93
теория языка
удК 81(091)
языковые контрасты в обыденном сознании и в научной лингвистике
В. Б. Кашкин
Воронежский государственный университет
Поступила в редакцию 5 июня 2011 г.
Аннотация: проводятся параллели между когнитивными моделями, в рамках которых обыденное сознание и научная лингвистика (в истории своего становления) концептуализируют различия между языками. Выявляются эпистемологические константы обыденной и научной картины языка.
Ключевые слова: сопоставление языков, наивная лингвистика, обыденное сознание, история языкознания.
Abstract: the paper reviews cognitive models that represent language differences in the history of linguistic science parallel to language users ’ beliefs. Major epistemological invariables pertinent to both spontaneous (everyday) and scientific concepts concerning language are specified.
Key words: languages in contrast, language users ’ beliefs, everyday cognition, history of linguistic science.
обыденные представления о языке и развитие лингвистической науки
Донаучные обобщения языков и культур, их сходств и различий, способов использования и изучения, преподавания иностранных языков и перевода появлялись задолго до формирования лингвистики как науки. Не перестают они существовать и в эпоху научной лингвистики, составляя основу обыденной философии языка и «наивных» представлений о языках, разделяемых, впрочем, большинством их пользователей.
Граница между наивным и научным взглядом на язык и языки не настолько четка, чтобы однозначно провести ее как в историческом, так и в современном планах. При размышлении о водоразделе между наивным и научным знанием о языке и языках возникает масса проблем и вопросов: Откуда, когда и для чего возникает научное знание? Есть ли общее между наивными и научными взглядами? Что происходит с донаучными представлениями после того, как в человеческом сообществе вырабатывается научный взгляд на язык? Лингвистические представления пользователя языка не привлекали серьезного внимания исследователей до последних десятилетий XX в., а их роль в языковом существовании социума и индивида, формировании лингвистики как науки остается до конца не выясненной.
Несомненно, что обыденное и научное знание в сфере языкознания и сопоставления языков многократно перекрещивались. Наивные взгляды послужи© Кашкин В. Б., 2011
ли основой для формирования первых прото-теоре-тических обобщений о языке и языках. Во многих древних цивилизациях существовали определенные религиозные либо философские представления о языке (a religious or philosophical awareness of language), представления о сверхъестественном происхождении и характере языка человека и т.п. [1, с. 1]. В современной ситуации наивные взгляды на язык не исчезают бесследно и не «заменяются» научными в повседневной практике пользователя языка. Они существуют параллельно с научными понятиями и теориями как в индивидуальном, так и в общественном познании. На это указывал и Л. С. Выготский: в развитии обыденных представлений мы «восходим от вещей к понятиям», а в освоении научных понятий мы спускаемся вниз, от понятий к вещам [2, с. 920]. Нельзя отрицать и того, что современные обыденные представления о языке находятся под обратным влиянием науки, хотя и большей частью «популярной».
Несмотря на кажущееся противостояние и расхождение в историческом развитии, обыденные представления о языке и научное языкознание в своей исторической динамике проявляют определенные сходства. В основном это касается так называемых эпистемологических констант, определенного повторения схем концептуализации языка. В биологии достаточно распространено представление о том, что онтогенез в определенной степени повторяет филогенез, т.е. развитие индивида отражает стадии развития вида (хотя не все разделяют эту концепцию). Металингвистическое развитие индивида, вероятно, соотносимо также со стадиями и схемами развития
представлений о языке и лингвистических теориях в социально «одобренном» знании.
Автор статьи опирается как на собственные результаты анализа обыденного дискурса о языке на материале анкет, интервью и блогов [3; 4], исследования по истории сопоставления языков [5], так и на результаты, полученные учениками и коллегами, работы которых посвящены метаязыковой рефлексии [6-8], рефлексии изучающих иностранные языки [9; 10] и метафорическим представлениям о переводе
[11-13].
Язык и языки в восприятии обыденного сознания
Метаязыковой дискурс (talking about talking) -когда предметом обсуждения становится сам язык, его использование и изучение, различия языков и культур - является частью метакогнитивной деятельности в целом (thinking about thinking). Метакогни-тивные исследования получили весьма широкое распространение в 80-90-е гг. ХХ в. после работ Дж. Флейвелла, предложившего само понятие мета-когниции: «...знание о собственных познавательных процессах и обо всем, что с ними связано, например, о тех свойствах информации или данных, которые значимы для обучения» [14, с. 232].
