Юридическая наука в вызовах внешней среды: от национального прошлого к столкновению с парадигмами глобализации1 Текст научной статьи по специальности «Право»

ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ

2019 PERM UNIVERSITY HERALD. JURIDICAL SCIENCES Выпуск 43

Информация для цитирования:

Захарова М. В., Воронин М. В. Юридическая наука в вызовах внешней среды: от национального прошлого к столкновению с парадигмами глобализации // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2019. Вып. 43. C. 19-45. DOI: 10.17072/1995-4190-2019-43-19-45.

Zakharova M. V., Voronin M. V. Yuridicheskaya nauka v vyzovakh vneshney sredy: ot natsional'nogo proshlo-go k stolknoveniyu s paradigmami globalizatsii [Science of Law and Challenges of External Environment: from National Past to Collision with Paradigms of Globalization]. Vestnik Permskogo universiteta. Juridicheskie nauki - Perm University Herald. Juridical Sciences. 2019. Issue 1. Pp.19-45. (In Russ.). DOI: 10.17072/1995-41902019-43-19-45.

УДК 340.05

DOI: 10.17072/1995-4190-2019-43-19-45

ЮРИДИЧЕСКАЯ НАУКА В ВЫЗОВАХ ВНЕШНЕЙ СРЕДЫ:

ОТ НАЦИОНАЛЬНОГО ПРОШЛОГО К СТОЛКНОВЕНИЮ С ПАРАДИГМАМИ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-29-15032

М. В. Захарова

Доктор публичного права (Франция), кандидат юридических наук, член-корреспондент Международной академии сравнительного права заведующая НОЦ Сравнительного права

Московский государственный юридический университет имени О. Е. Кутафина, 123995, Россия, Москва, ул. Садовая-Кудринская, 9

ORCID: 0000-0002-4527-9805 ReseacherID: Р-5415-2016 E-mail: [email protected]

М. В. Воронин

Кандидат юридических наук, доцент,

доцент кафедры теории и истории государства и права

Казанский (Приволжский) федеральный университет 420008, Казань, ул. Кремлевская, 18

ORCID: 0000-0002-4129-2682 ReseacherID: R-5823-2016 E-mail: [email protected]

Поступила в редакцию 01.09.2018

Введение: статья посвящена развитию и смене парадигмы правовой науки на современном этапе. В работе проводится сравнительный и исторический анализ факторов, влияющих на развитие юриспруденции. Исследование ведется на основе принципов методологического плюрализма, учитывает цивилизационное понимание регионального развития и тенденции глобализации. Статья содержит анализ современных вызовов правовой реальности - правового регулирования геномных исследований, цифровизации социальной действительности. Цель: анализ ретроспективы развития юридической науки в континентально-европейском, англосаксонском и религиозно-доктринальном правовых сообществах. Отдельно рассматриваются вопросы, связанные с влиянием глобализации на современную юридическую науку разных государств. В процессе подготов-

© Захарова М. В., Воронин М. В., 2019

ки статьи использованы как общие, так и специальные методы познания. Формулирование доктринальных подходов к представленным в работе проблемам невозможно без проведения сравнительного анализа, осуществляемого в рамках междисциплинарного (сопоставление юридической доктрины со смежными областями знания, такими как философия и социология), межотраслевого (сравнительный анализ подходов, использующихся в сравнительном праве, философии и теории права и отраслевых юридических дисциплинах), трансграничного (сравнение различных национальных правовых систем -друг с другом и с нормами международного права), а также хронологического (исторический сравнительный анализ) подходов. При помощи социологического метода и метода правового моделирования выявлены особенности социальных основ эволюции юридической науки, существующей в мировой практике. Результатом исследования стала многомерная доктринальная картина особенностей развития юриспруденции в странах континентально-европейского, англосаксонского и религиозно-доктринального правового сообщества. По ходу исследования авторы пришли к следующим основным выводам:

До начала эры глобализации эволюция юридической науки шла в непосредственной привязке к локальным сообществам.

Выход из неолита мировой юридической науки породил целый комплекс проблем правовой регламентации:

- конкуренция международных механизмов защиты участников общественных отношений с национальными институтами;

- столкновение различных правовых традиций при регулировании однородных групп общественных отношений;

- общая тенденция к утрате национальными правовыми системами своего юридического суверенитета в ряде социальных областей;

- формирование под влиянием универсальной, на первый взгляд, правовой конструкции и модели глобального мира гегемонистической презентации социальных отношений;

- появление многочисленных зон последующей пробельности права под влиянием глобализационных процессов.

Магистральной же проблемой в данном случае следует считать дискуссию об интернациональной сущности юридической науки не только в сегменте сравнительного и интеграционного права.

Ключевые слова: право; наука; эволюция; национальное; международное; сравнительное

SCIENCE OF LAW AND CHALLENGES OF EXTERNAL ENVIRONMENT: FROM NATIONAL PAST TO COLLISION WITH PARADIGMS

OF GLOBALIZATION

The research was funded by the Russian Foundation for Basic Research within the framework of Research Project No. 18-29-15032

M. V. Zakharova

Kutafin Moscow State Law University (MSAL) 9, Sadovaya-Kudrinskaya st., Moscow, 123995, Russia ORCID: 0000-0002-4527-9805 ResearcherlD: Р-5415-2016 E-mail: [email protected]

M. V. Voronin

Kazan Federal University

18, Kremlevskaya st., Kazan, 420008, Russia

ORCID: 0000-0002-4129-2682 ResearcherID: R-5823-2016 E-mail: [email protected]

Received 01.09.2019

Introduction: the article deals with the development and the paradigm shift of the science of law at the present stage. It provides a comparative and historical analysis of the factors influencing the development of jurisprudence. The research is based on the principles of methodological pluralism and takes into account the civilizational understanding of regional development and globalization trends. The article also analyzes the challenges existing in the present-day legal reality - legal regulation of genome research and digitization of social reality. The purpose of this research is a retrospective analysis of the science of law development in the Continental European, the Anglo-Saxon and the religious-doctrine-based legal communities. Special attention is given to the issues related to the influence of globalization on the present-day science of law in different countries. Both general and special methods of inquiry were used in course of work on this article. Formulation of the doctrinal approaches to the issues covered by the article would be impossible without a comparative analysis performed within the framework of interdisciplinary (comparison of the legal doctrine with the related spheres of knowledge, such as philosophy and sociology), cross-branch (comparative analysis of approaches used in comparative law, philosophy and the theory of law and legal disciplines), cross-border (comparison of different national legal systems with each other and with the provisions of international law) as well as chronological (historical comparative analysis) approaches. The sociological method and the method of legal modeling were used to identify the social foundations of the science of law evolution in global practice. The result of the research is a multidimensional doctrinal picture of the peculiarities of jurisprudence development in the countries of the Continental European, the Anglo-Saxon and the religious-doctrine-based legal communities. In course of the research, the authors came to the following key conclusions:

1) Before the era of globalization, the evolution of the science of law was directly linked to local communities.

2) The end of the 'Neolithic Age' for the global science of law has given rise to a whole set of problems associated with legal regulation:

- competition between the international mechanisms intended for protection of the participants of social relations with national institutions;

- clash of different legal traditions in regulation of homogeneous groups of social relations;

- general tendency for national legal systems to lose their legal sovereignty in a number of social areas;

- formation of a hegemonic manifestation of social relations under the influence of a seemingly universal global world model and legal framework;

- emergence of numerous zones of subsequent 'gaps in law' under the influence of globalization-related processes.

3) The key issue to be considered in this regard should be a discussion about the international essence of the science of law not only in the comparative and integration law segments.

Keywords: law; science; evolution; national; international (global); comparative

Невежество - изгнание человека, его отечество - наука.

Гонорий Отенский

На протяжении длительной истории человечества теоретические и практические уровни воплощения перманентно сопутствовали юридической деятельности. Еще римские юристы дали современникам и потомкам прекрасные

Введение

образцы научного осмысления юридических практик. В последнем случае, по образному выражению профессора П. Г. Виноградова, мы имеем дело с «историей призрака». Речь идет о второй жизни римского права после того, как разрушилось тело, в котором оно впервые увидело свет [6, с. 187].

«Может ли быть Ренессанс без чувства возрождения?» - задается вопросом по оценке средневековых интеллектуальных практик Жак Ле Гофф [23, с. 11]. Конечно нет, скажем мы. И известный французский богослов и поэт Пьер де Блуа только подтвердит в стихотворной форме данный тезис: «От тьмы невежества к свету науки не поднимешься, коли не перечтешь с живейшей любовью труды древних».

Нормы, обычаи, юридические материалы светских правителей, Священное Писание, Ди-гесты Юстиниана воспринимались юристами как данные, которые следовало классифицировать и объяснять с точки зрения общих принципов и понятий истины. Результаты проверялись логикой и опытом. Огромный вклад юристов XII в. в становление научной мысли заключается в том, что они разработали эмпирические методы проверки справедливости существующих законов, обычаев, решений и способы их использования [4, с. 62].

Эволюция юридических карт прошлого и настоящего при этом дает нам характерные примеры плюрализма научных направлений в юридической науке согласно трем основным внетрадиционным стилям правового мышления, тезис о существовании которых мы выдвигали в прошлых научных публикациях [13, с. 16-19; 14]:

1) континентально-европейский стиль (назван так по основной сфере территориального распространения). Он ориентирован, прежде всего, на внешний по отношению к социальной среде (как правило, законодательный) способ правообразования;

2) англосаксонский стиль (назван по центру генезиса и развития). Базируется на константах социологического позитивизма, процесс правообразования носит в первую очередь судебный, а не законодательный характер;

3) религиозно-доктринальный стиль. Получил наибольшее распространение в теократических и клерикальных государствах. Основан на тезисе о том, что право носит божественный характер, его создание - это процесс религиозного откровения, который репродуцируют на материальную плоскость либо авторы священных книг, либо доктринеры этих текстов.

Эволюция юридической науки в зоне континентально-европейского стиля правового мышления

Еще до формирования централизованных правовых систем континентальная Европа стала крупномасштабной площадкой для возрождения идей, институтов, миропорядка эпохи Античности. Это проявилось во вновь возникшей моде на античное в области искусства, науки и иных общественных практик. Не избежала этого влияния и юриспруденция. Дух римского права постепенно начинал проникать в европейские правопорядки. Правда, предшествовал этому процессу период упадка римского права (указанную эпоху в истории европейской юриспруденции немецкий исследователь Франц Виакер назвал цезурой - по аналогии с ритмической паузой в стихотворении [58]). По справедливому выражению профессора П. Г. Виноградова, это было время, когда Западная Европа изнемогала в борьбе с одолевавшими ее варварскими ордами. Метафорически он описывает этот процесс как «могучий поток, вливающийся в обширную дельту: его русло мельчает, его течение становится медленным и окраска мутнеет от песка, который он несет с собой» [6, с. 187-188]. При этом жизнь римского права в «теле» варварских народов сопровождалась искажением норм самого римского права. П. Г. Виноградов, в частности, указывает на то, что состоялось «сужение интеллектуального горизонта» римского права в Бревиарии Алариха1 в части упущения и упрощения некоторых важных сегментов Институций Гая (учение об источниках права, учение о противоположности систем jus civile и jus gentium). В целом в указанную эпоху европейцы предпочитали право партикулярное универсальным максимам римского права. Лионский епископ Агобард (VIII-IX вв.), описывая юридическую практику Франкского государства, указывал на то, что в одной комнате собирались представители пяти народностей, из которых каждая следовала своему праву.

«Первым веком европейского Возрождения» в контексте новой жизни римского права стал XII в. Особую роль в ренессансе античных представлений о праве сыграли университеты.

1 Лат. Breviarium Alaricianum, Breviarium Alarici, Lex Romana Visigothorum - вестготский свод римских законов.

Первоначально средневековые юристы называли университетом (universitas) всякий организованный союз людей [37]. В дальнейшем университеты стали фигурировать уже как Studium generale («генеральная школа»), а не universitas. «Генеральная» в названии означало главенствующее положение генеральных школ над местными и локальными, так как studium generale предназначались для учителей и учеников всех наций и приобретенные в них степени и звания были обязательны к признанию во всех высших школах западного христианства. Человек, получивший ученую степень в одной генеральной школе, приобретал способность учить везде (facultas docendi ubique terrarum), т. e. во всякой другой генеральной школе [23].

Особую роль в возрождении римского права в средневековой Европе сыграли Болонский университет и юридическая школа глоссаторов. Этот университет был основан германским императором Фридрихом I Барбароссой в 1158 г. Чуть позже будут основаны университеты в современных нам Великобритании и Франции (датой основания Оксфордского университета считается 1176 г., Парижского - 1200 г.).

