CC BY
119
АПФ&ПЛ
Тематический выпуск
ЛИЧНОСТЬ И ОБЩЕСТВО В СОВРЕМЕННОМ ЦИВИЛИЗАЦИОННОМ ПРОСТРАНСТВЕ: ЯЗЫК И ПОЛИТИКА
CIP&PL
Thematic issue INDIVIDUAL AND SOCIETY IN MODERN CIVILIZATION: LANGUAGE AND POLITICS
http://philjournal.ru 2021 No 4 16-27
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ЛИНГВОПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
THEORETICAL ASPECTS OF POLITICAL LINGUISTICS STUDIES
Оригинальная статья УДК 81'272
DOI: 10.29025/2079-6021-2021-4-16-27
Языковая политика стран СНГ: актуальное состояние и перспективы
А.А. Лавицкий
Белорусский государственный педагогический университет им. М. Танка,
220050, Минск, Республика Беларусь, ул. Советская, 18; Международный университет «МИТСО», 210010, Витебск, Республика Беларусь, ул. М. Шагала, 8А, ORCID ID: 0000-0002-9102-4440
Резюме: Вопросы языковой политики неразрывно связаны с общественно-политическими векторами развития того или иного государства. Значимость данного проблемного поля актуализируется рядом примеров из современной истории, когда «языковой вопрос» становился источником социальной напряженности, приводил к различного рода конфликтам, в том числе межгосударственным.
Статья посвящена аналитическому изучению современной специфики языковой политики в странах СНГ. Исследовательское внимание сосредоточено на девяти государствах, являющихся активными членами интеграционного объединения (не рассматриваются Украина, де-факто не участвующая в деятельности Содружества, и Россия из-за наличия административных национальных автономий и количества различных этно-культурных общностей, а также необходимости отражения в работе вопросов функционирования русского языка, имеющего особый статус в регионе).
Практика реализации языковой политики, проводимой в странах СНГ, позволяет обобщить и сравнить опыт государств, относительно недавно получивших суверенитет и возможность самостоятельно формировать соответствующую повестку дня.
Проведенный анализ позволил выявить общие направления языковой политики, характерные для отдельных стран: 1) защита и охрана языков титульной нации с закреплением за ними статуса единственного государственного и официального для всех сфер коммуникативного взаимодействия (Азербайджан, Армения, Грузия, Узбекистан); 2) проведение алфавитной реформы с целью перехода на латиницу (Азербайджан, Казахстан, Молдова, Узбекистан); 3) реализация политики государственного
* © JlaBinflfflii A.A., 2021.
[gv Q I This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 International License https://creativecommons. org/licenses/by/4.0/
би- или полилингвизма (Азербайджан, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан); 4) попытки решить прецедентные языковые проблемы (номинация государственного языка для Молдовы, статус русского языка для Армении и Грузии).
Ключевые слова: языковая политика, СНГ, русский язык, государственный язык, национальный язык, официальный язык, языковое планирование.
Для цитирования: Лавицкий А.А. Языковая политика стран СНГ: актуальное состояние и перспективы. Актуальные проблемы филологии и педагогической лингвистики. 2021. №4. С. 16-27.
Original Paper
DOI: 10.29025/2079-6021-2021-4-16-27
Language Policy of the CIS Countries: Current State and Prospects
Anton A. Lavitski
Belarussian State M. Tank Pedagogical University,
18 Soviet Str., Minsk, the Republic of Belarus, 220050;
International University «MITSO», 8A M. Shagall Str., Vitebsk, the Republic of Belarus, 210010;
ORCID ID: 0000-0002-9102-4440
Abstract: Language policy issues are inextricably linked with the socio-political vectors of development of a state. The significance of this problem field is actualised with a number of examples from modern history, when the "language issue" became a source of social tension, led to various kinds of conflicts, including interstate ones.
The article is devoted to the analytical study of the modern specifics of language policy in the CIS countries. Research attention is focused on nine states that are active members of the integration association (Ukraine, which de facto does not participate in the activities of the Commonwealth, and Russia are not considered due to the presence of administrative national autonomies and the number of different ethno-cultural communities, as well as the need to reflect in the work the peculiarities of the functioning of the Russian language, which has a special status in the region).
The practice of implementing the language policy pursued in the CIS countries allows to generalize and compare the experience of states that have relatively recently received sovereignty and the ability to form an appropriate agenda independently.
The analysis made it possible to identify the general directions of language policy, typical for individual countries: 1) protection of the languages of the titular nation with the consolidation of their status as the only state and official for all spheres of communicative interaction (Azerbaijan, Armenia, Georgia, Uzbekistan); 2) carrying out an alphabetical reform in order to switch to the Latin alphabet (Azerbaijan, Kazakhstan, Moldova, Uzbekistan); 3) implementation of the policy of state bi- or polylingualism (Azerbaijan, Belarus, Kazakhstan, Kyrgyzstan); 4) attempts to solve precedent linguistic problems (nomination of the state language for Moldova, the status of the Russian language for Armenia and Georgia).
Keywords: language policy, CIS, the Russian language, state language, national language, official language, language planning.
For citation: Lavitski A.A. Language Policy of the CIS Countries: Current State and Prospects. Current Issues in Philology and Pedagogical Linguistics. 2021, no 4, pp. 16-27 (In Russ.).