Одним из наиболее плодотворных направлений стало исследование метакогнитивных аспектов языковой деятельности, особенно в аспекте преподавания (naive/folk metalinguistics, Sprachbewufitheit, language awareness, everyday philosophy of language, personal theories/constructs of language/strategies of language learning, language learners ’ beliefs и т.п.). Представления и стратегии «наивных пользователей» за рубежом изучались в основном экспериментально (анкеты, интервью, методы психолингвистики, социолингвистики и дискурс-анализа). В отечественной традиции акцент вначале лежал на концептах языка, слова, речи в наивной картине мира, изучавшейся по текстам [15], но в дальнейшем стали появляться и исследования экспериментального характера [3; 6; 7]. В то же время выявленные в разных направлениях способы концептуализации языка в наивной картине мира оказываются вполне сопоставимыми. Наблюдаются также параллели и во взглядах на язык, свойственных современным наивным пользователям, с одной стороны, и во взглядах на язык общества на различных стадиях формирования научных представлений о языке - с другой.
Выявляются два типа представлений о языке: внутрикультурные и межкультурные мифологемы, по другим параметрам - когнитивные (прото-теории) и процессуальные (прото-технологии) [4]. Основной когнитивной мифологемой является реификация языковых единиц: слова и другие единицы языка
представляются так, как если бы они были материальными вещами. Это свойство человеческого познания «превращать» нематериальное в материальное называлось еще Г Башляром chosisme [16]. Наивное сознание связывает также напрямую вещь и языковой знак, предпочитая то, что в Древней Греции называлось фиоег в противовес 0éoei; ему свойствен контекстуальный детерминизм: ситуация и контекст механически предопределяют оформление высказывания; семантика реифицированного слова представляется так же, как набор вещественных элементов - значений.
Основным способом концептуализации в наивной металингвистике являются метафоры как первичный механизм познания через сравнение. Контекстуальное окружение вербального выражения концептов, связанных с языком и речью (слово, язык, говорить, перевод и т.п.), позволяет выявить способы концептуализации соответствующих явлений, их первичного восприятия и классификации их обыденным сознанием. основным элементом обыденной металингвистики следует признать концепт «слово», а основной мифологемой бытового восприятия языка - представление слова как дискретной материальной единицы, как вещи (реификация). Одним из следствий реификации слова (слово-кирпичик, песчинка и т.п.) является представление о языке как о мешке с кирпичиками-словами, т.е. представление о языке сводится исключительно к словарю, к сумме слов (язык
- это сбор слов; слова находятся в словарях). Следовательно, высказывание представляет собой цепочку кирпичиков, текст - стену из кирпичей и т.п. Слова и сообщения передаются как материальные вещи, «по трубопроводу», ср. conduit metaphor [17, с. 290; 18, с. 206].
Нельзя сказать, что обыденная философия языка примитивна, что она окрашена в черно-белые тона. Обыденная лингвистика при доминировании реифицирующей метафоры иногда признает также нематериальность слова, подвижность, нефиксиро-ванность значения (ср. Слово - не воробей, вылетит
- не поймаешь). Но чаще всего слово интерпретируется именно как материальная единица, его можно взять, дать, бросить и т.п. При этом оно тесно связано с телом, его производящим, выпускающим устные слова наружу (про-из-носить): He ... choked down the word; I’d never breathe a word. Особенно ярко вещественная интерпретация слова и языка, наивная онтология и топология языка наблюдаются в анкетах и сочинениях: Слова содержатся в легких с воздухом, при выдыхании они нередко могут вылететь самопроизвольно; визуально их можно наблюдать в различных словарях. Слова могут быть тяжелыми или легкими, каменными (спрятаться за стеной из слов), сладкими и горькими (итал. una parola amara) и т.п.
Стремление рассматривать язык как материальную сущность наблюдается и на заре научной лингвистики. Прото-теория фиоег приписывала определенные материальные свойства буквам, из которых состоят слова (жидкая, тягучая А и т.п.). Адаму также удавалось быть ближе к природе и принимать участие в сотворении мира путем именования объектов. Мечта о «совершенном состоянии языка» [19, с. 17-29], спор «об истинности имен» логически вытекали из основ прото-теории фиоег. Для Кратила в именах должна была содержаться истинность или правильность: «некое правильное имя врождено и эллинам и варварам, одно и то же у всех» [20, 383b].
