CC BY
75
_I
ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО:
состояние и пути совершенствования
И.А. ЦОКОЛОВ,
начальник Управления по делам об организованной преступной деятельности и коррупции Следственного департамента МВД России, заслуженный юрист Российской Федерации,
кандидат юридических наук
Законодательные пробелы в уголовно-правовой квалификации коррупционных преступлений
В статье исследуется одна из актуальных проблем - борьба с коррупцией, посягающей на основы национальной безопасности, конституционные права и свободы граждан. На основе исследования действующего российского и международного законодательства дается авторское определение коррупции и вносятся предложения по совершенствованию уголовного законодательства в этой сфере деятельности.
конвенция, коррупция, коррупционное преступление, судебная практика, Пленум Верховного Суда.
Коррупция в Российской Федерации принимает все более профессиональный характер, посягая на основы национальной безопасности, стабильность общества, конституционные права и свободы граждан. Одним из важнейших способов борьбы с этим явлением по-прежнему остается уголовно-правовая репрессия.
Традиционно под коррупцией (от лат. соrruptio — подкуп, порча) понимается мздоимство, казнокрадство, кумовство, протекционизм. В словарных источниках — подкуп взятками, продажность должностных лиц и политиков [23, с. 460].
Однако, используя это понятие примерно в 50 нормативных правовых актах, законодатель ни в одном из них не давал определения ни самой коррупции, ни коррупционного преступления.
При участии российских ученых и практиков первые попытки в этом направлении были предприняты в тексте Модельного закона о борьбе с коррупцией, принятом на 13 пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств-участников СНГ 3 апреля 1999 г. [3].
В ст. 2 указанного документа коррупция (коррупционное правонарушение) определена как
не предусмотренное законом принятие лично или через посредников имущественных благ и преимуществ государственными должностными лицами, а также лицами, приравненными к ним, с использованием своих должностных полномочий и связанных с ними возможностей, а равно подкуп данных лиц путем противоправного предоставления им физическими и юридическими лицами указанных благ и преимуществ. К уголовно наказуемым коррупционным правонарушениям модельный закон предложил отнести прежде всего получение и дачу взятки, а также другие коррупционные правонарушения, связанные с противоправным получением благ и преимуществ либо создающие условия для коррупции, ответственность за которые установлена уголовным кодексом государства.
Этот закон стал результатом влияния подписанной (но тогда еще не ратифицированной) Россией и некоторыми странами бывшего СССР (Азербайджан, Армения, Белоруссия, Грузия, Литва, Латвия, Молдавия, Украина, Эстония) в начале 1999 г. Конвенции Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию (Страсбург, 27 января 1999 г.) и по своей сути свел понятие «коррупция» к получению и даче взятки, не раскрыв содержания «других коррупционных правонарушений» [2].
25 июля 2006 г. Российская Федерация ратифицировала вышеназванную Конвенцию Совета Европы [4], а 25 декабря 2008 г. приняла Федеральный закон «О противодействии коррупции» № 273-ФЗ [6].
Именно с принятием данного нормативного правового акта коррупция в современной России впервые получила законодательное определение как «злоупотребление служебным положением, дача взятки, получение взятки, злоупотребление полномочиями, коммерческий подкуп либо иное незаконное использование физическим лицом своего должностного положения
IISSN 2072-9391
Труды Академии управления МВД России. 2011. № 3 (19)
16
вопреки законным интересам общества и государства в целях получения выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных прав для себя или для третьих лиц либо незаконное предоставление такой выгоды указанному лицу другими физическими лицами; совершение указанных деяний <...> от имени или в интересах юридического лица».
Думается, цитируемое определение близко по своему смыслу к содержащемуся в упомянутых Модельном законе и Европейской Конвенции 1999 г. понятию коррупции.
Несколько ранее, 8 марта 2006 г., Федеральным законом № 40—ФЗ [7] Российская Федерация ратифицировала Конвенцию Организации Объединенных Наций против коррупции (Нью-Йорк, 31 октября 2003 г.) [1]. Следствием ратификации этих Конвенций явился Федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с ратификацией Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции от 31 октября 2003 г. и Конвенции об уголовной ответственности за коррупцию от 27 января 1999 г. и принятием Федерального закона «О противодействии коррупции» от 25 декабря 2008 г. № 280-ФЗ» [8].
Отметим, что в данном Законе было расширено действие примечаний к ст. 201 УК РФ (в него вошли ст. 304 — «Провокация взятки либо коммерческого подкупа» и ст. 199.2 УК РФ — «Сокрытие денежных средств либо иного имущества организации или индивидуального предпринимателя, за счет которых должно производиться взыскание налогов и (или) сборов»). Существенно увеличены санкции ст. 201 и 204 УК РФ, в результате чего по степени общественной опасности эти преступления сравнялись со ст. 285, 286 и 290 УК РФ, перейдя при наличии квалифицирующих обстоятельств в категорию тяжких и особо тяжких преступлений.
