CC BY
51
УДК 81.272
ЯЗЫКОВЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ В РАННЕЙ ГРЕЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
© Б. Т. Ганеев
Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы Россия, Республика Башкортостан, 450000 г. Уфа, ул. Октябрьской революции, 3а.
Тел.: +7 (347) 272 58 05.
Email: bulatg@ufanet.ru
В статье анализируется язык ранних древнегреческих поэтов (Гомера, Гесиода, Сапфо) с точки зрения выражения в них языковых и речевых противоречий. Отмечаются такие стилистические аллофронные (т.е. противоречивые или алогичные) элементы, как парадоксальные эпитеты, метафоры, метонимия, персонификация, материализация, анимализация, оксюмороны.
Ключевые слова: аллофрония, языковое противоречие, речевое противоречие, текстовое противоречие, парадокс, оксюморон.
Древнегреческая цивилизация достигла такого высокого уровня культурного развития, что в языке греков нашли в начальной форме отражение все способы выражения противоречий в языке и в обществе, которые уже последующие европейские цивилизации в той или иной форме только повторяли. Недаром П. А. Флоренский отмечал, что «ведение противоречия и любовь к противоречию, наряду с античным скепсисом, кажется, высшее, что дала древность» [5 с. 157].
Особенности языка Гомера и Гесиода исследовали такие отечественные авторы, как А. Ф. Лосев [4-5], Р. В. Гордезиани [2], Ф. Ф. Зелинский [3], Н. Л. Сахарный [7], О. М. Фрейденберг [10], В. Н. Ярхо [12]. Среди зарубежных авторов следует отметить работы И. Тренчени-Вальдапфель [8], R. J. Cunliffe [13], H. G. Evelyn-White [14], R Fowler [15], A. Ford [16], B. Graziosi [17], I. Moms, B. Powell [18], G. Murray [19], M. Silk [20]. Но из них особое внимание противоречиям (сюжетным, религиозным, культурным, социальным) уделил только А. Ф. Лосев [5].
В данной работе будут затронуты проявления языковых и речевых противоречий на самом раннем этапе развития греческой литературы.
Элементы любого языка можно свести в две основные группы с точки зрения их непротиворечивости (логичности) - ортофрония или противоречивости (алогичности) - аллофрония [1, с. 122].
У истоков европейской литературы стоят эпические поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея». Записанные в VI в. до нашей эры (а зародились они, скорее всего, за несколько веков до этого), поэмы отражают самый ранний известный этап развития греческого языка. Это очень богатый материал (в «Илиаде» 15 693 стихотворные строки, а в «Одиссее» - 12 110), особенно интересный с точки зрения наличия языковых и речевых противоречий.
Аллофронные элементы у Гомера представлены прежде всего парадоксальными эпитетами, метафорами, метонимией, персонификацией, материализацией, иронией, оксюморонами.