В определенном смысле, миф о языке как об объективном материальном явлении или автономной системе таких явлений [21, с. 12-14] имплицитно действует и до конца ХХ в. Традиционная лингвистика, по мнению ряда исследователей, всегда абстрагировалась от реально наблюдаемых аспектов коммуникативного поведения человека (observable aspects of communicative behavior) и реифицировала эти аспекты, представляя деятельность как продукт, как вещественные единицы [22, с. 64]. Области физического и логического, таким образом, смешивались [23]. Но ведь даже считающийся основателем структурализма Ф. де Соссюр определял языковой знак как двустороннее психическое образование: une entité psychique à deux faces [24, с. 149]. Действительно, без интерпретатора (наблюдателя, познающего субъекта) любой знак теряет всякий смысл, материальность знака является вспомогательным его свойством, она иррелевантна для выполнения собственно знаковой функции.
Реифицирующая мифологема слова и языка вызывает в наивной лингвистической технологии представления о способах запоминания слов, подобных складированию. Реклама языковых курсов изобилует апелляциями к возможности запомнить много слов, подменяя понятие освоения языка механическим запоминанием: через пару месяцев Вы будете знать около 10 000 слов - как в том самом словаре, который Вы всегда хотели выучить наизусть. В истории лингвистических учений можно обнаружить параллель в виде прото-теории, приписываемой Цицерону, который сравнивал человеческую память с 'tabulae memoriae'’, восковыми табличками, на которых выдавливались буквы и слова. На сохранившихся рисунках того и более позднего времени реифициру-ющий характер этой метафоры очевиден.
В наивной лингвистической технологии перевод приравнивается к простой замене слов-вещей исходного языка словами-вещами языка целевого : Прежде чем перевести текст, я должен перевести слова. Таких примеров в результатах анкетирования и ин-
тервью более чем достаточно, не говоря уже о многочисленных случаях mistranslations, когда пословный перевод дает комический эффект. Есть также несколько «переводческих жалоб» на то, что заказчик отказывался оплачивать работу, поскольку в переводе было меньше/больше слов, чем в оригинале - текст перевода вопринимается как товар, состоящий из отдельных материальных частей.
Эпистемологические константы
Наивная и научная картины мира являются не столько антагонистами, сколько взаимодействующими соперниками и даже «сообщающимися сосудами». Эти две разновидности познания мира взаимно дополняют друг друга, служат основой одна для другой и могут фактически сменять одна другую на протяжении истории познания. Многие способы категоризации мира, вербализации знания, концептуализации предметов и явлений выявляют сходные схемы, паттерны в различных сферах познания (cognitive domains) - эпистемологические константы. Эти константы обнаруживаются в сферах истории, математики, физики, химии и др. [25; 26; 27, с. 3].
Одной из таких констант можно считать упомянутую выше реификацию нематериальных, абстрактных сущностей, представление их в качестве «единиц», «ментальных объектов» и т.п. Знание в этой метафоре представлено как набор или система материальных элементов, в виде «порций» или «кирпичиков». Знанию свойственны такие качества, как простота и определенность, оно приходит от авторитетного источника (simple, certain, handed down by authority) [28, с. 424]. В определенном смысле, это неизбежность того способа познания, которым привыкло пользоваться человечество: примирение континуальности мира и мышления, с одной стороны, и необходимости пользоваться относительно дискретными знаками - с другой.
Взаимоотношение слова и вещи, знака и предмета дает еще одну эпистемологическую константу, связанную с противопоставлением врожденного и приобретенного в биологии и психологии, природного и социального, nature и nurture, генотипа и фенотипа, объекта и познающего субъекта. Можно ли считать соответствующую оппозитивную пару фиоєї vs. 0єоєі научными теориями либо прото-теориями наивной лингвистики?
В ответах на анкету современные «наивные пользователи» так или иначе отмечали отсутствие произвола в связи слова и предмета, природную мотивированность словесного знака, natural connection belief [29, с. 19]. В родном языке слова «соответствуют определенным предметам». Родной язык, как правило, считается «более точным» в этом плане, значение слова в родном языке «правильно соответствует»
обозначаемому предмету. Иностранные слова кажутся «странными названиями обычных вещей», наивный пользователь не верит в истинность иностранных языков. Выводное и даже эмпирическое знание уступает место вере, представлению, мифу в обыденном сознании.
