CC BY
56
УДК 008
О. Г. Лукина, Л. Н. Шабатура ЗАКОНОМЕРНОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ КУЛЬТУРНЫХ ОБЩНОСТЕЙ НА ТЕРРИТОРИИ РОССИЙСКОГО СЕВЕРА
Центральной проблемой работы является исследование процесса морфогенеза культурных общностей на территории Севера России. В ходе исследования разнообразного эмпирического материала были применены диалектический метод, способствующий рассмотрению вещи в единстве и разнообразии ее свойств, исторический, социокультурный, системный подходы, метод анализа и синтеза, индукции и дедукции, позволяющие изучать культурные общности Севера России как открытую для изменений некоторую целостность. В результате обобщения данных теоретических исследований археологического, исторического и этнографического материала и проведенного анализа был выявлен ряд закономерностей формирования культурных общностей на северной территории.
Ключевые слова: культурные общности, целостность, идентичность, этноязыковые общности, общность хозяйственного уклада, система ценностей, духовная культура, гомеостатические общества, цивилизационная общность
В связи с глобализацией и интеграцией, происходящими в современной культуре, а также актуализацией региональной культуры особый интерес в научном сообществе вызывает изучение процесса формирования культурных общностей на территории Сибири и Дальнего Востока. Актуальным является выработка наиболее рациональных, эффективных и безопасных принципов деятельности на территории этого поликультурного региона с целью сохранения ее природного, культурного, этнического потенциала для последующих поколений, а также решения глобальных проблем России, исходя из интересов жителей этих территорий.
Термин общность, как отмечал академик Ю. В. Бромлей, рассматривают в двух контекстах: в науке чаще всего как объединение, неразрывную связь, совокупность, единство, целостность, а также в значении идентичности, одинаковости, одноприродности [4, с. 23]. Человек являет собой единство двух начал - социального и биологического. Несмотря на то что человек - часть природы, определяющим началом в развитии человечества в ходе антропогенеза стали именно социальные факторы, значение которых по мере его поступательного движения все более возрастало [Там же, с. 28-29].
В течение XX в. такие ученые, как С. М. Широкогоров, С. П. Толстов, С. А. Токарев, М. Г. Левин, Н. Н. Чебоксаров, Я. В. Чес-
нов, П. Н. Третьяков, Л. Н. Гумилёв, С. А. Арутюнов и др., рассматривали проблему этнических общностей.
Среди разных форм общностей людей этнографы, лингвисты, а также археологи выделяют этнические, этноязыковые и этнографические общности, которые могут осознаваться или не осознаваться носителями культуры, их составляющими. Основной формой существования этнических общностей в доклассовом, первобытнообщинном обществе являются племена и группы родственных племен. На этом этапе объединение людей прагматично, оно является средством выживания. Подобные общности относительно недолговременны, границы их легко проницаемы, целые роды могут перемещаться из одного племени в другое, ассимилироваться или, наоборот, дробиться и дифференцироваться. В силу этого в первобытности идет как бы непрекращающийся этногенетический процесс, создающий определенный баланс интеграции и дезинтеграции [1, с. 14]. У всех этих разноэтничных групп имеются общие культурные черты, которые возникли в результате формирования культуры и заимствования при контактах между этими народами. Таким образом, появление культурных общностей обусловливается не только географическим единством происхождения жителей данного региона, но и рядом других факторов (хозяйственной специализацией, антропологическим типом, верова-
73
нием, языком, а также чертами материальной культуры - пищей, одеждой и т. п.).
Согласно классификации М. Г. Левина и Н. Н. Чебоксарова, все культурные общности (историко-этнографические области) делятся на два вида: общность хозяйственного уклада (или хозяйственно-культурный тип - ХКТ) и этнические общности (общности по происхождению). Жесткой зависимости между ними нет, т. е. сюда могут входить группы населения разные по языку, происхождению и хозяйственно-культурным типам [15].
