Языковая политика и культура управленцев Казахской АССР.1920-1936 гг.
Language policy and culture of the Kazakh ASSR managers. 1920-1936.
Аманжолова Д.А.
D. Amanzholova
Вопрос о языке определялся не только выбором оптимального средства коммуникации и модернизации полиэтничного населения, но имел глубокое символическое и политическое значение. Язык был важнейшим инструментом формирования этноидентичности народов СССР, служил в республиках маркером для допуска к привилегиям титульного этноса и закрепления его административно-территориального статуса. В организации и обеспечении общегосударственной системы управления в КАССР в 19201936 гг. особую роль играла динамика дискурсивных практик в двуязычном пространстве. Функционирование русского и казахского языков оказывало амбивалентное воздействие на формирование и деятельность управленческого класса в ходе коренизации и трансформации казахской письменности от арабской графики к латинице и кириллице.
The issue of language was determined not only by the choice of optimal communication tool and modernization of multi-ethnic population, but had a deep symbolic and political significance. Language was an important tool for shaping peoples' ethnic identity of the USSR, served as a marker in the republics for the admission to the privileges of the titular ethnic group and its administrative-territorial status consolidation. The dynamics of discursive practices in bilingual space played its special role in the organization and application of the whole government management system in the KASSR in 1920-1936. The functioning of Russian and Kazakh languages had an ambivalent impact on the formation and activities of the management class in the indigenization and the transformation of Kazakh alphabet from Arabic script to Latin and Cyrillic.
Ключевые слова: Советская языковая политика, этничность, бюрократия, Казахская АССР
Keywords. Soviet language policy, ethnicity, bureaucracy, the Kazakh ASSR
Языковая политика большевиков являлась частью комплекса мер по утверждению социальной справедливости и самоопределения народов, тем более что уровень грамотности большинства населения бывшей Российской империи был неудовлетворительным, более 60 народов не имели письменности, часть из них, в т.ч. казахи, использовали арабский шрифт. Число грамотных казахов на основе арабской графики в начале XX века точно не установлено. Высшее и незаконченное высшее образование имели около 100 казахов, около 700 окончили гимназии, прогимназии, училища и учительские семинарии[1]. Они наверняка владели русским языком. По данным переписи 1926 г., грамотность казахов составляла 6,9% [2]. Ликвидация безграмотности совместилась с трансформацией казахской письменности. В 1920-1929 гг. осуществлялось введение казахского языка в делопроизводство с использованием арабской графики, в 1927-1940 гг. был проведен переход на латинский алфавит, с 1940 г. - введение кириллицы. Для большинства населения переход на латиницу был одновременно и обучением грамоте, к тому же латиница была политически нейтральной. Практически на каждом этапе в языковой политике совмещались ликвидация безграмотности, расширение сферы коммуникации национальных языков и обеспечение равенства народов. Секретарь ЦИК СССР А.С. Енукидзе в 1927 г. подчеркивал: «...можно ли Казахстан поднять до уровня русской национальности без национального языка Казахстана? Нельзя, это было бы шовинизмом» [3. С.86].
А.С. Енукидзе (1877-1937)
Вопрос о языке определялся не только выбором оптимального средства коммуникации и модернизации полиэтничного населения, но имел глубокое символическое и политическое значение. Язык был важнейшим инструментом формирования этноидентичности народов СССР, служил в республиках маркером для допуска к привилегиям титульного этноса и закрепления его административно-территориального статуса. Социально-культурная гомогенизация общества соединяла меры по развитию языков и культур, декларативно наполненных «интернациональным
социалистическим» содержанием, с укреплением идеологических и иных скреп, вытеснявших традиционные духовные ценности.
Для управленцев тип письменности имел принципиальное значение, т.к. делопроизводство и письменные коммуникации составляют важнейшую часть их работы. Казахская советская бюрократия формировалась и развивалась в условиях комплексных социально-экономических и культурных преобразований, составной частью которых стало создание новой
национальной письменности. Это было связано и с политикой коренизации. В 1924 г. было принято решение о переводе делопроизводства в автономиях на местные языки, но реализация затягивалась и была продлена до конца 1928 г. Поступавшая в местные органы документация на национальных языках часто оставалась без перевода. При этом местные учреждения были обязаны снабжать переводами лишь документы, направленные в центральные органы РСФСР. Президиум ВЦИК в 1927 г. рекомендовал установить сроки на местах для изучения национальных языков, предоставить работникам возможности для этого[4].
В 1927 г. в КАССР объявлено фициальный переход на латиницу. По решению КазЦИК при местных исполкомах создаются комитеты нового алфавита (КНА). В 1928 г. в КАССР было около 80 обществ сторонников нового алфавита (5000 членов). В декабре 1928 г. в Кзыл-Орде прошла первая всеказахская конференция сторонников нового алфавита. 7 марта 1929 г. постановлением ЦИК СССР и СНК СССР арабская графика выводилась из употребления. Но на деле она сохранялась.
