CC BY
41
УДК 81'42
ББК 81.0
Г 62
Голубцов С.А.
Кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков № 2 Кубанского государственного технологического университета, e-mail: sgol@rambler.ru
Лучинская Е.Н.
Доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой общего и славяно-русского языкознания Кубанского государственного университета, e-mail: bekketsam@yandex. ru
Языковая игра как способ актуализации интертекста в художественном дискурсе
(Рец ензирована)
Аннотация:
Выявляются основные принципы описания интертекстуальности как вида языковой игры. Данные, полученные в рамках представленного научного исследования, способствуют определению интертекстуального включения, которое соотносится с различными ситуациями. Языковая игра понимается как деятельность, которая осуществляется согласно определенным правилам, где важен скорее сам процесс, а не ее результат, как средство специфической коммуникации. Языковая игра всегда характеризуется нацеленностью на адресата, то есть особое внимание необходимо уделять игре читателя с текстом, а также превращению читателя в сообщника автора и соавтора текста. Методика исследования основана на интерпретативном анализе художественного текста, а результаты позволяют систематизировать подходы к разработке способов интерпретации интертекста в зависимости от нового контекста, в котором происходит расширение его интертекстуальной перспективы. Анализ выявил, что игра с интертекстом обнаруживает разнообразные эффекты, используемые в художественном дискурсе. Полученные данные могут быть успешно применены непосредственно для исследования функционирования «чужого слова» в речевом творчестве, что в целом помогает выявить основную сущность игры - обновление в бесконечных повторениях.
Ключевые слова:
Языковая игра, интертекстуальность, интертекст, интертекстуальное включение, художественный дискурс.
Golubtsov S.A.
Candidate of Philology, Associate Professor of Foreign Languages Department No.2, Kuban State University of Technology, e-mail: sgol@rambler.ru
Luchinskaya E.N.
Doctor of Philology, Professor, Head of Department of the General and Slavic-and-Russian Linguistics, Kuban State University, e-mail: bekketsam@yandex.ru
Language game as a mean of actualization of intertext in the fiction discourse
Abstract:
The main principles of the description of the intertextuality that is understood as a
kind of language game are revealed. The data obtained within given scientific study that is based on intertextuality help to determine intertextual insertion which may be correlated with the different situations. Language game is understood as an activity that realizes according to the certain rules when the process is more important than the result and it is the mean of specific communication. The usual aim of language game is the recipient, that's why one should pay attention to the author's game with the text and also to the reader's transformation into the author's companion and co-author. Methods of the study include interpretative analysis of the fiction text. The study results are of theoretical importance, they include systematic approach to the working out the ways of intertext interpretation due to context which presupposes the broadening of its intertextual perspective. It is proved through the analysis that the play with the intertext opens various effects that are used in fiction discourse. The given results could be successfully used directly for study of the functioning of the "precedent word" in creative speech that in a whole helps to reveal the main essence of the play - renewal in multiple repetitions.
Keywords:
Language game, intertextuality, intertext, intertextual insertion, fiction discourse.
Основными исследователями игровой сущности языка являются Й. Хёйзин-га, который полагает, что игра - исконно форма человеческой деятельности [1], и психоаналитик Э. Берн, способный отыскать игровые фреймы в самых обыденных взаимоотношениях [2]. Игра также рассматривается как основа известных философских и лингвистических построений. Н.А. Луценко отмечает, что нередки случаи, когда язык лингвистами и поэтами сводится к игре. В таком случае получатель, не располагая никакой информацией о замысле отправителя, вынужден разгадывать их смысл, извлекать из них сообщение [3: 161].
