CC BY
235
УДК 811
DOI 10.25205/1818-7935-2018-16-1-57-62
А. Б. Алексеев
Московский государственный областной университет ул. Радио, 10А, Москва, 105005, Россия
ЯЗЫКОВАЯ ИГРА В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
Рассматривается функционирование языковой игры в рамках политической коммуникации. На примере преимущественно американского политического дискурса анализируются конкретные случаи «игрового» употребления ресурсов языка. В результате делается вывод, что с феноменом языковой игры непосредственно связаны такие важные и доминирующие черты политики, как ее состязательность и манипулятивность. Языковая игра позволяет говорящему пренебречь некоторыми нормами институционального общения, проявить лингвокреатив-ность и изобретательность, привнести в дискурсивное пространство многозначность и неопределенность. Основные функции языковой игры - сохранение лица и повреждение лица противника.
Ключевые слова: языковая игра, сохранение лица, повреждение лица, манипуляция, дискредитация.
Термин языковая игра (Sprachspiele) принадлежит Л. Витгенштейну, который понимал его чрезвычайно широко как форму жизни. «Говорить на каком-либо языке - значит жить», -утверждал австрийский философ [Витгенштейн, 2010. С. 12]. Согласно его видению, реальный мир воспринимается через язык и своеобразно конструируется посредством «совокупности языковых игр» [Там же].
Современные лингвисты делают акцент на том, что языковая игра есть, прежде всего, проявление лингвокреативного мышления личности, часто связывая данный феномен с намеренным нарушением норм и правил языковой системы преимущественно для создания комического эффекта [Цикушева, 2009. С. 170]. «Языковая игра возникает, когда люди манипулируют формами и функциями языка с целью развеселить себя или других», - считает Д. Кристал [Crystal, 1996. Р. 328].
Мы предлагаем рассмотреть явление языковой игры в рамках классической теории вежливости П. Браун и С. Левинсона [Brown, Levinson, 1987], а именно с точки зрения сохранения лица говорящего и повреждения лица оппонента, что особенно актуально в пространстве политического дискурса. В результате языковой игры должен сформироваться позитивный имидж себя, и негативный - другого. Таким образом актуализируется базовая для политической коммуникации оппозиция «мы - они», «свои - чужие».
«Играющий» политик (politicus ludens) не совсем свободен в выборе языковых средств, -институциональный дискурс задает параметры приемлемого поведения, игнорировать которые невозможно. Как отмечает Л. Макенсен, человек невольно находится под социально-историческим контролем языкового сообщества [Mackensen, 1973. S. 11], потому что нет такого коллектива людей, где речевая деятельность и каждый шаг коммуникантов не подвергались бы тщательному контролю, осуществляемому посредством норм, предписаний, правил и т. п., которые, подчеркнем, заметно различаются применительно к социальным группам
Алексеев А. Б. Языковая игра в политическом дискурсе // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2018. Т. 16, № 1. С. 57-62.
ISSN 1818-7935
Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2018. Том 16, № 1 © А. Б. Алексеев, 2018
и классам. Многие из них нигде не регламентированы, и все же они невидимо присутствуют в сознании говорящих и нарушаются лишь в исключительных случаях, и то, что называется, «на свой страх и риск».
Дискурс, согласно Н. Фэркло, представляет собой форму социальной практики [Fairc-lough, 1989. Р. 22], строго регулируемую. Каждому индивиду как бы предписывается его статус и набор исполняемых им ролей в конкретной ситуации. С другой стороны, дискурс это еще и «психический процесс взаимодействия сознаний, направленный на конструирование языковых знаков» [Мартынюк, 2009]. Французский философ Ж. Ф. Лиотар утверждал, что «даже самый обездоленный никогда не бывает лишен власти над сообщениями, которые проходят через него и его позиционируют, - будь то позиция отправителя, получателя или референта» [Лиотар, 1998. С. 45].
