CC BY-NC-ND
60
А.И. Алешин
ЗАМЕТКИ О "VERWANDELTE FORM" -КОНЦЕПТУАЛЬНОМ ИНСТРУМЕНТЕ ОПИСАНИЯ К. МАРКСОМ ЭКОНОМИКИ КАПИТАЛИЗМА
В заметках кратко освещен вопрос об основаниях использования К. Марксом концепта «превращенная форма», метафизических истоках этого концепта и высказан ряд критических замечаний относительно трактовки М.К. Мамардашвили этого концепта в качестве универсальной категории, необходимой для описания «сложных органических систем».
Ключевые слова: К. Маркс, превращенная форма, капитализм, теория стоимости, метафизика, утопия.
Цель этих заметок заключена не в том, чтобы поставить под сомнение основательность концепции, развитой Марксом относительно существа и судеб капиталистической экономики. В сущности, такого рода работа давно уже проделана. Автор лишь выражает свою солидарность с сообществом современных экономистов, которые отдавая в ряде отношений должное автору «Капитала», решительно расходятся с ним в признании того, что нарисованная в этом произведении картина буржуазного способа производства отвечала реальности. Добавим к этому и отчетливое сознание того, что она не отвечала духу и букве научного исследования в современном смысле этого слова1.
Правда, поскольку в общественном мнении интенции социалистического характера не только не угасают, но и поистине набирают все большую силу в современном мире, постольку постоянно возникает соблазн, в том числе и у западных интеллектуалов, вопреки историческому опыту возвращаться к тезису об исторической правоте К. Маркса. Разумеется, попытки реанимации истинности марксистского учения носят избирательный харак-
© Алешин А.И., 2013
тер. Они обретают убедительность в глазах читающей публики за счет еще широко бытующего феномена, описанного уже давно Л. фон Мизесом и другими экономистами в качестве феномена антикапиталистической ментальности2. Именно поэтому большая часть современных попыток обращения к наследию Маркса носит, к сожалению, весьма поверхностный характер. Исключительно редко при этом исследователи обращаются к испытанию и оценке того, что можно именовать глубинными мотивациями его творчества, к критическому анализу той далеко не явственно выраженной системе основополагающих предпосылок, вне которых ее притязания утрачивают смысл. ХХ век преподнес немало страшных уроков, воодушевленных стремлением реализовать это учение в действительности. И все же многие интеллектуалы склонны расценивать «неудачи» таких «опытов и экспериментов» как результат искажения действительного существа этого учения. Я позволю себе высказать суждение, что как раз в этих самых варварских и жестоких исторических опытах (от ленинско-сталинского большевизма до практик красных кхмеров и северокорейских коммунистов) как раз и следует усматривать его действительное существо. Западный марксизм, от Г. Лукача и деятелей Франкфуртской школы до сторонников его в наши дни, разумеется, в восприятии текстов Маркса и марксизма гораздо ближе его практических последователей. Но тексты многослойны. Они скрывают за собой глубокую мотивацию, которая даже их творцам была далеко не всегда открыта в своей беспощадной ясности3.
Поэтому актуальной, на наш взгляд, является решение задачи по реконструкции тех, по большей части скрытых, но, тем не менее, действенно работавших предпосылок и мотивов, которые несут полноту ответственности за общий характер воссоздания Марксом мира капиталистического хозяйства. Они и составляют совокупность представлений, образующих социально-философский и социально-нравственный базис «Капитала».
В этих трех частных заметках я остановлюсь:
1) на кратком освещении вопроса о предпосылках обращения Маркса к использованию концепта «превращенная форма»;
2) на истоках этого концепта, заключенных в традициях метафизического мышления;
3) на критической оценке трактовки М.К. Мамардашвили этого концепта в качестве некой универсальной категории, необходимой для описания «сложных органических систем». Что касается последнего пункта, то следует отметить, что именно такого рода попытки и содействовали и содействуют далеко не всегда оправдан-
ной апологетике отдельных положений наследия Маркса. Предпочтительной задачей этих заметок является первая. Что касается третьей, то она будет обозначена, если так можно выразиться, пунктирно. Ей будет посвящена специальная статья, в которой критическому анализу будут подвергнуты все те соображения, которые свидетельствуют, по мнению М.К. Мамардашвили, об универсальном значении этого концепта («категории»).
