CC BY
382
энтропия. Энтропия и информация являются как бы двумя противоположностями, которые дополняют друг друга [Чумак, 2011, с. 38].
Эволюция языка такова, что идет по пути увеличения информации и совершенствования способов ее переработки. Адресант стремится к краткости и лаконизму, чтобы минимизировать свои усилия. В предельном случае адресанту хотелось бы передать сообщение одним словом. Адресат, напротив, чтобы наиболее легко понять сказанное, хотел бы, чтобы сообщение было максимально развернутым. Реальное сообщение всегда есть компромисс между требованиями говорящего и слушающего [Евин, 2008, с. 83]. По теории К. Шеннона цель коммуникации - максимум информации и минимум энтропии, т. е. минимум нашего незнания о системе. Так как мерой неопределенности является энтропия, то информация на данный момент вычисляется по формуле:
I = Н1 - Н2, где Н1 и Н2 - энтропии до и после испытаний. Это и есть Шенноновское определение количества информации [Чумак, 2011, с. 40]. С.Д. Хайтун связывает рост энтропии с процессами превращения и увеличения структурного разнообразия [Хайтун, 2001, с. 152166].
Два коммуниканта в определенной речевой ситуации осуществляют пространственновременное расщепление ядра, «непосредственной данности» просодемного пространства контингентно и объединяют единицы зоны нуклеации на другом уровне синтеза в речемыслительный элемент не только в пространстве параметров, но и на временной шкале. Комплексная, контингентно-просодическая детерминанта, как параметр порядка, регулирует весь процесс становления минимального дискурса.
Итак, согласно предлагаемому подходу, минимальный дискурс характеризуется минимумом субстанции и времени, а также при максимальной энтропии минимумом информации.
Библиографический список
1. Евин, И.А. Синергетика сознания [Текст] / И.А. Евин. - М.-Ижевск : Регулярная и хаотическая динамика, 2008. - 128 с.
2. Йокояма, О. Когнитивная модель дискурса и русский порядок слов [Текст] / О. Йокояма. - М. : Языки славянской культуры, 2005. - 424 с.
3. Киященко, Л.П. В поисках исчезающей предметности (очерки о синергетике языка) [Текст] Л.П. Киященко. - М. : Ин-т философии РАН, 2000. - 116 с.
4. Князева, Е.Н. Балансирование на краю хаоса как способ творческого обновления [Текст] / Е.Н. Князева // Синергетическая парадигма. Человек и общество в условиях нестабильности. - М. : Прогресс-Традиция, 2003. - 584 с.
5. Коваленко, Н.А. Системный подход к фразовой просодии слова [Тескт] / Н.А. Коваленко. - Красноярск : КГПУ им. В.П. Астафьева, 1998. - 120 с.
6. Коренберг, В.Б. Активность - протосознание - деятельность - сознание (обращение к проблеме общей теории деятельности) [Текст] / В.Б. Коренберг. - М. : КДУ 2011. - 216 с.
7. Курдюмов, С.П. Режимы с обострением. Эволюция идеи. Законы коэволюции сложных структур [Текст] / С.П. Курдюмов. - М. : Наука, 1998.
8. Малинецкий, Г.Г. Моделирование в социосинергетике. Нерешенные проблемы [Текст] / Г.Г. Ма-линецкий // Синергетическая парадигма. - М. : Прогресс-Традиция, 2009. - 688 с.
9. Сороко, Э.М. Золотые сечения, процессы самоорганизации и эволюции систем : Введение в общую теорию гармонии систем [Текст] / Э.М. Сороко. -М. : КомКнига, 2009. - 264 с.
10. Урсул, А.Д. Закон необходимого разнообразия и его философское значение [Текст] / А.Д. Урсул // Фи-лос. науки. - 1970. - № 4. - С. 62.
11. Хайтун, С.Д. Фундаментальная сущность эволюции [Текст] / С.Д. Хайтун // Вопросы философии. -2001. - № 2. - С. 152-166.