В дискурсе наивных пользователей о языке противоречивость этих двух принципов проявляется весьма ярко. С одной стороны, «Хоть горшком назови, только в печь не ставь» (арбитрарность), а с другой
- «У всего должно быть правильное имя» (природная мотивированность, в которую мифологизированный, магический человек верит все же чуть-чуть больше). В условиях языковых и культурных контрастов, в ситуации межкультурной коммуникации, когда наиболее ярко проявляется именно арбитрарность языкового и культурного знака, наивный пользователь чувствует покушение на незыблемость своей эпистемы: эти странные иностранные слова.
Возможно, противоречивость также следует признать эпистемологической константой для бытового и научного познания. Правда, в этом случае ее следует назвать диалектическим противоречием, антиномией либо взаимодополнительностью. Как справедливо отмечает Е. С. Улыбина, природа обыденного сознания позволяет различным взглядам и принципам мирно сосуществовать, образуя противоречивые сочетания [30, с. 86, 111], в чем отражается противоречивость самой природы языка, познания, а также возможность изменения позиции наблюдателя. Видимо, не зря Платон в известном диалоге относится к каждому из участников, представляющих две парадигмы, с некоторой долей иронии, «возвышаясь» над спором.
Еще одним примером конкуренции эпистемологических парадигм как в истории лингвистики, так и в истории наивных взглядов на различия языков может служить знаменитая оппозиция перевода: verbum e verbo в противовес sensum de sensu - переводить слова, форму (материальную?) или смысл, - сформулированная Цицероном и Св. Иеронимом. Хотя последний принцип признан предпочтительным, профессиональные технологии перевода в истории их развития все же балансировали между ними двумя (неприкосновенность формы священных текстов, необходимость перевода «значащей формы» в поэзии, в ироническом дискурсе, словесной игре и т.п.). Тем не менее в современной дидактике перевода «пословный» принцип считается непрофессиональным подходом, равно как и вера в существование некоего единственно «правильного» перевода. Это не помешало первым разработчикам машинного перевода прибегнуть именно к пословной передаче текста оригинала словами целевого языка (комичный результат известен, его можно наблюдать и в наши дни).
Для ситуации контраста культур и языков характерно проведение различий и границ, классифицирование, интенсивная металингвистическая деятельность (преподавание, перевод, сопоставление и т.п.). Сопоставление языков в научных теориях вторично, первейшей ареной сопоставления является сознание наивного пользователя, пересекающего межкультур-ную границу (купец, миссионер, студент, эмигрант и т.п.). В рамках наивной контрастивистики обыденное сознание также вырабатывает свои представления. Создаются мифы о языках, мифы о народах, стереотипы восприятия и взаимодействия с ними и т.п. Как для наивной, так и для научной картин языкового многообразия характерно взаимодействие и конкуренция двух основных принципов, которые можно было бы обозначить как монолингвизм и по-лилингвизм [5, с. 13-18].
Родной язык обычно представляется монолингвистически как «самый красивый, богатый или точный», что типично и даже необходимо для обыденных представлений (сохранение родного языка, защитная функция и другие факторы). В истории языкознания, тем не менее, встречается также выбор какого-то одного «главного» языка как языка-прародителя и тем самым основания для сравнения как своего рода эталона для сопоставления. Причины выбора в таком случае всегда имеют определенную аксиологическую (культурную, политическую, идеологическую и т.п.) подоплеку. Эталоном служил древнееврейский как язык Библии, omnium princeps etparens (Т. Библиан-дер), несмотря на явное несходство с европейскими, которые с ним сравнивались. Эталоном были греческий и особенно латинский языки в эпоху от Средневековья и до натурализма, когда считалось, что язык could conform to only one pattern «может соответствовать только одному строю» [1, с. 2]. Латинские грамматические термины, как и вся римская культура, во многом были «списаны» с греческого эталона, но затем стали исходной моделью описания для всей европейской лингвистики, ведь терминология связана с классификацией, а это уже и есть основа теоретического осмысления языка и языков. Стоит вспомнить критику Standard Average European, который, по мнению Б. Л. Уорфа, вплоть до середины ХХ столетия мешал европейским языковедам понять языки с иной структурной основой. Параллель противопоставлению моно-/полилингвизм паре монологизм/диало-гизм, а также последствия предпочтения монолинг-визма для сопоставления и преподавания языков проводит и Х. Дуфва [9, с. 109-124].