* * *
В предшествующих статьях, посвященных теме «"Капитал" К. Маркса - незавершенный проект философского замысла»4, было показано, что для Маркса буржуазная действительность во всем ее объеме представляет собой превратный мир. Этот мир в своей явленности показывает себя неадекватно собственной сущности, иными словами, в нем все поставлено с ног на голову. Поэтому его теоретическое изображение и описание обязано принять во внимание это обстоятельство. Апологеты же капитализма всецело сосредоточены на том, чтобы отобразить его в полном соответствии с присущей ему видимостью. Его поверхностные коммунистические критики (типа Т. Годскина и др.), опираясь на результаты классической экономической школы (в особенности, Д. Рикардо), ограничили свои деятельность моралистическим обличением капитализма и не ставили своей задачей предложить меры, способные снизить уровень социальных конфликтов в обществе того времени.
Как известно, Маркс в экономических исследованиях последовал той традиции в трактовке феномена стоимости, которая складывалась (хотя последовательно не проводилась) в классической школе. Высоко оценивая достижения Д. Рикардо в трактовке этого понятия, он одновременно указывал и на его недостатки, подлежащие исправлению.
Рикардо исходит из определения величины стоимости товара рабочим временем и затем исследует, противоречат ли прочие экономические отношения (прочие экономические категории) этому определению стоимости, или в какой мере они модифицируют его. С первого же взгляда очевидна как историческая правомерность такого метода, <...> так и, вместе с тем, его научная недостаточность, -недостаточность, которая <...> ведет к ошибочным выводам, так как этот метод перепрыгивает через необходимые посредствующие звенья и пытается непосредственным образом доказать совпадение экономических категорий друг с другом5.
Маркс усматривает «великое историческое значение Рикардо для науки» в том, что используемый им метод позволил выявить противоречия внешней формы проявления экономических отношений той основе,
на которой покоится внутренняя связь, действительная физиология буржуазного общества, и которая образует исходный пункт науки; дать себе отчет в том, как вообще обстоит дело с этим противоречием между видимым движением системы и ее действительным движением6.
Строгое следование трудовой теории стоимости, согласно которой стоимость есть результат труда промышленного рабочего, измеряемый уровнем общественно необходимого времени для производства товарной продукции, стало для Маркса способом выявления и последовательного разрешения тех трудностей, которые возникали на этом пути. Те открытия в экономической науке, которые были рождены этим подходом и составили предмет гордости его автора. Трактовка заработной платы как превращенной формы стоимости рабочей силы позволила выявить «в чистом виде» феномен прибавочной стоимости, который обычно смешивался с прибылью, с процентом на капитал и т. п.
Монистический взгляд Маркса на всю совокупность форм и категорий буржуазной экономики предопределил его восприятие всего этого множества как, с одной стороны, модифицированных форм всеобщей, порождаемой промышленным трудом субстанции - стоимости, а с другой - сообщил всем этим формам и категориям статус особой реальности. Как таковые, данные в их непосредственности участникам процессов экономической деятельности, а также их наблюдателям они суть видимости, правда, имеющие свое реальное воплощение, которое, однако, вводит в заблуждение относительно их смысла и содержания. Именно поэтому возникает необходимость удовлетворить фактически противоречащему требованию: признать несомненную реальность феномена и одновременно утвердить его фиктивный характер. Концепт «превращенной формы» вполне отвечает реализации такого рода задачи. В самом деле, заработная плата промышленного рабочего является для всех участников процессов экономической деятельности платой за его труд, но, преодолевая видимость подобного восприятия, следует утверждать, что она есть стоимость (или цена издержек) воспроизводства его рабочей силы.
Фактически ни одна категория (и форма) буржуазной экономики не минует такого рода раздвоенности. Их эмпирический лик в сознании действующих агентов производства и подлинный смысл глубоко отличны друг от друга. Этот не лишенный парадоксальности взгляд на функционирование буржуазного способа производства, обязан бескомпромиссному утверждению в ней безусловного и все определяющего значения промышленного (и только промышленного) производства.