12. Чумак, О.В. Энтропии и фракталы в анализе данных [Текст] / О.В. Чумак. - М.-Ижевск : Регулярная и хаотическая динамика, 2011.- 164 с.
УДК 81 ‘42 ББК 81.00
Л.А. Козлова
ЯЗЫКОВЫЕ АНОМАЛИИ КАК сРЕДстВО РЕАЛИЗАЦИИ креативного потенциала языка и их функции в тексте
Статья посвящена исследованию сущности языковых аномалий на различных уровнях языка и уточнению их функций в художественном тексте. Языковые аномалии рассматриваются в аспекте иконичности между языковой формой и глубинным смыслом текста.
Ключевые слова: языковая аномалия; языковая игра; иконичность; идиостиль; авторская картина мира
L.A. Kozlova
language anomalies as a means of realization of language creative potential and their functions in the text
The article is devoted to the analysis of language anomalies on different levels of language and specification of their textual functions. Language anomalies are studied in the aspect of iconicity relations between the language form and the message of the text.
Key words: language anomaly; language play; iconicity; idiostyle; the author’s world view
В задачи данной статьи входит рассмотрение языковых аномалий как отступлений от канонического использования языковых средств, в котором находит свою реализацию креативный потенциал языка, и выявление функций, выполняемых языковыми аномалиями в художественном тексте. Поскольку языковые аномалии представляют собой феномен, при изучении которых пересекаются системоцентрическая и антропоцентрическая парадигмы, считаем необходимым предварить обсуждение сущности языковых аномалий и их функций вопросом о соотношении системоцентрического и антропоцентрического подходов к исследования языка.
Как показывает история, переход от одного столетия к другому, а тем более переход от одного тысячелетия к другому часто сопровождаются коренными изменениями в экономической, политической и культурной жизни людей, утверждением новых направлений в науке, культуре и искусстве. В лингвистической науке нового столетия становление новой парадигмы, когнитивной в своей основе, связано прежде всего в кардинальным поворотом от системоцентрической лингвистики к антропоцентрической лингвистике, в смещении фокуса исследований от «языка в человеке» к «человеку в языке» [Малинович, 2007, с. 12]. Все остальные парадигмальные черты современной лингвистики: экспансионизм, экспла-наторность и функционализм напрямую связаны с антропоцентризмом и являются следствием поворота лингвистики к феномену человека, к человеческому фактору и его роли в исследовании языка во всей совокупности его функций.
При этом следует особо подчеркнуть, что произошло именно смещение фокуса исследований, но не полное вытеснение системо-
центрического подхода. Есть все основания полагать, что наиболее значимые результаты в лингвистике достигаются не за счет полного отрицания и предания забвению опыта предшествующих парадигм, а за счет интеграции различных направлений, реализации принципа преемственности. Подчеркивая важность данного принципа в развитии лингвистической науки, В.В. Налимов пишет следующее: «точные и естественные науки, развиваясь во времени, растут как деревья: одни их ветви засыхают и опадают, другие разрастаются, и по мере того, как дерево растет, его нижние части врастают в землю - уходят в область истории. Языкознание развивается не так - это мозаика ярких цветов на обширном лугу, и этот луг оказывается волшебным: после появления новых цветов старые не вянут, не теряют своей яркости и свежести» [Налимов, 1974, с. 29]. Эту же мысль подчеркивает В.З. Де-мьянков, говоря о том, что в «науке нередок тот случай, когда в новой концепции слышны отголоски когда-то звучащих положений и проблем», и что «затронуло это dёja vu и ког-нитивизм» [Демьянков, 1994, с. 17].
считаем важным подчеркнуть, что мысль о необходимости поворота к человеческому фактору неоднократно звучала в работах представителей различных направлений структурной лингвистики, системоцентрической в своей основе. Так, Л. Ельмслев писал
о том, что язык является первичной и необходимой основой человеческого общества, он глубоко связан с человеческим разумом, что он не просто отражает явления жизни, а является «тем семенем, из которого они выросли» [Ельмслев, 1960, с. 264-265]. В.А Звегинцев, говоря о роли человеческого фактора в языке, писал: «Язык не существует вне человека. Изучать язык в отрыве от человека столь-
ко же оснований, сколько создавать независимо от человека медицину» [Звегинцев, 1996, с. 147].
