CC BY
138
Е. Г. Андреева
ЯЗЫК И КУЛЬТУРА: КАТЕГОРИЧНОСТЬ ВЫСКАЗЫВАНИЯ КАК ОТРАЖЕНИЕ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ НОРМ В ЯЗЫКОВЫХ МОДЕЛЯХ
Отправной точкой нашего рассуждения служат широко распространенные идеи о связи между языком и культурой, хотя более верным было бы говорить о языке как о части культуры, а не об отдельном связанном с ней феномене, так как он по сути является ее базисом и синкретическим выражением. Проявление обществом интереса к языку, попытки определить его место и роль уже сами по себе дают основания считать это признаком известной зрелости культуры, свойственной данному языковому коллективу. Действительно, «требуется достаточно высокий уровень духовной, мыслительной культуры, чтобы разграничить тем или иным образом слово, мысль и вещь и сделать Слово самостоятельным объектом теоретиче-
1
ского или предтеоретического дискурса» .
Если же вернуться к проблеме влияния культуры на язык, то хорошо известно утверждение Б. Уорфа, одного из признанных основоположников лингвистической теории, что «между культурными нормами и языковыми моделями существуют связи», хотя он и оговаривается, что эти связи вовсе «не корреляции или прямые соответствия», а нечто гораздо более сложное2. Тем не менее такая взаимосвязанность с культурой может проявляться на самых разных уровнях языковой системы и чаще всего — на грамматическом уровне. Именно в грамматике в большей или меньшей степени проявляются такие характеристики, как персоналистические или коллективистские тенденции в обществе, корпоративность социума, принадлежность его к Л-культуре или Мы-культуре. Категоричность высказывания также оказывается в этом контексте своего рода социальным знаком, различающим как разные культуры, так и представителей одной культуры, занимающих разное положение в социальной иерархии. В этом смысле сопоставление уровня категоричности высказывания в английском и русском языках, равно как и степень категоричности, типичная для мужчин, по сравнению с характерной для женской речи может продемонстрировать различия (или, напротив, близость) культур двух рассматриваемых языковых сообществ.
В самых разных языках используются многообразные лексические и грамматические средства, снижающие категоричность высказывания, которая получила название отрицательной вежливости. Использование снижающих категоричность средств связано с самоограничениями говорящих, стремлением избежать конфликтов. Необходимо отметить, что для отрицательной вежливости очень значимы иерархические отношения в обществе: жесткие правила этикета в отношении высших слоев общества обычно снимаются при обращении к представителю низших слов или в речи о них. Причем отношения «высший — низший» могут быть связаны как с социальной иерархией или с возрастом, так нередко и с полом (мужчины априори считаются социально выше женщин). Последнее позволяет предположить, что в тех обществах, где главенствующее положение занимают мужчины, отрицательная вежливость будет их характерной чертой, проявляющейся, помимо всего прочего, и в речи. Иными словами, логичным представляется, что в таких обществах речь мужчин будет более категоричной по сравнению с речью женщин.
Языковые средства выражения отрицательной вежливости используются в любых обществах, но в разных культурах они играют разную роль. Например, японский или британский речевой этикет кажется американцам слишком формальным. В англоязычном обществе вежливость понимается главным образом как отсутствие посягательства на свободу партнера. Поведенческие характеристики англоязычного речевого сообщества выражаются в высокой степени самоконтроля, традиционализме, сублимации конфликтов. Как отмечал Г. О.Винокур, употребление языка представляет собой совокупность установившихся в данном обществе привычек и норм, в силу которых из наличного запаса средств языка производится известный отбор, не одинаковый для разных условий языкового общения. Выбор той или иной формы высказывания обусловлен рядом прагматических факторов: степенью убежденности говорящего, его установкой в плане воздействия на адресата, наличием общего фонда знаний говорящего и адресата, принятием говорящим мнения другого лица как имеющего право на существование и др.
