CC BY
297
УДК 882.08-7(470) «18» (045)
Н.Н. Гагарина
ЯЗЫКОВЫЕ ОСОБЕННОСТИ САТИРИЧЕСКОГО СТИЛЯ М.Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА
В статье обобщены языковые особенности сатирического стиля М.Е. Салтыкова-Щедрина.
Ключевые слова: эстетика сатиры, функция смеха, плоскость иносказания.
Понятия, свойственные языку как эстетической категории, не отменяют общих языковых понятий, а лишь наслаиваются на них, представляя в новом свете. Творческая индивидуальность писателя слагается из принципов отбора и организации речевых средств, выработанных Белинским, Герценом и Чернышевским - представителями революционнодемократической публицистики 60-х годов XIX столетия.
Их объединяет полемичность, которая реализуется речевыми средствами иронии, сарказма, сатиры, играющими существенную роль в формировании творческой концепции каждого из публицистов. Такая манера изложения предполагает и выбор форм репрезентации авторских взглядов читателю. Очень часто используется способ так называемой «интимизации» текста, т.е. такая организация речевых средств, в результате которой создается впечатление непринужденной беседы писателя с читателем [1, с.88].
Эта форма беседы, письма, размышления вслух нацеливает писателя на обращение к лексико-фразеологическому и грамматическому арсеналу разговорной речи. Идеологическая направленность (прежде всего обличительная) ведущих художественно-публицистических произведений предполагает оперирование книжно-терминологической лексикой. Процессы сближения книжной и разговорной языковой стихии в пределах одного жанра наблюдаются в 1870-е — 80-е годы и особенно четко прослеживаются в жанре художественно-публицистического очерка.
Основную массу среди новых лексических и лексико-семантических образований в этот период составляет лексика отвлеченно-книжная, а центральное место внутри этого словаря принадлежит лексике общественнополитической и публицистической, философской и эстетической [1, с.130]. Решающим фактором в изменениях эмоционально-экспрессивной окраски и функциональной закрепленности многих лексем оказываются социальные
коннотации. Стилистическая характеристика слова /.../ определяется не только традиционностью употребления: она формируется и изменяется «в сфере многочисленных общественно-социальных контекстов его употребления» [4, с.285]. Поэтому стремление к ясности изложения
сопровождается процессами усложнения и углубления семантики абстрактной лексики.
Язык писателя — отражение общенародного языка эпохи, но такое, в котором общие языковые средства отобраны и соединены индивидуально, сквозь призму мировоззрения автора, задачи, которые решает писатель. Изучение языка М.Е. Салтыкова-Щедрина, по мнению А. И. Ефимова, представляет особые трудности потому, что «в нем большое место занимает сатирическое разоблачение, пародийное воспроизведение речи враждебных народу социальных групп» [3, с.25].
Однако именно идеология обличения и разоблачения как основа творчества Щедрина помогает толкователю текста ориентироваться в сложном художественном мире — мире слов, «вывернутых наизнанку». Об этой системе не «настоящих, а подставных слов» сатирик говорит в очерке «Наша общественная жизнь»: «Не забудь, читатель, что я никогда не являлся перед тобой в своем натуральном виде, но всегда несколько искалеченным /.../» [3, с.24]. Писатель указывает также на то, что от читателя требуется особая «проницательность и догадливость» для понимания сатирического текста.
Вобрав в себя все достижения национальной культуры образного слова, язык Щедрина представляет собою многогранную систему средств художественно-сатирического обобщения. Сатира, вид комического, направлена на осмеяние идейного противника, который признается ничтожным и вызывает чувство презрения и негодования. Цель сатиры — убийственный смех. «Предпонимание» в осмыслении смешной ситуации предполагает наличие определенного социально-культурного опыта у читателя. Автор посредством смешного вводит читателя в круг своего миропонимания, привлекает на свою сторону, «делает своим союзником». Но Щедрину как представителю прогрессивного революционно-
демократического лагеря в эпоху жесточайшей реакции прямой контакт с читателем был противопоказан.
Вряд ли можно назвать другого писателя, который мог бы сравниться с Щедриным в искусстве преодоления препятствий цензуры с помощью виртуозно разработанной системы речевой конспирации, которую он сам называл «рабьей» манерой, или эзоповским языком. «С одной стороны появились аллегории, с другой — искусство понимать эти аллегории, искусство читать между строками» [3, с.436]. Иносказательная речь, по убеждению самого сатирика, имеет некоторое преимущество перед простой, бесфигурной: она более красочна, образна, а потому более действенна.