Внедрение элементов языковой игры в политический дискурс, на наш взгляд, дает возможность относительно вольного обращения с языком и коммуникативными нормами. Мы предполагаем, что реализация «игрового» потенциала политической интеракции соотносима с явлениями манипуляции, диффамации, иронии, сарказма, каламбура, вербальной агрессии и т. д. Вероятно, языковая игра может проявляться на уровне конструирования политических мифов, маргинализации (т. е. намеренного желания обособиться от других участников политического процесса), алармизма (акцентирования социальных проблем).
Следует допустить, что с прагматической точки зрения языковая игра может позволить политику произвести должное впечатление на избирателя, привлечь и удержать его внимание. Более того, в современном мире, обслуживаемом и конструируемом медиатехнология-ми, политика все более превращается в форму развлечения - своеобразный «политэйнмент» (от politics + entertainment) [Мисонжиков, Тепляшина, 2018. С. 219]. И политик, умеющий «играть» на аудиторию и для нее, имеет все шансы на успех. Для подтверждения своего мнения обратимся к практическому материалу.
Характерной чертой президентской кампании 2015-2016 гг. в США было то, что за власть боролись «нетипичные» политики. Помимо Д. Трампа, к ним примыкали нейрохирург Б. Карсон, главный исполнительный директор (CEO) К. Фиорина, сенатор левых убеждений Б. Сандерс со стороны демократов. Б. Сандерс занял радикальную позицию в отношении обсуждаемых вопросов, отвергнув капитализм и провозгласив политическую революцию (political revolution); напротив, республиканцы произвели «революцию» в языке, в частности отвергнув политкорректность.
Традиционно считается, что политик должен быть политкорректным, вежливым, демонстрировать высшую степень самоконтроля и самообладания. Ничего подобного в среде республиканцев не наблюдалось. Языковая игра использовалась для создания комического эффекта, осмеяния противников, их унижения. Рассмотрим пример:
CARSON. I'm the only one to separate Siamese twins. The only one to operate on babies while they were still in mother's womb. The only one to take out half of a brain, although you would think, if you go to Washington, that someone had beaten me to it (1st Republican debate).
В данном контексте Б. Карсон выставляет вашингтонских политиков чрезвычайно глупыми, прибегая к пространной метафоре (extended metaphor) и гиперболе, явно намекая на то, что они пользуются лишь «половиной мозга».
Следующий пример из речи Б. Карсона демонстрирует удачное использование приема градации. Усиление значения происходит за счет использования метафоры в конце параграфа:
I will go through and I will look at what a person's life has been. What have they done in the past, what kind of judgments have they made? What kind of associations do they have? That will tell you a lot more... than an interview will tell you. The fruit salad of their life is what I will look at (10th Republican debate).
Б. Карсон также умел обмениваться шутками, вызывать положительные эмоции и смех аудитории.
Nill, I was mentioned too. - You were? - Yeah, he said everybody (Laughter).
Элементы языковой игры можно найти и в дискурсе Джеба Буша:
Jeb Bush. Our freedom is under attack, our economy is under water, the leading democrat is under the investigation, and America is under the gun to protect our civilized way of life... (5th Republican debate).
Используя параллельные конструкции и повтор с метафорическими выражениями (under attack / water / the investigation / the gun), экс-губернатор Флориды описывает все то, что плохо в Америке. В один ряд с тонущей экономикой, находящейся под угрозой свободой, срочной необходимостью защищать цивилизованный образ жизни попадает и преследуемый ФБР ведущий демократ, - имеется в виду Х. Клинтон.
Однако особенно активно обращался к языковой игре Д. Трамп. Прежде всего, он позволял себе оскорблять своих политических противников, навешивая на них диффамирующие ярлыки, давая комментарии по поводу их внешности, умственных способностей, черт характера и даже состояния здоровья.
На Дж. Буша был навешан ярлык «неэнергичный» (low-energy), на Т. Круза - «лгущий» (lyin' Ted), на М. Рубио - «мелкий» (little Marco), на Б. Сандерса - «сумасшедший» (crazy, 'nuts'), на Х. Клинтон - «жуликоватая» (crooked). Причем диффамация была не более чем игрой, о чем свидетельствует факт, что как только противник выбывал из политической борьбы, ярлык отклеивался от него.
