CC BY
64
Владимир Носенко, посол России в Омане в 2002-2005 гг. ЗАПАДНАЯ ЕВРОПА И ИСЛАМИЗМ: ПРОТИВОСТОЯНИЕ УСИЛИВАЕТСЯ
В последнее время угроза исламизации Западной Европы все больше тревожит местные правящие круги и общественность. Обретение исламом доминирующего положения на европейском континенте в не столь уж отдаленном будущем, превращение Европы в придаток мусульманского мира расценивается как возможный и чуть ли неотвратимый вариант. Еще в 90-е годы американский ученый С. Хантингтон предрекал неизбежность грядущей схватки цивилизаций. В июле 2004 г. зловеще прозвучало предсказание патриарха западного исламоведения, американского профессора Б. Луиса: не позже конца нынешнего столетия Европа станет исламской. Это мнение сегодня разделяется рядом политологов, предупреждающих о высокой вероятности утраты Западной Европой своей идентичности. Даже если отбросить заведомые перегибы в оценках масштабов мусульманского внедрения в Европу и оперировать только фактами, все равно придется признать обоснованность возникшего беспокойства.
В исламистском натиске на Европу просматриваются два аспекта - демографический и политический. Общины выходцев из мусульманского мира стремительно разрастаются за счет притока новых иммигрантов и высокого уровня деторождаемости. Статистика не дает точной численности европейских мусульман, а оценочные цифры колеблются от одного до нескольких десятков миллионов человек. Большинство исследователей согласны с условной оценкой 15-20 млн. человек на середину текущего десятилетия.
Западная Европа широко открыла двери для иммиграции с Ближнего Востока, из Южной Азии и Африки в 50-х годах прошлого века, когда нуждалась в рабочей силе для удовлетворения потребностей быстрорастущей экономики. Выполнив эту миссию, иммигранты предпочли остаться в Европе, где даже на низших ступенях социальной лестницы они чувствовали себя комфортнее, нежели на родине. Образованию постоянных общин способствовали сравнительно упрощенная система получения гражданства иностранными рабочими, программы воссоединения семей, содействие формированию иммигрантских объединений, поощрение и отчасти финансирование сети образовательных учреждений и религиозных
158
центров. Хотя европейская экономика давно прошла период бурного послевоенного роста, спрос на рабочую силу не исчез, в том числе из-за укоренившегося среди европейцев нежелания выполнять черновую работу. Главным фактором остается ставший практически необратимым к концу XX в. процесс старения европейского населения, в результате чего возникает проблема хронической незаполненности рабочих мест. На горизонте уже маячит реальная угроза ощутимого замедления темпов экономического развития, что, соответственно, скажется на том уровне благосостояния, к которому Европа успела привыкнуть за последние десятилетия. Правительства стран континента так и не нашли оптимального способа решения проблемы, кроме сохранения и даже наращивания притока иммигрантов для пополнения за их счет трудовых резервов. Оказавшись в Европе, они могут рассчитывать и на пособия, и на содействие в трудоустройстве. Меняется социальный состав мусульманской иммиграции. Развитие образования, включая высшее, в ближневосточных государствах при ограниченном числе рабочих мест для квалифицированных специалистов ведет к возникновению прослойки образованных людей, не имеющих возможностей для самореализации и достойного существования на родине. Привлекают многих переселенцев и демократические свободы, создающие атмосферу раскованности, о которой они прежде не имели представления.
Численность мусульман в Европе стремительно растет и за счет высокого уровня рождаемости. В мусульманских семьях традиционно положено иметь несколько детей, тем более что шариат запрещает аборты и использование противозачаточных средств. Уровень фертильности европейской мусульманки уже достиг 4,2 ребенка. У европейской женщины он снизился до 1,4 ребенка. Между тем для поддержания имеющейся численности населения требуется не допускать падения данного показателя ниже 2,1. Совет Европы с тревогой отмечал, что в 2003 г. на континенте смертность коренных жителей превысила их рождаемость. Сегодня во Франции из каждых трех новорожденных один происходит из мусульманской семьи. При сохранении этой тенденции мусульмане к середине нынешнего столетия возобладают среди французского населения. Для Франции, где численность мусульман сегодня превышает 10 млн. человек, такая перспектива представляется реальной. Та же проблема, хотя и не столь остро, стоит перед другими государствами. По оценке британского журнала «Экономист», да-
159
же без учета иммиграционного потока, исходя только из естественного прироста, можно ожидать увеличения численности мусульман в Европейском союзе к 2025 г. до 30 млн. человек. В сугубо демографическом плане данная перспектива еще не создает угрозы ис-ламизации континента. Ее можно устранить путем разработки и внедрения комплексной программы целенаправленной интеграции иммигрантов не только в экономическую, но и в социальную и политическую жизнь. Раскрывая двери для иммиграции, общество ради самосохранения должно создавать условия, способствующие превращению переселенцев в законопослушных, усваивающих местный образ жизни граждан. Однако западноевропейские государства взяли курс на автономию общин, что неизбежно вело к фактической изоляции от остального общества, замыканию на собственных интересах. Возобладала концепция мультикульту-рализма (культурного многообразия), считавшаяся до последних лет единственно верной основой взаимоотношений с общинами.
Мировой опыт дает иные примеры взаимодействия с иммигрантами, обеспечивающего их полноценную интеграцию и исключающего опасность подтачивания государственных и общественных устоев даже при масштабной иммиграции. Таковым является американский вариант: общество, возникшее из потомков иммигрантов, выработало для переселенцев реестр принципов. Принимая их, вновь прибывшие сравнительно быстро вливаются в его ряды и постепенно обретают мировоззрение и поведенческий стиль стандартного американского гражданина. Во главу угла ставится терпимость к любым религиозным культам, порой весьма экстравагантным. Государство защищает все прижившиеся в стране религии; у них нет необходимости самим противостоять враждебным нападкам.
