CC BY
67
УДК 882
«ЗЕМЛЯЧЕСТВО» КАК «КОНТЕКСТ ПОНИМАНИЯ»
В ТВОРЧЕСТВЕ ИВАНА БУНИНА
© Алексей Иванович СМОЛЕНЦЕВ
Воронежский государственный университет, г. Воронеж, Российская Федерация, кафедра русской литературы ХХ и XXI веков, соискатель, член Союза писателей России, e-mail: [email protected]
Автор статьи заявляет гипотезу о новом «контексте понимания» романа И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева». На основе текстуального анализа романа, литературно-критических статей и автобиографических заметок впервые в художественном наследии писателя выявляются «воронежские реалии» и их значимость в аспекте «землячества», которое самим И.А. Буниным осознано и в географическом плане (Постепье), и как культурная «почва», сформировавшая тип русского писателя.
Ключевые слова: Бунин; Воронеж; Подстепье; «землячество»; русский писатель.
В данной статье мы намерены представить, как посредством расширения «контекстов понимания» и «интерпретации смыслов» [1, с. 363] возможно открывать новые содержательные смыслы в достаточной мере исследованном романе «Жизнь Арсеньева». Одним из традиционных «контекстов понимания» романа выступает «текст жизни» И.А. Бунина. Методологическим основанием для сопоставления «текста жизни» И.А. Бунина и творчества писателя может служить работа А. А. Пронина, справедливо отмечавшего: «Предмет подобного исследования не может ограничиваться только текстом «Жизни Арсеньева» или текстом творчества вообще, «текст жизни» И.А. Бунина также будет значимым для нас: что связано и с конкретными обстоятельствами работы над книгой, и с особенностями личности писателя» [2].
В «тексте жизни» И.А. Бунина значительную роль сыграла «средняя Россия» и три ее топоса: Воронеж, Елец, Орел. Но если елецкие и орловские реалии достаточно заметны в «тексте жизни» И.А. Бунина и «Жизни Арсеньева», то Воронеж в «тексте жизни» Ивана Алексеевича Бунина, т. е. «подлинных, буквальных речах писателя» [3, с. 396], по характеристикам количественным занимает очень незначительное место. Воронеж лишь дважды упоминается в заметках писателя. Одну из них нашла В.Н. Муромцева-Бунина: «Разбирая бумаги Ивана Алексеевича, я обнаружила среди них интересную запись, с которой и начинаю эту книгу. «23 октября 1940 (10.Х.40 по старому стилю), 111/2 ч. вечера... 70 лет тому назад на рассвете (курсив - в источнике. - А. С.) это-
го дня (по словам покойной матери) я родился в Воронеже, на Дворянской улице. Тогда мне казалось, да и теперь иногда кажется, что я что-то помню из жизни в Воронеже, где я родился и существовал три года. Но все это вольные выдумки, желание хоть что-нибудь найти в пустоте памяти о том времени» [4, с. 26].
С точки зрения «интерпретации смыслов» [1] «текста жизни» Бунина интересно обратить внимание на время рождения - «на рассвете» и место рождения - «на Дворянской улице». При этом, в констатации (утверждении) дворянского происхождения И.А. Бунина, так же как и в географии явления будущего нобелевского лауреата на Свет Божий, - первостепенная и единственная роль принадлежит Воронежу. «О роде Буниных я кое-что знаю. ...о начале нашем в «Гербовнике дворянских родов» сказано. Все сие доказывается бумагами Воронежского дворянского депутатского собрания о внесении рода Буниных в родословную книгу в VI часть, в число древнего дворянства...» [5, т. 9, с. 255]. Таким образом, качественные характеристики (факт рождения и утверждение принадлежности к дворянскому роду) географического Воронежа оказываются весьма существенными (точнее: определяющими) в биографии И.А. Бунина.
В противовес ощущению (свидетельству) «Воронеж-свет» (рас-свет, начало света) при воспоминании начала жизни в «тексте жизни» И.А. Бунина мы находим и ощущение (свидетельство) «Воронеж-ночь»: «Я родился в Воронеже, прожил в нем целых три года, а кроме того провел однажды целую
ночь, но Воронеж мне совсем неизвестен, ибо в ту ночь, что провел я в нем, я его не мог видеть: приглашен был воронежским студенческим землячеством читать на благотворительном вечере в пользу этого землячества, приехал в темные зимние сумерки, в метель, на вокзале был встречен с шампанским, не мало угощался и на вечере и перед рассветом был снова отвезен на вокзал к московскому поезду уже совсем хмельной. А те три года, что я прожил в Воронеже, были моим младенчеством» [5, т. 9, с. 300] (здесь и далее акценты текста - «полужирный - принадлежат автору статьи. - А. С.). Два приведенных выше упоминания Воронежа разделяют десять лет. Какой «Воронеж» - настоящий? Каково настоящее отношение И.А. Бунина к Воронежу?