25 июля 1929 г. ЦИК и правительство республики утвердили новый казахский алфавит на основе латиницы. К этому времени грамотных на основе арабского письма в республике было около 8-10%, издавалось 10 газет и 2 журнала, около 100 книг общим тиражом до 3 тыс. экз. каждое. Однако узость базы арабского алфавита, как и всех других, была обусловлена прежде всего отсталой материально-технической базой региона и общей массовой неграмотностью. Кроме того, именно с принятием официального решения о новом алфавите связан ощутимый рост финансирования как из бюджета ВЦК НА, так и из бюджета КАССР. На 1929 год приходится наибольшее число изданий, выпускавшихся одновременно на арабской и латинской основе - 15. В 1932 г. таких осталось 2, на арабской основе не издавалось уже ничего, на латинице - 60[5.С.64-65, 67, 66].
.1»!), „ .<.>
= ои^ ==
г-г^* (5 1. , , . . Ц1 * ¿Л .2.....Ц( ¿Я
» 60 I {_____
1л 10 и"-*
у ■ ■■ С
>-а-1 ¿Г
Знйаиши
Казан
о,г.. щи > Кн'>»1 Р *. П. Щ
■11ц:
им ) №1
- 4 |к ьЬн* |1ям. Г1Н1Ь С СКШII МЦДМ»
jMt-.il- . о;- 13 Лл^-ил 1ЙЭ6
10 Ш7)
у^гЯие/ ЦЩ I
ц ;
к*^ ста* —¿Ь^и.
ли м ьССЫ ,п
1?) (XлиШЩ
• М
Мел т/т'шъц
и/■у/оСцги}.^} 5 , V 5 *• * * „
КЛ г:-'.' ' .
с*
* . /1/. Л '. .. М /I - /¿л./ , ^^
А > МГ
(?1\<К ¿V //г // 1 <'
/ '
т » сыч А ; 1'- V- '
»■ ! •
Газета «Енбекшицазац» («Трудовой казах»). Орган ЦИК и Крайкома РКП(б). Арабская графика. 1926.
Неграмотность большинства населения облегчала языковые
преобразования, хотя до реформы использовался арабский шрифт. Ликвидацию неграмотности большевики прямо связывали с введением нового алфавита. Конфликт между властью и этнической общностью в ходе реформы не возник. Восприятия досоветской письменности как более «духовной» или «национальной» не было, т.к. абсолютное большинство получило грамотность и культуру именно благодаря усилиям власти. И навыки говорения и общения на русском языке возникли раньше, чем владение письменной коммуникацией. На совещании по делам меньшинств в
ноябре 1927 г. глава Отдела национальностей ВЦИК казах С.А. Асфендиаров заявил: «Любой казах скажет, что я лучше буду учиться русскому, чем своему языку, киргиз отдаст с удовольствием своего ребенка учиться русскому языку»[3.С.87].При этом казахский язык оставался неотъемлемой частью повседневной жизни. Он был также способом установления языкового и смыслового барьера или общего поля коммуникаций, когда обывателю и чиновнику-националу требовались доверительные отношения. Одновременно ограничивалась информационная доступность в конфликтных ситуациях с «европейцами».
С.Д. Асфендиаров (1889-1938)
Замена одной культуры письма другой была сложнее и прямо влияла на положение управленцев и качество их работы. Для определенного носителя или группы лиц та или иная особенность орфографии, письменности, шрифта, алфавита может быть связана с тем или иным образом, фактом или принадлежностью к чему-либо или кому-либо. Например, стилизация шрифта под арабский может символизировать ислам или исламскую культуру и традиции. Представители старой интеллигенции владели арабской
графикой и, как правило, русским языком. Выдвиженцы имели другие стартовые условия и иную мотивацию к овладению как русским языком и его использованию, так и в отношении родного языка на новой алфавитной основе. Для старой интеллигенции арабская графика ассоциировалась с прошлым и с исламом. Кириллица могла восприниматься этой частью общества как элемент русификации.
В составе этнобюрократии появились т.н. арабисты и латинисты во главе с Н.Тюрякуловым (председатель правления Центрального издательства народов Востока (Центриздат), член Президиума Всесоюзной научной ассоциации востоковедения, заместитель ректора Института народов Востока). Арабисты владели ведущими должностями в Наркомате просвещения во главе с Байтурсыновым, в издательствах и печати. Как известно, выдающийся казахский литератор, один из лидеров движения Алаш А. Байтурсынов еще в 1912 году создал и усовершенствовал арабскую графику и орфографию казахского языка (сингармоничный алфавит и орфографию). В результате изучения и отбора звуков казахского языка и арабской графики в 1924 году была создана оригинальная «байтурсыновская орфография». Его поддерживали Х.Досмухамедов, М.Дулатов и др. Сторонники латиницы зачастую выступали за мягкий переход на новую письменность, предлагали использовать идеи Байтурсынова в орфографии и возражали против тотальной унификации алфавита[5.С.70]. 12-17 июня 1924 г. в Оренбурге проходил съезд казахских работников просвещения. Доклад об орфографии сделал Ельдес Омаров, содокладчиком выступил Мухтар Мурзин. За вариант Назира Тюрякулова выступили 9, за позицию Ахмета Байтурсынова - 8[6].