При сходной историко-географической ситуации возникали тождественные хозяйственно-культурные типы у людей, живущих на огромной по площади территории Крайнего Севера и Дальнего Востока России. Жизнь первобытного общества была тесно связана с окружающей природной средой и чрезвычайно суровыми климатическими условиями и ими детерминировалась. На территории, простирающейся от Белого моря по побережью Северного Ледовитого океана через северную Сибирь до Чукотского полуострова и далее на юг по побережью Берингова и Охотского морей до Сахалина и Амура, все пространственные географические объекты (арктическая зона, тундра, лесотундра и районы северной тайги) требовали к себе разных приемов приспособления. От пестроты географии Земли зависела не только растительность, но и распространение тех или иных видов животных, на которых могли охотиться древние люди. Разные способы приспособления к природному окружению, следовательно, и разная деятельность человеческих общностей отражались в разных проявлениях человеческой культуры как результате этой деятельности. Поскольку реальным основанием для существования подавляющего большинства социальных общностей является целенаправленная деятельность людей, составляющая их главное свойство, то самым древним исторически сложившимся источником существования людей можно назвать охоту, собирательство и рыболовство - присваивающий тип производства. Этими видами деятельности занимались охотники и рыболовы северных таежных лесов (юкагиры, орочи, эвенки, коми, отдельные группы кетов,
манси и хантов, не имевших оленей, и др.), охотники лесотундры и тундры (саамы, материковые эскимосы, юкагиры, нганасаны и др.), арктические охотники на морского зверя (эскимосы, алеуты, чукчи, коряки и др.).
В процессе формирования культурных общностей на территории Российского Севера можно выявить ряд закономерностей. Первой из них является зависимость возникновения и смены хозяйственно-культурных типов общностей от экологической ситуации, вызванной антропогенным фактором.
Хозяйственно-культурные типы начинают складываться еще в каменном веке, их смена повторяется позднее - в эпоху колонизации северных территорий, начавшуюся в конце ХУ в., и в период освоения недр северных территорий ХХ в.
По мнению многих исследователей, закат культур верхнего палеолита и переход к мезолиту совпал с кризисом охотничьего хозяйства, причиной которого является противоречие между созданной человеком техникой массовой (загонной) охоты на крупных животных (мамонтов, шерстистых носорогов, мускусных быков, северных оленей, пещерных львов, диких лошадей) и довольно быстрым сокращением их ресурсов или полным уничтожением [8, с. 37-39]. Охотники и собиратели даже при наиболее благоприятных природных условиях были жестко ограничены в своих производственных возможностях низким уровнем технической вооруженности (копьеметалка, лук и стрелы, копья и дротики, ямы-ловушки, охотничьи собаки). Это обусловливало зависимость человека от стихийных сил природы, медленные темпы технического и культурного развития, замкнутость, патриархальность родов и племен.
Иные взаимоотношения между обществом и средой на территории Севера России стали складываться при переходе от присваивающих форм хозяйства к производящим, когда охота на диких оленей сменяется их приручением, что приводит к формированию более устойчивой экономической базы, возникновению прибавочного продукта - излишка, который накапливается у оленеводов. На этом
74
этапе появляются хозяйственно-культурные типы таежных охотников-оленеводов (эвенки, эвены и некоторые другие) и оленеводов тундры (тундровые ненцы, чукчи, коряки, нганасаны и иные народы Севера).
Как указывают исторические источники, впервые новгородские отряды проникли за Уральские горы в Х11 в. В новгородской грамоте 1264 г. содержится сообщение о печорских, югорских и пермских племенах, которые Великий Новгород сделал своей «даницей» [7]. В XI - XIV вв. походы в Югру за мехами имели не только характер военно-грабительских набегов, но и торгово-обменных предприятий, хотя торговля была, конечно, не эквивалентна. При этом торговый обмен, по-видимому, преобладал. На это указывает большое число находок русских вещей и местных подражаний им в пределах лесного Зауралья и Нижнего Обь-Иртышья [11, с. 120]. Новгородских купцов интересовали главные богатства региона: замечательные по качеству меха, дорогая кость (клыки моржей, бивни ископаемых мамонтов), рыбий клей и т. д.
Таким образом, можно выделить вторую закономерность: появление прибавочного продукта приводит к формированию товарно-обменных, а затем и товарно-денежных отношений, которые в свою очередь ведут к утрате рациональных приемов природопользования, сложившихся у коренного населения, а также к смене хозяйственной, экономической и культурной деятельности этнической общности.
