CC BY
23Авксентьев В.А., Гриценко Г.Д., Дмитриев А.В.
ЮГ РОССИИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИКЕ: ВЗГЛЯД КОНФЛИКТОЛОГА
БОЛЕВЫЕ ТОЧКИ РОССИИ
Интенсификация социально-политических и социально-экономических процессов как на глобальном, так и на региональном уровнях в начале XXI в. актуализирует проблематику многосоставности современного общества. Для России наших дней характерна много-параметровая трактовка «многосоставности». Это и экономическая многоукладность, и разнообразие форм политической организации, и религиозная конфессиональная гетерогенность и т. д. В результате российское общество характеризуется повышенной нестабильностью, неустойчивостью, заряженностью не только на позитивные изменения, но и на деструкцию, которая обусловливает определённый конфликтный потенциал. При этом его острота зависит от конкретных исторических условий и факторов развития того или иного региона. Среди них могут выделяться социально-экономические, этноконфессиональные, политико-идеологические, культурно-цивилизационные и другие.
В настоящее время наиболее взрывоопасной и наименее прогнозируемой является сфера внутрирегиональных коллизий, в особенности межэтнических. В этих условиях актуализируется необходимость научно обоснованной политики адекватного воздействия на возникающие в тех или иных российских регионах социальную напряжённость и конфликтные ситуации.
Диагностика региональных конфликтных процессов и последующее их регулирование возможны лишь с учётом всей совокупности факторов, определяющих природу, источники, стратегии поведения участников конфликтного взаимодействия в данном регионе.
С целью определения особенностей и динамики региональных процессов в современной России была проведена серия экспертных опросов1. Экспертами выступили специалисты высшей квалификации,
1 Экспертный опрос проводился в рамках реализации программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Фундаментальные проблемы пространственного развития Российской Федерации: междисциплинарный синтез» подпрограммы «Определение путей стабилизации регионального социума и устойчивой деэскалации региональных конфликтов. Опрос проводился в три этапа: опросов экспертов по Югу России (первый этап, 2006 г., 30 экспертов из всех республик
работающие во всех федеральных округах Российской Федерации, известные в научном сообществе регионов и имеющие большой опыт научной, аналитической и экспертной работы.
На основе ответов экспертов из различных федеральных округов была составлена картина конфликтности регионов России. Следует отметить, что при ответах эксперты нередко ссылались на результаты собственных исследований, что, безусловно, повышает валидность представленной ими научной информации.
В ходе проведённого экспертного опроса были выявлены особенности конфликтных процессов в федеральных округах с точки зрения наиболее значимых конфликтогенных факторов.
Согласно результатам исследования, логику конфликтного процесса на Дальнем Востоке можно выразить следующим образом: а) позиция государства по отношению к региону; б) как результат — неуправляемая и неконтролируемая миграция; в) слабость региональных властей; г) всё это усугубило разницу между социально-экономическим уровнем развития разных территорий. По мнению экспертов, с изменением масштабов экономических задач, решаемых на Дальнем Востоке, потребуется серьёзно пересмотреть состав менеджеров. Именно поэтому основным фактором конфликтов регионального масштаба сегодня становится местная управленческая элита. В последнее время наблюдается рост значимости геополитического фактора в развитии конфликтной ситуации в дальневосточном регионе. Прежде всего, это оторванность Дальнего Востока от Центра, в частности от Москвы, на что эксперты неоднократно указывали в своих ответах.
В Сибирском федеральном округе, по утверждению экспертов, конфликтный потенциал менее выражен, поскольку регион имеет устойчивый тренд развития. Основой политической и экономической стабильности здесь является сильная региональная власть, которая использует негласное соглашение о социально-экономическом сотрудничестве между региональной властью и крупнейшими финансово-промышленными группами как механизм поддержания равновесия в регионе. Относительно благополучная социально-экономическая ситуация достаточно привлекательна для мигрантов из соседних экономически нестабильных районов. В связи с этим в 2000-е гг. практически единственным кон-фликтогенным фактором становится миграционный.
Северного Кавказа), опрос экспертов по федеральной выборке (второй этап, 2007 г., 43 эксперта из шести Федеральных округов и 28 — из ЮФО), и «общий» опрос (третий этап, 2009-2010 гг., 85 экспертов).
В Уральском федеральном округе эксперты зафиксировали относительно спокойную обстановку, не имеющую явно острых конфликтных признаков, хотя и наблюдаются фоновые конфликты, которые обусловлены многолетним сохраняющимся делением территории на две части: процветающую за счёт добывающих предприятий и дотационную. Примечательно, что на этом фоне ряд экспертов заявляют о возникновении в регионе «новой конфликтной угрозы, вызванной активизацией религиозных организаций, что со временем может привести к нарастанию противоречий между светскими и религиозными региональными институтами».
