CC BY
0
УДК 130.3 БОТ 10.24147/1812-3996.2024.2.46-56
Ю. М. ЛОТМАН ОБ ИНТЕЛЛЕКТЕ ТЕКСТЕ И СЕМИОСФЕРЕ
М. Д. Купарашвили
д-р филос. наук, профессор, е-шаИ: kuparashvili@rambler.ru
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, г. Омск, Россия
Аннотация. Широко известные работы Юрия Михайловича Лотмана могут быть охарактеризованы как преддверие постмодернизма. В них дается глубокий анализ терминологического аппарата, на котором строится постструктуралистский анализ речевых практик и текстовой зависимости культуры, истории и философии нашего современника. Предложенный Ю. М. Лотманом в определенном смысле синкретичный анализ истории, культуры и текста позволил взглянуть на указанные феномены по-иному и заложить фундамент принципиально нового диалога с прошлыми состояниями культуры и общества. Особое и постоянное внимание Ю. М. Лотмана к интеллекту человека практически стало основанием целостного видения проблем будущего и роли интеллекта в них.
Ключевые слова: текст, контекст, семиотические системы, центр/периферия, бинарность и асимметричность, функции текста, культурный контекст, семиотические объекты, проблема границ.
В 80-х гг. ХХ в. структурализм трансформировался в постструктурализм, а язык - в текст. Для того чтобы этому случиться, помимо отлично разработанной новой лингвистики (Ф. де Соссюр, Р. Якобсон, Н. С. Трубецкой) возникла необходимость в новом способе литературного анализа (новая критика, рецептивная эстетика, работы Р. Барта, Ю. Кристевой, Пол де Мана, Дж. Л. Остина) и историко-культурологического анализа текста (Ю. М. Лотман, М. М. Бахтин, М. Фуко, Х. Уайт).
Исключительное внимание к знаковым системам в структурализме, по всей логике разворачивания темы, должно было привести к попыткам собрать семиотические системы в единую структуру. Объединяющим фактором на безальтернативной основе становится теория текста, по той простой причине, что любая знаковая система создается и проявляет себя в тексте и при посредстве текста. Ведь знаковая система может быть всякой - формальной и неформальной, научной и художественной, естественной и искусственной и даже бессмысленной и алогичной, но их всех объединяет наличие текста. Общая картина текстового мира, которая предстала перед человечеством в конце ХХ в., демонстрировала неожиданные черты: автоматичность и автономность. Идея вездесущности семиотического пространства посетила мир, быстро захватила мысль и потребовала особого отношения к себе, угрожая разрушением и демонтажом всех тех наличных систем ценностей, которые были
созданы и которые составили наследие совокупного человечества от науки и литературы до морали и философии.
В этом контексте, историко-культурологический анализ текста, предложенный Ю. М. Лотманом, привлекает особое внимание прежде всего удивительно ясной экспликацией терминов, связанных с текстом и его деконструктивным потенциалом. Эффект автоматичности и самодостаточности текста создается благодаря бесконтрольности ассоциативного потенциала человека, языковой природы его интеллекта и исторической смысловой наполненности любого понятия, которые за многие тысячелетия практики говорения, обзавелось собственной историей значений, что превратило его в предмет дешифровки. Принадлежность к определенной семиосфе-ре - сфере знаковых систем - гарантирует любому человеку не только бессознательное постижение побочных смыслов, чистых кодов языка или произведений искусства, но и комплекс семиотических значений кода/знака в виде его собственной истории возникновения и реализации в разных контекстах. Ведь тот факт, что человек из другой семиосферы не постигает прямые отсылки кода на побочные значения, которые часто главнее прямых значений слов и знаков (юмор, ирония, сатира, насмешки, анекдоты, сарказм), говорит о том, что человеческий интеллект формируется в конкретной знаковой системе.
В современном мире фатальная зависимость человека от среды обитания и от собственного духовно-исторического наследия определяют вполне осязаемые границы его бытия и требуют иные формы коммуникации человека с естественным миром и природой культуры. Человек «обречен жить в культуре так же, как он живет в биосфере. Культура есть устройство, вырабатывающее информацию... культура, опираясь на ресурсы окружающего мира, превращает не-информацию в информацию» [1, с. 9].