Вместе с тем и этот закон исчерпывающего определения коррупции в теорию и практику уголовного права не ввел.
После ратификации в 2003 г. Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции внутренним законодательством Российской Федерации были признаны коррупционными и уголовно наказуемыми деяния, предусмотренные следующими нормами Особенной части УК РФ:
— статьей 15 Конвенции («Подкуп национальных публичных должностных лиц», под которым, на наш взгляд, следует понимать дачу и получение взятки государственными служащими) - ст. 290-291 УК РФ;
— пунктом 1 статьи 16 Конвенции («Совершение этих же деяний должностными лицами
международных организаций») - ч. 5, примечания к ст. 285 УК РФ;
— статьями 17—19, 21 и 22 Конвенции («Хищение, присвоение, нецелевое использование имущества должностным лицом, злоупотребление влиянием в корыстных целях, протекция и вымогательство с использованием должностного положения, корыстное предоставление преимуществ, вымогательство и хищение в частном секторе управляющим лицом негосударственной организации») — ст. 160; ст. 285; ч. 4 ст. 290; ст. 201; п. «б» ч. 4 ст. 204 УК РФ;
— пунктом 1 статьи 23 Конвенции («Отмывание доходов от преступлений») — ст. 174—174—1 УК РФ;
— статьей 24 Конвенции («Сокрытие или непрерывное удержание имущества, если лицу известно, что такое имущество получено в результате любого из преступлений, признанных таковыми в соответствии с настоящей Конвенцией») — ст. 175 УК РФ;
— статьей 25 Конвенции («Воспрепятствование осуществлению правосудия по коррупционным или иным преступлениям — на усмотрение государства—путем насилия или угроз») — ст. 296, 302, 303, 309 УК РФ;
— статьей 27 Конвенции («Приготовление к коррупционному или иному — на усмотрение государства — преступлению, покушение на преступление и соучастие в нем в качестве «сообщника», пособника или подстрекателя») — ст. 30, 33 УК РФ.
Российский законодатель косвенно перечислил основные, на наш взгляд, преступления, которые следует считать коррупционными по приведенным ссылкам — 11 составов. Но эта цифра, очевидно, приблизительна.
В практической деятельности круг коррупционных преступлений определяется достаточно произвольно. Традиционно таковыми принято считать преступления, предусмотренные гл. 23 — «Преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях» и гл. 30 — «Преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления» УК РФ, а также ряд противоправных деяний, совершенных с использованием служебного положения в корыстных целях. Помимо этого, по многим главам УК РФ разбросаны статьи, в диспозиции которых прямо указывается, что субъектами обозначенных в них преступлений могут быть только должностные лица, как, например, в ст. 140 — «Отказ в предоставлении гражданину информации», ст. 169 — «Воспрепятствование законной предпринимательской или иной деятельности», ст. 170 — «Регистрация незаконных сделок с землей». Тем не менее определение понятия должностного лица или лица, выполняю-
щего управленческие функции в коммерческой или иной организации, содержится в примечаниях к ст. 201 и 285 УК РФ и распространяется (за небольшим исключением) на преступления, перечисленные в гл. 23 и 30 УК РФ. Такое сужение законом понятия «специальный субъект» как бы не замечается правоприменительными органами и фактически распространяется на все составы, где в качестве квалифицирующего или обязательного признака содержится признак «совершение преступления лицом, использующим свое служебное положение».
Думается, поэтому попытки нормативно закрепить понятие «коррупционное преступление» не прекращаются и до настоящего времени.
На сегодняшний день действуют три ведомственных нормативных правовых акта, относящих те или иные деяния к коррупционным: приказ Генеральной прокуратуры Российской Федерации от 11 февраля 2008 г. № 23 «Об утверждении и введении в действие статистического отчета «Сведения о работе прокурора по надзору за исполнением законодательства о противодействии коррупции и о результатах расследования уголовных дел коррупционной направленности» [21], куда вошла 21 статья из шести глав УК РФ; приказ Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации от 19 марта 2009 г. № 7 «Об утверждении и введении в действие формы статистической отчетности «Сведения о противодействии коррупции при организации деятельности по выявлению, расследованию, раскрытию и предупреждению коррупционных преступлений следственными органами Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации» в системе Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации» [22], куда дополнительно вошли еще несколько составов; указание Генеральной прокуратуры Российской Федерации и МВД России № 187/86 от 30 апреля 2010 г., которым утвержден Перечень № 23 - «Преступления коррупционной направленности» [20].
