CC BY
86УДК 343.828
А. А. Павленко
ЗАПРЕТ МЕДИЦИНСКИХ ОПЫТОВ НА ЗАКЛЮЧЕННЫХ КАК ГАРАНТИЯ ИХ ЛИЧНОЙ НЕПРИКОСНОВЕННОСТИ
Международно-правовое регулирование медицинских исследований с участием заключенных базируется на положениях ст. 7Международного пакта о гражданских и политических правах, в котором наряду с недопустимостью пыток или жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания декларируется: «Ни одно лицо не должно без его свободного согласия подвергаться медицинским или научным опытам».
Этот постулат отражен в ч. 2 ст. 21 Конституции РФ, где в качестве элемента системы охраны достоинства личности закреплена добровольность участия граждан в медицинских, научных или иных опытах. Вместе с тем в Конституции РФ, в отличие от международных правовых актов, при характеристике рассматриваемых мер не используется признак «бесчеловечное», но в то же время понятие «достоинство» дополнено признаком «человеческое». Кроме того, в российском законодательстве введен новый элемент мер, приравненных к пытке, — «насилие». Указанные особенности имплементации имеют дискуссионный характер.
В работе обосновывается вывод о том, что абсолютный запрет медицинских и иных опытов с привлечением в качестве объекта лиц, лишенных свободы, является гарантией их личной неприкосновенности и защиты от бесчеловечного и унижающего достоинство обращения. Обозначенный запрет не должен распространяться на осужденных к мерам, не связанным с тюремным заключением.
Изучаемый комплекс правовых норм нуждается в совершенствовании. В первую очередь это относится к устранению несоответствия формулировок положений международных стандартов и российских нормативных правовых актов в сфере мер, приравненных к пытке. Указанные терминологические расхождения затрудняют построение четкой правовой конструкции запрета всего комплекса мер, приравненных к пытке. Кроме того, необходимо устранить рассогласования в понятийном аппарате рассматриваемой сферы и рассмотреть целесообразность перемещения запрета на опыты на осужденных из ч. 3 в ч. 2 ст. 12 УИК РФ.
Ключевые слова: заключенные; пытки или жестокое, бесчеловечное или унижающее достоинство обращение или наказание; имплементация международных стандартов; медицинские опыты с привлечением в качестве объекта лиц, лишенных свободы; клиническая апробация; личная неприкосновенность.
© Павленко А. А., 2021 © Рау1епко А. А., 2021
A. A. Pavlenko
PROHIBITION OF MEDICAL EXPERIMENTATION ON PRISONERS AS A GUARANTEE OF THEIR SECURITY OF PERSON
The international legal regulation of medical research involving prisoners is based on the provisions of Art. 7 of the International Pact on Civil and Political Rights, which, along with the inadmissibility of torture or cruel, inhuman, or degrading treatment or punishment, declares: "No person should be subjected to medical or scientific experimentation without his free consent".
This postulate is reflected in Part 2 of Art. 21 of the Constitution of Russian Federation, where, as an element of the system for protecting the dignity of the individual, the voluntary participation of citizens in medical, scientific, or other experiments is enshrined. At the same time, in the Constitution of Russian Federation, in contrast to international legal acts, when characterizing the measures under consideration, the sign "inhuman " is not used, but at the same time the concept of "dignity " is supplemented by the sign "human ". In addition, a new element of measures equated to torture — "violence " has been introduced in Russian legislation. These features of implementation are controversial.
The paper substantiates the conclusion that the absolute prohibition of medical and other experimentation with the involvement of persons deprived of their liberty as an object is a guarantee of their security of person and protection from inhuman and degrading treatment. The indicated prohibition should not apply to persons sentenced to measures not related to imprisonment.
The studied complex of legal norms needs to be improved. First of all, this refers to the elimination of the inconsistency between the wording of the provisions of international standards and Russian normative legal acts in the field of measures equated to torture. These terminological discrepancies complicate the construction of a clear legal structure for the prohibition of the entire complex of measures equated to torture. In addition, it is necessary to eliminate the discrepancies in the conceptual apparatus of the area under consideration and to consider the expediency of moving the ban on experiments on convicts from part 3 to part 2 of Art. 12 Penal Code of Russia.
Keywords: prisoners; torture or cruel, inhuman or degrading treatment or punishment; implementation of international standards; medical experimentation involving persons deprived of their liberty as an object; clinical approbation; security of
person.
