CC BY
50Алексеев С.В., д.и.н. (МосГУ)
Южнославянские средневековые источники по истории Руси
Тесное культурное родство связывало Древнюю Русь с южнославянскими православными государствами средневековья. Свидетельства тому многочисленны и очевидны, начиная с восприятия Русью на протяжении Х в. возникшего, скорее всего, в Болгарии кириллического письма. В русских исторических сочинениях, начиная с «Повести временных лет», судьбам южнославянских народов уделяется довольно пристальное внимание. Тем парадоксальнее, что сведения о Руси в письменных источниках южнославянского происхождения крайне скудны по сравнению даже с источниками из довольно удаленных западноевропейских стран. Причиной этого могла бы стать фрагментарность и жанровая специфика сохранившихся памятников южнославянской средневековой литературы - последствие турецкого завоевания XIV-XV вв. Однако завышенные оценки утраченного уже давно поставлены под сомнение, а сопоставление объёма информации о Руси и других странах в сохранившихся памятниках в любом случае наводит на размышление.
Нижеследующий обзор, включающий все известные южнославянские источники XI-XV вв. со сведениями по русской истории, целесообразно начать с источников болгарских - и по причине большего их объёма, и по причине длительного соседства и прямых контактов Болгарии с Русью. Культурное влияние, оказывавшееся Болгарией на Русь на протяжении X-XV вв., является аксиомой для истории русской культуры. Свидетельства такого влияния, охватывавшего самые разные сферы духовной жизни общества, многочисленны. Среди самых выразительных - переписанный на Руси в 1073 г. Изборник болгарского царя Симеона, где похвала заказчику первоначальному переделана в похвалу заказчику новому, князю Святославу Киевскому. В 1262 г. митрополитом Кириллом именно из Болгарии был получен список сербской Святосавской Кормчей, легшей в основу позднейшего канонического права. Внешние завоевания Болгарии -византийское и турецкое - приводили к массовым исходам образованных болгар на Русь. Вместе с ними приходили и литературные сочинения, многие из которых сохранены именно русской письменной традицией.
При всём том сказанное о южнославянских источниках в целом в полной мере относится и к источникам болгарским. Наиболее значительный памятник болгарской историографии дотурецкого периода - болгарские хроникальные приписки при выполненном по приказу царя Ивана Александра в XIV в. переводе византийской хроники Константина Манас-сии. Происхождение приписок - вопрос дискуссионный. Использование при их составлении каких-то материалов, восходящих ко временам Первого Болгарского царства, не исключено. Но даже если заметки создавались
исключительно на основе иных византийских хроник, очевидным является переосмысление в них фактов болгарской истории с точки зрения самих болгар.
Приписки - не только наиболее примечательный памятник болгарской историографии времён независимости, но и наиболее объёмный болгарский нарративный источник по истории Руси. Сведения о ней содержатся в трёх приписках, относящихся к истории 1Х-Х вв. Притом каждая из «русских» приписок в парадном Ватиканском списке памятника проиллюстрирована миниатюрой1.
В первой приписке речь идёт о крещении русов в IX в. при императоре Василии Македонянине - факт, известный из нескольких византийских хроник Х-Х11 вв.: «При сем Василии цари крестиша ся руси» . Происхождение этой короткой заметки вполне может быть связано с византийским источником (по крайней мере, неблагоразумно было бы однозначно видеть здесь независимое подтверждение факта). Однако она интересна как свидетельство определённого внимания летописца к Руси.
Впрочем, внимание к внутренней жизни «русов» этим и ограничивается. Основной объём «русской» информации, что неудивительно, связан с падением Первого Болгарского царства. И описание событий в деталях отличается как от византийских, так и от русских источников о Болгарской войне.
Вторая приписка с упоминанием «русов» сделана при описании царствования Никифора Фоки: «При сем Никифоре цари плениша руси Блъгарскую земя по дващ в двею лета, цареви Никифору изведшу Святсла-
3
ва на них» . Сюжет непосредственно продолжает следующая приписка, посвященная событиям времен Иоанна Цимисхия. Она начинается с описания похода Цимисхия в Болгарию, взятия Преслава и пленения болгарского царя Бориса. Далее, несколько неожиданно для знакомого с исторической последовательностью событий, следует: «По преяти же Пре-славьстемъ Святславу, князу рускому, попленившу Блъгарская земя и под себе сътворшу, и въ Дростре ему сущу, шед тамо Цимисхи съ многыми ратми, победи его, самого же своеволне отпусти. Ну и тъи, дошед в пече-
4
негы, тамо скончася со всеми своими» .