Глубокое убеждение Лотмана заключается в том, что культура развивается исключительно за счет наличия внешней неокультуренной среды. Когда физическая среда оказывается освоенной, окультуренной, когда дикая обрядовая мифология исчерпывает себя в грубой обработке, неокультуренная среда обнаруживается в самом человеке, в его бессознательном: «когда географический резерв земных территорий был исчерпан, внекультурное простран-ство было сконструировано в подсознании индивида, что представляло собой часть общего поиска хаоса внутри культуры. Одновременно от марсиан Герберта Уэллса до современных «космических одиссей» протя-гивается возобновленный цикл - враждебный античеловеческий мир переносится в космос по всем законам мифологических представлений». Так, по словам Лотмана, «культура постоянно ведет «игру» с внекультурным пространством, то помещая туда свои страхи, то делая его вместилищем своих идеалов и постоянно созерцая себя в этом перевернутом зеркале» [1, с. 10]. В этом процессе окультуривания физического и метафизического пространства, предметом семиотики становится любой объект, который доступен средствам лингвистического описания (И. И. Ревзин).
Анализ пути, пройденного семиотическими исследованиями, позволил Лотману иначе взглянуть на проблему. Стало очевидно, что четкие и функционально однозначные системы в реальном режиме, изолированно от других систем не существуют, вычленение их обусловлено лишь эвристической необходимостью. Ни одна из них, взятая отдельно, фактически не работоспособна. Они функционируют, лишь будучи погружены в некий семиотический континуум, заполненный разнотипными и находящимися на разном уровне организации семиотическими образованиями. Такой континуум Лотман называет семиосферой [1, с. 11].
Необходимо отметить те две базовые мысли, которые Лотман взял у Ф. де Сос-сюра. Первая - состоит в том, что разделение языка и речи предопределяет отделение социального от индивидуального и существенного от случайного [2, с. 7]; во второй мысли утверждается: что релевантно в речи (тексте), давно находится в языке (коде), так как «элементы, присутствующие в тексте, но не имеющие соответствия в коде, носителями смысла не являются» [2, с. 11]. На основе этих двух идей Лотман строит собственную совокупную семиотическую картину языка, культуры и истории. Любая расшифровка есть декодировка, любой знак есть код и они возможны лишь в контексте определенной культуры, где они являются носителями смысла. Наиболее важными являются естественные языки и искусство. Совокупная культура рассматривается как знаковая система. Культура есть текст, который раскрывает свой смысл в контексте. Культура существует и обнаруживает себя в создании текстов, что равносильно формированию семиосферы. Каждый конкретный человек живет внутри семиосферы. В семиосфере исследователь встречается с пространством мысли, которое обладает признаками принципиально замкнутой в себе среды, и внутри которого оказывается возмож-ной реализация коммуникативных процессов и выработка новой информации [1, с. 12]. Это те основные мысли, которые составили позицию Лотмана, самые важные из которых будут проанализированы ниже.
Прочтение термина «текст» в рассуждениях Лотмана вполне согласуется с общепринятым в постмодерне толкованием. Однако в отличие от постмодернистов, исключительно редко апеллирующих к заранее заданным значениям категорий, которыми они пользуются как принятыми по умолчанию, у Лотмана вводимые термины исключительно прозрачны. Представления о трансформации каркасных понятий постмодерна, таких как текст, код, семиосфера, семиозис, итертекстуальность и др., обретают ясный предмет и актуальный контекст. Именно в значении прояснения терминов Лотман утверждает, что в качестве текста любое сообщение должно быть как минимум дважды закодировано (напр. сообщение, определяемое как «закон», отличается от описания некоего криминального случая тем, что одновременно принадлежит и естественному, и юридическому языку [1, с. 129]. Опираясь на привычные и объективные доводы, Лотман напоминает, что специфика науки в том, что ход развития научной мысли повторяет логику реального развития самого объекта. Исходя из данного непреложного (пока еще) факта, Лотман выводит логическую цепочку появления и трансформации языка:
1. Высказывание на естественном языке исторически было первичным.
2. Язык превращается в ритуализованную формулу, закодированную каким-либо вторичным языком, т. е. в текст.
3. Происходит соединение каких-либо формул в текст второго порядка. Особый структурный смысл получают такие случаи, когда соединяются тексты на принципиально различных языках, напр. словесная формула и ритуальный жест. В результате получается текст второго порядка (ритуалистика, мифология, литература, научная интерпретация, мода, кино, реклама), который включает в себя подтексты не выводимых друг из друга языков, но расположенных на одном иерархическом уровне. Эти тексты приводят не только к совмещению принципиально различных типов семиозиса, но и, как результат, к проблемам перекодировки, эквивалентности, сдвигов в точках зрения, совмещения различных «голосов» в едином текстовом целом [1, с. 130].