Определяющее значение в создании знаменитой болонской школы приписывают маркграфине Матильде - одной из сподвижниц римского папы Григория VII. Кроме культурно-интеллектуальных задач, учреждение болон-ской школы преследовало и политические цели: в противовес равенской школе права, стоявшей на стороне германского императора, Матильда хотела иметь научный центр права, который бы действовал в интересах папы.

На какое-то время Болонский университет стал моделью, прообразом средневекового университета, управлявшегося студентами и нанимавшего профессоров для их обучения [40, с. 9].

В качестве базового правового документа для толкования глоссаторы (Ирнерий, Плацен-тин, Ацо, Аккурсий) избрали Дигесты Юстиниана. А в качестве головной линии оценки текста - схоластику. Она представляла собой сочетание теологического учения об иерархической структуре бытия с правилами древнегреческой формальной логики изложения «последнего римлянина» Северина Боэция (ум. 524 г.), переводчика логических трактатов с греческого на латинский язык. В схоластичес-

кой парадигме мир представлен пирамидой авторитетных истин и сущностей. В гносеологическом плане авторитетным текстам приписывается большая достоверность, нежели реальности; иными словами, утверждается приоритет Откровения и выведенных из него абстрактных суждений над эмпирическим знанием. Благодаря схоластике средневековые юристы определили не только перечень авторитетных источников и общих мест в юридической аргументации, порядок изложения материала в учебных и научных целях, но и применимые в правовой дискуссии правила выведения умозаключений [34, с. 281].

Новеллой научно-образовательного процесса, которая была предложена глоссаторами (в числе первых здесь называют Булгара), стали имитационные судебные процессы, в которых участвовали как студенты, так и преподаватели.

Венцом творческой деятельности глоссаторов профессор Анерс называет работу Ак-курсия «Glossa Ornaría». Некоторые исследователи склонны полагать, что эта работа превзошла даже сами Дигесты Юстиниана.

Для школы глоссаторов были характерны несколько приемов объяснения текста закона. В первую очередь следует говорить о сентенциях, т. е. о суммированном изложении текста закона. Также использовались и distinction -систематические обзоры различных аспектов запутанных казусов.

Так называемые поздние глоссаторы, или консилиаторы (от лат. consilium - совет), перевели указанную юридическую школу из зоны сугубо научного поиска в практико-ориенти-рованную форму творческой деятельности. Существенной заслугой консилиаторов также стала новаторская практика использования единой системы, «представляющей собой сплав правовых норм с действующим тогда законодательством, и в первую очередь благодаря использованию труда известного юриста Аккур-сия «Glossa Ordinaria» («Собрание глосс») в качестве источника по отечественному законодательству и правовым традициям» [2, с. 168].

Каждая из двух образованных позже матричных правовых систем континентальной Европы (французская и немецкая) имела свои характерные формы и практики «вдохновения» римским правом для формирования национального права.

В отношении Франции следует отметить, прежде всего, знаменитый провансальский трактат римского права, предназначенный для судей, - «Lo Codi», а также «Coutume de Beau-vaisis», составленный между 1279 и 1283 гг. Филиппом де Реми, сиром Бомануар.

Германские территориальные сообщества по причине их чрезвычайной раздробленности (как отмечает профессор П. Г. Виноградов, их юрисдикция и право были как бы раздроблены на массу крупных и мелких обломков [6, с. 247]) обратились к практике римского права несколько позднее, чем их французские визави, - только в XV в. Во многом такое обращение основывалось на недовольстве партикулярным правом. Так, в «Зерцале исков» (XV в., составлен в пограничном округе между Швабией и Франконией) автор отмечает, что его огорчает неопределенность германского обычного права и он хотел бы утвердить законы своего отечества на максимах римской кодификации.

Если рецепцию римского права на конти-нентально-европейской почве следует считать нахождением нового тела для вечного духа и отчасти вненационального духа памятника античного права, то немецкие и французские учения о праве начала XIX в. - доктринальным утверждением идеи национального права.

В Германии заметную роль в указанном процессе сыграла немецкая классическая философия. По справедливому замечанию профессора А. В. Кресина, именно «Кант, откровенный последователь Руссо, в своей работе "Вечный мир" (1795 г.) окончательно утвердил социальность права и особенное в праве через идею национального права, провозгласив государство "моральной личностью"» [21,с. 198].

Историческое обоснование идеи национального права было представлено в Геттин-генской школе, основанной в середине XVIII в. И. С. Пюттером и А. Ф. Шоттом. В частности, Пюттер в «Очерке государственного и монаршего права Германии» (1779 г.) сформулировал презумпцию общего права Германии, несмотря на различия в позитивном праве немецких государств [21, с. 200]. Однако наиболее последовательно и системно концепт национального немецкого права был развит представителями исторической школы права. В основе этой школы лежала идея «народного духа» (Volksgeist). Они исходили из того, что, подобно возникновению, дальнейшее развитие права

стоит в органической связи с сущностью и характером народа: им управляет тот же закон внутренней необходимости [31].

Представители исторической школы права, по сути, предлагали юридическую конструкцию «на вырост». Без единого государства на политической карте мира они утверждали идею единого национального права.

Да и сама эта конструкция, радикальная в крайних своих проявлениях (ее представители, в частности, негативно относились к иностранным заимствованиям), встретила критику со стороны современников. Профессор Тибо, полемизируя с представителями исторической школы права, отмечал: «Если человек следует своим прихотям, своей ограниченности и каждому побуждению, как это обыкновенно бывает, и если таким образом проистекают различные законы и учреждения, то это лишь объясняет результат, а не оправдывает его. Право должно стремиться к тому, чтобы объединить людей, а не закреплять различие их косных привычек; оно должно не льстить их дурным свойствам, а приводить их к полному сознанию и вырывать из омута жалкой самостоятельности и ничтожности» [32, с. 77, 78].

Во Франции дело обстояло несколько иначе. К началу XIX в. были заложены все необходимые политические основания для создания единых правовой и государственной систем. Великая французская революция не только положила конец старому монархическому режиму, но и свела на нет правовой партикуляризм прошлой эпохи. На его месте была создана правовая система, базирующаяся на своеобразной нормативной системе (в ее основе лежала идея кодификации ключевых отраслей права1) и системе правовой интерпретации. В последнем

1 Начало XIX столетия называют золотым веком французской кодификации. Первым и наиболее востребованным кодексом стал Гражданский кодекс 1804 г. (действует по настоящее время). Именно его Наполеон назовет своей самой выдающейся заслугой, а Стендаль будет советовать читать будущим писателям с тем, чтобы проникнуться духом прекрасного французского языка. Помимо многочисленных содержательных новелл, которыми был наполнен Гражданский кодекс Наполеона, данный акт стал матрицей для системы построения гражданских кодексов других стран согласно институциональной модели (за основу была взята система построения Институций Гая), а также теоретической моделью для проведения кодификационных работ как таковых (идея так называемой всеохватывающей кодификации). Чуть позже будут приняты французские гражданско-процессуальный, уголовный, уголовно-процессуальный и торговый кодексы.

случае речь идет о так называемой L'École de l'exégèse. Как отмечают французские исследователи, учение о толковании L'École de l'exégèse можно свести к двум несложным тезисам: «Все право вмещается в писаный закон» и «Юрист должен просто извлечь его оттуда, следуя за волей законодателя» [50, с. 142]. И только к концу XIX в. радикализм и формализм школы экзегетов удалось преодолеть путем развития идей школы «свободного права» [24, с. 51]. Заметную роль в этом развитии сыграл французский социолог права Ф. Жени, утвердивший идею о том, что «в случае неполноты или отсутствия закона судья не может отказать в правосудии, но найти решение он должен путем анализа фактов, лежащих вне права, т. е. на основе "свободного права"» [24, с. 51].

Развитие юридической науки в рамках англосаксонского стиля правового мышления

Англичане издавна гордятся своей правовой системой с ее common law и common wealth именно потому, что она самобытна. Англия вообще самодостаточна: она на островах, у нее собственные меры длины и веса, левостороннее движение, здесь христианство стало англиканским и пуританским, здесь возникли экономическая, политическая, моральная, социальная арифметика, сенсуализм и эволюционное учение [10, с. 5].

Самобытность правовой системы Англии и ее более поздних правовых систем - реципиентов базируется на ряде доктринальных максим и положений:

1. Прежде всего следует сказать о конструкции правового прецедента в Великобритании. Данную конструкцию нельзя считать идентичной системе судейского права как таковой, которая сложилась, например, в странах континентально-европейского стиля правового мышления (фр. jurisprudence, например). Прецедент в Великобритании состоит из двух основных композиционных блоков: ratio decidendi (сущность решения) и obiter dictum (попутно сказанное). При этом вопрос о разграничении этих двух сегментов правового прецедента, как отмечает профессор Р. Кросс, с одной стороны, является очень старым1,

1 Еще в 1673 г. судья Воган утверждал: «Не положенное в основу приговора мнение, которое могло бы быть вы-

а с другой - он в определенной мере сравним по степени бесплодности с «погоней за дикими гусями» [22, с. 66]. Английские правила определения ratio decidendi - это, прежде всего, многочисленные доктринальные подходы к заданной проблеме, которые не всегда между собой коррелируют. Так, профессор Уэмбо предложил применять метод инверсии при определении искомого ratio decidendi. Согласно данному методу необходимо сначала тщательно сформировать предполагаемое правоположе-ние; затем изменить это положение его реверсивным значением; а потом постараться понять, мог ли суд, приняв это новое правоположение, вынести такое же решение: если ответ будет положительным, то тогда, как бы ни было прекрасно первоначальное правоположение, дело не будет прецедентом, а при отрицательном ответе - будет. То есть ratio decidendi при использовании такого метода представляет собой общую норму, без которой дело решалось бы иначе [22, с. 68].

2. Правовая система Великобритании базируется на принципе консерватизма, выраженном в известной формуле stare decisis -«решить так, как было решено ранее», а также в формуле like cases are treated alike - «сходные правила должны решаться сходным образом». Принцип полной связанности высших судебных инстанций Великобритании ранее вынесенными судебными решениями удалось преодолеть только к середине XX в. В 1966 г. лорд-канцлер сделал знаковое заявление о том, что палата лордов по-прежнему будет считать свои прежние решения обязательными для себя, однако она вправе изменить практику, отступив от прежнего решения, когда сочтет это необходимым [22]. (В результате конституционной реформы 2005-2009 гг. палата лордов утратила свои судебные функции.)

3. Догматизм сложившейся в Великобритании после 1066 г. системы common law удалось в определенной системе скорректировать через естественно-правовую по своему звучанию систему law of equity («право справедливости»), которую принято ассоциировать с юрисдикцией

сказанным независимо от приговора или, наоборот, как подход к нему, не является судебным мнением. Оно не более чем gratisdictum (добровольное заявление)» (дело Bolev. Horton). Цит. по: Кросс Р. Прецедент в английском праве. М., 1985. С. 57.

суда лорда-канцлера. Формально датой рождения «права справедливости» считают 1474 г., когда лорд-канцлер начал выносить решения от своего имени, а не от имени суверена. Известный специалист по истории Англии П. Г. Виноградов охарактеризует law of equity в качестве «либеральной интерпретации "общего права"» [56, p. 41], а английский юрист XVII столетия Джон Селден подчеркнет, что «право справедливости для права в целом - все равно, что духовность для религии, иначе говоря, - то, что каждый хочет в ней увидеть» [55, p. 45]. Именно благодаря системе law of quity английское право получило такие институты, как траст, исполнение в натуре, ректификация.

4. Социологизм английского права базируется на ключевом принципе ubi jus ibi remedium - «где право, там и средства его защиты». Задолго до активной разработки социологической юриспруденции в странах англо-американского юридического мира он активно применялся в английской юридической практике. По сути, Р. Паунд, Дж. Фрэнк, отождествляя право с правопорядком, создавали автопортрет правовой системы, в рамках которой они были воспитаны. Данная картина мира вряд ли будет реалистичной для правовых систем континен-тально-европейского мира и совсем не будет соответствовать максимам чистого учения о праве Ганса Кельзена, который «рисовал» свою пирамиду юридических норм с натурных пейзажей родной Европы.

5. Индуктивный характер правового мышления, свойственный англосаксонской правовой традиции, стал одновременно и головной линией для указанного правового сообщества, и основой для частных специфик правовых систем, принадлежащих к нему. В последнем случае, в частности, можно говорить о конструкции «спящего» прецедента, сложившегося в Великобритании: при отвержении прецедента вышестоящим судом (disaproving) он переходит в разряд «спящих» и, соответственно, при изменении социальных условий вновь способен вернуться к жизни.

