CC BY
54
Н.В. Васильева
УДК 81.23
ЗАМЕТКИ О ПСИХООНОМАСТИКЕ
Поскольку психоономастика как термин пока еще не получила точного определения, в данной статье приводится обзор экспериментальных исследований собственных имен, которые могут определяться как психоономастические. Отдельно выделяется психоономастика текста, под которой понимается взгляд на собственные имена в тексте с точки зрения «понимателя» текста и исследование результатов такого понимания с помощью эксперимента, в том числе эксперимента, разработанного А.И. Новиковым в рамках психолингвистики текста.
Ключевые слова, собственное имя, психоономастика, ассоциативный эксперимент, восприятие текста.
Ра1аНуа V. УазПуеуа
In the paper the experimental studies of proper names are reviewed, which could be defined as psychoonomastical ones. Special attention is payed to the experimental study of perceiving proper names in texts via methods of text psycholinguisics developed by Anatoliy I. Novikov.
Keywords, proper name, psychoonomastics, associative experiment, text perceiving.
Термин психоономастика стал эпизодически появляться на страницах ономастических работ, начиная с 80-х гг. XX в., в связи с такими направлениями в изучении собственных имен (СИ), которые так или иначе были связаны с экспериментом, ср. [Hartmann 1984/1993; Frank 1980/1993]. Однако чаще описание экспериментальных подходов к СИ обходилось вовсе без этого термина или же термин психоономастика начинал дрейфовать в сторону «психологии имени», «физиогно-мии имени» и прочих уже далековатых от науки сфер, ср. [Hoefler 1993]. В интернациональном словаре базовых ономастических терминов, который размещен на сайте Международного ономастического совета ICQS (International Council of Qnomastic Sciences) и к настоящему времени реализован в английском, немецком и французском вариантах, психоономастика (psychoonomastics, Psychoonomastik, psychoonomastique) определяется как «область ономастики, которая занимается собственными именами с позиций психолингвистики», см. [List of Key Qnomastic Terms]. Более развернутого определения психоономастики пока не существует, поэтому имеется некоторая carte blanche, которую мы попытаемся частично заполнить в данной статье. Для этого остановимся на следующих пунктах, 1) ассоциативный эксперимент с собственными именами; 2) психоономастика текста (в духе психолингвистики текста А.И. Новикова); 3) собственные имена под углом зрения когнитивной психологии.
NOTES ON PSYCHOONOMASTICS
Жанр заметок, объявленный в заглавии, позволяет некоторую конспективность изложения, тем более что об ассоциативном эксперименте и ассоциативных словарях в настоящее время написано очень много (и словарей уже существует много). Поэтому, например, задачу рассмотрения собственных имен в РАС я даже не ставлю, поскольку это отдельная тема, ср. проект ассоциативного ономастикона русского языка [Маховиков, Степанова 2013]. Свою задачу я вижу в том, чтобы, сделав акцент на СИ как объекте экспериментального внимания не только - и не столько - самих ономастов, попытаться продемонстрировать, с одной стороны, специфику СИ (см. выше пункт 1), а с другой, именно через специфику собственного имени показать его особое поведение в эксперименте, связанном с текстом (пункт 2), и в экспериментах, связанных с памятью (пункт 3).