Речевой этикет зачастую диктует говорящему строить свое сообщение так, чтобы претензия на истинность не была слишком категоричной, вследствие чего необходимым оказывается введение некоторых показателей, имеющих цель видоизменить или ослабить претензию на истинность, которая прозвучала бы излишне категорично в предложении без таких единиц. Этим, как считает Е.С. Троянская, объясняется невозможность категорического требования или утверждения не только в повседневной жизни, но и в научном общении, и именно это заставляет ученого менее категорично, более мягко формулировать свои рекомендации, даже если он в них совершенно уверен.
Немаловажную роль в исследовании характеристик речи играет персуазив-ность — модусная категория, с помощью которой говорящий квалифицирует сообщаемое с точки зрения его достоверности. Под достоверностью в данном случае понимается не истинность/ложность в смысле логики и философии как соответствие/несоответствие объективному положению вещей, а таковая (т. е. достоверность) с точки зрения субъективной модальности — отношения говорящего к сообщаемой им информации, его уверенности/неуверенности в достоверности излагаемых фактов. Способами выражения отношения говорящего к сказанному являются модальные слова, оценочная лексика, глаголы умственной и эмоциональной деятельности. При утверждении говорящий устанавливает истинность того факта,
о котором он сообщает собеседнику. По мнению Дж. Лайонза, любое утверждение можно варьировать и, следовательно, охарактеризовать по шкале «категорическое — гипотетическое». Другие исследователи (в частности, Л. П. Чахоян) называют такую возможность модального варьирования утвердительного высказывания варьированием по шкале «уверенное—неуверенное утверждение».
Таким образом, категоричность — одна из модусных категорий, которая взаимодействует с категорией персуазивности и в какой-то мере обусловливает ее функционирование. Как самостоятельная прагматическая категория, категоричность может взаимодействовать с различными семантическими категориями: императивностью, оценочностью и др. По Лайонзу, категорическое высказывание и повелительное различаются основным логико-коммуникативным компонентом, который в одном случае используется для выражения утверждения, а в другом — для приказа. Приказ и просьба между тем различаются и модально-коммуникативным элементом. В приказе этот компонент не оставляет выбора для собеседника, вынуждая его совершить указанное действие, тогда как в просьбе свобода действий участнику коммуникативного акта все же предоставляется.
Данная категория (а именно категоричности/некатегоричности высказывания), будучи одной из модусных категорий, позволяет говорящему более категорично или, напротив, более дипломатично высказывать свои суждения, мнения и проч. Представляется небезынтересным рассмотреть, какие именно способы снижения отрицательной вежливости высказывания используются в английском и русском языках, насколько различается их набор и функциональный вес в этих языках и проявляются ли принципиальные расхождения в этом плане между речью мужчин и женщин.
Естественно предположить, что категоричным может быть не только достоверное, но и недостоверное высказывание. Снижение категоричности в достоверном высказывании происходит в случае, если говорящий, с одной стороны, уверен в достоверности своего высказывания, с другой стороны, не хочет показаться категоричным по различным экстралингвистическим причинам. Такого рода большая дипломатичность достигается благодаря ряду приемов, среди которых основными являются подчеркнутая авторизация (это, опятъ-таки, моя версия), выражение внутреннего состояния субъекта (надеюсъ, полагаю, думаю и проч.) и выражение своего мнения в форме предположения (мне кажется, категоричного ответа я не знаю). Особенно характерно осуществление дополнительной субъективации путем использования лексемы пожалуй. К этому же типу можно отнести и употребление пропозиционального глагола боятъся, который выражает не только снижение категоричности, но и несет оценочную сему. Если же теперь обратиться к такому средству, как может бытъ, то чаще всего компонент может бытъ трактуется как показатель недостаточности, предположительности. Но он же активно работает и в достоверных высказываниях на снижение категоричности по «этикетным соображениям», при этом только «маскируется» под предположение или под предложение. Может бытъ служит внешнему снятию категоричности, при этом императивность сохраняется. Такие единицы, как Л оченъ сомневаюсъ..., Мне кажется... хотя я не оченъ уверен... , как правило, используются в недостоверных высказываниях, хотя провести строгую грань между единицами, используемыми исключительно в достоверных и недостоверных высказываниях, не представляется возможным.
