГО И РЕАЛИСТИЧЕСКОГО
© С. н. МОРОЗОВА
Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского кафедра русской и зарубежной литературы e-mail: [email protected]
Морозова С. Н. - Жанр романса в творчестве Я. П. Полонского: соотношение романтического и реалистического // Известия ПГПУ им. В. Г. Белинского. 2010. № 15 (19). С. 36-39. - В статье определяется специфика жанра романса в лирике Я. П. Полонского. В творчестве поэта этот жанр по праву обретает определение «городского» и зачастую представляет собой своего рода маленькую лирическую новеллу с обилием зарисовок бытовых деталей. Именно поэтому романс Я. П. Полонского можно считать демократическим образцом данного жанра. Ключевые слова: бытовой романс, поэтика, мелодичная направленность, разговорные интонации.
Morozova S. N. - Genre of a romance in J. P. Polonsky's creativity: relation of romantic and realistic // Izv. Penz. gos. pedagog. univ. im.i V. G. Belinskogo. 2010. № 15 (19). P. 36-39. - In the article specificity of a genre of a romance in J. P. Polonsky's lyrics is defined. In creativity of the poet this genre by the right finds definition «city» and frequently represents some kind of a small lyrical short story with an abundance of sketches of household details. For this reason J. P. Polonsky's romance can be counted a democratic sample of the given genre. Keywords: household romance, poetics, melodious orientation, colloquial intonations.
Поэтические произведения (за редкими исключениями) не создавались как тексты для романсов. Они становились романсами, обретали в музыке вторую жизнь. В поэзии романс такая же стихотворная форма, как элегия, баллада, стансы, сонет. Старинную форму испанского романсного стиха (чаще всего восьмисложный хорей, концы четырех строк которого связаны между собой гласным ассонансом) в русской поэзии, как и многие другие размеры и формы, впервые ввел В. А. Жуковский.
Начиная с 20-х годов XIX века, по мере роста популярности романсов и песен на стихи русских поэтов, романсами стали называться небольшие лирические стихотворения напевного типа, уже не связанные какой-либо жесткой стихотворной формой. Стихотворение любой формы, будь то элегия, баллада или сонет, могло стать романсом. Это был уже совершенно новый жанр как в поэзии, так и в музыке, возникший в процессе их взаимодействия и взаимопроникновения.
Девятнадцатый век по праву может считаться веком романса. Но первая его половина существенно отличается от второй. В первой все более или менее ясно: великая поэзия А. С. Пушкина, поэтов Пушкинской плеяды, М. Ю. Лермонтова, А. В. Кольцова была озвучена великими композиторами Глинкой, Даргомыжским. Вторая половина века в этом отношении до сих пор представляется исследователям неким парадоксом. Великие композиторы «Могучей кучки»
М. А. Балакирев, А. П. Бородин, Н. А. Римский-Корса-ков, М. П. Мусоргский и П. И. Чайковский продолжали обращаться к поэзии корифеев пушкинской эпохи, но из современников отдавали предпочтение приверженцам «чистого искусства». Доктрине «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» они противопоставили право поэта оставаться поэтом, сохранять искусство для искусства, а не для политических баталий. Композиторы «Могучей кучки», исповедовавшие принципы программной музыки, прямо противоположные принципам «чистого искусства», тем не менее в романсах обращались к поэзии его апологетов, тем самым как бы изменяли идеям гражданственности.
Для того чтобы понять все эти нюансы, необходимо ввести некоторые коррективы в сложившиеся схемы и стереотипы, согласно которым одни из самых выдающихся поэтов послепушкинской эпохи оказались во втором ряду литературной «табели о рангах». Причины здесь, прежде всего, идеологические. Они осмелились противопоставить Н. А. Некрасову и школе Некрасова идею искусства, очищенного от дидактизма (так они называли идеологический диктат), о котором сам же Н. А. Некрасов скажет: «Злобою сердце питаться устало: // Много в нем правды, // Да радости мало» [2, с. 121].