Сама проблема языковых аномалий и ее изучение наглядно демонстрирует необходимость интеграции системоцентрического и антропоцентрического подходов к языку, их органическую взаимосвязь. Будучи отступлениями от канонического использования языка, языковые аномалии связаны с нормой, которая, в свою очередь, связана с системой языка: решение вопроса о соответствии того или иного употребления языковых единиц существующей норме предполагает знание системных закономерностей. На эту связь между нормой, т. е. соответствием системным закономерностям и отступлениям от нее, указывал Л.В. Щерба, когда писал: «Авторов, вовсе не отступающих от нормы, не существует -они были бы невыносимо скучны. Только когда чувство нормы воспитано у человека, тогда он начинает чувствовать всю прелесть обоснованных отступлений от нее у разных хороших писателей» [Щерба, 1939, с. 10]. Аномалии возникают в речи, связаны с употреблением языка и являются результатом лингвокреативной деятельности говорящего или пишущего, которая опирается на динамический потенциал, заложенный в системе языка.
Результатом поворота лингвистики к фактору человека, к рассмотрению языка как способности, к языку внутри нас (I-language) явилось усиление интереса исследователей к творческому началу в языке, которое рассматривается как способность языка как системы, образуемой конечным набором единиц и правил, обеспечивать человеку возможность строить бесконечное число высказываний, соединяя эти единицы самыми различными, порой необычными способами. таким образом, креативный потенциал, заложенный в языке, предоставляет нам возможность выражать тончайшие оттенки мысли, а также использовать язык творчески, максимально используя этот потенциал.
Как известно, всякая новая парадигма зачастую отвергает непосредственный опыт своих предшественников и совершает так называемый «прыжок к предкам» (ancestors hopping), т. е. к опыту более отдаленных во времени предшественников. Обращаясь к изучению креативного потенциала языка, к вопросам
лингвокреативного мышления, исследователи часто опираются на идеи В. фон Гумбольдта, который писал о том, что говорящий, наделенный даром языка, использует конечные средства бесконечным числом способов, подчеркивая тем самым огромный креативный потенциал, заложенный в языке, который находит свою актуализацию в речевой деятельности говорящего (цитируется по [Звегинцев, 1983, с. 181].
Как известно, вопросы соотношения нормы и отступлений от нее интересовали лингвистов на всем протяжении развития науки о языке и берут свое начало от античных споров об аномалии и аналогии, а результаты этих дискуссии нашли отражение в грамматиках языка, в которых наряду с правилами (аналогиями) нашли свое место и исключения из правил (аномалии). Однако позднее само понятие аномалии претерпело изменение и стало рассматриваться не просто как отступление от правил, а как фактор языкового развития и языкового творчества, поэтому особое внимание стало уделяться намеренным отступлениям от нормы, несущим определенную функциональную, прежде всего эстетическую нагрузку.