В конце ХV в. управляющая роль в колонизации земель за Уралом перешла к Москве. Купцы и казаки перебрались за Уральский хребет и проникли в Сибирь; между 1550 и 1640 гг. русские продвинулись на восток более чем на пять тысяч километров и вышли к Тихому океану. Эта эпоха представляет несомненный интерес, поскольку обнаруживает разнообразные русско-угорские контакты - военные, политические, торгово-обменные, даннические, и вскрывает степень взаимодействия культур русской и аборигенного населения.
В Западной Сибири ряд областей становятся освоенными, и с середины XVI в. они
начинают заселяться крестьянами. Победные завоевания Ермака создали новые условия для освоения земель. Присоединение к России народов, населявших Восточную Сибирь, происходило в основном на протяжении первой половины XVII в.; окраинные территории на юге, востоке и северо-востоке Сибири вошли в состав России во второй половине XVII в.; Камчатка и прилегающие к ней острова - в самом конце XVII - первой половине XVIII в. В это время важным фактором освоения Сибири становится интенсивное развитие торговли, горной промышленности и земледелия.
К началу XVII в. русским под разными этнонимами были известны предки всех существующих сегодня малочисленных народностей Севера, а к концу XVIII в. русские поселенцы, охотники, моряки и купцы прочно обосновались на всей громадной территории Севера до побережья Аляски включительно.
Хотя продвижение и расселение русских происходило, как правило, без применения военной силы и не привело ни к истреблению автохтонного населения, ни к значительному сокращению его численности, процесс колонизации оказал огромное влияние на хозяйственно-экономическую, социальную, духовную сферы жизни малочисленных народностей Севера.
Произошло постепенное изменение характера хозяйственно-экономической жизни коренного населения. Как указывают археологи и этнографы (И. Н. Гемуев, В. Н.Чернецов, В. И. Мошинская), до проникновения русских купцов коренное население самостоятельно производило изделия из железа, но с появлением импортных изделий более высокого качества собственное производство сошло на нет [12, с. 73-77]. Многие группы народов постепенно перешли от оленеводства, охоты на медведя, лося и птицу и рыболовства к охоте на пушного зверя и торговле пушниной в обмен на промышленные товары и европейские продукты (металлические изделия - орудия труда и предметы быта - топоры, ножи, кресала, украшения - височные кольца, подвески-лунницы, перстни, браслеты, бусы, серебряные и медные сосуды, позднее кремневые и пистонные ружья, порох, табак), что привело к нарушению экологиче-
75
ского баланса; некоторые виды диких животных, птиц, рыб оказались под угрозой исчезновения. Другая часть населения изменила характер оленеводства, перейдя от мелкотабунного к крупнотабунному, ранее не существовавшему. Товариза-ция промыслов и развитие крупностадного оленеводства оказывали нивелирующее воздействие на туземное хозяйство [6].
Часть населения, потеряв оленей (продав, променяв на товары, забивая поголовье для собственного потребления), оказалась лишенной средств к существованию, утратила главный род занятий и в результате попадала в экзистенциональный вакуум. Появляются и такие деструктивные социальные процессы, как спаивание местного населения (торговля водкой в обмен на пушнину), в значительной степени разрушилась и традиционная племенная организация северных народностей, ускорился распад больших первоначальных родов, изменились многие социальные институты и социокультурные условия.
В целом за три столетия, с XVII до начала XX в., значительно изменилась и усложнилась этнографическая карта Сибири. Территория расселения таких общностей, как тундровые ненцы, чукчи, эвенки, эвены, резко расширилась; область расселения энцев, юкагиров, коряков, ительменов, эскимосов сузилась. В общем можно сказать, что уменьшилась территория групп, занимающихся преимущественно присваивающими отраслями хозяйства - охотой, рыболовством; напротив, оленеводы существенно расширили свои территории, что также подтверждает вышеуказанную закономерность смены хозяйственно-культурных типов общностей [5, с. 16-18].