Романсы оказались спасительными укрытиями для русской поэзии. В силу своей специфики как камерный жанр они менее всего подверглись идеоло-
гизации, став отдушиной не только для поэтов, но и композиторов. Наименее последовательным из поэтов был Я. П. Полонский, признававшийся: «Веяния времени колебали меня во все стороны». Но со временем тревоги сердца взяли верх над гражданскими тревогами, он призвал Н. А. Некрасова: «Оставь напрасные воззванья» [3, с. 257].
Но в одном ему, вне всякого сомненья, повезло. Начало творческого пути Я. П. Полонского приходится на 40-е годы, когда для В. Г. Белинского, по свидетельству И. И. Панаева, «открытие всякого нового таланта было праздником». Ему не были чужды «гармонии стиха божественные тайны» и тот пластический стиль, который начали вырабатывать Я. П. Полонский.
Романсные интонации появляются в стихах Я. П. Полонского очень рано, еще в студенческие годы. Не случайно последнее итоговое собрание своих стихотворений (издание 1896 года) он сам, нарушая хронологию, открыл стихотворением «Дорога». Это как бы эпиграф или заставка ко всей романсной лирике Я. П. Полонского. Здесь уже слышится та надрывная нота, которая потом зазвучит у него с полной силой: Ну-ну, живей! Долга моя дорога -Сырая ночь - ни хаты, ни огня -Ямщик поет - в душе опять тревога -Про черный день нет песни у меня [3, с. 48]. Важно отметить, что в развитии этого жанра поэт оказался в высокой степени созвучным своей эпохе, создав демократические его образцы, здесь мы имеем ввиду варианты городского или бытового романса. обычно это маленькие лирические новеллы, содержащие в себе целую жизненную повесть. Непритязательный и лаконичный язык романсных страстей лишь пунктиром намечает кульминационные моменты этой повести, воспроизводя ее общий контур. Вклад Я. П. Полонского именно в эту линию романса определяется преобладающим сюжетно-психологическим характером его лирики. Посмотрим, как выдерживается и видоизменяется эта линии в процессе эволюции его творчества.
Уже в 40-е годы, когда складывались поэтическая индивидуальность Я. П. Полонского, стали очевидными его пристрастия. С одной стороны, обнаружилась тяга к напевному стиху, к ямщицкому романсу - в «дорожных» стихах появились образы «глухой степи», ямщика, его песни, колокольчика «под дугой». С другой стороны, в стихах очеркового плана, написанных под явным влиянием «натуральной школы», зазвучали прозаические, разговорные интонации, замелькали подробности городского быта. Среди этих подробностей постепенно стали вырисовываться детали, вокруг которых строил свои сюжеты мещанский романс:
Я еду городом - почти Все окна настежь - у соседки В окошке расцвели цветы, И канарейка свищет в клетке. Я еду мимо - сквозь листы Китайских розанов мелькает Рукав кисейный, и сверкает Сережка; а глаза горят... [3, с. 74].
В 1846 году у Я. П. Полонского появилось стихотворение, соединившее стихию напевности и городского быта с психологией человека из демократической среды. Это знаменитая «Затворница», вошедшая в фонд тюремной песенной лирики. Стихотворение попало в репертуар острожного пения потому, что был намек о какой-то узнице, сидящей под окном (острог это понял по-своему). Тюремной песенной традиции пришлось поработать над текстом романса, чтобы сообщить ему политический подтекст. В действительности, облик «затворницы», по Я. П. Полонскому, далек от острожной узницы. В стихотворении перед нами настоящая «хозяйка» бытового романса: ... что за чудо-девушка В заветный час ночной Меня встречали, бледная, С распущенной косой. Какие речи детские Она твердила мне: О жизни неизведанной, О дальней стороне [3, с. 96].
Колорит «Затворницы» вполне соответствует быту мелкого городского люда, облюбованному «физиологическим очерком»:
В одной знакомой улице -Я помню старый дом, С высокой, темной лестницей, С завешенным окном.
В этом стихотворении мы встречаем прием, очень характерный для поэтики сюжетного романса: одна бытовая деталь психологически оживает, она призвана символизировать отношения героев. В «Затворнице» это занавеска на окне, которая возникает в стихотворении два раза и придает ему форму кольца. Сначала эта деталь входит в описание жилища героини, имея таинственный, притягательный смысл, словно прелестная приманка:
Там огонек, как звездочка, До полночи светил, И ветер занавескою Тихонько шевелил.