Средства её более популярны в массах, доходчивы, народны, ибо иносказания, как правило, типичны для традиций простонародной речи (вспомним русскую поговорку Русский мужик задним умом жив).
Так, у Д.С. Лихачева читаем: «Смысл древнерусских пародий заключается в том, чтобы разрушить значение и упорядоченность знаков, обессмыслить их, дать неожиданное и неупорядоченное значение, создать неупорядоченный мир, мир без системы, мир неполный, дурацкий, — и сделать это по всем статьям и с наибольшей полнотой» [5, с. 12]. Пред нами
— антимир, «изнанка мира», «мир перевернутый, реально невозможный, абсурдный» [5, с.15]. То, что было внутри, сокрыто от человеческого глаза, становится наружным, обнаженным. Таким образом воплощается в искусстве основная функция смеха — обнажать, обнаруживать правду, «раздевать реальность от пороков этикета, церемониальности, искусственного неравенства, от всей сложной знаковой системы данного общества» [5, с .16]. Обнажение уравнивает всех людей.
Более того, основной герой — дурак, умеющий говорить только правду, и ничего, кроме неё. Это нищий, обездоленный, голый дурак. Он говорит «голую», чистую правду. «Дурость — это обнажение ума от всех условностей, от всех форм привычек» [5, с .16]. Образно это выражалось в древнерусской смеховой культуре в виде вывороченной наизнанку одежды, надетой задом наперед шапки и т. п.
Самым важным оказывается тот факт, что «вывертыванию наизнанку» подвергаются «лучшие» общественные ценности, которые становятся объектом осмеяния: мир богатства и сытости, благочестивый мир. Нагота противопоставляется богатому убранству, излишеству, «одетости», т.е.
прикрытой правде — лжи. Цель искусства — раздеть, обнаружить правду, скинуть лживые покровы.
Таким образом, вектор смысловых ассоциаций сатирического слова Щедрина выстраивается на плоскости иносказания. Иносказательная речь рассчитана на активное, творческое восприятие языка, так как в её структуре происходит усложнение системы значений (целью которого, однако, нередко является упрощение значения — т.е. возврат к первоначальному, буквальному смыслу). Активизируются «побочные», переносные значения, которые потенциально заложены в словах, а другой ряд (прямое значение) «остается в виде параллели, создающей двусмысленность, подчеркивающей иронию иносказания» [3, с.440]. Читатель восстанавливает авторскую идею, скрытую за прямым планом содержания, путем воспроизведения творческих приемов писателя.
Цель лингвистического исследования художественного произведения
— анализ тех языковых средств, посредством которых выражается идейноэмоциональное содержание литературных произведений. Особое внимание лингвиста, изучающего сатирический текст, должно быть направлено на те
случаи, когда слово актуализирует свой собственный потенциал, внутренние возможности — становится активным творцом смешного. Иными словами, смешно, не то, что сказано, а то, как сказано, хотя это лишь две стороны одного целого.
Богатейшая в жанровом и тематическом отношениях революционнодемократическая сатира второй половины XIX века нуждалась в свежих и острых речевых средствах, отличных от официальных (официозных) литературно-художественных средств изображения действительности. Писать в «карамзинско-державинском роде» сатирик не имеет права — он обязан писать не только по-другому, но в диаметрально противоположной направленности, используя особый идейно-содержательный инструментарий языка.
Как уже отмечалось ранее, обогащение лексического состава в творчестве писателя идет путем образования новых слов, а также (в большей степени) — употребления общенародных слов в новом, необычном для них контексте, а следовательно, с новой семантикой. Оба пути четко прослеживаются в системе речетворчества Щедрина, причем второй путь телеологически обусловлен сатирическим планом содержания. Известно, что на лексико-семантическом уровне особенно существенна
взаимообусловленность идейно-художественного плана произведения и речевого его выражения [см.: 2]. Стилистический анализ и должен раскрывать идеологический план семантики слова, т.е. осуществлять синтез плана выражения и плана содержания.
Новаторство в области словоупотребления позволяло Щедрину значительно расширять и обогащать речевые средства сатиры, и подобного рода новообразования — семантические — связаны прежде всего именно с эзоповской манерой повествования, с иносказательностью речи сатирика.
Жанровая многоликость щедринского творчества остается выразителем различных ипостасей целостного текста благодаря единой идейно-обличительной направленности произведений, а значит, и посредством воплощения идеологии при помощи специфических изобразительных средств универсального художественного приема: трансформации значения слова до противоположного.
Этот прием в эстетике Щедрина связан с идеей порочного круга, когда практически любое слово с положительной (реже «нулевой») коннотацией в структуре сатирического текста обретает пейоративную окраску. Употребление слов-«оборотней» является средством нагнетания эмоций тоски и безысходности в основной тон произведения и создает трагедийную фактуру текста.