Как утверждает О. Бурова, «игра -это всегда самопрезентация. Здесь властвует другой язык, строящий вымышленный, виртуальный мир» [4: 183]. Г. Бо-гин считает, что вопрос об игровом начале в речевой деятельности, текстопроиз-водстве и т. п. имеет не только собственно лингвистический аспект, а связан с более широкой социокультурной ситуацией. По его мнению, тысячи авторов строят тексты по принципу игровой коммуникации в расчете на то, что игровые средства пробудят рефлексию над наиболее серьезными и существенными компонентами личного и социального опыта читателей и
слушателей. Исследования Богина позволяют ему сделать вывод, что опытный читатель просто не хочет читать «текст без игры» [5: 225-226, 235]. К.С. Ахаминова характеризует игру как деятельность, которая осуществляется согласно определенным правилам, где важен скорее сам процесс, а не ее результат [6: 86].
О значимости игры говорит Д. Руден-ко: «В человеческой игре порождается экстаз существования, направленный на мир. Вот почему игра всегда важнее, чем какое-либо иное отношение к окружающему, чем какая-либо другая внутримировая деятельность человека» [7: 344]. А.С. Полевщикова трактует языковую игру как средство специфической коммуникации, она считает, что явление языковой игры всегда характеризуется нацеленностью на адресата, то есть обращает особое внимание на игру читателя с текстом, превращение читателя в сообщника автора и соавтора текста [8: 361, 362]. Для успешной реализации игры необходимы определенные условия, которые сформулировал В.З. Санников: «Языковая игра основана на знании системы единиц языка, нормы их использования и способов творческой интерпретации этих единиц» [9: 15].
Цитирование интертекстуальных заимствований широко распространено в художественной литературе. Этот при-
ем наиболее частотен в произведениях С. Моэма. Известны следующие разновидности: переделки устойчивых выражений для создания комического эффекта и противоположный случай, когда формальный состав остается неизменным, но меняется его значение благодаря особенностям описываемой ситуации.
В качестве приема можно привести игровой текстовый материал из романов С. Моэма «Рождественские каникулы» и «Пироги и пиво»:
1. Then they came on to the quay. Here the Paris day burst upon them in all its winter beauty and Charley gave a little exclamation of delight.
'You like this?'smiledLidia.
'It's a picture by Raffaelli.' He remembered a line in a poem that he had read at Tours: 'Le vierge, le vivace et le bel aujourd'hui' («Christmas Holiday»).
Потом вышли на набережную. Тут парижский день открылся им во всей своей зимней красе, и Чарли даже ахнул от восторга.
- Вам нравится? - улыбнулась Лидия.
- Это будто картина Рафаэля. -Ему вспомнилась строчка стихотворения, что он прочел в Туре: «Le vierge, le vivace et le bel aujourd'hu» («Рождественские каникулы»), (пер. Р. Облонской) -Как этот день прекрасен, свеж и чист (фр.)
2. The rumble of London, which I did not know if I imagined or Heard (my house was at the top of Half Moon Street), and the beauty of the sunny June day (le vierge, le vivace et le bel aujourd'hui), gave my reverie a poignancy which was not quite painful («Cakes and Ale»).
Отдаленный городской шум, который я не то слышал, не то воображал (дом стоял в самом конце Хаф-Мун-стрит), и прелесть солнечного июньского дня (Le vierge, le vivace et le bel aujourd'hui) придали моим грезам особую остроту, не лишенную приятности («Пироги и пиво»), (пер. А. Иорданского) - Начало стихотворения Ст. Малларме «Лебедь».
В обоих романах употребляется интертекстуальное включение Le vierge, le vivace et le bel aujourd'hui. Это первая строчка одного из самых знаменитых поздних произведений Малларме - сонета «Le vierge, le vivace et le bel aujourd'hui», напечатанного в 1885 году. О творчестве поэта рассказывается в предисловии С. Зенки-на «Пророчество о культуре» к «Сочинениям в стихах и прозе» Стефана Малларме. С. Зенкин отмечает, что еще при жизни поэта современники много говорили о «темноте» его поэтического языка. На самом же деле в их осуждении проскальзывает зависть, так как в темноте угадывался своеобразный язык. По отношению к подобному эзотерическому тексту возможны, по Зенкину, три подхода: можно вступить в состязание с автором и постараться его расшифровать. Второй подход свойственен обычным читателям, которые не пытаются состязаться с автором, не стараются «переиграть автора в затеянной им игре загадок», а наслаждаются именно загадочностью и таинственностью. В третьем подходе «темнота» рассматривается как главный фактор поэтического достоинства произведения [10: 7].