Как считают эксперты, напряжённость в Поволжском федеральном округе, хотя и являющемся одним из самых многонациональных регионов России, обусловлена прежде всего экономической политикой центральных органов власти, от которой полностью зависима экономическая политика региональных органов власти. Федеральные дотации выделяются произвольно и порождают всевозможные коррупционные «откаты» и другие теневые, в том числе криминальные отношения. Именно сложившаяся ситуация в экономической сфере делает ещё одним значимым конфликтогенным фактором в конфликтных процессах в Поволжье внутриполитический.
Раскрывая конфликтогенные факторы, действующие в Центральном федеральном округе, эксперты выражают сожаление о том, что «до сих пор нет внятной экономической политики. Идёт непрекращающееся наращивание капитала в руках небольшого числа олигархов, увеличивается дифференциация доходов, неравномерно растёт уровень благосостояния населения, что порождает конфликтные настроения у наименее обеспеченных слоёв населения». Кроме этого эксперты обращают внимание на возникновение новых конфликтогенных факторов: «... бурное привлечение капитала в регион при отсутствии резервов рабочей силы неминуемо привлечёт массу мигрантов, что будет иметь следствием соответствующие напряжения».
Северо-Западный федеральный округ, согласно мнению опрошенных экспертов, не отличается по приоритетности конфликтогенных факторов от вышеобозначенных округов — экономическая причина конфликтных процессов по-прежнему является основной. Эксперты поясняют: «Если бы экономическая политика была бы выражением интересов общества в целом, то о ней как о конфликтогенном факторе не могло быть и речи. Но в силу того, что она нацелена на поддержание соответствующей интересам буржуазии прибыли, то вполне вероятно, что именно в ряду всех представленных факторов экономика является
наиболее конфликтоёмкой. Миграционные процессы, будь они неконтролируемыми, контролируемыми или формально контролируемыми, в конечном счёте также нацелены на получение дополнительной прибыли, и в этом смысле они выступают конфликтогенным фактором. Но так как миграция не столь значительна, то и в ряду факторов занимает последнее место».
Применительно к Югу России, который сегодня включает два федеральных округа — Южный и Северо-Кавказский, эксперты и федерального, и регионального научного сообществ были единодушны: в течение длительного времени здесь сохраняется высокий потенциал конфликтности. Особенностью конфликтной ситуации в южнороссийском макрорегионе является переплетение нескольких факторов: внутриполитического, этнокультурного, экономического и миграционного.
Характеризуя в целом конфликтные процессы в российских регионах, следует указать, что, согласно сравнительному анализу результатов экспертного опроса 2007 г., наиболее высоким конфликтный потенциал является на Дальнем Востоке, Юге России и в Центральном федеральном округе.
Хорошей иллюстрацией выводов, полученных в ходе исследования, может быть фрагмент глубинного интервью с Л.И. Никовской, в котором она даёт обобщённую оценку конфликтным ситуациям в зависимости от специфики региона: «Все пограничные районы являются высококонфликтными. Высококонфликтным является Юг России, не только республики — весь Юг. Район Приморья — тоже достаточно конфликтный регион. Но он конфликтен по-другому. Если Юг — в силу близости цивилизационных, геополитических "разломов", то Дальний Восток конфликтен в силу отдалённости, оторванности этого региона от Центра, от единого гражданско-правового пространства страны. Возьмём Калининградскую область, эксклав нашей страны: там обострён ряд напряжений, связанных с поиском своей связи с "большой Землёй", определением "с кем мы", более остро переживается момент "кто мы", сильнее работает закон социального сравнения. То есть Дальний Восток, Калининградская область, Юг — наиболее напряжённые регионы. Гораздо спокойней, на мой взгляд, ситуация в глубинке России, в Сибири, на Урале, в центре России. В глубинке России, на мой взгляд, "тлеют" те внутренние проблемы, которые были запущены самим характером перехода к новому обществу. Они породили вялотекущие, инерционные конфликты».
ЮГ РОССИИ - УЗЕЛ САМЫХ ОСТРЫХ ПРОБЛЕМ РОССИЙСКОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ
Весь спектр противоречий и проблем, характерных для современной России, как доставшихся от советского прошлого, так и порождённых позже, оказался сконцентрированным на территории Юга России. Развитие этого макрорегиона в постсоветский период характеризовалось этнизацией политического пространства и государственного аппарата республик, обострением борьбы религиозного традиционализма, фундаментализма и модернизационных процессов.
