CC BY
76
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2019. № 5
Ю.И. Чугайнова*
ЯЗЫКОВЫЕ ИГРЫ: КАК РАЗВИВАЛОСЬ САМОЕ ВАЖНОЕ ПОНЯТИЕ ПОЗДНЕГО ВИТГЕНШТЕЙНА ОТ «ГОЛУБОЙ КНИГИ» ДО «О ДОСТОВЕРНОСТИ»
В данной статье рассматривается то, как изменялся термин «языковая игра» на протяжении работы Витгенштейна над текстом «Философских исследований», а затем применения этого термина в работе «О достоверности». Утверждается, что первоначально языковая игра вводилась для демонстрации примитивных форм языка и базовых употреблений тех или иных предложений. Лишь через некоторое время термин стал самодостаточным и обозначал коммуникативную структуру. Исследуется мнение интерпретаторов работ, написанных Витгенштейном в последние годы жизни, утверждающих, что у языковых игр имеется основание, а значит, Витгенштейн стал занимать фундаменталистскую позицию.
Ключевые слова: языковая игра, язык, значение, употребление, основание, фундаментализм, Витгенштейн.
Yu.I. C h u g a i n o v a. Language games: the way of evolving the most important concept of Wittgenstein from "The Blue Book" to "On Сеrtainty"
This article discusses how the term "language game" changed throughout Wittgenstein's work on the text of "Philosophical Investigation" before applying this term in the work "On Сеrtainty". It is approved that the original language game was introduced to demonstrate the primitive forms of the language and the basic uses of those or other sentences. Only after a while the term became self-sufficient and meant a communicative structure. The opinion of interpreters of works written by Wittgenstein in the last years of his life, claiming that language games have a foundation, and therefore Wittgenstein began to take a fundamentalist position, is explored.
Keywords: language game, language, meaning, use, basis, fundamentalism, Wittgenstein.
Сложно начать говорить о языковых играх, избежав упоминания того, что это один из ключевых, главных, основополагающих или базовых концептов поздней философии Людвига Витгенштейна.
* Чугайнова Юлия Игоревна — старший преподаватель кафедры философии языка и коммуникации философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова (119991, Ленинские горы, МГУ, учебно-научный корпус «Шуваловский», г. Москва, Россия), тел.: 8 (495) 939-50-52; e-mail: julia.chugainova@gmail.com
А тот факт, что нечто признается главным и ключевым, означает, что об этом нечто должно быть уже достаточно сказано и написано. Но тем не менее всегда есть нюансы, которые требуют прояснения. Также со временем могут вырабатываться различные подходы к трактовке всей философии того или иного автора, что будет менять интерпретацию и составляющих ее частей. Мы не ставим целью этой статьи обозреть все, что было сказано по поводу языковых игр, как не ставим своей целью обозреть абсолютно все, что сказал Людвиг Витгенштейн про языковые игры. Мы хотим проследить, как менялось понятие «языковые игры» от его первого упоминания в «Голубой» и «Коричневой» книгах через «Философские исследования» к «О достоверности», так как выборка именно из этих текстов является достаточно репрезентативной для нашего обзора. Мы должны проследить, как «языковая игра» вводилась в текстах Витгенштейна, и, следуя его теории значения, будем описывать, как употреблялся данный термин. Забегая вперед, следует сказать, что, с нашей точки зрения, языковые игры — это важный элемент философского метода позднего Витгенштейна, поэтому описание развития термина «языковая игра» будет описанием развития вит-генштейновского метода.
Понятие «языковая игра» не было дано Витгенштейном сразу в полном и завершенном виде. Согласно словарю понятий витген-штейновской философии Глока, термин «языковая игра» является расширением аналогии, которую Витгенштейн проводил между языком в целом и игрой [Н. &оск, 1996, р. 193]. Считается, что в «Философских исследованиях» понятие «языковая игра» приобретает более широкое значение, чем при первом его упоминании в «Голубой книге». Хотя и по этому поводу имеются разные точки зрения. Например, З.А. Сокулер считает, что «в самых поздних заметках Витгенштейна понятие языковой игры претерпело изменения по сравнению с "Философскими исследованиями". Теперь это уже не примитивные использования языка, не упрощенные модели, с которыми удобно сравнивать язык, но понятие, обозначающее неразрывное единство языка и человеческой деятельности. Понятие языковой игры расширяется и постепенно начинает заменяться у Витгенштейна понятием "формы жизни"» [З.А. Сокулер, 1994, с. 70]. Полной противоположностью приведенной позиции являются замечания Раша Риса о том, что уже в «Коричневой книге» понятие «языковая игра» очень сильно меняется и развивается по сравнению с идеями об языковой игре, изложенными в «Голубой книге» (подробнее см.: [Р. Рис, 2008, с. 17-18]).