Сонет «Le vierge, le vivace et le bel aujourd'hui» в русской переводческой традиции чаще всего именуется «Лебедь». В сонете нигде не сказано, что лебедь, застывший во льду замерзающего озера, - символ поэта, однако об этом нетрудно догадаться. Кроме этого, усматривается мотив творческого бессилия поэта - его невозможность оторваться от земли. Что касается «несостоявшихся полетов», то это, по Зенкину, - ненаписанные стихи. В сонете, однако, два героя, обозначаемые одним и тем же местоимением il (он, оно). Другим героем, кроме лебедя, является «сегодня» - «нежное, резвое, чудное», как сказано о нем в первой строке. Эта грамматическая игра с двусмысленным местоимением приводит к тому, что «сегодня» становится ярким зимним днем, а лебедь утрачивает всякую реальность.
Отмечая парадоксальную двойственность «героя» в сонете, русские переводчики подчеркивают то одну, то другую его «ипостась». У одних поэтов (М. Волошин, В. Брюсов, А. Ревич, М. Та-лов) героем становится «лебедь», а у других - «сегодня», которое превращается в образ конкретно-чувственного «дня» (И. Тхоржевский, Р. Дубровкин): «Лебедь» (пер. В. Брюсова) Бессмертный, девственный, властитель красоты,
Ликующим крылом ты разобьешь ли ныне... Лебедь (пер. М. Волошина)
Могучий, девственный, в красе из-вивных линий
Безумием крыла ужель не разорвет... Лебедь (пер. И. Тхоржевского)
День, ослепительный по белизне и смелый,
Взмахнул крылом. Но цель упрямый снег высот!
В зеркальном озере сияет жесткий лед... (пер. М. Талова)
Живучий, девственный, не ведавший высот,
Ударом буйных крыл ужель прорвет он ныне... (пер. А. Ревича)
Живой, не тронутый, прекрасный и поныне,
Готовый нас пронзить внезапным взмахом крыл... (пер. Р. Дубровкина)
Звенящий зимний день, взломав без-молвье льда,
Взмахнешь ли ты крылом, победно отметая. [11: 549].
Итак, в романах «Рождественские каникулы» и «Пироги и пиво» фигурирует интертекст 'Le vierge, le vivace et le bel aujourd'hui' - первая строчка из сонета Ст. Малларме, взятая без изменения. Следует отметить, что в обоих романах речь идет о цитировании без указанного источника. Так как языковая игра нацелена на адресата, то начинается игра в угадывание. Читатель проверяет наличие выражения в языковой памяти в готовом виде. И если удается угадать автора заимствова-
ния, реципиент испытывает удовлетворение от сознания активности своего интеллекта, позволяющего выявить значение и функцию интертекстуального включения в тексте. Существует мнение, что отсутствие фоновых знаний затрудняет понимание текста. Действительно, наслаждаться игрой может только тот, кто их имеет. Невозможно декодировать текст, если не имеешь соответствующих знаний, то есть при отсутствии их художественный эффект будет значительно ослаблен. Таким образом, интерпретация примеров связана с внетекстовыми фоновыми знаниями.
Как было указано, в сонете «два героя»: «лебедь» и «сегодня» (образ чувственного дня). В романе «Рождественские каникулы» С. Моэм употребляет интертекстуальное включение со значением «день» при описании парижского дня, который «открылся им во всей своей зимней красе» («Рождественские каникулы»). Это соответствует описанию зимнего дня в сонете Ст. Малларме. Здесь чувствуется влияние творчества французского поэта на Моэма и соблюдение писателем литературной традиции.
