CC BY
60
Княгиня Ольга и византийский император (эволюция сюжета в русской исторической традиции XVI века)
Борис Николаевич Флоря
Институт славяноведения РАН Москва, Россия
Princess Olga and the Byzantine Emperor: Evolution of the Storyline in Russian Historical Tradition of the Sixteenth Century
Boris N. Florya
Institute for Slavic Studies
of the Russian Academy of Sciences
Moscow, Russia
Резюме
В статье показано изменение традиционного рассказа о событиях Х в. под влиянием новых представлений о роли Руси-России в мировой истории.
Ключевые слова
княгиня Ольга, византийский император, Византия и Русь в мировой истории
Abstract
The article explores the evolution of the traditional account about the 10th -century events under the influence of new ideas about the role of Rus'/Russia in the world history.
Keywords
Princess Olga, the Byzantine emperor, Byzantium and Rus' in world history
Цитирование: Флоря Б. Н. Княгиня Ольга и византийский император (эволюция сюжета в русской
исторической традиции XVI века // Slovene. 2018. Vol. 7, № 2. C. 487-493. Citation: Florya B. N. (2018) Princess Olga and the Byzantine Emperor: Evolution of the Storyline in
Russian Historical Tradition of the Sixteenth Century. Slovene, Vol. 7, № 2, p. 487-493. DOI: 10.31168/2305-6754.2018.7.2.19
I («ЭПЯЯ^М This is an open access article distributed under the Creative pi v
1-' Commons Attribution-NoDerivatives 4.0 Inter national 2018 №2 blOVGllG
Первичная версия сюжета об Ольге и византийском императоре читается без существенных изменений и в Новгородской Первой летописи младшего извода, где отразился, по наблюдениям А. А. Шахматова, текст более древний, чем «Повесть временных лет», и в текстах разных редакций «Повести временных лет» [НПЛ: 113-115; ПСРЛ 1/1 (1926): 6163; ПСРЛ 2 (1908): 49-51].
В повествовании о поездке Ольги в Константинополь и последующих событиях три фрагмента касаются взаимоотношений Ольги и императора. В первом говорится, что, восхищенный Ольгой, император произносит слова: «[П]одобна еси царствовати с нами в граде сем»1. Угадав его намерения, Ольга заявила: «[А]ще мя хощеши крестити, то крести мя сам» [НПЛ: 113]. В дальнейшем император и выступает в роли ее крестного отца.
Во втором фрагменте рассказывается, что, когда после крещения император захотел на ней жениться, Ольга ответила, что он не может жениться на своей крестной дочери: «И рече царь: переклюкала мя еси Ольга» [ПСРЛ 1/1 (1926): 61;ср.: НПЛ: 114]. В этом явно фольклорного происхождения рассказе отмечается определенное превосходство новообращенной христианки над императором.
Другая интонация характерна для третьего фрагмента повествования, в котором говорится о приходе в Киев к Ольге византийских послов, напомнивших о ее обещании (о котором в основном повествовании не говорилось) прислать в Константинополь «челядь, воск и съкору [т. е. меха. — Б. Ф.] и вои в помощь» [ПСРЛ 1/1 (1926): 62-63]. Ольга ответила, что так и поступит, если «постоиши у мене в Почаине, яко же аз в Сюду» [Ibid.: 63]. Слова эти находятся в определенном противоречии с рассказом о пребывании Ольги в Константинополе и, вероятно, восходят к другой фольклорной традиции.
Важно отметить, что в памятниках, представляющих разные ветви древнерусского летописания, император, встречавшийся с Ольгой, носит разные имена. Вероятно, в первоначальном тексте имя императора отсутствовало, и составители летописных сводов устанавливали его самостоятельно. Если в Ипатьевской и Радзивилловской летописях это «Костянтин сын Леонтов» [ПСРЛ 2 (1908): 49; ПСРЛ 38: 31] (современник Ольги), то в таких памятниках, как Лаврентьевская и Новгородская Первая летопись, которые оказали решающее влияние на формирование великорусской исторической традиции, Ольгу принимает в Константинополе один из преемников Константина — император Иоанн Цимис-хий. Однако при различии имен в разных летописях читается один и тот же текст. Такая устойчивая на великорусской территории традиция
1 Здесь и далее цитаты из источников приводятся в упрощенной орфографии.