а) Парадоксальные эпитеты. Они, как правило, связаны с цветовыми обозначениями: Кровь из ран струится не красная, а черная (KsXaivoq, ^eXaq): «Черная кровь из тебя вкруг копья моего заструится» (alya xoi al^a KsXaivov epro^asi nspl SoupL) (Ил. I, 302-303); «черная кровь заструилась» (^eXav 5' dvsK^Kiev al^a) (Ил. VII, 263). Сердце - тоже черное. «Ужасной в груди его пречерное сердце злобой наполнилось» (^evsoq 5е ^eya 9pevsq а^ф1 ^eXawai ni^nXavx') (Ил. I, 103) Эпитет «пречерное» (буквальный перевод) Гнедич переводит по смыслу правильно: «мрачное». Волны кажутся, видимо, под лучами солнца не зелено-голубыми, а пурпурными (лорфиреод): «Средний не-
медленно ветер надул, и, поплывшему судну, / Страшно вкруг киля его зашумели пурпурные волны» (ev 5' ávs^o< np|asv ^eaov Laxíov, 5e ки^а / axsíp^
nop9Úpsov ^syóX' ía%s vqóq 'юиап<0 (Ил. I, 481-482). Цветовое восприятие скорее более позднего происхождения, так, порфирею означает, прежде всего, «вздыматься, волноваться», отсюда порфирео< -«вздувшийся», «потемневший», затем «темно-красный». Сложно сказать, воспринимались ли подобные цветовые обозначения как аллофронные элементы или это было настоящее цветовое видение древних греков. Исследователи даже предполагали некоторую слепоту греков к цветам. Однако А. Ф. Лосев справедливо отрицает этот подход, приводя параллели из современных языков, где мы называем море «синим», а вино «белым», несмотря на различные цвета, которые характерны и для моря, и для вина [4, с. 528]. Таким образом, в этих случаях имеет место не слепота наших современников, а аллофронное обозначение явлений и веществ. Каждый греческий термин обозначает целую группу цветов. Это явствует из анализа цветов в соответствии с учением Демокрита [6, с. 328-331]. Например, Хеико<, которое употребляется для обозначения белого цвета, прежде всего означает «светлый», «яркий», «блестящий»,а - любые оттенки темноты. В пурпуре (порфирео<) есть и «красное», и «белое» в силу блеска, и «черное» в силу темноты вещества («перламутровый» по Лосеву). Точно так же «золотистый» - это «белое» и «красное». Основных цветов по Демокриту - четыре. Белый цвет состоит из гладких атомов, черный - из шероховатых, красный - из атомов теплоты, зеленый - из смеси плотных и пустых. Демокрит отмечает при этом, что белый цвет некоторых предметов становится черным, если на них падает тень. Отсюда А. Ф. Лосев предположил, что в восприятии цвета имеют значение два фактора - его существенное качество и его внешняя освещенность. Этого в античности не различали, поэтому и появляются такие необычные цветовые обозначения [4, с. 525-527]. Может показаться, что подобная точка зрения отрицает наличие у греков аллофронии при обозначении цветов. Однако аллофрония предполагает субъективность взгляда, которая характерна и для любого восприятия предметов. Поэтому, исходя только из поэм Гомера, делать вывод о том, что гомеровские эпитеты - это обычные для всех греков определения, было бы неверно.
б) Метафоры. Они сравнительно немногочисленны; в основном это метафоры традиционные и стандартные, близкие к эпитетам. Но это все же не пустые и стертые формы, а «результат замечательной краткости и ясности» [5, с. 160], например, «туча пе-
ших» (уефо<; ... пе^шу) (Ил., IV, 274), «суда - морские кони» (vq^v ... ai 9' innoi) (Од. IV, 708).
Сравнительная скудость метафор, особенно нетрадиционных, объясняется тем, что Гомер предпочитает прибегать к сравнениям, которыми очень насыщены обе поэмы, например, слова Главка: «Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков» (oin пер фиХХюу ysvsf| xoLn 5е Kal av5pwv) (Ил. VI, 146). Перед смертью Гектор бросает Ахиллу упрек: «в груди у тебя железное сердце» (^ yap aoL уе ai5^pso< ev Фрео19u^o<) (Ил. XXII, 357).
Очень образная метафора приводится в песне IX, где душа, словно птица из клетки, улетает через ограду зубов так, что не поймаешь: «Можно стяжать и прекрасных коней и, и златые треноги; / Душу ж назад возвратить невозможно: души не стяжаешь. / Вновь не уловишь ее, как однажды из уст улетела» (kx^toi 5е хр[по5е< те Kal innrov ^av9a Kapnva, / dv5po< 5e yu%r| naXiv ¿x9slv оите Хе1ат| / ou9' ¿Xsxq, ensl ар ksv а^е1уеш1 £рко< oSovTrov) (Ил. IX, 406-409).