Если мы обратимся к тексту «Голубой книги», то увидим, что в первую очередь «языковая игра» служила наименованием для мно-
жества примеров употребления различных языковых выражений, морфологическое описание которых призвано было проливать свет на философские проблемы. В некотором смысле они еще не были самодостаточным понятием или той самой аналогией с языком в целом, о которой пишет Глок. Они, скорее, выполняли роль моделей упрощенного, примитивного языка. «Изучение языковых игр — это изучение примитивных форм языка или примитивных языков» [Л. Витгенштейн, 2008а, с. 45]. Мы должны прояснить, что означает «примитивность» языка. Примитивным будет считаться язык, состоящий не из всего многообразия слов, но из группы слов, выполняющих одну-единственную функцию. Например, одна из часто описываемых Витгенштейном ситуаций — мастер и подмастерье. В их распоряжении слова, обозначающие только конкретные предметы, связанные с выполнением их профессиональных обязанностей: плита, кирпич, молоток и т.п. В дальнейшем такая примитивная игра может расширяться в результате прибавления слов с другими функциями: числительных, указательных местоимений, слов, обозначающих ментальные состояния и т.д. Описание примитивных игр помогает Витгенштейну выстроить критику остенсивного определения значения, потому что, по своей сути, такая теория постулирует примитивный язык, представленный в языковой игре мастера и его ученика. Задавать значение остенсивно удобно, когда речь идет о существительных, именующих конкретные предметы, на которые мы можем указать. Если такой подход распространяется на слова «время», «понимание», «мышление» и т.п., то это будет источником философских затруднений. Мы обращаемся со словами будто они ярлыки, висящие на объектах, но если слова «яблоко», «стол», «кирпич» обозначают конкретные, материальные предметы, то когда, например, речь идет о существительных, обозначающих ментальные состояния, мы не находим объекта, на который мы могли бы указать и сказать: «Вот это понимание».
Языковые игры, в свою очередь, будучи примитивными формами языка, хороши тем, что они лишены «ментального тумана», но при этом они не теряют связи с более сложными языковыми формами. Характеристика примитивности языковых игр остается и в «Философских исследованиях». Только здесь примитивность не означает неполноту языковых игр. Если в «Голубой книге» языковые игры — это упрощенный язык, то уже в «Коричневой книге» Витгенштейн переосмысляет их как «неполные части языка, но как языки, завершенные в себе, как целостные системы человеческого общения» [там же, с. 121]. Это означает, что языковые игры — это не просто примеры употребления языковых выражений, но коммуникативные системы, самодостаточные вне зависимости от того,
каким функциональным набором слов мы их ограничиваем. Таким образом, меняется и наполнение термина «примитивность». Если в «Голубой книге» примитивность можно понимать буквально, то в «Коричневой книге» и «Философских исследованиях» речь идет только о примитивности как ограниченности функционала используемых в языковой игре слов.
В силу того, что у Витгенштейна периода «Голубой книги», по сути, еще нет готового концепта «языковой игры», мы можем выявить неоднородность в использовании этого понятия. Раш Рис отмечает, что это связано с тем, что он «еще не видел ясно, в чем заключается вопрос о требованиях языка или понятности языка» [Р. Рис, 2008, с. 21]. Языковые игры призваны были показать, что мы должны отказаться от идеи общей формы языка, и поэтому языковые игры имели важное значение для противопоставления идеального и обыденного языка, а в противопоставлении обыденного языка идеальному Витгенштейн сталкивает ранний и поздний проекты своей философии. Если в «Логико-философском трактате» он стремился к идеальному языку, в котором все должно быть сказано ясно, то в «Философских исследованиях», наоборот, он показывает, что обыденный язык работает и без должных прояснений, которые предписываются строгим логическим анализом языковых конструкций. И языковые игры — это, по сути, фрагментированный обыденный язык, а не модель идеализированного обыденного языка, идеализация которого достигается через упрощение, или, если это сказать словами самого Витгенштейна, примитивность. Но в «Голубой книге» имеется фрагмент, где языковые игры косвенно представлены именно как идеальные языки. «Ошибочно говорить, что в философии мы рассматриваем идеальный язык как противоположный нашему обыденному языку. Ибо это создает впечатление, как будто мы считаем, что смогли бы улучшить обыденный язык. Но с обыденным языком все в порядке. Всегда, когда мы создаем "идеальные языки", это делается не для того, чтобы заменить ими наш обыденный язык, но только для того, чтобы устранить некоторую тревогу в сознании тех, кто полагает, что получил точное употребление общеизвестного слова. Именно поэтому наш метод должен не просто перечислять реальные употребления слов, но, скорее, преднамеренно изобретать новые, и некоторые из них из-за того, что они кажутся абсурдными» [Л. Витгенштейн, 2008а, с. 59]. На наш взгляд, в этом фрагменте Витгенштейн уподобляет «языковые игры» идеальным языкам, цель которых устранять путаницы, связанные в том числе и со специализированным философским употреблением слов. Но в дальнейших текстах Витгенштейна не удается найти подобных представлений
о языковых играх. Помимо проблематики идеальных языков в этом фрагменте затрагивается идея нового витгенштейновского метода. Под «нашим методом» имеется в виду метод языковых игр, что может свидетельствовать о том, что, хотя они были еще на стадии разработки, Витгенштейн уже мог рассматривать их как инструмент для анализа философских проблем.
