CC BY
245
Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6, 2006, вып. 1
А,А. Никонова
ЗАГАДКА МУЗЕЙНОГО ПРЕДМЕТА*
В статье, посвященной бытию музейного предмета, высказывается предположение, что специфика музейного предмета лучше всего распознается в результате изучения различных форм его бытования в самом музейном пространстве. Музейный предмет не обладает определенным набором функций, а наделяется ими человеком. Формирование неповторимого облика музейного предмета осуществляется через: наделение значением, в процессе интерпретации, в контекстуализации, в моделировании «рассказа».
«Показывают какие-то памятники старины, но все они, на мой взгляд, вымышленные, поддельные - нарочно, чтобы заманивать легковерных простаков. Да что говорить: где Иерусалим стоял поначалу - и то, мне думается, в точности неизвестно!
- Но что же ты все-таки видел?
- Великое повсюду варварство!».
Эразм Роттердамский. «Разговоры запросто»
Под сводами храмов, на развалинах поселений, в холодных музейных хранилищах являются нам бесчисленные следы прошлого. В них окаменело время, и вряд ли возможно понять, какие глубинные силы сообщают им удивительную устойчивость, что и почему бесследно исчезает, а что, напротив, продолжает быть в культуре. Еще труднее распознать, что в конечном итоге достается современнику: поверхность камня или отпечаток времени, реликты культуры или смутная память о них. Возможно, и то, и другое. Невидимая, но прочная нить соединяет поколения людей между собой, это нить имманентного прошлого, нить значений и смыслов, подлежащих обязательному наследованию и усвоению. И мы вновь и вновь возвращаемся к труднейшей проблеме изучения структур культурно-исторического смыслообразования. Труднейшей, потому что под оболочкой вещей обнажается бытие идей, становление человеческой субъективности и идеальности. Более того, с неумолимой силой происходит трансформация смысловых рамок, имеющих уже в генезисе свое собственное движение. И, наконец, мы фиксируем, как выделившиеся смысловые общности на определенном этапе исторического развития группируются, образуя различные понятийные (информационные) системы.
Одной из таких систем предстает пред нашим взором музей, а именно как проекция социокультурной памяти, форма исторического нарратива**. Несомненно, что историческая память в качестве культурной традиции задана восприятием, переработкой,
* Работа выполнена в рамках научной программы МОРФ «Университеты России»): проект ур. 10.01.357.
** Нарратив понимается в расширенном смысле: функционирование культурной традиции в формах разного уровня - от вещественных памятников, обрядов и до символических систем.
© A.A. Никонова, 2006
обогащением и предметным организмом культуры. Такое движение отражается в различных формах упорядочивания, которые закрепляются в понятиях мемориальности, музейности и музеефикаторства. Здесь следует остановиться на понятии мемориально-сти (Пушкарева) как особом свойстве исторического времени, имеющего онтологический и социокультурный аспекты. Именно мемориальность как фундаментальное свойство культуры способствует оформлению .музейности. Прошлое актуализируется для индивида через собственную память, а история социума существует только посредством социальной памяти. Являясь социальным феноменом, историческая память предстает как некоторая динамика актуальных культурных форм. В нашем случае это этапы «пути» от погребения до музея, трансформация которых складывается из единства трех моментов: истории как исторической канвы событий в осмыслении человечеством; исторической (культурной) памяти как отражения событий в общественном сознании каждой отдельной личности и культуры как фрагмента исторического опыта. Социальная память не только избирательна, как и индивидуальная, но жестко иерархизирована и структурирована, поэтому ей свойственно изменяться в соответствии с возникающими структурами и системами. Механизмы функционирования социальной (культурной) памяти отчетливо проявляются в музейных формах. Это - утверждение, забвение, забывание, переакцентирование, контаминация, вытеснение. В тишине и замкнутости музейного пространства покоится мечта о возможности сохранить без ущерба для человеческой культуры взаимосвязь исторической памяти и предметного мира. Но мечта и реальность, в пространстве культуры дополняя друг друга, образуют сложные, чаще всего иллюзорные смысловые фигуры, за которыми уже невозможно отделить мечту от повседневной практики. Спрятанный на полках хранилищ или помещенный в витрину экспозиции, артефакт культуры обретает здесь свое новое значение, маркируя мемориальность уже не столько индивидуальной, сколько коллективной памяти, создавая идеальную модель истории социума.