Умение сражаться уподобляется умению танцевать в метафоре «вести хоровод в честь Арея» (¡ieXnsa9ai Apni.), что у Гомера значит «вести жаркий бой»; «Умею в жестокой рукопашной схватке плясать в честь Арея» или же в переводе Гнедича «Пеший умею ходить я под грозные звуки Арея» (ol5a 5' evl аш51г| 5n'iw ^eA,nsa9ai Apni.) (Ил. VII, 241). А. Ф. Лосев отмечает, что ^eXnsa9ai значит не только «плясать в хоре», но собственно «играть» или «получать удовольствие», а в этом контексте значит как бы «двигаться в сражении легко и с опытом» [4, с. 236].
в) Метонимия. «Разом сразилися кожи [т.е. кожаные щиты], сразилися копья и силы / Воинов, медью одеянных» (auv q' ¿Pa^ov pivovg, auv 5' ey%sa Kal ^evs' av5pwv xaA,Kso9ropr|K(X>v) (Ил. IV, 447-448);
«Ты от желанного боя словами меня не отклонишь, / прежде чем медью со мной не сразишься. Начнем и скорее.» (dAxf|<; 5' ou enesaaw апотре^е!< ^s^awra / nplv %aAxw ^a%eaaa9ai evavtiov аХХ' ays 9aaaov / уеиа6^е9' aAXq^rov %aA,K^psaiv ¿y%sir|aiv) (Ил. XX, 256-257).
Одиссей требует, чтобы Терсит (Ферсит) «не имел царей на устах»: Тш ouk av PaaiX|a< ava ато^' £%rov ayopsuoi; (Ил. II, 250). Гнедич в переводе устраняет метонимию, но компенсирует ее метафорой: «Имени наших царей не вращай ты в устах, велереча».
г) Персонификация. Явлениям природы придаются качества человека: «стонет земля» (aтsva%LZsто yaia) (Ил. II, 95), «волны вооружаются» (Kopuaasrai) (Ил. IV, 424); «И ему [троянцу] / Очи смежила багровая Смерть и могучая Участь» (tov 5е гат' oaas/ eAXaPs пopфUpеo< 9avaTO< Kal ^oipa кpaтal^) (Ил. V, 82-83). Олицетворение тем более естественно, что греческие боги воплощают в себе какое-либо одно природное явление. Например, в описании утреннего пробуждения Одиссея участвует богиня зари: «Встала из мрака младая с перстами розовыми [розоперстая]» Эос» 5' 'qpiyevsia фdvn Qo5o5aKxoXo<; 'Ни<) (Од. II, 1).
Очень часто олицетворяется сердце, которое принимается за живое существо внутри человека: «Слышу почтенной свекрови я крик: подымается сердце, / Бьется, как вырваться хочет; колена мои цепенеют!» (al5oln< ¿Kup|< опо< ¿K^uov, ev 5' e^ol auxr| / axq9sai лаАХешг ^тор ava ато^, vep9s 5e youva) (Ил. XXII,
451- 452); «Сердце лаяло» (Kpa5iq 5e oL ev5ov üXaKxei) (Од. XX. 13); «В грудь он ударил себя и сказал раздраженному сердцу: «Сердце смирись ...» (axf|9o<; 5е Kpaölqv ^vlnane ^u9w: /"xexXa9i 5|, Kpa5iq) (Од. XX. 17-18); «Так усмирял он себя, обращаяся к милому сердцу» £фах', ev ax|9eaai Ka9anxo^evo< 9L^ov ^xop) (Од. XX, 22); «Сердце во мне смеялось» (e^öv 5' eyeXaaae фíXov к|р) (Од. IX, 413)
д) Анимализация. Уподобление слов птицам -очень удачная находка Гомера. Многие десятки раз используется оборот enea nxepoevxa («крылатые речи»), ставший с легкой руки Георга Бюхмана источником современного термина «крылатые слова» (Geflügelte Worte). Это выражение стало настолько традиционным и в «Илиаде», и в «Одиссее» (его употребляют и боги, и люди), что оно просто заменяет глагол «сказал».