О чем идет речь в «Автобиографических заметках»? Все начинается «встречей в горах с кретином» и первым бесплодным творческим волнением. В этой «встрече» писатель видит «пророческий знак» - «ибо во всей моей дальнейшей жизни пришлось мне иметь немало и своих собственных встреч с кретинами». Именно об этих встречах и повествуют заметки, начинаясь ночью в Воронеже, и завершаясь ночью в уездном городе -«в пещерных условиях», в условиях «муки от голода, муки от цинги, муки от холода»; завершаясь рассказом о жизни человека (князь Кропоткин), которая - «кончилась смертью в холоде, в голоде, при дымной лучине, среди наконец-то осуществившейся революции, над рукописью о человеческой этике» [6].
Ночь в губернском Воронеже и ночь в уездном Дмитрове - это своего рода «рама произведения». В «раме» - полотно, повествующее о «кретинах» и встречах с ними «в горах». «В горах» - для И.А. Бунина является прямым символом Поэзии и более широко -символом Творчества [7]. Ночь в Воронеже -темная, хмельная, дорожная (в пути - «на вокзале был встречен... и перед рассветом был снова отвезен на вокзал»), и - метельная. На «метельной», нам следует остановиться подробнее. «Вижу: духи собралися / Средь белеющих равнин» [8, с. 226, 227]. Это
А.С. Пушкин - о «вьюге-метели-бесах».
Автобиографические заметки И.А. Бунина об этом же - о бесах («безобразных» -«очень противных» кретинах), закружившихся (синоним: захвативших власть) в
«мутной ночи» на «белеющих равнинах» России в канун и после октября-ноября 1917 г., и надрывающих сердце автора заметок визгом и воем. Но негативный контекст свидетельства «Воронеж-ночь» у И.А. Бунина не реализуется в художественном творчестве. Это просто констатация факта, свидетельство очевидца.
Вместе с тем и позитивный контекст «Воронеж-свет» в тексте жизни И.А. Бунина остается лишь на уровне упоминания?
Иначе, по-нашему мнению, обстоит дело с контекстом жизни И.А. Бунина. М.М. Бахтин пишет: «В какой мере можно раскрыть и прокомментировать [смысл] (образа или
символа)? Только с помощью другого (изоморфного) смысла (символа или образа). Растворить его в понятиях невозможно. Роль комментирования. Может быть либо [относительная] рационализация смысла (обычный научный анализ), либо углубление его с помощью других смыслов (философско-художественная интерпретация). Углубление путем расширения далекого контекста» [1, с. 363].
В качестве «контекста» при «интерпретации «воронежских» смыслов» жизни Бунина мы предполагаем рассмотреть III, IV главы второй книги романа «Жизнь Арсеньева» [5, т. 6, с. 59-64], а также одну из ранних статей писателя «Памяти сильного человека» (По поводу 70-летней годовщины со дня рождения И.С. Никитина - 21 сентября 1824 г.) [5, т. 9, с. 502-506].
Повод для подобного сопоставления прямо обозначен в тексте романа: «В гимназии я пробыл четыре года, живя нахлебником у мещанина Ростовцева. . Он, случалось, заходил к нам, своим нахлебникам, и порой вдруг спрашивал, чуть усмехаясь: А стихи вам нынче задавали? . Потом я читал Никитина. И когда я доходил до гордого и радостного конца, до разрешенья этого описания: «Это ты, моя Русь державная, моя родина православная!» - Ростовцев сжимал челюсти и бледнел.
- Да, вот это стихи! - говорил он, открывая глаза, стараясь быть спокойным, поднимаясь и уходя. - Вот это надо покрепче учить! И ведь кто писал-то? Наш брат мещанин, земляк наш!» [5, т. 6, с. 63-64].