В русском языке также существует целая серия модальных глаголов, которые базируются на значениях зрительного восприятия: видно, видимо, очевидно, по-видимому, как видно, как я вижу, как видишь, ясно. В парентетической (parenthetical) позиции подобные слова сенсорной модальности снижают истинностную оценку, выраженную в суждении, снимают категоричность утверждения, что, вообще говоря, для перцептивных значений не характерно: Очевидно, он недоволен; Он, очевидно, недоволен; Вы, видно, не в курсе дела; Мы, видно, опоздали на поезд. Закрепление за безличными (сенсорными) значениями парентетической функции приводит к замене свойственного модусу восприятия значения достоверности значением предположительности: видимо, по-видимому, как видно вообще не могут иметь иного значения.
В некоторых случаях можно также говорить о градуировании степени дипломатичности высказывания. Так, парентетические модальные выражения, содержащие глагол в личной форме, снижают истинностную оценку, если глагол употреблен в первом лице: Я вижу, что ты устал и Ты, как я вижу, устал. Второе предложение ощутимо менее категорично, чем первое. Н. Д. Арутюнова выделяет среди ментальных модусов такие, как модус полагания, сомнения и допущения, который вербализуется следующими единицами: сомнительно, маловероятно, сомневаюсь, не верится, еще не доказано, отнюдь не факт, малоправдоподобно... При отсутствии указания на лицо такие модусы воспринимаются как выражающие точку зрения говорящего: сомнительно — я сомневаюсь, маловероятно — я считаю маловероятным. Использующий данные единицы человек оценивает суждение скорее как ложное, чем как истинное. В диалоге приведенные выше реплики обычно следуют за позитивным высказыванием и выражают несогласие с собеседником. Предикаты этой группы относятся к пропозиции с вполне определенным истинностным значением, причем позитивным, при этом второй участник диалога склонен считать более приемлемой противоположную истинностную оценку.
Следует также отметить такой феномен русского языка, как автономное лучше. В грамматическом словаре русского языка А. А. Зализняка (М., 1977) лучше определяется как наречие (со значением предпочтения) и как модальное слово, хотя другие словари квалифицируют автономное лучше как служащее для усиления увещания, просьбы и побуждения. Однако что касается дополнительного оттенка, который автономное лучше придает императиву, то его более логично определить как смягчение прескрипции, причем фраза, содержащая лучше, оставляет последнее слово за адресатом. Это в первую очередь знак совета, рекомендации. Не случайно оно употребляется также для смягчения угрозы, когда говорящий маскирует свой речевой акт (т. е. опять же смягчает его), представляя как совет. В сочетании с будущим временем лучше опять же можно рассматривать как знак смягчения категоричности решения. Фраза Лучше я уйду, в отличие от бесповоротного Я ухожу, оставляет надежду на то, что собеседника можно уговорить остаться. Таким образом, вполне очевидно, что лучше смягчает категоричность высказывания во всех ситуациях, будь то рекомендация, угроза или решение.
Соблюдение сдержанности в выражении суждений, стремление избегать категоричных утверждений и отрицаний является одной из типичных особенностей речевого поведения носителей английского языка, и достигается это самыми разными вербальными средствами, на которых не будем останавливаться подробно. Отметим лишь модальные и парентетические выражения, ментальные глаголы в
составе вводных фраз, разделительные вопросы и разнообразные языковые клише, выражающие уверенность/неуверенность в истинности высказывания. Это и I guess,
I think, I suppose, I believe, I feel, I am (not) sure, in my opinion, to my mind, probably, perhaps, maybe, модальные глаголы и другие лексико-грамматические средства. Их семантическая и функциональная нагрузка так же, как и в русском языке, может значительно различаться в плане выражения большей или меньшей уверенности говорящего в сообщаемом факте.