Введение
Факт наличия такого понятия, как «языковая политика», чье терминологическое определение мы обсудим ниже, уже свидетельствует о том, что язык является объектом не только парадигмы лингвистиче-
ской науки, но входит в сферу непосредственных интересов общественно-политического дискурса. Более того, язык - это особый феномен идеологии страны, неотъемлемый элемент государственного устройства. Поэтому сложно не согласиться с прозорливым тезисом профессора УМ. Бахтикиреевой: «Непродуманная и неадекватная <...> языковая политика и языковое планирование подтачивают государственную систему изнутри подобно ржавеющей шестеренке в механических часах, постепенно подвергающей коррозии всю часовую систему» [1: 242]. Действительно, история человечества знает немало фактов, когда языковая политика была если и не источником, то, как минимум, триггером краха или глубокого надрыва государственной системы. К сожалению, приходится констатировать, что и в современном мире «языковой вопрос» провоцирует серьезные социальные, национально-этнические и даже межгосударственные конфликты. Он, как лакмусовая бумажка, отражает внутреннее содержание общественных отношений, является «ключом к расшифровке сознания субъектов политического процесса» [2: 225].
Кроме того, «лингвистические проблемы никогда не являются авто-номными, так как всегда представляют собой логичный ответ на социальный, политический, экономический, религиозный, идеологический <.> контекст, в котором протекает человеческая жизнь» [3: 9] (прим. перевод наш. - А. Л.).
Отмеченное выше обуславливает наш научный интерес к вопросу о языковой политике. Думается, что пространство Содружества Независимых Государств (СНГ) является достаточно актуальным ареалом изучения специфики развития языкового ландшафта. Во-первых, речь идет о государствах, которым тридцать лет назад пришлось начинать выстраивать самостоятельную языковую политику. И хотя по историческим меркам это относительно небольшой период, но все же, как нам кажется, достаточный, чтобы подвести промежуточные итоги. Во-вторых, регион уникален национально-этническим разнообразием, наличием различных лингвокультур (славянских, романских, тюркских, персидских) и, следовательно, концептуально отличных языковых картин мира, что самым непосредственным образом влияет на систему общественных отношений. В-третьих, современные геополитические процессы «ставят новые различные по содержанию и характеру языковые проблемы, прежде всего, проблему демократизации языковой политики» [4: 45], реализация которой, очевидно, невозможна без глубокого аналитического изучения действительного состояния дел в рассматриваемой области.
Изучаемая проблематика во многом тесно связана с исследованием вопросов положения русского языка. Мы не пытаемся это завуалировать или скрыть. Дело в том, что такое положение дел не имеет никакой политической или иной подоплеки и логично оправдано, учитывая социально-исторический генезис общественных отношений в странах СНГ. Это и общее историческое прошлое в составе единого государства, где доминантным было использование русского языка, и тесные интеграционные контакты, устремленные в большинстве рассматриваемых стран в настоящее время в сторону Российской Федерации. Кроме того, специалисты в области языковой политики СНГ отмечают, что «там, где пропадает русский (язык - примечание наше А.Л.), он не замещается иным, там образуется вакуум» [5: 380]. В этой связи пророческим видится замечание В.М. Шаклеина, сделанное в начале 2000-х годов: «Распад СССР во многом отразился негативно на позициях русской культуры и русского языка. Потеряв свою глобализаторскую функцию, русская лингвокультура неожиданно для всех стала приобретать черты лингво-культуры отторгаемой <> В случае, когда Россия станет укреплять свои экономические позиции, когда она вновь превзойдет по уровню своего экономического, политического, культурного развития другие страны СНГ <>, русский язык сразу начнет возвращаться в школы упомянутых стран как атрибут образования и личного успеха» [6: 20]. Неслучайно именно сейчас специалисты озаботились ревизией положением русского языка, в том числе в странах СНГ. Сама Российская Федерации рассматривается как обособленный объект исследовательского внимания, что объективно обусловлено ее культурно-языковой и национально-этнической палитрами, спецификой административного устройства. Именно поэтому и в нашей статье мы исключим ее из списка изучаемых стран.
Так, проведенный в 2020 году по трем параметрам (использование в государственно-общественной сфере, в образовании и научной коммуникации) качественный анализ устойчивости русского языка на постсоветском пространстве показал неоднородность языковой политики в странах Содружества: если для Беларуси интегральный показатель составил 25,00 пунктов, для Кыргызстана - 14,29, для Казахстана - 9,09, то в Армении он определен на уровне 3,70 пункта, в Грузии - 3,03 [7]. Однократность исследования, к сожалению, практически не дает информации для размышления о глубинных тенденциях развития языковой политики по отношению к русскому языку, что видится нам достаточно значимым в рамках изучения заявленной темы.
Для языковой политики важны не только вопросы правовой регламентации коммуникативного взаимодействия (язык государственного управления, официально-делового общения, межэтнических контактов и др.), то есть решения через инструментальный функционал языка конкретных политико-идеологических задач, но и проблемы защиты языка как особого культурного артефакта, важнейшей духовной ценности. Обозначенные проблемы взаимообусловлены и потому их стоит рассматривать как взаимосвязанные элементы государственной политики.
Цель статьи
Декларируя значимость вопросов изучения правового и идеологического статусов языкового ландшафта, в представленной работе отражены результаты исследования, целью которого явилось аналитическое рассмотрение актуального состояния и перспектив развития языковой политики в странах-участницах СНГ.