TRUMP. Now, you know, I called somebody a liar but I don't say that anymore because that person is now in the past. I say that's person is now in the past. And with Hillary we say crooked Hillary... (Rally in San Diego, 27.05.2016).
К тому же, например, в ситуации неформального общения, вне дебатов клички забывались, оставались в прошлом.
Используя ругательные слова как бы в шутку, Д. Трамп при необходимости отказывался от обидных комментариев, утверждая, что его неправильно поняли. Так, он, имея в виду К. Фиорину, задавал следующий риторический вопрос:
'Look at her face!'. 'Would anyone vote for that? Can you imagine that, the face of our next president?' (http://fortune.com/2015/09/10/trump-on-fiorina-look-at-that-face-would-anyone-vote-for-that/).
Говорить о внешности (лице) женщины в подобном тоне явно не соответствует элементарным правилам приличия. И во время вторых республиканских дебатов Д. Трамп утверждал, что использовал переносное значение слова 'face' - «персона» (2nd Republican debate).
Догадываться о смысле произнесенного американцам пришлось и тогда, когда начинающий политик вступил в конфликт с М. Келли, в частности обвинив ее в непрофессионализме и добавив:
You could see there was blood coming out of her eyes, blood coming out of her whatever' (https:// www.youtube.com/watch?v=uUKWRSIUS5o).
Слово 'whatever' было воспринято многими как эвфемизм, заменивший нецензурное выражение. Сам факт того, что кандидат в президенты мог делать намеки на физиологический цикл женщины, возмутил аудиторию, еще раз высветив женоненавистническую риторику предвыборной кампании. Д. Трамп, в свою очередь, обвинил своих критиков в извращенности, - он имел в виду кровь из носа!
С этической позиции найти оправдание такому двусмысленному, игровому вербальному поведению трудно. Но с лингвопрагматической точки зрения необходимо признать, что благодаря довольно развязанной манере говорить Д. Трамп завоевал немало сторонников, которые видели в нем искреннего и честного человека. Одновременно создавался образ жесткого (tough) и умного (smart) претендента на Белый Дом, того, кто бескомпромиссно будет защищать интересы американской нации.
Немаловажен и развлекающий фактор языковой игры: недаром митинги Д. Трампа отличались массовостью, а сам ведущий кандидат гордился тем, что он привлекает людей без гитары и звезд, - ему не надо приглашать Бейонсе.
К языковой игре прибегали и демократы. Так, они использовали манипуляции с именем Трамп.
SANDERS. But we are where we are right now. And where we are right now is we have got to stand up to the trumps of the world who are trying to divide us up (6th Democratic debate).
В приведенной реплике сенатора из Вермонта имя Трамп трансформируется в нарицательное существительное, наделяемое негативными коннотациями.
Х. Клинтон, в свою очередь, говорила о «лазейке Трампа» (Trump loophole), а также о сфабрикованном проекте «умеренных» налогов (дословно: «стекающих струйкой») -'trumped up trickledown' (1st Presidential debate). В образовании последнего выражения ключевую роль играет фразовый глагол 'trump up', который невольно ассоциировался с номи-нантом Республиканской партии. А поскольку оттенки значения слова отрицательные (ср.: рус. «фальсифицировать»), они переносились и на личность Д. Трампа. Создавался образ лжеца, обманщика, манипулятора.
Б. Обама, характеризуя отношения Д. Трампа с В. Путиным, заметил:
If you've made a career of idolizing Ronald Reagan, then where were you when your party's nominee for president was kissing up to Vladimir Putin, the former KGB officer? You used to criticize me from for even talking to Russia, now suddenly you are OK with your nominee having a romance with Putin? (Rally in Miami, 20.10.2016).
В этих словах в саркастической форме выражена дискредитация: оратор стремится показать, что Д. Трамп намного ближе к лидеру России, чем можно предположить, что он восхищается В. Путиным и что у него с ним роман. Подчеркивается, что такая позиция, в свою очередь, противоречит заветам Р. Рейгана и принципам Республиканской партии в целом.