Американское общество пришло к осознанию важности по-литкорректности. В частности, она прививает гражданам уважение ко всем переселенцам, застраховывает от национальных и религиозных расколов, а значит, обеспечивает внутреннюю стабильность. К любому индивидууму принято подходить, прежде всего, как к гражданину США со всеми его правами и обязанностями. Американцы возвели в культ свободу слова, но публичное отрицание основ либеральной демократии воспринимается обществом как выпад против его устоев. Неприятные межнациональные инциденты случаются, и нередко, но в целом система адаптации иммигрантов работает достаточно успешно. Именно поэтому американцы не бо-
160
ятся пускать в страну новых переселенцев, если только они не создают угрозу безопасности в силу своих идеологических убеждений или членства в подрывных организациях. И в США есть радикальные исламистские группы, например, Совет по американо-исламским отношениям. Однако они находятся под таким пристальным контролем правоохранительных органов, что им не под силу свободно распространять свои идеи.
Что касается Западной Европы, то, сделав ставку на мульти-культурализм, она сама создала для иммигрантов изолированные «национальные квартиры». В результате общины оказались в значительной мере отгороженными от общества, а принятие местных правил поведения стало вопросом индивидуального выбора. Врастание в европейский уклад жизни дает определенные преимущества, но не гарантирует подъем по социальной лестнице. Для переселенцев в первом поколении, еще не забывших условия существования на родине, даже скромное положение на новом месте представляется достаточно благополучным, что и определяет отношение к принимающему государству. Но сейчас в иммигрантских общинах поколения, родившиеся в Европе, уже составляют большинство. Согласно полученной только во Франции статистике за 1999 г., общая численность легальных иммигрантов достигала 13,5 млн. человек, причем на первых переселенцев пришлось 4,4 млн., а остальную - подавляющую - часть составляли их дети и внуки (соответственно 5,5 млн. и 3,6 млн. человек). Хотя эти данные устарели, но они дают общее представление о развитии демографической ситуации в иммигрантской среде.
Потомки иммигрантов практически незнакомы с повседневной жизнью в странах своих предков, но и не питают иллюзий насчет возможностей достичь там благополучия. Отдалившись от культуры и традиций своей прародины, они не обрели в западноевропейских государствах новую родину, хотя здесь воспитывались, получали образование, адаптировались к местному быту, пробивались к сносной материальной обеспеченности. Несмотря на доброжелательный подход властей к иммигрантам они остаются для титульной нации чужаками. С выходом на высокий уровень политкорректности и толерантности в отношении иностранцев французы, немцы, да и другие европейцы не утратили амбициозную приверженность своей национальной идентичности. Свою роль играет и неудовлетворенность материальным положением. Лишь небольшому числу потомков иммигрантов удается вырваться
161
из той низкой социальной страты, в которой провели всю жизнь их родители. Это характерно прежде всего для мусульман-арабов, которые в массе менее динамичны и предприимчивы, чем выходцы из Китая, Индии, Юго-Восточной Азии.
В сотрясавших Францию в 2005-2006 гг. молодежных бунтах социального характера мусульмане часто выступали зачинщиками беспорядков в окраинных районах крупных городов, прежде всего Парижа, превратившихся в мусульманские анклавы (Клиши-су-Буа). Они организовали собственные комитеты, действовали слаженно и целеустремленно. Ошеломляющими для правительства и истеблишмента были проявленные ими ярость, воинственность, жестокость в отношении полиции. Стало очевидно, что теперь предстоит иметь дело не с разбушевавшейся из-за обид на материальные условия молодежью, а с выходящей на арену прослойкой, откровенно враждебной правящему режиму, отвергающей существующие государственные устои и способной к самоорганизации. Радикализация мусульманской молодежи наряду с разрастанием общин благоприятствуют активизации в Западной Европе исламо-экстремистов. Здесь и начинает проявляться упомянутый выше политический аспект угрозы исламизации Европы.
Исламизм и Запад
Как метко заметил профессор Г.И. Мирский, «если и можно говорить о какой-либо серьезной идеологии наших дней, то только об исламе». Исламизм как ультрафундаменталистское течение внутри ислама имеет солидную историю и включает различные религиозно-идеологические направления. В контексте данной статьи интерес представляет его наиболее реакционное ответвление -исламо-экстремизм, отражающий агрессивную энергетику радикального сегмента мусульманского населения, категорическое отрицание всего, что не входит в сферу влияния ислама и, соответственно, ему не подчинено. За последние два десятилетия исламо-экстремизм набрал силу и завоевал популярность в массах, что позволило ему прорваться на мировую арену в качестве весомого фактора. Его определяющие черты детально исследованы российскими учеными-исламоведами. Здесь достаточно лишь отметить неизбежность возрождения этого явления в конце XX в.
В результате краха всех существовавших в среде мусульманского сообщества идеологий, включая коммунистическую, образо-
162
вался идеологический вакуум. Он должен был заполниться доктриной, способной соответствовать превалирующим среди мусульман настроениям - накопившейся у низов озлобленности на свое нищенское положение и укоренившейся враждебности к Западу, который, по их глубокому убеждению, удерживает мусульманский мир в состоянии отсталости и приниженности, затягивает его в сети своей «деградирующей» культуры. Исламисты ставят целью вернуть ислам к «первородной» форме и утвердить его в качестве господствующей в мире конфессии. Возвышение ислама над другими религиями рассматривается как путь к расцвету мусульманского мира, созданию халифата, охватывающего не только мусульманские страны, но и территории с компактным проживанием мусульман. Программа и практика исламизма подчинены и обеспечению собственной выживаемости. Усматривая (и не без оснований) в модернизации и демократии реальную угрозу своему существованию, он стремится наглухо изолировать мусульманское сообщество от этих «вирусов».