Так, Ахиллес обращается к Афине: «К ней обращенный лицом, устремил он крылатые речи» (ка1 ^iv фюу^аа< enea nxepoevxa npoa-qu5a^ I, 201). И когда Зевс говорит с Агамемноном, или Арета обращается к Одиссею, формула всегда остается неизменной: Kai ^iv фюу^аа< enea nxepoevxa npoa-qu5a^ (Ил. II, 2-7), (Од. VIII, 442).
Слова уподобляются и животным на пастбище: «Гибок язык человека; речей от него изобильно / Всяких; поле для слов и сюда и туда беспредельно. / Что человеку измолвишь, то от него и услышишь» (enerov 5е noXu< vo^ö<): axpenxf| 5е yXwaa' eaxl ßpoxwv, noXee< 5' evi ^ü9oi/navxoioi, enerov 5e noXu< vo^ö< ev9a Kal ev9a./ onnoLov k' e'ircqa9a eno<, xoiov k' ¿naKouaai<) (Ил. XX, 248-250).
е) Бестиализация.
Арей набрасывается с ответной бранью на Афину Палладу, сравнивая ее с мухой: «Паки ты, наглая муха, на брань небожителей сводишь?» (xlnx' aüx' ш Kuva^ma 9eou< epi5i ^uveXauvei< / 9apao< dqxov e^ouaa, ^eya< 5e ae 9u^ö< ävf|Kev) (Ил. XXI, 394-395). А Гера Артемиду фактически обозвала сукой: «Как, бесстыдная псица, и мне уж нынче ты смеешь / противостать» (яй< 5e au vüv ^e^ova< kuov ä5ee< ävxl' e^elo axr|aea9ai) (Ил. XXI, 481).
ж) Материализация. Хотя речь людей в том числе представляет собой и физическое явление (акустическая сторона), все же уподобление ее предметам носит аллофронный характер, когда, например, у Нестора "текли речи с языка слаще меда" (Гнедич: «Речи из уст его вещих, сладчайшие меда лилися») (xoü Kal änö уХшаоп< ^eXixo< yXuKLrov Qeev aü5|^ (Ил. I, 249).
з) Ирония. Например, Ахиллес, прося мать Фетиду, прибегнуть к помощи Зевса, дабы покарать обидчика Агамемнона, царя аргивян, пользуется иронией, доходящей до сарказма: «Но аргивян, утесняя до самых судов и до моря / Смертью разить, да своим аргивяне царем насладятся» (xou< 5е Kaxa npu^va< xe Kal а^ф' aXa eXaai A%aiou< / Kxeivo^evouq, Iva navxe< enauprovxai ßaaiX|o<) (Ил. I, 409-410). Возможно, поэтому, особенно в форме среднего залога глагол enauploKro имеет, кроме значения «пользоваться», «наслаждаться» значение «испытывать», а также «нести ущерб», «страдать», что приводит к энантосе-мии.
и) Оксюморон. Единственный оксюморон у Гомера представлен различными вариантами «наслажде-
ния плачем». А. Ф. Лосев по этому поводу отмечает, что в такого рода случаях имеет место некоторого рода эпический стандарт, свидетельствующий о «традиционности и привычности для гомеровского грека синтеза страдания и наслаждения. Природа этого синтеза -эстетическая, ибо только путем превращения непосредственно жизненного страдания в предмет эстетического сознания и творчества он обезвреживается и начинает вызывать наслаждение. [...] Искусство их радовало, веселило, приводило в неистовый восторг, а, с другой стороны, также и мучило, взмывало со дна души неведомую тоску и неподдельное страдание. «очищение» [4, с. 238].