Наиболее значимым конфликтогеном долгое время был исторический фактор, который превратился в орудие политической борьбы на Юге России. Исторический контекст обнаруживает себя в актуализации этнического самосознания, росте негативных этнических стереотипов, националистической деятельности этнополитических элит региона. В качестве классического примера можно назвать обращение карачаевских, осетинских, ингушских историков и представителей политической элиты к эпохе Аланского государства с целью доказательства своего приоритетного права называться потомками древних алан с их древнейшей государственностью. Также актуализировалась адыгская проблема.
В последнее время факторы исторического характера уступили место современным, важнейшими среди которых являлись социально-политические и экономические проблемы в синтезе с проблемами миграции, носящей преимущественно этнический характер. Это — массовая безработица (и как следствие — низкий уровень жизни людей), резкое имущественное расслоение, ошибки и провалы в политике центральных органов власти в промышленности, сельском хозяйстве, сфере образования, здравоохранении, науке, национальной политике и т. д.
Кроме того, Юг России является частью кавказского геополитического ареала, который представляет собой на современном этапе арену соперничества интересов крупнейших геополитических центров. Каждый из этих акторов предлагает собственный проект геополитической конфигурации региона, зачастую конкурирующий с другими проектами, но все их объединяет вытеснение из сферы влияния России Южного Кавказа. В первом десятилетии XXI в. произошёл существенный рост геополитической значимости Большого Кавказа, свидетельством чего служат события вокруг Южной Осетии и Абхазии, а также продолжающийся рост напряжённости в Ираке, Курдистане
и вокруг Ирана. Геополитические трансформации в регионе становятся одним из важных факторов этнополитической напряжённости.
Изменение в иерархии конфликтогенных факторов в первом десятилетии XXI в. по сравнению с 1990-ми гг. обусловило изменение основного типа конфликтов на Юге России, которое нашло отражение в появлении блоковых конфликтов.
Блоковые конфликты возникают при формировании единого конфликтного процесса из разнородных, нередко не связанных между собой конфликтных ситуаций. Они не имеют ярко выраженной доминанты, позволяющей классифицировать их в привычных схемах.
Формирование блоковых конфликтов свидетельствует о накоплении конфликтного потенциала в южном макрорегине, которое во многом связано с сохранением затяжного этнополитического кризиса, предопределившего конфликтологический облик южнороссийского макрорегиона.
Это подтверждается результатами экспертного опроса по федеральной выборке, проведённого в декабре 2009 г. Экспертам было предложено проранжировать четыре ключевых региона, которые были обозначены в «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года» [см.: 1] с точки зрения концентрации угроз и рисков: Арктическая зона, Восточная Сибирь, Дальний Восток, Юг России.
Таблица 1. Рейтинг регионов России с точки зрения концентрации угроз и рисков национальной безопасности2
Ключевые Присвоенное экспертами место, % Место в рейтинге
регионы «1» «2» «3» «4»
Арктическая зона 3,6 10,7 39,3 46,4 3-4
Восточная Сибирь 4,8 2,4 44,0 48,8 3-4
Дальний Восток 10,7 77,4 10,7 1,2 2
Юг России 81,2 9,4 6,0 3,5 1
Абсолютное большинство федеральных экспертов (81,2 %о) присвоили первое место в конфликтологическом рейтинге Югу России и определили его как регион с наибольшей концентрацией угроз и рисков для национальной безопасности Российской Федерации (табл. 1).
2 В первой части таблицы «место» определено самими экспертами, «место в рейтинге» — определено авторами статьи.
ЭСКАЛАЦИЯ КОНФЛИКТНОГО ПРОЦЕССА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
Образование Северо-Кавказского федерального округа в январе 2010 г., радикально изменившее политическое пространство Юга России, свидетельствует о признании государственной властью на высшем уровне ситуации на Северном Кавказе как «самой серьёзной внутриполитической проблемы страны» [см.: 2].
Созданием СКФО руководство страны признало не только значимость Северного Кавказа для современной России, но и необходимость концентрации всех ресурсов по стабилизации ситуации в регионе. Хотя справедливости ради следует отметить, что Северный Кавказ всегда был предметом заботы государства, что находило отражение в том внимании, которое проявляли все уполномоченные представители Президента в ЮФО этнополитическим проблемам. Наибольший вклад в позитивное изменение социально-экономической и этнополитической обстановки на Северном Кавказе внесли полпреды В.Г. Казанцев (2000-2004 гг.) и Д.Н. Козак (2004-2007 гг.).