могла быть связана с тем, что у составителей летописных сводов не было каких-либо представлений о Цимисхии: известно было только, что он воевал со Святославом.
Положение стало меняться в XVI в.2 Перемены, как представляется, были связаны с включением сведений по византийской истории в древнерусские летописные своды. Правда, о самом крещении Ольги в таких источниках почти ничего не говорилось. Так, в Хронографе русской редакции просто кратко отмечалось: «[П]ри сем цари Романе в лето 6463 крестися Олга» [ПСРЛ 22/1: 359]. Однако имело значение включение в текст летописи информации о Цимисхии, который уже традиционно считался императором, встречавшим Ольгу. Такие сведения были внесены, в частности, в Никоновскую летопись (свод, созданный на рубеже 20-30-х гг. XVI в. под патронатом московского митрополита Даниила): это два рассказа о Цимисхии, взятые из Хронографа, которые отражали сложное отношение к нему в византийской традиции. В одном из рассказов с осуждением говорится о том, что Цимисхий убил своего предшественника Никифора Фоку (покровителя Афона и святого на троне), чтобы жениться на его вдове. Но в том же тексте говорится о его выдающихся качествах правителя. Их описанию посвящен другой рассказ, в котором император сравнивается с раем, откуда вытекают четыре реки, «источая правду, мужество, мудрость, целомудрие» [Ibid.: 363].
В Никоновской летописи эти рассказы соединены с летописным текстом механически, и текст о путешествии Ольги в Константинополь здесь каким-либо изменениям не подвергался [ПСРЛ 9: 31-36]. Однако само это соединение создавало возможности для сопоставления рассказов, что и произошло в более позднее время при составлении пространной редакции Жития Ольги. Текст этой редакции сохранился в ряде списков, в одном из которых читалась приписка: «Списано любо-мудрецом Сильвестром, презвитером царствующаго града Москвы». Она способствовала утверждению представлений о том, что создание памятника связано с именем протопопа Сильвестра, наставника Ивана IV Грозного [Сиренов 2007: 389-390; Курукин 2015: 89 и сл.]. В настоящее время эта точка зрения вызывает возражения [Усачев 2009: 451-459]. Однако важно — независимо от решения вопроса об авторстве, — что это житие Ольги стало начальной частью «Степенной книги» — официального изложения русской истории, созданного в окружении митрополита Макария на рубеже 50-60-х гг. XVI в.
2 Хотя даже в XVII в. продолжали создаваться памятники, передававшие летописную традицию рассказа об Ольге: напр., псковская редакция Жития Ольги, явившаяся одним из источников рассказа о ней в Степенной книге [Карпов 2003: 85], и Воскресенская летопись [ПСРЛ 7: 285-286].
Сопоставление текстов показало, что при включении в «Степенную книгу» рассказ жития Ольги об ее отношениях с византийским императором не подвергся каким-либо переделкам: очевидно, его содержание вполне устроило составителей [Курукин 2015: 92, 95].
Главным источником «Степенной книги» явилась Никоновская летопись [Степенная книга 3: 13-14, 17], но, как справедливо отметил исследователь источников «Степенной книги» Н. Ф. Околович, житийное повествование о путешествии Ольги в Царьград заметно отличается от традиционного летописного рассказа [Околович 2007: 29-30]. Описанию путешествия в Житии Ольги предшествует рассказ, как «плоть-скаго ради свирепства» Цимисхий и Феофано, жена Никифора Фоки, убили императора Никифора Фоку, покровителя Афона, который погиб, «молитву имея в устех и с мученики причте его Бог» [Степенная книга 1: 159].
Связь этого текста с последующим проявляется в том, что «плоть-ским свирепством» Цимисхий руководствуется и при встрече с Ольгой: «Бе бо и сам Цимисхий телесным подобием вели добророден и надея-шася улучати» новую спутницу жизни. Но дело не ограничивается грешным желанием Цимисхия. В тексте жития император выступает как орудие дьявола, который хочет отклонить Ольгу от возложенной на нее Богом миссии — приобщить Русь к христианской религии: дьявол «възсвиста женолюбова царя усты» [Степенная книга 1: 160; Око-лович 2007: 31].