Открытие Марксом «чистой» прибавочной стоимости, рождающейся исключительно в сфере промышленного труда, поставило перед ним решение непростых задач. Следовало показать, как она в результате общего функционирования буржуазной экономики подвергается перераспределению и принимает формы («превращенные») средней нормы прибыли, а также торговой прибыли, процента на капитал, земельной ренты и пр. Таким образом, потребность в использовании этого концепта была рождена необходимостью примирить несомненность принципа трудовой теории стоимости с тем, что по видимости исключало ее правомерность. Это предполагало такую трактовку форм и категорий экономики капитализма, при которой они считались подвергнутыми глубокой трансформации, скрывшей их собственное содержание и продуцирующей их ложный образ.
Проиллюстрируем такого рода работу на ряде интерпретаций Маркса, касающихся таких форм, в частности, прибыли. Поскольку прибавочная стоимость выступает как следствие функционирования всего авансированного капитала, постольку она приобретает превращенную форму прибыли. Капитал как известная сумма стоимости является таковым, поскольку он приносит прибыль,
или прибыль появляется потому, что известная сумма стоимости употребляется как капитал. <..>.
Следовательно, прибыль, как мы ее сначала здесь имеем перед собой, есть то же самое, что и прибавочная стоимость, но только в мистифицированной форме, которая, однако, необходимо возникает из капиталистического способа производства. Так как при видимом образовании издержек производства нельзя обнаружить никакого различия между постоянным и переменным капиталом, то изменение стоимости, совершающееся во время процесса производства, неизбежно связывается не с переменной частью капитала, а со всем капиталом. Так как на одном полюсе цена рабочей силы выступает в превращенной форме заработной платы, то на противоположном полюсе прибавочная стоимость выступает в превращенной форме прибыли7.
Поскольку прибыль есть превращенная форма прибавочной стоимости, постольку первую надлежит выводить из второй посредством анализа.
В прибавочной стоимости отношение между капиталом и трудом обнажено; в отношении капитала и прибыли, - т. е. капитала и прибавочной стоимости, проявляющейся, с одной стороны, как реализованный в процессе обращения избыток над издержками производства товара, а с другой, как избыток, получающий более точное определение при посредстве его отношения ко всему капиталу, - капитал выступает как отношение к себе самому, как отношение, в котором он как первоначальная сумма стоимости отличается от новой стоимости, созданной им же самим. Что он производит эту новую стоимость во время своего движения через процесс производства и процесс обращения - это имеется в сознании. Но каким образом это совершается - это покрыто тайной и кажется, что прибавочная стоимость обязана своим происхождением каким-то присущим самому капиталу скрытым свойствам.
Чем дальше прослеживаем мы процесс увеличения стоимости капитала, тем более мистифицируется капиталистическое отношение и тем менее раскрывается тайна его внутреннего организма8.
Еще одной иллюстрацией метода исследования может хорошо послужить трактовка Марксом феномена торговой прибыли. Суть проблемы заключается в том, что торговля, принадлежащая сфере обращения, не является сферой, где стоимость может быть создана. Следовательно, прибавочная стоимость здесь не может возникнуть, хотя и в этой сфере используется наемная рабочая сила, заработная плата которой также является превращенной формой ее стоимости.
С одной стороны, такой торговый рабочий совершенно такой же наемный рабочий, как и всякий другой. Во-первых, поскольку его труд покупается на переменный капитал купца, а не на те деньги, которые расходуются как доход, <...> а в целях увеличения стоимости капитала, авансированного купцом. Во-вторых, поскольку стоимость его рабочей силы и, следовательно, его заработная плата, определяется, как и у всех других наемных рабочих, издержками производства и воспроизводства его специфической рабочей силы, а не продуктом его труда. <.. >
Так как купец как простой агент обращения не производит ни стоимости, ни прибавочной стоимости <...>, то и торговые рабочие, занятые у него исполнением таких же функций, не могут непосредственно
создавать для него прибавочную стоимость. При этом <...> их заработная плата определяется стоимостью рабочей силы, следовательно, купец не обогащается вычетами из заработной платы, <. > другими словами, он обогащается не тем, что надувает своих приказчиков и пр.9
Проблема, которую должен решить Маркс, в данном случае заключалась в том, чтобы дать объяснение источника прибыли и неизбежных издержек при осуществлении торговой деятельности (оплата труда наемных торговых рабочих и пр.). Естественно, что принятая Марксом монистическая модель трактовки экономических форм предполагает только один возможный ее источник - прибыль промышленного капиталиста. Именно из нее и формируется как торговая прибыль, так и возмещение издержек. Для объяснения того, каким образом происходит отнятие части прибыли промышленника в пользу торгового капитала, развивается целый ряд опосредствующих пунктов и допущений, которые позволили автору найти удовлетворяющее его объяснение поставленной им самому себе задачи10.