Сначала несколько общих предварительных замечаний. Когда речь идет об определении понятия «собственное имя», то обычно в дефиниции указывается, что это наименования индивидуальных объектов, выделяемых из совокупности однородных. Ср., например, такую дефиницию: «ОНИМ (онома, собственное имя) -слово, словосочетание или предложение, которое служит для выделения именуемого им объекта среди других объектов; его индивидуализации и идентификации, в том числе антропоним, топоним, зооним <...>» [Подольская 1988: 91]. Такое определение выделяет главные функции СИ - индивидуализирующую и иденти-фицирущую, но не отвечает на вопрос, какая особенность собственного имени как языкового знака позволяет ему оптимально выполнять эти функции. А особенность эта состоит в том, что СИ называет объект, не обозначая его свойств. Если сравнить выражения, например, быть кошкой и быть Валерием, то очевидно, что в первом случае имеются в виду свойства/признаки, которые имеет кошка, например, наличие хвоста (признаки образует интенсионал слова, ср. [Кронгауз 1987: 121-123]), а во втором - только то, что объект носит такое имя, без указания на какие-либо свойства/признаки. Данное свойство СИ отражено в классическом, но, к сожалению, нечасто цитируемом в работах по ономастике определении собственного имени, данного А. Гардинером: «А word or group of words which is recognized as having identification as its specific purpose, and which achieves or tends to achieve that purpose by means of distinctive sound alone, without regard at any meaning possessed by the sound from the start» [Gardiner 1954: 73]. 'Слово или словосочетание, для которого идентификация опознается/признается как его специфическая цель и которое достигает (или стремится достичь этой цели) только посредством звукового различия безотносительно к какому бы то ни было значению, исходно присущему данному звучанию' (Перевод и выделение наши. - Н.В. Представленные в переводе два значения глагола to recognize вызваны тем, что для определения СИ важны оба: по своей идентифицирующей функции СИ и признается говорящими в качестве такового, и опознается (распознается) как имя в речевой ситуации).
Таким образом, в лексической системе языка СИ предстает как семантически дефектная единица, в отличие от обладающего семантической полнотой имени нарицательного. Семантическая дефектность СИ как единицы лексической системы влечет, однако, за собой большую свободу, которая выражается в том, что раз СИ не определено системой, то, во-первых, каждое СИ оказывается противопостав-
ленным всем остальным СИ; во-вторых, СИ может подвергаться любой трансформации, лишь бы оно осталось способным отличалось от других СИ. Таково в самых общих чертах положение СИ в системе языка.
Как только СИ оказывается в тексте, упомянутая свобода выражается в том, что имя оказывается открытым для насыщения смыслами. Происходит сигнифи-кация СИ - приобретение им интенсионала. Смыслы, приобретенные именем в тексте, восполняют языковую дефектность СИ и приводят его, как писал Е.Л. Гинзбург, «к неотторжимости от текста. Имя собственное оказывается приметой текста, носителем памяти словесной культуры» [Гинзбург 1999: 307]. Прецедентные имена и имена как «места памяти» [Караулов 2002], символизация имени в культуре - достаточно назвать эти темы, волнующие многих лингвокультурологов, чтобы представить, в каком направлении и в каком объеме может происходить насыщение имени культурными смыслами.
Это предварительное замечание представляется важным для перехода к именам собственным как объектам лингвистического эксперимента, преимущественно эксперимента ассоциативного. Нельзя не назвать пионерскую в этом отношении работу A.B. Суперанской «Экспериментальные методы изучения восприятия имен», в которой описывался свободный эксперимент со стимулами-топонимами, русскими и иностранными [Суперанская 1975]. Из довольно масштабных ассоциативных экспериментов с русскими личными именами отметим исследование В.И. Супруна [2000]. Детальное описание свободного ассоциативного эксперимента с русскими и английскими антропонимами в русской и английской студенческих аудиториях содержится в работе [Чернобров 2000]. Направленный ассоциативный эксперимент использован Н.С. Андреевой для выявления наиболее частотных диминутивных форм личных имен, которые задавались в качестве стимулов [Андреева 2011]. Безусловно, можно привести еще много работ, в которых описываются ассоциативные экспериментов с СИ. Здесь важно то, в качестве стимулов в таких экспериментах выступают только имена, т.е. это ассоциативные ономастические эксперименты. Интересно мнение A.A. Черноброва, который провел довольно объемный ассоциативный ономастический эксперимент в Новосибирске в 1993-1995 гг. Он полагает, что результаты экспериментов в малых группах информантов (15-60 человек) являются репрезентативными и во многом совпадают с результатами больших групп (1000 и более человек [Чернобров s.a.]. Возможно, для установления культурных коннотаций и оценочных характеристик имен ассоциативного эксперимента с малым количеством хватит. Однако для того, например, чтобы ответить на вопрос, в каком виде представлена ономастическая информация в языковом сознании, нужен уже такой словарь, как РАС. Если обратиться к любой энциклопедии, а СИ можно найти только в такого рода словарях, т.е. не толковых, а энциклопедических, то стандартное определение антропонима будет через статус его носителя, так называемое категориальное слово: Пушкин - поэт, Брежнев - политический деятель, Шиллер - немецкий поэт и т.д. Эти сознательно сконструированные, ориентированные на лексикографический стандарт модели памяти (если использовать термин Т. ван Дейка) отличаются от представленных в ассоциативных словарях. При проведении ассоциативного эксперимента в ответ на слово-стимул, как известно,
происходит активизация подходящих фреймов/схем. Или мы можем сказать: ситуаций как основной формы репрезентации знаний. При этом компоненты ситуации, задействованные в реакции, могут быть любыми. Поэтому интересно посмотреть, какие компоненты ситуации присутствуют у антропонимов и какие синтаксические роли антропонимы выполняют [Васильева 2006: 68-69].
