CC BY
28
Языкознание
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2015, № 2 (2), с. 556-559
УДК 81.42
ЯЗЫК РЕЛИГИОЗНОЙ ФИЛОСОФИИ И.А. ИЛЬИНА КАК ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН
© 2015 г. С.Н. Стародубец
Брянский госуниверситет им. академика И.Г. Петровского, филиал в г. Новозыбкове
81аго^Ъе18. madam@yandex.ru
Пиступила в редакцию 14.01.2015
Определяется специфика языка философии как синтетического образования. Установлено, что язык религиозной философии И.А. Ильина есть эстетический феномен религиозно-философско-поли-тического характера.
Ключевые слива: текст, синкретизм, метафора, экспрессивность, эстетическая функция.
Философия как феномен общественной жизни родилась приблизительно в VI веке до н.э. на границе Мифа и Науки, а ее язык долгое время занимал пограничное положение между изначально «образным «пред-мышлением» Мифа и знаково-понятийным теоретическим аппаратом Науки» [1]. Названное своеобразие определило пограничный характер философии, который подчеркивал И. Кант в «Критике чистого разума» [2], рассматривая философию то как способность воображения, то как деятельность разума.
Различное понимание философии характерно и для религиозно-философских произведений первой половины ХХ века.
Так, Н.А. Бердяев в работе «Смысл творчества» (1914 г.) утверждал: «Филисифия есть искусство, а не наука. Филисифия - особое искусство, принципиально отличное от поэзии, музыки или живописи, - искусстви пизнания» [3, с. 269]. В этой связи значительную роль философ отводил интуиции, творческой интуиции, которая «проверяется соборным духом. («Интуиция - последнее в философии, логика - предпоследнее» [3, с. 273]).
И.А. Ильин в произведении «Религиозный смысл философии» (1914-1923 гг.) предлагает рассматривать философию как науку/ре-лигию/твирчестви: «философия как познавательное творчество, есть в особом и углубленном смысле внутреннее делание1, <...> философия есть наука, она организует свой опыт, проверяет свое интуитивное восприятие, описывает воспринятое, анализирует, синтезирует и доказывает. <. > И если истинно религиозный человек приемлет лишь то, и верует лишь в то, что открылось ему с очевидностью, в личном, но подлинном духовном опыте, то философия
по содержанию своему есть религия. <. > Философ как ученый и как верующий может быть верен только одному - предметной очевидности. <.> Повиновение не предмету, не Богу, но «человекам» - не может быть добродетельно философа: в этом основа философии как верующей науки - в этом автинимия духивниги ипыта» [4, с. 12, 18-19].
П. Флоренский описывал и науку (имея в виду науку о языке), и философию (языка) как области языкового творчества: «И наука, и философия - описание действительности, т.е. язык, тут и там имеющий свой особый закал. Словесная природа как науки, так и философии - это их общее, родовая стихия их жизни. Но они противоположны и противоречивы в своих устремлениях. Несокрушимым кристаллом хотела бы отвердеть наука; огненным вихрем, ветром вьющимся, коловращением, упругим, как гиростаты, - явит свою определенность философия» [5, с. 152]. Вместе с тем: «Наука, жесткая и непреклонная по замыслу своему, на деле, в историческом своем раскрытии, имеет и текучесть, и мягкость. Философия же, подвижно-стремительная и гибкая, - такою хочет быть, - не чужда жесткой и догматической хватки» [5, с. 154].
Такое понимание философии стало базовым для основной идеи, свойственной русской философии этого периода, идеи философской цельности, синтеза философии и науки, философии и религии [6, с. 277].
Современные представления о философии также неоднозначны, в качестве наиболее ярко противопоставленных можно говорить о следующих.
1. Философия = наука [7].
2. Философия Ф наука: «Для философии как формы общественного сознания в отличие от
науки характерно следующее: наука одна для всего человечества, она интернациональна, интернационально сообщество ученых, оно стремится к всеобщему языку (хотя бы на понятийном уровне!), а философий, по существу, несколько: они национальны или региональны» [8, с. 157].
Исследование языка философии в первом случае предполагает анализ проблем оформления философского знания в специфических философских терминах, и это достаточно прозрачная задача.
Во втором случае изучение языка философии не сможет ограничиться описанием собственно философских терминов, так как культурологическая специфика национально значимой в тот или иной период времени философии будет определять тот угол зрения, уклон в который экстралингвистически обоснован: религиозное мировосприятие в аспекте личностной картины мира или в контексте общественной позиции подчинит себе глобальные вопросы осмысления сущности бытия и обусловит взаимно обратимую связь с религией; идеологическая мотивация той или иной философской системы задаст выход на взаимодействие философии с политикой; эстетическая направленность философской мысли позволит облечь строгие философские категории в метафорически преображенные формы.