В период разработки, испытания и внедрения вакцин от COVID-19 приобретает актуальность, по нашему мнению, изучение регламентации медицинских исследований с участием заключенных.
Международно-правовое регулирование рассматриваемой сферы базируется на положениях ст. 7 Международного пакта о гражданских и политических
правах (принят 16.12.1966 Резолюцией 2200 (XXI) на 1496-ом пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН): «Никто не должен подвергаться пыткам или жестокому, бесчеловечному или унижающему его достоинство обращению или наказанию (далее — меры, приравненные к пытке). В частности, ни одно лицо не должно без его свободного
согласия подвергаться медицинским или научным опытам». В п. 1 ст. 10 Пакта специально подчеркивается, что «все лица, лишенные свободы, имеют право на гуманное обращение и уважение достоинства, присущего человеческой личности». Кроме указанного Пакта вопросы медицинских опытов с участием в качестве объекта осужденных отражены еще в целом ряде международных документов, которые были рассмотрены нами в другой работе [5].
Положения международных стандартов нашли свое воплощение в ч. 2 ст. 21 Конституции РФ, где в качестве элемента системы охраны достоинства личности закреплена добровольность участия граждан в медицинских, научных или иных опытах. Вместе с тем анализ указанных конституционных положений приводит к выводу о том, что им-плементация положений международных стандартов в сфере мер, приравненных к пытке, в российское законодательство осуществлена не буквально, а с некоторыми особенностями. Как справедливо указывали И. В. Ростовщиков и В. Д. Гончаренко [7], в Конституции РФ, в отличие от международных правовых актов, при характеристике рассматриваемых мер не используется признак «бесчеловечное», но в то же время понятие «достоинство» дополнено признаком «человеческое». Кроме того, в российском законодательстве появился новый элемент мер, приравненных к пытке, — «насилие».
Этот, на первый взгляд, незначительный семантический диссонанс приводит к серьезным проблемам трактовки опытов с участием осужденных. Мы полагаем, что рассматриваемая замена терминов затрудняет построение четкой правовой конструкции запрета мер, приравненных к пытке, в УИС России. Рассмотрим обозначенные несоответствия международных правовых актов и ч. 1 ст. 3 УИК РФ, сформированной на основе ст. 21 Конституции РФ.
Согласно легальному определению Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), «насилие — преднамеренное применение физической силы или власти, действительное или в виде угрозы, направленное против себя, против иного лица, группы лиц или общины, результатом которого являются (либо имеется высокая степень вероятности этого) телесные повреждения, смерть, психологическая травма, отклонения в развитии или различного рода ущерб» [1, с. 5].
Вместе с тем насилие, как преднамеренное применение физической силы или власти, характерно и для других элементов ненадлежащего отношения к заключенным: пыткам, жестокому или унижающему достоинство обращению.
Показательно, что в соответствии с ч. 1 ст. 43 УК РФ «наказание есть мера государственного принуждения, назначаемая по приговору суда». А что есть государственное принуждение, как не преднамеренное применение власти, составляющее, по определению ВОЗ, признаки насилия?
Кроме того, в силу широты приведенного определения ВОЗ содержание-лишения свободы формально также включает в себя большинство признаков насилия: это действительное преднамеренное применение власти (уголовное наказание), направленное против группы лиц (осужденных), результатом которого являются (либо имеется высокая степень вероятности этого) психологическая травма или различного рода ущерб (лишение и (или) ограничение прав и свобод осужденного). В пользу высказанного тезиса свидетельствует позиция Верховного суда РФ, который в постановлении Пленума от 10.10.2003 № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» (далее — постановление Пленума ВС № 5), раскрывая содержание унижающего достоинство обращения, признал, что
определенный уровень страданий неизбежен при лишении свободы (п. 15). Включение насилия в содержание мер, приравненных к пытке, в отношении осужденных к лишению свободы считаем избыточной расплывчатой категорией и, в какой-то степени, тавтологией. На это ранее справедливо указывал В. А. Уткин [9, с. 18].
Следующим несоответствием международных стандартов и ч. 1 ст. 3 УИК РФ выступает отсутствие в российском законодательстве признака «бесчеловечное» применительно к ненадлежащему обращению. Вместе с тем, в уже упоминаемом постановлении Пленума ВС № 5 приведена рекомендация судам по трактовке такого обращения: «В практике применения Конвенции о защите прав человека и основных свобод ЕСПЧ к "бесчеловечному обращению" относятся случаи, когда такое обращение, как правило, носит преднамеренный характер, имеет место на протяжении нескольких часов или когда в результате такого обращения человеку были причинены реальный физический вред либо глубокие физические или психические страдания» (п. 15).