«Мы бы хоть душу насытили плачем над ним и рыданьем / Я, безотрадный отец, и его злополучная матерь [Приам и Гекуба]!» (тш ке кореааа^е0а к^а^те те ^иро^стю те / ^т^р 0', Ц рлу етгкте 5иаа^оро<, ^5' ¿уш аит6<.) (Ил. XXII, 427-428). Ахиллес обращается к соратникам: «Но когда мы насладимся горестным плачем [о Патрокле]» (аитар епе[ к' оХоою тетарпш^еа0а уоою, (Ил. XXIII, 10). Ахиллес говорит душе Патрокла: «Но приближься ко мне, хоть на миг обоймемся с любовью / И взаимно с тобой насладимся рыданием горьким!» (аХХа ^01 dааоv ат|0г пер d^фlPаX6vте / аАА^Хоид
оХоою тетарпш^еа0а убою) (Ил. XXIII, 97 - 98). Безутешный Приам говорит в конце поэмы: «Дайте дорогу, друзья, чтобы мески проехали; после / Плачем вы все насыщайтесь, как мертвого в дом привезу я!» (е'^ате ^01 оиреиаг аитар епеиа /ааеа0е
к^аи0^ою, епг^ ауаую^1 56^оv 5е) (Ил. XXIV, 716717).
Следовательно, у Гомера этот оксюморон не стилистическое средство, а отражение противоречивости человеческих чувств, т.е. язык в этих случаях адекватно передает прагматические противоречия как, например, вполне понятное: «улыбнувшись сквозь слезы» (5акрибеу уеХааааа) (Ил. VI, 484).
Стилистические условности у Гомера нередко приводят к текстовым противоречиям при использовании постоянных эпитетов. Отмечалось, что даже при описании дневных событий, когда на небе звезд не видно, часто повторяется эпитет daтер6еvто< («усеянный звездами»): «Коней хлестнула бичом [Гера]; полетели покорные кони, / Между землею паря и звездами усеянным небом» (^аат!^ 5' 1ппои< тш 5' оик dекоvте петеа0^ / ^еаапуи< уа[^< те ка1 оuраvой daтер6еvто<) (Ил. V, 768-769). См. также: Ил. VIII, 46, где эта фраза повторяется: ^еастпуи< уа[^< те ка1 оuраvой daтер6еvто<. Женихи Пенелопы богоподобные (Еири^а%о< 0еоег5^<) (Од. XXI, 186), несмотря на безобразия, чинимые ими [12, с. 97] и т.д.
В поэмах Гомера встречаются и следы табуиро-вания, когда у богов есть свои имена, отличные от человеческих названий: «Коему имя в богах Бриарей, Эгеон - в человеках» (оу Вргаредау каХеоиаг 0ео[, ау5ре< 5е те пауте< /А'иуашу') (Ил. I, 403-404). Нередки и перифразы, используемые вместо прямых глоссем: «Нет, да никто из ахеян не думает в дом в дом возвратиться / Прежде, покуда троянской жены на одре не обымет / И не отмстит за печаль и за тайные слезы Елены / Гнедич» (тш ^ т1< приу ¿пе1уеа0ю оLкоv 5е vееa0аl / пр^ т^а пар Тршюу аХ6%ш катако1^п0^а1, /т[ааа0а1 5' ор^^ата те aтоvа%d<; те) (Ил., II.
354-356). Здесь идет речь не о сексуальных подвигах, а косвенно о полной победе в войне.
В общем, «Илиада» и «Одиссея» представляют собой внешне безыскусное повествование, характерное для ранней греческой поэтики, без чрезмерных стилистических украшений более позднего времени. Чистых противоречий у Гомера не так уж и много, причем чаще всего они отражают прагматические противоречия, в основном же у эпического поэта встречаются разноречия.
ГЕСИОД (VIII-VII до н.э.), самый популярный после Гомера эпический поэт, в назидательной земледельческой поэме «Труды» и дни» (ЕРГА KAI HMEPAI) среди прочих дает несколько советов, которые носят парадоксальный характер, вполне объяснимый с точки зрения народного опыта: «Зло на себя замышляет, кто зло на другого замыслил / Злее всего от дурного совета советчик страдает» (oL у' аитф кака xeu%ei ävf|p аХХш кака xsu^rov, / ^ öe как| ßouX| тф ßouXsuaavxi какютп) (Тр., 265-266). Если учитывать фактор времени, то парадоксальное в синхронии «давать дающему» вполне объяснимо в следующей сентенции: «Только дающим давай; ничего не давай не дающим / Всякий дающему даст, не дающему всякий откажет» ("öö^ev, oq кеу 5ф, ка1 öö^ev, oq кеу 5ф. / öwt^ ¡ev Tiq eörorav, äöwTq ö' ouTiq £0юкеу") (Тр., 354-355). Крайности формальной дилеммы губительны: «Как подозрительность, так и доверчивость гибель приносит» (niaTeiq yap toi . ..ö^wq ка1 алгаиаг wXeaav avöpaq) (Тр., 372).