Сегодня музей меняется, примеряя на себя практики других институтов культуры. Но, осваивая новое, он в чем-то возвращается назад к своим истокам, подчиняясь диалектике памяти и забывания, которая закрепляет, прежде всего, реконструктивный, проектный характер музейного пространства, т.е. в нем заново переоформляется прошлое, пересоздается в соответствии не только с воспоминаниями, но с потребностями современной реальности. Следовательно, и по-иному раскрывается сущность музейного предмета, двойственность и неоднозначность его свойств и функций. В исследованиях по общей теории музееведения или метамузеелогии феномен музейного предмета и становление его значений рассматриваются, как правило, в контексте изучения различных музейных практик или анализа музея как социокультурного института (культурной формы). Сложность и неразработанность обозначенной проблематики провоцирует неопределенность терминологических границ, что, в свою очередь, затушевывает динамику процесса переструктурализации фундаментальных культурных смыслов, бытующих в современном музейном пространстве. Музейному предмету предписываются характеристики и свойства (аттрактивность, ассоциативность, информативность, экспрессивность и др.), изначально принадлежащие не столько ему, сколько любому культурно значимому артефакту. Отличаются ли свойства музейного предмета от современного предмета как товара или предмета реального мира, бытующего в современной среде? При внимательном рассмотрении и тот и другой обладают высокой степенью ассоциативности, связанной как с прошлым, так и с настоящим и будущим. Оба выступают как источники знаний о культуре, истории, природе. И тот и другой могут вызывать сильные эмоции и служат атрибутом социальной значимости.
Следовательно, существенны не те или иные особенности музейного предмета во всей своей полноте, уникальности и историческом становлении, а что-то иное. Поэтому прежде, чем обратиться к доказательству данного утверждения, рассмотрим подробнее некоторые из бытующих в научной литературе определений музейного предмета. Спецификой включения музейного предмета в собрание занимались Й. Бенеш, В.Ю. Ду-кельский, Г.С. Кнабе, H.A. Никишин, A.M. Разгон, Л.Т. Сафразьян, К. Шрайнер, 3. Стран-ский и др., рассматривая его в большей мере как источник исторического познания и элемент коммуникации, но в отрыве от других предметов музейного пространства, сам по себе или как участника различных форм музейной деятельности.
В современной отечественной литературе музейный предмет понимается как: 1) «движимый объект природы или материальный результат человеческой деятельности, который в силу своей значимости для музейного использования изъят из среды бытования и включен в состав музейного собрания»'; 2) «извлеченный из реальной действительности предмет музейного значения, включенный в музейное собрание и способный длительно сохраняться. Музейный предмет является носителем социокультурной и естественнонаучной информации - аутентичным источником знаний и эмоций, культурно-исторической ценностью, частью национального достояния»2. В обоих определениях фундаментальными характеристиками музейного предмета служат, во-первых, прочная связь с музейным пространством. Вне музея реальный предмет обладает иными значениями, свойствами и функциями. Он может приблизиться к музейному предмету, став «предметом музейного значения». Во-вторых, его обязательная материальность, т.е. музейным предметом может быть только артефакт, причем любой, не обязательно движимый (в пространство экомузеев включены и недвижимые памятники). Предмет изымается и помещается в особое пространство (даже в экомузеях, когда артефакт сохраняется на прежнем месте, пространство «огораживается» и приобретает новое значение), прежде всего, для хранения и научной обработки социокультурной информации, а затем только для экспонирования. В музее основной акцент направлен на выявление и усиление общественного значения «предмета музейного значения», что частично уже происходит в период его изъятия из «внемузейного» пространства. В результате «он превращается в документ, знак, символ, свидетельство события, явления или процесса», занимая свое место в контексте музейной коллекции или экспозиции3.