К началу XX в. условия существования туземного населения были в целом бедственные, что привело к оттоку туземцев вглубь тундры или тайги и контакту с русскими только в случае необходимости: чтобы обменять пушнину на оружие, ткани и продукты. Предложение В. Г. Богораза в 1923 г. выделить специальные «заказные территории», соответствующие традиционному быту и занятиям народности, было отвергнуто, так как, по мнению ряда руководителей государства на-
чала XX в., никаких социальных и культурных отличий у этих народов от остальных не существует, а значит и движение к прогрессу малочисленных народностей Севера не должно ни в чем отличаться от курса всей страны.
По мнению В. Г. Богораза и его сторонников, целью «освоения Севера» должен был стать подъем благосостояния местного населения; туземные люди сами составляют лучшую часть богатства далеких северных пустынь. Высказанная позиция базировалась, таким образом, прежде всего на гуманном, уважительном отношении к народам, населявшим Север. В то время как правительство рассматривало туземное население как средство, без которого освоение огромных природных и минеральных богатств этих районов - леса, полезных ископаемых, позднее нефти и газа - невозможно. Необходимость снабжения населения Севера продовольствием мотивировалась тем, что в противном случае население вымрет и не сможет оказывать русским помощь в колонизации края [Там же, с. 21-24].
С началом промышленного освоения территории Сибири и Дальнего Востока происходит отчуждение огромных площадей промысловых угодий под индустриальное освоение. В течение XX в. вынужденно переселяются отдельные туземные группы: то во избежание соседства с административными центрами, то, наоборот (в зависимости от нравов и интересов), в стремлении быть поближе к этим центрам, то в поисках новых промысловых угодий взамен прежних, занятых под промышленность. Увеличивается число скважин (кустов), промышленных объектов, дорожных сетей, что уничтожает исконные пастбища оленей. Безответственное и преступное отношение, характеризующееся психологией «временного проживания» при разработке, добыче и транспортировке углеродного сырья, приводит к авариям, разливам нефтепродуктов. Как следствие нарушается почвенно-растительный покров, восстановительные процессы которого - дело новое, довольно сложное, требующее больших затрат. Горящие факелы попутного газа отравляли флору и фауну, а массовые загрязнения сибирских рек Оби, Иртыша лишили коренное население основных источни-
76
ков питания. Климатические условия тундры суровы, а экосистемы легко уязвимы. Таким образом, антропогенные воздействия на окружающую среду становятся все более интенсивными и масштабными и в ряде территорий делают невозможным для коренного населения ведение традиционного хозяйства, меняют уклад жизни. Отсюда вытекает третья закономерность: результатом принятия поспешных решений и неэффективных концепций становится разрушение традиционных на данной территории хозяйственно-культурных типов общностей, что в свою очередь приводит к изменению социокультурных процессов и резкому ухудшению социального самочувствия автохтонного населения.
Имея высокоразвитую индустрию, технологии, СМИ, Интернет, массовую культуру, нынешняя цивилизация умножает социальные связи, с одной стороны, а с другой - ослабляет, даже разрушает традиционные культурные связи (семейные, соседские, профессиональные). Если прежде традиция регулировала и «охраняла» человека, он мог положиться на нее, то сегодня растущая нестабильность жизни, изменчивость бытия рождают в нем чувство неуверенности, беспокойства, безысходности, а зачастую и страха [3, с. 37].
Как справедливо указывает Л. Н. Захарова, культурную общность образует система ценностей, которая формируется под влиянием общей истории, судьбы, событий, современных видов деятельности и других факторов. Эта система обеспечивает самоорганизацию и саморегуляцию как в подсистемах, так и в системе региона в целом; «...в регионе сложилось несколько "пластов" пространства, включающих все присущие ему антропогенные компоненты, соответствующие определенным этапам освоения территории» [9, с. 9].
Духовная культура народов Севера до христианизации была неразрывна с культурой материальной и представляла собой синкретичную систему многообразных форм жизни коллектива: трудовой деятельности с различными видами художественного творчества (изобразительного и декоративно-прикладного искусства, пляски, музыки, драмы), тесно связана с обрядами посвя-
щения (инициациями), воспроизводства природных ресурсов и самого человеческого общества, «делания» животных, растений и людей, поклонения тотемическим, хищным (или особо опасным) животным, шаманизмом, анимизмом, фетишизмом, магией, народной медициной и знахарством, т. е. с традиционными формами общественных действий, играющими в жизни аборигенов важную роль.
