CC BY
107
УДК 81.0
С. М. Пашков S. M. Pashkov
Языковые средства моделирования пространственно-временных характеристик неоготического романа:
эмотивный аспект
Linguistic means of modeling spatio-temporal characteristics of neogothic novel: emotive aspect
В статье анализируются языковые средства моделирования пространства и времени в неоготическом романе и подтверждается актуальность его изучения для современной науки. Рассматривается функциональная направленность пространственных и временных деталей на импликацию эмоции, формирующей эмоциональную доминанту текстов неоготики, - эмоции страха.
The article dwells on the linguistic means of modeling space and time in neogothic novel, the study of this literary genre being considered relevant for modern linguistics. Special attention is paid to the ability of spatial and temporal details to imply the emotion of fear, which is described as the emotional dominant of neogothic texts.
Ключевые слова: готический/неоготический роман, пространство, время, эмоция страх, эмоциональная доминанта, моделирование.
Key words: gothic/neogothic novel, space, time, emotion of fear, emotional dominant, modeling.
Литературная готика оформляется как жанр в конце XVIII века и к концу XX-XXI веков становится востребованной не только у читательской, но и у исследовательской аудитории, проявляющей повышенный интерес к феномену готического/неоготического. Существует ряд научных исследований, посвящённых готическому роману, однако, как правило, они носят литературоведческий характер. Объектом рассмотрения лингвистов жанр готики, за небольшими исключениями [ср., например 16, 17], не выступает. Актуальность данной статьи определяется «экспансионизмом» современной лингвистики (Е.С. Кубрякова) и её интересом к изучению жанра с лингвистических позиций [18, с. 6].
Неоготический роман трактуется в литературоведении как жанровая модификация готического романа XVIII-XIX веков, сосредото-
© Пашков С. М., 2014
ченного на вопросах загадочности бытия и «невозможности для человека проникнуть в тайны окружающей его действительности» [12, с. 7]. Содержательное наполнение термина «неоготика» определяется Ю.Б. Боревым как что-то загадочно-неясное, таинственное, запретно-заманчивое, «несущее в себе художественную концепцию, утверждающую, что в земной жизни человека не ждёт ничего хорошего, уповать следует на жизнь небесную» [3, с. 309]. Т.Н. Денисова и Т.Н. Красавченко относят к характерным чертам неоготики описание деградации и распада мира, всевозможных оргий, сексуальной и наркотической перверсивности, разрушения и саморазрушения личности [6, с. 125; 10, с. 186]. П. Макграт пишет, что в неоготике зло исходит не от вмешательства в жизнь человека сверхъестественных сил, а заключено в самом человеке [22]. С. Брум обращает внимание на одержимость, которой страдает протагонист неоготических текстов (the contemporary gothic) [21, с. 261]. Приведенные мнения подтверждают актуальность слов Л.Я. Гинзбург: «...человек XX века - человек не ясных доминант да и свойств вообще... Не характер, но латентный набор всеобщих и всевозможных реакций на возможные ситуации» [4, с. 320] (курсив мой. - С.П.).
В отличие от готического романа, основной темой неоготического романа становится асоциальная личность и, шире, непознаваемость человека [10, с. 186]. Подобное смещение акцентов с тайны мира (объекта) в готическом романе на тайну субъекта в неоготическом романе можно рассматривать как свидетельство актуальности его изучения для современного лингвиста. «Сегодня человек выступает «точкой отчета» при описании не только участников художественной коммуникации, но и любых аспектов многоликой сущности текста...» [20, с. 207] (курсив мой. - С.П.).
Связующим звеном между двумя модификациями жанра (готический роман / неоготический роман) является эмоциональная доминанта страха. Эта «ведущая эмоция» неоготического романа представлена в тексте совокупностью эмоциональных ситуаций -жизненных ситуаций, в которых задействованы эмоции субъектов (реальная коммуникация) или квазисубъектов (изображённая коммуникация). Поскольку любая ситуация предполагает наличие пространственно-временных характеристик, в рамках которых и существует субъект эмоции, можно разграничить: 1) языковые сред-
ства моделирования субъекта эмоции страх и 2) языковые средства моделирования пространства и времени субъекта эмоции страх.