На наш взгляд, философское содержание, действительно, является особым, неоднозначно представленным на уровне языка, в котором только часть базового знания (в конкретных случаях различная: наибольшая, наименьшая, некоторая или др.) реализуется посредством собственно философских категорий-терминов, а часть - альтернативными способами (как-то: за счет языкового или контекстуального переосмысления значения общеупотребительных слов в результате их метафоризации, имплицитного смысла микро- или макроконтекста и др.).
Такое своеобразие репрезентации философского содержания связано с тем, что новизна философского знания обусловлена не открытием новых фактов, а новой интерпретацией хорошо известных «вещей».
Именно поэтому особенно продуктивным в философии ХХ века становится феномен метафоры, материализованный И. Кантом в «Критике чистого разума». Приоритетное использование метафорических форм, а также номинаций, явившихся результатом контекстуальной мета-форизации, с одной стороны, фиксирует «продукт» теоретического мышления, с другой сто-
роны, ассоциативно соотносит философский план содержания с образными представлениями, выполняющими (и для автора, и для воспринимающего субъекта) суггестивную функцию.
На наш взгляд, действительно, справедливо утверждать, что философия как форма общественного сознания в целом не является собственно разновидностью научного знания, а является «специфической дискурсивно-языковой деятельностью (выделено нами -С. С.), или областью рационально-дискурсивного знания, отличного как от науки, занимающейся изучением объектов внешнего мира, так и от искусства, анализирующего внутренний мир» [9, с. 84].
Все это обусловливало и обусловливает языковую специфику философии в отношении используемых ею понятий, среди которых продуктивными, по мнению М.К. Мамардашвили, являются теоретические конструкты и символы [10].
С.Л. Катречко определяет в итоге, что «для описания метафизических объектов применяется особый символьный язык: символы - дом философии (философские системы являются системами символов). Если обычные знаки, обозначающие другие типы объектов, имеют как смысл, так и значение, то в отличие от них метафизические символы имеют лишь смысл, но не имеют плана референции. Этим метафизические концепты похожи на пустые понятия, но в отличие от них символы имеют максимум смысла, т.е. являются первичными сгустками смысла, необходимыми для осмысления других сфер (курсив автора: примечание наше - С.С.)» [9, с. 85].
Считаем обоснованным и целесообразным утверждение С.Л. Катречко об особом статусе лексических единиц, используемых в контексте философских произведений для обозначения так называемых метафизических объектов. Мы принимаем предложенный С.Л. Катречко термин, позволяющий определить особенности языка философии, - символьный язык.
При этом акцентируем внимание на лингвистической природе символа.
Определяем, что символичность языка религиозной философии И. А. Ильина явлена как:
• узуальная терминологичность, при которой образность метафизического объекта определена эстетическим планом содержания авторской дефиниции через развернутую метафори-зацию, например: «Предметность можно было бы описать как включение себя в Дело Божие на земле, или как вплетение себя в Его ткань;
558
С.Н. Стародубец
или как вхождение в Его поток; как отождествление своего дела с Его Делом, своего успеха с Его успехом, своей силы с Его силою» (31 мая 1953 г.) [11, с. 185];
• окказиональная терминологичность, при которой эстетический план содержания реализуется посредством образности авторского термина: «В мире всегда были завистники, ожесточавшиеся от всякого чужого преимущества. Но никогда еще в истории зависть не становилась главным движущим фактором, руководящей лжеидеей мирового кризиса. А в наши дни зависть не только осознала себя, но и выговорила себя как доктрину, превратилась в мировой заговор (точнее - в несколько параллельных мировых заговоров!) и выработала программу, систему борьбы и организацию. Она становится основным побуждением народов или как бы тем отравленным воздухом, которым дышит современная масса» (31 июля 1952 г.) [11, с. 75];
• этнокультурная «аура» как со-значение смыслового содержания и узуального, и окказионального (авторского) символа: русская душа, русский дух, русский духивный характер, русский нациинальный духивный характер, русские нациинальниерыцарстви, русскисть и т.п.;
• экспрессивность, имеющая цель - «приглашение адресата к особому видению мира» [12, с. 153], реализованная средствами образной аргументации: «Итак, русский народ нуждается в пикаянии и ичищении. Десятки лет суще-дьявольского большевизма - уже очистили одних и затоптали в грязь других. И вот, очистившиеся должны помочь не очистившимся восстановить в себе живую христианскую си-весть, веру в силу дибра, верние чутье к злу, чувстви чести и списибнисть к вернисти. Без этого - Россию не возродить и величия её не воссоздать. Без этого русское государство, после неминуемого падения большевизма, расползётся в хлябь и в грязь» (22 мая 1952 г.) [11, с. 63];
• способность ключевого слова выразить идейно-эстетическое содержание религиозно-философского произведения (обусловленная «комбинаторными приращениями смысла» (Б.А. Ларин)), ядерного фрагмента текста: «Здесь же зародилась и созрела лже-идея недуховной свободы: не свободы веры и Бого-созерцания, а свободы безбожия; не свободы
совести, а свободы от совести - от ответственности, от духа, от вкуса, от правосознания. Всё это мешало зависти и завистнику, и всё это было низвергнуто. Свобода стала разнузданностью в нравах, бесформенностью в искусстве, тоталитарностью в политике (свобода власти и произвола)» (31 июля 1952 г.) [11, с. 79].