Обзор литературы
Вопросы языковой политики представляются актуальными для современного научного пространства. Однако в зарубежной и отечественной (имеются в виду страны СНГ) лингвистике рассматриваются несколько по-разному. Зарубежные ученые определяют два равноценных направления. В первом случае проблемное поле включает в себя исследования отношений между языками и политикой (например, статус языков и их общественные функции). Второе направление приближено к понятию языкового планирования и ориентировано на рассмотрение специфики изучения языков и образования на различных языках, прежде всего в социолингвистическом и дидактическом аспектах. Такой подход обусловил факт использования терминологического понятия «языковая политика и планирование» (language policy and planning (LPP)), которое активно культивируется, прежде всего, в западноевропейской и американской научных парадигмах (см. работы Н. Готлиб и П. Чена [8], Р. Баумана и Ч.Л. Бригса [9], П.А. Крауса [10] и др.). LPP занимается исследованием проблем языкового статуса субъектов и объектов оп-ределенного коммуникативного пространства, а также их проявлений в преподавании и изучении языка.
В отечественной лингвистике также используются оба обозначенных выше термина, однако внимание акцентируется, в первую очередь, на языковой политике. Языковое планирование рассматривается уже как результат языковой политики, следствие ее реализации.
Понятие «языковая политика» является очень широким и включает в себя многочисленные представления [11: 7], что обусловлено вариативно-стью осмысления данного феномена. Одно из «классических» определений языковой политики дали А.Д. Швейцер и Л.Б. Никольский: «совокупность мер, принимаемых государством, партией, классом, общественной группи-ровкой для изменения или сохранения существующего функционального распределения языков или языковых подсистем, для введения новых или сохранения употребляющихся лингвистических норм» [12: 117]. Прозорливость подхода ученых объясняется включением в сферу интересов языковой политики не только вопросов сохранения лингвистического ландшафта, но и его изменения, преобразования в соответствии с общественно-политическими и социальными целями и задачами. Кроме того, в таком понимании термин логично соотносится с категорией языкового планирования.
Актуализацию значимости государственного языка как ключевого компонента языковой политики отражает определение В.И. Беликова и Л.П. Крысина: «практические меры государства, касающиеся статуса государственного языка, его функций, защиты монопольного использования государственного языка в наиболее важных социальных сферах, регламентации применения "местных" языков» [13: 263]. Однако данная дефиниция видится нам не совсем удачной, так как вызывает дополнительный вопрос относительно категории «местных языков».
Рассмотрим еще одно определение языковой политики, представленное Э.Г. Туманян: «Языковая политика - это сознательное и целенаправленное воздействие на язык путем мероприятий, имеющих общеобязательный характер, проводимых централизованно как в масштабах всего государства, так и в определенной языковой ситуации» [14: 55]. В данном случае автор исходит из необходимости обратить внимание на вариативность коммуникативного пространства: централизованный - региональный, языковая ситуация = и дискурсивная практика, и социолингвистическая параметризация речевого взаимодействия, и канал общений и т.д. Думается, умышленно не конкретизируются и характеристики языка (государственный / национальный / иностранный), что позволяет экстраполировать предложенный подход на любые воздействующие проявления на язык, тем самым более детально описать практику
реализации языковой политики, ее идеологию - внедрение идей, концепций, идеоконцептов, выстраивание их в глобальные стратегические конфигурации [15: 87].
В лингвистической библиографии можно найти немало работ, касаю-щихся языковой политики в странах СНГ. Преимущественно все они посвящены изучению современного состояния языковых доминант одного конкретного государства. В большинстве своем данные исследования представлены тезисно, авторски национально ангажированы и не всегда объективно подходят к оценке процессов языкового регулирования в родном государстве. Можно выделить несколько работ, в которых предпринимались попытки критического анализа языковой политики на постсоветском пространстве. Однако труды эти были ориентированы на рассмотрение генезиса статуса русского языка (М.А. Арутюнова [16], С.Т. Золян [17], Е.А. Худоренко [18]). Следует отметить, что значительный вклад в изучение рассматриваемой нами области внесли два Международных конгресса «Языковая политика стран СНГ» (2019, 2021), по результатам которых изданы сборники материалов.
Методы исследования
Методология проведенного исследования включала общенаучные методы обобщения и систематизации, сравнительно-сопоставительного анализа. Исследовательское внимание актуализировалось на изучении языковой политики стран - активных членов СНГ (Азербайджан, Армения, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан, Молдова, Таджикистан и Узбекистан), за исключением Российской Федерации (по отмеченным выше причинам).
Результаты и дискуссии
Отправной точкой начала формирования самостоятельной языковой политики стран СНГ стал так называемый парад суверенитетов Республик Союза ССР. Примечательно, что начался он с принятия национальных законов о языке [19: 8]. Несмотря на то, что прежняя единая языковая политика позволяла поддерживать этнические языки, национальные, а порой и националистические, амбиции местных политических элит не могли допустить сохранения широких функций русского языка в официально-деловой сфере и сфере государственного управления. Поэтому все без исключения страны на законодательном уровне придали статус государственного языку титульной нации. В некоторых странах (Казахстан, Кыргызстан) позже русский язык получил статус официального языка, обеспечивающего, в том числе, и работу органов государственного управления. Часть государств (Молдова, Таджикистан) закрепили за ним функцию средства межнационального общения. В Азербайджане, Армении, Грузии и Узбекистане юридически статус русского языка не закреплен, фактически он является иностранным, хотя, очевидно, имеет особое значение в социокультурном и образовательном пространствах. Лишь Республика Беларусь по результатам общенародного референдума придала в 1996 г. русскому языку статус государственного. Остальные бывшие союзные республики в формировании государственного билингвизма усматривали «фактор, сужающий жизненное поле национального языка» [20: 76]. Утрата русским языком доминирующей роли в государственно-управленческой коммуникации соответствующим образом повлияла на его положение в образовательном и научном пространстве.