Приведенные определения подробно намечают путь трансформации обыденного предмета в музейный, границы его пребывания в музейном пространстве, но не выявляют ценностные критерии, по которым предмет реального мира приобретает музейное значение, а предмет музейного значения становится музейным предметом. Четко определяются только критерии перехода музейного предмета в экспонат (правильнее «музейный экспонат»). Экспонат - музейный предмет, включенный в экспозицию. Однако, как отмечает Т.П. Поляков, и с выделением экспоната в теории музееведения не все обстоит так просто. Мы не будем касаться вопросов экспозиционного проектирования, лишь отметим, что согласны с концепцией Т.П. Полякова^ о существовании особой мифологии музейного пространства, которую создают не столько особенности экспозиционной практики, сколько как раз предельная символичность музейного предмета, а следовательно, и самого музейного пространства.
Иными словами, музейное пространство всегда первично по отношению к музейному предмету. Более того, теоретическое осознание специфики музейного предмета, выделение его свойств и функций происходит лишь после того, как музей становится полноправной «культурной формой». Напомним, что в отечественном музееведении оп-
ределение музейного предмета впервые ввел Н.М. Дружинин только в начале 30-х годов XX в. Большинство исследователей, удовлетворенные таким объяснением, выделяют характерные свойства и функции музейного предмета (генетическая, моделирование действительности, коммуникативная, научно-информационная и др.), но не пытаются проанализировать разнообразие возникновения предметов музейного значения, прояснить способы наделения ценностными характеристиками предметы, являвшимися до их включения в музейные коллекции предметами реального мира. Иногда ученые стремятся расширить смысловые границы музейного предмета и уйти от его материальности, заменяя термин «предмет» на «объект». «Музейный предмет - это включенный в музейное собрание историко-культурный или природный объект, обладающий музейной ценностью, являющийся источником разнообразных знаний и эмоционального воздействия»5. Появление понятия музейного объекта маркирует не только расширение смысловых оттенков, но и следующую стадию трансформации музея — как специфической формы культуры.
Для дальнейшего анализа будем использовать понимание музея как особого, уникального социокультурного явления. Сегодня специалисты определяют музей как «некоммерческое учреждение культуры, созданное собственником для хранения, изучения и публичного представления музейных предметов и коллекций». Таким образом, круг замыкается: музей - это собрание музейных предметов, а музейным предмет становится только тогда, когда включается в музейное собрание. Вероятно, специфика музейного предмета может быть понята лишь через осмысление механизма появления в культуре «предмета музейного значения», некой промежуточной стадии трансформации обыденного предмета реального мира в особый - музейный. Данная стадия закрепляет процесс наделения любого бытового предмета (процесс музейной оценки) новыми ценностными (научными, историческими, художественными или мемориальными) свойствами, которые не могут быть больше по какой-то причине сохранены и изучены вне особого и обязательно замкнутого пространства - музея. При изоляции предполагается, что будет сохраняться константность материальных границ музейного предмета. Но возможны и естественные утраты, реставрационные изменения или случайные значительные потери, тогда степень аутентичности уменьшится, а музейный предмет из подлинника превращается в свой знак, свидетельство некогда существовавшего феномена, «памятник» памятнику. Необходимо уточнить и то, что предмет музейного значения предполагает существование музейного пространства или как минимум музейности, как стремления к приобретению, сохранению и использованию различных объектов природы и общества, получивших социокультурную значимость.
Однако возникают вопросы - в результате каких процессов в культуре и на какой исторической стадии происходит оформление специфических свойств предмета музейного значения? Особо значимые (отделенные от обыденных, утилитарных вещей) предметы фиксируются археологами с древнейших времен, и сразу за ними закрепляется отдельное пространство в жизни индивидуума и социума (погребения, святилища, храмы), т.е. сакральное. Фундаментальные оппозиции: сакральное и профаное были первыми результатами регламентации культурного пространства. Предметы уже в процессе их изготовления наделялись необходимыми смысловыми рамками будущих сред обитания. Функция же сохранения предметов на ранних стадиях человеческого существования поддерживалась в обоих пространствах. Чем большую социальную функцию и материальную ценность имела вещь в профаном пространстве, тем дольше она сохранялась, социумом принимались все усилия для ее передачи из поколения в поколение.