Такие «раздражители» для мусульман, как арабо-израильский конфликт, иностранные вторжения на территорию ислама, будь то советское в Афганистан или американское в Ирак, стимулировали исламо-экстремизм. Однако не они стали главными факторами его подъема. Эту роль сыграла вызревшая у мусульман потребность громко о себе заявить. Однако, как это обычно случается в переломные моменты, позиции рупора сумело захватить идеологическое течение, способное приковывать к себе внимание за счет провокационного ультрарадикализма. Обездоленную и из-за этого озлобленную часть мусульманского общества исламо-экстремизм привлекает своей напористостью, агрессивностью, простотой и доступностью для массового восприятия проповедуемых догм и способов решения общемусульманских и глобальных проблем. Можно, пожалуй, утверждать, что для христианства и канонического ислама взлет исламизма - расплата за их прежние неспособность (и нежелание) изыскивать сферы взаимопонимания и взаимодействия. Уход от диалога и, соответственно, сотрудничества оставил поле деятельности свободным для исламизма. Выход радикального исламизма на мировую арену в конце XX в. вряд ли был бы возможен без пришедшейся на этот период «детерриториа-лизации» ислама, т.е. формирования мусульманских общин, прежде всего в Европе. На Ближнем и Среднем Востоке он, скорее, так и остался бы подпольным течением, подавляемым правящими режи-
163
мами. В условиях западной демократии он мог относительно свободно проповедовать свою теорию, обзаводиться сторонниками из среды мечущейся в поисках самоидентификации мусульманской молодежи и таким образом утверждаться в качестве влиятельной силы. Фактически складывается так называемая европейская версия ислама, а точнее - взращенная в Европе разновидность исламизма. Она еще дальше всех других течений отошла от постулатов канонической религии, но при этом отличается непомерной агрессивностью и ярой враждебностью к принципам европейской политической культуры, прежде всего демократии, либерализма, секу-ляризма, равенства полов. Ее наиболее фанатичные адепты буквально рвутся воплощать свою ненависть к Западу в самых безумных диверсионных акциях. Как отмечает французский исламовед О. Руа, сегодня уже превалирует тенденция экспорта радикального ислама с Запада на Восток. По оценкам американского специалиста по Ближнему Востоку Д. Пайпса, радикализм, тождественный исламо-экстремизму, охватил от 10 до 15% мусульман всего мира. С этой оценкой согласен и ведущий политолог США Ф. Фукуяма. Однако со многими антизападными установками этого течения солидаризируется гораздо больше последователей ислама, враждебных Западу.
Ошибочно считать, что все приверженцы исламо-экстре-мизма являются членами террористических организаций. В действительности они избегают прямых контактов с террористами, но в своем большинстве одобряют террористические акции и обосновывают их «теоретически». При этом они оперируют выдернутыми из контекста Корана изречениями, преподнося их в угодной для себя интерпретации. В одном из недавних заявлений «Аль-Каида» признала, что половину своей войны она ведет через средства массовой информации. При этом информационной частью войны занимаются не сами террористы, а их сообщники - радикальные исламисты. Исламо-экстремизм содействует террористам, создавая атмосферу, в которой они ощущают моральную поддержку и предстают не отъявленными преступниками, а борцами за веру. Закрепляясь в западноевропейских государствах, исламо-экстремисты подготавливают там условия для проникновения террористов, действуют в качестве их передового отряда.
Неверно полгать, будто в связке исламского терроризма и исламо-экстремизма первый выступает ведущей силой, а второй остается ведомым. В действительности терроризм создает в му-
164
сульманском мире и за его пределами обстановку, позволяющую исламо-экстремизму продвигаться к поставленным целям. Террор насаждает всеобщее смятение, страх перед непредсказуемостью новых нападений. С каждой крупной диверсией общественное мнение все более пессимистически оценивает возможности искоренения террористического подполья. По расчетам исламо-экстремистов, запуганные террором западноевропейцы окажутся податливее к требованиям с исламской окраской. Укоренилось представление, что Западная Европа, в отличие от США, склонна скорее к умиротворению оппонентов, нежели к введению против них жестких мер. Действительно, западноевропейские государства продолжают поиск консенсуса с радикализирующейся частью мусульманских общин, хотя очевидно, что исламисты уже подчинили эту среду своему влиянию.
На протяжении нескольких десятилетий Западная Европа, стремясь исключить рецидивы фашистской идеологии, концентрировалась на утверждении либерально-демократических ценностей, внедрении в общественное сознание уважительного подхода ко всем национальным меньшинствам, толерантности в отношении иммигрантов. Западноевропейская демократическая система не могла бы сформироваться без закрепления неоспоримости этих принципов. Вместе с тем, возводя их в абсолют, западноевропейские правительства нередко руководствуются ими применительно к экстремистски настроенным группам и лицам только потому, что те относятся к иммигрантской массе. Исламисты быстро уловили в политкорректности и толерантности Европы гарантии той защиты, на которую они не могут и рассчитывать в мусульманских странах. В ноябре 2004 г. Германию потрясли откровения на телевидении одного из ведущих местных имамов о «выгодности» обращения к принципам западной демократии для продвижения исламистских целей. Неуклонное следование европейцев канонам демократии, действительно, расширяет возможности исламистов внедряться в Европу. Резко, но не безосновательно высказался на этот счет автор книги «Пока Европа спала» Б. Бауэр: «Недругом Европы является она сама - ее саморазрушительная пассивность, ее мягкость в отношении тирании, ее рефлексивная склонность к умиротворению».
Для сторонников радикального исламизма основным противником остаются США. Но действовать против этой державы на ее территории им затруднительно - американские спецслужбы наче-
165
ку, а большинство местных мусульман отвергают неканонический вариант ислама. Иные горизонты открылись перед радикалами в Западной Европе. В изданной в 1990 г. книге «Приоритеты исламского движения на предстоящем этапе» ее автор, влиятельный идеолог исламизма Ю. аль-Карадави, расценил внедрение в Европу как раскрытие возможностей для распространения учения Аллаха на глобальном уровне. В качестве способов воспрепятствования потере иммигрантами, оторванными от мусульманской сердцевины, своей религиозной идентичности Ю. аль-Карадави предлагал «откомандирование» в эти общины имамов исламистской ориентации, отгораживание общин вплоть до превращения в «гетто», убеждение местных властей в праве мусульман выстраивать внутри-общинную жизнь исключительно на основе шариата. При этом его не смущало вмешательство в сферы внутренней компетенции европейских государств. Будучи закоренелым исламистом, он исходил из убежденности в том, что исламская цивилизация стоит выше остальных и поэтому вправе диктовать им свою волю, тогда как другим недозволительно и помышлять о каких-либо советах исламу. Неудивительно, что теперь он уже не колеблется предрекать Европе «возвращение» (?) к исламу, а европейцам - обращение в эту религию. Удивительно то, что Ю. аль-Карадави считается некоторыми западными учеными и политиками (например, мэром Лондона К. Ливингстоном) реформатором ислама и его приглашают выступать с лекциями.