Именно поэтому изучение языковых аномалий в ХХ в. проводилось преимущественно на материале поэтической речи, а также так называемой поэтической прозы, т. е. прозы, испытывающей воздействие поэтической речи, в которой экспрессивная функция аномалий прослеживается наиболее четко. При этом примечателен тот факт, что языковые аномалии становятся объектом внимания не только языковедов, но и литературоведов. Их исследование в контексте литературоведении связано прежде всего с приемом остранения. Данный термин был введен В. Шкловским применительно к творчеству Л.Н. Толстого. Суть данного примем у Л.Н. Толстого, по мнению В. Шкловского, заключалась в необычном именовании или описании вещей и событий, к которым автор прибегает для того, чтобы подчеркнуть абсурдность какого-то случая, выпадающего из общего потока в целом осмысленной и гармонизированной действительности [Шкловский, 1925, с. 12]. Другими словами, необычность именования или описания событий отражает глубинный уровень восприятия и осмысления
событий, воспринимаемых как необычные или абсурдные. И если у Л.Н. Толстого приемы остранения носили фрагментарный характер, то в эстетике модернизма и постмодернизма, для которой характерно восприятие мира как всеобщего хаоса, дисгармонии, этот прием становится ведущим и находит свое проявление на всех уровнях вербализации смысла. В результате необычных сочетаний, столкновений языковых единиц и смыслов и рождаются языковые аномалии, направленные на то, чтобы привлечь внимание читателя, заставить его посмотреть на мир «остраненно» (отсюда и происхождение самого термина). Так, исследователи творчества А. Белого, А. Платонова, для которых языковые аномалии служили основным средством отражения в творческой форме дисгармонии окружающей действительности, убедительно показали функциональную нагрузку аномалий, состоящую в том, чтобы побудить читателя взглянуть на мир остраненно, заново и увидеть мир таким, каким видят его авторы (См., [Гажева, 2007; Кобозева, 1990]). Заслуга литературоведов, описывающих аномалии в терминах остране-ния, состоит прежде всего в том, что они попытались раскрыть сущность этого приема с позиций мировосприятия автора, показав тем самым изоморфизм между авторской картиной мира и языковыми средствами ее репрезентации.
Что касается рассмотрения языковых аномалий, особенно в англоязычной литературе по данной проблеме, то в значительной степени развитие теории аномалий в лингвистике ХХ в. связано с именем Н. Хомского и его разделением синтаксических структур на так называемые отмеченные и неотмеченные, т. е. грамматически правильные и неправильные (grammatical and ungrammatical). Но при этом выделялись также полуотмеченные структуры, т. е. различались степени грамматично-сти, хотя сами критерии разграничения отмеченных и полуотмеченных структур, как отмечает РР Николаевская, не всегда представлялись достаточно четкими [Николаевская, 1973, с. 293]. Будучи введенным в контексте порождающей грамматики, само понятие не-отмеченности и полуотмеченности, т. е. нарушение канона постепенно эволюционировала от грамматики к семантике и стилистике и стало пониматься как такое нарушение, кото-
рое получает новое осмысление в тексте художественного произведения и выступает как одно из образных средств, выполняющих экспрессивную функцию.
следует признать, что и сегодня понятие языковой аномалии и границы данного явления все еще не имеют однозначного понимания в лингвистике. Большинство лингвистов, говоря о языковых аномалиях, понимают при этом различные отступления от нормы на уровне формы, сочетаемости языковых единиц различных уровней, которые могут носить как непреднамеренный, так и преднамеренный характер. Особенное внимание при этом уделяется преднамеренным отступлениям от нормы, которые приводят к повышению информативной насыщенности содержания, т. е. привносят новые смыслы, повышают экспрессивность избранной языковой формы, становятся стилистическим приемом.
Вместе с тем сегодня в изучении аномалий прослеживается четкая тенденция к интеграции литературоведческого и лингвистического подходов к пониманию их сущности и функций, в чем находит свое проявление экспансионизм как одна из парадигмальных черт современной лингвистики, о которой писала Е.С. Кубрякова в своей программной работе о новой лингвистической парадигме [Кубряко-ва, 1995].
Более широкое понимание языковых аномалий включает в данное понятие не только девиации в области формы, но и «разного рода семантические, стилистические, нарративные и прагматические отклонения и девиации на фоне стандартного языка, которые функционально нагружены, т. е. являются средством выражения особой эстетической интенции автора и средством фиксации особой «картины мира художника» [Радбиль, 2006, с. 309].
Понятие языковой аномалии как отступления от канона на различных уровнях языковой системы, являющегося результатом реализации лингвокреативной деятельности говорящего, неизбежно приводит к его пересечению с понятием языковой игры, также связанной с лингвокреативной деятельностью говорящего, в которой реализуется, с одной стороны, потребность человека в игровой деятельности, в том числе в игре с языком, а, с другой, тот потенциал, который заложен в самой языковой системе. Именно системный потен-
циал языка, внутренне присущий языку динамизм дает основание рассматривать языковую игру как лингвосинергетическое явление [Пи-щальникова, 2000].