И в профаном мире существовало свое «значимое, выделенное» смысловое пространство, предметы которого были индивидуальной или родовой реликвией. Поэтому не совсем точно исследователи подчеркивают стремление человека к выделению значимых предметов только в общественных местах.
Пройдя длительный период пребывания как в профаном, так и в сакральном пространстве, эти предметы постепенно приобретали дополнительные смыслы и коннотации, но с самого начала они уже маркировали становление и изменение общественного интереса. Совершенно очевидно, что сакральное пространство с момента своего появления имело четко очерченные границы и выполняло первично не только охранительные функции. Выделение, собирание и охрана сакральных предметов и их социально значимой информации было необходимо для передачи и изучения социокультурного опыта человеческого общества.
Следовательно, не сам факт обособления пространственных границ культурного института - музея превращает «предмет музейного значения» в «музейный», и даже не фундаментальное свойство человеческой культуры - быть транслируемой от поколения к поколению, закрепленное в явлении исторической памяти. Рискнем высказать предположение, что переход предмета музейного значения в музейный определяется только конкретными видами практик музейного собирания (комплектования фондов, научного исследования, выставочная деятельность), в которых существенную роль играют случайные и субъективные факторы, что подтверждается историей формирования основных фондов большинства крупных музеев мира. По справедливому замечанию Ф.И. Шмита, «совершенно безразлично, какого сорта вещи хранятся и показываются в каждом музее, - произведения ли искусства или минералы, или образцы растительных и животных пород, или что угодно иное; совершенно безразлично, хранятся ли в закрытых помещениях мелкие отдельные предметы или ансамбли предметов, или государство использует в показательных целях целые здания или местности-заповедники»6. Данный факт подтверждается условностью тематического деления музейных предметов по типам коллекций и по видам источников (на письменные, вещные, фото, изобразительные и др.). Все они становятся символической музейной вещью, попадая в музейное пространство. Этому способствуют и особенности пространственных, временных и тематических границ музейного предмета, которые напрямую связаны с возможностью включения музейного предмета в различные контексты не только экспозиций, но и интерпретаций (научных, обыденных, административных), так как в результате процедур интерпретаций смысловые границы становятся подвижными, поэтому 1.11. поляков выделяет способность «перевоплощения» музейного предмета как «способность раскрывать свою потенциальную мемориальность».
К такому выводу нас подводят существующие в современном отечественном музееведении основные определения музея и музейного предмета. Отметим и тот факт, что находящийся вне музейного пространства «предмет музейного значения» оказывается в этом случае вне профессионального осмысления музееведами. Ведь не всякий предмет музейного значения становится музейным, в связи с этим пространство его существования расширяется от пространства иных культурных форм (семьи, общественных организаций, учреждений образования, архивов, библиотек, театров) до пространства всей человеческой культуры.
Выскажем суждение, что специфику музейного предмета лучше всего распознать в результате изучения различных форм его бытования в самом музейном пространстве. Казалось бы, в этом проявляется некий парадокс, но он уже задан смысловым тождеством понятий музея и музейного предмета. Не всякое собрание даже высокохудоже-
ственных или культурно значимых предметов является музеем, а только то, которое получает ту или иную форму признания обществом (на государственном или общественном уровне), поэтому имеет особый социальный статус. Одновременно любое собрание предметов (только как информационных источников), но наделенное социальным статусом, может стать музеем (например, музей восковых фигур). Слеловательно, музейный предмет может быть понят только изнутри музейного пространства, из специфики его формирования как института, прежде всего удовлетворяющего различные потребности общества (познавательные, эстетические, развлекательные, экономические, политические), поскольку «люди по уровню своего развития и но своим потребностям различны, а потому различны должны быть и музеи»7. Именно современная тенденция умножения различных музейных форм стимулирует исключительную социальную активность и, одновременно, поддерживает ее.
