CC BY
57
УДК 81-11
Новиков Михаил Васильевич
доктор исторических наук, профессор Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского
novikov_s@yspu.org
Перфилова Татьяна Борисовна
доктор исторических наук, профессор Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского
byzenka@yandex.ru
ЯЗЫКОВЕДЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА -КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ОСНОВА АНТРОПОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ РАННЕГО БУСЛАЕВА*
В статье рассматривается революционное для российского языкознания значение труда Ф.И. Буслаева «О преподавании отечественного языка». Двадцатишестилетний автор, досконально изучивший работы передовых европейских, и прежде всего германских, авторов в области языкознания, заявил о том, что слово - это не просто сочетание звуков, не только знак, передающий понятие, а «художественное старинное произведение», в котором можно увидеть «первоначальные представления, живой образ», сохраненные «в языке простонародья». Рассматривая язык также и как важнейший источник исторической информации, Буслаев предложил изучать его тремя методами - сравнительным, историческим и философским, объясняя, что сравнительный и исторический методы служат «материальной основой для философии языкознания». Подчеркивается, что в ходе дальнейшей работы Ф.И. Буслаев пришел к выводу о том, что исторический метод «есть уже вместе и сравнительный, ибо предполагает сравнение форм языка в различных периодах времени, а сравнительный - вместе исторический, ибо сравнивает языки различных времен».
Ключевые слова: язык, сравнительно-историческое языкознание, слово, сравнительный и исторический методы, историческая грамматика русского языка, классики немецкого языкознания, картина мира индоевропейских народов.
Научная карьера Ф.И. Буслаева началась спустя шесть лет после завершения обучения в Императорском Московском университете, когда в 1844 г. он, учитель 3-й Московской реальной гимназии, опубликовал свой первый крупный труд «О преподавании отечественного языка». По мнению современных специалистов, первая работа Ф.И. Буслаева в значительной степени повлияла на развитие русского исторического языкознания, так как автору удалось рассмотреть историю родного языка в неразрывной связи с историей русской культуры и народной поэзии.
Своей книгой учебно-методического характера «О преподавании отечественного языка» [5] Ф.И. Буслаев буквально ворвался в российскую филологическую науку, заявив о себе как о педагоге-новаторе, имевшем твёрдые намерения реформировать устаревшее, оторванное от передовой науки и возрастных потребностей гимназистов догматическое изучение русского языка. «Хотя опровергаю все педагогические начала, которым не следую, - смело заявлял он о своих намерениях в "Предисловии", - однако вовсе не с той дерзкой мыслью, чтобы решительно их уничтожить, а единственно, чтобы показать вредные их крайности и разительно выставить основания, по коим бы я всегда желал действовать в гимназии» [5, с. 25].
Отвергая абстрактные логико-грамматические установки и априорные обобщения автора самых популярных в России грамматик Н.И. Греча, а также критикуя другие школьные пособия и от-
сталую систему преподавания русского языка [10, с. 12, 13], Ф.И. Буслаев выступал пропагандистом учения Я. Гримма, так как «почитал его начала самыми основательными и самыми плодотворными и для науки, и для жизни» [5, с. 26].
Смелость, решительность, напор в отстаивании своих «сознательных убеждений» [5, с. 25] выдавали в совсем ещё юном двадцатишестилетнем авторе человека незаурядного таланта - гения, в оценке современников [3, с. 482], который был готов продолжить свою учительскую карьеру только после основательного уразумения теоретических основ и актуальных дидактических приёмов овладения языком, релевантных абсолютно новому для отечественной науки сравнительно-исторического методу.
В двух очень больших по объёму частях своего труда (первая часть имела 335 страниц, вторая -375) Ф.И. Буслаев, рекламируя передовые европейские принципы, научно обосновывает задачи, методы и приёмы обучения русскому языку в гимназиях, причём делает это так «умело и дидактически тонко», с такой силой убеждений и доводов, что даже спустя полвека после опубликования этого сочинения опровергать их решались немногие, да и сам подбор контраргументов представлял для оппонентов «значительные трудности» [3, с. 482, 483].
Первая часть книги «О преподавании отечественного языка» содержала изложение представления Ф.И. Буслаева о сущности школьной дидактики, знакомила читателей с разнообразными методами обучения родному языку, выработан-
* Работа выполнена по государственному заданию Минобрнауки России.