Непосредственно в Великобритании частью действующей правовой системы становится правовая доктрина ее видных представителей. По количественным характеристикам данный сегмент правовой системы вряд ли со-постави м с правовыми системами зоны религи-

озно-доктринального стиля правового мышления. Однако по значимости для эволюции правовых систем английская правовая доктрина не уступает религиозно-правовым учениям. При этом, в отличие от континентально-европей-ского юридического мира, формированием правовой доктрины в Великобритании занимались не сугубо академические juris doctor, а действующие юристы-практики [57, pp. 31-33]. Работы Г. Брэктона, У. Блэкстона, Р. Глэнвила оказали существенное влияние на формирование теории правовой интерпретации в Великобритании и в целом на определение облика так называемого функционального элемента правовой системы. Так, с именем Г. Брэктона связывают доктрину аналогии, действующую в английском праве (так называемая similibus ad si-milia Брэктона). Данная доктрина позволила, по справедливому замечанию судьи Э. Кука, сформировать корпоративную традицию, весьма устойчивую к разнообразным политическим манипуляциям со стороны публичной государственной власти: беспристрастно следуя аналогии фактов, судья повиновался праву, а не власти [29, с. 314]. У. Блэкстон посредством анализа значительного количества судебных прецедентов предложил используемые по сей день правила толкования правовых предписаний. Среди них, в частности, исследователи выделяют следующие:

1. Самым действенным методом интерпретации воли законодателя следует считать метод, направленный на изучение его намерений во время принятия правового акта.

2. Слова следует понимать в их общепринятом и известном значении - с точки зрения как грамматики, так и характерного употребления.

3. Если грамматическое значение слова либо понимание его в общепринятом смысле не позволяют с уверенностью истолковать значение нормы, ее смысл можно понять из контекста интерпретируемого закона, выделив аналогичное слово или фразу и сравнив с ними интерпретируемый текст.

4. Одна часть статута должна быть так истолкована другой, чтобы в целом документ имел силу и действие, а не так, чтобы в результате толкования какая-либо часть статута была нивелирована, т. е. должен быть принцип системности толкования.

5. При темпоральных коллизиях статутов между собой, с одной стороны, действует известный еще с античных времен принцип leges posteriores priores contrarias abrogant, а с другой - в случае, если более поздний статут был отменен, предшествующий ему и вступивший с ним в коллизию статут возобновляет свое действие без каких-либо дополнительных формальных процедур (принцип implied repeal, т. е. косвенной отмены [30, с. 78-80]).

6. Судья должен опираться не на отдельное ранее принятое решение, а на ряд единообразных решений в силу того, что основано на двух предпосылках: 1) ощущение исторической уместности прецедента и всего права в целом; 2) убежденность в том, что составляющие его решения являются результатом упорядоченного процесса рассуждения и осмысления общего опыта [54].

Своеобразие правовых систем зоны англосаксонского стиля правового мышления позволяет в определенной мере говорить об их преимуществах по отношению к правовым системам континентально-европейского юридического мира. Главное из них заключается в гибкости правовой системы, порождаемой индуктивным стилем правового мышления, доминирующего здесь. Закон, например, не может «заснуть» на некоторое время, а потом «пробудиться ото сна», как это делают английские прецеденты. Он либо часть объективной реальности, либо нет: является либо действующим, либо отмененным. Вместе с тем в юридических практиках англосаксонского мира можно наблюдать и ряд элементов, препятствующих их эволюции. Прежде всего это относится к принципу консерватизма, описанному нами ранее.

Развитие юридической науки в рамках религиозно-доктринального стиля правового мышления

Религиозные правовые системы, в отличие от аналогичных правовых систем светского характера, не обладают системой позитивного права, полностью способной выполнить функции правового регулирования. Сакральные тексты несут в себе, прежде всего, духовные максимы, а не регламентационный потенциал. В дополнение к ним в указанных правовых сис-

темах активно используются интерпретационные доктринальные практики юристов, выполняющие правотворческие функции. И если сакральные тексты имманентны по своей сути, то в толковании и учениях юристов о праве мы можем проследить в определенной мере динамический аспект развития религиозных правовых систем (исключение составляют религиозные правовые доктрины, которые не поддаются развитию, как и религиозные тексты как таковые). Таким образом, наука о праве здесь становится правом как таковым.

Проследим указанные закономерности ре-лигиозно-доктринального стиля правового мышления на примере трех юридических блоков:

1) иудейское право;

2) каноническое право;

3) исламское право.

Иудейское право имеет ряд доктриналь-ных сегментов:

1. Каббала - иудейское мистическое учение, рассматриваемое первым правовым источником с точки зрения времени и по отношению к другим источникам. Этот источник постоянен, и его положение в еврейском праве статично, поскольку в силу своей природы он не поддается развитию и изменениям [33, с. 11].

2. Мидраш - толкование и комментирование Торы. Являясь первичным и основным объектом интерпретации, Тора уже в своем текстуальном изложении и структуре закладывала причины и необходимость ее толкования (неопределенность текста, совмещение абстрактности и казуистичности в изложении норм, отсутствие хронологии), которые в совокупности с многочисленными внешними факторами стимулировали развитие интерпретации [25, с. 263].

Профессор М. Элон отмечает, что мидраш схож с понятиями interpretatio (лат.) в римском праве и interpretation в английской юриспруденции. Вначале при рассмотрении нормативных актов было принято различать мидраш и interpretation как анализ внутреннего содержания написанного, попытку вникнуть в дух закона и перуш и wmmentary в качестве объяснения закона, в форме изложения текста более простыми и понятными словами [17, с. 42].

Выделяют несколько разновидностей мидраша:

1. В зависимости от целей толкования:

- мидраш-галаха - анализ текста с целью вывести галаху, т. е. совокупность законов и установлений иудаизма, регламентирующих религиозную, семейную и общественную жизнь;

- мидраш-аггада - анализ текста с целью раскрыть намек на некий моральный принцип, установку и т. п. [17, с. 43].

2. В зависимости от функций толкования:

- поясняющий мидраш, который объясняет стихи Торы и ее отрывки;

- мидраш-аналогия, связывающий разные темы с целью расширения еврейского права и разрешения новых проблем. В данном случае речь идет об использовании трех приемов толкования: «доказательство от меньшего к большему и наоборот», «аналогия формы» и «построение общего закона, обобщение», а также «прием "приравнивания", который не входит в список тринадцати, но считается в Талмуде отдельным приемом» [39, с. 287].

3. Дело - судебные решения, а также поведение и образ действий знатока Галахи в конкретной ситуации [33, с. 11].

4. Понимание - правовая и общечеловеческая логика мудрецов Галахи [33,с. 11].

Интересно заметить, что доктринальные практики иудейских юристов через институт фикций позволяли в определенных случаях переводить библейские законы в соферские, т. е. человеческие. Логика подобного, крайне радикального шага для религиозной системы координат заключалась в следующем:

1) необходимой норме Священного Писания давалось такое толкование, в соответствии с которым данный закон в том виде, в каком он соблюдался на практике, либо никогда не существовал, либо в силу условий, предполагаемых самой Библией, давно перестал существовать;

2) фактическое его соблюдение объяснялось особым благочестием народа, который таким образом соблюдал данный закон уже не как библейское предписание, а как указание побиблейских религиозных авторитетов;

3) отсюда закономерно следовал вывод, что данный закон имеет человеческую (софер-скую) природу, в связи с чем и может быть отменен [25, с. 266].

Каноническое право, т. е. «право, созданное церковью» [7, с. 7], является неотъемлемой частью западноевропейской цивилизации прошлого и настоящего. В первом случае речь идет о существенном влиянии данной религиозной системы на формирование правопорядков континентальной и островной Европы (каноническое право Древней церкви1 и каноническое право Средних веков2). Заметную роль в этом процессе сыграла школа декретистов, базирующаяся на декреталиях монаха Грациана. Как и глоссаторы, они не только проводили научные исследования, но и вели активную образовательную деятельность в средневековых университетах. К концу XVI в. каноническое право было систематизировано. В 1583 г. предшествующие компиляции канонического права были сведены в единый Свод канонического права.

До образования централизованной правовой системы во Франции каноническое право (наряду с римским правом и кутюмами) выступало необходимым элементом партикулярной правовой мозаики. Для Великобритании влияние канонического права не имело такого масштабного характера, как для континентальной Европы. Однако и здесь мы можем увидеть отдельные его отпечатки. В исследовании, посвященном истории средневековой Великобритании, Норман Доу отмечает, в частности, что английские юристы, рассматривая закон как средство возмещения ущерба, обращались к римским, каноническим теориям, а также к теории томизма [48, рр. 3-4]. О влиянии канонического права на становление английской правовой системы писал и видный историк права начала XX в. В. Т. Барбоур. По его мнению, канцлеры XV в., имевшие духовный сан, установили основные начала, на которых будет построено право справедливости [44, р. 869]. Также следует заметить, что многие принципы гражданского права, которые были имплемен-тированы в английскую правовую систему,

1 Так, в частности, на первых Вселенских соборах (Никей-ском и Константинопольском) были сформированы религиозные догматы, получившие название Никео-Цареград-ского Символа веры.

2 На данном этапе развития канонического права был создан знаменитый Corpus juris canonici, состоящий из Декрета папы Грациана (около 1040 г.) и декретов последующих римских пап.

имеют свои корни в каноническом праве. Речь идет, в частности, о принципе добросовестности. Что касается самого канонического права, то оно рецептировало данный институт из римского права.

Философским основанием для начала современного этапа в развитии канонического права стал неотомизм. Решающую роль здесь сыграло издание папой Львом XIII энциклики Aeterш Ра^ (1879), в которой последовательно проводится тезис о признании учения Фомы Аквинского основой католического мировоззрения. Также значимым событием для указанного этапа в эволюции канонического права выступила энциклика Rerum поуагит (1891) о рабочем классе. Именно ее в последующем назовут «социальным учением», «учительным наставлением» Церкви о социальных предметах, позволяющим ей «исследовать социальные реалии, высказывать о них свое мнение и направлять к верному решению порождаемых ими проблем»1.

Как указывают специалисты, существенным отличием канонического права от иудейского стало то, что Новый Завет нельзя рассматривать в качестве юридического кодекса для христиан, каким является Ветхий Завет. Новый Завет смещает акценты с формально-юридического восприятия божественных установлений в сторону этического закона, не отрицая при этом правового начала [3, с. 291292].

Также следует согласиться с выводами профессора А. А. Вишневского о том, что каноническое право не обладает теми свойствами системности, которые отличают светское право. Вместе с тем оно включено в более универсальную систему, базирующуюся на религиозной (христианской) космологии [8, с. 47].

Исламское право. Ислам является самой молодой религией мира, степень распространения которой не может не поражать. Менее чем за одно столетие после смерти Пророка Му-хаммада мусульманское правление охватило больше земель, чем Римская империя во время своего наивысшего расцвета [11, с. 4].

1 Ioannes Paulus II. Centesimus Annus. 5. 01.05.1991 // Vatican: the Holy See. URL: http://www.vatican.va/holy_father/ j ohn_paul_ii/ encyclicals/documents/hf_j p-ii_enc_01051991_ centesimus-annus_en.html (дата обращения: 25.01.2019).

События последних десятилетий показали, насколько активна экспансия мусульманского населения в Западную Европу. Однако подобная встреча Запада и Востока, конечно, не первая в истории двух цивилизаций. Хурр ибн Аб-дур-Рахман (580-650 гг.) впервые вторгся на территорию Южной Франции. А в Испании после 756 г. воцарилась ветвь Омейядов - династии халифов, основанной Муавией в 661 г. Их столицей стал город Кордова. От исламского вторжения в современной нам Испании остались памятники архитектуры (мечеть в Кордове, дворец Альгамбра в Гранаде), но что особенно интересно - языковые отпечатки: в испанском языке сегодня насчитывается около 4 тыс. слов арабского происхождения, в том числе и в области юридической терминологии.

Классические признаки права в системе координат юридического позитивизма и догматики - «государство» и «территория» - неактуальны для исламского права. Помимо религиозного начала, краеугольным камнем исламского права становится начало социальное: исламская община, или умма. В Коране сказано: «Тот, кто отделяет себя от мусульманской общины, которая должна быть едина и неделима, попадет в ад» [20]. Право следует за уммой, его поддерживающей, и не ограничивается только рамками и пределами государственных границ различных стран. Именно данное качественное своеобразие исламского права позволило распространить отдельные его элементы на европейские государства, декларирующие в своих конституциях принцип светскости. Так было с институтом исламского банкинга и ценных бумаг в Западной Европе (исламские ценные бумаги - сукук - имеют обращение в отдельных странах Западной Европы, в частности во Франции, в отношении малого и среднего бизнеса так называемого халяльного типа). По утверждению специалистов, исламский банкинг характеризуется чрезвычайно высокими темпами роста. Если в середине 1990-х гг. активы исламских банков составляли 150 млрд долл. США, то в 2015 г. - 1,48 трлн долл., а ежегодные темпы их роста превышали 10-15 % [51].