Недоверчивое отношение к женщинам у древнегреческих мужчин отражено в парадоксальной метафоре: «Верит поистине вору ночному, кто женщине верит!» (öq öe ушат nenoiOe, лелогб' б ye фп^т^агу) (Тр., 375). Спящий человек - символ безопасности но: «Псом заведись острозубым, да с кормом ему не ску-пися, - Спящего днем человека ты можешь тогда не бояться» (ка1 кша rapxapööovTa ra^e'tv, фeíöeo öltou, / поте а' гщероколод ауцр ало %р^а9' еХ^таг) (Тр., 604- 605). Все становится на свои места, если понять, кто отсыпается днем после ночных «трудов»: вор.
Есть у Гесиода и парадоксальное изречение, которое, возможно, уже в его время было пословицей: «Дурни не знают, что больше бывает, чем все половина» (vqnioi, oüöe 1ааа^ баш nXeov ^¡¡iou лаvтöq) (Тр., 40-41). Гесиод написал эту фразу, упрекая своего расточительного брата в неправедном дележе имущества, видимо, намекая на то, что хорошее хозяйствование небольшим имуществом дает больше, чем бесхозяйственность при большом богатстве. Питтак из Мити-лены (651-569 до н.э.), как и Гесиод, тоже считал, что «половина больше целого»(то ^¡¡iou той лavтöq nXeLov e^i).
В отличие от эпических поэтов у ранних древнегреческих лириков противоречия были естественной составляющей мира любовных чувств.
САПФО, поэтесса из Лесбоса (VII-VI вв. до н.э.) отражала в своих стихах противоречия эротических переживаний: «Даже если она убегает, скоро она сама будет догонять, и если отвергает дары, скоро будет предлагать их, и если не любит, скоро полюбит, даже против желания» (ка1 yap а1 фeйyel, TO%eroq öiw^ei, / а1 öe 0шра öe^T', аХХа öwoei, /а1 öe ф^£1, TO%eroq фlХ^аel /кюик ¿беХоюа) (Из гимна Афродите, 20-25). В переводе Вяч. Иванова: «Неотлучен станет беглец
недавний / Кто не принял дара, придет с дарами / Кто не любит ныне, полюбит вскоре - / И безответно». Сапфо сокрушалась, что «те, кому я отдаю так много, всего мне больше мук причиняют» (6тпуа< уар ей 9ёю ^е ^аХшта кíwovшl). Поэтому она всегда в сомнениях: «Я не знаю, как быть: у меня два решения» (варианты перевода: «две мысли, два сознания») (ойк 015 охи 9ёю 5йо^ата vо'q^ата). Но к нелюбимому человеку прилагается переносное значение местоимения «ничто» (т.е. «ничтожество»): мойи ^01 й^е< («Ты ничто для меня»).