Комплетив: Ломоносов - портрет.,
Агенс в сочетании с предикатом: Брежнев - умер, много пил;
Комитатив: Шиллер - Гете, Пушкин - Лермонтов, Сталин - Берия (сильное сопровождение), Сталин - Брежнев (слабое), Гончаров - Тургенев (еще слабее);
Идентификатор/квалификатор: Шиллер - писатель, Лермонтов - поэт, гении, Леонтьев - певец, но также горилла, козел, урод; Изергилъ - старуха, бабка, бабуля, но и: путана, моя жена;
Локус: Шиллер - Германия, Лермонтов - Тарханы, Разин - Волга;
Время: Гагарин - полетел в 1964 г. (так в РАС);
Метаслово: Шиллер - немецкая фамилия, Вера - имя;
Развертывание формулы имени: Ломоносов - Михаил, Михаило, Михаил Васильевич, Брежнев — Леонид Ильич, Леонид, Леня.
Последние два пункта представляют собой ономастическую специфику. Первый из них свидетельствует о том, что для собственного имени автонимное употребление является нормой. То есть такое употребление, когда референция производится не к объекту, а к слову, например, Москва состоит из 7 букв; Хлеб - имя существительное; Скажи пароль! - Пароль\ Реакции для нарицательных имен «слово» или «существительное», что было бы аналогом реакций «имя» или «фамилия» для антропонима, в РАС не встречается.
Формула имени, т.е. последовательность компонентов антропонима, представляет собой социально и культурно значимую сущность. Она выступает, с одной стороны, как хранитель информации о данном индивиде в базе знаний носителя/ носителей языка. С другой стороны, способ ее хранения позволяет оценивать культурный статус того, кто ее именно в таком виде хранит и употребляет (ср. пре- и постпозицию инициалов, а также элиминирование отчества в тех случаях, когда культура против).
В следующей части нашего изложения, которая посвящена психоономастике текста, обратимся к экспериментам, связанным с восприятием текста. Это будет, если можно так сказать, ре-интерпретация фрагментов двух экспериментов в зеркале психоономастики текста. Нас будут интересовать детали, касающиеся СИ, которые не привлекали внимания просто в силу другой общей установки. Первый из экспериментов, автором которого является А.И. Новиков, был направлен на исследование восприятия текста с помощью методики «встречного текста», или, по терминологии Н.И. Жинкина, «контртекста», который пофрагментно, в стиле «ду-мания вслух», но письменным способом, строится реципиентами как реакция на части текста-стимула [Новиков 2007: 201-223]. Эти «встречные тексты» служат в концепции психолингвистики текста А.И. Новикова экспликацией механизма восприятия и понимания текста, главным признаком которого является целостность (там же: 223). Обратимся к одному из текстов, выбранных А.И. Новиковым для
порождения в ходе эксперимента «встречных текстов», - рассказу К. Паустовского «Снег». Рассмотрим список реакций («контртекстов», созданных испытуемыми) на первое предложение рассказа этого рассказа, которые получились в результате эксперимента с 20 участниками [Новиков 2007, 206]. Вот это предложение. Старик Потапов умер через месяц после того, как Татьяна Петровна поселилась у него в доме. Для нас важно, что оно содержит два собственных имени - Потапов и Татьяна Петровна. При этом если интродукция фамилии Потапов происходит с помощью апеллятива-квалификатора старик, то персонаж Татьяна Петровна появляется без какого-либо апеллятивного конвоя, т.е. читателю предъявляется только имя.