Второй раз, когда во время свидания героиня стихотворения, «дрожа», «не по-детски пламенно» шепчет свои «детские» речи, избранная романсом деталь концентрирует в себе и усиливает возросшее эмоциональное напряжение:
И тихо слезы капали -И поцелуй звучал -И ветер занавескою Тревожно колыхал.
Любопытно, что ту же, наполненную особым смыслом бытовую деталь - занавеску мы находим в романе Ф. М. Достоевского, «Бедные люди». В первом письме героя романа Макара девушкина читаем: «Вижу, уголочек занавески у окна вашего загнут и прицеплен к горшку с бальзамином, точнехонько так, как я вам тогда намекал ...» «Премило, не правда ли? ... Опустите занавеску - значит, прощайте, Макар Алексее-
ИЗВЕСТИЯ ПГПУ им. В. Г. Белинского • Гуманитарные науки • № 15 (19) 2010 г.
вич, спать пора! Подымете - значит, с добрым утром, Макар Алексеевич, каково-то вы спали, или: каково-то вы в вашем здоровье, Макар Алексеевич?» [1, с. 5].
Из приведенного отрывка видно, каким родственным оказался интерес к одной и той же детали в лирике и в прозе, испытавших воздействие идей «натуральной школы» 40-х годов. Способствует этому сближению сентиментальный контекст, обусловленный психологией «маленького человека» и естественно возникающий в наиболее непосредственных по выражению чувства бытовых жанрах - частном письме и романсе.
В «Затворнице» нет ярких тропов - стихотворение предельно просто, непритязательно по языку. Стертые образы, проходные строки, вроде таких: Мы будем птицы вольные -Забудем гордый свет...
или:
И тихо слезы капали -И поцелуй звучал...-не вредят произведению, напротив, создают эффект напевной легкости.
В 1850 году поэт написал стихотворение «Ночь», не обладающее свойствами новеллы, но в ином ключе демонстрирующее мастерство Я. П. Полонского-психолога. Характерные структурные повторы позволяют говорить о мелодической направленности этого романса. Он призван создать впечатление бурной и беспорядочной смены чувств, их капризной алогичности, сложности. «Содержательный» план большинства строк конкретизировать невозможно, реализация их смысла неизбежно отзовется вульгарным романтизмом. Зато у них есть иной, музыкальный смысл, как бы подчеркнутый восклицательной интонацией: Ночь! - за что мне любить твой таинственный шум! Освежит ли он знойную бездну души, Заглушит ли он бурю мятежную дум -Все, что жарче впотьмах и слышнее в тиши! [3, с. 130] Импрессионистический характер выражения эмоций делает я. П. Полонского именно в этом романсе, в «Ночи», наиболее близким А. А. Фету.
однако более интересно для нас продолжение в творчестве Я. П. Полонского 50-х годов линии «Затворницы» - в сюжетном виде романса поэт истинно оригинален. С этой точки зрения показательно многоплановое стихотворение «Колокольчик» - романс является его составной частью, он рождается из «забытых снов» поэта. Его напевает страстный голос, невольно вызывающий в нашей памяти образ, подобный «затворнице». В данном случае внешний портрет героини вовсе отсутствует (романс звучит в виде ее монолога), но психологический ее облик разработан гораздо богаче. Бытовые детали тоже стали сочнее по колориту и активнее - собственно, через них-то и дается психологическая характеристика героини.
Я. П. Полонский сумел здесь показать трагический слом ее души, прибегнув к приему контраста, выделяющего главное, но многое оставляющего в подтексте.
Вот быт героини в начальном, праздничном освещении:
У меня ли не жизнь!.. чуть заря на стекле Начинает лучами с морозом играть, Самовар мой кипит на дубовом столе, И трещит моя печь, озаряя в угле, За цветной занавеской, кровать!.. [3, с. 165] В этой строфе каждая вещь символизирует бьющую через край душевную силу и красоту женщины.