Представляется, что данный термин относится и к недобровольному (насильственному, принудительному) участию осужденных в опытах. Данное умозаключение основывается на анализе составляющих элементов приведенного выше определения «бесчеловечное обращение». Во-первых, принудительные опыты носят бесспорно преднамеренный характер с целью достижения определенного результата. Во-вторых, процесс опытов растянут по времени. Даже если само исследуемое воздействие кратковременно, то его последствия могут проявляться значительно позднее. Кроме того, подопытный будет находиться в неведении относительно этих последствий, в связи с чем будет испытывать
«глубокие психические», а возможно, и физические страдания.
Полагаем, что недобровольные опыты являются нарушением права человека на личную неприкосновенность, закрепленного в ч. 1 ст. 22 Конституции РФ. В этой связи представляется необоснованно узкой интерпретация этого права только в уголовно-процессуальном смысле, как регламентация ареста, заключения под стражу и содержания под стражей. Представляется, что здесь применимо буквальное толкование неприкосновенности: недопустимость какого бы то ни было вмешательства извне в область индивидуальной жизнедеятельности личности, которая включает в себя физическую (телесную) неприкосновенность и неприкосновенность психическую.
Очевидно, что медицинские эксперименты, оказывая влияние на здоровье человека, которое в п. 1 ст. 2 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» от 21.11.2011 № 323-ФЗ (далее — Закон № 323-ФЗ) определено как «состояние физического, психического и социального благополучия человека, при котором отсутствуют заболевания, а также расстройства функций органов и систем организма». На основании приведенного выше анализа содержания понятия «бесчеловечное обращение» полагаем, что проведение подобных опытов на заключенных будет нарушением их конституционного права на личную неприкосновенность.
В этой связи интересно отметить, что уголовные кодексы ряда стран содержат специальную норму, предусматривающую уголовную ответственность за проведение незаконных опытов над людьми [3].
Третьим несоответствием международных стандартов и ч. 1 ст. 3 УИК РФ является дополнение понятия «достоинство», фигурирующего в международ-
ных актах, признаком «человеческое» в российских источниках. Согласно конструкции ст. 21 Конституции РФ охрана достоинства личности, закрепленная в ч. 1 рассматриваемой статьи, по отношению к запрету унижения человеческого достоинства (ч. 2 ст. 21) определена как более значимая для государства.
По нашему мнению, подобная иерархия конституционных норм является небезупречной. Мы считаем обоснованной точку зрения В. А. Уткина по данному вопросу, который считает «человеческое достоинство» более постоянной и широкой категорией, чем «достоинство личности». И если достоинство человека ни при каких условиях не может быть унижено (умалено), то применение уголовного наказания, провозглашение человека преступником безусловно снижают (умаляют) достоинство его личности. Однако ни при каких условиях не должно унижаться человеческое достоинство [10, с. 59-60].
В случаях с недобровольными медицинскими опытами на осужденных умаляется их достоинство, поскольку они выступаю в качестве безликого биологического объекта. Думается, что дополнение понятия «достоинство» признаком «человеческое» в ч. 2 ст. 21 Конституции РФ было обусловлено исключением признака «бесчеловечное», применяемого при характеристике мер, приравненных к пытке, в международных стандартах. По нашему мнению, такая «рокировка» не компенсировала исключение признака «бесчеловечно» применительно к обращению с осужденными. Более того, как отмечал В. А. Уткин, возникло некоторое противоречие между ч. 1 и ч. 2 ст. 21 Конституции РФ, требующее уточнения [10, с. 60].
Таким образом, проведенный нами анализ особенностей имплементации положений международных стандартов обращения с осужденными в сфере мер, приравненных к пытке, в российское законодательство выявил их крайне дис-
куссионный характер и необходимость внесения дополнительных уточнений в национальные нормативные правовые акты.
Вместе с тем необходимо отметить, что норма, закрепленная в ч. 2 ст. 21 Конституции РФ, является элементом (гарантией) защиты от пыток, насилия, другого жестокого или унижающего человеческое достоинство обращения или наказания. Это конституционное требование получило свое развитие в ч. 3 ст. 12 УИК РФ «Основные права осужденных», где участие осужденных в подобных опытах, независимо от их согласия, уже категорически запрещено. Важно обозначить, что предыдущая, до 2009 г., редакция рассматриваемой нормы УИК РФ при ее буквальном толковании допускала проведение над осужденными медицинских и иных опытов, которые «не ставят под угрозу их жизнь и здоровье».