В романе «Пироги и пиво» читателю-интеллектуалу, нацеленному на применение заимствования для описания зимнего дня, предлагается расширить сферу действия этого выражения. На этот раз 'Le vierge, le vivace et le belaujourd 'hui ' (как этот день прекрасен, свеж и чист) употребляется при описании «прелести солнечного июньского дня» («Пироги и пиво»). Таким образом, С. Моэм расширил значения данного выражения и применил его не только к описанию зимнего, но и летнего дня.
Рассмотрим другой пример игрового подхода к трактовке серьезных проблем бытия в романе С. Моэма «Театр»:
Julia spent several happy days <... > But she was a woman of character, and when she had come to a decision she adhered to it; before leaving for London she wrote a note to Charles <... > As she stuck down the envelope she murmured: Bis dat qui cito dat. It was a
Latin tag that Michael always quoted when, asked to subscribe to a charity, he sent by return of post exactly half what was expected of him («Theatre»). - Вдвойне дает тот, кто дает быстро / Скорый дар ценен вдвойне.
Джулия провела в Париже несколько счастливых дней <...> Однако она была женщина с характером и когда принимала решение, выполняла его. Прежде чем уехать в Лондон, она послала Чарлзу коротенькое письмецо <...> Опуская конверт в ящик, она пробормотала: «Bis dat qui cito dat. Это была избитая латинская цитата, которую всегда произносил Майкл, когда в ответ на просьбу о пожертвовании на благотворительные цели посылал с обратной же почтой ровно половину той суммы, которую от него ждали («Театр»), (пер. Г Островской). - Кто скоро даст, тот дважды даст» (изречение Сенеки).
Латинскую цитату 'Bis dat qui cito dat' в романе «Театр» произносит театральный режиссер Майкл Госселин. Это выражение описывает нравственный идеал, личность, которая ответственно относится к жизненным проблемам: откликаясь на просьбы о пожертвовании, платит значительные суммы раньше срока. Ранняя оплата очень важна для принимающей стороны и расценивается ею как двойная оплата. Однако Майкл воспринимает это крылатое выражение в прямом смысле как возможность заплатить половину от требуемой суммы, оправдывая свои действия тем, что реализует оплату быстро. Этот эпизод с переосмысленной цитатой вызывает смех, возникает комический эффект: изощренный ум Майкла превращает человека образцового поведения в недобросовестного человека.
Джулия Лэмберт, знаменитая актри-
са и жена Майкла, повторяет латинскую цитату вслед за мужем. Она испытывает неприязнь по отношению к своему мужу, осуждает его. Джулия самоутверждается путем осмеивания своего мужа, однако же, решая свои жизненные проблемы, пользуется его методом. Джулия не любит Чарлза, оказывающего ей знаки внимания, но решает написать ему письмо, в котором назначает встречу, замыслив втянуть его в любовную интрижку. Смысл, который она вкладывает во фразу, заимствованную у своего мужа, вселяет в нее уверенность, что принятие ее предложения сулит Чарлзу двойную награду. Неожиданное применение выражения в любовном эпизоде также создает комический эффект. Этим фрагментом подтверждается мысль о том, что женщины тоже подвержены языковой игре. Следует отметить, что обычно женщины предпочитают уклониться от репрессивной игры, так как они страшатся обмана в процессе игры. Хотя Джулия критикует своего прижимистого мужа, она повторяет его игру, не замеченную самим Майклом. Е. Юр-кевич утверждает, что женщина находится вне активного фантазирования и действует пассивно, повторяя уже сказанное мужчиной, Юркевич называет это эхоти-ческой коммуникацией [12: 206].
Итак, один и тот же интертекст может соотноситься с различными ситуациями, однако помещение в новый контекст кардинально меняет его смысл: возникает второй, дополнительный смысл, часто контрастирующий с первым. Другой контекст открывает новые возможности для использования заимствования. Игровое повторение приводит к тому, что в рамках известного возникает новое сообщение.
Примечания:
1. Хейзинга Й. Homo Ludens. В тени вчерашнего дня. М.: Прогресс, 1992. 464 с.
2. Берн Э. Игры, в которые играют люди: психология человеческих взаимоотношений; Люди, которые играют в игры: психология человеческой судьбы: пер. с англ. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2001. 480 с.