Приведем полностью все 20 контртекстов, полученных А.И.Новиковым в результате эксперимента (выделения слов в реакциях принадлежат А.И. Новикову.
1. Татьяна Петровна поселилась в доме старика Потапова и ухаживала за ним, но он умер через месяц.
2. Наверное, Татьяна Петровна его допекла.
3. Черная вдова?
4. Неудивительно, что он умер.
5. Сразу вспоминается ... и Михайло Потапыч из русских народных сказок... А дом, наверное, деревенский. Конкретно представляется маленькая избушка. Причем на улице в этой деревне пасмурный день ранней весны.
6. Бедный, он, наверное, не смог с ней ужиться.
7. Почему через месяц после того, как она поселилась?
8. Ну и достала же она его!
9. Она уже месяц жила в его доме.
10. Какое ужасное начало. Когда такое плохое начало, это говорит о том, что весь рассказ, видимо, тоже ничего хорошего.
11. Татьяна Петровна «довела» господина Потапова.
12. У Потапова были проблемы со здоровьем, и он не выдержал такого напряжения.
13. Возраст взял свое - даже забота Татьяны Петровны не помогла.
14. Ему с ней было плохо.
15. Татьяна Петровна приложила руку к его смерти.
16. Заболел, недолгим было счастье старика, она ухаживала за ним, он был очень старым.
17. Семейная жизнь не удалась.
18. Татьяна Петровна свела Потапова в могилу.
19. Интересно, кто они такие? Но дело тут явно темное. Может, эта Татьяна Петровна уморила старикашку?
20. Татьяна Петровна не смогла выходить старика.
Таким образом, начало рассказа Паустовского вызвало у реципиентов многообразные реакции «в форме утверждений, предположений, вопросов, выводов, а также связанные с попыткой ориентировки испытуемых в содержании (почему
Н.В.).
через месяц? интересно, кто они такие?), с возникновением ассоциаций («старик Потапов» вызывает ассоциацию с «Михайло Потапычем»), с визуализацией (представляется маленькая избушка), с оценкой («бедный») [Новиков 2007: 207]. Если не считать «Михайлы Потапыча», в этом многообразии больше нет ни одной реакции, направленной непосредственно на имя («черная вдова» - это реакция на образ персонажа). В качестве стимула-имени Татьяна Петровна не получает в данном тексте реакций, подобных тем, какие получает имя Татьяна как лемма в ассоциативном словаре личных имен (^ русское имя, красивое имя и пр., Ларина, Онегин). Несмотря на положение в самом начале текста и на полное отсутствие интродуктивной поддержки, это имя сразу «встраивается» в проблемную ситуацию и не нуждается ни в каких дополнительных интерпретационных действиях со стороны реципиента. Таким образом, обнаруженная А.И. Новиковым с помощью эксперимента с «контртекстом» установка на понимание текста как целостного образования имеет прямое отношение и к интерпретационному потенциалу СИ в тексте, который - в данном случае - оказался весьма низким, практически нулевым, поскольку имя на понимание образа содержания текста никак не влияло и поэтому не вызывало никаких реакций.
Второй из обсуждаемых экспериментов - наш собственный, связанный с синтагматикой СИ, а именно с вариантной постановкой нескольких идентификаторов (квалификаторов) к одному антропониму [Васильева 2009: 43-51]. Материалом послужило одно предложение из В.А. Гиляровского («Москва и москвичи»): В шестидесятых годах полицмейстер, старый кавалерист Огарев, балетоман, страстный любитель пожарного дела и лошадник, организовал специальное снабжение лошадьми пожарных команд, и пожарные лошади были лучшими в Москве.