Уже общая историческая ретроспектива красноречиво свидетельствует о серьезных языковых трансформациях в начале 1990-х гг. прошлого столетия на пространстве стран СНГ: повсеместное вытеснение русского языка из общественно-политической, научной и образовательной сферы, а также из сферы межэтнических коммуникаций при одновременном интенсивном развитии и расширении сфер использования государственного языка [21: 85-93].
Системное описание языковой политики стран СНГ, с нашей точки зрения, может быть реализовано несколькими путями. Если избрать в качестве критерия исследовательского внимания разнообразие языковых практик в государствах-участницах СНГ, можно систематизировать их на три условные группы.
Первая общность представлена странами, которые законодательно закрепили или разработали и приняли программы би- или полингвальной языковой политики. То есть это государства, в которых тем или иным образом поддерживается функционирование нескольких языков в ключевых сферах общественной жизни (государственное управление, образование, работа СМИ и т.д.). К таким членам СНГ следует отнести Беларусь, Казахстан, Кыргызстан.
Вторую группу представляют страны, в которых юридически закреплено моноязычие, но в силу исторических, социокультурных, экономических и иных обстоятельств достаточно активно используется другой язык, в первую очередь, в сферах бытового общения и массовой коммуникации, частично в образовании. Такового реальное положение дел в Молдове, Таджикистане, Узбекистане.
Третья группа стран (Азербайджан, Армения и Грузия) наиболее консервативна в вопросах языковой политики и стремится к наращиванию языковой монополии. Однако Армения и Грузия представляют собой потенциально готовые площадки активизации русскоязычной коммуникации.
Второй вариант исследовательского рассмотрения проблемного поля видится нам более прогрессивным и включает в себя аналитическое описание некоторых закономерностей и направлений реализации языковой политики, характерных для ряда стран. Именно такой подход избран нами.
Среди актуальных направлений реализации языковой политики стран-участниц СНГ можно выделить следующие:
1. Государственная защита национальных языков. Реализуется данное направление прежде всего на правовом уровне. В первую очередь, это конституционное закрепление статуса государственного за языком титульной нации. Кроме того, часть стран в первых вариантах своих основных законов не включала упоминания об иных языках, например, Азербайджан, Армения, Грузия, Узбекистан. Только более поздние изменения, и в основном в не конкретизированной форме, декларировали предоставление гарантий нацменьшинствам на использование родного языка и получение образование на нем.
В азиатских странах, входящих в состав СНГ, с самого начала обретения ими независимости беспрерывно реализуются государственные программы развития национальных языков, ориентированные на расширение сфер его употребления. Кроме уже указанных государств это сделали также Таджикистан, Казахстан.
Данные меры повлияли на сужение области использования других языков, прежде всего русского, и перехода их в статус иностранных.
2. Экспериментальная работа над внутриязыковой системой. Разумеется, сама формулировка представленного направления языковой политики является эпитетом, однако не лишена и саркастической составляющей. Речь идет о переходе в ряде стран с кирилличного алфавита на латиницу. В начале 1990-х гг. такие реформы были проведены в Узбекистане и Молдове, в начале 2000-х гг. - в Азербайджане, с 2017 г. в этом направлении движется и Казахстан, где параллельное использование двух графических систем разрешено до 2025 г.
Здесь следует несколько подробнее разъяснить нашу позицию. Дело в том, что переход на латиницу в указанных странах видится слабо мотивированным. Конечно, для всех национальных языков, кроме молдавского, кириллица не являлась родной, однако и латинский алфавит никогда прежде не использовался. Азербайджанская и казахская письменности исторически восходят к арабице. Узбекский язык большую часть своего существования также использовал арабский алфавит, но пользовался и староуйгурским, древнехорезмийским письмом и тюркскими рунами. То есть историзм нельзя признать объективным мотивом. Более парадоксальным видится ситуация с молдавским языком, письменность которого первоначально создавалась на основе старославянской азбуки и свыше 80% носителей которого исповедуют православие. При этом следует понимать, что авторами азбуки были святые Кирилл и Мефодий, а язык, как известно, является носителем национально-культурного и сакрального кодов [22: 127].
Несмотря на то, что в большинстве из обозначенных выше стран переход на латинский алфавит осуществлен несколько десятилетий назад, еще остается ряд нерешенных проблем. Связаны они со сложностями в освоении новых письменных правил частью населения, а функционирование языков за рубежом осуществляется с использованием кирилличного алфавита (например, узбекский язык в Кыргызстане и Таджикистане, молдавский в Приднестровье, азербайджанский в Дагестане и др.).
3. Реализация политики би- и полиязычия. В данном случае логичным будет выделить три группы стран. В первую мы включаем Республику Беларусь и Кыргызскую Республику, где законодательно закреплено двуязычие. Во вторую - Казахстан, принявший государственную программу трехъязычия. Третью группу представляет Азербайджан.