В подходе к Европе исламисты разделились на два лагеря. К первому относятся те из них, кто объявляет Европу Землей Войны (Дар аль-Харб). В этой интерпретации Европа противостоит Дар ас-Салям, Земле Мира, то есть всем мусульманским странам, и нуждается в насильственной исламизации вплоть до террора как элемента джихада. Второй лагерь объединяет тех, для кого Европа - Земля Перемирия (Дар ас-Сульх), подлежащая обращению в ислам мирным путем. Но цель у обоих лагерей одна - господство ислама над Европой. Поэтому у европейцев есть все основания считать, что приверженцы ненасильственной линии - такие же противники, как экстремисты, но только действуют в мягких перчатках. Замыслы умеренных не менее опасны. Любые попытки найти с ними общий язык только укрепляют уверенность исламистов в податливости европейцев.
166
Террор в исламистском наступлении
Получив доступ к демократическим свободам, исламисты благодаря своей напористости и финансовой поддержке из арабского мира сумели в 90-е годы пробиться на политическую арену во многих западноевропейских государствах. Найдены были выходы на средства массовой информации. Удалось захватить ведущие позиции в иммигрантских общинах, причем не только в духовно-религиозной, но и других узловых сферах. Развернулось создание собственных организаций, из которых одни были заграничными ответвлениями базировавшихся в мусульманском мире партий («Братья мусульмане», «Хизб ут-Тахрир»), а другие имели европейское происхождение - Союз исламских организаций Франции, в Великобритании «Сторонники шариата», «Исламская партия освобождения», «Аль-Мухаджирун» (Переселившиеся), деятельность которой в стране была запрещена в октябре 2005 г.
Известно, что к середине того же десятилетия не без содействия исламистов в Европе сформировались подпольные ячейки «Аль-Каиды», вербовавшие радикально настроенных молодых мусульман. Они были обнаружены во Франции, Германии, других странах, но наиболее разветвленная сеть сложилась в Великобритании. Имели место случаи, когда обученных в этой стране террористов направляли на Ближний Восток, в частности в Йемен, для проведения отдельных акций. Варварские теракты в США 11 сентября 2001 г. готовились европейскими отделениями «Аль-Каиды».
По прошествии короткого времени после 11 сентября экстремистское крыло исламизма резко активизировало свою деятельность. Вряд ли может быть обоснованным предположение, что этот натиск на Западную Европу был заранее спланирован и отнесен на первое десятилетие XXI в. Сразу после терактов в США взрыв негодования всколыхнул цивилизованный мир. Исламисты, напуганные перспективой репрессий, на время ушли в тень. Некоторые, хотя и сдержанно, но осудили «Аль-Каиду» за создание трудностей для «ненасильственного приобщения» Запада к исламским ценностям, подрыв доверия к мусульманам. Однако вскоре начала складываться иная ситуация. Первоначальная острота осуждения европейцами терроризма постепенно угасала; стало даже распространяться мнение, будто США своей «антиарабской политикой» сами навлекли на себя возмездие «Аль Каиды». Пытаясь
167
смягчить недовольство мусульман начатой осенью 2001 г войной в Афганистане, правительства стран - участниц антитеррористической коалиции развернули пропагандистскую кампанию против отождествления ислама с терроризмом. Настойчиво продвигалась идея сотрудничества с любыми объединениями мусульманских иммигрантов. Фактически европейский официоз не отделял исламистских экстремистов от основной массы мусульман, смазывал их роль в нагнетании религиозной ненависти, которая во многом стимулировала террористов к диверсиям. Справедливо утверждение известной итальянской журналистки, ныне покойной О. Фаллачи: «Мы не видим в исламском терроризме главного оружия объявленной нам сынами Аллаха войны... Терроризм является лишь одним из ликов войны. Да, самым бросающимся в глаза. Конечно, наиболее кровавым и варварским. Однако, на мой взгляд, самым пагубным и катастрофическим является религиозный лик этой войны, породивший все ее другие лики».
Западная Европа предпочла оставить за скобками связь исламизма и терроризма не только в силу своей политкорректности, но скорее из-за опасений вызвать гнев «мусульманской улицы». Эту позицию использовали в своих целях две группы: западноевропейские левые, не брезгующие в нападках на свои правительства солидаризацией с исламистскими требованиями, и политические круги, ратующие за сближение с арабскими странами. И те и другие взялись за обеление исламистов, обособление их от «Аль-Каиды». Появились публикации по исламизму, где доказывалось, что его рост вызван внешними факторами. Западу приписывалась вся ответственность за экономическую отсталость мусульманского мира, обнищание большинства его населения, ведущее к развитию экстремистских тенденций. Вина того же Запада усматривалась и в навязывании глобализации, модернизации, собственных стандартов демократии, вызывающих отторжение у мусульманских масс. Разбор сути исламизма подменялся критикой западной политики как якобы единственного фактора, предопределившего выход исламизма на мировую арену. Наиболее детально эту концепцию разработал американский профессор М. Ле Вайн, пользующийся сегодня популярностью у европейских «леваков». Его основные идеи сводятся к заключению «перемирия» с радикальным исламом ради предотвращения «катастрофического конфликта», отказу Запада от военной и политической помощи «недемократическим (т.е. всем) ближневосточным странам, включая Израиль, для прекращения
168
региональной гонки вооружений и цикла насилия». Нетрудно усмотреть нацеленность на предоставление исламизму свободы рук на Ближнем Востоке, а значит, и возможность поставить регион под свой контроль.