Как все первобытные общности (гомеоста-тические общества), коренные народы Севера выражали стремление к равновесию, гармонии, сизигии с внешней природной средой и внутри общности, исходя из биологической, естественно-природной взаимосвязи социума и ландшафта, что являлось результатом преобладания и доминирования экологического фактора над ан-тропным и социальным [2, с. 126]. Стремление к гармонии проявлялось в бережном, чутком отношении к природной среде, ко всему живому. Примером могут служить промысловые запреты, запреты убивать сверх необходимого или в периоды появления детенышей, не рубить, не ломать без надобности деревья, а также различные меры предосторожности, рациональные в своей основе [13, с. 63].
Гонка за наживой привела к появлению среди населения северных регионов индивидов, с одной стороны, заимствующих «циви-лизационные» ценностные ориентиры, такие как повышение уровня материальных благ, накопление богатств; с другой - они подвержены процессам отчуждения и утрате культурной памяти, традиционных «экологических законов», опыта предков, принципов природо-сообразности, т. е. происходит разрушение традиционных ценностных иерархий.
Несмотря на действия руководства страны по развитию и сохранению культуры коренных народов (организация культбаз, строительство школ и устранение безграмотности, создание письменности для бесписьменных языков, преподавание языков малочисленных народностей) доля коренного населения катастрофически уменьшается, происходит растворение аборигенов в «пришлых национальностях». Это подтверждают статистические данные переписи
77
населения 2010 г. (численность, национальный состав и владение родным языком).
Дала о себе знать и обратная сторона процесса школьного образования в интернатах: дети отрывались от семьи, родителей, традиционного уклада жизни. Традиционное семейное воспитание и обучение у коренных народов Севера происходило в любви и строгости, в ласке и суровости, в коллективе и через коллектив, в тесной связи с жизнью, природой человека и природой как таковой. Принцип воспитания в труде включал детей в разнообразные формы активной деятельности, развивая подрастающее поколение физически, нравственно и духовно, что позволяло сохранять и приумножать культуру народа. Оторванные от традиционного семейного воспитания, от своей корневой социально-исторической среды дети аборигенного населения лишены «смыслов», которые дает традиция, устойчивых ориентиров для формирования лучших черт национального характера: трудолюбия, терпимости, нестяжательства, доброты, свободолюбия, гуманных идей нераздельности человека и природы; мудрой повторяемости жизни отдельной личности, общности и многообразия культур народов-этносов. Воспитываясь в интернате, вне
семьи, ребенок, вырастая, будет воспроизводить тот же опыт и артефакты культуры, что приводит к кризисным явлениям. Кризис института семьи и семейных ценностей является одной из основных причин нравственной и социальной деградации коренных жителей. «Экспорт» или «импорт» традиций есть их аберрация и разрушение, когда сами носители традиций подвергаются ассимиляции и маргинализации [16, с. 12].
Еще одной закономерностью является то, что при утрате духовной культуры и традиционных для этноса ценностных ориентиров происходит маргинализация, ассимиляция и, в конечном счете, исчезновение, «растворение» коренного населения и его культуры в целом.
Таким образом, проведенное исследование позволило выявить ряд закономерностей формирования культурных общностей, часть из которых не вошла в публикацию. В результате мы предлагаем использовать инвариантные, инновационные комплексные подходы для сохранения этнической культуры, одним из которых является оценка ресурсов и передача земельно-имущественных комплексов в долгосрочное и бессрочное пользование для восстановления социума и культуры малочисленных народов.
1. Арутюнов, С. А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие / С. А. Арутюнов. - Москва: Наука. 1989. - 247 с.
2. Баева, Л. В. Ценности изменяющегося мира: экзистенциальная аксиология истории: моногр. / Л. В. Баева. -Астрахань: Изд-во АГУ, 2004.
3. Бессонов, Б. Н. Социальные и духовные ценности на рубеже II и III тысячелетий: учеб. пособие / Б. Н. Бессонов. - Москва: Норма, 2006. - 320 с.