4. Появляется художественный текст. Данный этап Лотман называет эвристическим. «Создание художественного произведения знаменует качественно новый этап в усложнении структуры текста. Многослойный и семиотически неоднородный текст, способный вступать в сложные отношения как с окружающим культурным контекстом, так и с читательской аудиторией, перестает быть элементарным сообщением, направленным от адресанта к адресату. Обнаруживая способность конденсировать информацию, он приобретает память. Одновременно он обнаруживает качество, которое Гераклит определил как "самовозрастающий логос"» [1, с. 131]. Многоголосый материал получает дополнительное единство, пересказываясь на языке данного искусства. К примеру, превращение ритуала в балет сопровождается переводом всех разноструктурных подтекстов на язык танца. Языком танца передаются жесты, действия, слова и крики и самые танцы, которые при этом семиотически «удваиваются». Многоструктурность сохраняется, но она упакована в моноструктурную оболочку сообщения. Особенно это заметно в жанровой специфике романа, оболочка которого - сообщение на естественном языке - скрывает исключительно сложную и противоречивую контроверзу различных семиотических миров [1, с. 130]. Столь обширные цитаты понадобились нам не только для демонстрации того, как ясно можно характеризовать трансформацию языка в текст. Перед нами весьма прозрачная схема, описывающая возникновение и трансформации языка и кода, и демонструирующая объективность их взаимосвязи. Отсюда понятно, почему сложноорганизованные тексты всегда закодированы в неизвестных кодах, которые непременно требуют реконструкции. Способ изменения основного значения слова, Лотман называет тропом, который представляет собой фигуру и который рождается на стыке двух языков и в этом отношении демонстрирует изо-структурную природу, т. е. разный состав при одинаковости структуры, что принимается Лотманом в качестве механизма творческого сознания - в смысле способа рождения новых смыслов [2, с. 58].
Помимо этого Лотман обратил внимание и на проблемный факт столкновения современности с ситуацией, когда текст дается раньше, чем язык, а язык раньше чем «я». В силу того, что каждый из нас при рождении застает язык уже в виде сложившейся и разветвленной системы, мы воспринимаем его как данность, которая предшествует и определяет нас. А текст также объективно предшествует всему тому, что «я» может сказать и написать на языке. При этом мы понимаем, что человечество прошло этапы формирования языка, его примитивного и бесписьменного состояния, предшествующего возникновению письменного языка, что человечество
является автором и творцом языка. Точно так же, текст как сумма произведений (языков) является совокупным языком. Таким образом, несмотря на очевидность того факта, что современник в качестве условия понимания специфики самого текста должен «вычитать» язык из текста, не отменяет онтологическую зависимость языка от человека и текста от языка. Однако очевидно и то, что культура и история, наука и философия хранятся лишь в текстовой форме, и в этом смысле не текст, а прошлое формирует любое современное человечество. Даже самая крайняя форма усложнения природы текста через многозначность кодов, символов и знаков не может закрыть проход к пониманию не только к производности текста от человека, но и приложения разума при отборе, сегрегации и иерархизации смыслов, которые выражены в тексте. В данном контексте очевидно, что текст - средство. Автономным его делает сдача человеческих позиций со стороны человека, не субъекта, а человека, поскольку текст может аннулировать лишь инстанцию субъекта, но не человека.
В работах Лотмана обосновывается мысль о первичности семиосферы по отношению к отдельным текстам. Текст, который индифферентен даже по отношению к культурам (текст является текстом в любой культуре, а любая культура в нем выражена), зависим от семиотического пространства, так как только в нем он может родиться и быть: текст есть функция семиосферы. Так, универсальная система се-миосферы первична и, несмотря на тот факт, что она состоит из семиотических систем, это не означает, что их механическая сумма покрывает объем и содержание семиосферы. Смысловое пространство создается человеком, его предпочтениями и задачами, ценностями и потребностями, которые обзаводятся знаковыми азбуками для их хранения и передачи. Это он, человек, решает, какие значения придать культурным кодам, в чем их смысл для современника, какие ценности они утверждают и к какому будущему ведут. Абсолютная сумма значений кода не может быть использована в каком-либо значении, так как полная сумма его значений равна нулю.