А вот второй момент - освещение меркнет, блекнут подробности быта, сгущается тьма в душе героини: Что за жизнь у меня! и тесна, и темна, И скучна моя горница; дует в окно. За окошком растет только вишня одна, Да и та за промерзлым стеклом не видна И, быть может, погибла давно!.. «Вставной» романс из стихотворения «колокольчик» выдает непрекращающееся тяготение Я. П. Полонского к лирической новелле, обладающей оригинальной поэтикой. контур такой новеллы прорисовывается и в «Песне цыганки». Это вновь женский монолог, каждая строка которого может служить эталоном в своей принадлежности к жанру романса. как в «Затворнице», здесь всего одна деталь - «шаль с каймою» - психологически значима, сосредоточивает в себе и проясняет историю отношений любящих: На прощанье шаль с каймою Ты на мне узлом стяни: Как концы ее, с тобою Мы сходились в эти дни. Кто-то мне судьбу предскажет? Кто-то завтра, сокол мой, На груди моей развяжет Узел, стянутый тобой? [3, с. 159] «Песня цыганки» - образец безыскусственности музы Я. П. Полонского. Не случайно так часто современники говорили о простодушии как отличительной ее черте. Простота, даже наивность, своеобразная детскость мировосприятия - это и черты самого по себе бытового романса, который должен очень серьезно, как бы заново открывать общеизвестное, показывать неповторимость общезначимого.
Лирический характер из «Затворницы», словно по следам ее народной переработки, в 70-е годы трансформировался у поэта в реальный образ «Узницы». Новое, политически злободневное стихотворение поэт создал, откликаясь на один из судебных процессов, проходивших в конце 1870-х годов над женщинами-революционерками. Но если даже отвлечься от подлинной жизненной подоплеки этого произведения, ощущаешь, какое превращение пережил романс Я. П. Полонского. Это видно хотя бы по качественно иному наполнению бытовой детали. Она потеряла свою романтическую декоративность и символику. Теперь мы ее прежде всего воспринимаем как деталь реальной обстановки:
Вижу я - своды... окно за решеткою, Койку в сырой полутьме...
Вспомним «чудо-девушку» из «Затворницы», которая
Меня встречала, бледная, С распущенной косой. Теперь, в «Узнице» портрет героини утратил расплывчатость, приблизительность. Он обрел суровую точность:
С койки глядят лихорадочно-знойные Очи без мысли и слез, С койки висят чуть не до полу темные Космы тяжелых волос. Не шевелятся ни губы, ни бледные Руки на бледной груди... [3, с. 353] Стихотворение «Узница» можно рассматривать как своеобразный итог эволюции бытового, сю-жетно-психологического романса Я. П. Полонского. Тут сказалось глубокое воздействие реалистического метода, многое определявшего в литературе уже в течение нескольких десятилетий («Узница» написана в 1878 году). Сказанное, конечно, отнюдь не отменяет романтических корней романсной системы автора, в том числе и поэтики «Узницы».
В 80-е годы Я. П. Полонский словно бы в прежнем духе доработал один набросок 50-х годов, превратив его в пространное стихотворение «У двери», в котором звучат старые интонации его романса. Но
даже и в эту доработку-стилизацию проникли новые нотки - ирония поэта, с высоты старческой мудрости оценивающего поступки молодости: И дождь урчал по желобу, И ветер выл, как зверь... Меня застали дворники Ломившегося в дверь. Они узнали прежнего Жильца и, неспроста Хихикая, сказали мне, Что комната пуста... [3, с. 382] Необходимо добавить, что романс Я. П. Полонского иной раз смыкался с элегией, - примером тому может послужить стихотворение «Утрата». Но такие примеры лишь сближают его творчество с общим потоком романсно-элегической лирики его времени. Подлинным же открывателем Полонский явился в своих сюжетно-психологических образцах бытового романса.
список ЛИТЕРАТУРЫ
1. Достоевский Ф.М. Бедные люди: Роман; Двойник: Петербургская поэма. М.: Сов. Россия, 1985. 272 с.
2. Некрасов Н. А. Стихотворения. Поэмы. М.: Худож. лит., 1978. 415 с.
3. Полонский Я. П. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1954. 548 с.