В исламском праве мы можем найти два близких по содержанию, но не идентичных термина: «фикх» - в дословном переводе «верное понимание того, в чем состоит намерение»;

и «шариат» - в буквальном смысле «водопой, источник». При их дифференциации выделяют три характерные особенности:

1. Шариат - это единая совокупность предписаний, содержащихся в Коране и Сунне, а фикх - это совокупность норм, выведенных на основе шариата применительно к конкретным ситуациям, непосредственная трактовка которых в шариате отсутствует.

2. Шариат является раз и навсегда установленным и неизменным, а фикх изменяется сообразно обстоятельствам, к которым он применяется.

3. Предписания шариата большей частью имеют общий характер: они закладывают основополагающие принципы. Нормы же фикха имеют конкретную направленность: они показывают, как применяются основополагающие принципы шариата в конкретных обстоятельствах [1, с. 21].

Для исламского права характерен иерар-хичный подход к источникам права. Они делятся на первичные, вторичные и третичные. К первичным относят Коран и Сунну. «Я оставил вам две вещи, руководствуясь которыми вы никогда не ошибетесь и не впадете в заблуждение: это книга Аллаха и Сунна его посланника», - гласит хадис пророка Мухам-мада [18, с. 11]. Однако религиозные в своих основаниях, а не юридические тексты Корана и Сунны не способны были регламентировать все аспекты социальной жизни мусульман. В силу этого в учении исламского права появилась конструкция выведения (истинбат) общих норм, правил, установлений и суждений по отдельным вопросам, которая получила название «иджтихад». Этим стали заниматься не священники, а ученые. Такая ситуация была охарактеризована пророком Мухаммадом в одном из хадисов: «Ученые - наследники пророков» [15, с. 20]. В данной конструкции можно увидеть общие черты с приемами средневековых глоссаторов. Однако для последних материей для соответствующих умозаключений и логических выводов служили максимы человеческого права - римского права, тогда как для доктринеров исламского мира такой материей служит имманентная и нерукотворная религиозная система координат.

Эволюцию исламской юридической науки наглядно можно проиллюстрировать на примере 4 основных юридических школ (мазхабов), названных по имени их основателей: ханафит-ская, маликитская, шафиитская и ханбалитская. Следование одному из представленных мазха-бов могло быть либо по модели таклида - слепое следование какому-то одному мазхабу, либо по модели иттиба - «осознанное следование как результат логического мышления» [1, с. 155-156]. Отсутствие единства во взглядах на право, его источники и отдельные аспекты регламентации жизни мусульман привели к появлению так называемого сравнительного фикха - анализа позиций мазхабов по различным аспектам правовой регламентации (в современных исламских государствах наравне с так называемым официальным государственным маз-хабом ведется преподавание и элементов сравнительного фикха). И только к середине XX в., благодаря движению реформации исламского права, связанного с именами таких видных ученых-юристов, как Хассан Аль Банна, Насир Ад-Дин Аль Албани, прозвучал призыв к объединению мазхабов.

Правовой статус ученых-юристов в указанных трех юридико-географических блоках также отличался своим своеобразием.

Для континентально-европейской зоны правовой локализации предтечей сугубо национальных школ права стали глоссаторы и консилиаторы. При этом, как отмечает Жак Ле Гофф в отношении социального и правового статуса интеллектуалов позднего Средневековья, к указанном периоду они сделали «окончательный выбор между принадлежностью к миру труда и вхождением в группу привилегированных» [23, с. 112]. Труд их носил оплачиваемый характер и они склонны были продвигать идею прогрессивной школы оплаты труда в зависимости от изменения стоимости жизни в том регионе, где они проживали.

В современных государствах континентальной Европы межнациональной и вненациональной школы права, в равной мере оказывающей влияние на национальные правовые системы, не сложилось (в отличие, например, от исламских школ права или концепции неотомизма). При этом большинство государств континентальной Европы исходят из тезиса о

признании ученых-юристов (как и в целом научно-педагогических работников) государственными служащими1 с бессрочным характером трудового договора. Такое признание имеет ряд позитивных моментов. Главный из них -преодоление эффектов так называемой неустойчивой занятости (англ. - precarious employment). Но есть и определенные недостатки, основной из которых - обязательный характер прекращения трудового договора в связи с достижением предельного возраста замещения государственной должности (в среднем это 60-65 лет), что не всегда соответствует граням творческой профессии ученого (в России и США, например, предельный возраст нахождения на должности профессорско-преподавательского состава для любых отраслей знаний не установлен).

В отдельных государствах общий вектор презентации правового статуса ученых-юристов дополнен и специфическими национальными моделями. Так, во Франции сложилась специфическая историческая форма аттестации научных кадров в виде агрегации. Агрегация - это институт, имеющий очень давние традиции (они восходят к XVI в.). Впервые идея специальной процедуры рекрутирования профессорского корпуса была реализована на локальном уровне на юридическом факультете Университета города Тулузы в связи с принятием акта Парламента от 10 января 1515 г. На общегосударственный уровень данный вопрос был вынесен уже в эпоху централизованной правовой системы - 20 декабря 1855 г. [49]. Процедура прохождения агрегации, установленная в середине XIX в., сохраняет свою актуальность и по сей день.

Помимо юридических наук, агрегация как специфическая модель формирования университетского профессорского корпуса имеет распространение и в области политических наук и экономики.

1 И доценты, и профессора во Франции, например, имеют статус fonctionnaire, т. е. государственных служащих. Правом на назначение профессоров обладает Президент Республики, доцентов - Министерство образования и науки. Определенным исключением из общего правила следует считать институт приглашенного профессора. Правом на открытие соответствующей вакансии и назначение на должность приглашенного профессора обладают сами университеты.

Агрегация - это поэтапная модель рекрутирования научных кадров. На первом этапе комиссии из именитых профессоров, заседающие раздельно по двум секциям - «Частное право и уголовно-правовые науки» и «Публичное право», - оценивают кандидатов по письменным материалам (текст диссертации, список научных трудов, анкетные данные), выявляя тех, кто «агрегативен». Местом проведения агрегации выступает знаменитый юридический центр Франции - Университет Париж-Ассаа На следующих этапах прошедшие отбор кандидаты приступают к испытаниям (8-часовое написание в аудитории комментария к судебному решению, заранее кандидату неизвестному, и др.). Главным и самым сложным испытанием является подготовка в течение 24 часов вне зала заседаний комиссии лекции на заданную комиссией тему, как правило, отнюдь не банальную, которую кандидату объявляют в день испытания и которая может касаться любой проблемы в области «частного права и уголовно-правовых наук» или «публичного права», независимо от узкой специализации испытуемого (в последние годы встречались, например, такие темы, как «Золото», «Право и время»)2. На следующее утро кандидат читает свою лекцию комиссии и затем устно отвечает на десятки вопросов. Те, кто успешно прошел все испытания, получают самое престижное во Франции университетское звание - agrégé des facultés ded roit («агреже юридических факультетов») и гарантированную профессорскую кафедру в одном из университетов. Каждый год составляется список вакансий соответственно в области «частного права и уголовно-правовых наук» или «публичного права»: агреже, набравший по итогам испытаний наибольшее количество баллов, получает привилегию выбирать пост из всего списка; для следующего спи-

2 Именно для этого финального испытания кандидат участвует еще в одной специфической форме подготовки к занятию должности профессора: формирование команды сподвижников, которые должны провести процедуру его интеллектуальной тренировки перед экзаменом. При этом сам кандидат полностью берет на себя материальные расходы по содержанию членов команды на время «тренировочного» процесса. Местом «тренировочного» процесса, как и местом проведения самого конкурса, является Париж. Таким образом, участвуя в конкурсе, претендент несет не только интеллектуальные, психологические и физические затраты, но и затраты сугубо финансового порядка.

сок сокращается на один пост и т. д., а последнему, следовательно, остается единственная вакансия. Именно процедурой агрегации объясняется тот факт, что французский профессорский корпус очень молод и регулярно обновляется (надо учитывать также обязательный выход в отставку по достижении 65-68 лет). Нормальным считается пребывание в должности профессора примерно с 35 до 65 лет [16, с. 910].

Такая своеобразная модель вхождения в профессию не может избежать критики. К числу наиболее дискуссионных положений указанной модели относят, в частности, следующие:

1. При ее реализации университеты в определенной мере утрачивают элемент автономии в части способности их самих формировать кадровый состав.

2. Такая модель не позволяет в полной мере считать университеты международными научными центрами, так как потенциальная возможность прохождения процедуры агрегации учеными-иностранцами, по сути, сведена к нулю.

3. Финальное 24-часовое испытание в определенной мере носит характер не интеллектуального испытания, а испытания на физическую выносливость кандидата.

4. На сегодняшний момент времени можно предъявить претензии и к системе отбора в жюри конкурса из-за наличия в нем элементов семейственности.

Неоднозначное положение института агрегации во Франции порождает и различные док-тринальные модели его эволюции:

Первая - сохранение института в неизменном виде в силу исторической преемственности [46, р. 427].

Вторая - реформирование института в части минимизации эффектов дискриминации при отборе членов комиссии по агрегации (соблюдение принципа гендерного равенства, многообразие географической и отраслевой презентации кандидатов в члены жюри) [52].

Третья - упразднение института1.

Как видно из представленных выше положений, процедура агрегации не носит одно-

1 См. по этому вопросу: ЦЯЬ: https://suppressюnagregatюn. wordpress.com.

значного характера. Однако определенные ее элементы могут быть восприняты при формировании доктринальных подходов к системе рекрутирования элиты научно-педагогических кадров в России: ректоров и проректоров вузов. Представленный трехступенчатый порядок прохождения агрегации может быть использован как основа для конструирования дробной процедуры отбора кандидатов в резерв ректоров и проректоров вузов, подведомственных Министерству науки и высшего образования РФ, в части:

1) оценки соответствия кандидата квалификационным требованиям (первый этап отбора; проводится без прямого участия самого кандидата на основе мониторинга его достижений в сфере образования и науки);

2) оценки кандидата по итогам проведения экзамена на вхождение в состав резерва ректоров и проректоров вузов, подведомственных Министерству науки и высшего образования РФ (второй этап отбора; проводится под эгидой Министерства науки и высшего образования РФ; в состав экзаменационной комиссии входят ведущие специалисты в соответствующей области научного знания, а также представители научной общественности из числа некоммерческих организаций по представлению интересов научно-педагогических кадров).

В зоне религиозно-доктринального стиля правового мышления правовой статус ученых-юристов определяется через принадлежность не только к профессиональной группе, но и к религиозным институтам. Интересно заметить, что не всегда подготовка ученых-юристов для правовых систем с религиозными элементами -это миссия самих религиозных институтов. В Египте, в частности, факультет шариата есть в Университете Аль-Азхара. При этом система сдачи экзаменов и защиты дипломов и диссертаций в этом университете такая же, как в Европе [38,с. 310].

В контексте мировой практики юридическая наука в России эволюционировала согласно характерным особенностям, свойственным основным выделяемым в науковедении этапам развития [19]:

Первый (вторая половина XVII - первая половина XVIII в). - «эмбриональный» период формирования юридической науки. Он был

связан с необходимостью масштабного реформирования отечественного правопорядка (реформы Петра I) и неспособностью только прикладных модулей юридического знания решить государственно значимые цели и задачи. Как отмечает Н. А. Воскресенский, «выработка законодательного текста в правотворчестве Петра I имела все стадии, которые характеризуют законодательство Новейшего времени: возбуждение законодательной инициативы, собирание материалов передовых законодательств Запада, составление первоначального наброска закона, обсуждение законопроекта, утверждение и опубликование закона и, наконец, введение его в систему ранее изданных законов» [9, с. 73]. Представляет интерес также и особая форма научно-практической деятельности в указанную эпоху, связанная с объяснением и обоснованием новых законов. Речь идет о так называемых экспликациях (от лат. explication - разъяснение). В частности, в 1723 г. Петром I была написана знаменитая экспликация, в которой объяснялась разница между государственными и партикулярными преступлениями, а также были представлены выводы о необходимости более тяжкого уголовного наказания за первый из названных видов преступлений.

Второй (вторая половина XVIII - первая треть XIX в). - становление «законоискусства» как научно-практической сферы. В данной связи И. В. Васильев, в частности, отмечал, что «...знание законов сливалось с искусством прилагать эти законы к встречающимся случаям гражданской жизни», поэтому законотворческая деятельность была направлена, прежде всего, на систематизацию существующего правового массива, адаптацию старых законов к новым обстоятельствам и создание условий для всестороннего познания законов. Знание законов становилось обязанностью не только юриста-практика, но и обычного человека [5, с. 12-13].

Третий (вторая половина XIX в. - настоящее время).Во многом российская наука последнего периода развития была синхронизирована с зарубежными школами и течениями. Яркий тому пример - теоретическая юриспруденция. В целом же следует отметить, что именно немецкие исследователи XIX в. стояли у истоков развития теории права для континен-

тально-европейского юридического мира [26; 27; 28; 45].