Статья «Памяти сильного человека», в точном соответствии с заглавием, рисует
читателю образ, в первую очередь, сильного человека: «Все это умел делать Никитин, этот сильный человек духом и телом» [5, т. 9, с. 505]. И в романе «Жизнь Арсеньева», и в статье для И.А. Бунина важна (подчеркнута, названа автором) типичность, т. е. не единственность, а распространенность такого человеческого типа в жизни сословия, т. е. в русской жизни. Именно этот факт позволяет нам утверждать, что в центре внимания статьи - не поэт И.С. Никитин (поэт, тем более «великий поэт» - явление по определению не типическое, оригинальное, ярко-индивидуальное), но сильный духом и телом человек, сын своего отца, сын своего сословия, сын своей почвы - родной земли. Об этом завершающий и, в нашем понимании, кульминационный посыл (пафос) статьи И.А. Бунина: «Все это умел делать Никитин, этот сильный человек духом и телом. Он в числе тех великих, кем создан весь своеобразный склад русской литературы, ее свежесть, ее великая в простоте художественность, ее сильный простой язык, ее реализм в самом лучшем смысле этого словами. Все гениальные ее представители - люди, крепко связанные с своей почвой, с своей землею, получающие от нее свою мощь и крепость. Так был связан с нею и Никитин, и от нее был силен в жизни и творчестве. Кажется, переводятся такие люди» [5, т. 9, с. 505-506]
Так, Никитин, по Бунину, - в числе великих, гениальных (исключительных) людей, создавших «склад русской литературы», в то же время и он, Никитин, и они все, создавшие русскую литературу, - плоть от плоти своего народа, народа русского. В чем секрет этого единства? От родной земли, от почвы силен в жизни русский человек, русский народ и силен в творчестве русский писатель. Именно на примере И.С. Никитина И.А. Бунин показывает символическую связь русской литературы с почвой, с землей как основу (исток) ее, русской литературы, силы. И горькая констатация еще в 1894 г. - «переводятся такие люди».
Воскрешение России - именно так мы понимаем глобальную художественную задачу И.А. Бунина, поставленную им в романе «Жизнь Арсеньева», времен «величайшей русской силы и огромного сознанья ее», И.А. Бунин воскрешает и образ подлинного русского человека того времени. Этот вос-
крешенный образ Сильного Человека, выявленный И.А. Буниным в натуре (личности) русского человека на примере И.С. Никитина (в статье 1894 г.), в романе получает имя Ростовцев, но это образ (и тип и символ) именно Сильного Человека.
Но «глубина символического пространства» данным наблюдением не исчерпывается. Важнейшему «символическому» посылу статьи «Памяти сильного человека» - «люди, крепко связанные с своей почвой, с своей землею, получающие от нее свою мощь и крепость» (именно к таким людям принадлежат и Никитин и Ростовцев) - соответствует в «Жизни Арсеньева» посыл, на первый взгляд, исключительно реалистический:
«Наш брат мещанин, земляк наш!» (о Никитине) [5, т. 6, с. 64]. «Земляк наш» - за этим утверждением и символически объединяющая Ростовцева с Никитиным «своя почва, своя земля», и реальная, географическая местность, общее пространство рождения и жизни.
Есть ли в «Жизни Арсеньева» географическое определение «землячества» Ростовцева и Никитина? В главе II второй книги романа, предваряющей рассмотренные нами III и IV главы, эта местность описана и названа: «Очень русское было все то, среди чего жил я в мои отроческие годы. .Самый город тоже гордился своей древностью и имел на то полное право: он и впрямь был одним из самых древних русских городов, лежал среди великих черноземных полей Подстепья на той роковой черте, за которой некогда простирались «земли дикие, незнаемые», а во времена княжеств Суздальского и Рязанского принадлежал к тем важнейшим оплотам Руси, что, по слову летописцев, первые вдыхали бурю, пыль и хлад из-под грозных азиатских туч, то и дело заходивших над нею, первые видели зарева страшных ночных и дневных пожарищ, ими запаляемых, первые давали знать Москве о грядущей беде и первые ложились костьми за нее» [5, т. 6, с. 57, 59]). Здесь «Подстепье» - это еще и символ - «роковая черта», «оплот Руси», первым встречающий «бурю» (т. е. - ветер) «азиатских туч» (т. е. - из пустыни).
Вернемся к «тексту» жизни И.А. Бунина (прямой речи писателя), что он прямо говорит о Подстепье? «Я нашла среди бумаг Ивана Алексеевича следующую страницу:
«С начала нынешнего века началась беспримерная в русской жизни вакханалия гомерических успехов в области литературной, театральной, оперной... Близился большой ветер из пустыни». Еще запись: «Я рос в средней России, в той области, откуда вышли не только Анна Бунина, Жуковский и Лермонтов, - имение Лермонтова было поблизости от нас, - но вышли Тургенев, Толстой, Тютчев, Фет, Лесков... И все это: эти рассказы отца и наше со всеми этими писателями общее землячество, все влияло, конечно, на мое прирожденное призвание. Мне кажется, кроме того, что и отец мой мог стать писателем: так сильно и тонко чувствовал он художественную прозу, так художественно всегда все рассказывал и таким богатым и образным языком говорил. И немудрено, что его язык был так богат. Область, о которой я только что сказал, есть так называемое Подстепье, вокруг которого Москва, в целях защиты государства от монгольских набегов с юго-востока, создавала заслоны из поселенцев со всей России» [4, с. 187].