Анализ специфических особенностей в речи мужчин и женщин с необходимостью предполагает обращение к такому термину, как «gender», который впервые появился в исследовательских трудах англоязычных социопсихологов для обозначения проявлений поведенческих половых признаков у человека, выходящих далеко за рамки маскулинности или фемининности, которые характеризует любую личность. С некоторой долей условности гендер можно считать «половым характером» человека, который проявляется в том числе и в речи, что, в свою очередь, дает возможность говорить о «мужском стиле» и «женском стиле» использования языка. Несмотря на то, что гендер, как правило, более или менее непосредственно соотносится с биологическим полом человека, встречаются ситуациии, когда социальный статус человека в некотором смысле противоречит его полу или тем стереотипам, которые сложились в социуме в отношении к этому полу, и в этом случае гендерные характеристики человека могут значительно расходиться с типичными для данного пола характеристиками. Так, женщина занимающая руководящий пост в крупной компании, вполне может иметь более мускулинный (а не фемининный) гендер. Напротив, мужчина, склонный к нарциссизму, будет, возможно, соответствовать параметрам фемининности. Тем не менее в рамках нашей работы будем придерживаться того положения, что описанные выше случаи являются исключением и что в целом фемининность или мускулинность непосредственно связана с полом человека.
Как и во всех остальных жизненных ситуациях, мускулинность принимается чаще всего в качестве немаркированного члена оппозиции, что проявляется и в лингвистической традиции (см., например, словарные формы прилагательных в русском языке, которые всегда даются в мужском роде), и, в свою очередь, вынуждает считать фемининность маркированным членом и, следовательно, уделять внимание имено ей. Поэтому многие исследователи обращаются к речевому поведению женщин и подчеркивают, что психологические аспекты речевого поведения женщин объясняются тем дискомфортом, которые они испытывают вследствие невозможности совмещать качества полноправного члена сообщества и женщины. Иначе говоря, все сводится к подчиненному положению женщин в обществе как причине чувства социальной незащищенности, неуверенности в себе, что находит отражение в соответствующем социальном и речевом поведении представительниц женского пола.
Как считают Д. Мальтз и Р.Боркер, более целесообразно искать истоки различного речевого поведения мужчин и женщин в закономерностях процесса социализации полов. Эти исследователи полагают, что американские мужчина и женщина принадлежат к двум разным социолингвистическим культурным традициям, так как они обучены по-разному оперировать словами в процессе коммуникации. Установлено, что основные правила социального и речевого поведения формируются в возрасте от 5 до 15 лет, когда общение происходит в основном в однополых груп-
пах, которые имеют разную организацию. У мальчиков — иерархический характер, лидеры стремятся к самостоятельному принятию решений, отдают приказы. У девочек — все члены группы в равной мере участвуют в процессе принятия решений. Таким образом, для мужчин — основная цель коммуникации — утверждение собственного превосходства, привлечение аудитории, стремление самоутвердиться, когда говорят другие; у женщин проявляется стремление создать и поддерживать отношение близости и равенства, критика в отношении друг друга возможна лишь приемлемыми средствами, они стремятся точно интерпретировать речь других. Эти принципы закладываются в детстве и в дальнейшем определяют коммуникативные тактики. Вероятно, многие закономерности процессов социализации мужчин и женщин в обществе претендуют на универсальные и являются едиными для любого языкового собщества, независимо от его социальной организации.
Другой подход к объяснению особенностей речевого поведения женщин базируется на различных ролевых предписаниях для мужчин и для женщин, согласно которым, чтобы соответствовать социальному стереотипу, женщина не должна контролировать коммуникативный обмен, а лишь оказывать в этом поддержку мужчинам. Таким образом, представление о доминирующем положении мужчин в обществе переносится на их главенствующее положение в процессе коммуникации. Если же теперь попытаться кратко сформулировать основные идеи разнобразных исследований, посвященных гендерным особенностям речи, то единые для всех положения таковы: некатегоричные средства языка позволяют женщинам выразить свое мнение, не подавляя инициативу собеседника, и обеспечивает принцип соблюдения кооперации. Женщины не стремятся доминировать в дискурсе, стараются максимально сократить дистанцию между собеседниками. С другой стороны, при речевом общении мужчины более категоричны в формулировках, чаще склонны игнорировать замечания и вопросы собеседника, чаще оспаривают его заявления и утверждения.