Профессор В. И. Пржиленский [35, с. 1516] выделяет несколько базовых линий, согласно которым можно проследить связь между немецкой классической философией (и, в частности, неокантианством) и построением советской юриспруденции:

1)сама структура построения теоретического знания - онтология, гносеология (логика + методология), аксиология (неорганична ни для аутентичного марксизма, ни для более позднего «ленинизма»);

2) подход к преподаванию логики: он носил кантианский по своей сути характер, в нем причудливо смешивались элементы марбург-ского неокантианства и восходящего к кантианскому пониманию субъекта в эмпирическом психологизме В. Вундта.

Но есть и ряд прорывных и аутентичных направлений. Некоторые из них стали продолжением отечественного общегуманитарного научного поиска (в частности, евразийство1), другие - доктринальным ответом на глобальные вызовы внешней среды (одной из таких конструкций стало учение о соматических правах человека).

Развитие юридической науки в условиях глобализации

Представленные выше положения юридической доктрины характеризуют во многом национальный взгляд на эволюцию правовых феноменов до выхода из неолита (термин Андре Тюнка) мировой юридической науки - до наступления эры глобализации.

1 Несколько тезисов стали актуальными и системообразующими для данного юридического направления:

- одновекторность политического и правового будущего России в рамках евразийского модуса (получила распространение следующая декларация евразийцев: «Русские люди и люди народов "российского мира" не суть ни европейцы, ни азиаты. Сливаясь с родною и окружающей нас стихией культуры - мы не стыдимся признать себя евразийцами» (Евразийская хроника. Вып. VII. Париж. С. 43));

- религиозно-ценностный и внерациональный характер российской правовой и политической систем;

- выдвижение идеи «обязательного государства» как автономной (внезападнической) платформы политико-правового будущего России;

- возрождение идеи подлинной Русской Правды как философского основания отечественного юридического бытия.

В продолжение своей знаковой работы «Les juristes face à la société du 19 siècle à nos jours» [42] профессор А.-Ж. Арнод весьма точно определяет парадоксы мировой юриспруденции на начальном этапе правовой глобализации (1975-1993 гг.) - аверсы и реверсы юридических монет [41]:

1) диалектика правового регулирования и дерегулирования;

2) установление принципа равенства субъектов права в дифференцированных по определению социальных обществах;

3) диалектика национального и локального в праве;

4) необходимость и невозможность управления через право сложными процессами;

5) и наконец, «парадокс парадоксов» - невозможность для юридического мира жить в условиях представленных выше парадоксов, самому при этом не превращаясь в парадокс [43].

В наши дни глобализация только умножает юридические парадоксы и проблемы правового регулирования, ставя мировое юридическое сообщество в условия последующей правовой пробельности и выступая одним из основных вызовов юридического этатизма.

В прошлых своих научных публикациях мы уже отмечали, что вслед за развитием процессов глобализации все с большим основанием стали проявлять себя такие тенденции эволюции правовых систем, как: повышение уровня конвергенции, конкуренции и интернационализации правовых систем; появление уникальных юридических институтов (lex electronica, lex sportiva); возрастание эффектов «дополнения» и «замещения» национального права со стороны внешних регуляторов общественных отношений; изменение под влиянием различного рода интеграционных процессов классических институтов государственной организации общества - институтов гражданства и территории; освобождение юридической профессии от сугубо национальных оков [12].

Также следует отметить, что глобализация выступает универсальной тенденцией современной юридической карты мира. Уже на стадии подготовки юридического корпуса очевидны значительные шаги по интернационализации и интеграции юридической профессии в мировое юридическое пространство.

При этом международную составляющую подготовки юридических кадров следует отнести к числу приоритетных направлений образовательных центров Российской Федерации. В Российской Федерации в мае 2012 г. В. В. Путиным был подписан указ «О мерах по реализации государственной политики в области образования и науки». В нем одной из задач развития российской системы высшего образования ставится «вхождение к 2020 году не менее пяти российских университетов в первую сотню ведущих мировых университетов согласно мировому рейтингу университетов». 28 декабря 2013 г. подписан указ Президента РФ «О мерах по укреплению кадрового потенциала Российской Федерации», в соответствии с которым была запущена новая программа «Глобальное образование». В результате реализации этой программы в ведущие российские вузы и научные организации привлекаются высококвалифицированные специалисты, получившие образование мирового уровня по программам магистратуры, аспирантуры (докторантуры). Следует также отметить, что на оценку эффективности юридических вузов напрямую влияет реализация в Российской Федерации положений Болонской конвенции в части социальной мобильности студентов.

Что касается действующих акторов юридической профессии, то здесь глобализация проявляет себя через такие институты, как:

- интернационализация правового феномена согласно нескольким ключевым векторам: рецепция, гармонизация, унификация и стандартизация права;

- применение международного и иностранного права и иностранных юрисдикций к национальным участникам общественных отношений;

- активное использование механизмов «мягкого права» для защиты законных интересов граждан; привлечение иностранных специалистов для защиты интересов человека, общества и государства (например, в 2016 г. юридическим консультантом по приватизации «Роснефти» была выбрана компания White & Case; интересы российских легкоатлетов в Спортивном суде г. Лозанны представлял британский адвокат Майк Морган).

Становясь реальной социальной практикой, глобализация вместе с тем порождает ряд

проблем теоретической и практической зон действия. К числу наиболее значимых следует отнести:

1) конкуренцию международных механизмов защиты участников общественных отношений с национальными институтами (в Российской Федерации данная тенденция наиболее отчетливо проявила себя в постановлении Конституционного Суда РФ от 19 апреля 2016 г. № 12-П «По делу о разрешении вопроса о возможности исполнения в соответствии с Конституцией Российской Федерации постановления Европейского Суда по правам человека от 4 июля 2013 г. по делу "Анчугов и Гладков против России" в связи с запросом Министерства юстиции Российской Федерации»);

2) столкновение различных правовых традиций при регулировании однородных групп общественных отношений (во Франции, в частности, представленная тенденция нашла отражение в «деле о хиджабах»);

3) общую тенденцию к утрате национальными правовыми системами своего юридического суверенитета в ряде социальных областей. В последнее время данная тенденция выпукло проявляется в российской и зарубежной системах спортивного права. Ярким примером в данном отношении выступает Франция. Как отмечают специалисты, во Франции отсутствует четкая граница между государственным регулированием и саморегулированием в области спорта. По поводу спортивных отношений между государственными органами и спортивными федерациями возникает большое количество судебных тяжб [36, с. 46];

4) формирование под влиянием универсальной, на первый взгляд, правовой конструкции и модели глобального мира гегемонистиче-ской презентации социальных отношений. Речь идет о многочисленных дискуссиях в отношении американизации права и других общественных феноменов [47];

5) появление многочисленных terra incognita - зон последующей пробельности права под влиянием глобализационных процессов. Речь идет о комплексе общественных отношений, требующих правового регулирования, но в силу отставания эволюции права от социальной эмпирики не получающих необходимой юридической регламентации. Ярким примером

здесь может выступать сегмент правового регулирования в области генетических исследований [59]. И хотя сегодня мировая юридическая наука в определенной мере сформировала международно-правовой взгляд на проблему1, национально-государственный взгляд на нее остается чрезвычайно скудным в плане правовой регламентации. Особенно заметна данная тенденция в таком сегменте генетических исследований, как генетическая терапия.

К чему приведет дальнейшее развитие правовой глобализации в русле неолиберализма -сказать сложно. В зарубежной литературе по данному вопросу высказываются пока еще единичные, но весьма смелые предположения о дальнейшем существовании человечества без права и без государства [53, р. 36].

В целом можно говорить о двух векторах влияния глобализации на юридическую науку: гносеологическом и антологическом. В первом случае мы имеем дело с доктринальной оценкой данного феномена. Она может быть от крайне позитивной до резко антагонистичной [60]. В любом случае ученые-юристы из всех представленных выше правовых блоков (кон-тинентально-европейского, англосаксонского, религиозно-доктринального) не избежали подобного рода оценки. Во втором случае мы имеем дело с практикой включения тех или иных элементов правовой глобализации в национальные правовые порядки. Способность правовых систем ранжировать элементы правовой глобализации в соответствии с собственными запросами в полной мере характеризует их юридический суверенитет.

1 Речь идет, в частности, о принятии следующих правовых актов: Всеобщая декларация о геноме человека и о правах человека (ЮНЕСКО, 1997 г., одобрена Генеральной Ассамблеей ООН в 1998 г.); Конвенция о защите прав человека и человеческого достоинства в связи с применением достижений биологии и медицины: Конвенция о правах человека и биомедицине (1997 г.); Рекомендуемое международное руководство по этическим проблемам медицинской генетики и генетической службы (ВОЗ, 1997 г.); Хельсинкская декларация Всемирной медицинской ассоциации «Этические принципы медицинских исследований на человеке»; Рекомендации Комитета общественной и профессиональной политики Европейского общества генетики человека по программам массового скрининга, хранению данных в ДНК-банках для медицинских исследований, обеспечению генетической службой (см. подробно по данному вопросу: Zakharova M. V., Voronin M. V. Measure of Freedom in the Context of Legal Regulation of Genomic Research: Foreign Experience // Revista Dilemas contemporáneos: Educación, Políticay Valores. Year VI. Special Edition. December 2018).

Особого внимания заслуживает влияние такого проявления глобализации, как цифрови-зация, на юридическую науку в России и зарубежных странах.

Правовое регулирование общественных отношений - основа устойчивого развития общества. Однако в сферах общества, где нет необходимости императивного контроля над отношениями и где для удобства сторон договора необходимы простые и быстрые решения, правовое регулирование далеко от показателей абсолютной эффективности. Привычное состояние правового регулирования - долгие и сложные процедуры, непредсказуемость многих правовых ситуаций, невозможность работать без юристов. Но право может стать потенциальной точкой роста общей эффективности взаимодействия граждан, бизнеса и государства, той сферой, изменения в которой радикально улучшат жизнь, как это произошло с электроникой и приходом Интернета. Глобализация современного мира трансформирует восприятие саморегулирования в обществе, подводит к необходимости учета нового феномена - автоматизации в сфере права, которая, с нашей точки зрения, позволит ускорить движение к эффективным показателям.

Перед законодателем стоит задача реализации идеи о том, что право может развиваться и интегрироваться в быстро меняющуюся реальность. Именно перед государством должна стоять задача создать стартовую площадку для обсуждения темы автоматизации права экспертами-юристами, айти-специалистами, представителями бизнеса и государства.

Рассмотрим задачи, которые должна обеспечить автоматизация права:

1. Снижение зависимости от воли правоприменителя и другой стороны в договоре, что позволит:

- эффективнее выявлять изначальную волю сторон договора или законодателя;

- препятствовать умышленному искажению этой воли;

- предотвратить незаконное противодействие этой воле;

- существенно снизить риски последующего искажения или ненадлежащего исполнения ранее согласованной воли.

2. Снижение экономических издержек, экономия времени и ресурсов для рутинных или необязательных операций:

- снижение затрат на работу юристов, помогающих найти нормы, относящиеся к конкретной ситуации, смоделировать их использование (машиночитаемые нормы сделают возможным их автоматический поиск и трактовку с максимальной степенью достоверности);

- снижение затрат на работу юристов, помогающих разобраться в случаях неоднозначного толкования или противоречия норм (подобные коллизии могут быть устранены уже на стадии соблюдения норм);

- снижение затрат на работу специалистов, контролирующих соблюдение норм в результате автоматизации систем сбора и анализа информации;

- снижение затрат на работу специалистов, отвечающих за исполнение существенной части решений контролирующих органов и судов (требования, связанные с передачей денег, переводом права и т. д., могут исполняться в автоматическом режиме).

3. Ускорение развития правоотношений на этапе согласования новых норм и проверки их исполнения. Время будет использоваться сторонами на коммерческие переговоры, не на детальное обсуждение юристами каждого пункта договора. Смарт-контракты гарантируют исполнение договоров.

4. Постоянное понимание своих рисков и обязательств (или контрагентов). Программное обеспечение, основанное на машиночитаемых нормах закона или договора, позволит в режиме реального времени оценивать регулирующее воздействие, вероятные последствия фиксируемых сторонами коммерческих договорённостей и принимаемых законов.

5. Повышение прозрачности взаимодействия с государством в публично-правовых отношениях и возможность сделать их максимально эффективными, что снизит уровень зависимости от неформализованной воли отдельных должностных лиц и представителей бизнеса.

6. Повышение доступности юридических услуг для граждан путем создания недорогих сервисов по их оказанию.

7. Уменьшение количества коллизий в национальном праве вследствие минимизации негативных последствий человеческого фактора и неразвитости юридической техники.

Автоматизация права для государства связана с удешевлением контрольных процедур, созданием технологически более совершенного законодательства, количественное снижение неясных формулировок, коллизий между нормами законодательства, ускорение нормотвор-ческого процесса, возможность моделирования и оценки регулирующего воздействия законодательства. Широко распространятся автоматизированные консультационные системы, которые по набору параметров будут выдавать готовые варианты поведения, документы, аналитику.