Западноевропейцам усиленно внушалось, что тесные связи Запада с Израилем являются основным фактором, обусловившим развитие у мусульман антизападных настроений, крайней формой выражения которых стал терроризм. Соединенным Штатам и Израилю приписывались искусственное раздувание серьезности террористической угрозы, возведение ее в категорию главного вызова человечеству.
Исламизм переходит в наступление
Теракты 11 сентября придали импульс активности исламистов. Младшее поколение иммигрантов решило, что удар по США доказал уязвимость этой мощной державы, и в результате серьезно засомневалось во всесилии всего Запада. Благодаря этому усилилась притягательность исламизма с его антизападным замахом. Французский исламовед Ж. Кепель отмечал: «Взрывы 11 сентября вместо отвлечения молодежи от исламистских организаций вызвали водоворот, затянувший часть молодых европейских мусульман. Эти организации, осудив от имени всего своего движения предпринятые теракты, обеспечили тем самым реабилитирующее прикрытие любому своему активисту, готовому объявить себя последователем "правильного" ислама». На руку им оказалась и официальная кампания против исламофобии. Они быстро усвоили, что эффективно отражать выпады в свой адрес можно путем причисления оппонентов к когорте исламофобов.
В поведении исламистов возобладали вызывающая агрессивность, нарочитая враждебность ко всему немусульманскому, линия на взвинчивание напряженности. Свои основополагающие установки они теперь озвучивали с предельной откровенностью и все чаще в угрожающей тональности. Лидер запрещенной в Великобритании организации «Аль-Мухаджирун» О. Бакри Мухаммад, успевший сбежать в Ливан, предрекал в прессе скорое исполнение «великой исламской мечты»: «Мы увидим развевающиеся над Биг Беном и Британским парламентом знамена со словами "Нет Бога, кроме Аллаха". Не менее напористо исламисты теперь заявляли о своей «мечте» и в самой Европе. Обосновавшийся во Франции
169
имам Бузейн утверждал на местном телевидении в апреле 2004 г., что французы с принятием ислама уберегут себя от таких наказаний Аллаха, как землетрясения, болезни вроде СПИДа. Возросшее число устраивавшихся исламистами в Европе шумных манифестаций под провокационными лозунгами также свидетельствовало о настрое развернуть политическое наступление на континенте.
Среди ультимативных требований исламистов центральным стало подчинение европейских мусульман не местному законодательству, а исключительно предписаниям шариата. По существу речь шла о выведении мусульман из-под юрисдикции принявших их стран и легализации исламских норм, никак не укладывавшихся в рамки европейского представления о цивилизованности - многоженства, физического насилия над женщинами в семье, осуждения на смерть сменивших свое вероисповедание мусульман. Поскольку идея подчинения мусульманских общин шариату не была сразу отведена властями как абсолютно неприемлемая на европейской почве, она свободно циркулирует среди мусульман, набирая стараниями исламистов все большее число сторонников. Проведенный среди британских мусульман в 2006 г. опрос показал, что 40% молодежи от 16 до 24 лет предпочитают жить по законам шариата; среди возрастной группы от 55 лет такое пожелание высказали 17%. Исламисты, использовав как прецедент охоту на писателя С. Рушди за книгу «Сатанинские стихи», решили ввести в практику преследования немусульман, критически высказывавшихся об исламе и Пророке Мухаммеде. Осенью 2006 г. французский ученый Р. Редекер, опубликовавший в газете «Фигаро» статью с нелестными замечаниями о деяниях посланника Аллаха, вынужден был скрыться после предупреждений об уготованной расправе.
Под предлогом ограждения последователей ислама от якобы оскорбляющей их религиозные чувства символики посыпались призывы убрать из больниц и госпиталей кресты, поскольку их вид «ухудшает самочувствие» мусульман, проходящих лечение вместе с христианами. Особенно оскорбительно это выглядело для католических стран, где многие медицинские учреждения находятся под патронажем церкви. Бурными темпами шло строительство мечетей, включая районы с минимальной численностью мусульман. Для привития верующим «нужного» ислама ведение проповедей исламисты поручали своим сторонникам. Рьяно утверждалось превосходство ислама в сфере образования. Усиленному нажиму подверглась Италия, где был поставлен вопрос об обязательном изуче-
170
нии ислама на всех уровнях государственных школ при ограничении распространения принципов иных религий. На практике это означало бы, например, изъятие из курса итальянской литературы многих классических произведений, включая «Божественную комедию» Данте Алигьери. Выдвижение исламистами абсурдных, нереализуемых требований идет отнюдь не от непонимания европейских реалий. Своими «запредельными» требованиями они стараются внушить Западной Европе, что ислам в силу своего предопределения свыше вправе диктовать ей любые условия.
Оккупация в 2003 г. Ирака и последующая затяжная война способствовали дальнейшей радикализации мусульманских масс, росту антизападных настроений. Такие последствия были ожидаемыми. Хотя С. Хусейн не пользовался популярностью в арабском мире, вторжение на территорию ислама не могло не вызвать гнев мусульман, негодование по поводу бесцеремонности США и их союзников. Воинственность исламистов обрела некое оправдание -они позиционировали себя защитниками арабов от внешнего вмешательства. На эту уловку попались отдельные западные журналисты. Акцентировался отказ Франции, Германии, ряда других стран поддержать американскую линию. Война в Ираке оживила традиционные в Европе антиамериканские тенденции. Исламистам стало легче играть на такой чувствительной для западноевропейцев струне, как «извечная вина Запада» перед мусульманами.