Н.Тюрякулов (1892-1937)
Тюрякулов так отстаивал латиницу: «Мы не выносим вопрос без тщательного изучения, мы не собираемся насильно вводить латиницу, не увлекаемся модой. ...Нельзя задерживать культурный прогресс на том основании, что народ к нему не привык. Появлению паровоза и парохода народ тоже когда-то сопротивлялся, но сейчас никто не передвигается между Ташкентом и Оренбургом на верблюде. Надо переходить на латинский шрифт. Он для нас удобней и дешевле, с точки зрения типографского дела». Дулатов подчеркивал, что при латинизации вместо ликвидации неграмотности «мы получим еще больше безграмотных людей», к тому же нет достаточных средств. Он предлагал сохранить и совершенствовать тюркское письмо. Х. Досмухамедов отмечал, что еще не в полной мере изучены внутренние резервы казахского языка, и предлагал вводить новые термины постепенно, на основе общественного обсуждения. Байтурсынов настойчиво отстаивал свою позицию: «Весь лейтмотив Назира - только лишь типографические преимущества латинского шрифта. Мы увлекаемся лишь видимой стороной. Люди переимчивы и подражательны; изобрести свое,
новое им гораздо труднее, чем перенять готовое у других. ... Казахская молодежь должна проявить находчивость в творческом поиске, изобретательность ума. Тогда можно из тюркского письма создать множество вариантов. ... Латинский шрифт нелегок. ... не надо увлекаться латиницей: латынь стара, мертва, это заблуждение - возродить ее».На I Всесоюзном тюркологическом съезде в Баку в 1926 г. Байтурсынов вновь отстаивал свою позицию. Он также сделал важный доклад о научной терминологии и призывал обеспечить единство литературного и народного языков, что могло помочь и в ходе латинизации[7].
Орфография любого языка как сложная символическая структура имеет смысловую и образную власть и в то же время отражает политический курс. Выбор той или иной орфографии имеет скрытые и явные социальные смыслы. Их отражают и пользователи, и создатели. Социальный конструкт «стандартный язык» имеет определенную идеологическую нагрузку. Ее в первую очередь сознают пользователи стандартного языка, которые поддерживают его высокий статус. В то же время использование нестандартного письма служит определенным маркером. Например, -политической оппозиционности, религиозной принадлежности, классовой стратификации, т.к. его не поддерживает большинство. На практике в массовом образовании переход на новую письменность происходил в зависимости от кадрового потенциала и материально-технической базы на ходу создававшейся школьной системы. Писатель М.Габдулин вспоминал в 1943 г.: «Мой отец Елемесов Габдула был по-нашему образованный человек. Это значит, что он умел читать и писать, в то время как другие казахи этим не владели. Вот его преимущество. Он учил детей, правда, по-старому учил, по арабскому алфавиту. Раньше он был учителем, сейчас - колхозник рядовой.
.После установления советской власти в 1924 году во всех аулах открылись аульные начальные школы. ... Я начал учиться на родном языке. Школа находилась в соседнем ауле, который от нашего аула находился в
полутора-двух километрах. Преподавали казахский язык и арифметику. Учебников тогда еще не было. Этот Нугманов сам учился на курсах для учителей и пришел с теми знаниями, которые получил там. В середине учебного года начали поступать учебники на арабском шрифте. Сейчас у нас уже русский шрифт»[8].
Байтурсынов меж тем совершенствовал свой проект 1924 года и предлагал, в частности, писать цифры справа налево, чтобы привычные навыки арабского письма снимали психологический дискомфорт пишущего. Он продолжал доказывать преимущества и возможности усовершенствованной арабской графики в типографском деле, пишущей машинке и обучающей практике по сравнению с русской и другими европейскими графиками[9]. Использование старой письменности и поддержка А. Байтурсынова означали стремление подчеркнуть выделенность культуры, были средством репрезентации и символом сохранения идентичности. Часть старой интеллигенции считала новый алфавит покушением на идентичность, придавала ему особую ценность в самосознании этноса. Его отстранение не могло обеспечить реформу орфографии и совершенствование стилистики казахского языка, прежде всего из-за отсутствия кадров.
А.Б. Байтурсынов (1873-1937)
В докладе о достоинствах алфавита на основе арабской графики, опубликованном в книге «Элшпе айтысы» (Дискуссия об алфавите») в 1927 году,Байтурсынов продолжал доказывать жизнеспособность арабской графики. Он писал, что приемлемость или неприемлемость арабской или латинской графики для построения алфавита, разработки принципов орфографии, для издательского дела меньше всего зависят от самой графики. Они зависят от уровня подготовленности специалистов. Он отмечал, что в том виде, в каком функционирует латинская графика, ее нельзя применять к тюркским языкам, она должна подвергнуться реформированию как минимум на 25-30%. Байтурсынов допускал постепенную сменуарабской графики при параллельном существовании двух график до полного перехода на латинскую. Условием такого перехода он считал приемлемость шрифта для имеющейся методики обучения чтению и письму, а также более легкое зрительное восприятие. Он ссылался на немецких специалистов и утверждал, что арабское письмо воспринимается быстрее и легче, чем латинское, потому что чтение осуществляется не только по слогам, но и по характеру начертания слова в целом, т.е. по характеру графического рисунка[10].