© Новиков М.В., Перфилова Т.Б., 2016
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 3, 2016
15
ными в Германии и других европейских странах, вводила в мир научно-лингвистических и педагогических интересов автора. Во второй части содержался основательно подобранный теоретический и фактический материал по философским и историческим аспектам языкознания, который проецировался в плоскость рекомендаций по изучению истории русского языка и стилистики.
Для молодого учёного, отметим это в первую очередь, все наблюдения за языком начинались с досконального - фонетического и морфологического - разбора слова, так как в этом пристальном, пристрастном интересе к букве заключался, по его мнению, секрет философии языка. Теоретический аспект языкознания, или философия языка1, в освещении Ф.И. Буслаева, «укореняется на изучении буквы», поэтому, уверял он, «кто с надлежащей точки зрения смотрит на букву, тот понимает язык во всей осязаемости его, изобразительности и жизненной полноте» [5, с. 26].
Слово было для него не просто сочетанием звуков, имевших свою историю, и не только знаком, передававшим понятие. В его эстетизированном сознании слово превращалось «в художественное старинное произведение», в котором он, как ему казалось, мог увидеть «первоначальное представление, живой образ», по-прежнему сохранённый «в языке простонародья». Стремясь узнать о слове максимум информации, он «как учёный филолог исследует слово, как художник любуется им, как историк культуры выдвигает перед нами картину прожитых периодов жизни... Современный язык представляется (ему. - М. Н., Т. П.) богатым наследием прошедших поколений, маститым зданием, сооружавшимся тысячелетиями. Учёный мысленно восстанавливает процесс сооружения, указывая, откуда произошёл самый материал для здания, к каким периодам прошедшего принадлежат отдельные камни (то есть слова) и как происходила их обработка» [9, с. 22].
Подобным отношением к языку как сокровищнице информации незапамятных времён Ф.И. Буслаев проникся в результате скрупулёзного знакомства с «современными блистательными успехами филологии и лингвистики», которыми особенно славилась немецкая наука [5, с. 26]. На протяжении всего процесса исследования родного языка Ф.И. Буслаев ссылается на выводы К.Ф. Бекке-ра - создателя лучшей, в его оценке, философской грамматики, Я. Гримма - основоположника исторической грамматики, В. Гумбольдта, разработавшего начала «психологической грамматики», Ф. Боппа - теоретика сравнительного изучения индоевропейских языков [5, с. 65, 193 и др.].
Тщательно следуя за ходом научно-теоретического мышления и методологическими стратегиями этих известнейших в то время учёных, Ф.И. Буслаев оправдывал имевшиеся в его труде
заимствования тем соображением, что «в деле общем и общественном, каково есть обучение юношества, оригинальным быть не следует». Он был уверен в том, что его «не осудят в компиляции, ибо заметят, что позади чужих мнений» он всё же старался «ставить собственную критику».
Проверяя свои собственные наблюдения за языковыми явлениями «судом опытных педагогов», то есть великих учёных, благодаря которым сформировались его собственные теоретико-методологические взгляды на предмет изучения, Ф.И. Буслаев стремился достичь высокой, в его понимании, цели: «показать современное воззрение» на «философию языка», возвестить об успехах «сравнительной философии» и «исторической лингвистики» и применить это твёрдое научное основание к изучению русского языка на средней ступени образования юношества [5, с. 25, 26].
Областью повышенного интереса молодого учителя стала историческая грамматика русского языка, разработка которой ещё полностью отсутствовала в России, хотя парадигма отношения к языку как «краеугольному камню не только истории, но и правоведения и мифологии» сложилась в Германии уже в начале XIX в. благодаря «копотливым» исследованиям Я. Гримма [5, с. 193, 196].
Информируя своих коллег - преподавателей русского языка, главных адресатов его научно-методических штудий о новейшем состоянии «науки о языке», Ф.И. Буслаев сообщает о настоящем перевороте в языкознании, совершившемся благодаря применению в этой области знания сравнительно-исторического метода и философских принципов. «Одни филологи, - сообщает он, - исследуют вдруг по нескольку языков, древних и новых, азиатских и европейских, и сравнивают их между собой; другие берут какой-либо один язык, проходят его по всем наречиям и последовательно ведут его историю от самых древних памятников его литературы до позднейших времён; третьи подводят все частные видоизменения грамматических форм к общим философским законам». Назвав первый способ изучения языков сравнительным, второй - историческим, третий - философским, автор с уверенностью констатировал, что они «взаимными силами подкрепляют друг друга», так как первые два служат «материальной основой» для философии языкознания, которая «освещает идею и совокупляет стройным единством многоразличные и разрозненные факты изучения исторического и сравнительного». Следовательно, философствование (теоретизирование) в области языка возможно только на основе эмпирической базы: «без сравнительного и исторического запасу (философия языка. - М. Н., Т. П.) весьма шатка и несостоятельна» [5, с. 192, 193].