Далее сюжет излагается в традиционном ключе: Ольга хочет, чтобы император был ее крестным отцом, что и происходит, но затем, когда он выступает со своим предложением о браке, рассказ снова отклоняется от традиционного сюжета. Эта часть начинается гневным обличением императора, где упоминается «немилостивное погубление [. . .] святаго царя Никифора», когда Цимисхий «законопреступно примесился» к его жене: «Оле ненасытьства женолюбиа! Оле уменьшениа неподобнаго! Оле сквернаго рачениа!» [Степенная книга 1: 163]. Так рассказчик создает отрицательный образ носителя верховной власти в Византии, используя при этом самые резкие выражения.
Далее говорится о том, что Ольга «неподобное его начинание с дерзновением обличи». Приводятся слова Ольги, что она пришла в Царьград, чтобы «унивестихся желаемому ми бесмертному жениху Христу Богу» [Степенная книга 1: 163]. При этом княгиня находит нужным сказать, что ее «земное царство» — «Русская великая земля», где правит вместе с нею ее сын, «дани и выхода объемля на многих странах и на вашем царствии» [Ibid.: 164]. Так провозглашается равноправное положение «Русской земли» и Византии, которая платит «Русской земле» дани.
«Почто ми, — говорит далее княгиня, — и на стези спасениа преткновение и сеть души протязаеши? Сиа ли суть образы правовериа?» Таким образом, Ольга не только отвергает предложение императора, но и прямо обличает его. «Царь же, от своея совести обличаем [. . .] о непотребстве глагол своих в раскаяние обратися» [Ibid.], т. е. сам монарх признал неприличие своего поведения. Все изложение дает яркую демонстрацию нравственного и интеллектуального превосходства Ольги над Ци-мисхием.
Та же интонация сохраняется в заключительной части повествования. Здесь — в соответствии с традиционным сюжетом — рассказывается о приезде в Киев императорских послов с просьбой о помощи в соответствии с обещаниями, которые дала Ольга в Константинополе. Однако ответ, который дает послам Ольга, совсем не соответствует традиционной версии. О каком-либо недовольстве княгини приемом, оказанным ей в Константинополе, нет и речи. Княгиня перед послами снова обличает императора, который «коварьствова старости моей», но «бла-годатию же Христовою от моих недостойных устен коварьство твое упразднися». Из-за такого поведения «ничто же приати имаше от нас» [Степенная книга 1: 168]. В традиционной версии дело заканчивалось отказом в помощи. В «Степенной книге» финал другой. Через послов Ольга предлагает императору «уцеломудрити свою съвесть и очистити ся прежняго скверноубииства», затем он сможет посетить Ольгу «свойством духовныя любви» — и тогда она не откажет ему в помощи [Ibid: 169]. Здесь сама недавно принявшая христианство киевская княгиня наставляет светского главу христианского мира, как он должен себя вести, — и обещает свою помощь в случае его исправления.
Уже в летописном рассказе чувствуется ощущение некоторого превосходства княгини над императором, но в тексте рассказов «Степенной книги» это противопоставление усилено по разным направлениям, во многом благодаря обращению к византийской исторической традиции.
Достаточно серьезная переработка традиционного летописного сюжета была связана, как представляется, с обсуждением в среде древнерусских книжников вопроса о том, когда определилась особая роль России в мировой истории.
Согласно схеме, изложенной в посланиях псковского старца Фило-фея, эта особая роль России установилась, когда Византия («второй Рим») отступила от православной веры на Флорентийском соборе, Константинополь был взят османами и Россия стала «третьим Римом» [Си-ницына 1998: 342, 345]. Однако уже в то время, когда Филофей писал свои послания, существовали точки зрения, относившие зарождение особой роли России в христианском мире к гораздо более раннему времени.