Вышеперечисленные ведомственные акты, включающие перечни «коррупционных преступлений», имеют между собой много общего, но они не идентичны по содержанию. И это обстоятельство наглядно свидетельствует о том, что преступления коррупционной направленности включены в различные главы Особенной части УК РФ, а формирование подобных перечней носит во многом субъективный характер.
Вместе с тем последний из трех приведенных перечней, положенный в основу государственной статистики, как представляется, имеет существенное преимущество перед другими и является шагом вперед в решении вопроса определения коррупционного преступления,
поскольку содержит преамбулу, требующую от прокуроров и следователей руководствоваться рядом обязательных критериев. В ней, в частности, указано, что к преступлениям коррупционной направленности относятся противоправные деяния только при следующих признаках:
— наличии надлежащих субъектов уголовно наказуемого деяния, к которым относятся должностные лица, указанные в примечании к ст. 285 УК РФ, лица, выполняющие управленческие функции в коммерческой или иной организации, действующие от имени и в интересах юридического лица, а также в некоммерческой организации, не являющейся государственным органом, органом местного самоуправления, государственным или муниципальным учреждением, указанные в примечании к ст. 201 УК РФ;
— связи деяния со служебным положением субъекта, с отступлением от его прямых прав и обязанностей;
— обязательного наличия у субъекта корыстного мотива (если деяние связано с получением им имущественных прав и выгод для себя или для третьих лиц);
— совершение преступления только с прямым умыслом.
Наряду с перечисленными признаками в указании также содержится ссылка на то, что в категорию коррупционных преступлений попадают и другие деяния, «хотя и не отвечающие указанным требованиям, но относящиеся к коррупционным в соответствии с ратифицированными Российской Федерацией международно-правовыми актами и национальным законодательством, а также связанные с подготовкой условий для получения должностным лицом, государственным служащим и служащим органов местного самоуправления, а также лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации, выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуги имущественного характера, иных имущественных прав либо незаконного предоставления такой выгоды».
Полагаем, в данном случае (исходя из смысла названных международных конвенций) речь может идти о соучастии в коррупционных преступлениях и оказании противодействия органам власти в борьбе с этим видом преступности. Но, безусловно, такой вывод из вышеприведенной цитаты не следует и требует дополнительных пояснений.
Обозначенные критерии, несомненно, позволяют вплотную приблизиться к идее введения в Общую часть Уголовного закона дополнительной нормы.
Эта идея озвучивалась нами в сентябре 2006 г. на Всероссийском совещании руководителей органов предварительного следствия в системе
17
IISSN 2072-9391
Труды Академии управления МВД России. 2011. № 3 (19)
18
МВД России в г. Волгограде и в октябре 2010 г. — на Всероссийском семинаре-совещании руководителей подразделений по противодействию коррупции и организованной преступности экономической направленности МВД, ГУВД, УВД по субъектам Российской Федерации. Аналогичное предложение было внесено и Следственным комитетом при прокуратуре, исходя из того, что это «позволит объективно оценивать состояние и уровень коррупции и выработать адекватные меры реагирования» [23].
В связи с этим возможность модернизации УК РФ могла бы идти, как представляется, в следующих направлениях.
1. Формирование в Особенной части УК РФ отдельной главы, посвященной коррупционным преступлениям, с указанием в статьях конкретных составов (менее предпочтительный, на наш взгляд, вариант, о чем свидетельствуют не вполне успешные попытки на подзаконном уровне решить эту задачу).
2. Внесение в Общую часть Уголовного кодекса специальной нормы, например, в качестве ст. 14.1 — «Понятие коррупционного преступления» (более предпочтительный вариант).
Данная статья могла бы состоять из трех частей или пунктов.
В пункте первом можно дать общее определение коррупционного преступления, основанное на следующих критериях:
— со стороны объекта посягательства — публичные интересы государства, а также интересы граждан и организаций, находящиеся под гарантированной защитой государства;
— с объективной стороны — действия или бездействие с использованием служебного положения, которые наносят или могут нанести ущерб вышеперечисленным интересам;
— со стороны субъекта — любое лицо, наделенное властными, организационно-распорядительными или административно-хозяйственными функциями в силу закона, временного распоряжения или лицензии либо находящееся на службе в публичных или коммерческих организациях;
— с субъективной стороны — только умышленное преступление, одним из обязательных признаков которого является корысть или иная личная заинтересованность.
Пункт второй должен содержать самостоятельную группу деяний, направленных на умышленное противодействие, воспрепятствование уголовному преследованию коррупционных преступлений.