Следуя этим трём направлениям изучения родного языка, Ф.И. Буслаев подробно характеризует
материалы исследования - ту область эмпирии, которая для него стала отправным звеном для применения новейших исследовательских процедур и теоретических обобщений. К «драгоценнейшим памятникам старины» он отнёс летописи (Киевскую, Волынскую, Псковскую, «Нестерову по Лаврентьевскому списку» и др.), старейшие из известных литературных и юридических текстов Древней Руси (например, «Слово о полку Игоре-ве», «Русскую правду»), тексты Евангелий (к примеру, Остромирово, от Иоанна), сборники народных песен, сказок и стихов из собрания Кирша Данилова, произведения народной словесности, рукописи и достопримечательности западных и восточных славян, опубликованные К. Калайдовичем и Ф. Шафариком. Все эти рукописные и печатные материалы, выбранные им в «необозримом количестве» произведений «народной поэзии», позволили Ф.И. Буслаеву составить «историческую основу русского языковедения», которую он затем, «держась методы Гриммовой» [5, с. 196], попытался преломить в историю и культуру древнерусского народа - дерзнул «заглянуть в доисторические времена Руси при посредстве нового орудия - языка» [3, с. 482].
Содержание второй части книги Ф.И. Буслаева подтверждало вывод «совершеннейшего лингвиста» Я. Гримма [5, с. 29] о неисчерпаемом информативно-смысловом богатстве слова, которое следует использовать и для изучения «мыслительности народной», и для реконструкции «всего быта, нравов и поверий. истории народа» [5, с. 340].
Эта идея оказалась особенно привлекательной для автора книги «О преподавании отечественного языка»; её он эксплуатирует с большим размахом, подтверждает истинность на многочисленных примерах из повседневной жизни русского народа, славянских и германских племён, праин-доевропейцев. Самостоятельно собранные и систематизированные языковые сведения о картине мира русского народа в древнейший период его истории [5, с. 241-252, 273-281, 307-336] дополняются историко-культурными данными из жизни славянских, германских, индийских племён на заре их существования и при создании ранних цивилизаций. Эту очень важную и необходимую для осуществления сравнительно-исторических операций информацию он привлёк из монографий своих влиятельных кумиров. Не оставляя без внимания ни одну из сколько-нибудь важных сфер жизнедеятельности славян и их далёких предков и соседей (земледельческий и военный быт, строительство, средства передвижения), реконструируя их семейные, юридические «учреждения», общественно-политические отношения, Ф.И. Буслаев стремился прежде всего проникнуть в глубины сознания своих соотечественников и родственных им народов, поэтому он терпеливо пытался понять их мысли
о «мире», представления о пространстве и времени, чувства, возникавшие при «языческом взгляде на природу физическую и духовную», отношение к телу, болезням, смерти. Эти и другие сведения о природном и социальном универсуме продолжают будоражить умы и современных исследователей, заинтересованных, как и Ф.И. Буслаев, в том, чтобы найти ключ к познанию духовного мира человека архаических и древних обществ.
Тщательно собранная, систематизированная и рубрицированная информация составила авторский «банк данных», который, постоянно увеличиваясь в объёме по мере обнаружения Ф.И. Буслаевым новых рукописей, изучения не известных прежде фольклорных и ранних литературных произведений русской и европейской культуры, давал ему возможность в течение многих десятилетий черпать сведения из этой бездонной копилки, сообщая им новую концептуальную оснастку и пара-дигмальную основу.
С именем Ф.И. Буслаева, первым приступившим к изучению «языкового мировидения» в нашей стране, связаны многие научные истины, которые, став сегодня хрестоматийными, в начале 40-х гг. XIX в. воспринимались как выдающиеся достижения гуманитаристики. Путёвку в жизнь им дала книга «О преподавании отечественного языка». Благодаря талантливому учителю гимназии в России узнали, что «в языке выражается вся жизнь народа... Речь, нами употребляемая, есть плод тысячелетнего исторического движения и множества переворотов. язык, многие века применяясь к самым разнообразным потребностям, доходит к нам сокровищницей всей прошедшей жизни нашей. [5, с. 270, 271] Изучение старинного нашего языка роднит нас с нашими предками [5, с. 356], со всеми сокровищами нашей старины. [5, с. 372] Самым нижним, во глубине лежащим слоем языка надобно признать первобытный, роднящий нас с языками индоевропейскими, и мифологический, языческий» [5, с. 270].