Новый тюркский алфавит был утвержден в 1927 г. За латинизацию выступали ТЖургенев, С. Асфендияров, О. Жандосов, И. Кабулов, Т. Шонанов. По существу, разработка орфографии, терминологии, развитие литературного языка продолжались вплоть до отказа от латиницы и перехода к кириллице. Как признавал Г. Тогжанов, «классовые враги нового алфавита передвинулись из школы и органов печати в партийно-советский аппарат». Теперь именно управленцев и активистов призывали не только на работе, но и в быту использовать исключительно латиницу[5.С.71].Сопротивление арабистов, по мнению партийного руководства республики, в основном было сломлено к концу 1928 г. В июле 1929 г. ЦИК и правительство Казахстана утвердили государственный алфавит[11].
По решению СНК КАССР, весь госаппарат в делопроизводстве должен был перейти на латиницу в 1930 г., однако на практике это удалось сделать в центральных учреждениях к 1934 г. На местах - на уровне не только аулов, но и районов, в быту - арабский алфавит продолжал играть важную коммуникативную роль наряду с русским. Даже в краевых и областных учреждениях управленцы с трудом осваивали новый алфавит и предпочитали писать на арабской основе. Они перекладывали перевод на латиницу на машинисток. Весьма сложной задачей было производство пишущих машинок для латиницы. При этом выпускники школ и пунктов ликвидации неграмотности оставались малограмотными или вообще неграмотными. Многие ссылались на отсутствие грамотных на латинице аппаратчиков и добровольно переходили на русский язык при проведении заседаний и составлении документов[12].
М. (^авь]ьр. •
0\. Вая1ьца1фр
д А г А <э
(§а|ц|д£1>,
(II So.it> гпеп, ча^'.аг^ьп па^эп с^чаш!>>чь {а]ыи).101ь зг ак™ эаб!1пеп||1 ел 9г |уг!1 (гр1ьц II |1ео1о(!1!л51,п квгбеПр о1ы.
Чагая!ьп ча|<]ап сьчдапйьчь 1(так dэ е1г (оги\1аг ваг, -Оагап" йе^сп 502 огь51ьп .ка-гак" йедел заг! теп тачьпак*.
Л1, огь$1ьц ви1 зег! ва5<а лиКк^ап qacqaп цэта сагцуа1аг Ле^еп П1н.!ЪП!н]аП(1. чег екепЛ^Е тпНт. .Кагак" йедеп 892 огьг Шис куп сьчь5!апке1|р, \V-XVI qasi.rl.-i: сатазьтейа 1цу((ап, 50п Пыцап. пи! ек1 1егт1пШп тапь-гаяь в1г <1сееп 5В2 аа(. Озгаа «1св«я ,егк!л ас!ат" ' 282 ilcj.ll.
.032 3(1" Йедеп ь'ага! .часад- йе^еп 5вг1пеп йеусПегЛе ваг. Эг1;ле. „и1 1и. ги»1зк1|,п озп йе цагац даЦьпьц сьччап 1агь]ф,п квгзекПл (огиу [ас етеа.
Ма1к5Щп-1л»*п1п1)2|гп |игЧ1,5г, пап а1ьр чагачапЦа.иН ¿еделШЛг Шъ^ь] кИевогуа: иИ цафпп из-тиуьпа
5С5 ве1дШ !агь]Ч1) й;>у1Ме.реоил ]|(2я) шеи карчшцилее я!уу Ла иг1п(1е а]а.-]|а1а(||,. (1.К. $(а1ш| „Млгкэ1]21П 1ала и|1 тэ5скз1"(к реп!п ч;гаць?).
раг цыщап сег(Ц
■ г-:, опс ¿зталпал вк кир 1 и С] Ы1 ] <1аг (и с л ча1ь^1аг токеп с11сеп.
ПШПЬ %'ОП|иг! а)||[.ц.
СЗагаць^алвд оп (уч(1к Ома Ахф{1ап ¡]гаг11|(|^ щйылЛаг ке|£ец. Ьольд аг^аБьлиа
)уг1к11п шу^ал
ОII1 [О-
ваяь З-веКс)
1П1пс 51п1р ке1кеп ]]гап (рагеь) звикг! в!е кер. СьцыИап 1уг!к т0ц0|01 (и^илкЫь ке^ел. (¿а гзч |Ц|цс 81ШД кеЦеп " топа|0| 502йег1 ис кер Дгар Л1и4ь1шап тайел1|е|1л1п ээега теп qaгaq II-Ипе агар|ап к1г£еп (ске (1с ваг. 5опь глип, чa2sq■Qaгa■ Чь51ап(1ь ясе гатэлпап Л1екеп <?1кел 1уг|к- тоццо1 кчьл^ать тел гиу1пг[,льц ^гат!ьп '(ала аг-ЕС С1етеп(1с[ теп ага|а5ьр,
5ь1и«ь еь^ь!с1ь ^гь^ь] рга15езЧц
Сзгачьг^п ра1са ук1;пс1!п1ц ка]оп!)ля,пл 8)пэ)(1ьгь1с1аппал ке-¡1(1. qoqaпldhq dflmuy сачьпап Йел1е ча|^ап. у!1ксл1. рака уЫ-тс!1 шилМ1 (1аи]иуьпа ав®« са-8ар, кеиеге! ке1Нг1р о^г^ал. В1г рел ва(ь5|ьц а!с1ьцаь яа1аг1ь тэ^еп^еш Ооь1и?1агьл са1(^а51ьги]лп в|Гйеп В|г ^апа у1-кеп чыиу $ауил (о1ьпьц yslinde вДДал 0а2оч1,з1ал таасп1|е1 о(-1л1ьчЮг|-пап а1е са1ца] цвЦал в1г 1урк1гу;е а|паМь. Г.г1л1ья1п11 аМс лесс шы\ к1)1оте(г саШ1ц 0iUn.mil ||аЫь. Рака укииеи ^агаЧ ервекс! вuqйra9ьn^.гl те-Еая1ар, вигьпя|.|)ап аг! кусеЦе негиI.