Прибегает лесбосская поэтесса и к хиазму: «Кто прекрасен - по виду будет и хорошим, / Кто ж хорош -сам собой и прекрасным покажется» (о ^ёу уар каХо< 6aaоv í5nv лёХета1 [ауа9о<] о 5ё кауа9о< айнка кaí каХо< ёааетаг). А для описания ночи служит прием олицетворения: «И с черными глазами сон ночи» (оф9аХ^ок; 5ё цёХакд vйкто< аюро<). Перевод В. Вересаева не отражает этого явления: «Черной ночью глаза сон отягчает». Анимализация любви (Эроса) представлена в виде змеи: «Эрос вновь меня мучит истомчивый - / Горько-сладостный, необоримый змей» (ёро< 5аитё ^ о 56vе^/yХuкйпlкроv а^а%аvоv
орпетоу) (пер. В. Вересаева). В этом стихе противоречивость эротических чувств отражена в знаменитом оксюмороне yХuкйпlкроv («сладостно-горький»). Эти два чувства нераздельно слиты в одном. Подобным же образом жизнерадостный АНАКРЕОНТ (559-478 до н.э.), певец любви и вина, одним из первых поэтов выразил в сжатой дилемме метания влюбленного человека, которые в разных вариантах повторяли поэты разных народов в последующих веках: «Люблю и словно не люблю / и без ума и в разуме» (ераю те 5^9те к'ойк ераю // каí ^а^о^аг к'ойк ^агуо^аг). Ср. Катулловское «о& й ато» - "ненавижу и люблю".
Произведения раннегреческих эпических и лирических поэтов свидетельствуют о наличии в них уже достаточно развитого аппарата фиксации противоречий и создания их средствами языка. Их достижения
использовались и развивались последующими поэтами, прославившими древнегреческую литературу.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ганеев Б. Т. Противоречия в языке и речи. Уфа: изд-во БГПУ, 2004.
2. Гордезиани Р. В. Проблемы гомеровского эпоса. Тб.: изд-во Тбил. ун-та, 1978.
3. Зелинский Ф. Ф. Гомеровская психология. Пг.: изд-во АН, 1920.
4. Лосев А. Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: Фолио, 2000.
5. Лосев А. Ф. Гомер. М.: Учпедгиз, 1960.
6. Лурье С. Я. Демокрит. Тексты. Перевод. Исследования. Л.: Наука, 1970.
7. Сахарный Н. Л. Гомеровский эпос. М.: ХЛ, 1976.
8. Тренчени-Вальдапфель И. Гомер и Гесиод. М.: изд-во иностранной литературы, 1956.
9. Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. М.: Правда, 1990.
10. Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М.: Вост. лит. 1978. 2-е изд., доп. М., 2000.
11. Шталь И. В. Художественный мир гомеровского эпоса. М.: Наука, 1983.
12. Ярхо В. Н. Эпос. Ранняя лирика. Древнегреческая литература // Собрание трудов. М.: Лабиринт, 2001.
13. Cunliffe R. J. A lexicon of the homeric dialect. L., 1924.
14. Evelyn-White, Hugh Gerard (tr.). Hesiod, the Homeric hymns and Homerica. The Loeb Classical Library. London; NY: Heinemann; MacMillen, 1914.
15. Fowler, Robert, ed. The Cambridge Companion to Homer. Cambridge: Cambridge University Press, 2004.
16. Ford, Andrew Homer : the poetry of the past. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1992.
17. Graziosi, Barbara Inventing Homer: The Early Perception of Epic. Cambridge Classical Studies. Cambridge: Cambridge University Press, 2002.
18. Morris, Ian; Powell, Barry B., eds. A New Companion to Homer. Leiden: Brill., 1997.
19. Murray, Gilbert. The Rise of the Greek Epic (Galaxy Books ed.). New York: Oxford University Press, 1960.
20. Silk, Michael Homer: The Iliad. Cambridge: Cambridge University, 1987. Press.
Поступила в редакцию 30.11.2015 г.
LANGUAGE CONTRADICTIONS IN EARLY GREEK LITERATURE
© B. T. Ganeev
Bashkir State Pedagogical University 3a Oktyabrskoi Revolutsii St., 450000 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia.
Phone: +7 (347) 272 58 05.