Резонанс этих главных, на наш взгляд, и не утративших по сей день значения выводов хорошо выразил последователь Ф.И. Буслаева профессор Казанского университета Е.Ф. Будде: «Сказать о языке в то время то, что сказал Буслаев, было новостью; ввести в грамматику народный язык с его говорами и искать в них научное освещение нашего литературного языка, предсказать путь развития русской лингвистики. было делом пророческого чутья и глубокого понимания науки с её перспективами» [3, с. 484].
Стремление прочитать в языке судьбу народа и через язык, органически связанный с сознанием, мыслью, представить жизнь, культуру, духовный склад людей отдалённых исторических эпох означало, по мнению другого выдающегося ученика Ф.И. Буслаева, Всеволода Миллера, диссеминацию
важнейшей «культурно-исторической идеи» [9, с. 23]. Основанная на успехе исторического языкознания, она стала доминирующей и в сочинении «О преподавании отечественного языка», и во всех последующих, более зрелых работах учёного, вдохновляя его на поиск корреляций между этапами проживания исторической судьбы народом и динамикой духовной жизни, выраженной в искусстве слова.
Вс. Миллер отмечал, что Ф.И. Буслаев относился к слову как археолог и художник, историк культуры и тонкий эстет. Он один проделывал ту работу, которую в конце XIX в. стали осуществлять узкие специалисты, представители разных направлений развития филологии: один главным образом изучает звуковую сторону слова, уясняя законы фонетики; другой прослеживает историю слова по памятникам письменности; третий посвящает себя изучению народных говоров; четвёртый пытается «угадывать» психологические законы, влиявшие на трансформацию значения слов; пятый с точки зрения лингвистической палеонтологии использует слова для производства исторических выводов [9, с. 23]. Что касается Ф.И. Буслаева, то он «не мог сосредоточиться исключительно ни на одном из специальных интересов изучения языка. Все эти пути, - прояснял ситуацию Вс. Миллер, -в то время, когда он преимущественно работал по языку, только что намечались, и он сам более всех из русских учёных участвовал в этой пионерской работе» [9, с. 23].
Если мы обратимся к воспоминаниям Ф.И. Буслаева, то и нам будет понятен его «стереоскопический» подход к слову, с неизбежностью порождавший потребность в многоуровневом анализе его этимологических истоков, формы и содержания, изменений первоначальных значений. Академик писал: «Меня никогда не удовлетворяла безжизненная буква: я чуял в ней музыкальный звук, который отдавался в сердце, живописал воображению и вразумлял своей точной, определённой мыслью в её обособленной, конкретной форме... Язык в теперешнем его составе представляется мне результатом многовековой переработки, которая старое меняла на новый лад, первоначальное и правильное искажала и вместе с тем в своеземное вносила новые формы из иностранных языков. Таким образом, весь состав русского языка представлялся мне громадным зданием, которое слагалось, переделывалось и завершалось разными перестройками в течение тысячелетия.» [4, с. 281, 282].
«Материальная основа» книги «О преподавании отечественного языка», как это было заявлено автором [5, с. 193], была подвергнута обобщению, которое соответствовало «общим философским законам» языкознания первой половины XIX в.
Боясь поддаться «систематическим натяжкам» и умозрительным построениям теоретиков языкоз-
нания, Ф.И. Буслаев всё же без колебаний сообщает о своей приверженности органистической теории В. Гумбольдта и не сомневается в истинности идеи «высокого (читай - божественного. - М. Н., Т. П.) происхождения. организма языка» [5, с. 193, 273]. «Та же творческая сила, - интерпретирует он немецкого философа, - которая непрестанно действует в природе вещественной, создала и язык устами целого народа. Христианство даёт величайшее значение слову как воплощению Бога. И язычники сознавали таинственное происхождение речи и её высшую силу» [5, с. 273, 274].