Кроме того, стоит обратить внимание на содержательные экспликации Лотмана. Код в системе знака может иметь разные формы языковые, музыкальные, визуальные и т. д. Они предстают как определенные культурные наборы правил и договоренностей, которые определяют, какие символы выражают те или иные значения, какая комбинация кодов или символов создает смысл. В лотмановской семиотике код используется исключительно для анализа культурных событий и для интерпретации текста. Только в этом смысле специфику функционирования текста в культуре Лотман ставит в прямую зависимость от системы кодов. Метод семиотического анализа текста не только способ установления значения и раскрытия смысла, но и способ анализа культуры как текста. Все эти, выводимые из учения мысли, позволяют Лотману не впадать в известное постмодернистское состояние безвыходного отчаяния.
Семиотический анализ Лотмана, как метод исследования, позволяющий исследовать знаки, коды и их значения в разных контекстах, помогает постичь механизм созидания ими смыслов. Отсюда отдельным событием в жизни художественного текста при его анализе становится включенность в него контекста. Ю. М. Лотман поясняет обстоятельства и следствия превращения текста в контекст и обратно, контекста в текст, ставя эти процессы в зависимость от моды и эпохаль-
ной тенденции. В результате превращения контекста в текст складываются тексты типа «лирический цикл», «творчество всей жизни как одно произведение», а в результате превращению текста в контекст роман распадается на новеллы и части становятся самостоятельными эстетическими единицами. «Сложные историко-культурные коллизии активизируют ту или иную тенденцию. Однако потенциально в каждом художественном тексте присутствуют обе они в их сложном взаимном напряжении» [1, с. 131]. На данном этапе структурного усложнения, когда возникают структуры второго типа, текст обнаруживает свойства интеллектуального устройства высшего порядка: он не только передает вложенную в него извне информацию, но и трансформирует старые сообщения и вырабатывает новые. Устанавливая данный факт, Ю. М. Лотман констатирует чрезвычайное усложнение социально-коммуникативной функции текста и перечисляет обнаруженные им функции:
Текст - способ общения между адресантом и адресатом.
Текст является способом общения между аудиторией и культурной традицией; т.е. здесь текст принимается в качестве коллективной культурной памяти.
Текст - средство общения читателя с самим собой; рефлексия и самоанализ, эмпатия и соучастие, как способы помышления обретенных смыслов в диалоге с собою фундируют состояние возвышенного и утонченного интеллекта, что ярче всего проявляется в искусстве и философии.
Текст обладает функцией общения читателя с текстом; т. е. текст предстает равноправным собеседником, обладающим весьма высокой степенью автономности. В данном процессе воздействие текста на читателя самим автором текста не контролируется.
Текст обладает функцией общения между текстом и культурным контекстом. Это означает, что в контексте коммуникации текст может выступить не в качестве сообщения, а в качестве субъекта источника или субъекта получателя информации. Вводя данную функцию, Лотман вносит важные примечания в понимание интертекстуальности, т. е. в процессе их взаимодействия и ссылок друг на друга. Ни один конкретный текст не может существовать отдельно от других текстов, что определяет их зависимость от культурного контекста. Отношения текста к культурному контексту могут иметь метафорический или метонимический характер, когда текст воспринимается или как заменитель всего контекста, которому он в определенном отношении эквивалентен, или же, когда текст представляет контекст, как некоторую часть - целого. Более того, так как культурный контекст является сложным и неоднородным, то один и тот же текст может вступать в разные отношения с его разноуровневыми структурами. И еще, тексты имеют тенденцию переходить из одного культурного контекста в другой, где актуализируют прежде скрытые аспекты своей кодирующей системы [1, с. 131]. Таким образом, понятно не только то, что любой текст целостная динамическая система и с необходимостью вписан в более широкое целое, но и то, что сама культура является большим, сложноорганизованным текстовым пространством мысли с бесчисленным количеством семиотических систем. Исследование разных форм интертекстуальности (цитат, пародий, аллюзий. . . ) позволило Лотману продемонстрировать исключительное значение отношения текстов между собой и как это влияет на создание новых смыслов и текстов. И, как результат, оформить максимально объективное понимание истории, конкретного
общества и перспективу развития искусства.
Совокупность функций текста делает его не только автономным образованием (семантическим пространством), но и утверждает себя в качестве онтологической основы интеллектуальной состоятельности человека. Чистые (от знаков) мысли, которые могли бы претендовать на то, что бытие интеллекта начинается с них -не в счет, так как они - не язык (!), и потому лишены знакового выражения.