Западноевропейская убежденность в отсутствии террористической угрозы для Европы была развеяна мощными терактами. 11 марта 2004 г. в Мадриде в пригородных поездах произошли взрывы, унесшие жизни около 200 человек, а 7 июля 2005 г. от взрывов в лондонском метро погибло более 50 человек. Европа была потрясена и тем, что исполнителями оказались родившиеся здесь мусульмане, которых радикалы сумели склонить к терроризму. Для предотвращения всплеска исламофобии ряд правительств заявляли о непричастности к теракциям легальных мусульманских организаций. В Великобритании в состав созданных в связи с трагедией 7 июля следственных групп были включены откровенные исламисты из Мусульманского Совета Британии.
171
Западноевропейское сопротивление исламизму
Однако в массовом западноевропейском сознании складывалось мнение, что за спиной мусульманских общин скрывается «пятая колонна», которая не только враждебно относится к европейским ценностям, но и пестует террористов, жаждущих побольнее ужалить принявшие их государства. Исламисты не удосужились обратить внимание на перемены в общественном настрое Европы и продолжали провокационные выступления. Основной натиск пришелся на Великобританию. На демонстрациях против участия страны в иракской войне замелькали лозунги типа: «Мы заменим Библию Кораном!» Согласно проведенному осенью 2005 г. среди мусульманской молодежи опросу, не менее 12% солидаризировались с действиями террористов. В отличие от Великобритании отдельные страны ужесточили подход к исламистским выходкам. Правительство Франции быстро пресекло устроенные исламистами в начале 2004 г. манифестации против принятого закона, запрещающего ношение религиозной символики в учебных заведениях, а значит, и хиджабов (головных платков) мусульманскими девушками. Вслед за Францией начала готовить аналогичный закон Германия, которая еще в 2003 г. запретила на своей территории деятельность партии «Хизб ут-Тахрир» из-за откровенного антисемитизма. Франция предприняла также шаги по закрытию религиозных центров, ведущих подрывную пропаганду, депортации исламистских радикалов. Н. Саркози, в то время занимавший пост министра внутренних дел, принялся продвигать законопроект о выборочном приеме иммигрантов.
Свой подход к мусульманской общине корректируют Нидерланды, традиционно отличающиеся среди европейских стран высоким уровнем политкорректности и толерантности. Изменения наметились после того, как в ноябре 2004 г. потомком марокканских иммигрантов было совершено зверское убийство режиссера Тео ван Гога, работавшего над документальным фильмом об угнетении мусульманских женщин в родной среде. Сотрясший страну взрыв негодования выдвинул ее в европейский авангард борьбы с безнаказанностью экстремистов от ислама. Критике подверглась концепция мультикультурализма, способствовавшая обособлению иммигрантов. Ошибочным признавалось наделение мусульманской общины дополнительными привилегиями. Ужесточалась процеду-
172
ра выдачи виз иммигрантам, от них теперь требовалось изучение местного языка, подчинение голландским законам и правилам общественного поведения. В последнее время и в Великобритании на уровне государственных структур наметилась тенденция к отходу от использования термина «мультикультурализм» и введению в оборот понятия «многорелигиозность». Правда, пока здесь предпринимаются весьма скромные шаги, чтобы эта «смена вех» закрепилась не только в лингвистической плоскости, но и прежде всего в практике повседневных отношений с мусульманской диаспорой.
В странах Западной Европы на массовом уровне формировался неодобрительный подход к мусульманскому меньшинству. В недоверии к мусульманам признавались, по опросам середины текущего десятилетия, 39% британцев, 67% датчан, 72% голландцев, 75% шведов. Наметился и подъем реальной исламофобии. Лидер Британской национальной партии (БНП) Н. Гриффин уже не опасался публично оскорблять ислам, объявляя его злобной и порочной религией. Участились случаи вандализма в отношении мечетей и религиозных центров, нападений на мусульман. Хотя реакция властей была жесткой, она давала лишь временный эффект, поскольку сохранялось влияние подпитывающих исламо-фобию факторов.
Тем не менее исламисты стали вести себя еще наглее, чтобы вновь загнать Европу в положение обороняющейся стороны. В январе 2006 г. разразился «карикатурный скандал», спровоцированный ими ради сохранения инициативы в своих руках. Мало вразумительные карикатуры на Пророка Мухаммеда были опубликованы датской газетой «Юлландс-Постен» еще в сентябре 2005 г., в октябре перепечатаны египетской газетой «Аль-Фагр». Имамы Дании спохватились только в ноябре и более двух месяцев готовились к протестам. Видимо, исламистская верхушка вначале сочла подвернувшийся повод незначительным. Скандал ей пришлось разыграть искусственно и с запозданием. Настораживала поддержка ряда арабских режимов. На Ближнем Востоке только с благословения властей могут проводиться такие акции, как массовые сожжения иностранных флагов, нападения на посольства. Один из членов правительства Пакистана, даже не осознавая нелепость своего утверждения, завил в этой связи, что ислам является миролюбивой религией и поэтому всех, кто это отрицает, должна ждать смерть. В Дании и соседних государствах исламисты устроили демонстрации с требованиями казни журналистов, «оскор-
173
бивших» Пророка. Отдельные европейские политики (например, Ж. Ширак) по привычке осудили публикацию «некорректных» карикатур, но в целом Европа твердо отвергла исламистские покушения на свободу слова. Отповедь исламистам дали средства массовой информации: ваши табу не являются для нас запретами, не смейте нам их навязывать.
При всей серьезности брошенного Европе вызова он обернулся против самих исламистов. Впервые на общественном уровне был поднят вопрос о целесообразности толерантного отношения к тем, кто нетерпим к чужому мнению и бесцеремонен в своих требованиях. Обсуждались и ранее замалчиваемые в силу политкор-ректности темы агрессивной сущности исламизма, его несовместимости с западной демократией.