Представляет определенный интерес и то обстоятельство, что в общем контексте противостояния совокупного класса капиталистов и класса наемных рабочих Маркс находит основания для утверждения об эксплуатации наемного труда и в торговле, хотя это представляется невозможным, так как здесь труд не производит ни стоимости, ни прибавочной стоимости. Речь при этом не идет, как уже отмечалось им самим, о вычетах, притеснениях и обмане торговых наемных рабочих, но о расчете с ними, вполне согласном со стоимостью их рабочей силы.
Принятая Марксом жесткая и монистическая трактовка форм и категорий капиталистической экономики отличается очевидной мистификацией действительного положения дел. Ее основание как раз и заключается в развитой им концепции трудовой теории стоимости и закона стоимости в первом отделе первого тома «Капитала». Там же дана трактовка феномена товарного фетишизма и его тайны. Все содержание указанных текстов исходит из прямо декларируемой модели организации и функционирования социальной и хозяйственной жизни, противопоставляемой капитализму. Нормой должно быть такое состояние общества, при котором все социальные связи радикально освобождены от какого-либо посредничества независимых вещных сил, подчиняющих эти связи своей логике действия. И хотя Маркс не отрицал выдающегося значения капитализма в развитии общества, он, тем не менее, усматривал в нем некое патологическое, ненормальное состояние, нарастающую
утрату для принадлежащего человеку «по праву» отношений господства и контроля над условиями собственного существования. Доминирующее положение безличных сил социума должно быть, согласно его убеждению, устранено утверждением прямых личных («прозрачных») отношений. Этой утопией, воскрешающей архаические модели организации человеческого поведения11, предполагалось без всякого на то основания не только сохранение, но и умножение достижений капитализма. Если оптика восприятия капиталистической действительности организована подобным образом, то, несомненно, она предстанет перед читателем в виде превратном и мистифицированном. Основания для понимания смысла этих феноменов следует искать не в самом капитализме, но в особом способе его описания и теоретического представления, избранном К. Марксом и характерном для социалистических критиков этого строя.
Прежде чем перейти к следующей части наших заметок, необходимо сделать два отступления с тем, чтобы позиция автора этой статьи была более понятна читателю.
1. Современная экономическая мысль различает экономику и каталлактику. Утверждение безличного порядка, наряду с существованием конкурентной среды, составляющей часть этого порядка, побуждает к проведению различия между ними. Экономика как таковая является
организацией, т. е. обдуманным упорядочиванием использования средств, осуществляемым неким единым агентством. Но космос рынка не управляется и не может управляться единой шкалой целей, он служит всему многообразию отдельных и несопоставимых целей всех своих отдельных членов12.
Для Маркса же представлялось вполне естественным (что, кстати, частью оправдано обстоятельствами его времени) не проводить подобного различия. Поэтому для его ученика В.И. Ленина организацию всего огромного хозяйства России было правомерно уподобить (в идеале) управлению фабрикой. Неспособность Маркса усмотреть неизбежную и обусловленную всем ходом развития капитализма перспективу складывания высоко интегрированного Великого многомиллиардного общества, позволяет отчетливо осознать всю одномерность его экономической и социальной утопии.
2. Краткое и емкое пояснение, касающееся капитализма, можно передать следующим образом: к его основополагающим при-
знакам относятся: частная собственность (также и на средства производства), максимизация дохода и пользы как цели хозяйствования и координация хозяйственной деятельности через рынки и систему цен13.
Ему соответствует и ряд исторически вызревших институтов и практик: система правовых и политических институтов, обеспечивающих более или менее полноценную реализацию этого типа хозяйственной деятельности.