3. Луценко Н. Язык - ритуал - игра // Философия языка: в границах и вне границ.
Т. 3-4 / сост. и науч. ред. Д.И. Руденко. Харьков: Око, 1999. С. 159-180.
4. Бурова О. Общение с вещью: пространство игры // Там же. С. 181-195.
5. Богин Г. Пространство смыслов как игровой потенциал // Там же. С. 225-254.
6. Ахаминова К.С. Игровое начало в лингвокультуре // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. Майкоп, 2009. Вып. 4. С. 86-91.
7. Руденко Д. Игра: книга, которая (не)получилась // Философия языка: в границах и вне границ. Т. 3-4 / сост. и науч. ред. Д.И. Руденко. Харьков: Око, 1999. С. 329-374.
8. Полевщикова А.С. Языковая игра в гетерогенном тексте (на примере романа А. Мушга «Der Rote Ritter») // Русская германистика: ежегодник Российского союза германистов. Т. 10. М.: Языки славянской культуры, 2013. С. 361-368.
9. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М.: Языки русской культуры, 1999. 544 с.
10. Зенкин С. Пророчество о культуре (творчество Стефана Малларме) // Сочинения в стихах и прозе: сборник / сост. Р. Дубровкин. М.: Радуга, 1995. С. 5-38. [На фр. яз. с параллельным рус. текстом].
11. Малларме С. Сочинения в стихах и прозе: сборник / сост. Р. Дубровкин. М.: Радуга, 1995. 568 с. [На фр. яз. с параллельным рус. текстом].
12. Юркевич Е. Молчание игры // Философия языка: в границах и вне границ. Т. 3-4 / сост. и науч. ред. Д.И. Руденко. Харьков: Око, 1999. С. 201-211.
References:
1. Huizinga I. Homo Ludens. In the shadow of tomorrow. M.: Progress, 1992. 464 pp.
2. Berne E. Games people play: The Psychology of Human Relationships; What do you say after you say hello! The Psychology of Human Destiny / transl. from the English language. М.: FAIR PRESS, 2001. 480 pp.
3. Lutzenko N. Language - Ritual - Game // Philosophy of the language: Within the borders and outside the borders / ed.by D.I. Rudenko. Kharkiv: OKO, 1999. Vol. 3-4. P. 159-180.
4. Burova O. Communication with a Thing: Game Space // Ibidem. P. 181-195.
5. Bogin G. Space for meanings as a game potential // Ibidem. P. 225-254.
6. Akhaminova K.S. Game start in linguistic culture // Bulletin of the Adyghe State University. Ser. Philology and the Arts. Maikop: ASU Publishing House, 2009. Iss. 4. P. 86-91.
7. Rudenko D. Game: the book that was (wasn't) finished // Philosophy of the language: Within the borders and outside the borders / ed. by D.I. Rudenko. Kharkiv: Oko, 1999. Vol. 3-4. P. 329-374.
8. Polevshchikova A.S. Language game in heterogenic text (based on the novel by А. Mushga «Der Rote Ritter» // Russian Germanistics: an annual collection of the Russian League of Germanists. Vol. 10. М.: Languages of Slavic Culture, 2013. P. 361-368.
9. Sannikov V.Z. Russian language in the mirror of the language game. М.: Yazyki russkoy kultury, 1999. 544 pp.
10. Zenkin S. Prophesy of culture (works by Stéphan Mallarmé) // Works in verses and prose: coll. / comp. by R. Dubrovkin. М.: Raduga, 1995. [In the French language with the parallel Russian texts]. P. 5-38.
11. Mallarmé S. Works in verses and prose: coll. / comp. by R. Dubrovkin. М.: Raduga, 1995. [In the French language with the parallel Russian texts]. P. 568.
12. Yurkevich E. Silence of the game // Philosophy of the language: Within the borders and outside the borders / ed. by D.I. Rudenko. Kharkiv: Oko, 1999. Vol. 3-4. P. 201-211.