Несомненной эпистемологической константой являются и парадоксальные взаимосвязи между знанием и верой. Человек стремится к знаниям, но действует в соответствии с желаниями, понятиями, убеждениями, тем, во что он верит. Его повседнев-
ными действиями руководят персональные конструкты (personal constructs по Дж. Келли), даже если в образовательных учреждениях ему преподавалось общественно-признанное выводное знание [31, с. 10-12]. В каком-то смысле человеческая природа восстает против искусственного разделения на науку официальную и знания простого человека, «стихийную» диалектику (выражение Ф. Энгельса). Миф натурализует концепт, превращает историю в природу, «естественным путем продуцирует концепт» [32, с. 98-99]. Представления о языке для наивных пользователей являются предметом не столько рационального знания, сколько нерациональной, естественной, природной веры в устройство мира.
Общественное лицо (public image) языка получило название народной или наивной лингвистики, но пользователи языка, являющиеся при этом и его создателями, далеко не наивны в обыденном смысле этого слова. Разделение на «ученых» и «неученых» («лингвистов» и «нелингвистов»), вовсе не так трагично, как подсказывает русское слово «неуч», а связано всего лишь с процессами разделения труда в обществе.
Для теоретической лингвистики изучение обыденных представлений о языке может дать двойную пользу. С одной стороны, это объяснение того, каким образом зарождались и развивались представления о языке в человеческой эпистеме, как она сама развивалась при этом. А с другой стороны, прикладной аспект проблемы позволит дать наивным пользователям определенный уровень лингвистического просвещения, о чем еще два столетия назад мечтал
В. фон Гумбольдт [33].
ЛИТЕРАТУРА
1. Laihiala-Kankainen S. Reflecting the Past : Early Concepts of Language and Learning / S. Laihiala-Kankainen.
- Jyväskylä : Jyväskylän yliopistopaino, 1996. - 60 p.
2. Выготский Л. С. Психология развития человека / Л. С. Выготский. - М. : Смысл : Эксмо, 2006. -1136 с.
3. Кашкин В. Б. Бытовая философия языка и языковые контрасты / В. Б. Кашкин // Теоретическая и прикладная лингвистика. Воронеж : ВГТУ, 2002. - Вып. 3 : Аспекты метакоммуникативной деятельности. - С. 4-34.
4. Kashkin V. B. Chapter 9 : Metaliguistic Activity and Everyday Philosophy / V B. Kashkin // Language in Action : Vygotsky and Leontievian Legacy Today / еd. by R. Alanen, S. Pöyhönen. - Cambridge : CSP, 2007. - P. 179-202.
5. Кашкин В. Б. Языковые контрасты в истории лингвистики / В. Б. Кашкин. - Воронеж : Наука-Юни-пресс, 2011. - 242 с.
6. Обыденное метаязыковое сознание : онтологические и гносеологические аспекты / отв. ред. Н. Д. Голев.
- Кемерово ; Барнаул : Изд-во Алтайского ун-та, 2009.
7. Дебренн М. Французский язык в речевой практике русских : межъязыковая девиатология / М. Дебренн.
- Новосибирск : Новосиб. гос. ун-т, 2006. - 386 с.
8. Шилихина К. М. Роль контекста в интерпретации иронии / К. М. Шилихина // Вестник Воронежского государственного университета. Серия : Лингвистика и межкультурная коммуникация. - 2008. - № 2. - С. 10-15.
9. Dufva H. Languages as objects of learning: language learning as a case of multilingualism / H. Dufva, M. Suni, M. Aro & O.-P. Salo // Apples - Journal of Applied Language Studies. - 2011. - Vol. 5, № 1. - С. 109-124.
10. Beliefs about SLA : New Research Approaches / еd. P. Kalaja, A. M. F. Barcelos. - Dordrecht : Kluwer, 2003.
- 259 p.
11. Шаталов Д. Г. По образу и подобию : осмысление перевода религиозных текстов в России XVI-XVII вв. / Д. Г. Шаталов // Вестник Московского университета. Сер. 22, Теория перевода. - 2010. - № 4. -
С. 38-47.