В этой связи мы не можем согласиться с позицией А. П. Титаренко, считающего запрет медицинских опытов на осужденных нарушением их права на охрану здоровья в части выбора форм и методов лечения. Далее он предлагал изменить формулировку ч. 3 ст. 12 УИК РФ так, чтобы закрепить за осужденными «право лечиться новыми способами, эффективность которых еще не подтверждена в установленном законом порядке», и перенести данную норму в ст. 13 УИК РФ как элемент обеспечения их личной безопасности [8]. Как уже отмечалось выше, нельзя в полном объеме исключить возможность оказания давления на осужденных с целью получения их согласия на участие в медицинских опытах.
Кроме того, в запрете «на медицинские, научные и иные опыты над осужденными, независимо от их согласия, которые связаны с испытанием лекарственных средств, новых методов диагностики, профилактики и лечения заболеваний, а также проведением биомеди-
цинских исследований» (ч. 3 ст. 12 УИК РФ), наглядно проявляется усиление (расширение) положений международных стандартов при их имплементации в российское законодательство [6, а 6376]. Перечень запрещенных исследований, с привлечением в качестве объекта осужденных, еще более расширен в отраслевом законодательстве (ч. 5 ст. 26 Федерального закона от 21.11.2011 № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в РФ») за счет клинической апробации, испытания специализированных продуктов лечебного питания, медицинских изделий и дезинфекционных средств. В этой связи необходимо отметить, что действующая редакция ч. 5 ст. 26 Закона № 323-ФЗ введена Федеральным законом от 08.03.2015 № 55-ФЗ в связи с появлением в данном законе ст. 36.1 «Особенности медицинской помощи, оказываемой в рамках клинической апробации». Согласно данной норме, клиническая апробация представляет собой практическое применение разработанных и ранее не применявшихся методов профилактики, диагностики, лечения и реабилитации при оказании медицинской помощи для подтверждения доказательств их эффективности. Пробелом правового регулирования указанной сферы нам видится отсутствие осужденных к лишению свободы в перечне категорий пациентов, которым запрещается оказание медицинской помощи в рамках клинической апробации (ч. 7 ст. 36.1 Закона № 323-ФЗ). Также подобным пробелом считаем частичное несоответствие формулировок ч. 3 ст. 12 УИК РФ отраслевому законодательству, а именно — действующей редакции ч. 5 ст. 26 Закона № 323-ФЗ.
Таким образом, абсолютный запрет медицинских и иных опытов с привлечением в качестве объекта лиц, лишенных свободы, является гарантией их личной неприкосновенности и защиты от бесчеловечного и унижающего досто-
инство обращения. Это обстоятельство представляется совершенно обоснованным в связи со значительными возможностями оказания давления на осужденных с целью получений их согласия на участие в опытах. В этой связи мы поддерживаем мнение экспертов международной рабочей группы по проблемам двойной лояльности в медицинской практике о том, что «в полном смысле слова "добровольное информированное согласие" получить в условиях тюрьмы почти невозможно вследствие существования различных явных и скрытых факторов, которые управляют отношениями между заключенным, тюремным персоналом и медицинскими работниками» [2, с. 101].
Важно отметить, что обозначенный абсолютный запрет не должен, по нашему мнению, распространяться на осужденных к мерам, не связанным с тюремным заключением. Это исключение обусловлено реальными возможностями, в отличие от осужденных к лишению свободы, получения их добровольного информированного согласия на подобные действия. Высказанное предложение подтверждается положениями международных документов. Так, в Стандартных минимальных правилах ООН в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Токийские правила, приняты 14.12.1990 резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН № 45/110) среди правовых гарантий закреплено, что данные меры «исключают проведение медицинских или психологических экспериментов над правонарушителем или неоправданный риск причинения ему физической или душевной травмы» (п. 3.8).
Вместе с тем, в настоящее время запрет медицинских опытов с привлечением в качестве объекта осужденных содержится в ст. 12 Общей части УИК РФ, что делает его обязательным для осужденных ко всем видам наказаний, что представляется нам избыточным.