По-видимому, языковая игра, театральность, наигранный драматизм в политическом дискурсе - универсальная особенность, характерная для всех лингвокультур, в том числе и русской. Ограничимся несколькими примерами из русского политического дискурса.
В. МАЛЬЦЕВ. Мы хотим спасти Россию от революции! Да, и я призываю к нормальной и законной революции, которую можно свершить лишь путем импичмента. Нужно отстранить от власти главный тормоз, который мешает нашей экономике (https://www.svoboda.org/a727938494.html).
Налицо некоторые манипулятивные элементы в речи оппозиционного политика: сначала оратор «хочет спасти Россию от революции», а потом заявляет, что его цель - «нормальная и законная революция». Утверждение «Нужно отстранить от власти главный тормоз» может быть понято буквально (в жаргонном варианте русского языка «тормозом» называют медлительного человека).
В русском политическом дискурсе, как, впрочем, и в соответствующем ему американском, наблюдается выдвижение громких идей и предложений. Так, лозунг В. Мальцева «импичмент - Путину» можно рассматривать как игру. Очевидно, что те, кто ратуют за отстранение Путина от власти, пользуются недостаточной поддержкой народа, чтобы обещать избирателям выполнение этой сверхзадачи, но сам факт жесткой риторики для них важен. Языковая игра встречается в дискурсе лидера ЛДПР В. Жириновского:
Сравните: сегодня Украина. Они точно повторили Октябрьскую революцию. Значит, Янукович - будем считать, что это Керенский, - и они ночью захватывают власть, и Керенский бежит с Петрограда, Янукович бежит из Киева, и утром они объявляют свои декреты, опять же незаконные... (https://www. youtube.com/watch?v=mlAuVID3ABU).
В данном фрагменте В. Жириновский проводит параллели между Октябрьской революцией и событиями на Украине. В результате сравнения Януковича с Керенским создается упрощенная, драматизированная версия событий, в чем-то комическая и искаженная.
В заключение отметим, что языковая игра в политическом дискурсе выполняет ряд важных функций, основные из которых - сохранение лица и повреждение лица. Играя, политики проявляют свою лингвокреативность, находчивость и изобретательность. Они могут демонстрировать жесткость, острый ум, бескомпромиссность в служении высшим идеалам и преданность избирателям. Не менее важно, что в условиях современного политэйнмента языковая игра - способ привлечь и удержать внимание адресата, заявить о себе, своих политических амбициях и планах.
В игровой форме осуществляется дискредитация, диффамация противника, проводятся манипуляции с фактами, привносятся в коммуникативное пространство двусмысленность и многозначность. При этом нередко актуализируются неприличные смыслы слов, но именно благодаря эффекту игры они ретушируются, маскируются, преподносятся аудитории в таком виде, что их еще необходимо вычленить, даже если они, собственно, лежат на поверхности.
Позволить реципиенту из множества интерпретаций дискурса самому выбрать наиболее подходящую для себя является выгодной стратегией, так как фактически ответственность за понимание теперь полностью возлагается на него. Языковая игра является тем механизмом, который включает адресата в диалог с политиком, превращая человека из пассивного объекта воздействия в субъект дискурсивной деятельности, сознательно принимающий решения, чувствующий свою сопричастность к процессу смыслообразования.
Список литературы
Витгенштейн Л. Культура и ценность. О достоверности / Пер. с англ. Л. Добросельского. М.: Астрель, 2010. 250 с.
Лиотар Ж. Ф. Состояние постмодерна / Пер. с фр. Н. А. Шматко. СПб.: Алетейя, 1998. 160 с.
Мартынюк А. П. Разграничение дискурса и текста с позиций интеграционного подхода // Вюник Харювського нацюнального ушверситету ¡м. В. Н. Каразша. 2009. № 866. (Романо-германська фшолопя. Методика викладання шоземних мов. Вип. 59). URL: http://dspace. univer.kharkov.ua/bitstream/123456789/4924/2/Martynyuk.pdf (дата обращения 13.12.2016).