Осмысление специфики языка религиозно-философских и философско-политических произведений И.А. Ильина, на наш взгляд, сфокусировано базовой особенностью авторского дискурса - эстетической «заряженностью» микро- и макроконтекста, что и определяет в целом эстетическую феноменальность идиостиля.
Примечания
1. Здесь и далее в цитатах из произведений И.А. Ильина курсив авторский.
Список литературы
1. Катречко С.Л. Филогенез философской мысли и онтогенез платоновской философии // Универсум платоновской мысли: метафизика или недосказанный миф?: Материалы III Платоновской конференции, 11 мая 1995 г. СПб., 1995. С. 75-77.
2. Кант И. Критика чистого разума. М.: Мысль, 1994. 268 с.
3. Бердяев Н.А. Смысл творчества. М.: Правда, 1989.
4. Ильин И.А. Религиозный смысл философии // Ильин И.А. Собрание сочинений в 2 т. Т. 2. М., 1994.
5. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. Т. 1. М., 1990.
6. История философии: Запад - Россия - Восток (книга третья: Философия Х1Х-ХХ вв.). М., 1998.
7. Емельянов Б.В., Сокольникова З.Л. Философская терминология как исследовательская проблема // Семиотические аспекты научного познания. Межвуз. сб. науч. тр. Свердловск, 1981. С. 106-112.
8. Денисов П.Н. Язык русской общественной мысли конца XIX - первой четверти ХХ в. М., 1998.
9. Катречко С.Л. Как возможна метафизика // Вопросы философии. 2005. № 9. С. 83-94.
10. Мамардашвили М.К. Форма превращенная // Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. М., 1984.
11. Ильин И.А. Наши задачи. Статьи 19481954 гг.: в 2 т. Т. 2 / Составление и комментарии Ю.Т. Лисицы. М.: Айрис-пресс, 2008. 512 с.
12. Москвин В. П. Стилистика русского языка. Теоретический курс. 4-е изд. М.: Феникс, 2006. 631 с.
THE LANGUAGE OF RELIGIOUS PHILOSOPHY I.A. ILYIN AS AN AESTHETIC PHENOMENON
S.N. Starodubets
We determined the specificity of the language of philosophy as synthetic education. From this position, found that the language of religious philosophy, I.A. Ilyina have an aesthetic phenomenon of religious-philosophical and political nature.
Keywords: text, syncretism, expressiveness, metaphor, connotation, aesthetic function.
References
1. Katrechko S.L. Filogenez filosofskoy mysli i ontogenez platonovskoy filosofii // Universum platonovskoy mysli: metafizika ili nedoskazannyy mif?: Materialy III Platonovskoy konferentsii, 11 maya, 1995 g.. SPb., 1995. S. 75-77.
2. Kant I. Kritika chistogo razuma. M.: Mysl', 1994. 268 s.
3. Berdyaev N.A. Smysl tvorchestva. M.: Pravda, 1989.
4. Il'in I.A. Religioznyy smysl filosofii // Il'in I.A. Sobranie sochineniy v 2 t. T. 2. M., 1994.
5. Florenskiy P.A. Stolp i utverzhdenie istiny. T. 1. M., 1990.
6. Istoriya filosofii: Zapad - Rossiya - Vostok (kniga tret'ya: Filosofiya KhIKh-KhKh vv.). M., 1998.
7. Emel'yanov B.V., Sokol'nikova Z.L. Filosofskaya terminologiya kak issledovatel'skaya problema // Cemioticheskie aspekty nauchnogo poznaniya. Mezhvuz. sb. nauch. tr. Sverdlovsk, 1981. S. 106-112.
8. Denisov P.N. Yazyk russkoy obshchestvennoy mysli kontsa KhIKh - pervoy chetverti KhKh v. M., 1998.
9. Katrechko S.L. Kak vozmozhna metafizika // Voprosy filosofii. 2005. № 9. S. 83-94.
10. Mamardashvili M.K. Forma prevrashchennaya // Mamardashvili M.K. Kak ya ponimayu filosofiyu. M., 1984.
11. Il'in I.A. Nashi zadachi. Stat'i 1948-1954 gg.: v 2 t. T. 2 / Costavlenie i kommentarii Yu.T. Lisitsy. M.: Ayris-press, 2008. 512 s.
12. Moskvin V.P. Stilistika russkogo yazyka. Teoreticheskiy kurs. 4^ izd. M.: Feniks, 2006. 631 s.