Однако решение этих задач невозможно без создания надлежащей материально-правовой базы, которая обеспечит переход к автоматизации права. Основой для перехода являются:

- создание юридического метаязыка для программного описания норм;

- создание среды и технической инфраструктуры для внедрения автоматизации права;

- создание юридического браузера;

- создание юридического тезауруса;

- открытость и доступность исходного кода и программной среды нормотворчества;

- использование разработок в области интернет технологий (Big Data, нейронные сети, смарт-контракты на основе Etherium);

- создание законодательной базы, регламентирующей применение этих технологий.

Воля законодателя, выраженная в нормах, нередко искажается - либо по ошибке, либо умышленно. Соответственно, огромные ресурсы тратятся на то, чтобы избежать ошибки (например, расходы на юристов, толкующих нормы, на содержание судейского корпуса, на исполнительные органы). Также отсутствие автоматизации приводит к излишней бюрократизации.

Результатом неоднозначного понимания воли законодателя могут стать непоследовательность в правоприменительной деятельности и злоупотребления со стороны госорганов и регулируемых субъектов. Традиционное правовое регулирование существует много веков, однако новые технологии дают огромный про-

стор для улучшения правового регулирования в короткий период времени. Тот прогресс, который произошел за последние 10 лет в сфере криптографии, нейросетей, работы с огромными массивами данных, меняет общество, а вместе с обществом должно развиваться и право.

Председатель правления ПАО Сбербанк Г. О. Греф в своей лекции перед студентами Балтийского федерального университета им. И. Канта заявил, что в 2016 г. в Сбербанке были сокращены 450 юристов, которые готовили иски. Сокращения произошли из-за того, что нейронные сети готовят исковые заявления значительно лучше юристов, которые не знают, как работать с нейронной сетью. Также он призвал студентов, которые заботятся о своем будущем, пройти соответствующий курс обучения1.

Несмотря на все вышесказанное, у автоматизации права есть и недостатки, а потому следует обозначить ее пределы.

Автоматизация права должна быть направлена на ускорение юридического процесса путем упрощения формальных процедур. По словам П. В. Крашенинникова, работа законодателя или адвоката по сложным уголовным или гражданским делам, а не по долговым распискам или кредиторской задолженности, она требует анализа целого ряда обстоятельств, которые истолковать можно с точки зрения закона и так, и так. Ведь неслучайно есть такое выражение, что хороший юрист - это не тот, который знает все законы, а тот, который умеет ими пользоваться. Именно этим отличается высокий профессионал от обычного ремесленника. Ремесленника компьютер, возможно, и заменит когда-нибудь, а профессионала - никогда. Другое дело - профессия нотариуса. С учетом того, что функция нотариуса - проверять ту или иную сделку на ее соответствие закону, это может сделать и нейросеть. Регистрация сделок тоже не потребует вмешательства нотариуса, так как с переводом реестра на технологию блокчейн отпадет необходимость в регистрации факта, вся информация будет записываться в блоки цепи. То есть профессия нотариуса со временем если и не исчезнет, то очень потеряет в объеме полномочий.

1 Погрефность // Российская газета. URL: https://rg.ru/2017/ 07/25/geiman-gref-svoej-lekciej-pered-studentami-vzorval-set.html (дата обращения: 10 февраля 2019 г.).

В Швеции и ряде других стран все сделки в области недвижимости реализуются с применением технологии блокчейн. Также о переходе на технологию блокчейн в сфере ведения государственных реестров неоднократно заявляли власти Украины1, схожей с Россией в области правовой системы.

Считается, что не допустима автоматизация права в судебных процессах, так как только человек с присущим ему образом мышления может правильно оценить ту или иную жизненную ситуацию и вынести решение, основываясь на внутренних убеждениях. Однако в российском гражданском и арбитражном процессе появляется тенденция к упрощению судебных решений, связанная с отсутствием мотивировочной части в решениях по делам, рассматриваемым в порядке упрощенного производства. Такие изменения направлены на повышение эффективности деятельности судов и их разгрузку, при сохранении компетенции суда в лице судей на надлежащую оценку доказательств по своему внутреннему убеждению. Развитие нейросетей, а также иных механизмов обработки данных, в скором времени может привести к трансформации института упрощенного производства в гражданском и арбитражном процессе при сохранении таких свойств судебного решения, как обязательность, исполнимость, преюдициональность и неопровержимость.

Так, в сфере административного производства широко применяются средства автоматической фиксации правонарушений на транспорте. В 2017 г. пресс-служба ГИБДД отчиталась о 83,2 млн постановлений по делам об административных правонарушениях на транспорте, зафиксированных с использованием стационарных и передвижных комплексов, работающих в автоматическом режиме.

В контрактном, предпринимательском, гражданском праве, связанных с заключением сделок, удостоверением юридических фактов, исполнением обязательств, применение автоматизированного права диктуется усложнением этих процессов и развитием необходимых технологий.

1 Украинские госреестры по земле и недвижимости скоро будут на блокчейне // Страна. URL: https://strana.ua/news/ 122575-zemelnyj-reestr-i-reestr-nedvizhimosti-perevedut-na-blokchejn.html (дата обращения: 10.02.2019).

Предпринимательское право, как право, наиболее восприимчивое к изменениям рынка, уже широко использует достижения IT-сферы, что особенно ярко проявляется в сфере международных поставок. Поиском решений в данной сфере заняты и крупные компании, такие как IBM и Wallmart, так и небольшие финтех-стартапы, например швейцарская компания Ambrosus.

Технология блокчейн (blockchain) - система организации распределенной базы данных. В частности, она помогает проводить платежи в режиме онлайн, оперативно подтверждать актуальность данных о клиенте или сделке, регистрировать сделки и вести их реестр.

Суть решений в сфере международных поставок состоит в комбинировании разработок на основе блокчейн и Интернета вещей (например, «умных» капсул с использованием QR-кодов и RFID, разработанных для отслеживания движения продукции) со смарт-конт-рактами, которые в автоматизированном режиме проверяют продукцию на соответствие правовому регулированию государства, на территорию которого она попадает. Воспринимая данные изменения в сфере международных поставок, Европарламент согласовал текст резолюции об использовании блокчейна в торговле2.

Внедрение технологии блокчейн в цепочки поставок может в целом увеличить эффективность, скорость и объемы глобальной торговли, ограничив затраты, связанные с международными операциями, отмечается в резолюции. Блокчейн может повысить прозрачность цепочек поставок, снизить затраты, увеличить степень доверия контрагентов, упростить процесс глобальной торговли. Компании, работающие в данном направлении, уже представляют успешные кейсы применения своих технологий в области поставок продуктов питания3.

Значительным направлением цифровиза-ции является не только трансформация правовых институтов, но и методик преподавания правовых дисциплин.

2 ЕП согласовал текст резолюции об использовании блок-чейна в торговле // РИА «Новости». URL: https://ria.ru/ 20181214/1548022536.html (дата обращения: 10.02.2019).

3 Ambrosus and the Madagascar Bourbon Vanilla Supply Chain // Ambrosus. URL: https://ambrosus.com/assets/en/ vanilla_poc_web.pdf (дата обращения: 10.02.2019).

Население России в целом готово к использованию цифровых технологий в обучении. Законодательство также приводится в соответствие с требованиями складывающихся общественных отношений в сфере онлайн-образования. Важнейшим проявлением цифро-визации образовательного процесса является создание электронных образовательных ресурсов, предназначенных как для обучения студентов-очников, так и для дистанционного образования.

В условиях цифровизации классическому университету, стремящемуся развиваться на мировом рынке образования, борющемуся за признание в мировых рейтингах, необходимо выбрать путь развития в онлайн-среде. Возможны несколько вариантов интеграции технологии онлайн-обучения в образовательный процесс:

1) полный перевод части образовательных программ в онлайн-режим (например, в части организации заочного и дистанционного обучения);

2) полный перевод только части курсов в рамках образовательных программ в онлайн-режим;

3) внедрение смешанного обучения (blended learning) с сохранением очных занятий, которые дополняются дистанционным контентом.

Значение информационных технологий в процессе обучения постепенно возрастает с начала 2000-х гг., а в 2011 г. произошел взрывной рост количества обучающихся по дистанционным IT-технологиям.

Рынок платформ образовательных технологий представлен большим количеством специализированных платформ, используемых университетами (однако использование платформ на клиентских условиях не является единственным доступным вариантом, университеты также разрабатывают собственные образовательные ресурсы).

На данный момент в России в рамках указанного приоритетного национального проекта разработан и введен в действие портал https://online.edu.ru/ru/ (Современная цифровая образовательная среда), на котором пред-

ставлено 26 национальных образовательных платформ.

Согласно данным Class Central наиболее популярными онлайн-платформами являются:

1) Coursera - 30 млн пользователей;

2) edX - 14 млн пользователей;

3) XuetangX - 9,3 млн пользователей;

4) Udacity - 8 млн пользователей;

5) FutureLearn - 7,1 млн пользователей.

При этом одной из самых востребованных

дисциплин в сфере дистанционного обучения является юриспруденция (согласно исследованию ЮНЕСКО по Европе, число лиц, изучающих юриспруденцию с помощью онлайн-курсов, составляет 6 %). Мировым лидером в области использования информационных технологий в сфере образования являются Соединенные Штаты Америки. В США из 20 млн студентов вузов онлайн обучается треть (полностью или частично). Полностью дистанционное обучение с присвоением государственного диплома предлагают многие американские колледжи и университеты, например Университет штата Пенсильвания, Бостонский университет, Университет Индианы.

По данным исследования образовательных технологий, в России онлайн-образование растет быстрее, чем на зрелых рынках, в среднем на 15 % в год. Прирост числа российских учащихся на онлайн-платформах в 2017 г. по данным Coursera составил 41 % (для сравнения в Европе - 28 %1). Все это сказывается на трансформации юридической науки и практики. Здесь вузы должны становиться центрами, интегрирующими современные, в том числе инновационные, образовательные практики, педагогические технологии, методики проведения научных исследований в сфере юридического образования. Необходимо создавать центры компетенции в области юридического образования и науки, которые смогут консолидировать усилия ученых в направлении совершенствования исследовательского и образовательного процессов как с содержательной, конструктивной, так и с технологической стороны.

1 Данные конференции Ed Crunch 2018.

Заключение

Проведенный выше компаративный анализ особенностей эволюции юридической науки в разных правовых семьях показал, что данный сегмент гуманитарного знания зарождался и развивался, прежде всего, в непосредственной привязке к локальным сообществам. Мы могли наблюдать варианты вненационального взгляда на юридическую науку (речь идет о различных правовых школах исламского права, о доктрине неотомизма и юридической школе средневековых глоссаторов), но в целом право и наука о праве носили до начала эры глобализации по большей части национальный характер. Выход из неолита мировой юридической науки породил целый комплекс проблем правовой регламентации, о котором мы писали выше. Магистральной же проблемой в данном случае следует считать дискуссию об интернациональной сущности юридической науки не только в сегменте сравнительного и интеграционного права. Характеризуя практическую зону мировой юриспруденции, можно со всей уверенностью утверждать, что ее интернационализация состоялась. Многочисленные эмпирики международных юридических бюро, подкрепляемые в том числе и на легальном уровне1, - яркое тому доказательство. Что касается юридической науки в целом, то здесь вопрос, на наш взгляд, остается открытым. Ответы на него становятся еще более затруднительными, если мы говорим не просто об интернационализации юридической науки, а об интернационализации в синтезе с цифровиза-цией. Возможны ли в перспективе роботизированные ученые-юристы, ведущие свою деятельность в мировом юридическом пространстве? (В 2018 г. мировой общественности уже был представлен преподаватель философии - робот.) На первый взгляд - вопрос из разряда футуроло-гических. Но стремительность развития информационных технологий такова, что это будет футурология будущего не отдаленного, а отстоящего от нас на чрезвычайно близкий временной промежуток.

1 См. подробно по данному вопросу Директиву № 98/5/ЕС от 16 февраля 1998 г. «Об облегчении практики адвоката в другом государстве-члене, в котором квалификация была получена на постоянной основе», в которой устанавливается важный принцип осуществления адвокатской деятельности в странах - участницах ЕС: «Любой адвокат должен иметь право практиковать на постоянном основании в любом другом государстве-члене под профессиональным титулом своей страны».

Библиографический список

1. Абу Амина Биляль Филипс. Эволюция фик-ха (Исламский закон и мазхабы) / пер.с англ.Т. В. Гончаровой. Киев: Ансар Фаун-дейшн, 2001. 224 с.

2. Аннерс Э. История европейского права. М.: Наука, 1994. 397 с.