Принципиально соглашаясь с трактовкой языковой игры как явления синергетического в своей сути, мы в то же время не видим оснований для противопоставления креативности как способности говорящего индивида использовать язык творчески и динамичности как имманентном свойстве языковой системы, находящем свою актуализацию в языковой игре, как это делает В.А. Пищальнико-ва в своей работе. Напротив, мы полагаем, что эти два свойства тесно взаимосвязаны и взаимообусловлены: динамизм языковой системы обеспечивает возможность креативного использования языка говорящим, однако при отсутствии такой способности у говорящего этот потенциал языка оказывается не реализованным.
Несмотря на то, что данные понятия частично пересекаются, они все же не дублируют друг друга, различаясь как своими механизмами, так и своими функциями. Попробуем выявить эти различия.
Причиной частичного пересечения данных явлений служит тот факт, что оба явления связаны с отступлением от канона, от нормы. Однако в случае языковой аномалии эта связь носит облигаторный характер, она составляет сущность языковой аномалии, в случае же языковой игры основой для создания игрового эффекта могут служить не только аномалии, но и другие факторы. Так, в диссертации Е.Ф. Болдаревой языковая игра понимается как варьирование плана выражения и плана содержания языковых знаков вплоть до нарушения норм на разных уровнях языка с целью самовыражения, эмоционального воздействия на адресата и получения гедонистического эффекта [Болдырева, 2002]. Из этого определения следует, что нарушение нормы представляет собой лишь один из способов достижения игрового эффекта. Так, значительное число языковых игр основано на таких особенностях языка, как полисемия, омонимия и паро-нимия. Обыгрывание значений многозначного слова или значений омонимов не связано с нарушением нормы, т. е. не является языковой аномалией. Приведем пример языковых игр, основанных на полисемии или омонимии.
1) Then he had tried selling dry sherry. That did not answer: the sherry was a little too dry (O. Wilde). 2) Age is entirely the matter of mind over matter: if you don’t mind it doesn’t matter (текст поздравления с днем рождения на американской открытке, адресованный женщине, которой уже не двадцать лет).
В первом примере обыгрываются два значения прилагательного dry: 1 - free from sweetness; 2 - not producing hoped-for result, unfruitful (New Webster’s Dictionary of the English Language). Во втором примере языковая игра базируется на межчастеречной омонимии существительного matter - материя и глагола to matter - иметь значение, существительного mind - сознание и глагола to mind -возражать, а также на полисемии существительного matter, реализующего в первом случае значение «вопрос», а во втором - «материя».
Языковая игра может также базироваться на преднамеренной ложной этимологии. Примером языковых игр, основанных на данном приеме, может служить широкоизвестный «энтимологический словарь» Б.Ю. Нормана, в котором игровой характер трактовки значений слов основывается на ложной этимологии, частичном звуковом сходстве слов при их семантическом различии. Ср., например: нутрия - утроба; Обь - супружеская чета [Норман, 2006, с. 309-310].
Языковая игра может также основываться на оживлении, буквализации фразеологического словосочетания, что также не связано с отступлением от нормы. Подобные приемы широко используются в лимериках. Например:
There was a young man of Monrose
Who had pockets in none of his clothes.
When asked by his lass
Where he carries his brass,
He said: «Darling, I pay through the nose».
Языковая аномалия связана с отступлением от языковой нормы, нарушением канона, в случае же языковой игры обыгрываться может лишь смысл высказывания, в котором нет нарушения языковой нормы. Приведем пример такой игры. «John proposed to me yesterday». «Doesn’t he do it very nicely?» Приведенный диалог не содержит языковых аномалий, но вместе с тем он представляет собой пример языковой игры, в основе которой лежит обы-
грывание смыслов: обыгрывается грамматическое значение формы Present Indefinite, выражающей регулярное, постоянное выполняемое действие. Используя данную форму, говорящий имплицирует тот смысл, что Джон регулярно делает подобные предложения.