Как мы знаем, любой материальный предмет, функционирующий в культуре, обладает изначально той или иной (а иногда и достаточно высокой) социальной активностью. Социальная активность предмета дифференцируется и в некоторые моменты существования предмета увеличивается, но не за счет своих особых свойств. Они, как мы показали, присущи и другим видам артефактов, «насыщающих» пространство человеческой культуры. Более того, при рассмотрении функций музейных предметов как особой системы отношений, в которой музейный предмет не выступает сам по себе, а взаимодействует с другими предметами, необходимо учитывать и взаимосвязь с субъектом как интерпретатором и потребителем данных функций. Она возникает, поскольку не музейный предмет имеет те или иные функции, а их выявляет человек, обособляя предмет из колоссального мира вещей путем а) наделения значением; б) в процессе интерпретации; в) помещая в контекст; г) моделируя «рассказ».
Одним из существенных критериев, определяющих положение предмета в музейной коллекции и формирующих понятие музейного фонда, служит его особая информативность, проявляющаяся в наличии исторической целостности или подлинности. «Подлинность музейного предмета - доказательство соответствия всех признаков музейного предмета, находящихся в неразрывном единстве. У предмета, который не является подлинником, это единство нарушено»8. Проблема аутентичности важна для правильного понимания закона переструктурализации смыслов в культуре. Исследователи верно заметили, что «современное сознание начинает беспокоиться об аутентичности истории и музейного предмета лишь в моменты ее утраты»9. Поскольку прошлое не может быть сохранено в настоящем в своей целостности и всегда фрагментарно, возможно ли делать акцент только на свойстве аутентичности? Само понятие памятника уже есть фиксация феномена забвения.
Одновременно со стремлением владеть подлинными артефактами прошлого возникает практика копирования этих предметов (копия учебная, копия-бутафория, ко-пия-подделка, реплика-товар, копия-замена). Следовательно, при формировании коллекций важны не те ценностные и информационные параметры предмета прошлого, но сам факт владения им. Мотивы и формы обладания таким предметом в дальнейшем влияли на формирование музейности, расширяя спектр предметного поля от природных уникумов до произведений художественного творчества. Уже в древности, в Римскую эпоху прослеживается приоритет идеального носителя. Копия как знак памятника полностью заменяла его и осмыслялась как идентичная. Она осознавалась не как самоценная, а как излучающая «полную» информацию о подлиннике, и в то же время имела дополнительную информацию, становясь знаком, маркером существования аутентич-
ного предмета. В ней соединялись общественная значимость владения как престижной формы и знак (например, победы над врагом - трофеи как материальные свидетельства военной победы). Поэтому копия могла полноправно заменить подлинник (аутентичный предмет), так как маркировала только само событие.
Таким образом, уже изначально формировалось представление о возможности включения копий в коллекцию уникальных предметов как равноправных по значению составляющих (например, коллекция гемм Екатерины II). Только позднее, уже в Новое время, с развитием научного исследования и истории как науки ученые стали отделять эвристическую значимость того и другого. Копии стали использоваться для профессиональной подготовки специалистов в художественных музеях, макеты и муляжи - в естественнонаучных и исторических. Притом, уже в музейном пространстве происходит дифференциация информативных свойств копии и подлинного предмета. Подлинник в музейном пространстве сохраняет свой ценностный потенциал (нельзя изменить его внешний вид, форму, цвет и т.д.), но его историко-культурная значимость в результате изучения (атрибуции, реставрации, типологизации) может измениться. Такое изменение возможно и для копий (а иногда и для макетов), если музейная коллекция состоит только из них (например, музей слепков. Э. Виолле-ле-Дюка или музей Дюшана).
Постоянное увеличение различных способов воспроизведения музейного предмета в XX в. (копии, репродукции, макеты, модели, муляжи, слепки, голограммы) корректирует представление о возможности включения копий только в научно-вспомога-тельный фонд. Некоторые авторы обращают внимание на их временную характеристику, полагая, что чем древнее копия, тем более она «может иметь значение подлинного музейного предмета и памятника культуры»10. Между тем возникает необходимость осмысления самого процесса актуализации музейного объекта, как артефакта, так и нематериальных объектов (технологий, этических и социальных представлений, ритуала и т.д.). Возрастающая потребность «материализации» информации о нематериальных объектах культуры намечает следующую стадию трансформации музейного предмета/ объекта в музейную единицу. Таким образом, уже на данном примере мы выявляем безграничность и подвижность содержательности музейного предмета. Данные качества наделяют музейные предметы возможностью общаться с посетителями, а музейную коллекцию делают «языком» музейного функционирования. Они (музейные предметы) могут «рассказать» не только о том, что явилось причиной их включения в музейное пространство (историческая, художественная или социокультурная ценность), но и дать другую информацию о себе, они становятся «материальным» средством творческой лаборатории исследователя или эксиозиционера. Настойчивое стремление «материализовать» музейный объект отражает складывающееся противоречие между классической музейной парадигмой и современными потребительскими практиками музейной продукции, что, несомненно, фиксирует наметившийся кризис музееведческого мировоззрения11.