Пункт третий — отмывание, сокрытие, приобретение имущества в результате совершения коррупционного преступления, т. е. структурно соответствовать ратифицированной Конвенции 2003 г.
Предлагаемая норма могла бы выглядеть следующим образом.
«Статья 14.1. Коррупционное преступление
Коррупционным преступлением признается запрещенное статьями настоящего Кодекса под угрозой наказания общественно опасное деяние:
а) совершенное с прямым умыслом из корыстной или иной личной заинтересованности лицом, подпадающим под признаки, предусмотренные частью первой примечания к статье 201 или частями 1—5 примечания к статье 285 настоящего Кодекса, с использованием своего служебного положения и вопреки интересам службы, повлекшее существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства;
б) совершенное с прямым умыслом и сопряженное с применением насилия или угрозой применения насилия либо подкупом в отношении лица, осуществляющего правосудие, предварительное расследование, или представителя власти с целью воспрепятствования осуществлению указанными лицами законной деятельности;
в) умышленно совершенные легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенного в результате преступления, предусмотренного пунктом «а» части 1 настоящей статьи, как самим лицом, совершившим данное преступление, так и другими лицами, а равно приобретение, сокрытие, хранение либо перевозка такого имущества лицом, осведомленным о его происхождении».
Введение данной нормы в УК РФ могло бы послужить его дальнейшему развитию и внесению других дополнений, например, в ст. 63 («Обстоятельства, отягчающие наказание»), п. «г» ч. 3 ст. 79 («Условно-досрочное освобождение от отбывания наказания»), п. «а» ч. 1 ст. 104.1 («Конфискация имущества»).
Но данные предложения — хотя и насущная, но несколько отдаленная перспектива.
Несмотря на то, что перечни коррупционных преступлений являются продуктом субъективного восприятия правоприменителями тех или иных преступлений, основываются они в целом на объективных критериях. Вместе с тем в основу формирования таких перечней положен обязательный или (чаще всего) квалифицирующий признак — «использование лицом своего служебного положения».
С одной стороны, это обстоятельство выступает побудительной причиной для включения отдельных преступлений данной категории в перечень коррупционных, с другой — порождает непоследовательность, связанную с отступлением от этого правила. Полагаем, что эти отступления продиктованы тем, что не все квалифици-
руемые по данному признаку составы являются тяжкими или особо тяжкими, и не всегда возможно отнести их к коррупционным.
Приведем перечень таких преступлений, где одним из квалифицирующих признаков является «использование служебного положения», за совершение которых максимальное наказание значительно ниже, чем за совершение преступлений, предусмотренных санкциями ст. 201 и 285 УК РФ (до десяти лет лишения свободы); ст. 136 УК РФ («Нарушение равенства прав и свобод человека и гражданина») — до пяти лет лишения свободы; ст. 137 УК РФ («Нарушение неприкосновенности частной жизни») не предусматривает лишения свободы; ст. 138 УК РФ («Нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений») — до четырех лет лишения свободы; ст. 139 УК РФ («Нарушение неприкосновенности жилища») — до трех лет лишения свободы; ст. 141 УК РФ («Воспрепятствование осуществлению избирательных прав или работе избирательных комиссий») — до пяти лет лишения свободы; ст. 256 УК РФ («Незаконная добыча (вылов) водных биологических ресурсов») — до двух лет лишения свободы; ст. 258 УК РФ («Незаконная охота») — до двух лет лишения свободы; ст. 260 УК РФ («Незаконная рубка лесных насаждений») — до трех лет лишения свободы.
Кстати, ни одно из перечисленных преступлений не вошло в межведомственный Перечень № 23, утвержденный 30 апреля 2010 г. совместным указанием Генеральной прокуратуры Российской Федерации и МВД России № 187/86 [20] и содержащий «коррупционные преступления», хотя очевидно, что при наличии корыстного мотива они таковыми, безусловно, должны признаваться. К тому же повышенная общественная опасность данных преступлений, совершение которых может повлечь и наступление тяжких последствий, вряд ли у кого вызовет сомнения.
В целом судебная практика следует указанному правилу. Верховный Суд Российской Федерации в своих постановлениях неоднократно давал по этому поводу обязательные для судов разъяснения. Так, в п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 ноября 1998 г. № 14 «О практике применения судами законодательства об ответственности за экологические правонарушения» указано, что при квалификации деяний, предусмотренных ст. 256, 258 и 260 УК РФ, специально предусматривается ответственность за преступления, совершенные с использованием служебного положения [9].
Аналогичное разъяснение дано и в п. 17 постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 мая 2008 г. № 6 «О судебной практике по делам о контрабанде» (в ред.