В «Сказании о князьях владимирских» автор, рассказывая о присылке Владимиру Мономаху царских регалий из Византии, вложил в уста приславшего регалии императора слова о том, что это «твоего родьства и поколенья царьский жребий» и что теперь «церкви божьа безмятежна будет, и все православие в покои пребудет под сущею властью твоего волнаго самодержавъства Великиа Русиа» [Дмитриева 1955: 177]. Таким образом, по утверждению автора «Сказания», уже в начале XII в. порядок в православном мире поддерживался благодаря совместным действиям византийского императора и правителя Руси Владимира Мономаха. Пересказывая этот сюжет, составители «Степенной книги» отметили, что так поступил Бог, «претворяще и преводяще славу Греческаго царствиа на росииского царя» [Степенная книга 1: 409]. И по мнению этих книжников, уже в начале XII в. наметился поворот в мировой истории.
Помещенный в «Степенной книге» рассказ об Ольге и императоре Иоанне Цимисхии должен был подготовить читателя к восприятию этих новых для русского общества XVI в. представлений, показав, что особая роль России, ее превосходство над клонящимся к упадку Греческим царством стало намечаться уже в момент принятия Россией новой христианской религии, когда ее правительница Ольга оказалась под особой опекой христианского Бога.
Библиография
Источники НПЛ
Насонов А. Н., ред. и предисл., Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, Москва, Ленинград, 1950.
ПСРЛ 1-43
Полное собрание русских летописей, 1-43, С.-Петербург, Петроград, Ленинград, Москва, 1841-2004.
Степенная книга 1, 3
Ленхофф Г. Д., сост., Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам, 1-3, Москва, 2007-2012.
Литература
Дмитриева 1955
Дмитриева Р. П., Сказание о князьях владимирских, Москва, Ленинград, 1955. Карпов 2003
Карпов А. Ю., "Житие Ольги в редакции московского книжника Василия (во иночестве Варлаама)", ¡п: Очерки феодальной России, 7, Москва, 2003, 84-88. Курукин 2015
Курукин И. В., Жизнь и труды Сильвестра — наставника царя Ивана Грозного, Москва, 2015.
Околович 2007
Околович Н. Ф., Жития святых, помещенные в Степенной книге, Москва, С.-Петербург, 2007. Синицына 1998
Синицына Н. В., Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV-XVIвв.), Москва, 1998.
Сиренов 2007
Сиренов А. В., Степенная книга: история текста, Москва, 2007. Усачев 2009
Усачев А. С., Степенная книга и древнерусская книжность времени митрополита Макария, Москва, С.-Петербург, 2009.
References
Dmitrieva R. P., Skazanie o kniaz'iakh vladimir-skikh, Moscow, Leningrad, 1955.
Karpov A. Yu., "Zhitie Ol'gi v redaktsii moskov-skogo knizhnika Vasiliia (vo inochestve Varlaama)", in: Ocherki feodal'noiRossii, 7, Moscow, 2003, 84-88.
Kurukin I. V., Zhizn' i trudy Sil'vestra—nastavnika tsaria Ivana Groznogo, Moscow, 2015.
Lenhoff G. D., ed., Stepennaia kniga tsarskogo rodo-sloviiapo drevneishim spiskam, 1-3, Moscow, 2007-2012.
Nasonov A. N., ed., Novgorodskaia pervaia letopis' starshego i mladshego izvodov, Moscow-Leningrad, 1950.
Okolovich N. F., Zhitiia sviatykh, pomeshchennye v Stepennoi knige, Moscow, St. Petersburg, 2007.
Sinitsyna N. V., Tretii Rim. Istoki i evolutsiia rus-skoi srednevekovoi kontseptsii (XV-XVI vv.), Moscow, 1998.
Sirenov A. V., Stepennaia kniga: istoriia teksta, Moscow, 2007.
Usachev A. S., Stepennaia kniga i drevnerusskaia knizhnost' vremeni mitropolita Makariia, Moscow, St. Petersburg, 2009.
член-корр. РАН Борис Николаевич Флоря, доктор ист. наук
Институт славяноведения РАН,
заведующий Отделом истории средних веков
119991 Москва, Ленинский проспект, д. 32А
Россия/Russia
Received February 7, 2018