5ол(1ьч1ал. 1|аЦ|,льп и1|
м1ьр члга1иуь ноиоПр Оа-
2.Ч()31ЧЬ вк1ав)ггсво1иу(;(|:151.пап 50ц, рго1е>аг1)а| <11]к1а1оуп1вьл1.11 (¡^г1а|1зг|,П|14 цапа гл^ОепНё!, еагииас1.1ы|, и11 сач>агьлап аг1си-^суае у1ксп тутки1||Ш: а1й1,
ёа
Уральск Гос'чпогрефн»! ГГ-? Облм
Газета «Ектндщурылыс» («Ударная стройка») на латинице. Уральск, 1936.
В целом целостность коммуникативного поля достигалась комплексом мер, в т.ч. новой письменностью. Административные методы при этом занимали важное место в распространении латиницы среди чиновников. От того, как они овладевали письменностью, зависел и общий престиж языка, культура делопроизводства, статус и сфера применения языка, формирование и характер функциональных и речевых стилей. Трудности с переводом управленческого труда на латиницу влияли на компетентность бюрократов, а их отношение к письменности прямо и опосредованно влияло на общественное мнение по поводу значимости письменной и устной культуры речи.
Политика коренизации повышала престижность языковой грамотности и давала дополнительный стимул к овладению письменной культурой. В связи с новой языковой идеологией и политикой языковая и культурная социализация выдвиженцев происходила в иной системе символов и ценностей. К тому же в социальной практике появилось много новых понятий и неологизмов. Член ВЦКНА Е.Д. Поливанов пытался привести классовую аргументацию: «Можно выставить даже такую точку зрения, которая будет определять язык среднего обывателя 1913 года и, с другой стороны, язык современного комсомольца - не как два разных диалекта, а как два разных языка»[13].
В зависимости от контекста использования, жанра, вербальной аргументации в связи с динамикой представлений и семиотических связей менялся идеологический аспект. Проф. А.М. Селищев обратил внимание: «Единство процесса общественной жизни, воздействие центра неразрывно связано с языковыми переживаниями, с проникновением элементов языка центра в язык областных работников, хотя бы они и занимались вопросами чистоты своего языка и изгоняли старые русизмы» [14].
В Коммунистическом университете трудящихся Востока в 1920-е гг. изучение родных языков занимало равное место с русским в подготовке
национальных кадров управленцев. Поливанов работал в этом университете и заметил, что студенты не проявляли интереса к изучению родного языка, в отличие от русского. Более того, «в процесс учебы языковое мышление на родном языке не участвовало». Грамотность на русском языке была выше, чем на родном. Студенты устно не могли на родных языках излагать «темы, возвышающиеся над уровнем обывательской беседы». Типичный слушатель КУТВ, «грубо говоря, ...получил образование как представитель русского языка, а в качестве представителя родного языка остался ... обывателем»[15].Меж тем на общем собрании московских студентов из Казахстана - будущих управленцев - 24 апреля 1927 года доклад Тюрякулова о новоказахском алфавите был поддержан. Студенты подчеркнули, что его внедрение требует системной и упорной работы в течение продолжительного времени, а всякое форсирование и принуждение может лишь затормозить дело[11.С.55].
Однако дальнейший ход развития общества показал неудобства и недостатки латинского алфавита. М.Дулатов писал, насколько тяжело вести делопроизводство на казахском языке, каким он становится непонятным, когда делается формальный перевод, причем канцелярский казахский язык теряет смысл из-за неудовлетворительного перевода с русского. Ярким примером можно считать перевод на казахский язык фамилии и имени Лев Толстой как Жуан Арыстан, что в прямом смысле означает Толстый лев. В 1934 году ученый секретарь Терминологического комитета Наркомпроса республики Михаил Гаврилов в докладе «К вопросу казахского языкового строительства» выделил трудности и специфику языкового строительства в Казахстане: 1) особенности, присущие казахскому языку: звуковые явления, связанные с законом сингармонизма; 2) отсутствие в казахском алфавите достаточного количества согласных для передачи соответствующих звуков вновь заимствованных слов; 3) бедность лексикона. Имелось в виду отсутствие не только новых научных категорий и понятий, но и простейших понятий, связанных вообще с городской культурой и оседлой жизнью. Он
выступал за умелое и пропорциональное пополнение языка иноязычными заимствованиями и развитие самого языка; предлагал стараться избегать двойной орфографии и дополнительных знаков[16].Лишь во 2-й пятилетке предполагалось завершить перевод преподавания на родном языке в средних школах, техникумах, педагогических и медицинских вузах, создать условия для такого перехода во всех вузах[17].