от 28.09.2010 г. № 23) [13] и от 16 октября 2009 г. № 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий» [14].
В той или иной мере особенности квалификации содеянного с использованием служебного положения даются и в других разъяснениях высшего судебного органа. Но они в определенном смысле сами нуждаются в толковании, и прежде всего применительно к понятию лица, «использующего служебное положение».
Так, в п. 27 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 26 апреля 2007 г. № 14 «О практике рассмотрения судами уголовных дел о нарушении авторских, смежных, изобретательских и патентных прав, а также о незаконном использовании товарного знака» [10] разъяснено, что согласно п. «г» ч. 3 ст. 146 УК РФ подлежит уголовной ответственности лицо, использующее для совершения преступления служебное положение, как должностное лицо, обладающее признаками, предусмотренными прим. 1 к ст. 285 УК РФ, так и государственный или муниципальный служащий, не являющийся должностным лицом, а также иное лицо, отвечающее требованиям, предусмотренным прим. 1 к ст. 201 УК РФ (например, руководитель предприятия любой формы собственности, поручающий своим подчиненным незаконно использовать авторские или смежные права), т. е. только полномочный управленец.
Такое же разъяснение присутствует и в п. 23 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 18 ноября 2004 г. № 23 «О судебной практике по делам о незаконном предпринимательстве и легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем» [15].
В данных разъяснениях отсутствует единый подход к понятию специального субъекта преступления, тогда как ответственность по ст. 201 и 285 УК РФ одинакова.
Кроме того, в данных разъяснениях никак не оговаривается, имеется ли в действиях специального субъекта, совершившего указанные преступления, совокупность с должностным преступлением либо со злоупотреблением служебным положением в коммерческой или некоммерческой организации. С учетом ранее приведенных разъяснений можно предположить, что нет. Вместе с тем следует вывод, что лицом, использующим свое служебное положение, может быть в первую очередь лицо, обладающее признаками, перечисленными в прим. к ст. 285 УК РФ, и исключительно — перечисленными в прим. к ст. 201УК РФ. Но тогда возникает вопрос: насколько легитимно распространение указанных примечаний на статьи, выходящие за пределы гл. 23 и 30 Уголовного кодекса Россий-
19
IISSN 2072-9391
Труды Академии управления МВД России. 2011. № 3 (19)
20
ской Федерации? Быть может, в этом случае все-таки возможна совокупность? Вопрос остается без ответа.
Еще более неопределенно воспринимается в этом смысле разъяснение, данное в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 июня 2010 г. № 2 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участии в нем (ней)» [16], где в п. 23 говорится, что к лицам, совершившим деяние, предусмотренное ч. 1 или ч. 2 ст. 210 УК РФ, с использованием своего служебного положения, следует относить как должностных лиц, так и государственных служащих и служащих органов местного самоуправления, не относящихся к числу должностных лиц, а также лиц, постоянно, временно либо по специальному полномочию выполняющих организационно-распорядительные или административно-хозяйственные функции в коммерческой организации независимо от формы собственности или в некоммерческой организации, не являющейся государственным или муниципальным учреждением.
В таких случаях при наличии к тому оснований указанные действия могут быть квалифицированы по совокупности преступлений, предусмотренных ч. 3 ст. 210 УК РФ и «соответствующими статьями УК РФ за совершенные конкретные преступления».
Под использованием своего служебного положения в целях совершения деяний, указанных в ч. 1 или ч. 2 ст. 210 УК РФ, следует понимать не только умышленное использование лицом своих служебных полномочий, но и «оказание влияния, исходя из значимости и авторитета занимаемой им должности, на других лиц в целях совершения ими определенных действий, направленных на создание преступного сообщества (преступной организации) и (или) участие в нем (ней)».
Из приведенной цитаты не ясно, что имел в виду Верховный Суд под совокупностью ч. 3 ст. 210 УК РФ «с соответствующими статьями Уголовного кодекса Российской Федерации за совершенные конкретные преступления»: совокупность со статьями 201 или 285 УК РФ или с иными преступлениями, предусмотренными Особенной частью УК РФ, в целях совершения которых создавалось преступное сообщество (организация). И потом непонятно, как можно неумышленно (или «не только умышленно») использовать свое служебное положение, оказывая влияние авторитетом своей должности. Вместе с тем из приведенного разъяснения очевидно, что «использование служебного положения» как квалифицирующее обстоятельство имеет место в любом случае, даже если это положение дает
виновному лицу минимальные преференции (секретарь, телефонист, уборщица и пр.) для достижения конечной цели, предусмотренной ст. 210 УК РФ. Не будет ли здесь так называемого объективного вменения? И будет ли ответственность только за это (от 15 до 20 лет лишения свободы со штрафом в 1 млн руб.) справедливой, если по ч. 3 ст. 285 УК РФ она не может превышать 10 лет лишения свободы? Полагаем, вопрос риторический.