Из этого предложения была удалена цепочка апеллятивов, относящихся к фамилии Огарев, а также сам антропоним. Таким образом, каждый испытуемый получал: а) текст с лакуной: В шестидесятых годах <...> организовал специальное снабжение лошадьми пожарных команд, и пожарные лошади были лучшими в Москве; б) 7 отдельных карточек: 1) полицмейстер, 2) старый кавалерист, 3) Огарев, 4) балетоман, 5) страстный любитель пожарного дела, 6) и, 7) лошадник. Задача формулировалась следующим образом: «Восстановите, пожалуйста, пропущенный фрагмент текста, расположив карточки так, как вы считаете оптимальным». В эксперименте приняли участие 34 человека (22 человека с высшим образованием, 10 студентов и 2 школьника старших классов). Когда записывались ответы, испытуемым предлагалось их прокомментировать. На это откликнулись 13 человек. Здесь мы не будем обсуждать всех результатов эксперимента, который был подробно описан в упомянутой работе, а отметим лишь самое существенное и то, что ранее не получило интерпретации. Итак, 34 испытуемых предложили 34 различных варианта расположения цепочки апеллятивов с антропонимом. При этом ни один из них не совпал с архетипическим текстом Гиляровского. Далее. Из семи возможных позиций антропонима респонденты выбрали в качестве основных а) инициальную позицию СИ (10); б) позицию после первого идентификатора (13); в) финальную позицию СИ (8). В свое время мы подробно рассмотрели все варианты позиций, сейчас же нас будут больше всего интересовать автокомментарии респондентов,
т.е. ответ на вопрос, чем вызвана именно такая последовательность цепочки (эти комментарии приводились в скобках).
1) Страстный любитель пожарного дела, полицмейстер («это главное») Огарев, балетоман («в середину, чтобы не мешало»), старый кавалерист и лошадник («это его прошлое»).
2) Полицмейстер («это главное, это его официальное занятие, самая левая позиция») Огарев, страстный любитель пожарного дела, старый кавалерист, лошадник («это его хобби») и балетоман («это самое парадоксальное, кроме того -красиво, поэтому идет на самый конец»).
3) Полицмейстер Огарев, старый кавалерист, лошадник, балетоман и страстный любитель пожарного дела («главное, что Огарев является полицмейстером, а остальное нанизывается по звучанию»).
4) Огарев, балетоман, полицмейстер, старый кавалерист, лошадник и страстный любитель пожарного дела («последние две квалификации ближе всего по смыслу к предикату» - комментарий респондента-лингвиста).
5) Страстный любитель пожарного дела и лошадник («выносится вперед, т.к. это главное в данной ситуации»), балетоман, старый кавалерист («это произвольно»), полицмейстер Огарев («кем он работает, его должность, это должно стоять рядом с фамилией»).
6) Полицмейстер Огарев, страстный любитель пожарного дела, балетоман и лошадник (порядок определяется иключительно ритмом, из-за этого информант наотрез отказался вставить в ряд старого кавалериста, аргумент: «не влезает»).
В комментариях респондентов обращает на себя внимание к полицмейстеру как профессии. Это слово и по своей позиции выделяется: оно помещается испытуемыми либо в начало цепочки, либо в контактную позицию с антропонимом, а в комментариях информантов подчеркивается, что это главное. Примечательно то, что полицмейстер в данном ряду идентификаторов является единственным, указывающим на актуальное профессиональное занятие субъекта (старый кавалерист относится к прошлому). Таким образом, осознаваемая современным человеком приоритетность актуальной профессии над прежними занятиями и над, как формулировали сами испытуемые, «хобби» (лошадник, страстный любитель пожарного дела, балетоман) получила иконическое отражение а) в контактной позиции этого идентификатора и антропонима, б) в виде аппозитивной конструкции, где вершинным словом является этот идентификатор.