Категории пространства и времени интересны антропоориенти-рованной науке: пейзаж (пространство) служит «реактивом, раскрывающим психологию персонажа» [13, с. 171], а фактор времени «играет важнейшую роль в создании модели человека...» [1, с. 688]. По словам В.А. Кухаренко, описание времени - «это всегда описание человека во времени» [11, с. 74] (курсив мой. - С.П.). Более того, имплицитно-подтекстовый способ повествования, доминирующий в англоязычной прозе ХХ века [7, с. 105; 19, с. 88], фокусирует исследовательское внимание на деталях, «овнешняю-щих» (М.М. Бахтин) внутренний мир персонажа. К числу таких деталей оправданно отнести и те текстовые компоненты, которые, формируя пространственно-временные характеристики текста, указывают на эмоциональные состояния. Отметим, что дифференциация пространства и времени оправдана лишь исследовательскими целями: эти феномены не изолированы друг от друга, а находятся в нерасторжимом единстве. «Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем» [2, с. 235].
Процедура анализа языковых средств моделирования пространственно-временных характеристик в тексте неоготического романа может включать в себя следующие методы: 1) дефиниционный метод с компонентами семного анализа и многоступенчатый дефиниционный анализ, необходимые для рассмотрения семантики лексических единиц; 2) метод количественных подсчетов, позволяющий выявить рекуррентность сем лексических единиц в структуре целого текста; 3) метод лингвостилистической интерпретации текста, под которым оправдано понимать подробный анализ функций разноуровневых языковых средств в организации идейно-тематического содержания текста с учетом факторов культурно-исторического контекста [5, с. 195]. Поскольку жанр статьи исключает возможность рассмотрения объёмных фрагментов текста, метод количественных подсчетов останется за рамками предлагаемого анализа.
Для выявления языковых средств моделирования пространственно-временных характеристик неоготического романа обратимся к отрывку из романа Д. Сеттерфилд «The Thirteenth Tale»; в ходе
анализа отрывка обратим особое внимание на функциональную направленность этих средств - импликацию ими эмоции страха, который, согласно авторской интенции, испытывает фикциональный субъект (персонаж).
"I left home on an ordinary winter day, and for miles my train ran under a gauzy white sky. Then I changed trains, and the clouds massed. They grew thicker and darker, more and more bloated, as I traveled north. At any moment I expected to hear the first scattering of drops on the windowpane. Yet the rain did not come.
At Harrogate, Miss Winter's driver, a dark-haired, bearded man, was disinclined to talk. I was glad, for his lack of conversation left me free to study the unfamiliar views that unfolded as soon as we left the town behind. I had never been north before. My researches had taken me to London and, once or twice, across the channel to libraries and archives in Paris. Yorkshire was a county I knew only from novels, and novels from another century at that. Once we left the town behind, there were few signs of the contemporary world, and it was possible to believe I was traveling into the past at the same time as into the countryside. The villages were quaint, with their churches and pubs and stone cottages; then, the farther we went, the smaller the villages became and the greater the distance between them until isolated farmhouses were the only interruptions to the naked winter fields. At last we left even the farmhouses behind and it grew dark. The car's headlamps showed me swathes of a colorless, undefined landscape: no fences, no walls, no hedges, no buildings. Just a vergeless road and each side of it, vague undulations of darkness.
"Is this the moors?" I asked.
"It is," the driver said, and I leaned closer to the window, but all I could make out was the waterlogged sky that pressed down claustrophobically on the land, on the road, on the car" [The Thirteenth tale, 41].
В процитированном отрывке изображается приезд в графство Йоркшир (Yorkshire) молодой девушки Маргарет Ли (Margaret Lea). Хозяйка поместья знаменитая писательница Вида Винтер (Vida Winter) обращается к ней для создания своей биографии. Эмоциональная доминанта страха реализуется в отрывке в двух типах пейзажных зарисовок: описании погоды и описании местности.
В описании мрачной погоды (первый тип пейзажной зарисовки) доминирует ощущение страха, которое вызывает у человека тёмная цветовая гамма: тьма не позволяет человеку локализовать себя в пространстве и времени (dark: mysterious or secret; evil or threatening [LDCE]). Ощущение страха реализуется лексической единицей (далее ЛЕ) dark и её дериватами с семантикой света и усиливается развернутой метафорой, в состав которой входят эпитеты (waterlogged, claustraphobically) и повтор синтаксической структуры (on the
land...on the car): <... > but all I could make out was the waterlogged sky that pressed down claustrophobically on the land, on the road, on the car".