Однако исламисты не удержались от новой провокации, поводом для которой послужило упоминание Папой Римским Бенедиктом XVI в лекции 12 сентября 2006 г. высказывания византийского императора конца XIV в. Мануила II Палеолога: «Покажи мне, что нового принес Мухаммед, и ты найдешь там только нечто злое и бесчеловечное». Хотя в самой лекции высказывание было определено как грубое и бесцеремонное, но для исламистов это не имело значения, достаточно было прозвучавшего оскорбления Пророка. На этот раз провокаторам удалось сработать оперативно -вторая половина сентября ознаменовалась шумными демонстрациями в Западной Европе. От предыдущих выступлений их отличала беспрецедентная оголтелость лозунгов - это и проклятия в адрес Папы, и призывы к его казни, и обещания уничтожить Ватикан, и предсказания неизбежной победы ислама над христианством. Западная Европа ответила на свой демократический лад - цивилизованными протестами против очередной провокации. Вместо «оправданий» Папы был акцентирован его призыв к диалогу различных конфессий. При этом выявилась уязвимость исламистов, продемонстрировавших неспособность подключаться к диалогам, неумение действовать иными способами, кроме насилия.
Несмотря на неудачный исход этих двух провокаций, радикальные исламисты не отказываются от нагнетания напряженности. Ряд фактов позволяет полагать, что сейчас они на время уступают арену террористическому подполью. К изменениям тактики их подталкивает возрастающее неприятие западноевропейской общественностью любых проявлений исламистской активности. При развитии этой тенденции правительства Западной Европы под дав-
174
лением снизу могут пойти на законодательные ограничения исламистской деятельности. Обратившись к террористам, исламисты рассчитывают опять запугать европейцев и заставить их вернуться к политике умиротворения. Для отработки этого замысла вновь была выбрана Великобритания, где либеральная система приема иммигрантов позволила закрепиться ячейкам «Аль-Каиды». Уязвимость перед терроризмом британцы остро почувствовали в августе 2006 г. в связи с раскрытием в последний момент операции по одновременному проведению диверсий на пассажирских авиалайнерах, направлявшихся в США. Предупреждения контрразведывательной службы МИ-5 в ноябре и декабре 2006 г. о возможных теракциях были восприняты с максимальной серьезностью. Как показали дальнейшие события, тревоги были отнюдь не беспочвенными. В конце июня 2007 г. имели место попытки крупных взрывов - двух в Лондоне и одного в Глазго. Теракты удалось предотвратить, но возникло недоверие к респектабельной и не вызывавшей прежде подозрений части мусульманской общины - исполнителями диверсий оказались врачи местных госпиталей. Для исламистов и такой результат представлялся успехом. В новой ситуации неизбежными стали дальнейшее отчуждение мусульман от британского общества, нагнетание у них ощущения чужеродности в этой стране. Это и нужно исламистам, поскольку «униженных и оскорбленных» им легче увлекать под свои знамена.
Можно ли одолеть исламизм
Угроза Великобритании не исключает террористических вылазок в других странах. Стопроцентная защищенность от терроризма практически невозможна. Даже при ликвидации всей сети «Аль-Каиды» (а до этого еще далеко), не исключаются неожиданные вылазки безвестных фанатиков. Тем не менее, война с терроризмом уже дала хотя и небольшие, но все же позитивные результаты. А серьезное противодействие исламистскому наступлению началось недавно и только в отдельных странах.
В силу особенностей каждой европейской страны, различия в уровнях активности закрепившихся в ней исламистов, степени отторжения их идеологии местными мусульманскими общинами, вряд ли правомерно ставить задачу выработки универсальных мер по устранению исламизма с европейской арены. Вместе с тем сопротивление исламизму требует учета ряда принципов общего ха-
175
рактера. Прежде всего, необходимо исходить из тесной взаимосвязи радикального исламизма и исламского терроризма. Они не только подпитывают друг друга, но и обеспечивают взаимную выживаемость. Война против терроризма станет результативнее, если будет сопровождаться мощными международными усилиями по сковыванию радикального исламизма. Достойным внимания представляется мнение американского историка Д. Селборна: «Считать скорее терроризм, нежели исламизм, настоящим врагом мусульманского мира, особенно Запада с его образом жизни, является несомненной ошибкой в суждениях». Сегодня многие политические деятели признают, что исламский терроризм можно победить не силой оружия, а только путем дискредитации его идеологии в глазах мусульманских масс. А свою идеологию террористы черпают в основном из установок радикального исламизма. Следовательно, именно по нему и должен быть нанесен основной контридеологический удар.
В основе другого принципа лежит осознание бесперспективности попыток найти с исламо-экстремистами общий язык, выработать сносный modus vivendi во взаимоотношениях. Любые шаги навстречу воспринимаются ими как проявление слабости, и ответной реакцией становится еще больший нажим. Существует мнение, что радикальный исламизм способен к внутренней трансформации, к приобретению умеренной направленности. Это опасные иллюзии. Если он отойдет от своих основных установок, то утратит специфичность, обеспечивающую ему политический вес, и быстро затеряется среди многочисленных течений с исламской окраской. Внутренняя трансформация исламизма явилась бы для его лидеров самоубийственным шагом, чего от них ожидать трудно.
Построенное на политкорректности и толерантности отношение к исламистам уже выявило свою несостоятельность. Эти понятия остаются для них чуждыми, и в результате одна сторона строго придерживается определенных правил, а другая их напрочь отвергает. Исламисты откровенно враждебны всем западноевропейским системам ценностей, и поэтому ошибочно воспринимать их как обычную оппозицию и урезонивать, руководствуясь традиционной либеральной логикой. История знает печальные примеры, когда демократическими свободами наделялись силы, использовавшие их для последующего уничтожения демократии в целом. Западная демократия, безоглядно руководствующаяся своими принципами в отношениях с исламистскими фанатиками, фактиче-
176
ски действует во вред самой себе. Эффективными в отношении исламистов могут быть только меры, адекватные их действиям, т.е последовательные и твердые. Запад осознал, что диалог с террористами, а тем более их умиротворение ведут к саморазоружению, фактической капитуляции. Радикальный исламизм создает не меньшую опасность, и поэтому борьба с ним, как и с терроризмом, должна быть бескомпромиссной. Ссылки на возможное в этой связи раздражение арабских государств и местных мусульманских общин малоубедительны - и те и другие осознают враждебные намерения экстремистов от ислама. В конечном счете, сами мусульмане становятся первыми жертвами исламистов и их неуемного стремления к власти, будь то в рамках отдельной общины или в какой-либо из арабских стран, оказавшейся у них на прицеле. Захват власти ХАМАС в Газе в июне 2007 г. показал, на какие жестокости способны исламисты в отношении своих соплеменников, если те являются их оппонентами.