С нашей точки зрения, языковые игры являются важным элементом философского метода позднего Витгенштейна. Именно с этой позиции Р. Рис в предисловии к первому английскому изданию «Голубой» и «Коричневой» книг дает оценку тому значению, которое приобретают языковые игры во всей поздней философии Витгенштейна. «Для Витгенштейна философия была методом исследования, но его концепция метода изменялась. Мы можем видеть это на примере того, как он использует, например, понятие "языковой игры". Некогда он ввел их, чтобы избавиться от идеи необходимой формы языка. По крайней мере, это было одно из значений, которое он им придавал, причем одно из самых ранних» [Р. Рис, 2008, с. 16]. Идеальный язык и общая и необходимая форма языка были важными составляющими раннего философского проекта Витгенштейна. Поэтому уже в период диктовки «Голубой книги» он вводит элемент, который должен сопротивляться всякому обобщению и который нельзя встроить в иерархию множества подобных элементов. Этими качествами и обладают языковые игры: как не может быть общей игры, так и не может быть иерархически более главной игры. Эта важная функция языковых игр сохраняется на протяжении работы над «Философскими исследованиями». Квинтэссенцией, выражающей осмысление Витгенштейном проблемы общей формы языка, можно назвать § 65 «Философских исследований». Собеседник Витгенштейна задает ему вопрос по поводу выявления общей формы языка. Витгенштейн отвечает: «Вместо того, чтобы выделить нечто общее, что мы называем языком, я говорю, что у этих явлений нет ничего общего, способного побудить нас употреблять для них одно и то же слово. — Однако они связаны друг с другом различными способами. И именно из-за этой связи, или этих связей, мы все их называем "языком"» [Л. Витгенштейн, 2011, с. 58]. После этого Витгенштейн вводит понятие «семейные сходства», которые мы выявляем через наши объекты сравнения — языковые игры. Таким образом, языковые игры должны работать не на то, чтобы выявлять общую форму языка, но на то, чтобы выявлять сходства и различия в употреблении языковых выражений.
Помимо классических интерпретаций языковых игр через призму проблем теории значения, общей формы языка, метода
философии, появляются толкования, обращающие внимание на педагогический бэкграунд Витгенштейна и на то, какое влияние этот бэкграунд оказал на появление тех или иных философских идей. Языковые игры — это не просто модели языка, но это модели, по которым дети осваивают язык. Такой подход немного иначе расставляет акценты в том же тексте «Философских исследований». Пожалуй, самой известной фразой «Исследований» можно назвать следующий фрагмент § 7: «"Языковой игрой" я буду называть также единое целое: язык и действия, с которыми он переплетен» [там же, с. 20]. Но при ином способе расстановки акцентов, в данном случае ориентированном на процесс обучения, обращают внимание сразу на блок из трех заметок § 5-7, где говорится о том, что «обучение языку является не объяснением, но тренировкой» и «весь процесс употребления слов в языке [можно представить] как одну из тех игр, посредством которых дети изучают родной язык» [там же]. Как нельзя лучше именно «педагогические примеры призваны показать то, что в иных случаях оказывается затуманенным» [M.A. Peters, 2018, p. 89]. Мы не будем подробно останавливаться на этом моменте, но лишь отметим, что за последние два года вышли два крупных сборника, посвященных исследованию педагогической работы Витгенштейна, а также констатации связи между его педагогикой и философией. В них выдвигается идея того, что необходимо признать преемственность его ранних и поздних педагогических практик, а также взаимосвязь между педагогикой и философией. Такая смена исследовательской оптики позволяет иначе обозревать философию Витгенштейна. Так как такой подход, с точки зрения исследователей, принявших участие в создании данных сборников, «заключается не в попытке сделать его ранние и поздние философские тексты более последовательными и когерентными, а в признании преемственности и развитии раннего и позднего метода обучения» [Б. Savickey, 2018, p. 78]. Иными словами, чтобы лучше понять философию Витгенштейна, мы должны учитывать его педагогическую практику, ведь она придает новое измерение его философии.