12. Кашкин В. Б. Концептуализация перевода в обыденном сознании и научном представлении /
B. Б. Кашкин, Е. А. Княжева // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Лингвистика и меж-культурная коммуникация. - 2010. - № 1. - С. 136-141.
13. Кашкин В. Б. О метакоммуникации переводчика / В. Б. Кашкин, Д. И. Остапенко // Вопросы когнитивной лингвистики. - 2011. - № 2. - С. 73-76.
14. Flavell J. H. Metacognitive Aspects of Problem Solving / J. H. Flavell // The Nature of Intelligence / еd. Lauren B. Resnick. - Hillsdale, NJ : Lawrence Erlbaum, 1976. - C. 231-236.
15. Арутюнова Н. Д. Введение. Наивные размышления о наивной картине языка / Н. Д. Арутюнова // Язык о языке. - М. : Языки русской культуры, 2000. -
C. 7-22.
16. Bachelard G. The New Scientific Spirit / G. Bachelard. - Boston : Beacon Press, 1985. - 190 p.
17. ReddyM. J. The conduit metaphor : A case of frame conflict in our language about language / M. J. Reddy // Metaphor and Thought / еd. by Andrew Ortony. - Cambridge : CUP, 1993.
18. Lakoff G. Metaphors We Live By / G. Lakoff, M. Johnson. - Chicago : UCP, 1980.
19 Эко У. Поиски совершенного языка в европейской культуре / У Эко. - СПб. : Alexandria, 2007. -423 с.
20. Античные теории языка и стиля : антология текстов. - СПб. : Алетейя, 1996. - С. 40-64.
21. Harris R. After Epistemology / R. Harris. - Gam-lingay : Bright Pen, 2009. - 194 p.
22. Jones P. E. Chapter 4 : Language as Problem and Problematic in the Cultural-Historical and Activity Theory Tradition / P. E. Jones // Language in Action : Vygotsky and Leontievian Legacy Today / ed. by R. Alanen and
S. Poyhonen. - Cambridge : CSP, 2007. - P. 57-78.
23. Yngve V. From grammar to science : New Foundations for General Linguistics / V Yngve. - Philadelphia, PA : John Benjamins. 1996. - 350 p.
24. Saussure F. Cours de linguistique générale / F. Saussure. - Wiesbaden : Otto Harrassowitz, 1989. - 515 p.
25. Lave J. Cognition in Practice : Mind, Mathematics and Culture in Everyday Life / J. Lave. - New York : CUP. 1988. - 232 p.
26. Wenden A. Metacognitive knowledge and language learning / A. Wenden // Applied Linguistics. - 1998. - N° 19.
- P. 515-537.
27. Schraw G. Promoting General Metacognitive Awareness / G. Schraw // Metacognition in Learning and Instruction / еd. by H. J. Hartman. - Amsterdam : Kluwer, 2001. - P. 3-16.
28. Schommer M. Are epistemological beliefs similar across domain? / M. Schommer, K. Walker // Journal of Educational Psychology. - 1995. - № 87 (3). - P. 424-432.
Воронежский государственный университет
Кашкин В. Б., доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой теории перевода и межкуль-турной коммуникации
E-mail: [email protected]
Тел.: 8 (473) 220-87-45
29. Hudson R. Invitation to Linguistics / R. Hudson. -Oxford, UK ; Cambridge, USA : Wiley-Blackwell, 1993.
- 192 p.
30. УлыбинаЕ. В. Психология обыденного сознания / Е. В. Улыбина. - М. : Смысл, 2001. - 263 с.
31. Нгуен-Ксуан ан. Ментальные модели физических явлений, связанных с повседневной жизнью (на примере электричества) / ан Нгуен-Ксуан // Иностранная психология. - 1996. - № 6. - С. 7-13.
32. Barthes R. Oeuvres completes / ed. È. Marty. - Paris : Éditions du Seuil, 1993. - Vol. 1. - 1595 p.
33. Humboldt Wilhelm von. Über das Sprachstudium, oder Plan zu einer systematischen Encyclopädie aller Sprachen / Wilhelm von Humboldt // Ges. Schriften. -Berlin ; Köln : Preuss. Akad. der Wissenschaften, 1907. -Bd 7. - S. 593-608.
Voronezh State University
Kashkin V. B., Doctor of Philology, Professor, Head of the Department of Translation and Intercultural Communication
E-mail: [email protected]
Tel.: 8 (473) 220-87-45