К тому же одновременное пользование двумя алфавитами - латинским и русским - в казахских школах и других учебных заведениях, где изучался русский язык, было затруднительно. Правительство республики создало комитет для разработки нового алфавита. В печати была организована широкая дискуссия по вопросам языковой политики. Т. Жургенев (в 19261929 гг. - ректор казахского пединститута в Ташкенте, в 1933-1937 гг. нарком просвещения Казахстана) обратил внимание на смысловые противоречия при использовании нового алфавита в условиях социалистической модернизации. «Слово «бельсенды», которое сейчас употребляют как прилагательное (активный) и как существительное (актив) является на самом деле глаголом в третьем лице единственного числа. Несомненно, правильнее было бы вместо ненужного и вредного словотворчества включить слово «актив» в неизменном виде в словарь казахского языка, как оно включено уже в словарь международных терминов».
Т.К.Жургенев (1898-1938)
Он приводил типичные примеры неудовлетворительных переводов: «трест водоканализация» - «трест, который пускает воду через горло» («Социалды Казакстан»), «военный корабль» - как «корабль, который надо держать перед пулями». Нередко не хватало запаса разговорных и диалектных слов для выражения содержания, связанного с советской и европейской лексикой и семантикой, каждый вкладывал в содержание выбранных терминов наречие своего аула. Это относилось и к работникам Наркомата просвещения. Различные формы новых оборотов, предложений, фраз, несвойственных и чуждых структуре казахского языка, в совокупности создавали особый жаргон, мало чем отличающийся от былых жаргонов старых переводчиков. Дословный перевод образных казахских выражений и зоотехнических терминов приводил к смысловым казусам. «Перевод «Главтабак» как «Bastemeki» (голова табак), или перевод «ОГИЗ» как «Ogiz», что по-казакски означает «бык», не только не облегчает понимание переводимых слов, но искажает, запутывает это понимание». Жургенев поведал поучительную дореволюционную быль: «.осеннюю пору, когда высыхают травы, казаки называют хазан - период (хазан - котел). Вот в этот период, если пасти лошадей на покосах клевера, они заболевают поносом.
Существует версия, что такая история случилась с конем яны-курганского участкового пристава в старые времена. Пристав созвал консилиум казахов-скотоводов, и они в один голос сделали из осмотра больного коня следующие, подтверждаемые вековым опытом скотоводчества, выводы: «Ceptiqazansoqqandaconьaqanьnkerpesmcajьlganmalcьrgьldagboladь».
Присутствующий при этом штатный переводчик пристава перевел эти слова следующим образом: «киргизы говорят, что если, когда котел ударит траву, то пустить лошадь на прокорм на ковер клевера - шыркылдак будет». Конечно, и пристав не понял, о чем идет речь в данном случае, - не понял и переводчик. Однако следует отдать дань переводчику, который все же не стал переводить непереводимое (понятие «шыркылдак» отсутствует на русском языке)» [18]. Далее Жургенев подробно писал о типичных терминологических проблемах, обусловленных семантическими особенностями языка и появлением неологизмов.
Магазин Торгсина. Лозунги о ленинской национальной политике на русском (в центре) и казахском (латиница справа). 1930-е гг. Семипалатинск.
Практически для всех народов, получивших латинизированную письменность, во 2-й половине 1930-х гг. осуществлялся переход на
кириллицу (карачаевцы, абазины, ногайцы, осетины, молдаване, татары, хакасы, азербайджанцы, якуты, башкиры, шорцы, горные алтайцы, коми-пермяки, чеченцы и ингуши, карелы и т.д.).8 августа 1939 года началось «всенародное» обсуждение проекта нового алфавита. 10 ноября 1940 года пятая сессия Верховного Совета Казахской ССР одобрила закон «О переводе казахской письменности с латинизированной на новый алфавит на основе русской графики». 13 ноября 1940 года был принят закон «О переводе казахской письменности с латинизированной графики на новый алфавит на основе русской графики»[19].
Однако при переходе на кириллицу усилился разрыв между написанием и произношением. Предпочитая говорение и общение на родном языке, чиновники на деле тормозили развитие письменной культуры. В итоге было принято предложение Жургенева - не изменять международные термины, обеспечить общность понятий в русском и казахском языках. Это было легче осуществить после введения кириллицы. Но и во 2-й половине XX века в Кабинете министров или Верховном Совете в канцелярском казахском языке использовались 20-25% русских слов. Многие термины на казахский язык не были переведены, в то же время перевод ряда терминов не прижился.
Разные виды письменности отражали разные этапы истории и разные символы в этническом сознании. Языковая и культурная социализация новых поколений управленцев происходила при отсутствии личной памяти о предшествующей письменности. Выдающийся казахский писатель М.О. Ауэзов в 1960 году выделил наиболее значимые изменения в казахском языке вследствие ликвидации безграмотности, реформы письменности и роста межкультурных коммуникаций: «Вполне закономерными становятся типы сложноподчиненных предложений, еще в недалеком прошлом имевшие весьма узкую сферу употребления. Авторская речь внутри прямой речи также лишь в наше время получает широкое распространение. Более подвижным становится порядок слов в казахском предложении. Развиваются и дифференцируются литературные стили...». Развитие лексики связано, по его
мнению, с интернационализацией языковых практик: «Органически вошли в казахский язык удачно калькированные из русского языка слова бесжылдык, ецбек^н, колжазба, халыкаралык и многие другие. Возникли в современном казахском языке и новые обороты типа жещлeндiрiс (легкая промышленность), жылжымалыютапхана (передвижная библиотека), ^рделщаржы (капиталовложения), жасандысерж (искусственный спутник)»[20].