Перечисленные стилистические приёмы функционально направлены на создание психологического параллелизма - «литературное соответствие пейзажа состоянию человеческой души» [12, с. 10]. Эмоциональная доминанта страха формируется атрибутивными словосочетаниями a gauzy white sky и the waterlogged sky. Эпитеты, образуемые ЛЕ gauzy (от gauze: very thin transparent material with very small holes in it), white (having the colour of milk) и waterlogged (flooded with water) [LDCE], характеризуют компонент пейзажа (sky) и воспроизводят в художественной форме изменения атмосферы от светлого и прозрачного к темному (сгущение темноты). Эти изменения, в свою очередь, указывают на динамику когнитивных процессов протагониста (нарастание эмоции страха). Лексический ряд dark - darker - darkness отличается особой экспрессивностью. Положительная степень прилагательного dark интенсифицируется в компаративе darker, а последний - в субстантиве darkness1. Ощущение материализации тьмы увеличивает импликационную ёмкость лексического ряда. Правомерность этой интерпретации подтверждается анализом вторичного значения ЛЕ darkness: darkness (1 ступень анализа) - evil or the devil; devil (2 ступень анализа) - the most powerful evil spirit in some religions [LDCE].
Анализируемая эмоция имплицируется ещё одной важной художественной деталью - эмоциональной кинемой leaned closer, которая «овнешняет» рационально необъяснимое влечение человека к предмету страха [14, с. 423]. Кульминация эмоциональной доминанты маркируется ЛЕ claustrophobically - единственной ЛЕ фрагмента, эксплицирующей анализируемую эмоцию (Ср. claustro - лат. claustrum - закрытое помещение и phob - греч. Ф6@од - страх). Всепоглощающая тьма и перенасыщенная влагой атмосфера создают
1 Согласно М.В. Никитину, существительные относятся к вещным словам, а прилагательные к признаковым. Между вещными и признаковыми словами отсутствует резкая граница, поскольку существительные могут называть признак. Чем «длительнее, устойчивее, стабильнее, постояннее и характернее признак» для вещи, тем вероятнее номинация такого признака по линии от глагола к существительному (Ср. темная атмосфера - атмосфера тотальной тьмы) [15, с. 21-22, 24].
образ замкнутого пространства, вызывающего страх протагониста. Известно, что в христианской культуре атмосфера иногда ассоциируется с тёмными силами (сатана, по слову Апостола Павла, -«князь власти воздушной») (Ср. выше ЛЕ darkness в значении evil or the devil).
В описании местности (второй тип пейзажной зарисовки) также доминирует эмоция страха, которая, однако, вызывается не цветовой гаммой, а заброшенностью и безлюдностью местности, в которой оказалась героиня. Человек социальное существо, и поэтому одиночество рассматривается психологами в качестве естественного источника страха [8, с. 298] (Ср. «На миру и смерть красна»). Для трансляции эмоции используется конвергенция стилистических приёмов: повторы (no), градация (The villages were quaint, with their churches and pubs and stone cottages; then, the farther we went, the smaller the villages became and the greater the distance between them until isolated farmhouses were the only interruptions to the naked winter fields.), полисиндетон (and) и номинативное предложение (Just a vergeless road and each side of it, vague undulations of darkness). В описание включаются детали, «овнешняющие» доминирующую эмоцию и реализуемые морфологическими и лексическими повторами (-less, un-, no). Особую смысловую нагрузку в передаче эмоции несёт топоним Yorkshire. Известно, что эта географическая местность послужила местом создания романов «Джейн Эйр», «Гоозовой перевал» и «Дракула» - произведений, в которых доминируют готические мотивы, мрачная атмосфера и эмоция страха. Уместно, в этой связи, сослаться на мнение Ю.Н. Караулова о том, что при восприятии названия произведения актуализируется весь прецедентный текст. Он приводится в состояние готовности для использования в дискурсе по разным параметрам, в том числе и «как источник определённых эмоциональных переживаний» [9, с. 218-219] (Курсив мой. - С.П.). Как и в описании пейзажа, в описании местности прослеживается динамика анализируемой эмоции. ЛЕ с локальной семантикой (топоним-существительное Harrogate - туристический курортный город, и существительное the moors - поросшая вереском заболоченная пустошь) очерчивают границы движения протагониста в пространстве. Образ вересковой пустоши, ассоциирующийся с тёмными демоническими силами в англосаксонской культуре [23, с. 91], часто высту-
пает средством создания атмосферы страха в английской литературе. Движение протагониста от безопасного курорта Харрогейт к мрачной и безлюдной вересковой пустоши имплицирует динамику психических процессов, - интенсификацию эмоции «страх».