3. Бондаренко Ю. В. История становления и развития канонического права в период раннего христианства и Вселенских соборов // Пробелы в российском законодательстве. 2011. № 6. С. 291-294.

4. Валдавина С. Э., Косарева Е. С. Юридическая наука как прообраз западной науки Нового времени // Философия права. 2016. № 3 (76). C. 60-63.

5. Васильев И. В. Осущности и пользе законов вообще и о необходимости изучения законов отечественных: лекция. М., 1828. 19 с.

6. Виноградов П. Г. Очерки по теории права. Римское право в средневековой Европе. М.: Зерцало, 2010. 288 с.

7. Вишневский А. А. Каноническое право. Древняя Церковь и Западная традиция. М.: Институт философии, теологии и истории Святого Фомы, 2006. 276 с.

8. Вишневский А. А. О системе канонического права // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2010.№ 4. С. 47-59.

9. Воскресенский Н. А. Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века. М.: Новое лит. обозрение, 2017. 640 с.

10. Герасименко А. П. Англо-американская философия права. Благовещенск, 2016. 165 с.

11. Доктор Рахман. Краткая история ислама. М., 2003. 416 с.

12. Захарова М. В. Влияние глобализации на юридическую карту // Lex Russica. 2011. № 3. С.417-444.

13. Захарова М. В. Правовые сообщества современности: опыты и ошибки типового строительства // Юридическое образование и наука. 2016. № 1.С. 16-19.

14. Захарова М. В. Сравнительное право: вопросы теории и практики. М.: Проспект, 2012. 157 с.

15. Игнатенко А. А. Ислам в XXI веке: главные направления исследований // Исламо-ведение. 2010. № 3.С. 4-29.

16. Кабрияк Р. Кодификации. М., 2007. 480 с.

17. Калинина Е. В., Белякова А. М. Мидраш как техника анализа текстов Торы и основа послесинайского правотворчества // Пробелы в российском законодательстве. 2011. № 5. С. 41-45.

18. КаяМ. 250 хадисов с комментариями о нормах жизни мусульманина / пер. с тур. 2-е изд. М., 2010. 616 с.

19. КожевинаМ. А. Юридическая наука и законотворчество в России: к истории вопроса // Пролог: журнал о праве = Prologue: Law Journal. 2016. № 3. С. 10-13.

20. Коран: переводы и комментарии. Сунна, хадисы Пророка. М., 2006. 783 с.

21. Кресин А. В. Немецкая философия национального права в конце XVIII - начале XIX в. и трансформация юридической науки // Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. 2014. Т. 14, вып. 3. C. 197-209.

22. Кросс Р. Прецедент в английском праве / пер. с англ. Т. В. Апаровой; под общ. ред. Ф. М. Решетникова. М.: Юрид. Лит., 1985. 238 с.

23. Ле Гофф Ж. Интеллектуалы в Средние века. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2003. 160 с.

24. Луковская Д. И. Социологическое направление во французской теории права. Л., 1972. 128 с.

25. Малиновская Н. В. Исторические корни методологических основ современной правовой интерпретации // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2008. № 2. С. 263-269.

26. Меркель А. Юридическая энциклопедия / пер. Ф. К. Зейделя; под ред. приват-доцента В. М. Грибовского, со второго посмертного издания А. Меркеля. СПб.: Изд. Юрид. кн. магазина Н. К. Мартынова, 1902. 256 с.

27. Меркель А. Рудольф Иеринг // Журнал юридического общества: при Императорском С.-Петербургском университете. СПб.: Тип. Правительствующего сената, 1894. Кн. 1. C. 4-31.

28. Меркель А. Сила и право [пер. с нем.] //Международная библиотека. Одесса, 1895. № 27. 40 с.

29. Михайлов А. М. Очерки по теории и истории английского права. М.: Юрлитинформ, 2015. 368 с.

30. Недилько Ю. В. «Комментарии к законам Англии» У. Блэкстона и их значение для разработки способов и правил толкования // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2015. № 5. С. 78-82.

31. Немецкая историческая школа права / П. Новгородцев, С. Муромцев, Н. Кареев и др. Челябинск: Социум, 2010. 528 с.

32. Новгородцев П. А. Историческая школа юристов. Ее происхождение и судьба (1986) // Немецкая историческая школа права / П. Новгородцев, С. Муромцев, Н. Кареев и др. Челябинск: Социум, 2010. С. 1-225.

33. Оксамытный В. В. Многоаспектность источников современной правовой системы Израиля //Вестник Брянского государственного университета. 2013. № 2. С. 165-168.

34. Полдников Д. Ю. Научная доктрина и аргументация судебных решений в континентальной правовой традиции: эпоха формирования //Юридическая техника. Ежегодник. Третьи Бабаевские чтения: Юридическая аргументация: теория, практика, техника. Н. Новгород, 2013. № 7, ч. 1. С.279-286.

35. Пржиленский В. И. Неокантианство в советской и постсоветской юриспруденции: жизнь под чужим именем // Герман Коген в истории русской философии: тез. докл. и программа междунар. науч. конф. (Москва, 4-5 июня 2018 г.). М., 2018. С. 15-16.

36. Соловьев А. А. Зарубежные модели и опыт кодификации спортивного законодательства. М., 2011. 100 с.

37. Уваров П. Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе: курс лекций. М., 2000. 98 с.

38. Успенская Н. А. Высшее образование в арабских странах: прошлое и настоящее // Вестник МГИМО-Университета. 2014. № 2 (35). С. 307-312.

39. ЭлонМ. Еврейское право. СПб.: Юрид. центр-Пресс, 2002. 611 с.

40. Юмашев Ю. М., Филимонов К. В. Европейский Союз и международное частное право: истоки европейского частного права (школа глоссаторов) // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2009. № 1. С. 3-20.

41. Arnaud A.-J. Les juristes face à la société 1975-1993 // Droit et société. 1993. № 25. Les produits juridiques de l'appareil judiciaire comme objet sociologique. Pp. 525-541.

42. ArnaudA.-J.Les juristes face à la société du 19 siècle à nos jours. Paris: PUF, 1975.228 p.

43. Arnaud A.-J. Reflections on «Complex décision» and European Law- Making Process // A-J. Arnaud et V. Olgiati (éd.). On Complexity and Socio-Légal Studies: some European Examples. Oftati, IISL, 1993 (Onati Proceedings, vol. 14). Pp. 102-114.

44. Barbour W. T. Some Aspects of Fitcenth-Chancery // Harvard Law Review. 19171918. Issue. 31. Pp. 245-313.

45. Bergbohm K. Jurisprudenz und Rechtsphilosophie: kritische Abhandlungen. Bd. 1,

3axapoea M. B., BopoHUH M. B.

Einleitung. Abh. 1: Das Naturrecht der Gegenwart. 1892.566 p.

46. Césaro J.-F. et alii. Pour la leçon d'agrégation en 24 heures. Dijon, 2004. 462 p.

47. Delpeuch Th. Une critique de la globalisation juridique de style civiliste. État des réflexions latines sur la transnationalisation du droit à partir du Dictionnaire de la globalisation // Droit et société. 2012. Issue 3, № 82. Pp. 733-761.

48. Doe N. Fundamentals of Authority in Late Medieval in English Law. Cambridge, 1990.

49. Gatti-Montain J. Le système d'enseignement du droit en France. Presses Universitaires de Lyon, Coll. Critique du droit, 1987. 312 p.

50. Ghestin J., Goubeaux G. Traité de Droit Civil. Introduction générale. Paris, 1990. 891 p.

51. Islamic Finance for Asia: Development, Prospects, and Inclusive Growth. Manila: Asian Development Bank, 2015. 111 p.

52. Moron-Puech B. État des lieux et propositions nouvelles pour une évolution du concours d'agrégation de l'enseignement supérieur // Revue de Droit d'Assas. 2016. 12. URL: https://www.u-paris2.fr/sites/default/ files/document/brochures_plaquette/rda-12-fev-rier-2016.pdf. (date of circulations: 10.01.2019).

53. Poirmeur Y. La fin du droit: approaches politistes // La fin du droit? Actes du colloque des 5 et 6 décembre 2013. Mare & Martine. 293 p.

54. Postema G. J. Some Roots of the Notion of Precedent // Precedent in Law (Goldstein L. ed.). 1987. Pp. 9-33.

55. Selden J. Seldeniana, or, The Table Talk of John Selden. London, 1789. Pp. 45-46.

56. Vinogradov P. Collected papers, Greek Law. Oxford, 1928. Vol. 2. 41 p.

57. Wade E. C. S., Bradley A. W. Constitutional and Adminisstrative Law. London, 1994. Pp. 31-33.

58. Wieacker F. Privatrechtsgeschichte der Neuzeit. Gottingen, 1967. 659 p.

59. Zakharova M. V., Voronin M. V. Measure of Freedom in the Context of Legal Regulation of Genomic Research: Foreign Experience // Revista Dilemascontemporáneos: Educación, Política y Valores. Year VI. Special Edition. December 2018. URL: https://dilemascontem-poraneoseducacionpoliticayvalores. com/_files/ 200004128c6b43c7b2e/EE%2018.12.16%20 Medida%20de%20libertad%20en%20el%20 contexto%20de%20la%20regulaci%C3%B3n %20legal%20de.... pdf (date of circulations: 10.01.2019).

60. Kerchove M. van de, Ost F. Le système juridique entre ordre et désordre. Paris: Presses Universitaires de France, 1988. 254 p.

References

1. Abu Ameenah Bilal Philips. Evolyutsiya fikk-ha (Islamskiy zakon i mazkhaby) [The Evolution of Fiqh (Islamic Law and The Madh-habs); transl. from Eng. by T.V. Goncharova]. Kiev, 2001. 224 p. (In Russ.).

2. Anners E. Istoriya evropeyskogo prava [History of European Law]. Moscow, 1994. 397 p. (In Russ.).

3. Bondarenko Yu. V. Istoriya stanovleniya i razvitiya kanonicheskogo prava v period rannego khristianstva i Vselenskikh soborov [History of Formation and Development of the Canonical Law in the Period of Early Christianity and the Era of Ecumenical Councils]. Probely v rossiyskom zakonodatel'stve -Gaps in Russian Legislation. 2011. Issue 6. Pp. 291-294. (In Russ.).

4. Valdavina S. E., Kosareva E. S. Yuridiches-kaya nauka kak proobraz zapadnoy nauki No-vogo vremeni [Legal Science as a Type of Western Science of Moderns Times]. Filoso-fiya prava - Philosophy of Law. 2016. Issue 3(76). Pp. 60-63. (In Russ.).

5. Vasil'ev I. V. O sushchnosti i pol'ze zakonov voobshche i o neobkhodimosti izucheniya zakonov otechestvennykh: lektsiya [On the Essence and Benefits of Laws in General and on the Need to Study Domestic Laws: Lecture]. Moscow, 1828. 19 p. (In Russ.).

6. Vinogradoff P. G. Ocherki po teorii prava. Rimskoe pravo v srednevekovoy Evrope [Essays on the Theory of Law. Roman Law in Medieval Europe]. Moscow, 2010. 288 p. (In Russ.).

7. Vishnevskiy A. A. Kanonicheskoe pravo. Drevnyaya Tserkov' i Zapadnaya traditsiya [Canon Law. Ancient Church and the Western Tradition]. Moscow, 2006. 276 p. (In Russ.).

8. Vishnevskiy A. A. O sisteme kanonicheskogo prava [On Canon Law System]. Pravo. Zhur-nal Vysshey Shkoly Ekonomiki - Law. Journal of the Higher School of Economics. 2010. Issue 4. Pp. 47-59. (In Russ.).

9. Voskresenskiy N. A. Petr Velikiy kak zakono-datel'. Issledovanie zakonodatel'nogo protses-sa v Rossii v epokhu reform pervoy chetverti XVIII veka [Peter the Great as a Legislator. The Study of Legislative Process in Russia in the Era of Reforms of the First Quarter of the 18th Century]. Moscow, 2017. 640 p. (In Russ.).

10. Gerasimenko A. P. Anglo-amerikanskaya filo-sofiya prava [Anglo-American Philosophy of Law]. Blagoveshchensk, 2016. 165 p. (In Russ.).

11. Doctor Rahman. Kratkaya istoriya islama [A Brief History of Islam]. Moscow, 2003. 416 p. (In Russ.).

12. Zakharova M. V. Vliyanie globalizatsii na yuridicheskuyu kartu [Impact of Globalization on the Legal Map of the World]. Lex Russica - LEX RUSSICA. 2011. Vol. 70. Issue 3. Pp. 417-444. (In Russ.).

13. Zakharova M. V. Pravovye soobshchestva sovremennosti: opyty i oshibki tipovogo stroi-tel'stva [Legal Communities of the Present: Experiences and Mistakes of Their Standard Construction]. Yuridicheskoe obrazovanie i nauka - Juridical Education and Science. 2016. Issue 1. Pp. 16-19. (In Russ.).