Далее, существенное различие между аномалией и языковой игрой состоит в том, что языковая игра всегда носит преднамеренный, целенаправленный характер. Даже в тех случаях, когда говорящий непреднамеренно создает игровой эффект (например, случайно рифмуя слова), подобные случаи могут восприниматься как игра слушающим на основе его собственных креативных способностей, которые в данном случае находят реализацию не в порождении, а в восприятии и интерпретации речи. Языковая аномалия, в отличие от языковой игры, может носить и непреднамеренный характер, а быть лишь следствием недостаточной языковой компетенции, не создавая при этом новых смыслов.
Поскольку в основе языковой игры лежат различный характер отношений между планом выражения и планом содержания, диапазон языковых игр как разновидностей ре-четворчества значительно шире, чем диапазон языковых аномалий. К языковым играм исследователи относят такие разновидности, как нонсенсы, пародии, парадоксы, каламбуры, шутки, анекдоты, интертекстуальные импликации и другие явления [Шаховский, 2008, с. 353].
Несмотря на то, что как языковая аномалия, так и языковая игра направлены на привлечение внимание своей необычностью, они все же различаются по своим функциям. Говоря о функциях языковой игры, исследователи называют такие функции, как экспрессивная, манипулятивная (особенно четко выявляемая в рекламных текстах) и карнавальная [Там же], т. е. игровая Основной функцией языковой игры, по мнению многих исследователей, как исследует и из самого термина, является игровая. Как отмечает Д. Кристал в своей книге, посвященной языковой игре и ее использованию в различных жанрах устной и письменной речи, если спросить: «Для чего люди играют с языком, расширяя и нарушая его нормы?», - ответ будет очень простым: «Ради удовольствия, веселья, шутки» (for fun) [Crystal, 1998, р. 1]. Обратим особое
внимание на семантическую емкость английского fun - это не только юмор и шутка, но также веселье и удовольствие, в данном случае - удовольствие от умения играть со словами, выступая при этом в качестве либо говорящего, либо слушающего. Данная функция языковой игры наиболее отчетливо выступает в широко известных языковых экспериментах Л. Кэрролла, Л. Петрушевской, Д. Хармса и других писателей.
Языковые аномалии могут участвовать в создании игрового эффекта, однако достижение игрового эффекта не является обязательной функцией языковых аномалий. Сравним два случая употребления аналогичных языковых аномалий. В отделе писем от читателей в газете Университета Северной Аризоны было напечатано письмо одной из читательниц, которая сообщила о том, как она, остро нуждаясь в деньгах, продала своей соседке на garage sail набор тарелок всего за 25 долларов, и лишь потом узнала, что она могла получить за них у антиквара гораздо большую сумму. Она подписала свое письмо следующим образом: Dishless Josephine from Mancos. Это необычное образование, хотя и построенное по аналогии с существующими в языке прилагательными с данным суффиксом, было замечено и подхвачено редактором колонки, который в своем ответном письме обращается к ней следующим образом «Dear Dishless», обыгрывая таким образом созданный ею окказионализм. А вот в другом примере героиня пишет об испытываемым ею одиночестве, используя подобное образование: «Cooperless go
I every lunchtime»(I. Murdoch). Контекст романа однозначно указывает на отсутствие здесь игрового эффекта. Напротив, окказионализм Cooperless (Cooper - это имя собственное), созданный по аналогии с существующими прилагательными типа penniless, fruitless и т. д., подчеркивает переживаемое героиней чувство одиночества, потери близкого ей человека.
Перейдем к рассмотрению основных функций языковых аномалий. Основной функцией языковых аномалий, как мы уже отмечали выше, является приращение смысла, привлечение внимание читателя не просто к необычной языковой форме, а выражение при помощи нее особого, необычного смысла. Можно полагать, что отступление от канона на фор-
мальном, языковом уровне иконически передает отступление от канонических форм, закрепившихся норм на более глубинном уровне, на уровне сознания автора или его персонажей. Именно такую функцию, как показали проведенные исследования, выполняет прием остранения в прозе А. Белого и А. Платонова, о чем мы уже говорили выше. Отступление от привычных языковых правил в прозе А. Платонова трактуется современными исследователями как иносказательный, единственно возможный для того времени способ передачи автором ощущения дисгармонии окружающего мира.