Когда мы несколько лет назад анализировали результаты эксперимента, то отметили, что ни разу комментария не удостоится сам антропоним, т.е. на фамилию Огарев никто никак не отреагировал. Тогда мы не могли ответить, почему это так. Теперь можно попробовать дать этому объяснение, привлекая некоторые данные из области когнитивной психологии. Интерес к собственным именам у когнитивных психологов связан с исследованием процессов их запоминания и забывания [Valentine e.a. 1996]. Забывание имен связано с их семантической пустотой, точнее, с их «семантической неинтегрированностью» [Cohen 1990] (лингвокультурологам, привыкшим к «ауре имени», здесь только остается возмутиться). На противоположном полюсе в экспериментах, проводимых когнитивными психологами, были на-
звания профессий, которые запоминались очень хорошо. Удивительно, но фамилия Gardener, полностью совпадающая с обозначением профессии, все равно оказывалась кандидатом на быстрое забывание [Brennen 2000: 140]. Кроме того, запоминанию имени мешает фонетическая непредсказуемость, «фонологическая анархия», как характеризует Т. Бреннен этот класс существительных [Brennen 2000: 141]. Также невозможность «встроить» имя в категоризирующую родовидовую схему: например, если я забуду слово CHAIR, я вполне могу, не нарушая коммуникации, заменить его словом SEAT. А употребить имя RICH вместо забытого имени BILL нельзя из-за возможного идентификационного коллапса [Burgess, Conley 1999: 67].
Если вернуться теперь к двум экспериментам, материалом для которых являлись не имена per se, а текст и имя в тексте, то можно предположить следующее. Для реципиента текста, его «понимателя» (термин В.А. Успенского), важной является проблемная ситуация, которую этот текст как целостность отражает. Главная задача «понимателя» - не упустить ни одной смысловые вехи на пути складывания целостного образа содержания. Сформировавшись, этот образ содержания текста остается на некоторое время в памяти. Собственное имя как знак, наиболее подверженный забыванию, может совсем не участвовать в этом процессе. Действительно, начало рассказа Паустовского со временем будет вспоминаться как драматическое появление женщины, повлиявшее на привычный ход жизни. Из текста Гиляровского реципиент в качестве образа содержания унесет, скорее всего, образ полицмейстера, любящего лошадей. И в том, и в другом случае имя неважно, оно не является компонентом когнитивной ситуации - поэтому реципиенты текста на имя не реагируют. Ни Огарев, ни Татьяна Петровна не смогут стать по прошествии времени опорой для реконструкции образа содержания текста, а вот полицмейстер, пожалуй, сможет.
Подведем некоторые итоги. В настоящее время психоономастика вполне может объединить следующие направления, связанные с экспериментальным подходом к собственным именам - стать для них «зонтиковым» термином. Во-первых, это различные виды ассоциативных экспериментов с СИ; во-вторых, это СИ в качестве стимулов и реакций в таком словаре, как РАС; в-третьих, это может быть психоономастика текста в духе психолингвистики текста А.И.Новикова. За пределами лингвистики и лингвистического интереса остается прикладная психоономастика (она же психология имени) как бытовая реакция носителей языка на СИ в конкретных ситуациях.
Андреева Н.С. О результатах пилотного эксперимента по выявлению ассоциативного поля имени собственного [Электронный ресурс] // Международная интернет-конференция «Диалог языков и культур: лингвистические и лингво-дидактические аспекты - 2011». URL: http://rgf.tversu.ru/node/470 (дата обращения 19.02.2014).
Литература
ВасильеваН.В. Антропонимы в ассоциативном словаре. к основам когнитивной ономатологии // Языковое бытие человека и этноса. психолингвистический и когнитивный аспекты. - Вып. 11. - М.: ИНИОН РАН, МГЛУ, 2006. - С. 65-70.
Васильева Н.В. Собственное имя в мире текста. Изд. 2-е. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. - 224 с.
Гинзбург Е.Л. Из заметок по топонимике Достоевского. II // Язык. Культура. Гуманитарное знание. Научное наследие Г. О. Винокура и современность. - М.: Научный мир, 1999. - С. 306-320.