В рамках комплексной социально-культурной модернизации народов СССР усилиями государства обеспечены создание систем образования и здравоохранения, ликвидация безграмотности, в том числе у многих народов - национальной письменности; распространение русского языка как инструмента межкультурного общения; «коренизация» и массовая подготовка кадров учителей, врачей, инженеров и иных квалифицированных специалистов, создание профессионального искусства и литературы. Массовый характер и однонаправленность просветительной работы породили не только особые формы общения с коренным населением (культпоходы, передвижные школы, библиотеки и медпункты, красные юрты, кочевые театры, кинопередвижки и т.д.), но и выравнивание и унификацию культур. Поощрение местных языков и распространение русского языка были объективно неизбежны и прогрессивны в связи с индустриализацией регионов. Русский язык был средством усвоения ценностей и смыслов советского индустриального общества, обеспечения политической лояльности властям.
Реформа письменности была частью системы социальных действий, которая подразумевала выражение своей позиции и принадлежности, символической ценности и других социально-опосредованных целей. Оппозиция «свой-чужой», «престижно-непрестижно», «выгодно-невыгодно» и т.п. в бюрократическом социуме выстраивалась в т.ч. через характер и отношение к переходу на новый алфавит, оперативности овладения им в
повседневной практике. Потребность в идентичности, взаимопонимании, унификации делопроизводства - основные факторы, которые влияли на роль и распространение казахского и русского языков. Функционально более слабый язык вытеснялся в менее важные и престижные сферы общения.
Дилемма - продолжать всевозможную поддержку многочисленных языков с малым числом их носителей и весьма ограниченной сферой употребления или радикально расширять обучение русскому, обеспечивающему интеграцию людей и экономик регионов, межкультурное общение, - была решена в пользу скреплявшего единое государство языка. 24 января 1938 г. Оргбюро ЦК ВКП (б) приняло решение о ликвидации национальных школ и национальных отделений в школах, 19 марта -национальных педучилищ и институтов, 13 марта ЦК партии и СНК СССР приняли постановление «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей»[21]. Причины были вполне объективные: необходимость межэтнической интеграции в интересах хозяйственного и культурного развития, подготовки научно-технических кадров и несения воинской службы[22]. Национальные школы признавались очагами буржуазно-националистического и антисоветского влияния на детей, подрывающими братское единство народов СССР с русским народом[23]. Поворот к укреплению русского языка и русской культуры не означал возвышение русскости над другими этноидентичностями. Стремление власти не допустить ассоциации всего русского с ней самой и русских как колонизаторов приводило к тому, что для русских возможность самовыражения предоставлялась в надэтничных институтах - социально-классовых, интернациональных, советских (гражданских).
Потребность взаимопонимания, в т.ч. в связи с угрозой войны, обусловила более важную роль русского языка, особенно в среде управленцев. В то же время казахи-управленцы поначалу недостаточно хорошо владели русским языком и приспосабливали содержание своих официальных выступлений и документов к уровню своей коммуникативной
компетенции. Карьерные интересы стимулировали изучение русского языка. Общение на закрытых заседаниях, совещаниях шло в основном на русском языке. Казахи-чиновники и русские-чиновники были в привилегированном положении каждый в своей этнической среде. Это могло усилить межэтническое разделение, но массовое распространение русского языка, особенно в общении, предотвращало такое развитие ситуации.Наиболее функционально мощный язык занимает все новые позиции, удовлетворяя потребности людей во взаимопонимании. Обязательное использование письменного казахского языка было символом национального равенства в работе органов власти и управления. Но реальное снижение сферы функционирования письменности приводило к разрыву между письменной и устной культурой языка. В результате грамотность на национальном языке и его социальный статус снижались. Пренебрежение письменной культурой стало хроническим, владение казахской письменностью среди чиновников было недостаточно удовлетворительным. Это отражалось на общей культуре бюрократии и авторитете самого языка.
Политико-массовая и культурно-просветительная работа, создание национальных СМИ и библиотечного дела прочно включали этнокультуры в общесоветский контекст. Интеллектуальная и творческая этноэлита, имевшая дореволюционное образование, стремилась к возможно более полному сохранению не только традиционных форм, поддерживаемых властью, но и по возможности их наполнению в рамках новой интернациональной «социалистической» культурой. Однако массовый террор резко сократил возможности национально-культурной автономии, форсировав унификацию на основе русификации. Тяжелейшие потери понесла национальная творческая, научная и художественная интеллигенция в результате репрессии против нее[24], произошло резкое ограничение возможностей населению знакомиться с колоссальным багажом культурного наследия и гуманитарной мысли, в т.ч. среди мусульман, из-за разрыва культурной преемственности поколений, когда молодежь была лишена связи с литературой, созданной на
основе арабского алфавита. Политическая цензура и укреплявшаяся самоцензура наряду с вышеназванными факторами создавали мифологическое пространство советской реальности, оригинально соединявшее действительность и вымысел в сознании и поведении людей.
Литература
1. Исмагамбетов Т. Развитие казахского истеблишмента в конце XIX -середине XX веков // Центральная Азия. 1997. № 11. [Электронный ресурс] http://turkolog.narod.ru.