Скрытая в глубине тысячелетий тайна происхождения языка была для него настолько очевидной, а вера в созидательные силы Творца настолько непререкаемой, что он даже позволил себе бросить критическую реплику в адрес своего кумира, Якова Гримма, обвиняя его в стремлении «анатомическим ножом грамматиста-аналитика проникнуть» в ту недостижимую сознанию священную область, которую В. Гумбольдт считал сокрытой «от глаз наблюдателя в таинственном лоне природы» [7, с. 518].
Другая философская идея, почерпнутая Ф.И. Буслаевым из теоретического наследия В. Гумбольдта и нашедшая живой отклик в его сознании как истинно веровавшего в Бога человека [8, с. 10, 19, 20], состояла в утверждении творящей природы человеческого духа, который, выражая внутреннюю потребность человечества, превращается в первотолчок и первопричину образования языков. Рассуждая в этом направлении, Ф.И. Буслаев охарактеризовал язык «органическим, живым и целым произведением человеческого духа» [5, с. 193].
Выражения, многократно встречающиеся в обеих частях книги: «глубокий разум слов в языках народов необразованных», «речь как органическое отправление», «мысль как жизненная сила», «законы творческой силы», постигаемые через язык, «душа языка», согласные - «кости и плоть языка», гласные - «кровь и плоть» языка, «язык - живое целое. органическое целое», «внутренняя живительная сила» языка [5, с. 273, 85, 87, 26, 28, 199, 56, 199 соответственно] - относятся к смысловому пространству гумбольдтовской концепции языка. Они не казались Ф.И. Буслаеву «отвлечёнными предрассудками какой-нибудь философской системы» [5, с. 85], хотя сегодня воспринимаются именно в таком смысловом режиме, что даёт основания некоторым учёным отмечать уязвимость теоретических основ языковедческих трудов реформатора преподавания отечественного языка и относить его к «крупнейшим представителям логико-грамматического направления» в языкознании [2, с. 78, 79; 10, с. 18].
На страницах своего первого исследования Ф.И. Буслаев затрагивает и гносеологический аспект филологических трудов, упоминая в этой
связи имена наиболее авторитетных в его глазах специалистов из Германии: Ф. Боппа и Я. Гримма [5, с. 29, 66, 67; 4, с. 282]. Они стояли у истоков сравнительно-исторического языкознания, разработав на этой универсальной методологической стратегии концепцию двух этапов развития языка: образно-чувственной и абстрактно-логической. Аргументировав её солидной массой данных, Ф. Бопп и Я. Гримм предлагали всем своим последователям надёжный способ изучения генезиса слов и объяснения трансформации их первоначальных значений в процессе культурно-исторического бытования.
Охотно откликаясь на казавшиеся тогда безупречными способы постижения наидревнейших в истории человечества эпох при помощи языковедческого инструментария, Ф.И. Буслаев убеждал своих адресатов в том, что «словом мы выражаем не предмет, а впечатление, произведённое оным на нашу душу. Впечатление предполагает нечто деятельное, движущееся, потому большая часть слов происходит от глагольных корней. Значение слов физическое древнее нравственного. Физическое значение, ближайшее к живому впечатлению, пер-вобытнее. Со временем живое значение слова теряется, впечатление забывается и остаётся только одно отвлечённое понятие; потому, - подчёркивал он, - восстанавливать первобытный смысл слов -значит возобновлять в душе своей творчество первоначального языка» [5, с. 273].
Руководствуясь идеей развития языковых явлений и языкового фонда народа, Ф.И. Буслаев сумел продемонстрировать приобретённую благодаря немецким учителям компетенцию в процедуре сравнительно-исторического анализа. Работа «О преподавании отечественного языка» по существу явилась «первым применением на русской почве и на русском материале идей и методов сравнительного языкознания» [1, с. 58].
Суть сравнительного метода, который благодаря Ф.И. Буслаеву сразу же стал называться сравнительно-историческим, приобретя «прописку» в исследованиях истории и культуры, фольклора и изобразительного искусства, религии и быта, сводится к следующему.
Каждый факт языка рассматривается в его историческом развитии и сравнивается с подобными фактами других языков. Учёные, используя приём реконструкции, сопоставляют явления разных языков и восстанавливают грамматические формы и слова, лежащие в их основе. Так определяются характерные черты языка-основы, или праязыка, общего предка той или иной группы близкородственных языков (например, праславянского, прагерманского), в свою очередь восходящих к праин-доевропейскому языку.