Собственно языковой материал позволяет выявить основные следующие закономерности: для речи женщин характерны конструкции, позволяющие избегать категоричности высказывания, так же как и употребление форм вежливости. По мнению авторов, это способ защиты женщинами своего социального статуса формальным языковым способом, в то время как у мужчин нет в этом необходимости, так как их статус не подвергается сомнению. Тем же обусловлена и некоторая категоричность тона мужчин. Однако эта тенденция не универсальна, так как в речи мужчин также наблюдаются фемининные черты, такие, например, как «языковые средства самозащиты» и разделительные вопросы, которые используются в ситуациях, когда говорящий не вполне уверен в своих словах и ждет от адресата подтверждения своего мнения. Говорящий составляет утвердительные предложения, когда он уверен в собственной правоте и не сомневается, что его утверждение будет принято; говорящий задает вопрос, когда он нуждается в знаниях по определенной проблеме и имеет основания предполагать, что этот недостаток будет восполнен с помощью ответа адресата. Промежуточная форма, такая как разделительный вопрос, используется в тех случаях, когда говорящий делает заявление, не имея полной уверенности в истинности своего заявления. Использование этой формы имеет и особую стратегическую функцию, так как позволяет говорящему избежать излишней категоричности высказывания и конфликта с собеседником. Женщине же употребление разделительных вопросов помогает сознательно или подсознательно
создать впечатление робости, неуверенности даже в тех случаях, когда она имеет собственное мнение по тому или иному вопросу, и, кроме того, такое построение речи является одним из способов выражения вежливости, которая считается характерной чертой женского стиля речи.
Таким образом, действительно можно утверждать, что прослеживается зависимость выбора языковых вариантов от социокультурных и психологических факторов, определяющих характер речевого общения. Повторим, что в частности, одной из национальных особенностей речевого поведения носителей английского языка считается соблюдение сдержанности в суждениях, стремление избегать категоричных утверждений и отрицаний. Для русского языка, напротив, типичной является относительная категоричность суждений. Кроме того, можно, по-видимому, говорить о мужском и женском стилях речи, которые среди прочих различающих их парметров, вероятно, расходятся и в отношении категории категоричности. Хотя категоричность речи в гендерном аспекте пока изучена недостаточно, в целом лингвисты склонны считать, что речь мужчин более категорична по сравнению с речью женщин в тех обществах, где мужчина занимает доминирующее положение, в частности в английском и русском. Следовательно, при сопоставлении английской и русской речи персонажей мужского и женского пола логично ожидать, во-первых, большей категоричности в высказываниях мужчин, нежели женщин, и, во-вторых, большей сдержанности в высказываниях англоязычных персонажей по сравнению с русскоязычными.
Вышеприведенные гипотезы проверялись на весьма обширном языковом материале — методом сплошной выборки было обработано по 320 страниц из драматургических произведений на русском и английском языках, причем авторы мужского и женского пола были представлены в равной пропорции (по 160 страниц), что составило в целом около 8900 высказываний на английском языке и 12 800 — на русском. Такой корпус примеров позволяет считать выявленные закономерности достоверными и отражающими типичные для сопоставляемых языков тенденции. Анализ отобранных единиц проводился в несколько этапов. На первом этапе были определены признаки сравнения (единицы, снижающие категоричность речи) в речевом поведении персонажей независимо от статусной половой роли автора — из таковых материал английского языка выявил 91 признак. Из 4096 высказываний персонажей-женщин выделенные нами единицы были обнаружены в 476 случаях, тогда как из 4954 высказываний, принадлежащих персонажам-мужчинам, снижение категоричности речи наблюдалось в 585 фразах. Общий список признаков сравнения на материале русского языка составил 64 единицы. Из рассмотренных 6139 высказываний персонажей мужского пола в русском тексте смягченными оказались 192 фразы. В речи персонажей-женщин среди 6786 реплик было обнаружено 216 высказываний со смягчением категоричности. Любопытно, что только эти данные свидетельствуют о фактически равноценном для мужчин и женщин использовании смягчающих категоричность высказывания элементов и, следовательно, опровергают наше предположение о связи между гендерными характеристиками персонажа и категоричностью его речи — примерно 11% реплик так или иначе смягчены и у мужчин, и у женщин в английских произведениях, тогда как в русской литературе персонажи обоего пола прибегают к смягчающим категоричность структурам примерно в 3% реплик. Следует при этом признать, что вторая гипотеза (о более жестком по сравнению с русским английском речевом этикете, предписываю-
щем вежливость и сдержанность в высказываниях), по-видимому, подтверждается, поскольку английская речь почти в три раза менее категорична, чем русская.