Последние написанные Витгенштейном заметки получили название «О достоверности». С точки зрения исследования того, чем являются языковые игры, «О достоверности» интересно тем, что там они выступают инструментом для анализа эпистемологических проблем. Рассуждения о том, что такое языковые игры, побочны, они проскальзывают в тексте как бы между прочим, но цель заметок, объединенных темой достоверности, иная. На материале текста «О достоверности» мы можем проследить, как нужно работать с языковыми играми, чтобы анализировать те или иные философские проблемы.
Описание того, как работают языковые игры в «О достоверности», выходит за рамки и поставленных в данной статье задач, и ее формата в целом. Мы могли бы констатировать, что изменений в понятии языковой игры уже не происходит. Но на данный момент существует новый подход к определению языковых игр. Часть исследователей считает, что отличительной чертой концепта языковых игр конца 1940-1951-х гг. является то, что у них появляется основание, а сам Витгенштейн придерживается фундаменталистской позиции. Именно такой вывод мы можем сделать, считает ряд исследователей, если обратим внимание на то, как много метафор, связанных с идеей фундамента или основания, использует Витгенштейн. «В более чем 10% текста Витгенштейн эксплицитно использует фундаменталистский аппарат —'Boden', 'Grund' и 'Fundament' — для того, что изобразить контраст между языковой игрой и тем, что лежит в ее основании, поддерживает ее» [A. Stroll, 2005, p. 34]. Такой подход позволяет выделить отдельный период философского творчества Витгенштейна — «третьего Витгенштейна» (The Third Wittgenstein, или "Post-Investigation work"), к которому относятся работы, написанные после 1946 г., наиболее крупной из которых является «О достоверности», а вместе с ней «Заметки о цвете», «Заметки по философии психологии», "Zettel" и др. Это достаточно новый подход к периодизации витгенштейновской философии, который активно стал развиваться примерно пятнадцать лет назад. Внесение изменений в привычную периодизацию связано с желанием исследователей обратить внимание на изменение взглядов Витгенштейна на ряд ключевых концептов своей философии, и в первую очередь это касается языковых игр.
На наш взгляд, появление «фундаменталистских» метафор связано прежде всего с эпистемологической тематикой «О достоверности». Работа, посвященная в общем классическим философским вопросам о познании, не может избежать обсуждения основания знания. Именно поэтому Витгенштейн так часто использует слова «основание» и «фундамент», но это еще не говорит о том, что сам концепт языковой игры терпит какие-то изменения.
Наш обзор достаточно краток для довольно обширной темы языковых игр и в силу этого концентрируется на двух аспектах. Во-первых, на примитивности языковых игр, на том, почему, даже будучи примитивными формами языка, языковые игры все равно являются полноценными коммуникативными системами. Во-вторых, на языковых играх как объектах, посредством которых Витгенштейн отказывается от идеи общей формы языка. Именно эти аспекты характеризуют не только языковые игры, но и философский метод позднего Витгенштейна.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Витгенштейн Л. О Достоверности // Философские работы. Ч. I. // М., 1994.
Витгенштейн Л. Голубая книга // Голубая и коричневая книги: предварительные материалы к «Философским исследованиям». Новосибирск, 2008a.
Витгенштейн Л. Коричневая книга // Голубая и коричневая книги: предварительные материалы к «Философским исследованиям». Новосибирск, 2008б.
Витгенштейн Л. Философские исследования. М., 2011.
Грязнов А.Ф. Язык и деятельность: Критический анализ витгенштей-нианства. М., 2009.
Рис Р. Предисловие к первому английскому изданию // Голубая и коричневая книги: предварительные материалы к «Философским исследованиям». Новосибирск, 2008. С. 15-23.
Сокулер З.А. Людвиг Витгенштейн и его место в философии XX века. Долгопрудный, 1994.
A companion to Wittgenstein on education: Pedagogical investigations / Ed. by M.A. Peters, J. Stickney. Springer. 2018.
Glock H-J. A Wittgenstein Dictionary: Wiley. Blackwell. 1996.
Peters M.A., Stickney J. Wittgenstein's education: 'A picture held us captive'. Springer. 2018.
Savickey B. Wittgenstein's philosophy: Viva Voce // A companion to Wittgenstein on education: Pedagogical investigations // Ed. by M.A. Peters, J. Stickney. Springer. 2018. P. 63-78.
Stroll A. Why on certainty matters // Readings Wittgenstein's on Certainty // Ed. by D. Moyal-Sharrock, W.H. Brenner. Palgrave Macmillan. 2005. P. 33-46.