Так, конституционно Беларусь использует два государственных языка, имеющих юридическое равноправие. Фактически же русский язык доминирует в стране во всех сферах, за исключением культуры, где объективно это невозможно. Уникальность белорусской языковой ситуации состоит еще в том, что русский язык является фактически единственным средством коммуникации для более 80% населения, однако согласно последней всеобщей переписи (2019 г.), 60,3% жителей страны считают родным для себя белорусский язык (причем эта цифра хотя и не существенна, но выросла по сравнению с предыдущими данными десятилетней давности). Современный белорусский язык реализует в меньшей степени факти-
ческую функцию, его первичное значение для национальной лингвокультуры - символизм. Сам факт его наличия цементирует этническую самоидентификацию белорусов, символизирует этническое единство.
Кыргызстан конституционно также закрепил двуязычие: национальный язык имеет статус государственного, русский - официального. Несмотря на определенную синонимичность данных характеристик, их все же можно дифференцировать. З. Дербишева предлагает в этом вопросе отталкиваться от мнения экспертов ЮНЕСКО, согласно которым государственный язык выполняет интеграционную и символическую функцию в политической, социальной, культурной деятельности государства. Официальный язык используется как инструментарий государственного управления, законотворчества и судопроизводства [23: 52].
Языковая ситуация в Кыргызстане представляется достаточно сложной. С одной стороны, без знания русского языка практически невозможно устроиться на государственную службу, он необходим для получения качественного высшего образования, в бизнес-коммуникации. С другой стороны, в стране активно растет национализм, что особенно ощутимо в регионах. Кроме того, в стране все чаще фиксируются случаи конфронтации и вражды, дискриминации по языковому признаку.
Казахская Конституция допускает использование русского языка, имеющего статус языка межнационального общения, в государственных органах. Введение такой нормы было объективно обусловлено значительным количеством русскоязычного населения. Даже несмотря на количественные изменения национального состава, доля проживающих в стране русских составляет около 18%. Кроме того, родным этот язык является для подавляющего большинства украинцев, белорусов, евреев, составляющих еще около 5% граждан. Уменьшение русскоязычного населения в Казахстане влияет на функционирование русского языка: отмечается тенденция его поступательного ухода из сферы государственного управления и закрепление за ним общекультурной функции. Русский язык уже не доминирует в ономастиконе городской коммуникации: «В наименованиях развлекательных центров, коммерческих предприятий и промышленных фирм все чаще фигурирует английский язык» [24: 248]. Связано это с принятием амбициозной программы «Триединство языков» как одной из стратегий развития страны «Казахстан - 2050».
Конечная цель программной модели языкового триединства включает повсеместное распространение трех языков: казахского (как единственного государственного), русского (языку отводится функция межкультурной и межэтнической коммуникации), английского (язык должен стать доминантой в образовании, науке и сфере деловых отношений). Конкретные шаги по реализации программы были задекларированы в первой Дорожной карте развития трехъязычного образования на 2015-2020 годы».
Сложно оценить результативность осуществления конкретных меро-приятий и достижение конечной цели карты, так как нам не удалось найти комплексных исследований по данной теме. Имеющиеся же публикации в основной своей массе декларируют актуальность и значимость трилингвального образования либо фрагментарно знакомят с частными этапами ее реализации. Большие опасения вызывает концептуальное понимание вопроса. Дело в том, что само трехлингвальное образование достаточно часто рассматривается казахскими специалистами как возможность «развития трехъязычной и поликультурной личности и осознание своей трилингвальной и поликультурной принадлежности» [25: 78] (само определение заимствовано у Н.Д. Гальсковой). Наше мнение носит субъективный характер, однако хочется поделиться сомнениями, достижима ли такая генеральная цель в условиях коммуникативной ситуации Казахстана, а если достижима, то оправдана ли она? Не приведет ли это к ассимиляционным изменениям в национально-этнической идентификации, тем более, что образовательная среда является мощным фактором интенсификации такого рода процессов [26: 38]?
Азербайджан хотя официально и не принимал программ, направленных на развитие многоязычия, рассматривается нами в данном аспекте в силу специфики особенностей образовательной политики, которая ориентирована на «активное формирование системы трех языков: азербайджанский (официальный (государственный) и национальный язык), русский и иностранный (английский, немецкий, французский либо другой)» [27: 98]. Хотя реальность показывает, что страна еще далека от запланированного идеала, русский язык начинает терять свои позиции, а актуальным для общества остается стремление к овладению английским языком.
4. Решение прецедентных языковых вопросов. Конечно, данный пункт нельзя назвать полноценным направлением реализации языковой политики, однако его выполнение входит в круг задач, которые пытается решить государственный аппарат некоторых стран.
Значимым прецедентным вопросом на пространстве Содружества яв-ляется установление генетической характеристики молдавского языка. Официально наименование национального языка Молдовы - молдавский, однако споры о его номинации идут в течение уже нескольких десятилетий. Как значительная часть населения, так и многие представители политических элит считают необходимым переименовать язык в румынский. Новый президент страны Майя Санду также выступает за инициативу внести соответствующие изменения в законодательство. Более того, ее сайт функционирует только на румынском языке. Хотя «вопрос о названии языка принадлежит политико-идеологической области; являясь предметом политических наук, он касается отношений между Востоком и Западом в Европе» [28: 50], справедливости ради следует отметить, что румынский и молдавский язык являются фактически генетическими близнецами в отношении норм литературной и официально-деловой коммуникации, а их отличия могут быть рассмотрены в подсистеме «диалект/регионалект». Однако еще раз отметим значимость символической функции языка, способной стать фундаментальной основой национально-этнической самоидентификации и единства.