Разумеется, формы реального воплощения капиталистического механизма хозяйствования в различных странах разнятся довольно сильно. Каждая из них имеет свою историю, обычаи, традиции, религию, политический режим и прочее, что оказывает влияние и на соответствующий характер экономических практик. Поэтому функционирование указанного хозяйственного механизма в большей или меньшей степени подвержено деформации в любом современном обществе. Несоизмеримо с прошлым (времени жизни Маркса) выросла степень вмешательства государства в экономическую жизнь, которое повлекло за собой политику контроля цен, рост коррупции, пропорциональный активности госорганов, чинимые, как правило, препятствия реализации конкурентного порядка и многое другое. Понятно, что никакой тип хозяйственной деятельности (в том числе, капиталистический) не является и не может быть для всех членов общества справедливым порядком вещей. Его реальные преимущества сравнительно со всеми предыдущими экономическими укладами не свидетельствуют о возможности реализации идеального порядка. Вместе с тем не следует слепо отождествлять даже развитые страны Запада с капитализмом как таковым. Мы имеем, как правило, сложный конгломерат практик, имеющих различные истоки своего существования. И в наше время эффективность хозяйственного механизма капитализма отнюдь не обязательно следует ассоциировать с развитыми странами Запада. Достаточно упомянуть впечатляющие успехи «азиатских тигров», не чуждых практики авторитарных режимов власти. Как раз успехи капитализма, которые позволили содержать значительную часть общества за счет бюджета, перестали содействовать упрочению в западных странах эффективной экономической деятельности14.
Очевидным образом возможность сколько-нибудь продуктивного использования экономической концепции Маркса применительно к ситуациям современного общества представляется попросту невозможной. Спорадические попытки реанимации его наследия, на мой взгляд, бесперспективны15.
ф ф ф
Концепт «превращенной формы» имеет одним из своих идейных истоков метафизическое видение окружающей нас действительности. Уже у древнегреческих натурфилософов проблема выделения первой стихии (как, например, воды у Фалеса) побуждало видеть другие стихии как продукт ее метаморфозы. Понятно, что для всякой метафизической доктрины монистического толка трактовка всего сущего в качестве имеющего под собой некое идеальное или материальное начало, предполагает использование темы метаморфоз, видимости и пр. в качестве вполне естественного хода мысли. Полагаю, что идейная близость Маркса к наследию гегелевской мысли сыграла не меньшую роль сравнительно с зависимостью его от классической экономической школы Адама Смита и Давида Рикардо.
Трудно удержаться от ряда параллелей гегелевского хода мысли и практикой использования Марксом концепта «превращенной формы». Так, в своей натурфилософии природы Гегель стоит перед необходимостью утвердить положение, что подлинной сущностью всего природного является мысль. Собственно, это своего рода общий постулат гегелевской метафизики, для которой все сущее есть инобытие мысли. Именно потому рассмотрение природы в мысли
должно постичь каким образом природа есть в самой себе процесс становления духом, процесс снятия своего инобытия; оно должно постичь, как в каждой ступени самой же природы наличествует дух, отчужденная от идеи природа есть лишь труп, которым занимается рассудок. Но природа есть лишь идея в себе, вот почему Шеллинг называл ее окаменевшим, а другие даже замерзшим интеллектом16.
Такой ход мысли побуждает вернуться к трактовке Марксом отношения подлинно научной экономической теории, начала которой он усматривал уже в ее классике, и так называемой вульгарной политэкономии, скользящей по поверхности явлений. Здесь уместно провести аналогию соотношения философии физики и физики у Гегеля с упомянутым различием экономических теорий у Маркса.
Точнее говоря, различие между философией природы и физикой состоит в характере той метафизики, которой они пользуются. Ибо метафизика есть не что иное, как совокупность всеобщих определений мышления, как бы та алмазная сеть, в которую мы
вводим любой материал и только этим делаем его понятным. <...> Неудовлетворительность физических определений мышления можно свести к двум теснейшим образом связанным между собой пунктам: а) во-первых, всеобщее в физике абстрактно или, иначе говоря, лишь формально; б) во-вторых, вследствие этого особенное содержание находится в физике вне всеобщего и, следовательно, раздроблено, расщеплено, разрознено, разбросано, не имеет в самом себе необходимой связи и именно поэтому носит лишь конечный характер17.