Информационное наполнение одного и того же музейного предмета в различных зонах музейного пространства различно. Каждый предмет в своей сути, «в чистом виде» обладает безграничным количеством информации, или информационным потенциалом. Только попадая в конкретный контекст, «высвечивается» или акцентируется определенная часть информации или информационное поле, которое обретает временное, следовательно, исключительно целенаправленное значение. Оно коррелирует прежде всего с восприятием посетителя. Так, в экспозиционном пространстве музейный предмет становиться иллюстративным материалом моделируемого исторического процесса или
события, растворяясь среди иных вспомогательных предметов. Тогда ценность и значение его будут зависеть от степени участия в контексте экспозиции, в которой снимается тематически иллюстративная «ограниченность» музейного предмета, и появляется во-можность представить его специфическим экспозиционно-художественным образом. Здесь (в пространстве экспозиции) «вещь, становясь элементом художественного текста, освобождается от утилитарной функции, приобретает функцию символическую» (Поляков). При таком смешении понятий, вернее, в результате изменения акцентов, устанавливается временная равноправность различных предметов экспозиции: «все, что выставлено», переходит в разряд музейных образов.
Музей - айсберг, видимая часть - экспозиция. Она лишь малая толика реально существующих коллекций и проблем интерпретации музейного предмета. Именно эта «мощная», скрытая и в то же время «рутинная» часть айсберга дает устойчивость существованию в обществе данной культурной форме. Значение имеет не то, что музеи позволяют посетителям видеть, а то, что они скрывают. Таким образом, поливариантность и многофункциональность музейного объекта позволяет легко изменять конфигурацию способов репрезентации в прежних смысловых формах. В таком случае подлинный музейный предмет вторичен для понимания музея как специфического феномена сохранения и трансляции историко-культурной памяти. Наметившаяся оппозиция «предмет -эпоха», «музейный предмет - публика», «музейный объект - музейное пространство» формирует «живую» онтологию музейного пространства, постоянное перетекание текста (предмета) в произведение (выставку) и произведения - в текст, которое становится возможным только в процессе интерпретации и манипуляции мира удвоенных смыслов (как утраченных, так и современных). Следовательно, бытование музейного предмета репрезентирует не столько его когнитивный аспект, сколько прескриптивный (предписывающий). Совершенно очевидно, что фундаментальный принцип упорядочивания априорных интенций смыслообразования музейного пространства как конвенционального, определяет изначальную релятивность музейного предмета, становящегося сегодня музейным образом.
1 Юренева Т.Ю. Музееведение: Учебник для высшей школы. М., 2003. С. 326.
2 Шляхтича JIM. Основы музейного дела: теория и практика: учеб. пособие. М., 2005. С. 180. 'Юренева Т.Ю. Указ. соч. С. 323.
I Поляков Т.П. Мифология музейного проектирования, или «Как делать музей?». М., 2003. s Основы музееведения: учеб. пособие / Отв. ред. Э.А. Шулепова. М., 2005. С. 65.
'' Шмит Ф.И. Музейное дело. Вопросы экспозиции. Л., 1929. С. 52. 7 Там же.
к ШляхтинаЛ.М. Указ. соч. С. 181.
■'Калугина Т.П. Художественный музей как феномен культуры. СПб., 2001.
111 Основы музееведения. С. 55.
II Вдовин Г.В. Кризис музея как мировоззрения [www-документ] // http:www.museiim.ru/muscum/aoni/ text_vest/vdvin-2.htm (2005. 15 октября).
Статья поступила в редакцию 12 октября 2005 г.