Полпреды лично участвовали в урегулировании и разрешении наиболее сложных и взрывоопасных ситуаций, немедленно выезжая в зоны конфликтов и терактов, принимая оперативные решения по снятию остроты ситуации, восстановлению нормальной жизнедеятельности на пострадавших территориях. Но характер деятельности полпредов соответствовал понятию «ситуативный антиконфликтогенный менеджмент»: решения принимались по уже случившимся событиям и устранению негативных последствий.
В то же время властью предпринимались попытки системно влиять на обстановку на Северном Кавказе. В качестве меры системного менеджмента можно рассматривать создание Комиссии по координации действий федеральных органов исполнительной власти в Южном федеральном округе, в которую вошли многие федеральные министры и которую возглавил Д.Н. Козак. Это существенно расширило полномочия полпреда и укрепило правовую основу его деятельности.
Однако определённые положительные результаты деятельности полпредов в ЮФО не привели к качественному перелому в ситуации на Северном Кавказе, и к 2008 г. сложилась крайне неустойчивая ситуация, характеризующаяся отсутствием общественной перспективы. Хрупкое равновесие в любой момент могло нарушиться, что и произошло в 2009 г.: началась резкая эскалация этнополитической напряжённости.
Согласно выстроенной экспертами-управленцами иерархии основных конфликтогенных факторов в регионе3, на первое место был поставлен низкий уровень промышленного производства (22,2 %о), затем — зависимость от дотаций федерального бюджета (15,4 %), высокий уровень безработицы (14,8 %о), масштабы коррупции (13,8 %о), «зарубежный» экстремизм (12,5 %о), этноклановость (11,1 %о). Далее — преступная деятельность банд подполья (8,0 %о), низкий уровень промышленного производства (7,3 %о), крайне низкая эффективность региональных органов власти (5,6 %о). Такие позиции, как относительная бедность населения (3,2 %о) и отставание качества жизни от среднероссийского (1,0 %), оказались последними в рейтинге. Подобное распределение конфликтогенов явно было сформировано под влиянием экономического детерминизма, что проявилось при создании СевероКавказского федерального округа и формировании «портфеля задач» полпреда СКФО.
Бесспорно, улучшение экономической ситуации оздоровит обстановку в регионе. Однако мировой опыт не подтверждает существование прямой связи между этнополитическими, этноконфессиональ-ными процессами и экономическим развитием региона. На примере многих стран известно, что экономический рост, напротив, обостряет межэтнические и межконфессиональные проблемы и противоречия, вызывает конкуренцию между этническими группами за новые ресурсы и возможности.
Такая ситуация характерна и для Северного Кавказа: решение экономических проблем здесь постоянно упирается в нерешённость этно-политических, а в последнее время — этноконфессиональных проблем, противоречий, напряжений и конфликтов. Стабилизация социально-политической обстановки является предусловием экономического развития региона.
На Северный Кавказ, действительно, идут огромные финансовые потоки, вполне достаточные для того, чтобы придать импульс местной экономике, поднять на должный уровень социальную сферу, однако этого не происходит (табл. 2). Именно этнополитические и этноконфессиональные проблемы, будучи основой затяжного регионального кризиса, являются мощным препятствием экономического развития, капитал «обтекает» стороной территории с такой концентрацией рисков.
3 Это третий этап экспертного опроса по федеральной выборке, проведённый в декабре 2009 г., было опрошено 85 экспертов-аналитиков и 30 экспертов-управленцев.
Таблица 2. Расходы из федерального бюджета на Северо-Кавказский федеральный округ в 2010 г. [см. 3], руб.
Субъект РФ Финансирование на одного жителя
Кабардино-Балкарская республика 12 900
Карачаево-Черкесская республика 13 600
Республика Дагестан 14 800
Республика Ингушетия 27 800
Республика Северная Осетия-Алания 12 000
Ставропольский край 6 000
Чеченская республика 48 000
В среднем на одного жителя России 5 000
На приоритетность конфликтогенов неэкономического происхождения в эскалации этнополитической напряжённости на Северном Кавказе указало прежде всего научное сообщество. Согласно его точке зрения, на первом месте оказалась коррупция (25,3 %о), на втором — этноклановость (16,9 %), на третьем — высокий уровень безработицы (13,4 %), затем преступная деятельность банд подполья (9,0 %), низкий уровень промышленного производства (8,8 %о), «зарубежный» экстремизм (6,3 %), Далее конфликтогенные факторы примерно совпадали с позициями, обозначенными экспертами-управленцами: крайне низкая эффективность региональных органов власти (6,3 %), критическая зависимость республик от дотаций федерального бюджета (3,8 %), относительная бедность населения (3,8 %), отставание качества жизни от среднероссийского (1,3 %).