Современная генеалогическая классификация языков (которых насчитывается более двух с по-
ловиной тысяч) включает в себя семьи - группы родственных языков (индоевропейская, уральская, семито-хамитская и другие); группы (в индоевропейской семье их двенадцать: индийские, романские, германские, славянские, кельтские, балтийские и другие), которые, в свою очередь, делятся на подгруппы (так, славянские языки объединяют южнославянские, западнославянские и восточнославянские ветви) [13, с. 16, 17].
Такой предстаёт картина сейчас. В годы жизни Ф.И. Буслаева её контуры только намечались2, и применение абсолютно нового для гуманита-ристики метода (до этого востребованного только в точных и естественных науках) требовало и обширных филологических знаний, и языковой интуиции от тех, кто именно со сравнительно-историческими процедурами связывал успехи в антропо- и обществоведении. Кроме того, без доскональной осведомлённости о работах корифеев в этой области и чёткого выполнения обоснованных ими алгоритмов исследовательских приёмов добиться каких-либо значимых успехов в индоевропеистике не представлялось возможным. Ф.И. Буслаев безоговорочно доверял авторитету классиков немецкого языковедения, пробивая брешь в «глухой, бессознательной ненависти ко всему иноземному», которую выставляли напоказ первые русские слависты. Благодаря ему возродился попранный в годы «мрачного семилетия» (18481855) пиетет к достижениям европейских учёных, без учёта которых стало уже невозможно претендовать на новое слово в науке. «Наука европейская владеет такими обширными силами, что, очевидно, зависимость (от неё. - М. Н., Т. П.) будет продолжаться ещё долго», - пророчествовал даже в начале 90-х гг. XIX в. А. Н. Пыпин [11, с. 254].
В своих воспоминаниях, в разделе, посвящён-ном подготовке сочинения «О преподавании отечественного языка», Ф.И. Буслаев без всякого смущения и без намерения утаить эту информацию написал: «Вместе с капитальным исследованием Вильгельма Гумбольдта о сродстве и различии ин-до-германских языков я изучал тогда сравнительную грамматику Боппа. Но особенно увлёкся сочинениями Якова Гримма и с пылкой восторженностью молодых сил читал и зачитывался его исторической грамматикой немецких наречий, его немецкой идеологией, его юридическими древностями» [4, гл. XXI, с. 281].
Метод сравнительно-исторического языкознания, разработанный в Германии в первой четверти XIX в., в России был впервые использован А.Х. Хвостовым в 1820 г. применительно к славянским языкам. Несмотря на серьёзные научные перспективы, метод медленно пробивал себе дорогу в арсенал необходимых исследовательских средств. Одна из причин, объясняющая данную ситуацию, состоит в том, что историческое изу-
чение даже одного конкретного языка требует неимоверных усилий по обработке труднообозримого фактического материала, взятого из обширного массива самых разнообразных, в том числе и рукописных, источников. На первом этапе работы учёные были вынуждены заниматься главным образом сбором, описанием и изданием древних источников, и, посвящая себя этим трудоёмким операциям, у них уже не оставалось резервов сил для аналитических процедур.
Ф.И. Буслаев выгодно отличался от своих предшественников: он был молод, полон энергии и амбиций; о его неимоверном трудолюбии и преданности любимому делу слагались легенды. Не опасаясь трудностей подготовительного характера, связанных со сбором и введением в научный оборот неопубликованных источников, опираясь на имеющиеся наработки соотечественников и полностью доверяя столпам немецкого языкознания, обосновавшим и основные принципы, и методологическую оснастку сравнительно-исторического анализа, Ф.И. Буслаев приступил к «копотливому труженичеству». Он начал с объяснения звуков и грамматических форм родного языка, постепенно вовлекая полученную информацию в исследовательское пространство компаративистики.
В ходе работы он осознал, что исторический метод «есть уже вместе и сравнительный, ибо предполагает сравнение форм языка в различных периодах времени, а сравнительный - вместе и исторический, ибо сравнивает языки различных времён» [5, с. 192, 193].
Сравнительное изучение ряда языков давало, по его соображениям, «истинное и ясное понятие о законах языка», но только историческое исследование могло «генетически объяснить, почему так, а не иначе употребляем мы ту или иную форму» [5, с. 69].
Хорошо осознавая, что «наша грамматика и в половину не дошла до той степени совершенства, на какой стоят немецкая и французская»: ещё отсутствует история родного языка, донаучный характер имеют все попытки «сравнительного изучения русского языка с родственными и соплеменными» [5, с. 41] - он на перспективу сформировал своими первоочередными задачами «практическое изучение чуждых языков в сближении с русским», а также углублённое, комментированное прочтение «памятников нашей литературы, и древних, и новых». Эти усилия должны были в конечном итоге увенчаться появлением «систематической сравнительно-исторической грамматики» [5, с. 69].