Подобный прием широко использовался Д.Г. Лоуренсом, писателем, который, как известно, затрагивал в своем творчестве темы, опережавшие свое время (что послужило запретом нескольких романов писателя). Герои Лоуренса - это личности, которые бросают вызов обществу, отказываясь жить по навязываемым им правилам. Его герои пытаются найти нестантартные решения, которые, хотя они и не санкционированы, но все же каким-то образом подсказываются самим обществом. Сам писатель, подобно своим героям, своим творчеством также пытался бросить вызов закрепившимся литературным канонам, что икони-чески находило отражение в регулярном использовании им отступлений от языковых канонов и становилось тем самым характерной особенностью его идиостиля. Уместно в этой связи вспомнить широко известное мнение М. Пруста, который определял стиль как трансформацию, которую авторская мысль накладывает на реальность (imposes on reality), подчеркивая тем самым изоморфизм между содержанием и формой, т. е. между авторской мыслью (картиной мира автора) и языковыми средствами ее воплощения. Так, например, опираясь на каноническое выражение to pull oneself together, Лоуренс использует неканоническую фразу «Birkin shut himself together», подчеркивая тем самым страх героя и вызванное им желание укрыться, уйти в себя.
Приводя этот и подобные примеры, исследователь Т. Паркс рассматривает данные языковые аномалии с точки зрения трудностей в переводе, которые они создают [Parks, 2000], но нас подобные примеры интересуют прежде всего с точки зрения их роли в передаче особого, скрытого смысла, авторской картины
мира, которая находит в них свое отражение. Авторское мировосприятие находит свое отражение и в поступках его персонажей. Так, в финале романа « Women in Love» его герой принимает решение уйти в Альпы и умереть там. Д.Г. Лоуренс сказал однажды, что он был близок к тому, чтобы пересечь Альпы и скрыться в Италии, но, спросив себя «Would that have been a way out?» - он ответил: «No, it would only have been a way in again», прибегнув, как мы видим, к сочетанию ‘a way in’, которое построено по аналогии с 'a way out’, но является неотмеченным. Данное сочетание, как нам представляется, выражает глубокий философский смысл, образуя своеобразную смысловую интертекстуальную перекличку с широко известной фразой С.Е. Леца: «Ну, допустим, пробьешь ты головой стену. И что ты будешь делать в соседней камере?».
Приведем еще пример языковой аномалии, находящей свое проявление в нестандартной сочетаемости слов и иконически связанной с доминантным смыслом текста. Герой романа Э. Хемингуэя «Farewell to Arms», впервые столкнувшийся со смертью на войне, так описывает свое восприятие убитого: «He looked very dead». Аномальное сочетание неградуи-руемого по своей семантике прилагательного с интенсификатором, своеобразный конфликт смыслов, как нам представляется, иконически отражает тот внутренний конфликт, неприятие смерти в молодом возрасте, которое испытывает главный герой при виде убитого. И этот внутренний конфликт в итоге приводит его к осознанию бессмысленности войны и принятию решения, которое нашло свое выражение во фразе, ставшей названием романа.
Именно в этой функции, в сопряжении языковых аномалий со смыслом, с авторской картиной мира и состоит, как нам представляется, основное различие между языковыми аномалиями и разнообразными формами языковой игры. В этой связи представляется вполне целесообразным и перспективным интеграция литературоведческих и языковедческих знаний в изучении сущности языковых аномалий и их функций в художественном тексте.
Библиографический список
1. Болдарева, Е.Ф. Игра как форма выражения эмоций [Текст] : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.19 / Е.Ф. Болдарева. - Волгоград, 2002. - 160 с.
2. Гажева, И. Языковые механизмы остранения в прозе Aндрея Белого [Текст] I И. Гажева II Jezyk. -Czloviek : Dyskurs. Szczecin, Universytet Szczecinski 2007. - С. 399-405.