Используемый Гегелем словарь для характеристики физического описания реальности, отличной от ее подлинно метафизического понимания, вполне согласуется с характером критических замечаний Маркса относительно так называемой вульгарной политэкономии. Заметим здесь, что эти его оценки относились и к тому этапу развития этой науки, который ознаменовал ее приближение к уровню парадигмы современной экономической теории (работы Уильяма Джевонса, представителей австрийской экономической школы и др.). Главным для Маркса в такой оценке было определение отношения теории к наличной экономической действительности. Если она изначально была ориентирована на ее категорическое неприятие, то была обречена на такое же ограниченное понимание существующего, как физика у Гегеля в ее отличии от философии физики.
Заключая этот раздел заметок, подчеркну самое важное: всякая обреченность на использование такого словаря описания, который построен, исходя из убеждения в том, что сущее во всем своем богатстве есть проявление и модификация отдельного выделенного начала, с весьма большой вероятностью оборачивается искусственным и неадекватным описанием реальности. Это не исключает того, что оно может составить весьма впечатляющий интеллектуальный продукт, подобный «Капиталу» Маркса.
* * *
В нашей отечественной литературе по праву следует выделить небольшую статью М.К. Мамардашвили «Превращенные формы. О необходимости иррациональных выражений», основное содержание которой вошло в статьи «Форма превращенная» философских энциклопедических изданий последних десятилетий18.
В этой статье была сделана попытка обобщить этот концепт, введенный в научный и философский оборот К. Марксом. Согласно автору,
...для ряда проявлений достаточно сложных эмпирических систем оказывается необходимым допущение обобщенной каузальности особого рода детерминизма - превращенности действия (или «превращенной формы» - verwandelte Form)19.
Ей предписывается особая онтологическая реальность. Концептуальный аппарат гуманитарной науки должен вводить «эти объекты в число объектов всякой теории, относящейся к человеческой деятельности (исторической, социальной, психологической). Свойства таких областей теории фундаментально неклассичны»20.
Таким образом, феномен превращенной формы автор статьи не связывает с особым видением капиталистического общества, с приписанным ему «превратным» бытием, но полагает, что этот феномен должен рассматриваться в качестве открытого Марксом особого сложного вида детерминизма, характерного для «органических» или «диалектически-расчлененных целостностей». Внутренние отношения подобных сложных систем претерпевают превращение, которое скрадывает «их фактический характер и прямую взаимосвязь косвенными выражениями»21. Самостоятельное бытийствование этих выражений в виде реальных «предметов» создает особую ситуацию в восприятии этих сложных систем. Господство «видимости» может «разрешаться» посредством восстановления в системе связей (методом восхождения от абстрактного к конкретному) истинного положения дел. Им и предположена как возможность выведения превращенных форм в качестве необходимой формы проявления «существенных отношений», так и их рациональное понимание.
Специальный критический анализ богатой идеями статьи М.К. Мамардашвили заслуживает специального рассмотрения. В этих заметках мы ограничимся двумя замечаниями, которые я предполагаю реализовать в полном объеме в специальной работе.
1. М.К. Мамардашвили уверенно исходит из предположения, что сам феномен «превращенной формы» является вполне объективным по своей природе и исключает его трактовку в качестве своеобразного артефакта, избранного исследователем способа описания и представления изучаемого объекта. Достаточно сравнить тяжеловесную («по-немецки») идею решить проблему природы цены товара посредством его концепции стоимости и закона стоимости с современными достаточно сложными, но элегантными теориями цены, которая рассматривается как важный социальный сигнал для организации поведения производителей и потребителей товаров и услуг.
2. Вряд ли можно согласиться с автором и в его оценке значения включения в научный и философский оборот концепта превращен-
ной формы в качестве шага к так называемому неклассическому видению реальности, к построению
онтологического пространства мысли, отличного от так называемого «декартова пространства» и могущего тем самым послужить лоном разработки или, если угодно, изобретения расширенных форм рациональной мысли и объективного знания и описания22.
На мой взгляд, как раз та трактовка, которую дает сам Маркс этому феномену, является свидетельством его сильной приверженности к кругу фундаментальных классических верований. Действительно, в развиваемой им критике буржуазного общества и форм его общественного сознания не столь уж трудно выявить присущее ему отступление от канонов философской классики. Но не следует забывать о том, что весь пафос его социальной утопии заключался как раз в том, чтобы классичность мысли была восстановлена, чтобы она раз и навсегда была освобождена от всех форм ложного сознания в силу утверждения «прозрачных» форм социального бытия. Поэтому необходим более точный и полный анализ и оценка неклассичности взглядов Маркса.