Понятие сущности служебного положения рассматривается Верховным Судом и в ряде других Постановлений: от 27 декабря 2007 г. № 51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» [17]; от 6 февраля 2007 г. № 7 «О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств» [18]. В первом случае признак «использование служебного положения» как квалифицирующий рассматривается узко — только применительно к лицам, перечисленным в прим. к ст. 201 и 285 УК РФ; во втором случае — широко: к лицам, которые наделены «служебными полномочиями, связанными с оборотом оружия, в частности с его использованием, производством, учетом, хранением, передачей, изъятием и т. д.», а также лицам, которым «оно выдано персонально и на определенное время для выполнения специальных обязанностей (часовым, постовым милиционерам, вахтерам или инкассаторам во время исполнения ими служебных обязанностей и т. п.)».
В п. 11 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 января 1997 г. № 1 «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» [11] сказано, что «под совершением бандитизма с использованием своего служебного положения (ч. 3 ст. 209 УК РФ) следует понимать использование лицом своих властных или иных служебных полномочий, форменной одежды и атрибутики, служебных удостоверений или оружия, а равно сведений, которыми оно располагает в связи со своим служебным положением, при подготовке или совершении бандой нападения либо при финансировании ее преступной деятельности, вооружении, материальном оснащении, подборе новых членов банды и т. п.». В данном случае речь может идти как о представителе власти, так и о частном охраннике или же — швейцаре. Также не упоминается о совокупности со статьями 285, 201, 203 УК РФ.
В то же время Верховный Суд Российской Федерации в своей практике придерживается четкого правила: когда в действиях виновного лица, квалифицируемых по статье Особенной части УК РФ, не содержащей квалифицирующего признака «использование служебного поло-
жения», усматривается его использование этим лицом для достижения преступного результата, такое деяние образует совокупность и требует двойной квалификации.
Примером тому служит Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 февраля 2000 г. № 6 «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» [19], где в п.19 говорится, что за действия виновного лица, получившего взятку за «незаконные действия, образующие состав иного преступления», следует привлекать к ответственности по совокупности преступлений — по ч. 2 ст. 290 УК РФ и соответствующей статье УК РФ («Злоупотребление должностными полномочиями, незаконное освобождение от уголовной ответственности, фальсификация доказательств и т. п.»), а равно — за провокацию взятки должностным лицом (п. 25) по совокупности ст. 285 и 304 УК РФ.
Аналогичная позиция высказана и в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28 декабря 2006 г. № 64 «О практике применения судами уголовного законодательства об ответственности за налоговые преступления» [12], в п. 22 которого указано, что действия должностных лиц органов государственной власти и органов местного самоуправления, умышленно содействовавших совершению преступлений, предусмотренных ст. 198, 199, 199.1 и 199.2 УК РФ, надлежит квалифицировать как соучастие в совершении указанных преступлений, при этом если они действовали из корыстной или иной личной заинтересованности — то и по соответствующим статьям УК РФ, предусматривающим ответственность за совершение преступлений против интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления (ст. 285, 292 УК РФ).
Вернемся к изучению Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 ноября 1998 г. № 14 «О практике применения судами законодательства об ответственности за экологические правонарушения». В п. 10 указанного постановления в императивной форме разъяснено, что «в случаях, когда виновным в совершении экологического преступления признается должностное лицо государственного предприятия, учреждения, организации или лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации, оно должно нести ответственность по соответствующей статье за совершение экологического преступления, а при наличии в действиях признаков злоупотребления должностными полномочиями или полномочиями лица, выполняющего управленческие функции в коммерческой или иной организации, несет также ответственность соответственно по статьям 285 и 201 УК РФ».
Именно таким образом на практике квалифицируются действия капитанов добывающих морепродукты судов, которые браконьерским способом изымают водные биоресурсы в свободной экономической зоне Российской Федерации или в пределах ее континентального шельфа (ч. 2 ст. 253 и ч. 1 (ч. 2) ст. 201 УК РФ), что может повлечь наказание до десяти лет лишения свободы.
При этом те же действия, совершенные в территориальных водах Российской Федерации, содержат значительные «смягчающие обстоятельства», которые делают возможным наступление для капитана браконьерского судна (в соответствии с разъяснением этого же пункта указанного пленума) уголовной ответственности только по ч. 3 ст. 256 УК РФ, т. е. без какой-либо совокупности (максимум до двух лет лишения свободы). При этом характерно, что ч. 2 ст. 253 УК РФ, в отличие от ч. 3 ст. 256 УК РФ, вообще не предусматривает наказания в виде лишения свободы. Стало быть, в первом случае коррупционная составляющая деяния существенно усиливает ответственность за менее опасное, по мнению законодателя, деяние, а во втором — наоборот.