Далее интересным представляется сопоставление результатов анализа речи пер-сонажей-мужчин и персонажей-женщин отдельно у авторов-мужчин и авторов-женщин, чтобы определить, влияет ли гендерная принадлежность автора на характеристики речи персонажей каждого из полов и нет ли определенных стереотипов в представлении персонажей, принадлежащих к тому или иному полу. И, наконец, последним шагом становится подробное сравнение полученных результатов (с учетом половой принадлежности авторов художественных произведений) на материале английского и русского языков.
Если обратиться к анализу речи персонажей мужского пола, то оказывается, что мужчины менее всего склонны использовать в своей речи фразы, выражающие сомнение, и предпочитают употреблять эгоцентрическую лексику, эллиптические конструкции и единицы, выражающие возможность, причем английские мужчины чаще пользуются модальными словами, отдавая предпочтение must/ought to. Кроме того, в целом речь мужчин отличается более разнообразными способами выражения мнения и несогласия, нежели речь женщин. Что же касается речи персонажей-женщин, то можно заметить, что женщины имеют тенденцию употреблять смягчающие единицы, выражающие сомнение, и конструкции типа разделительного вопроса чаще, нежели мужчины. Следует отметить активное использование косвенных и разделительных вопросов женщинами, представленными в англоязычной прозе.
Если соотнести количество реплик, используемых двумя рассматриваемыми группами персонажей (мужчинами и женщинами), с количеством исследуемых элементов, то материал английского языка показывает, что речь мужчин менее насыщенна категоричными высказываниями, по сравнению с речью женщин, несмотря на их видимую «близость» в процентном отношении. По нашим подсчетам, примерно десяти фраз, снижающих категоричность речи, «не хватает» в высказываниях мужчин, чтобы их речевое поведение было столь же категоричным, что и у женщин. То есть в среднем, по данным, используемым при анализе текстов, высказывания персонажей женского пола даже несколько более категоричны, чем персонажей мужского пола. Выяснилось также, что у авторов-мужчин речь персона-жей-женщин менее категорична, чем у персонажей-мужчин (разброс составил 28 единиц), тогда как у авторов-женщин речь мужчин оказалась менее категоричной (разброс составил 17 единиц). Возможно, такое расхождение объясняется существующими в обществе стереотипами (мужчины считают, что женщины должны занимать подчиненное положение и высказываться менее категорично, и поэтому так и отражают слабый пол в своих произведениях; тогда как женщины рассматривают этот стереотип как ложный и пытаются доказать это в своих произведениях, изображая женщин доминирующими хотя бы в речевом поведении).
Были также отслежены общие тенденции влияния статусной гендерной роли автора на речь персонажей. Оказалось, что в текстах авторов-мужчин персонажи обоих полов в целом более категоричны, чем в текстах авторов-женщин. При этом персонажи-мужчины — на 90 единиц более категоричны, а персонажи-женщины — на 58 соответственно.
Помимо того, что полученные в ходе статистической обработки материала результаты опровергают гипотезу о меньшей категоричности высказываний, принад-
лежащих женщинам из англоязычного общества, они также недвусмысленно указывают на то, что персонажи одного пола с автором произведения представляются ему более категоричными, для них менее типично использование смягчающих высказывание элементов, нежели для представителей противоположного пола, которые воспринимаются (или только изображаются) авторами как более дипломатично изъясняющиеся представители социума.