Мисонжиков Б. Я., Тепляшина А. Н. Журналистика. Введение в профессию: Учеб. пособие. 2-е изд. СПб.: Питер, 2018. 272 с.
Цикушева И. В. Феномен языковой игры как объект лингвистического исследования // Изв. Рос. гос. пед. ун-та им. А. И. Герцена. Общественные и Гуманитарные науки. 2009. № 12. С. 169-171.
Brown P., Levinson S. Politeness: Some Universals in Language Usage. Cambridge: Cambridge University Press, 1987. 345 p.
Crystal D. Language play and linguistic intervention // Child Language Teaching and Therapy. 1996. Vol. 12 (3). P. 328-344.
Fairclough N. Language and Power. Longman Group, 1989. 259 p.
Mackensen L. Verführung durch Sprache. München: List Verlag, 1973. 327 S.
Материал поступил в редколлегию 09.12.2017 Alexander B. Alexeyev
Moscow Region State University 10A Radio St., Moscow, 105005, Russian Federation
THE USE OF LANGUAGE PLAY IN POLITICAL DISCOURSE
The article dwells on the way the language play functions within the framework of the political communication. The specific cases of the language play are analyzed predominantly on the basis of the American political discourse. As a result, the conclusion is reached that such an important or dominant traits of politics as competitiveness and the manipulatory tonality are linked to the lan-
62
ricHxonHHrBHCTHKa ë nËHTBOKynbTyponorËSi
guage play, and the phenomenon seems to be of the universal nature. It allows the speaker to ignore some norms of the institutional communication and to demonstrate linguistic creativity and inventiveness. It permits to achieve a certain level of ambiguity and polysemy of the discursive meanings. The main functions of the language play are face-saving and face-harming. Trying to save his face and using for this purpose the language play, politicians may demonstrate their wit, toughness, smartness, alertness, etc. On the other hand, one may emphasize the weaknesses of the opponent, but formally remain within the law and elude pursuit since in case of any allegations one may claim misunderstanding and/or misinterpretation. It is this effect of the language play that contributes to the manipulatory tonality of the political communication.
Keywords: language play, face-saving, face-harming, manipulation, defamation.
References
Brown P., Levinson S. Politeness: Some Universals in Language Usage. Cambridge: Cambridge University Press, 1987, 345 p.
Crystal D. Language play and linguistic intervention. Child Language Teaching and Therapy, 1996, vol. 12 (3), p. 328-344.
Fairclough N. Language and Power. Longman Group, 1989. 259 p.
Liotar Zh. F. Sostoyanie postmoderna. Transl. from France by N. A. Shmatko. St. Petersburg, Aleteiya, 1998, 160 p. (In Russ.)
Mackensen L. Verführung durch Sprache. München, List Verlag, 1973, 327 S.
Martynyuk A. P. Razgranichenie diskursa i teksta s pozitsiy integratsionnogo podkhoda. URL: http://dspace.univer.kharkov.ua/bitstream/123456789/4924/2/Martynyuk.pdf (accessed 13.12.2016) (In Russ.)
Misonzhikov B. Ya., Teplyashina A. N. Zhurnalistika. Vvedenie v professiyu: Uchebnoe po-sobie. 2nd ed. St. Petersburg, Piter, 2018, 272 p. (In Russ.)
Tsikusheva I. V. Fenomen yazykovoy igry kak ob'ekt lingvisticheskogo issledovaniya. Izvestiya Rossiyskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta im. A. I. Gercena. Obshhestvennye i Gumanitarnye nauki, 2009, no. 12, p. 169-171. (In Russ.)
Vitgenshtein L. Kul'tura i tsennost'. O dostovernosti. Transl. from Engl. by L. Dobroselsky. Moscow, Astrel', 2010, 250 p. (In Russ.)
For citation:
Alexeev A. B. The Use of Language Play in Political Discourse. Vestnik NSU. Series: Linguistics and Intercultural Communication, 2018, vol. 16, no. 1, p. 57-62. (In Russ.)
DOI 10.25205/1818-7935-2018-16-1-57-62