2. Асылбек М.Х., Асылбекова Ж.М. Население Казахстана между Всесоюзными переписями населения 1926 г. и 1939 г. [Электронный ресурс] // http://www.iie.kz/?p=4615 (дата обращения: 16.09.2015).
3. Цит. по: Аманжолова Д.А. Форматирование советскости. Национальные меньшинства в этнополитическом ландшафте СССР.1920-1930-е гг. М.: Собрание, 2010. 248 с. См. также: Нурмаков Н. Латинизация алфавита -орудие пролетарской революции // Алфавит Октября. Итоги введения нового алфавита среди народов РСФСР. Сб. ст. под общей ред. Н.Нурмакова. М.-Л., 1934. С.5.
4. ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 121. Д. 161. Л. 167, 172, 98, 41-43, 47, 37.
5. Тогжанов Г. История движения и победы нового алфавита среди казаков // Алфавит Октября. Итоги введения нового алфавита среди народов РСФСР. Сб.ст. Под общей ред. Н.Нурмакова. М.-Л., 1934. С.60-72.
6. Муканова Г.К. Вехи идентичности: диаспора и первый научный казахский съезд, 1924 г. (Архивные находки) // Scientific E-journal «edu.e-history.kz» № 1 // http://edu.e-history.kz/en/publications/view/107(дата обращения: 25.07.2014).
7. См.: ОзFанбай 0. Жарь^ы ешпейтш ж^лдыз. Алматы: «Yш Киян», 2003. С. 146 - 154; Культурное строительство в Казахстане (1918 - 1932 гг.) Сборник документов и материалов. Т. 1. Алма-Ата: Казахстан, 1965. С. 54.
8. Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел. IV. Оп. 1. Дело на Героя Советского Союза Малика Габдуллина. Л. 1, 2.
9. Байт^рсын^лы А. Бес томдыкшыFармаларжинаFы. 4-т. Элшпелер мен макалар. Алматы: «Алаш», 2006. С. 275 - 283; Байт^рсын^лы А. ТYзетiлгенэрiп // Байт^рсын^лы А. КeптомдыкшыFармаларжинаFы. 5-том. Алматы: «Алаш» баспасы, 2006. С. 288.
10. Полемика о выборе алфавита. Кзыл-Орда: Казгиз, 1927. С. 24.
11. Культурное строительство в Казахстане (1918 - 1932 гг.) Т. 1. С. 69, 69.
12. Нурмаков Н. Латинизация алфавита - орудие пролетарской революции // Алфавит Октября. С.7; Тогжанов Г. Указ.раб. С. 67, 69.
13. Поливанов Е.Д. основные формы графической революции в турецких письменностях СССР // Новый Восток. Кн.23-24. М.,1928. С.167.
14. Селищев А.М. Язык революционной эпохи. Из наблюдений над русским языком (1917-1926). М., 1927. С. 220.
15. Поливанов Е.Д. Родной язык в национальной партшколе // Вопросы национального партпросвещения. М., 1927. С.113, 114.
16. См.: Амирхамзин А. Некоторые вопросы терминологии казахского языка // http://www.neotech.kz/terminology_ru.html (дата обращения: 30.11.2015); ЦГА РК. Ф. 81. Оп. 3. Д. 680. Л. 4.
17. Маймин И.Б. О 2-й пятилетке Казакстана. Алма-Ата: Издание Госплана КазАССР, 1932. С.38.
18. Жургенев Т.К. Вопросы терминологии казахского языка // Большевик Казахстана. 1935. № 6. С. 44-51.
19. Казахстанская правда. 1940. 13 ноября; Языковая политика в Казахстане (1921 - 1990 гг.). Сб. документов. Алматы: К,азак университет^ 1997. С. 180, 181.
20. Ауэзов М. О традиционном и новаторском в казахской советской литературе.Доклад на XXV Международном конгрессе востоковедов.1960 г. //http://el.kz/m/articles/view/content-4822 (дата обращения: 30.11.2015).
21. ЦК РКП(б)-ВКП(б) и национальный вопрос. Кн. 1. М., 2005. С. 342, 384, 395, 393-394. См. также дискуссию по поводу карельского языка, внутри-и внешнеполитических факторов его развития: Стенограмма заседания Совета Национальностей ЦИК СССР от 25 апреля 1931 г. // АЫтрепо. 2002. № 2. С. 361-413.
22. ЦК ВКП(б) и национальный вопрос. Книга 2. 1933-1945 гг. М., 2009. С. 391-394.
23. Наркомпрос КАССР дал установку сократить зарплату педагогам, которые не могут преподавать русский язык // Учительская газета. 1938.13 июня.
24. Подробнее см.: Репрессированные народы России: чеченцы и ингуши. Сост. Н.Ф. Бугай. М.,1994; Бугай Н.Ф. Л. Берия - И. Сталину: «Согласно Вашему указанию.» М., 1995; Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997; Наказанный народ. Репрессии против российских немцев. М., 1999; Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. 1937-1938 /Сост. В.Н. Хаустов. М., 2003; ЦК ВКП(б) и национальный вопрос. В 2-х кн. М., 2005, 2009; Чеботарева В.Г. Национальная политика Российской Федерации 1925-1938 гг. М., 2008; Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923-1939. М., 2011 и др.