Еще одним прецедентным вопросом реализации языковой политики является проблема установления статуса русского языка в Армении и Грузии. Мы уже отмечали, что эти страны пока демонстрируют волевое стремление к государственному моноязычию, однако коммуникативная ситуация в них потенциально может измениться. Русский язык в настоящее время все еще является важным игроком в культурном и образовательном пространствах Армении [5: 375].
Схожей является ситуация и в Грузии, где подъем интереса к русскому языку объясняется не только и столько политико-идеологическими установками, сколько внутрисоциальной инициативой: «по мнению грузинских граждан, сейчас русский язык вновь становится необходим в повседневной жизни» [29: 39] (сетевые СМИ сообщают, что последние опросы общественного мнения свидетельствуют о достаточно высоком уровне владения русским языком примерно % всего населения страны).
Заключение
Языковая политика как проблемное исследовательское поле представляется достаточно актуальной, так как позволяет не только получить новые данные о языковой карте мира, ее национально-этнической специфике и социолингвистический портрет языковой личности конкретного региона, но и проследить глубинные тенденции в развитии социально-политических и идеологических установок различных государств. Будучи очень тонкой материей, язык не терпит небрежности в обращении с собой. Языковой вопрос может как сблизить политические позиции государств, так и стать источником их конфронтации, выступить в качестве лакмуса измерения политического настроения.
Содружество Независимых Государств включает девять активных стран-участниц, у каждой из которых есть собственный национальный язык. В конце 1980-х - начале 1990-х гг. все члены СНГ имели единые стандарты реализации языковой политики. Она имела свои отличия в силу этнической и культурной специфики того или иного региона, но они не были принципиальными. Подъем национальных идей в этот период и получение независимости дало всем странам реальный государственный суверенитет, что означало не только приобретение прав и свобод, но и особой ответственности. Реализация данной ответственности в области языковой политики протекала на пространстве СНГ неоднородно: все страны искали собственный путь правовой нормализации отношений в области языковой политики. Путь каждой страны уникален и интересен, здесь просматривались и стремления максимально отделиться от «русского мира» (и потому язык был избран самым очевидным инструментом быстрого вхождения в эту траекторию), и желание пойти по пути, продиктованным реальным общественным запросом, и достаточно длительное игнорирование некоторых проблем.
Мы рассмотрели современное состояние вопросов реализации языковой политики в активных странах Содружества (за исключением Украины) и не включали в фокус исследовательского внимания Россию, ибо так или иначе многое в нашей работе касалось русского языка (кроме того, думается, что изучение языковой политики Российской Федерации со множеством национальных автономий и этнических общностей нарушило бы сопоставительную логику исследования).
Показатель количества говорящих за рубежом, прежде рассматривавшийся как единственно возможный и логичный критерий оценки состояния русского языка, сегодня не может дать объективной картины. Увидеть реальное состояние дел можно лишь в случае использования интегрального показателя, включающего целый ряд характеристик (см. Индекс устойчивости русского языка в странах постсоветского пространства [Индекс]).
Отмеченная выше уникальность пути реализации языковой политики в странах СНГ не мешает выделить несколько общих направлений, обнаруживаемых в деятельности государственных органов, законодательной базе и общественно-политическом дискурсе. Среди таких направлений можно выделить 1) стремление к защите и охране национальных языков (языков титульных наций); 2) переход на алфавитную систему латиницы; 3) попытки реализации политики би- и полиязычия и 4) решение языковых вопросов, ставших прецедентными.
Первое направление нашло отражение в правотворческой деятельности (конституционная защита национального языка, моноязычие в системе государственного управления). Такие подходы обнаруживаются в языковой политике Азербайджана, Армении, Грузии, Узбекистана. Среди реально предпринимаемых мер следует отметить принятие специальных программ поддержки государственного языка.
Второе направление характерно для азиатских стран, входящих в СНГ (Азербайджан, Казахстан, Узбекистан), и Молдовы. При этом инициированный процесс перехода на латиницу слабо мотивирован, так как данный алфавит является чужим для обозначенных языков.
Третье направление - политика би- и полиязычия наиболее успешно реализована в Беларуси, где конституционно закреплен белорусско-русский билингвизм. Нельзя сказать, что оба языка в стране паритетны в функциональном аспекте: во всех сферах коммуникации, за исключением культуры, доминирует русский язык, а белорусский имеет символическое значение, что не умаляет его значимости. Кыргызская Республика на конституционном уровне также закрепила двуязычие (киргизский язык -государственный, русский - официальный. Однако несмотря на юридическую нормализацию вопросов билингвизма, в стране фиксируются случаи дискриминации и вражды по языковому признаку. В Казахстане статус государственного имеет национальный язык, русский используется как средство межкультурной коммуникации, не исключен из сферы государственного управления и образования. Кроме того, актуальным для страны является продвижение английского языка, прежде всего в образовании и науке. Таким образом, Казахстан стремится реализовать программу языкового трехъязычия (хотя о ее успешности еще рано говорить). Актуальным английский язык является и для Азербайджана, где активно культивируются идеи интенсификации его по-всеместного внедрения в систему образования.
Четвертое проявление специфики языковой политики стран отдельных стран СНГ заключается в наличии нерешенных прецедентных вопросов: в Молдове постоянно обсуждается вопрос о номинации национального языка (молдавский или румынский), в Армении и Грузии, несмотря на значимость русского языка, на правовом уровне не решен его статус (юридически он является иностранным).