Как видим, и во втором типе пейзажной зарисовки, адекватная интерпретация текста может осуществиться лишь с опорой на фоновые знания читателя.
Подведём итог. Языковые средства эмоциональной доминанты страха, используемые для изображения фикционального мира в неоготическом романе, могут быть разделены на две группы: языковые средства моделирования субъекта эмоции страха и языковые средства моделирования пространства и времени субъекта эмоции страха. Анализ языковых репрезентантов второй группы в двух типах пейзажных зарисовок - описании погоды и описании местности - позволил охарактеризовать их функциональную направленность на опосредованное изображение чувствующего «Я», а также подтвердить значимость фоновых знаний читателя для адекватной интерпретации текстов неоготики. Имплицирующая функция пространственных и темпоральных деталей свидетельствует о внимании авторов неоготического романа к изображению мыслящего и чувствующего «Я» и актуальности изучения текстов этого жанра для антропоцентричной парадигмы научного знания.
Список литературы
1. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. - 2-е изд. - М.: Яз. рус. культуры, 1999. - I-XV. - 896 с.
2. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. - М., 1975. - 504 с.
3. Борев Ю.Б. Эстетика. - М.: Высш. шк., 2002. - 511 с.
4. Гинзбург Л.Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. - СПб.: Искусство - СПб., 2002. - 768 с.
5. Данилевская Н.В. Лингвостилистический анализ художественного текста // Стилист. энцикл. сл. рус. яз. - М.: Флинта; Наука, 2006. - С. 195-204.
6. Денисова Т.Н. Новейшая готика (о жанровых модификациях современного американского романа) // Жанровое своеобразие современной прозы Запада / отв. ред. Д.В. Затонский; АН УССР. Ин-т лит-ры им. Т.Г. Шевченко. -Киев: Наук. думка, 1989. - С. 59-127.
7. Ивашева В.В. Почерки новой эпохи // Вопр. лит-ры. - 1975. - № 9. -С. 76-116.
8. Изард К.Э. Психология эмоций. - СПб.: Питер, 2011. - 461 с.
9. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. 7-е изд. - М.: Изд-во ЛКИ, 2010. - 264 с.
10. Красавченко Т.Н. Готический роман // Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А.Н. Николюкина. - М.: НПК «Интелвак», 2001. -С. 184-186.
11. Кухаренко В.А. Интерпретация текста. - М.: Просвещение, 1988. - 192 с.
12. Ладыгин Ю.Б. Английский «готический» роман, проблемы предроман-тизма: автореф. дис... канд. филол. наук. - М., 1978. - 16 с.
13. Левидов А.М. Автор-образ-читатель. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1977. - 348 с.
14. Левицкий С.А. Трагедия свободы: избр. произв. - М.: Астрель, 2008. -992 с.
15. Никитин М.В. Основы лингвистической теории значения: учеб. пособие.
- 2-е изд. - М.: ЛИБРОКОМ, 2009. - 168 с.
16. Петрова Е.Е. Жанрообразующая лексика англоязычного черного романа: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - СПб., 2002. - 18 с.
17. Троицкая А.Л. Интертекстуальный хронотоп готического романа (на материале англояз. произв.): автореф. дис. ... канд. филол. наук. - СПб., 2008.
- 21 с.
18. Щирова И.А. Художественное моделирование когнитивных процессов в англоязычной психологической прозе XX века. - СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 2000. - 210 с.
19. Щирова И.А. Психологический текст: деталь и образ. - СПб.: СПбГУ, 2003. - 120 с.
20. Щирова И.А. О человекомерности науки и текста // Mehyнародни часо-пис Стил. Боеград Република Срб^а: The International Association "Style". -Ortodox Theological Faculty of Belgrade University, 2008. - № 7. - С. 197-211.
21. Bruhm S. The contemporary Gothic: why we need it // The Сambridge companion to gothic fiction. Edited by Jerrold E. Hogle. - Cambridge University Press, 2002. - P. 259-276.
22. Morrow B, McGrath P. The New Gothic. - New York: Picador, 1991. -336 p.
23. Simpson J., Roud S. A Dictionary of English Folklore. - Oxford University Press, 2000. - 411 p.
24. Setterfield S. The Thirteenth tale. Orion Books, 2007.
25. Longman Dictionary of Contemporary English. - [электронный ресурс] -URL: http://www.ldoceonline.com. (дата обращения: 21.10.2013).