Однако сема положительной оценочности (первоначальная, буквальная) сохраняет позитивную целеустановку автора: оптимистический взгляд в будущее. Этот компонент слова придает тексту комическое
звучание. Синтез комического и трагического воплощается в драматической напряженности, внутренней полемичности текста. Воздействуя на читателя словом, писатель всегда оставляет адресату право выбора.
На фоне обычных значений возникают такие семантические сдвиги слова, которые обусловлены всей системой взглядов, жизненным и социально-политическим опытом писателя. Это совершенно осознанное и целенаправленное речетворчество облегчает процесс декодирования авторского замысла в заданном ключе. В этом кроется главная причина сотворческого прочтения текста, т.е. такого, когда адресат сознательно или непроизвольно воспроизводит речевые приемы автора. Гоголевски красочная образность, по-белински обличающая социально-политическую абсурдность бытия, рождает совершенно иную, новую творческую индивидуальность — сатирический гений Салтыкова-Щедрина, чьи секреты мастерства можно разгадывать столетиями.
Итак, эстетика сатиры несет в себе комическое целепологание: смех как созидающее начало жизни имманентно представлен в оболочке злого обличения. Однако эта оболочка-форма не только отождествляет смешное и абсурдное, но и выступает критикой — началом изменения в сторону антиабсурдного, реального, истинного по определению, а не действительного, существующего de facto. Смешное типизированное, а не смешное единичное, воплощенное в абсурде, смешное регулярное и продуктивное, ставшее нормой, обращается в свою антинорму: смешное как нормальное перестает быть смешным, а напротив, становится будничным, заурядным, привычным, неколоритным.
Привычка — образ жизни, доведенный до автоматизма, — отучает человека размышлять и действовать, лишает его творческого, созидательного начала. В 1880-х годах проблема классического реализма — правильного, доведенного до автоматизма, являет собою кризис целого направления: об этом часто говорил Л.Н. Толстой. Когда смешное становится привычкой, оно обозначается в «пустопорожнем слове». Развенчать пустые оболочки слов, вложив в них созидающие смыслы, — вот цель сатирика, сохраняющая единство приемов при разнообразии жанров и единство жанра при совокупности разнообразных внутрижанровых приемов.
Следует также вспомнить, что сатира — такой способ представления действительности, который характеризуется оформлением мысли в «низком» языковом материале. Теория классицизма традиционно закрепила языковые средства сатиры за «низкими» жанрами. Щедрин, мастер реалистического изображения действительности, аксиоматично «принимает» эту теорию и своим творчеством постулирует тезис: писать о низменных материях посредством низкого языка. Говоря о реализме, следует прежде всего иметь в виду не механическую смену литературных направлений, а появление нового вопреки старому, устаревшему, отслужившему. Новое содержание,
оформленное традиционными способами, развенчивает прежнюю литературно-языковую традицию.
Общественно-политическая обстановка в государстве Российском во второй половине XIX века не позволяет писателям выражать свои взгляды через прямое оценивание. Эмоционально-оценочное воздействие на читателя осуществляется через художественные выразительные средства, которые опосредованно (ассоциативно) воспроизводят и внушают обличительные идеи автора. «Смысловые наращения», коннотирующее начало
иносказательной манеры повествования, обусловливают образность и действенность авторской речи. Не случайно до сих пор мы по-щедрински мыслим сатирическую сущность многих слов и выражений: «высокие» по природе модели, взращенные на «низменной» (смеховой, народной) почве, получают новый генетический код.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бельчиков Ю.А. Русский литературный язык второй половины XIX века. М., 1974.
2. Борисова М.Б. О плане выражения и плане содержания как объектах стилистического анализа // Лексика. Терминология. Стили. Горький, 1977. Вып. 6.
3. Ефимов А.И. Язык сатиры М.Е. Салтыкова-Щедрина. М., 1953
4. Лексика русского литературного языка XIX - начала XX века. / Отв. редактор Филин Ф.П. М., 1981.
5. Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л., 1984.
Поступила в редакцию: 15.06.06
N.N. Gagarina
The language peculiarities of the idiostyle by Saltykov-Shedrin
Some language peculiarities of Saltykov-Shedrin’s idiostyle are presented in the article.
Г агарина Наталья Николаевна
ГОУВПО «Удмуртский государственный университет» (филиал в г.
Воткинске)
427433, Россия, г. Воткинск,
ул. Расковой, д. 1а тел. (34145) 4-25-33.
kultura 17 @mail. ru.