Пока же, на начальном этапе приближения к этой отдалённой перспективе, Ф.И. Буслаев видел свои заслуги в том, что ему удалось «дать историческую основу русскому языковедению» [5, с. 197]. Он изучил «архаизмы в связи с русскими древностями», то есть «с жизнью воинской, гражданской,
художественной - словом, со всеми сокровищами нашей старины» [5, с. 271, 372], убедился в том, что не только «наш старинный язык», сохранившийся в архаизмах, но и варваризмы («языковые заимствования») повествуют об истории народа [5, с. 301, 340, 341, 372]; доказал, что провинциализ-мы (диалекты) «можно назвать филологической географией и статистикой России» [5, с. 372].
Находясь у самых истоков создания в России сравнительно-исторического языкознания, Ф.И. Буслаев отчётливо понимал, каким долгим и тернистым будет выбранный им путь в науке. «Я и сам очень хорошо вижу, - искренне сообщил он в своей первой книге, - что предложенные мной немногие материалы - только зародыш того, чему быть следует. История русского языка ожидает таких же необъятных трудов, какое положил Карамзин на создание "Истории государства Российского"» [5, с. 197].
Надежду на завершение начатой работы в него вселяли фундаментальные труды европейских лингвистов, в том числе и славистов (Й. Добров-ского, С. Линде, Й. Юнгмана [5, с. 193]), которые превращались для него в образцы, достойные подражания. Задумав изучать славянские наречия в сравнении с родственным им русским языком, он собирался воспользоваться руководящими идеями, то есть «методой», Я. Гримма [5, с. 196].
Таким образом, первая работа Ф.И. Буслаева, имевшая учебно-методическое предназначение, превзошла ожидания автора. Позиционируя себя реформатором гимназического образования, он одновременно выступил с заявкой создать новую для России отрасль сравнительно-исторического языкознания. Его книга, получившая резонанс в научном сообществе России [3, с. 484; 9, с. 25; 10, с. 11, 12; 12, с. 15, 17-21], стала весьма надёжным основанием для возведения здания новой перспективной науки, обещавшей предоставить достоверные материалы о повседневной жизни и культуре русских, славянских, германских и других индоевропейских народов в отдалённейшие от современности периоды их существования.
Коллекция архаизмов, варваризмов, провин-циализмов, обнаруженная Ф.И. Буслаевым в родном языке, дала ему возможность ввести русский в круг сравнительного европейского языкознания. «Глубокое филологическое соображение» Я. Гримма об использовании языка для изучения воинского, юридического, семейного и религиозного быта народа [5, с. 84] побудило его применить исторический метод для интерпретации языковых явлений. Совмещение сравнительного языкознания и исторической грамматики при помощи методов диа-хронного и синхронного анализа открыло для него перспективы изучения и родного языка, и его истории в контексте «языкового мировидения» индоевропейской группы народов. Неясные и туманные
в начале 40-х гг. XIX в., эти перспективы начнут обретать научные очертания в результате приобщения Ф.И. Буслаева к интеллектуальному течению романтизма.
Примечания
1 Ф.И. Буслаев использует модное в начале XIX в. слово «философия» применительно к языкознанию не случайно. В стремлении подняться «до сущности» изучавшегося предмета проявлялось, на наш взгляд, сильное влияние шеллинги-анства. Ф.В.Й. Шеллинг в своей работе «Философия мифологии», известной Ф.И. Буслаеву, писал о том, что многие представители немецкой науки под философией понимают всего-навсего «ясность и методичность изложения», поэтому беспечно и неоправданно широко применяют термин «философия» к любой области «наукоучения», например к истории почтового дела, химии, истории, искусству и т. п. [14, с. 344]. По мнению Ф. Шеллинга, не каждый предмет познания может иметь философскую основу, так как не всегда перед учёным стоит задача «подняться до сущности», «понять истинную, настоящую природу» изучаемого объекта, хотя только в этом случае «познание будет теорией» [14, с. 346]. Ф. Шеллинг сделал вывод об идентичности «философского созерцания» и создания «теории любого естественного или исторического предмета», так как и в том и в другом случае речь идёт о восхождении «до сущности. понятие же сущности состоит в следующем - быть принципом, источником бытия или движения» [14, с. 346]. Ф.И. Буслаев стремился следовать этим наставлениям выдающегося немецкого философа.