Email: bulatg@ufanet.ru
The article is devoted to the study of the language of early ancient Greek poets (Homer, Hesiod, Sappho) from the point of view of expression of language and speech contradictions in their works. The research is based on the main dichotomy of language from the point of view of non-contradiction vs contradiction. The elements of any language belong either to the group of orthophony (noncontradiction, logicality) or to allophrony (contradiction, illogicality). The analysis reveals such stylistic allophronic elements as paradoxical epithets, metaphors, metonymy, personification, materialization, animalization and oxymorons. Paradoxical epithets of Homer, as a rule, are connected with color designation. Metaphors are comparatively not numerous. Generally they are traditional, standard metaphors close to epithets. Personifications look natural as Greek gods are the incarnations of natural phenomena. Pure contradictions are rather rare. In his poems there are usually incomplete contradictions not based on antitheses, exact opposites. Hesiod, another epic poet of Ancient Greece in addition to metaphors gives some pieces of paradoxical advice in the form of proverbs (e.g. a half is more than the whole). As for Sappho, she usually reflects the contradictions of her erotic experience in her poems where we can find, among others an oxymoron and a chiasmus. The works of early ancient Greek poets are evidence of the developed inventory of allophrony created and fixed with means of language.
Keywords: allophrony, language contradiction, speech contradiction, textual contradiction, paradox, oxymoron.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at bulletin_bsu@mail.ru if you need translation of the article.
REFERENCES
1. Ganeev B. T. Protivorechiya v yazyke i rechi [Contradictions in language and speech]. Ufa: izd-vo BGPU, 2004.
2. Gordeziani R. V. Problemy gomerovskogo eposa [Problems of the Homeric epics]. Tb.: izd-vo Tbil. un-ta, 1978.
3. Zelinskii F. F. Gomerovskaya psikhologiya [Homeric psychology]. Pg.: izd-vo AN, 1920.
4. Losev A. F. Istoriya antichnoi estetiki. Rannyaya klassika [History of ancient aesthetics. Early classics]. Moscow: OOO «Izdatel'stvo AST»; Khar'kov: Folio, 2000.
5. Losev A. F. Gomer [Homer]. Moscow: Uchpedgiz, 1960.
6. Lur'e S. Ya. Demokrit. Teksty. Perevod. Issledovaniya [Democritus. Texts. Translation. Studies]. Leningrad: Nauka, 1970.
7. Sakharnyi N. L. Gomerovskii epos [Homeric epics]. Moscow: KhL, 1976.
8. Trencheni-Val'dapfel' I. Gomer i Gesiod [Homer and Hesiod]. Moscow: izd-vo inostrannoi literatury, 1956.
9. Florenskii P. A. Stolp i utverzhdenie istiny [The pillar and ground of the truth]. Moscow: Pravda, 1990.
10. Freidenberg O. M. Mif i literatura drevnosti [Myth and literature of antiquity]. Moscow: Vost. lit. 1978. 2th ed., dop. Moscow, 2000.
11. Shtal' I. V. Khudozhestvennyi mir gomerovskogo eposa [The art world of the Homeric epics]. Moscow: Nauka, 1983.
12. Yarkho V. N. Epos. Rannyaya lirika. Drevnegrecheskaya literatura. Sobranie trudov. Moscow: Labirint, 2001.
13. Cunliffe R. J. A lexicon of the homeric dialect. Leningrad, 1924.
14. Evelyn-White, Hugh Gerard (tr.). Hesiod, the Homeric hymns and Homerica. The Loeb Classical Library. London; NY: Heinemann; MacMillen, 1914.
15. Fowler, Robert, ed. The Cambridge Companion to Homer. Cambridge: Cambridge University Press, 2004.
16. Ford, Andrew Homer : the poetry of the past. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1992.
17. Graziosi, Barbara Inventing Homer: The Early Perception of Epic. Cambridge Classical Studies. Cambridge: Cambridge University Press, 2002.
18. Morris, Ian; Powell, Barry B., eds. A New Companion to Homer. Leiden: Brill., 1997.
19. Murray, Gilbert. The Rise of the Greek Epic (Galaxy Books ed.). New York: Oxford University Press, 1960.
20. Silk, Michael Homer: The Iliad. Cambridge: Cambridge University, 1987. Press.
Received 30.11.2015.