Сложившаяся судебно-следственная практика по делам, связанным с коррупционными проявлениями, действия должностных лиц и лиц, наделенных организационно-распорядительными и (или) административно-хозяйственными полномочиями в коммерческих или иных организациях, совершивших общеуголовные преступления с использованием своего служебного положения, по общему правилу образуют совокупность этих преступлений с соответствующими преступлениями против интересов службы, предусмотренными гл. 23 или 30 УК РФ.
В случаях, когда такое деяние предусмотрено специальной нормой, в которой одним из квалифицирующих признаков является «совершение преступления должностным лицом с использованием своего служебного положения (п. «б» ч. 3 ст. 188 УК РФ) или иным лицом с использованием своего служебного положения» совокупность преступлений отсутствует.
Вместе с тем данное толкование хоть и укладывается в рамки ч. 3 ст. 17 УК РФ (конкуренция норм), тем не менее вступает в противоречие с примечаниями к ст. 201 и 285 УК РФ, не распространяющими свое действие на другие главы Уголовного кодекса. Кроме того, это влечет неоднозначное (иногда расширенное, иногда суженное) толкование признаков специального субъекта (ст. 159, 160, 209, 210, 174, 226, 229 УК РФ) и в ряде случаев выступает обстоятельством, необоснованно усиливающим уголовную репрессию (ст. 210 УК РФ) либо, наоборот, существенно смягчающим уголовную ответственность (ст. 256, 258 и 260 УК РФ).
21
IISSN 2072-9391
Труды Академии управления МВД России. 2011. № 3 (19)
22
Последнее свидетельствует о том, что в правоприменительной практике да и в уголовном законодательстве вообще нет единого подхода к квалификации деяний, связанных с использованием виновными лицами служебного положения. Одна из причин тому, как справедливо отмечал А.И. Рарог, — отсутствие согласованности норм Общей и Особенной частей Уголовного кодекса Российской Федерации как между собой, так и внутри них, что создает немало пробелов и коллизий, снижающих эффективность применения закона [27, с. 6].
В научной литературе высказывались мнения о том, что множество преступлений совершается способом, образующим самостоятельное преступление, либо влечет последствия, ответственность за которые предусмотрена отдельными статьями УК РФ. Данное обстоятельство, по мнению специалистов, вовсе не означает необходимости формулирования множества отдельных норм для каждого такого сочетания. В подобных случаях достаточно применять правило квалификации по совокупности преступлений. Придание этому правилу значения системного принципа построения уголовного закона должно повлечь исключение из УК ряда норм об ответственности за многосоставные преступления [24].
В этом случае, мы согласны с мнением В.П. Кашепова: правильное применение норм ст. 17 УК РФ позволит подчеркнуть различие в характере преступного поведения виновного, ориентирует суд на необходимость учитывать это различие при оценке общественной опасности личности и самого преступного деяния, проявляющейся в назначении наказания виновному, предоставит возможность дать более правильную оценку содеянному [26, с. 224].
Именно по этому пути пошел законодатель, приняв Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. № 162—ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации» [5]. В результате однородные действия виновных лиц, подпадающие под признаки конкретных преступлений, стали квалифицироваться как реальная совокупность.
Следуя этой логике, полагаем необходимым наряду с введением понятия «коррупционное преступление» исключить из всех статей Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации квалифицирующий признак «использование служебного положения» и «использование должностного положения».
Такое изменение уголовного закона, во-первых, уменьшит усмотрение правоприменителей при квалификации действий лиц, использовавших во время совершения какого-либо преступления служебное положение, но не являвшихся должностными лицами или
управленцами в смысле, предусмотренном примечаниями к ст. 201 УК РФ. Во-вторых, усилит ответственность тех управленцев, признаки которых закреплены в примечаниях к ст. 201, 285 УК РФ при совершении ими других умышленных преступлений. Такое усиление ответственности будет полностью соответствовать правилам, предусмотренным ч. 1 и 2 ст. 17 — «Совокупность преступлений», и ст. 69 — «Назначение наказания по совокупности преступлений» УК РФ. В-третьих, это устранит статистическую неразбериху в процессе отнесения тех или иных деяний к коррупционным, поскольку их перечень будет ограничен лишь умышленными и корыстными составами, содержащимися в гл. 23 и 30 УК РФ, а также отдельными специальными нормами, содержащими в качестве обязательного, а не квалифицирующего (факультативного) признака элемента состава преступления — специального субъекта. В этом случае действия такого субъекта при отсутствии признаков совокупности будут квалифицироваться по правилам ч. 3 ст. 17 УК РФ, т. е. просто по специальной норме.