3. Демьянков, В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода [Текст] I В.З. Демьянков II Вопросы языкознания. - 1994. -№4. - C. 17-33.
4. Ельмслев, Л. Пролегомены к теории языка [Текст] I Л. Ельмслев II Новое в лингвистике. - М. : Изд-во ин. лит., 19б0. - Вып.1. - С. 2б4-389.
5. Звегинцев, В.А. Язык и лингвистическая теория [Текст] I ВА. Звегинцев. - М. : МГУ, 1973. - 247 с.
6. Звегинцев, В.А. Мысли о лингвистике [Текст] I ВА. Звегинцев. - М. : МГУ, 199б. - 33б с.
7. Кобозева, И.М. Языковые аномалии в прозе A. Платонова [Текст] I И.М. Кобозева, Н.И. Лауфер II Логический анализ языка. Противоречивость и аномальность текста. - М. : Наука, 1990. - С. 125-130.
8. Кубрякова, Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века [Текст] I Е.С. Кубрякова II Язык и наука конца XX века. - М. : ИЯ РAН. 1995. - С. 144-238.
9. Малинович, Ю.М. Семиосфера внутреннего мира человека [Текст] I Ю.М. Малинович II Внутренний мир человека : семантические константы. - Иркутск : ИГЛУ, 2007. - C. 11-59.
10. Налимов, В.В. Вероятностная модель языка. О соотношении естественных и искусственных языков [Текст] I В.В. Налимов. - М. : Наука, 1979. - 304 c.
11. Николаевская, P.P. К вопросу о градации «грамма-тичности» [Текст] I Р.Р. Николаевская II Сборник научных трудов МГПИИЯ им. М. Тореза. - Вып. 73. - М. : МГПИИЯ им. М. Тореза, 1973. - С. 55-бб.
12. Норман, Б.Ю. Игра на гранях языка [Текст] I Б.Ю. Норман. - М. : Флинта, Наука, 200б. - 344 c.
13. Пищальникова, В.А. Языковая игра как лингвосинергетическое явление [Текст] I ВА. Пищальникова II Языковое бытие человека и этноса : психолингвистический и когнитивный аспекты : сб. статей. - Вып. II. - Барнаул : AлгГУ 2000. - С.105-11б.
14. Радбиль, Т.Б. Концепт ИГРЫ в аномальном художественном дискурсе [Текст] I Т.Б. Радбиль II Логический анализ языка. Концептуальные поля игры. -М. : Индрик, 200б. - С. 308-31б.
15. Шаховский, В.И. Лингвистическая теория эмоций [Текст] : монография I В.И. Шаховский. - М. : Гно-зис, 2008. - 41б c.
16. Щерба, Л.В. Спорные вопросы русской грамматики [Текст] I Л.В. Щерба II Русский язык в школе. -1939. - №1. - С. 10-21.
17. Crystal, D. Language Play [Text] I D. Crystal. - Lnd. : Penguin Books, 1998. - 249 p.
18. Parks, T. Perils of Translation [Text] I T. Parks II The New York Review, January 20, 2000. - Р. 53-54.
УДК 800
ББК 7458
Г.М. Костюшкина
в поиках системообразующего МЕХАНИЗМА В ЯЗЫКЕ
В данной статье рассматриваются понятия систематики и системообразующего механизма в языке, речи и речевой деятельности, без которого не обходятся исследования языковых явлений, категорий и целых систем.
Ключевые слова: системообразующий механизм; система; ситематика; язык; речь; речевая деятельность; дискурс; концептуализация; категоризация
G.M. Kostyushkina RESEARCH OF SYSTEMIC MECHANISM IN LANGuAGE
This article deals with the research of systemic mechanism on the basis of modeling different language systems. The systemic mechanism is confined to the triad «langue /parole / langage». Language investigations are bound to this mechanism.
Key words: systemic mechanism; system; systematics; language; language activity; discourse; conceptualization; categorization
Вестник ИГЛУ, 2012
© Костюшкина Г.М., 2012