4. Бромлей, Ю. В. Очерки теории этноса / Ю. В. Бромлей; предисл. Н. Я. Бромлей. - 3-е изд., испр. - Москва: URSS, 2009. - 436, [1] с.
5. Вахтин, Н. Б. Коренное население Крайнего Севера Российской Федерации / Н. Б. Вахтин. - Санкт-Петербург; Париж: Издательство Европейского Дома, 1993. - 96 с.
6. Головнев, А. В. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров / А. В. Головнев; Рос. акад. наук, Урал. отд-е, Ин-т истории и археологии, Ком. по культуре и туризму Ямало-Ненец. авт. окр., Этногр. бюро. - Екатеринбург: ИИА УрО РАН, 1995. - 606 с.
7. Зольникова, Н. Д. Ранние русские известия об Урале и Зауралье. Строгановы и продвижение к Уралу в 15501560-х гг. / Н. Д. Зольникова. - Омск, 2002.
8. История Сибири. С древнейших времен и до наших дней: в 5 т. / гл. ред. А. П. Окладников. - Москва: СО АН СССР, Отд-е ист. наук, 1965. - Т. I. Древняя Сибирь.
9. Континуум культуры регионов: коллектив. моногр. / отв. ред. Л. Н. Захарова. - Санкт-Петербург: Эйдос, 2012. - 637 с.
10. Мартынова, Е. П. Землепользование и отношения собственности: традиционные и современные проблемы (на примере народов Обского Севера) [Электронный ресурс] / Е. П. Мартынова. - Режим доступа: http://www.jurant.ru/ru/ publications/reindeer_disc/round_table/martinova.html.
11. Могильников, В. А. Обменно-торговые связи Руси и Югры в XI - XV веках / В. А. Могильников // Тобольский хронограф. Вып. IV. - Екатеринбург, 2004. - С. 120-129.
78
12. Народы Западной Сибири: Ханты. Манси. Селькупы. Ненцы. Энцы. Нганасаны. Кеты / отв. ред. И. Н. Гему-ев, В. И. Молодин, З. П. Соколова; Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН; Ин-т археологии и этнографии СО РАН. - Москва: Наука, 2005. - 805 с.
13. Соколова, З. П. Культ животных в религиях / З. П. Соколова. - Москва: Наука, 1972. - 215 с.
14. Федеральная служба государственной статистики [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.gks.ru.
15. Чебоксаров, Н. Н. Народы, расы, культуры / Н. Н. Чебоксаров, И. А. Чебоксарова; отв. ред. Ю. В. Бромлей. -2-е изд., испр. и доп. - Москва: Наука, 1985. - 271 с.
16. Шабатура, Л. Н. Онтогенез традиции: моногр. / Л. Н. Шабатура. - Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2002. - 264 с. Сдано 9.07.2014
O. Lukina, L. Shabatura
REGULARITIES OF FORMATION CULTURAL GENERALITY IN THE RUSSIAN NORTH
Abstract. The central problem of this work is to study the process of morphogenesis cultural communities on the territory of the Russian North. In the study of various empirical data were used dialectical method facilitates consideration things in unity and diversity of its properties, historical and socio-cultural approach, method of analysis and synthesis, induction and deduction, a systematic approach that can consider cultural communities of the North Russia as integrity open to changes. As a result, data compilation of theoretical research of archaeological, historical and ethnographic material and analysis has revealed a number of regularities of formation of cultural communities in the territory of the Russian North.
Keywords: cultural communities, integrity, identity, ethno-linguistic and ethnographic community, community of economic structure, system of values, spiritual culture, homeostatic society civilizational commonality
References
1. Arutjunov, S. A. Narody i kul'tury: razvitie i vzaimodejstvie [Peoples and cultures: development and interaction] / S. A. Arutjunov. - Moscow: Nauka. 1989. - 247 p.
2. Baeva, L. V. Cennosti izmenjajushhegosja mira: jekzistencial'naja aksiologija istorii [The value of a changing world: the existential axiology history] / L. V. Baeva. - Astrakhan: Izd-vo AGU, 2004.