2 Свои представления о генеалогии и классификации языков Ф.И. Буслаев изложил только в конце 50-х гг. XIX в. в книге «Опыт исторической грамматики русского языка» (1858). Он сообщает, что уже в «эпоху доисторическую» народы были разделены на «множество языков», а племена - на «множество наречий». Кроме «поколения» индоевропейских языков, он называет «поколение семитическое» и «поколение северное» (например, чудской, татарский языки). Далее автор прослеживает «особенно замечательные» языки индоевропейцев «в Азии»: санскрит, пракритский, язык древних персов - и противопоставляет им классические языки, так как греки и римляне раньше других генетически близких им племенных групп вступили «на историческое поприще». Особенно много внимания он уделяет языкам и наречиям «племени немецкого»: готскому, верхненемецкому, нижненемецкому. Славянский язык он подразделяет на юго-восточный и западный [6, с. 2-4].
Сейчас эта информация выглядит очень архаичной и, конечно, устаревшей, однако заметим, что знания Ф.И. Буслаева были уже значительно глубже, чем, к примеру, у Ф. Шеллинга [см.: 14, с. 251, 252],
так как за тридцать лет, отделявших время написания «Философии мифологии» и «Опыта исторической грамматики.», в сравнительно-историческом языкознании был осуществлён настоящий прорыв.
Библиографический список
I. Азадовский М.К. История русской фольклористики: в 2 т. Т. 2 / под общ. ред. Э.В. Померанцевой. - М.: Гос. уч.-пед. изд-во Министерства просвещения РСФСР, 1963. - 363 с.
2 Березин Ф.М. История русского языкознания. - М.: Высшая школа, 1979. - 223 с.
3. Будде Е. О заслугах Буслаева как учёного лингвиста и преподавателя (Речь, читанная в торжественном заседании Казанского общества археологии, истории и этнографии 28 сентября 1897 года) // Буслаев Ф.И. Преподавание отечественного языка. - М.: Просвещение, 1992. - С. 480-493.
4. Буслаев Ф.И. Мои воспоминания / изд.
B.Г. фон Бооля. - М.: Тип. Г. Лисснера и А. Гемеля,
1897. - 387 с.
5. Буслаев Ф.И. О преподавании отечественного языка // Буслаев Ф.И. Преподавание отечественного языка / сост. И.Ф. Протченко, Л.А. Ходякова. -М.: Просвещение, 1992. - С. 25-373.
6. Буслаев Ф.И. Опыт исторической грамматики русского языка. Ч. 1. Этимология: учеб. пособие для преподавателей. - М., 1858. - 428 с.
7. Буслаев Ф.И. «Сравнение русских слов с санскритскими» А.С. Хомякова // Буслаев Ф.И. Догадки и мечтания о первобытном человечестве / сост., подг. текста, ст. и коммент. А.Л. Топоркова. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОС-СПЭН), 2006. - С. 516-537.
8. Злобина Н. Ф. Концепция историзма в филологическом наследии Ф.И. Буслаева: автореф. ... д-ра филол. наук. - М., 2010. - 47 с.
9. Миллер Вс. Памяти Фёдора Ивановича Буслаева // Памяти Фёдора Ивановича Буслаева. -М.: Тип. Высочайше утвержд. Т-ва И.Д. Сытина,
1898. - С. 5-42.
10. Протченко И.Ф. Ф.И. Буслаев - выдающийся филолог и педагог // Буслаев Ф.И. Преподавание отечественного языка. - М.: Просвещение, 1992. -
C. 7-24.
II. Пыпин А.Н. История русской этнографии: в 2 т. Т. 2. Общий обзор изучений народности и этнография великорусская. - СПб.: Тип. М.М. Ста-сюлевича, 1891. - 428 с.
12. Смирнов С.В. Фёдор Иванович Буслаев. -М.: Изд-во Моск. ун-та, 1978. - 96 с.
13. Чурмаева Н.В. Ф.И. Буслаев. - М.: Просвещение, 1984. - 112 с.
14. Шеллинг Ф.В.Й. Введение в философию мифологии // Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг. Сочинения: в 2 т. Т. 2: пер. с нем. / сост., ред. А.В. Гулыга; прим. М.И. Левиной, А.В. Михайлова. - М.: Мысль, 1989. - С. 159-374.