Таким образом, в историко-культурных и географических реалиях Подстепье - это средняя Россия, откуда вышли Анна Бунина,
В.А. Жуковский, М.Ю. Лермонтов, И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой, Ф.И. Тютчев, А.А. Фет,
Н.С. Лесков и сам И.А. Бунин, свидетельствующий об «общем землячестве». То есть они оказываются «в числе тех великих, кем создан весь своеобразный склад русской литературы, ее свежесть, ее великая в простоте художественность, ее сильный простой язык, ее реализм в самом лучшем смысле этого слова. Все гениальные ее представители - люди, крепко связанные с своей почвой, с своей землею, получающие от нее свою мощь и крепость».
«Земля» эта, как мы сейчас доказательно выяснили - Подстепье. Но для даже перечисленных здесь имен великих русских писателей, символизирующих Русскую литературу, почвой является, конечно, не собственно Подстепье, но сама Россия. Поэтому, в зависимости от контекста, Подстепье у И.А. Бунина выступает символом самой России, Отечества, Родины.
Особое наполнение данный символ получает в «Воспоминаниях» (1950), где уже не Подстепье, а сама Россия охвачена «большим
ветром из пустыни». Так, основываясь на Книге Иова, характеризует И. А. Бунин пред-и революционную атмосферу в России: «И вот приходит еще один вестник к Иову и говорит ему: сыновья твои и дочери твои ели и пили вино в доме первородного брата твоего: и вот большой ветер пришел из пустыни и охватил четыре угла дома, и дом упал на них, и они умерли...». В конце 1990-х гг. еще не пришел, но уже чувствовался «большой ветер из пустыни». И был он уже тлетворен в России для той «новой» литературы, что как-то вдруг пришла на смену прежней» [6].
В данных сопоставлениях открывается еще один символический смысл «Подстепья». По И. А. Бунину, как мы выше выяснили, Подстепье-земля - это рубеж, первым встречающий врагов России - «и первые ложились костьми за нее». То есть Подстепье-земля - это первая линия обороны России. Но тогда Подстепье-родина русских писателей - это первая линия духовной обороны России. И именно «оскудение» первой линии духовной обороны Отечества, отмеченное И.А. Буниным еще в 1894 г. - «переводятся такие люди», сделало возможным тот разгул «большого ветра из пустыни», о котором идет речь в Воспоминаниях (1950).
Таким образом, выявленный нами «контекст понимания» может свидетельствовать о том, что «Воронеж», включенный в «землячество» по целому ряду смыслов, становится не просто существенным, но во многом взаимо-сущностным как для «главного» произведения И.А. Бунина - романа «Жизнь Арсеньева», так и для понимания И.А. Буниным России - трагедии России и причин трагедии.
1. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
2. Пронин А.А. Цитата в книге И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева. Юность»: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Петрозаводск, 1997.
3. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1978-1980. Т. 1-4.
4. Муромцева-Бунина В.Н. Жизнь Бунина (1870-1906). Беседы с памятью. М., 1989.
5. Бунин И.А. Собрание сочинений: в 9 т. М., 1965-1967.
6. Бунин И.А. Воспоминания. Париж, 1950. иКЬ: http://bunin.niv.ru/bunin/bio/vospominaniya-bunina-1.htm (дата обращения: 07.01.2012).
7. Смоленцев А.И. «Ты приглядись, там не совсем темно.» (о некоторых аспектах рели-
гиозного символизма в творчестве И.А. Бунина) // Метафизика И.А. Бунина: межвузовский сборник научных трудов. Воронеж, 2008. С. 51-61.
8. Пушкин А.С. Бесы: («Мчатся тучи, вьются тучи...») // Пушкин А.С. Полное собрание со-
чинений: в 16 т. Москва; Ленинград, 19З7 19З9. Т. З. Кн. 1.
Поступила в редакцию 2.04.2012 г.
UDC 882
“FRIENDLY ASSOCIATION” AS “CONTEXT AWARENESS” IN WORKS OF IVAN BUNIN Aleksey Ivanovich SMOLENTSEV, Voronezh State University, Voronezh, Russian Federation, Department of Russian Literature of 20th and 21st centuries, Competitor, Member of Russian Writer’s Union, e-mail: [email protected]
The author states the hypothesis of a new “context awareness” of the novel I.A. Bunin “The Life of Arseniev”. Based on textual analysis of the novel, the literary-critical essays and biographical notes for the first time in the artistic heritage of the writer identifies “Voronezh realities” and their significance in the aspect of “friendly society”, which is realized by I.A. Bunin and geographically (gradually), and how cultural “soil” that has made the type of the Russian writer.
Key words: Bunin; Voronezh; Podstepye; “fraternity”; Russian writer.