Список литературы
1. Конвенция Организации Объединенных Наций против коррупции (Нью-Йорк, 31 октября 2003 г.) // СЗ РФ. 2006. № 26. Ст. 2780.
2. Конвенция Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию (Страсбург, 27 января 1999 г.) // СЗ РФ. 2009. № 20. Ст. 2394.
3. Модельный закон о борьбе с коррупцией, принятый на XIII пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств—участников СНГ 3 апреля 1999 г. // Информационный бюллетень. Межпарламентская Ассамблея государств—участников Содружества Независимых Государств. 1999. № 21.
4. О ратификации Российской Федерацией Конвенции Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию (Страсбург, 27 января 1999 г.) от 25 июля 2006 г. // СЗ РФ. 2006. № 31 (1 ч.). Ст. 3424.
5. О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации: Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. № 162—ФЗ // СЗ РФ. 2003. № 50. Ст. 4848.
6. О противодействии коррупции: Федеральный закон от 27 января 1999 г. // СЗ РФ. 2008. № 52 (ч. 1). Ст. 6235.
7. О ратификации Российской Федерацией Конвенции ООН против коррупции: Федеральный закон от 8 марта 2006 г. № 40—ФЗ // СЗ РФ. 2006. № 12. Ст. 1231.
8. О противодействии коррупции: Федеральный закон от 25 декабря 2008 г. № 273—ФЗ // СЗ РФ. 2008. № 52 (ч. 1). Ст. 6228.
9. О практике применения судами законодательства об ответственности за экологические правонарушения: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 ноября 1998 г. № 14 (в ред. от 6 февраля 2007 г. № 7) // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1999. № 1.
10. О практике рассмотрения судами уголовных дел о нарушении авторских, смежных, изобретательских и патентных прав, а также о незаконном использовании товарного знака: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 26 апреля 2007 г. № 14 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2007. № 7.
11. О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 января 1997 г. № 1 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1997. № 3.
12. О практике применения судами уголовного законодательства об ответственности за налоговые преступления: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28 декабря 2006 г. № 64 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2007. № 3.
13. О судебной практике по делам о контрабанде: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 мая 2008 г. № 6 (в ред. от 28 сентября 2010 г. № 23) // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2008. № 8.
14. О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 16 октября 2009 г. № 19 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2009. № 12.
15. О судебной практике по делам о незаконном предпринимательстве и легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 18 ноября 2004 г. № 23 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2005. № 1.
16. О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участии в нем (ней): Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 июня 2010 г. № 2 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2010. № 8.
17. О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате: Постановление Верховного Суда от 27 декабря 2007 г. № 51 //
Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2008. № 2.
18. О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств: Постановление Верховного Суда от 6 февраля 2007 г. № 7 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2002. № 5.
19. О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 февраля 2000 г. № 6 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2000. № 4.
20. Об утверждении Перечня № 23: совместное указание Генеральной прокуратуры Российской Федерации и МВД России от 30 апреля 2010 г. № 187/86 // СПС КонсультантПлюс.
21. Об утверждении и введении в действие статистического отчета «Сведения о работе прокурора по надзору за исполнением законодательства о противодействии коррупции и о результатах расследования уголовных дел коррупционной направленности»: приказ Генеральной прокуратуры Российской Федерации от 11 февраля
2008 г. № 23 // СПС КонсультантПлюс.
22. Об утверждении и введении в действие формы статистической отчетности «Сведения о противодействии коррупции при организации деятельности по выявлению, расследованию, раскрытию и предупреждению коррупционных преступлений следственными органами Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации» в системе Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации: приказ Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации от 19 марта
2009 г. № 7 // СПС КонсультантПлюс.
23. Материалы Комиссии по законодательному обеспечению противодействия коррупции Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, направленные в МВД России 18 ноября 2010 г. № 4.2-9/691.
24. Бабий Н. Принципы построения уголовного закона и квалификация преступлений // Уголовное право. 2006. № 3.
25. Большой толковый словарь русского языка. СПб., 2008.
26. Кашепов В.П. Уголовно-правовая квалификация совокупности преступлений // Комментарий судебной практики. Вып. 12 / под ред. К.Б. Ярошенко. М., 2006.
27. Рарог А.И. Принцип системности права и развитие уголовного законодательства // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: сб. материалов III Международной науч.-практ. конф. М., 2006.
E-mail: [email protected]
23