Как видим, под пером болгарского хрониста реальный ход событий Х в. претерпел заметные изменения. Вместо двух походов Святослава на Балканы, о которых говорят и византийские источники, и русская летопись, появились три, причём не один, а два первых совершены по воле византийского императора. Самое же явное изменение - война Святослава с
1 Среднеболгарский перевод хроники Константина Манассии в славянских литературах. София, 1988. С. 85.
2 Там же. С. 231.
3 Там же. С. 233.
4 Там же.
Цимисхием совершенно отделена от взятия последним Преслава. Святослав появляется в Болгарии уже после окончательной гибели прежнего царства. Из болгарского текста невозможно заключить, что Борис находился в полной власти Святослава, а Цимисхий выбивал из Преслава именно русов.
Думается, что внося изменения в ход истории, болгарский редактор Манассии решал две связанные задачи. Во-первых, усиливалась ответственность византийцев (и без того, заметим, очевидная) за гибель Первого Болгарского царства - фундаментальный, как представляется, тезис для идеологии Второго царства. Во-вторых, что было, видимо, не менее принципиально, - последний царь прежней династии Борис избавлялся от незавидной роли марионетки в руках киевского князя. В приписке он предстаёт как независимый правитель, которого Цимисхий лишил власти.
Итак, в исторической памяти болгар Русь ещё в XIV в. неизбежно ассоциировалась в первую очередь с гибелью Первого царства. Событие это рано начало мифологизироваться, и свидетельство этому - созданная ещё в XI в. богомильская «Болгарская апокрифическая летопись» («Сказание Исайе пророка»). В ней падение царя Петра описано следующим образом: «Приидоша некии насильницы яко исполини и погубише землю Бль-гарьскую по морю»5. Тенденция «летописца», программой которого являлась греко-болгарская равноправная уния под эгидой «болгарской» веры, резко отличалась от придворных хронистов будущего Второго царства. Согласно «летописи», победа «исполинов» стала возможна лишь благодаря тому, что византийский император не успел оказать болгарскому «брату» помощь. Интересно замечание о приходе врагов по морю - это, кажется, единственное прямое свидетельство о плавании русов к Дунаю.
В этом контексте неудивителен равнодушный, если не удовлетворенный тон описания бедствий Руси после монгольского нашествия в другом апокрифическом болгарском памятнике: «Пандеховом пророческом сказании» середины XIII в.: «Руси вльчьки повыют и разидуть се, люту казнь примут, истают акы воск от лица огну»6. Катастрофа Руси не только воспринимается как справедливая «казнь», но русы ещё и неочевидно сравниваются с побеждаемыми Богом бесами. Упомянутое бегство русов в другие страны - факт, хорошо известный болгарам, ибо в 40-х гг. здесь нашли приют и новые земли бежавшие от монголов русские князья. Один из них, Ростислав, сыграл немалую роль в полыхавшей примерно в годы создания «сказания» усобице, что отчасти объясняет тон автора.
В целом же Русь современная мало занимала авторов эпохи Второго Болгарского царства. Можно сетовать на утрату (действительную или предполагаемую) неизвестного числа исторических сочинений. Но ни в
5 Тъпкова-Заимова В., Милтенова А. Историко-апокалиптичната книжнина във Византия и в средневековна Блъгария. София, 1996. С. 197.
6 Там же. С. 246.
сохранившейся «Анонимной хронике» XV в., ни в многочисленных заметках исторического содержания, ни в житиях, ни в эпиграфике упоминаний Руси нет. О политических контактах между Болгарией и Юго-Западной Русью - скажем, о пребывании на Руси Ивана Асеня II или об эмиграции русских князей в Болгарию - можно судить лишь по источникам из третьих стран. Имеющиеся источники болгарского происхождения о Руси XIII-XV вв. свидетельствуют, за оговоренными исключениями, только о религиозных контактах, причём довольно тесных. Однако и эти источники немногочисленны, и их болгарское происхождение весьма условно - все они сохранены древнерусской традицией и связаны своим появлением именно с Русью. Наиболее выразительный пример - Послание деспота Якова Святослава киевскому митрополиту Кириллу II от 1262 г., сопровождавшее выполненный для Руси список сербской Кормчей . Яков Святослав был русским по происхождению, князем из рода Рюриковичей, и относить его Послание к ряду «южнославянских источников» можно только с большой долей условности.
Гораздо более «болгарский» источник - Надгробное слово митрополиту всея Руси Киприану известного болгарского церковного деятеля и
о
писателя, также митрополита Киевского Григория Цамблака . Оно было создано в 1409 г., вскоре по прибытии Григория в Западную Русь, но, несмотря на тему, сведений собственно о Руси практически не содержит -Григорий в основном вспоминает пребывание Киприана в Болгарии. Тем не менее, «Слово» важно как дополнительное свидетельство именно болгарского происхождения Киприана. С другой стороны, произведения самого Киприана, созданные на Руси, едва ли могут быть отнесены к разряду «внешних» источников вообще.