Картина речевого поведения, созданная на материале русскоязычных произведений, несколько иная. Опять-таки, несмотря на близость результатов, представленных в процентном отношении, персонажи мужского пола оказались более категоричны в среднем на 3,5 единицы сравнения.
В том случае, если во внимание принимается половая принадлежность автора, оказывается, что так же, как и в англоязычных пьесах, персонажи того же пола, что и автор, награждаются более категоричными высказываниями, нежели представители противоположного пола. Так, у авторов-мужчин персонажи противоположного пола оказываются менее категоричными в среднем на 19,5 реплик. В текстах авторов женского пола, напротив, персонажи-женщины реже используют в речи средства смягчения категоричности с разницей примерно в 13,5 фраз. Создается впечатление, что независимо от языковой и культурной среды авторы проанализированных произведений — сознательно или подсознательно — создают в своих произведениях персонажей, категоричность речи которых оказывается в непосредственной зависимости от половой принадлежности автора.
Проводя сопоставление способов смягчения категоричности в английском и русском языках, нельзя не отметить специфические особенности английских и русских текстов, подвергшихся анализу. Такие характерные черты, как свойственные английскому языку лаконичность и сжатость формулировок, а возможно, и индивидуальные особенности авторского стиля изложения, оказались весьма релевантными факторами, обусловливающими существенную разницу в количестве проанализированных нами высказываний персонажей. Иными словами, от языка к языку существенно варьировалось количество реплик, подвергшихся анализу, и общее количество реплик со средствами смягчения категоричности на русском материале в 1,4 раза превосходит количество аналогичных реплик на английском. Из приведенной сводной таблицы видны различия в количестве фраз, признанных «дипломатичными», в рассмотренных текстах (в последней графе дано общее количество реплик всех персонажей вне зависимости от уровня их категоричности):
Ж автор М автор Всего
Персонажи ж. м. ж. м.
Русский текст 4114 2339 2672 3800 12925
Английский текст 1643 2735 2453 2219 9050
При сопоставлении речи персонажей женского пола в английских и русских текстах (независимо от полового статуса авторов) обнаруживается, что русские женщины более категоричны, нежели англичанки. Аналогичное сравнение речевого поведения персонажей-мужчин в текстах на английском и русском языках по степени их категоричности демонстрирует, что персонажи мужского пола русских авторов более категоричны.
Интересно сопоставить и способы снижения категоричности в речи персонажей — представителей разных языковых культур. Среди языковых факторов, снижающих категоричность, в речи англоязычных персонажей чаще всего встречается эгоцентрическая лексика, модальные глаголы, разделительные вопросы, а выражения сомнения оказываются на последнем месте по употребительности. В русском же тексте наблюдаем совершенно иную расстановку смягчающих конструкций. Так, хотя единицы, входящие в семантические группы «мнение» и «возможность», так же как и в английском языке, занимают доминирующее положение, при рассмотрении данного языкового материала весьма неожиданным оказалось абсолютное превалирование группы, меньше всего представленной в английской речи, а именно группы «сомнение». При этом необходимо отметить, что, бесспорно, наиболее употребительным является выражение может быть, используемое персонажами в самых разнообразных ситуациях общения и всегда сохраняющее свое смягчающее значение. Небезынтересно и то, что в целом русскоязычные произведения не продемонстрировали той богатой и многообразной синонимики, которая обычно приписывается русскому языку
Таким образом, складывается впечатление, что в современном обществе — как в англоязычном, так и в русскоязычном — происходит сглаживание гендерных различий в речевом поведении персонажей. Также общим для английской и русской культуры оказывается отношение к противоположному с автором полу, которому неизменно приписывается большая дипломатичность как авторами-мужчинами, так и авторами-женщинами.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Касевич В. Б. Буддизм, картина мира, язык. СПб., 1996. С. 191-192.
2 Уорф Б. Л. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в лингвистике. Вып. 1. М., 1960. С. 140.
3 Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений: Оценка, событие, факт. М., 1988.