Список литературы
1. Бахтикиреева УМ. К вопросу о роли языка в национальных конфликтах. Языковая политика и языковые конфликты в современном мире. Отв. ред. А.Н. Биткеева, В.Ю. Михальченко, 2014:241-245.
2. Костюк М.Е. Государственная языковая политика России: проблемы формирования и перспективы реализации. Вестник Российской нации. 2010;4-5(12-13):224-237.
3. Spolsky B. Language management. Cambridge; 2019.
4. Bachneanu C.V. La convergence et la politique linguistique. Social linguistics in Russian Federation (1992-1998), 1998:61-62.
5. Золян С.Т., Акопян К.С. Русский язык в Армении: история и современный статус. Десятая Годичная научная конференция. Сборник научных статей: Социально-гуманитарные науки. Часть III, 2016:373-382.
6. Шаклеин В.М. Русский язык в условиях современной межкультурной коммуникации. Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского. 2002;15(54):17-21.
7. Индекс положения русского языка в мире: индекс глобальной конкурентоспособности (ГК-Ин-декс), индекс устойчивости в странах постсоветского пространства (УС-Индекс). Сост. А.Л. Арефьев, Д.А. Горбатова, В.А Жильцов, С.Ю. Камышева, Е.В. Колтакова, И.А. Маев, М.А. Осадчий, М.Н. Русец-кая, А.С. Хехтель, М.И. Яскевич, под ред. М.А. Осадчего. М.; 2020.
8. Gottlieb N., Chen Р. Language planning and language policy: East Asian perspectives. Curzon; 2001.
9. Baumann R., Briggs C.L. Voices of Modernity: Language ideology and the politics of inequality. Cambridge; 2003.
10. Kraus P.A. Europäische Öffentlichkeit und Sprachpolitik. Frankfurt am Main; 2004.
11. Гулинов Д.Ю. Языковая политика: определение и характеристики. Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия Филологические науки. 2011;5(59):7-11.
12. Швейцер А.Д., Никольский Л.Б. Введение в социолингвистику. М.; 1978.
13. Беликов В.И., Крысин Л.П. Социолингвистика. М.; 2001.
14. Туманян Э.Г О разграничении спонтанного и общественно-детерминированного в развитии языка. Влияние социальных факторов на функционирование и развитие языка. 1988:118-123.
15. Елистратов В.С. О содержании термина «языковая политика» в начале XXI века. Вестник ЦМО МГУ, 2009;2:86-90.
16. Арутюнова М.А. Языковая политика и статус русского языка в СССР и государствах постсоветского пространства. Вестник Московского университета. Серия 25. Международные отношения и мировая политика. 2012;1:155-178.
17. Золян С.Т. Русский язык в Армении в контексте его функционирования в мире: Опыт междисциплинарного исследования. Часть I: Правовые инструменты развития и защиты. Ереван, 2018.
18. Худоренко Е.А. Языковая политика России в контексте Евразийской интеграции. Политическая наука. 2020;2:163-182.
19. Фадеев В.В. Языковая политика и культура мира. Лесной вестник, 2001;3:9-10.
20. Мечковская Н.Б. Постсоветские языки в условиях государственного суверенитета и расцвета информационных технологий. Вестник Белорусского государственного университета. Серия 4. 2011;2:75-82.
21. Сейдуманова А.С. Особенности формирования этнополитических моде-лей на постсоветском пространстве. Известия Уральского федерального университета. Серия 3: Общественные науки. 2019;14,2(188):85-93.
22. Маслова В.А., Данич О.В. Духовная энергия русского слова как проблема гуманитарной мысли. Русистика. 2021;19,2:125-137.
23. Дербишева З. The ACTR Nationwide Survey of Russian High School Enrollments in 2009. Russian Language Journal. 2009;59:49-58.
24. Жаркынбекова Ш.К. Языковые реформы и межкультурные трансформации в полиязычном пространстве Республики Казахстан. Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Вопросы образования: языки и специальность. 2017;14,2:246-252.
25. Зима М. Г. К вопросу проблемы внедрения трехъязычия в образовательный процесс вузов в Казахстане. Вестник Челябинского государственного университета. 2018;4(414):78—88.
26. Бубликов В.В. Ассимиляция или мультикультурализм - опыт зарубежных стран по интеграции иммигрантов. Вестник Томского государственного университета. 2008;315:38-41.
27. Асадов З.В. Языковая политика Азербайджана. Место русского языка в системе образования республики. Русский язык за рубежом. 2011;4:97-100.
28. Серио П. Что стоит за названием молдавского языка? Политическая лингвистика. 2021;2(86):33-56.
29. Попова Е.В. Функционирование русского языка в Грузии после распада СССР. Постсоветский материк. 2016;1:35-47.
References
1. Bakhtikireeva UM. On the question of the role of language in national conflicts. Language policy and language conflicts in the modern world. Eds. A.N. Bitkeeva, VYu. Mikhalchenko, 2014: 241-245. (In Russ.).
2. Kostyuk ME. State language policy of Russia: problems of formation and prospects for implementation. Bulletin of the Russian nation, 2010;4-5(12-13):224-237. (In Russ.).
3. Spolsky B. Language management. Cambridge; 2019. (In Eng.).
4. Bachneanu CV. La convergence et la politique linguistique. Social linguistics in Russian Federation (1992-1998), 1998:61-62. (In Fr.).
5. Zolyan ST., Akopyan KS. Russian language in Armenia: history and modern status. Tenth Annual Scientific Conference. Collection of scientific articles: Social sciences and humanities. Part III, 2016: 373-382. (In Russ.).