Таким образом, изучаемый комплекс правовых норм нуждается в совершенствовании. В первую очередь это относится к устранению несоответствия формулировок положений международных стандартов обращения с осужденными и российских нормативных правовых актов в сфере мер, приравненных к пытке. Представляется, что это несоответствие приводит к серьезным проблемам трактовки опытов с участием осужденных. Мы полагаем, что указанные расхождения терминологии затрудняют построение четкой правовой конструкции всего комплекса мер, приравненных к пытке, в России. Далее необходимо устранить рассогласования в понятийном аппарате рассматриваемой сферы. Если в Конституции РФ, международно-правовых документах и УИК РФ используются термины «медицинские, научные или иные опыты», то в других отечественных правовых актах это понятие отсутствует, а введена иная, сходная по смыслу категория — «клиническая апробация» (ч. 1 ст. 36.1 Закона № 323-ФЗ). Кроме того, положения ч. 3 ст. 12 УИК РФ и ч. 5 ст. 26 Закона № 323-ФЗ, кроме уже отмеченного несоответствия формулировок, имеют разный набор как методов, так и направлений исследований (опытов).
Помимо того, представляется целесообразным перемещение запрета на
опыты на осужденных из ч. 3 в ч. 2 ст. 12 УИК РФ. В этом случае указанный запрет будет логично выступать в качестве инструмента защиты от жестокого или унижающего достоинство обращения или наказания, на что прямо указано в ст. 21 Конституции РФ.
Схожая рассогласованность рассматриваемых норм наблюдается, по нашему мнению, и в проекте Общей части нового Уголовно-исполнительного кодекса РФ. В указанном проекте запрет на опыты с участием осужденных закреплен в ст. 42 «Право на охрану здоровья» [4, а 57-59]. Часть 4 данной статьи изложена следующим образом: «Клиническая апробация медицинской помощи, испытание лекарственных препаратов, специализированных продуктов лечебного питания, медицинских изделий и дезинфекционных средств в отношении осужденных к лишению свободы не допускаются». Полагаем более логичным расположение норм о запрете на опыты либо в ст. 19 Проекта, в которой раскрывается содержание принципа гуманизма, либо в ст. 36 «Право на обеспечение достоинства личности». Кроме того, формулировка ч. 4 ст. 42 проекта Кодекса также не соответствует отраслевому законодательству(ч. 5 ст. 26 Закона № 323-ФЗ).
Литература
1. Всемирная организация здравоохранения. Насилие и его влияние на здоровье. Доклад о ситуации в мире (World report on violence and health). — Москва : Весь Мир, 2002. — 376 с.
2. Двойная лояльность и права человека в медицинской практике. Предлагаемые принципы и институциональные механизмы / пер. с англ. — Москва : Права человека, 2004. — 176 с.
3. Егорова, В. О. Обусловленность криминализации незаконного проведения опытов над человеком в Украине // Медицинское право. — 2013. — № 4. — С. 42-50.
4. Общая часть нового Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации: результаты теоретического исследования / под ред. д. ю. н., профессора Селиверстова В. И. — Москва : ИД «Юриспруденция», 2016. — 80 с.
5. Павленко, А. А. Запрет медицинских и иных опытов на осужденных // Уголовно-исполнительная система на современном этапе и перспективы ее развития : сб.
тез. выступлений и докладов участников Междунар. науч.-практ. конф. (Рязань, 18-19 ноября 2020 г.) : в 6 т. — Рязань : Академия ФСИН России, 2020. — Т. 1: Материалы Всероссийского круглого стола с международным участием «Проблемы уголовной ответственности и наказания». — С. 212-215.
6. Павленко, А. А. Международные стандарты деятельности медицинского персонала пенитенциарных учреждений и их реализация в России и странах СНГ : монография / под ред. проф. В. А. Уткина. — Томск : ФКУ ДПО Томский ИПКР ФСИН России, 2018. — 143 с.
7. Ростовщиков, И. В., Гончаренко, В. Д. О современном правовом понимании пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания // Вестн. Волгогр. гос. ун-та. Сер. 5, Юриспруд. — 2011. — № 2 (15). — С. 18-27.
8. Титаренко, А. П. О праве осужденного быть объектом медицинских испытаний // Актуальные проблемы борьбы с преступлениями и иными правонарушениями : материалы восемнадцатой международной научно-практической конференции / под ред. Ю. В. Анохина. — Барнаул : Барнаульский юридический институт МВД России, 2020. — Ч. 2. — C. 37-38.
9. Уткин, В. А. Международные стандарты обращения с заключенными и проблемы их реализации. — Томск : Изд-во НТЛ, 1998. — 56 с.