Сама же функциональная совокупность допускает разные подходы к феномену текста. Так, текст у Лотмана имеет тройное прочтение: текст как общеязыковое состояние, текст как результат синтагматических переорганизаций, изменения сочетаний единиц языка в высказывании и текст как результат втягивания в него внетекстовых ассоциаций [2, с. 35]. Анализ текста в виде отдельного, замкнутого в себе целого демонстрирует резкое снижение самостоятельности его частей в виде языков и произведений, так как «текст стремится превратиться в отдельное "большое слово" с общим единым значением» [2, с. 63]. Процессы дробления текста на языки и произведения, анализ контекстов в тексте и формирования из контекста текста раскрываются у Лотмана в качестве естественного состояния и функционирования текста.
Стремление человека увидеть текст как одно «большое слово» - это желание увидеть лес за деревьями, т. е. культуру как совокупное произведение семиотических систем. И это «общее единое назначение» текста как семиосферы есть совокупное пространство смыслов, состоящее исключительно из семиотических объектов. Состав легитимных языков, которые входят в активное культурное поле, постоянно меняется, языки получают разные оценочные параметры и иерархизируют-ся, в пространстве семиозиса постоянно обновляются коды, поэтому «единицей се-миозиса (т. е. порождением и действием знака) следует считать не отдельный язык, а все присущее данной культуре семиотическое пространство, иначе семиотическое пространство (семиосфера) теряется из виду [2, с. 165]. Отсюда семиотические объекты - это все возможные системы знаков, прежде всего естественные и искусственные языки, метаязыки (языки науки), протоязыки (языки животных), вторичные языки (языки культуры и искусства), язык тела или невербальные языки (жесты, мимика, пантомима, татуировки и т. д.). Так Лотман создает собственную модель тотальной, динамической семиотизации.
У семиотических объектов и у интеллекта человека одна природа. Для Лотмана главной характеристикой человека является наличие интеллекта, который включает в себя 1) способность передачи информации, т. е. текста; 2) создание новой информации, т. е. создание текста; 3) память, в качестве способа хранения информации, т. е. текста [2, с. 2]. Именно этими же параметрами характеризуются все семиотические объекты. Столь универсальная текстовая природа работы интеллекта наводит на однозначные размышления по поводу органической целостности познавательных способностей человека и его фатальной погруженности в им же созданным знаковый дубликат мира. Утверждение одних и тех же функций у семиотических объектов и у интеллекта, приводит Лотмана к выводу о двуединстве процесса, который создает семиотическое пространство, т. е. семиосферу. Язык есть функция семиотического пространства. Вне семиосферы нет коммуникации и нет языка. Семиотический дуализм - минимальная форма организации работающей семиоти-
ческой системы, которая строится по законам бинарности и ассиметрии. То есть структура семиосферы бинарна и ассиметрична [2, с. 164].
Так лотмановский способ осознания живых культур со «встроенным» механизмом мультипликаций языков (кино, мода, цирк, ярмарочные зрелища, народные игрушки, возрастной и профессиональный жаргон, вывески, реклама) предопределяет введение принципа бинарности семиотических систем, который строится как множественность. Каждый вновь образуемый язык подвергается раздроблению на основе бинарности, к примеру, как только кинематограф стал видом искусство, сразу же разделился на кино игровое и документальное, фотографическое и мультипликационное. Бинарность антропологическая основа семиотизации мира и имеет универсальный характер для всех культур [2, с. 177].
Что касается асимметрии - она проявляется в соотношении центра и периферии. Центр семиотического пространства - это «свои» языки. Они предстают как наиболее развитые, структурно-организованные языки: естественный язык данной культуры, частные языки, которые обслуживают отдельные функции культуры, языкоподобные, полуоформленные образования, которые могут быть носителями семиозиса, т. е. тех языковых выражений, которые интерпретируют знак или рождают значения [2, с. 170]. Другими словами, это все те знаковые системы, которые составляют конкретную культуру. Пространство центра допускает конечную унификацию в виде самоописания. Лотман пишет: «высшей формой структурной организации семиотической системы является стадия самоописания», что представляет собой способ доведения структурной организации до логического конца [2, с. 170-171]. Однако процесс высшей организованности имеет весьма отрицательное свойство: «структура теряет те внутренние запасы неопределенности, с которыми связаны ее гибкость, способность к повышению информационной емкости и резерва динамического развития» [2, с. 171]. Так, еще одна объективная закономерность семиотических систем заключается в том, что на метауровне создается картина семиотической унификации, тогда как на уровне описываемой им семиотической «реальности» кипит разнообразие тенденций [2, с. 173].