Караулов Ю.Н. Русский ассоциативный словарь как новый лингвистический источник и инструмент анализа языковой способности // Русский ассоциативный словарь. В 2 т. Т. 1. От стимула к реакции: Ок. 7000 стимулов / Ю.Н.Караулов, Г.А.Черкасова, Н.В.Уфимцева, Ю.А.Сорокин. М.: АСТ- Астрель, 2002. - С. 749-
Кронгауз М.А. «Воплощенное» и «невоплощенное» имя собственное: некоторые аспекты теории референции // Экспериментальные методы в психолингвистике. М.: Институт языкознания, 1987. - С. 118-135.
Маховиков Д.В., Степанова А.А. Ассоциативный ономастикон русского языка в динамическом аспекте // Proceedings of the Xth International Congress of the International Society of Applied Psycholinguistics (ISAPL). - Moscow, 26th-29th June 2013. - Moscow: RUDN-Institute of Lingustics RAN - MIL, 2013. - S. 231-232.
Новиков А.И. Текст и его смысловые доминанты /Под ред. Н.В.Васильевой, Н.М. Нестеровой, Н.П.Пешковой. - М.: Институт языкознания РАН, 2007. - 224 с.
РАС - Русский ассоциативный словарь. В 2 т. Т. 1. От стимула к реакции: Ок. 7000 стимулов / Ю.Н.Караулов, Г.А.Черкасова, Н.В.Уфимцева, Ю.А.Сорокин, Е.Ф.Тарасов. - М.: АСТ- Астрель 2002. - 784 с.
Суперанская А.В. Экспериментальные методы изучения восприятия имен // Actes du XIe Congress International des Sciences Qnomastique. - T. 2. - Sofia, 1975. - P.
Супрун В.И. Ономастическое поле русского языка и его художественно-эстетический потенциал. Дисс. в виде науч. доклада ... д-ра филол. наук. Волгоград: Волгогр. гос. пед. ун-т, 2000. - 76 с.
Чернобров А.А. Ассоциативный словарь английских личных имен. Новосибирск: Изд-во НГПУ, 1994. - 98 с.
Чернобров А.А. О достоинствах и недостатках количественных эмпирических методов в лингвистике (обзор ассоциативных экспериментов с собственными именами за 1993-1999 гг.) [Электронный ресурс] // URL: http://www.imena.org/ name_exp.html (дата обращения: 11.03.2014).
Brennen Т. Qn the Meaning of Personal Names: A View From Cognitive Psychology // Names. - 2000. - Vol. 48. - № 2. - P. 139-146.
Burgess С., Conley P. Representing Proper Name and Qbjects in a Common Semantic Space: A Computational Model // Brain and Cognition. - 1999. - № 4. - P.
Cohen G. Why is it difficult to put names to faces? // British Journal of Psychology, 1990. - 81. - P. 287-297.
781.
327-338.
67-70.
Gardiner A. The Theory of Proper Names: A Controversial Essay. - 2 ed. London: Qxford Univ. press, 1954. - 76 P.
Hartmann Т. Ein empirischer Beitrag zur Psychoonomastik // Reader zur Namenkunde II. Anthroponymie / F. Debus, W. Seibicke (Hg.) Hildesheim, Zürich, New York: Georg Qlms Verlag, 1993. - S. 73-92 (год первой публикации 1984).
Hoefler A. Die Psychologie des Namens: Wie Sie buchstäblich Menschen in ihrem Namen erkennen. Hamburg: Luchterhand Literaturverlag GmbH, 1993. - 69 S.
FrankR. Das Image von Rufnamen. Eine Studie zur empirischen Psychoonomastik // Reader zur Namenkunde II. Anthroponymie / F. Debus, W. Seibicke (Hg.) Hildesheim, Zürich, New York: Georg Qlms Verlag, 1993. - S. 277-294 (год первой публикации 1980).
List of Key Qnomastic Terms [Электронный ресурс] // URL: , http://www. icosweb.net/index.php/terminology.html (дата обращения 14.01.2014).
Valentine Т., Brennen, Т., Brfidart, S. The cognitive psychology of proper names. - London: Routledge, 1996. - 212 P.