Примечания
1 Представления К. Маркса о науке, ее методах вряд ли были даже на уровне его
времени, времени господства позитивистского индуктивизма. Одним из первых критиков этих представлений о науке был английский логик, философ наук У. Джевонс. С его именем связано и начало отхода от теории стоимости классической школы.
2 Мизес Л, фон. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая мен-
тальность. М.: Дело, 1993.
3 В завершающих разделах своего фундаментального труда «Право, законодательство
и свобода» (русское издание - М.: ИРИСЭН, 2006) Фридрих фон Хайек отмечает: «Подлинными лидерами среди реакционных общественных философов являются, несомненно, социалисты. В самом деле, весь социализм есть результат возрождения первобытных инстинктов, при том, что большинство теоретиков социализма слишком искушены, чтобы обманываться насчет возможности удовлетворить в новом обществе старые инстинкты путем прямого восстановления правил поведения первобытного человека. Потому-то эти рецидивисты мысли и кидаются в другую крайность, пытаясь выдать за новую мораль то, что служит инстинктивным томлением далекого прошлого» (С. 491). И далее: «Я полагаю, что если наша ци-
вилизация выживет (а это произойдет только в том случае, если она осознает свои ошибки), то наши отдаленные потомки назовут нашу эпоху временем предрассудков, связанных главным образом с именами Карла Маркса и Зигмунда Фрейда. Люди будущего - я убежден в этом - увидят, что наиболее распространенные и прямо господствовавшие в ХХ в. идеи (идея плановой экономики со справедливым распределением; идея освобождения человека от репрессивной и условной морали; идея попустительного образования как пути к освобождению; идея замены рынка рациональной организацией, которую будет поддерживать орган с полномочиями к принуждению) были предрассудками в строгом смысле этого слова» (С. 497-498).
4 См. «Вестник РГГУ. Сер. Философия» № 7/08; «Вестник РГГУ. Сер. Философия.
Социология». № 12/09; «Вестник РГГУ. Сер. Философия. Социология» № 13/2010.
5 Маркс К, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 26. Ч. 2. М.: Госполиздат, 1963. С. 177.
6 Там же. С. 178.
7 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25. Ч. 1. М.: Госполиздат, 1961. С. 43-44.
8 Там же. С. 55-56.
9 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25. Ч. 1. С. 321.
10 См. главу XVII третьего тома «Капитала». Там же. С. 308-331.
11 См. в связи с этим характеристику Марксом хозяйства Робинзона и хозяйствования будущих коммунистических коммун в первом томе «Капитала». «Все определения робинзоновского труда повторяются здесь, но в общественном, а не в индивидуальном масштабе». Специально отмечается, что продукты труда подлежат непосредственному контролю членов общины, которые решают какая часть произведенных продуктов пойдет на общественное воспроизводство, а какая будет на основании понятным всем участникам общины распределена для личного потребления (см. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 86-89).
12 Хайек Ф, фон. Право, законодательство и свобода. Современное понимание ли-
беральных принципов справедливости и политики. М.: ИРИСЭН, 2006. С. 276.
13 Эти признаки указаны в книге: Kromphardt M. Konzeptionen und Analysen des
Kapitalismus. Gottingen: Vandenhoeck, 1980.
14 См. Каплан Б. Миф о рациональном избирателе. Почему демократии избирают плохую политику. М.: ИРИСЭН, 2012.
15 См. Иглтон Т. Почему Маркс был прав. М.; Карьера Пресс, 2012.
16 Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 2. Философия природы. М.:
Мысль, 1975. С. 26.
17 Там же. С. 21.
18 Философская энциклопедия в 5 т. М.: Советская энциклопедия, 1960-1970 гг.; Философская энциклопедия в 4 т. М.: Мысль, 2010 и др.
19 Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. М.: Издательская группа «Про-
гресс»; «Культура», 1992. С. 269.
20 Там же.
21 Там же.
22 Там же. С. 282.