Периферия - это «чужие» языки. Они не способны адекватно отражать лежащие под ним легитимные семиотические практики, представляют собой грамматику чужого языка. Однако, не смотря на то, что они малозаметны, здесь срабатывает обратный механизм. Центральное пространство семиосферы, которое поднимаясь до самоопсания, приобретает жестко организованный характер, становится завершенным и самодостаточным, достигает саморегуляции. Но благодаря этому же теряет динамичность и резерв неопределенности, далее не развивается. Зато, периферия за счет высокой конфликтности с центром и его нормативной базой, в своем пространстве формирует естественные для нее семиотические образования. Если тексты, сделанные по нормативным правилам, в периферийном пространстве лишены семиотического окружения и потому провисают, то собственные семиотические системы периферии более естественны для нее. Они формируются на базе реальной семиотической среды и способны вырабатывать будущие языки [2, с. 179]. Так выглядит механизм функционирования живых культур. Если в рамках одной культуры или семиосферы происходит постоянное переоткрытие вечных истин, которые в одних выражениях и системах «глохнут», но - зарождаются и переоткрываются
в иных знаковых системах, которые еще не получили физического и морального износа, то это становится гарантией ее жизнеспособности.
В контексте сопоставления центра и периферии семиосферы, актуальной становится проблема границ, как важный механизм семиотической индивидуальности. Граница - это черта, на которой кончается периодическая форма. Это пространство определяется как «наше», «свое», «культурное», «безопасное», «гармоническое», «организованное». Противостоят им понятия «чужое», «враждебное», «неорганизованное», «опасное», «хаотичное» [2, с. 175]. Особое внимание к гибкости семиосферы и отмеченное наличие ее границ, избавляют Лотмана от дурной бесконечности текстового пространства, которая в постмодерне напрочь уничтожает не только смысл, но и значение, и ценность семиосферы как инструмента постижения прошлого и прогнозирования будущих языков.
Очевидно, что предметом семиосферы может быть любой объект, однако, очевидно и то, что философско-линвистический анализ более всего подходит к литературе, в силу того, что литература сама является формой бытия языка и текста одновременно. С эталонной демонстрацией превращения языка в текст заинтересованный читатель найдет в работе Лотмана «Структура художественного текста». По мнению Лотмана, источником поэтической информации является способность языка в тексте определенной длины передать некоторую смысловую информацию, и гибкости языка, возможность одно и то же содержание передать некоторыми равноценными способами. Искусственные языки науки, принципиально исключающие возможность синонимии, материалом для поэзии быть не могут [3, с. 38].
Кроме того, анализ художественного текста позволяет увидеть те моменты смы-сообразования, которые принципиально невозможны в научных текстах. Речь идет о внетекстовых элементах в тексте. На них Лотман обращает особое внимание. Это те смыслоносные элементы текста, которые принципиально не могут быть текстом. Текст обладает внетекстовыми элементами, которые, с одной стороны, ничего из себя не представляют, а с другой - могут менять и форму, и жанр, и структуру, и смысловую нагрузку. Принадлежность текста к разным жанрам, стилям, эпохам, авторам и т. д. меняет величину смысловой информации и гибкость языка. Данное обстоятельство «не только заставляет рассматривать внетекстовые связи как нечто вполне реальное, но и показывает некоторые пути для измерения этой реальности» [3,с. 66].