Именно научное сообщество способствовало формированию этно-политического императива Юга России: ни одно решение не может быть принято и ни одно действие не может быть осуществлено независимо от ожидаемой эффективности, если прогнозируется их ухудшающее воздействие на этнополитическую и этноконфессиональную сферу.
Как уже отмечалось, не вызывает сомнений тот факт, что экономические проблемы и неурядицы негативно влияют на этнополитические и этноконфессиональные процессы. Однако последние достаточно автономны и требуют самостоятельного управленческого воздействия. Экономические проблемы во многих регионах России не менее сложные, чем на Северном Кавказе. Однако там люди не берутся за оружие, не уходят в боевики.
Понимание того, что Северный Кавказ — это не столько узел экономических проблем, сколько концентрация социально-политических,
этнополитических, этноконфессиональных рисков для российской государственности, происходит и на государственном уровне. Так, на совещании с членами Совета при Губернаторе края по вопросам межэтнических отношений 19 января 2011 г. А.Г. Хлопонин не согласился с тезисом, к которому ключом к решению национальных проблем является экономика.
И в ситуации осознания первостепенности решения именно социально-политических, этнополитических, этноконфессиональных проблем следует говорить о системном управлении. Основой системного управленческого воздействия на регион должен стать системный антиконфликтогенный менеджмент.
При этом многие факторы региональной конфликтности формируются по принципу «причинной воронки», когда одни причины влекут за собой другие, эти — новые причины и так далее, в результате возникает резонансный эффект в виде резкого обострения кризисных процессов в масштабах всего региона. Так, почти полное прекращение деятельности в республиках современной промышленности, натурализация и деградация сельского хозяйства привели к архаизации экономической и общественной жизни, что, в свою очередь, повлекло полномасштабное возрождение этноклановой системы. Последняя, хотя и явилась способом выживания многих семей, оказавшихся за гранью бедности, привела к выключению из экономической и политической жизни тех этнических общностей, для которых не характерны клановые отношения. Это, наряду с личной небезопасностью, стало одним из важнейших факторов выезда из республик русского и русскоязычного населения. Вслед за ними выехало экономически и технологически активное автохтонное население, его не устроила сложившаяся этноклановая система, при которой не профессиональные качества, а принадлежность к тому или иному клану является основанием для карьерного роста.
Как результат, происходит дальнейшая архаизация экономической и общественной жизни, следствием чего становятся серьёзные трудности в экономической модернизации региона и увеличение разницы между модернизирующейся «русской частью» региона и архаизирующимися республиками, нуждающимися во всё большей помощи федерального центра.
Большинство названных причин имеют длительное действие и, следовательно, требуют принципиально иных управленческих усилий и решений. Из числа многих мер, предложенных различными комиссиями, эксперты по Югу России выделили основными борьбу с коррупцией, по-
вышение эффективности всех органов государственной власти и местного самоуправления и преодоление этноклановости.
Важно отметить, что первые две позиции не являются сугубо региональными и в той или иной степени характерны для всей России. Даже этноклановость нельзя считать в настоящее время специфически северокавказской проблемой, так как кланы (не обязательно этнические) характерны для российской жизни — как экономической, так и политической.
Именно поэтому при организации и проведении «антиконфлик-тогенного менеджмента» следует в полной мере учитывать не только специфику южных регионов России, известные недостатки и пороки местной экономики, управленческой практики, этнополитического процесса, но и то, что они имеют и местное, и общероссийское происхождение. Комплекс мер по их устранению не должен ограничиваться пределами Юга России, в противном случае решение наиболее острых проблем южного макрорегиона окажется невозможным.
Л итература
1. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года. Утверждена Указом Президента Российской Федерации от 12 мая 2009 г. № 537 // Совет безопасности Российской Федерации. Официальный сайт. URL: http://www.scrf.gov.ru/documents/99.html (18.09.2011).
2. Начало расширенного оперативного совещания с членами Совета Безопасности. 9 июня 2009 года, Махачкала, Дагестан // Президент России. Официальный сайт. URL: http://www.kremlin.ru/transcripts/4384 (18.09.2011).
3. Бирюков А. На одного жителя Кавказа бюджет тратит в шесть раз больше, чем на среднестатистического россиянина // Маркет. Деловая газета. 19 мая 2010 г. URL: http://www.marker.ru/news/717 (18.09.2011).