10. Уткин, В. А. Проблемы теории уголовных наказаний : курс лекций. — Томск : Издательский дом Томского государственного университета, 2018. — 240 с.
References
1. Vsemirnaia organizatsiia zdravookhraneniia. Nasiliye i yego vliyanie na zdorov'e. Doklad o situatsii v mire [World Health Organization. Violence and its impact on health. Global situation report]. Moscow, 2002. 376 p.
2. Dvoynaia loial'nost' i pravacheloveka v meditsinskoi praktike. Predlagaemye printsipy i institutsional'nye mekhanizmy: per. s angl. [Double loyalty and human rights in medical practice. Proposed principles and institutional mechanisms]. Transl. from English. Moscow, 2004, 176 p.
3. Yegorova, V. O. Obuslovlennost' kriminalizatsii nezakonnogo provedeniia opytov nad chelovekom v Ukraine [Conditionality of the criminalization of illegal experimentation on humans in Ukraine]. Meditsinskoepravo [MedicalLaw], 2013, no. 4, p. 42-50.
4. Obshchaia chast' novogo Ugolovno-ispolnitel'nogo kodeksa Rossiiskoi Federatsii: rezu-l'taty teoreticheskogo issledovaniia [The general part of the new Penal Code of the Russian Federation: the results of a theoretical study]. Moscow, Publishing House "Jurisprudence", 2016. 80 p.
5. Pavlenko A. A. Zapret meditsinskikh i inykh opytov na osuzhdennykh [Prohibition of medical and other experimentation on convicts]. In: Ugolovno-ispolnitel'naia sistema na sovremennom etape i perspektivy yeye razvitiia [Criminal executive system at the present stage and prospects for its development]. Collection of articles. thesis. speeches and reports of the participants of the International scientific-practical conf. (Ryazan, November 18-19, 2020]. In 6 vol. Ryazan, Academy of the Federal Penitentiary Service of Russia, 2020. Vol. 1. P. 212-215.
6. Pavlenko A. A. Mezhdunarodnye standarty deyatel'nosti meditsinskogo personala peni-tentsiarnykh uchrezhdeniyi ikh realizatsiya v Rossii I stranakh SNG [International medical personnel of penitentiary institutions performance standards and their implementation in Russia and the countries of the Commonwealth of Independent States]. Ed. prof. V. A. Utkin. Tomsk, 2018. 143 p.
7. Rostovshchikov I. V., Goncharenko V. D. O sovremennom pravovom ponimanii pytok i drugikh zhestokikh, beschelovechnykh ili unizhayushchikh dostoinstvo vidov obrash-cheniia i nakazaniiya [On the modern legal understanding of torture and other cruel, inhuman or degrading treatment and punishment]. Vestn. Volgogr. gos. un-ta. Ser. 5, Yurisprud. [Bulletinof the Volgograd State University. Series 5, Law], 2011, no. 2 (15), p. 18-27.
8. Titarenko A. P. O prave osuzhdennogo byt' ob"yektom meditsinskikh ispytanii [On the right of a convicted person to be an object of medical tests]. In: Aktual'nyye problemy bor'by s prestupleniyami i inymi pravonarusheniyami [Actual problems of combating crimes and other offenses]. Materials of the eighteenth international scientific and practical conference]. Barnaul, Barnaul Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 2020. Pt. 2. P. 37-38.
9. Utkin V. A. Mezhdunarodnye standarty obrashchenia s zaklyuchennymi i problem ikh realizatsii [International standards of treatment of prisoners and problems of the implementation]. Tomsk, 1998. 56 p.
10. Utkin, V. A. Problemy teorii ugolovnykh nakazaniy [Problems of the theory of criminal punishment]. Course of lectures. Tomsk, Tomsk State University Publishing House, 2018. 240 p.
Сведения об авторе
Андрей Анатольевич Павленко: ФКУ ДПО Томский ИПКР ФСИН России (г. Томск, Российская Федерация), доцент кафедры исполнения наказаний, не связанных с лишением свободы, и правового обеспечения деятельности УИС, кандидат юридических наук, доцент. E-mail: a.pav@list.ru
Information about the author
Andrei A. Pavlenko: Tomsk Institute of the Professional Development of Employees of the FPS of Russia (Tomsk, Russia), аssociate рrofessor of the Chair of Execution of Punishments not Related to Deprivation of Liberty and Legal Support of the Correctional System, сandidate of law, аssociate рrofessor. E-mail: a.pav@list.ru