6. Shaklein VM. Russian language in the context of modern intercultural communication. Scientific notes of the V.I. Vernadsky Tavrichesky National University, 2002;15(54):17-21. (In Russ.).
7. Index of the position of the Russian language in the world: the index of global competitiveness (GC-Index), the index of sustainability in the countries of the post-Soviet space (S-Index). Compiled by A.L. Arefiev, D.A. Gorbatova, VA. Zhiltsov, S.Yu. Kamysheva, E.V. Koltakova, I.A. Maev, M.A. Osadchiy, M.N. Rusetskaya, A.S. Hekhtel, M.I. Yaskevich, ed. M.A. Despondent. Moskow; 2020. (In Russ.).
8. Gottlieb N., Chen Р. Language planning and language policy: East Asian perspectives. Curzon; 2001. (In Eng.).
9. Baumann R., Briggs CL. Voices of Modernity: Language ideology and the politics of inequality. Cambridge; 2003. (In Eng.).
10. Kraus PA. Europäische Öffentlichkeit und Sprachpolitik. Frankfurt am Main; 2004. (In Ger).
11. Gulinov DYu. Language policy: definition and characteristics. Bulletin of the Volgograd State Pedagogical University. Series of Philological Sciences, 2011;5(59): 7-11. (In Russ.).
12. Schweitzer AD., Nikolsky LB. Introduction to Sociolinguistics. Moscow; 1978. (In Russ.).
13. Belikov VI., Krysin LP. Sociolinguistics. Moscow; 2001. (In Russ.).
14. Tumanyan EG. On the distinction between spontaneous and socially determined in the development of language. The influence of social factors on the functioning and development of language, 1988:118-123. (In Russ.).
15. Elistratov VS. On the content of the term "language policy" at the beginning of the XXI century. The Bulletin ofLomonosov Moscow State University Center for International Education, 2009;2:86-90. (In Russ.).
16. Arutyunova MA. Language policy and the status of the Russian language in the USSR and the states of the post-Soviet space. Moscow University Bulletin. Series 25. International relations and world politics, 2012,1:155-178. (In Russ.).
17. Zolyan ST. The Russian language in Armenia in the context of its functioning in the world: The experience of interdisciplinary research. Part I: Legal instruments for development and protection. Yerevan, 2018. (In Russ.).
18. Khudorenko EA. Language policy of Russia in the context of Eurasian integration. Political Science, 2020;2:163-182. (In Russ.).
19. Fadeev VV. Language policy and culture of the world. Forestry Bulletin, 2001; 3: 9-10. (In Russ.).
20. Mechkovskaya NB. Post-Soviet languages in the context of state sovereignty and the flourishing of information technologies. Bulletin of the Belarusian State University. Series 4, 2011;2:75-82. (In Russ.).
21. Seidumanova AS. Features of the formation of ethnopolitical models in the post-Soviet space. Bulletin of the Ural Federal University. Series 3: Social Sciences, 2019;14.2(188):85-93. (In Russ.).
22. Maslova VA., Danich OV. Spiritual energy of the Russian word as a problem of humanitarian thought. Russistics, 2021;19.2:125-137. (In Russ.).
23. Derbisheva Z. The ACTR Nationwide Survey of Russian High School Enrollments in 2009. Russian Language Journal, 2009;59:49-58. (In Eng.).
24. Zharkynbekova ShK. Language reforms and intercultural transformations in the multilingual space of the Republic of Kazakhstan. Bulletin of the Peoples' Friendship University of Russia. Series: Educational issues: languages and specialties, 2017;14.2:246-252.
25. Winter MG. On the problem of introducing trilingualism in the educational process of universities in Kazakhstan. Bulletin of the Chelyabinsk State University, 2018;4(414):78-88.
26. Bublikov VV. Assimilation or multiculturalism is the experience of foreign countries in the integration of immigrants. Bulletin of Tomsk State University, 2008;315:38-41.
27. Asadov ZV. Language policy of Azerbaijan. The place of the Russian lan-guage in the education system of the republic. Russian language abroad, 2011;4:97-100.
28. Serio P. What is behind the name of the Moldavian language? Political Linguistics, 2021;2(86):33-56.
29. Popova EV. Functioning of the Russian language in Georgia after the collapse of the USSR. Post-Soviet continent, 2016;1:35-47.
История статьи:
Получена: 20.10.2021
Принята: 12.11.2021
Опубликована онлайн: 25.12.2021
Article history:
Received: 20.10.2021
Accepted: 12.11.2021
Published online: 25.12.2021
Сведения об авторе:
Лавицкий Антон Алексеевич, кандидат филологических наук, доцент докторант учреждения образования «Белорусский государственный педагогический университет имени М. Танка»; заведующий кафедрой иностранных языков и межкультурных коммуникаций, Витебский филиал Учреждения образования Федерации профсоюзов Беларуси «Международный университет «МИТСО», кафедра иностранных языков и межкультурных коммуникаций, Витебск, Республика Беларусь; e-mail: antonlavitski@gmail.com.
Bionote:
Anton A. Lavitski, PhD (Philology), Associate Professor, Education Establishment «Belarussian State M. Tank Pedagogical University», postdoctoral student; Vitebsk Branch of the Education Establishment of the Trade Union of Belarus Federation «International University MITSO», Department of Foreign Languages and Cross-Cultural Communication, Head of the Department, Vitebsk, The Republic of Belarus; e-mail:
antonlavitski@gmail.com.