3. Bessonov, B. N. Social'nye i duhovnye cennosti na rubezhe II i III tysjacheletij [Social and spiritual values at the turn of the millennium II and III] / B. N. Bessonov. - Moscow: Norma, 2006. - 320 p.
4. Bromlej, Ju. V. Ocherki teorii jetnosa [Essays on the theory of ethnos] / Ju. V. Bromlej. - 3-e ed., correct. - Moscow: URSS, 2009. - 436, [1] p.
5. Vahtin, N. B. Korennoe naselenie Krajnego Severa Rossijskoj Federacii [The indigenous population of the Far North of the Russian Federation] / N. B. Vahtin. - Saint Petersburg; Paris: Izdatel'stvo Evropejskogo Doma, 1993. - 96 p.
6. Golovnev, A. V. Govorjashhie kul'tury: tradicii samodijcev i ugrov [Talking culture: tradition of Samoyeds and Ugric] / A. V. Golovnev; Russian Academy of Sciences, Ural Branch of the Institute of History and Archaeology, the Committee on Culture and Tourism of the Yamal-Nenets Autonomous District., Ethnographic Bureau. - Ekaterinburg: IIA UrO RAN, 1995. - 606 p.
7. Zol'nikova, N. D. Rannie russkie izvestija ob Urale i Zaural'e. Stroganovy i prodvizhenie k Uralu v 1550-1560-h gg. [Early news of the Russian Urals and Trans-Urals. Stroganoff and promotion to the Urals in 1550-1560-ies.] / N. D. Zol'nikova. - Omsk, 2002.
8. Istorija Sibiri. S drevnejshih vremen i do nashih dnej: v 5 t. [History of Siberia. From ancient times to the present day: in 5 volumes] / ch. ed. A. P. Okladnikov. - Moscow: SO AN SSSR, Otd-e ist. nauk, 1965. - Vol. I. Ancient Siberia.
9. Kontinuum kul'tury regionov [Continuum of culture regions] / resp. ed. L. N. Zaharova. - Saint Petersburg: Jejdos, 2012. - 637 p.
10. Martynova, E. P. Zemlepol'zovanie i otnoshenija sobstvennosti: tradicionnye i sovremennye problemy (na primere narodov Obskogo Severa) [Land tenure and property relations: traditional and contemporary issues (for example, the peoples of the Ob North)] [Electronic resourse] / E. P. Martynova. - URL: http://www.jurant.ru/ru/publications/reindeer_disc/ round_table/martinova.html.
11. Mogil'nikov, V. A. Exchange-trade relations of Russia and Ugra XI - XV centuries / V. A. Mogil'nikov // Tobol'skij hronograf. [Tobolsk chronograph]: Rel. IV. - Ekaterinburg, 2004. - P. 120-129.
12. Narody Zapadnoj Sibiri: Hanty. Mansi. Sel'kupy. Nency. Jency. Nganasany. Kety [The peoples of Western Siberia: Khanty. Muncie. Selkups. Nenets. Entsy. Nganasans. Ostyaks of Yenisei] / resp. ed. I. N. Gemuev, V. I. Molodin, Z. P. Sokolova; Institute of Ethnology and Anthropology of the NN Maclay RAS; Institute of Archaeology and Ethnography SO RAN. - Moscow: Nauka, 2005. - 805 p.
13. Sokolova, Z. P. Kult zhivotnyh v religijah [The cult of animals in religion] / Z. P. Sokolova. - Moscow: Nauka, 1972. - 215 p.
14. Federal State Statistics Service [Electronic resourse]. - URL: http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/ rosstat_main/rosstat/ru/statistics/population/demography/#.
15. Cheboksarov, N. N. Narody, rasy, kul'tury [Nations, races, cultures] / N. N. Cheboksarov, I. A. Cheboksarova; exec. ed. Y. V. Bromley. - 2nd ed. rev. and enlarg. - Moscow: Nauka, 1985. - 271 p.
16. Shabatura, L. N. Ontogenez tradicii [Ontogeny tradition] / L. N. Shabatura. - Ekaterinburg: Izdatel'stvo Ural'skogo universiteta, 2002. - 264 p. Received 9.07.2014
79