Вслед за болгарскими обратимся к сербским источникам. Они ещё эпизодичнее, условно-малозначимы для «большой» истории, но сведения их более уникальны. Это, прежде всего, известия о пострижении святого Савы около 1190 г. в «Рушком монастыри» на Афоне - т.е. в русской обители св. Пантелеймона. Эти сведения содержатся в обоих старейших житиях сербского первосвятителя - Доментиана и Феодосия Хилендарского9. Согласно последнему, старец, обративший мысли Савы к монашеству, и сам был «родом рус».
Стоит добавить, что через тот же Хилендарский монастырь, где жили сербские и русские монахи, в сербскую литературу проникает влия-
7
См.: Щапов Я.Н. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в Х-ХШ в. М., 1978. С. 140-152.
о
Леонид, арх. Надгробное слово Григорiя Цамблака российскому архиепископу Киприяну // Чтения в обществе истории и древностей российских. М., 1872. Кн. 1. С. 25—32.
9 Доментщан. Живот светога Симеуна и светога Саве, Београд, 1865. С. 124; Теодосще. Житща. Београд, 2009. С. 9.
ние древнерусской домонгольской. В частности, сербские писатели начиная с Доментиана использовали труды киевского митрополита Илариона. Его «Послание к брату столпнику» сохранилось именно в сербской рукописной традиции, «вернувшись» на Русь уже позднее.
В «Житиях королей и архиепископов сербских» - историко-агиографическом своде XIV в., созданном под руководством митрополита Даниила, содержится известие о связях с Русью сербского короля Драгу-тина (1276-1316): «В Русьскую бо землю множицею посылаше сълы свое с многочьстьныими дары к Божьствьныим цьрьквам и монастирем и елико милостыне к нищиим и маломощныим. В тои бо земли Русьсцей име зело любовнаго си приятеля кнеза Василия и тому по достоянию дльжьную чьсть въздавааше глаголы сладькые с великолепньныими дары царь-скыими въсылае ему»10. Василия иногда отождествляют с великим князем Владимирским Василием Ярославичем, но тот умер именно в 1276 г., и Драгутин уже не имел возможности посылать ему «царские» дары. Более вероятно и хронологически, и географически отождествление с брянским князем начала XIV в. Василием Александровичем - если речь не идет о каком-либо мелком правителе Юго-Западной Руси.
В ряде сербских летописей XV-XVIII вв.11 имеются известия, иногда довольно пространные, о крещении Руси, о войнах Киевской Руси с Византией. Все они восходят, в конечном счёте, к русским и византийским источникам и самостоятельной источниковой ценности не имеют. Однако они свидетельствуют о возросшем в пору гибели сербской государственности интересе сербов к историческим судьбам родственного и единоверного русского народа. В поздних сербских летописях XVI-XIX вв. многочисленны известия о войнах России с турками. Выделяются сведения со-
12
ставленного в XVI в. Руварчева родослова о родословных связях сербской и литовско-русской аристократии. В частности, приводятся данные о сербском происхождении княгини Анны - матери Елены Глинской, - и, соответственно, русского царя Ивана Грозного. На последнем акцентируется особое внимание.
13
В болгарском летописании интерес к России проявляется несколько позже - в основном в XVII-XIX вв. Это можно связать как с более прохладными в прошлом политическими отношениями Болгарии с Русью, так и - с большим основанием - с катастрофическим упадком болгарской литературы после турецкого завоевания. Как бы то ни было, в довольно широкой по кругозору Анонимной хронике - наиболее значительном летописном памятнике времён турецкого завоевания - ни одного упомина-
10 Животи кралева и архиепископа српских. Загреб, 1866. С. 39-40.
11 См.: Стоjановиh Л. Стари српски родослови и летописи. Београд; Сремски Карловци, 1927.
12 Там же. С. 56-57.
13
См.: Писахме да се знае. Приписки и летописи. София, 1984.
ния Руси или Литвы нет. В целом можно заключить, что и в Болгарии, как и в Сербии, образованная часть общества «заметила» Россию и русских в основном в условиях утраты собственной государственности. Особенную роль в этом сыграло начало и нарастание русско-турецкого противостояния, воскресившего надежды на возрождение южнославянских государств. До этого влияние южнославянских земель на Русь было по преимуществу односторонним, а попытки Руси политически утвердиться на Балканах -редки. Всё это и обусловило незначительный объём и довольно низкую информативность южнославянских источников по истории Руси IX-XV вв.