14. Zakharova M. V. Sravnitel'noe pravo: voprosy teorii i praktiki [Comparative Law: Aspects of Theory and Practice]. Moscow, 2012. 157 p. (In Russ.).

15. Ignatenko A. A. Islam v XXI veke: glavnye napravleniya issledovaniy [Islam in the 21st Century: Main Directions of Research]. Isla-movedenie - Islamic Studies. 2010. Issue 3. Pp. 4-29. (In Russ.).

16. Cabrillac R. Kodifikatsii [Codifications]. Moscow, 2007. 480 p. (In Russ.).

17. Kalinina E. V., Belyakova A. M. Midrash kak tekhnika analiza tekstov Tory i osnova posle-sinayskogo pravotvorchestva [Midrash as a Technique for Analyzing Torah Texts and a Basis of Post-Sinaic Lawmaking]. Probely v rossiyskom zakonodatel'stve - Gaps in Russian Legislation. 2011. Issue 5. Pp. 41-45. (In Russ.).

18. Kaya M. 250 khadisov s kommentariyami o normakh zhizni musul'manina /per. s tur. 2-e izd. [250 Hadith with Comments on the Rules of Muslim Life; transl. from Turkish. 2nd ed.]. Moscow, 2010. 616 p. (In Russ.).

19. Kozhevina M. A. Yuridicheskaya nauka i za-konotvorchestvo v Rossii: k istorii voprosa [Jurisprudence and Lawmaking in Russia: to the Historical Background]. Prolog: zhurnal o prave - Prologue: Law Journal. 2016. Issue 3. Pp. 10-13. (In Russ.).

20. Koran, perevody i kommentarii. Sunna, khadi-sy Proroka [Quran, Translations and Comments. Sunnah, Hadith of the Prophet]. Moscow, 2006. 783 p. (In Russ.).

21. Kresin A.V. Nemetskaya filosofiya natsional'-nogo prava v kontse XVIII - nachale XIX v. i transformatsiya yuridicheskoy nauki [German Philosophy of National Law in Late 18th and Early 19th Century and Transformation of Jurisprudence]. Nauchnyy ezhegodnik Institu-ta filosofi i prava Ural'skogo otdeleniya Ros-siyskoy akademii nauk - Research Yearbook of The Institute of Philosophy and Law of the Urals Division of the Russian Academy of Sciences. 2014. Vol. 14. Issue 3. Pp. 197-209. (In Russ.).

22. Cross R. Pretsedent v angliyskom prave /per. s angl. T. V. Aparovoy; pod obshch. red. F.M. Reshetnikova [Precedent in English Law; transl. from Eng. by T. V. Aparova; ed. by F.M. Reshetnikov]. Moscow, 1985. 238 p. (In Russ.).

23. Le Goff J. Intellektualy v Srednie veka [Intellectuals in the Middle Ages]. St. Petersburg, 2003. 160 p. (In Russ.).

24. Lukovskaya D.I. Sotsiologicheskoe napravle-nie vo frantsuzskoy teorii prava [Sociological Direction in the French Theory of Law]. Leningrad, 1972. 128 p. (In Russ.).

25. Malinovskaya N. V. Istoricheskie korni meto-dologicheskikh osnov sovremennoy pravovoy interpretatsii [Historical Roots of the Methodological Basis of Modern Legal Interpretation]. Vestnik Voronezhskogo gosudar-stvennogo universiteta. Seriya: Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikatsiya - Proceedings of Voronezh State University. Series: Linguistics and Intercultural Communication. 2008. Issue 2. Pp. 263-269. (In Russ.).

26. Merkel A. Yuridicheskaya entsiklopediya / per. F. K. Zeydelya; pod red. V. M. Gribovs-kogo, so vtorogo posmertnogo izdaniya [Juridical Encyclopedia; transl. by F. K. Zeydel'; ed. by V. M. Gribovskiy; based on the 2nd posthumous edition]. St. Petersburg, 1902. 256 p. (In Russ.).

27. Merkel A. Rudolf Iering [Rudolf von Jhering]. Zhurnal yuridicheskogo obshchestva: pri Im-peratorskom S.-Peterburgskom universitete -

Journal of the Law Society at the Saint Petersburg Imperial University. St. Petersburg,

1894. Book 1. Pp. 4-31. (In Russ.).

28. Merkel A. Sila i pravo /per. s nem. [Force and Law; transl. from Germ.]. Mezhdunarodnaya biblioteka - International Library. Odessa,

1895. Issue 27. 40 p. (In Russ.).

29. Mikhaylov A. M. Ocherki po teorii i istorii angliyskogo prava [Essays on the Theory and

History of English Law]. Moscow, 2015. 368 p. (In Russ.).

30. Nedil'ko Yu. V. "Kommentarii k zakonam An-glii " U. Blekstona i ikh znachenie dlya razra-botki sposobov i pravil tolkovaniya [W. Blackstone's "Commentaries on the Laws of England" and Their Importance for the Development of Methods and Rules of Law Interpretation]. Gumanitarnye, sotsial'no-ekonomicheskie i obshchestvennye nauki -Humanities, Social-Economic and Social Sciences. 2015. Issue 5. Pp. 78-82. (In Russ.).

31. Novgorodtsev P., Muromtsev S., Kareev N. et al. Nemetskaya istoricheskaya shkola prava [German Historical School of Law]. Chelyabinsk, 2010. 528 p. (In Russ.).

32. Novgorodtsev P. A. Istoricheskaya shkola yu-ristov. Ee proiskhozhdenie i sud'ba [Historical School of Lawyers. Its Origin and Fate]. Nemetskaya istoricheskaya shkola prava / P. Novgorodtsev, S. Muromtsev, N. Kareev i dr. [German Historical School of Law; P. Novgorodtsev, S. Muromtsev, N. Kareev et al.]. Chelyabinsk, 2010. Pp. 1-225. (In Russ.).

33. Oksamytnyy V. V. Mnogoaspektnost' istochni-kov sovremennoy pravovoy sistemy Izrailya [Multidimensionality of Sources of the Modern Legal System of Israel]. Vestnik Bryans-kogo gosudarstvennogo universiteta - The Bryansk State University Herald. 2013. Issue 2. Pp. 165-168. (In Russ.).

34. Poldnikov D. Yu. Nauchnaya doktrina i argu-mentatsiya sudebnykh resheniy v kontinen-tal'noy pravovoy traditsii: epokha formirova-niya [Academic Doctrine and Argumentation of Court Decisions in the Continental Law Tradition: Era of Formation]. Yuridicheskaya tekhnika. Ezhegodnik. Tret'i Babaevskie chte-niya: Yuridicheskaya argumentatsiya: teoriya, praktika, tekhnika [Juridical Technique. Yearbook. Third Babayev's Readings: Juridical Argumentation: Theory, Practice, Technique]. Nizhny Novgorod, 2013. Issue 7. Part 1. Pp. 279-286. (In Russ.).

35. Przhilenskiy V. I. Neokantianstvo v sovetskoy i postsovetskoy yurisprudentsii: zhizn' pod chuzhim imenem [Neo-Kantianism in the Soviet and Post-Soviet Jurisprudence: Life under an Assumed Name]. German Kogen v istorii russkoy filosofii: tezisy dokladov i programma mezhdunarodnoy nauchnoy konferentsii. Moskva, 4-5 iyunya 2018 g. [Hermann Cohen in the History of Russian Philosophy: Summaries of Reports and Program of International Scientific Conference. Moscow, June 4-5, 2018]. Moscow, 2018. Pp. 15-16. (In Russ.).

36. Solov'ev A. A. Zarubezhnye modeli i opyt ko-difikatsii sportivnogo zakonodatel'stva [Foreign Models and Experience of Codifying Sport Legislation]. Moscow, 2011. 100 p. (In Russ.).

37. Uvarov P. Yu. Istoriya intellektualov i intel-lektual'nogo truda v Srednevekovoy Evrope: kurs lektsiy [History of Intellectuals and Intellectual Labour in Medieval Europe: Lecture Course]. Moscow, 2000. 98 p. (In Russ.).

38. Uspenskaya N. A. Vysshee obrazovanie v arabskikh stranakh: proshloe i nastoyashchee [Higher Education in Arab Countries: from Past to Present]. Vestnik MGIMO-Universiteta - MGIMO Review of International Relations. 2014. Vol. 35. Issue 2(35). Pp. 307-312. (In Russ.).

39. Elon M. Evreyskoe pravo [Jewish Law]. St. Petersburg, 2002. 611 p. (In Russ.).

40. Yumashev Yu. M., Filimonov K. V. Evropeyskiy Soyuz i mezhdunarodnoe chastnoe pravo: istoki evropeyskogo chastnogo prava (shkola glossa-torov) [European Union and International Private Law: Origins of European Private Law (the School of Glossators)]. Pravo. Zhurnal Vysshey shkoly ekonomiki - Law. Journal of the Higher School of Economics. 2009. Issue 1. Pp. 3-20. (In Russ.).

41. Arnaud A.-J. Les juristes face à la société 1975-1993. Droit et société. 1993. Issue 25. Pp. 525-541. (In Fr.).

42. Arnaud A.-J. Les juristes face à la société du 19 siècle à nos jours. Paris, 1975. 228 p. (In Fr.).

43. Arnaud A.-J. Reflections on 'Complex Decision' and European Law-Making Process. In: Arnaud A-J, Olgiati V. (ed.) 'On Complexity and Socio-Legal Studies: Some European Examples'. Oñati Proceedings. Oñati, IISL-Oñati, 1993. Vol. 14. Pp. 102-114. (In Fr.).

44. Barbour W. T. Some Aspects of Fifteenth Century Chancery. Harvard Law Review. 1917-1918. Issue 31. Pp. 245-313. (In Eng.).

45. Bergbohm K. Jurisprudenz und Rechtsphilosophie: kritische Abhandlungen. Bd. 1, Einleitung. Abh. 1: Das Naturrecht der Gegenwart. 1892. 566 p. (In Germ.).

46. Césaro J.-F. et al. Pour la leçon d'agrégation en 24 heures. Dijon, 2004. 462 p. (In Fr.).

47. Delpeuch Th. Une critique de la globalisation juridique de style civiliste. État des réflexions latines sur la transnationalisation du droit à partir du Dictionnaire de la globalization. Droit et société. 2012. Issue 3(82). Pp. 733761. (In Fr.).

48. Doe N. Fundamentals of Authority in Late Medieval English Law. Cambridge, 1990. Pp. 3-4. (In Eng.).

49. Gatti-Montain J. Le système d'enseignement du droit en France. Lyon, 1987. 312 p. (In Fr.).

50. Ghestin J., Goubeaux G. Traité de Droit Civil. Introduction générale. Paris, 1990. 891 p. (In Fr.).

51. Islamic Finance for Asia: Development, Prospects, and Inclusive Growth. Manila: Asian Development Bank, 2015. 111 p. (In Eng.).

52. Moron-Puech B. État des lieux et propositions nouvelles pour une évolution du concours d'agrégation de l'enseignement supérieur. Revue de Droit d'Assas. 2016. Issue 12. Available at: https://www.u-paris2.fr/sites/ default/files/document/brochures_plaquette/rd a-12-fevrier-2016.pdf (accessed 10.01.2019). (In Fr.).

53. Poirmeur Y. La fin du droit: approaches poli-tistes. La fin du droit? Actes du colloque des 5 et 6 décembre 2013. Mare & Martine. 293 p. (In Fr.).

54. Postema G. J. Some Roots of the Notion of Precedent. Precedent in Law; ed. by L. Goldstein. 1987. Pp. 9-33. (In Eng.).

55. Selden J. Seldeniana: Or, The Table-Talk of John Selden. London, 1789. Pp. 45-46. (In Eng.).

56. Vinogradoff P. Collected Papers, Greek Law. Oxford, 1928. Vol. 2. 41 p. (In Eng.).

57. Wade E. C. S. and Bradley A. W. Constitutional and Administrative Law. London, 1994. Pp. 31-33. (In Eng.).

58. Wieacker F. Privatrechtsgeschichte der Neuzeit. Goettingen, 1967. 659 p. (In Germ.).

59. Zakharova M. V. and Voronin M. V. Measure of Freedom in the Context of Legal Regulation of Genomic Research: Foreign Experience. Revista Dilemas Contemporáneos: Educación, Política y Valores. Year VI. Special Edition. December 2018. Available at: https://dilemascontemporaneoseducacionpoli-ticayvalores.com/_files/200004128c6b43c7b 2e/EE%2018.12.16%20Medida20de%20liber tad%20en%20el%20contexto%20de%20la%

20regulaci%C3%B3n%20legal%20de.....pdf

(accessed 10.01.2019). (In Eng.).

60. Kerchove M. van de and Ost F. Le système juridique entre ordre et désordre. Paris, 1988. 254 p. (In Fr.)