В терминах самого Лотмана, «внетекстовые связи произведения могут быть описаны как отношение множества элементов, зафиксированных в тексте, к множеству элементов, из которого был осуществлен выбор данного употребленного элемента» [3, с. 65-66]. Неупотребление того или иного элемента воспринимается Лотманом как значимое отсутствие, «минус-прием» и становится органическим моментом текста. «Таковы, например, пропуски строф, отмеченных номерами в окончательном тексте «Евгения Онегина», замена Пушкиным готового окончания стихотворения «Наполеон» обрывком стиха: «Мир опустел...», равно как и все другие случаи внесения в окончательный текст незавершенных построений, употребление безрифмия на фоне читательского ожидания рифмы и т. п.» [3, с. 66]. Если соотносить неупо-требленный элемент (минус-прием) со структурой читательского ожидания, а читательское ожидание - с величиной вероятности употребленных текстуальных эле-
ментов, то информация, которую несет минус-прием, становится величиной вполне реальной и измеримой. Вопрос этот Лотман вставляет в более общую проблему -конструктивной роли значения нуля, семантического значения паузы, в проблему измерения той информации, которую несет художественное молчание: «таким образом, художественный текст обязательно включается в более сложную внетекстовую конструкцию, составляя с ней парную оппозицию» [3, с. 67]. Именно данный контекст включения внетекстового элемента в текст создает постмодернистскую чувствительность смыслообразования. Органическое включение минус-приема, молчания в текст позволяет увидеть единое пространство семиотической сферы и делает семиотический анализ средством освоения человеком единого знакового пространства.
Семиотический анализ - главная часть семиотики Лотмана. Он исследует те семантические системы, которые были использованы при создании произведения (язык музыки, звука, формы, цвета, жеста и т. д.). Анализ художественного текста строится на особом подходе к рассмотрению искусства: оно семиотическое образование с кодированной природой, погруженное в исторический и культурный контекст. Для Лотмана искусство особый способ коммуникации и любой его вид является текстом, допускающим интерпретацию. Художник выражает свои мысли через знаки, коды, символы, которые обладают смысловыми свойствами, а читатель или зритель способны увидеть контекст и дать собственную интерпретацию. Семиотический анализ собственно и есть механизм расшифровки семантического (смыслового) потенциала произведения искусства, постижения смыслов автора и эпохальных парадигм. Подобная схема коммуникации с историей и культурой помогает присвоить их, понять и оценить их значение для настоящего и будущего. Всякое познание можно представить себе как дешифровку некоторого сообщения. С этой точки зрения процесс познания будет делиться на следующие моменты: получение сообщения; выбор (или выработка) кода; сопоставление текста и кода. При этом в сообщении выделяются системные элементы, которые и являются носителями значений. Внесистемные - воспринимаются как не несущие информации и отбрасываются [3, с. 75].
Таким образом, Лотман находит пространство существования истинно человеческой сущности, это семиосфера. У нее и у интеллекта человека принципиально одно строение и содержание, они друг друга повторяют, учатся друг у друга, меняют друг друга. Семиосфера и интеллект основаны на знаковые системы, на языках и тексте. Однако скрупулезный анализ, заключающийся в препарировании (деко-струкции) текста показывает, что язык и текст далеко не всегда исчерпывают пространство семиосферы. Она полна внетекставых элементов, жестов, пустот, которые крайне активны в процессе смыслообразования, но членораздельного анализа не допускают, отсылая к кодам, символам, творческой и бессознательной активности мозга. Так, должен же быть найден инструмент, который позволит схватить и сделать прозрачным эти самые активные части мышления в силу того, что именно они создают качественно новые мысли. Поискам путей разрешения этой задачи посвящен весь постмодерн.
Литература
1. Лотман Ю. М. Избранные статьи : в 3 т. - Таллинн : Александра, 1992-1993. - Т. 1: Статьи по семиотике и типологии культуры. - 1992. - 478 с.
2. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история. - М. : Языки русской культуры, 1996. - 464 с.
3. Лотман Ю. М. Структура художественного текста. - М. : Искусство, 1970. - 387 с.
YU.M. LOTMAN ON INTELLIGENCE, TEXT AND THE SEMIOSPHERE
M. J. Kuparashvili
Dr.Sc. (Philos.), Professor, e-mail: kuparashvili@rambler.ru
Dostoevsky Omsk State University, Omsk, Russia
Abstract. The widely known works of Yuri Mikhailovich Lotman can be analyzed as the threshold of postmodernism. They provide an in-depth analysis of the terminological apparatus on which the post-structuralist practice of analyzing speech practices and textual dependence of culture, history and philosophy of our contemporary is based. Lotman's syncretic analysis of history, culture and text, proposed in a certain sense, allowed us to look at these phenomena in a new way and lay the foundation for a fundamental new dialogue with the past states of culture and society. Lotman's special and constant attention to the practical human intellect became the basis for a holistic vision of the problems of the future and the role of intelligence in them.
Keywords: text, context, semiotic systems, center/periphery, binary and asymmetry, text functions, cultural context, semiotic objects, the problem of boundaries.
Дата поступления в редакцию: 10.03.2024