Важным принципом является также сотрудничество с отвергающими исламизм режимами Ближнего и Среднего Востока, с мусульманскими общинами за рубежом. Ряд режимов наращивает силовой нажим на него (Саудовская Аравия, Пакистан). Хотя им и оказывается международное содействие по линии спецслужб, но четкой координации еще не хватает. Своевременна, видимо, проработка вопроса о международном (обязательно с участием мусульман) центре по типу такой структуры ООН, как Контртеррористический комитет, но с упором на практические аспекты. Исламизм не исчезнет в мусульманском ареале, пока здесь не произойдут коренные социально-экономические перемены. Однако реально его постепенное обуздание, предотвращение выплесков во внешний мир.
Упущение западноевропейцев состоит в том, что они так и не провели четкую грань между исламистами и тем большинством мусульманских иммигрантов, которое адаптировалось к местному укладу жизни, усвоило нормы западной демократии. Более 70% европейских мусульман негативно относятся к исламизму, но открыто против него не выступают, и поэтому их называют «молчаливым большинством». Эта «молчаливость» обусловлена не столько опасениями исламистского возмездия, сколько недостатком внимания со стороны властей. Правительства занимаются теми, кто создает им проблемы, упуская при этом из поля зрения потенциальных союзников. Упомянутый выше американский политолог Б. Бауер однозначно определили миссию этого большинства:
177
«Судьба Западной Европы находится не в руках европейских либералов, а умеренных мусульман - только они могут нанести поражение экстремизму, разоблачая его попытки выступать выразителем ислама». Однако если европейцы и дальше будут игнорировать это «молчаливое большинство», то его активное противодействие исламо-экстремизму останется проблематичным. Давление на исламистов внутри мусульманских общин, во-первых, сковывало бы их активность, а, во-вторых, лишало бы возможности раздувать шумиху относительно якобы инспирированной сверху исламофо-бии. Болезненным для исламистов было бы акцентирование того, что своей идеологией и практикой они компрометируют ислам, искажают его учение, попирают мусульманский вклад в сокровищницу мировой цивилизации. Такое очернение ислама «изнутри» недалеко отстоит от исламофобии.
Промедление с кардинальными шагами по избавлению континента от исламизма позволяет исламистам глубже запускать корни в европейскую почву и обретать большую уверенность в своих силах. Угроза исламизации Европы - это забота не только европейцев. Радикальные исламисты стремятся к утверждению господства не над отдельными частями мира, а на глобальном уровне. Если им в конце концов удастся заставить Европу прогнуться под своим нажимом, то возможности наступления на другие регионы многократно возрастут. Направлено оно будет, в первую очередь, на страны со значительным сегментом мусульманского населения.
Исламизм отвергается российским мусульманством Поволжья, хотя и здесь наблюдаются его отдельные проявления. На Северном Кавказе он пользуется популярностью у части населения, но еще не приобрел четко выраженной агрессивной направленности (за исключением участников сохранившихся бандформирований). России уже сегодня приходится напрямую соприкасаться с исламистской угрозой. Наивно надеяться на заслоны за счет внешнеполитических кульбитов вроде «теневого» антизападничества, заигрывания с радикальными режимами и экстремистскими движениями, как Хезболла и ХАМАС. На подготовленных «Аль-Каидой» картах будущего халифата к нему прирезаны огромные российские территории. Исламистские эмиссары изыскивают лазейки для проникновения в нашу страну, и в дальнейшем можно ожидать увеличения их притока. Противостояние Западной Европы и исламизма должно быть отнесено к числу важнейших для нас международных проблем. Задача обеспечения будущей безопасно-
178
сти России требует заблаговременного определения комплекса средств противодействия исламизму, проведения на постоянной основе контактов с мусульманскими странами по вопросам координации усилий в борьбе с террористическим и исламо-экстремистским вызовами.
Материал предоставлен автором для публикации в бюллетене «Россия и мусульманский мир»
Л. Мясникова,
доктор экономических наук,
«ПЕРЕЗАГРУЗКА» ИСЛАМСКОЙ МАТРИЦЫ
Мир человеческого бытия начала XXI в. представлен матричной структурой, распространяющейся на различные измерения идентичности: политическое, религиозное, культурное, технологическое, экономическое, экологическое. Взаимодействия в этой структуре некомплементарны и несинхронны, они подчиняются диалектике мироцелостности и разделенности компонент. Матрица распадается на кластеры, в которых доминирует одно из измерений. Религиозные кластеры (например, исламский) эксплуатируют различные проекции неофундаментализма. Внимание мира давно приковано к «исламской матрице» - от Египта до Пакистана, где дух войны перманентно материализуется в различных формах. «Изюминкой» матрицы выступает нефтеносный регион Персидского залива. Его стабильность традиционно поддерживалась в треугольнике «Иран - Ирак - Саудовская Аравия». С усилением позиций Тегерана укреплялась ось «Багдад - Эр-Рияд». Баланс был нарушен оккупацией Ирака: США приступили к «перезагрузке» этой матрицы. Багдад превратился из потенциального противника Тегерана в его союзника - выпущенный из бутылки джинн стал неуправляем. Перезагрузка матрицы направлена на изменение каналов интернационализации и глобализации экономического пространства. Вышедший из-под контроля кризис выступает самостоятельным игроком неуправляемого хаоса.
«Разогрев» исламской матрицы может рассматриваться и как увеличение флуктуаций структуры, отражающих бифуркационное состояние миросистемы, присущее инкубационному периоду смены парадигмы - переходу от матричной структуры миробытия к сетевой, которая, вероятно, установится «после капитализма».
179
