Описать первичный опыт сознания возможно только в реализации ряда различений и в рамках определенного контекста. Это описание опирается на рефлексию, которую надо понимать как один из уровней различия различений. Исходя из данной рефлексии, Молчанов выделяет четыре вида различений: во-первых, различие между опытом сознания, предметом и миром; во-вторых, предпочтение - различие между планом и фоном; в-третьих, различие между нормой и аномалией; в-четвертых, различие между игрой и не-игрой.
Типы различаются: первые два - как формальные, третий и четвертый - как содержательные. Первый и второй типы различий взаимодополняют друг друга. При выделении сознанием актуального предмета в мире одновременно разделяются различение, различенность и различенное, но, с другой стороны, разделение на план и фон является источником для разделения в первом типе. Первый тип различений - между различением, различенностью и различенным - лежит в основе рационального разделения имманентности и трансцендентности, а не в основе мистических или иррациональных представлений. Понятия трансцендентного и имманентного приобретают описательное значение, так как трансцендентность предмета по отношению к опыту характеризуется различием различения и различенного, а имманентность предмета миру - различием различенности и различенным.
Предложенное понимание сознания как различение позволяет рассматривать проблему сознания как философскую, а не с точки зрения науки или, например, религии. Так как различение - это чистый опыт, то сознание в таком рассмотрении не субстантивируется, но открыто для понимания структуры любого вида опыта. Эта структура позволяет выделять различные понимания сознания и парадигмы философии. Также значение опыта различения состоит в том, что открывается ряд различий, которые имеют в себе возможность рефлексии и построения методологии. В понимании сознания как опыта различений появляется возможность построения новой онтологии, открытой и антиконструктивистской.
Примечания
1. Моторина Л. Е. Философская антропология: учебник для вузов. М.: Академ. проект, 2009. С. 201.
2. Молчанов В. И. Парадигмы сознания и структуры опыта // Логос. 1992. № 2.
3. Он же.. Исследования по феноменологии сознания. М.: Изд. дом «Территория будущего», 2007. С. 435.
4. Там же. С. 436.
Notes
1. L. E. Motorina Filosofskaya antropologiya: uchebnik dlya vuzov [Philosophical anthropology: a textbook for high schools]. M. Academ. Project. 2009. P. 201.
2. Molchanov V. I. Paradigmy soznaniya i struktury opyta [Paradigm of consciousness and patterns of experience] // Logos. 1992, No. 2.
3. Molchanov V. I. Issledovaniyapo fenomenologii soznaniya [Studies in the phenomenology of consciousness]. M. Publ. house «Territoriya budushchego». 2007. P. 435.
4. Ibid. P. 436.
УДК 101
Е. Б. Богатова.
Является ли документ философской проблемой?
Статья является постановочной, предпринятое в ней исследование сформулировано в виде вопроса о правомерности документной проблематики быть «допущенной» к философии. В пользу положительного ответа эксплицирована значимость и тотальность документов в современной цивилизации и представлен каталог актуальных проблем, требующих рассмотрения сквозь призму философского осмысления. К таковым проблемам отнесены, в частности, информационная перегрузка и лингвоэкологическое неблагополучие документной среды, этическая проблематика, технокультура и аксиологическое измерение документов. Особое значение придаётся проблеме дефинирования понятия «документ», поскольку существующее интерпретационное многообразие приводит к дезориентирующим следствиям и служит препятствием в построении непротиворечивой и информативной концепции документа. Показано, что исследование документов в качестве специфического объекта философской рефлексии возможно в дискурсе философской антропологии и философии социальной практики.
The article is devoted to the study of Document as a philosophical problem. The significance and the totality of the documents in modern civilization, the catalogue of actual problems to consider in the light of philosophical understanding are presented in the study. These problems include informational overload, the ecological crisis of document shere, ethical
© Богатова Е. Б., 2015
issues, technoculture and axiological document measurement. Particular importance is attached to the problem of defining the concept of "document" because the interpretive diversity leads to misleading in forming a consistent and informative concept of the document. It is shown that the study of the documents as a specific object of philosophical reflection is possible in the discourse of philosophical anthropology and the philosophy of social practice.
Ключевые слова: документ; философия документа; антропологическая и социальная миссия документов; актуальность и значимость проблем документной сферы; правомерность философского исследования документа.
Keywords: a document; the philosophy of the document; the validity of document philosophical study; anthropological and social mission of the documents; the relevance and importance of the problems in document sphere.
Понятие «документ» не ставится в связь с философией, подобно этому более века назад философами «техника рассматривалась как незаконнорождённый отпрыск» [1]. Тем не менее сегодня философия техники признана специализированной областью философского знания и обрела своё место в философском дисциплинарном корпусе, как нашли его в своё время философия науки, философия искусства, философия языка, философия истории, философия этики, философия культуры, философия ценностей. Документ же не рассматривается как заслуживающий философского внимания феномен, причина кроется, скорее всего, в том, что он представляет собой реальный объект, к тому же обыденно-привычный, в то время как интеллектуальная традиция философии ориентирована на теоретическое осмысление абстрактных категорий. Однако по известному изречению английского философа Б. Рассела философия приводит нас в изумление, демонстрируя знакомые вещи с неизвестной стороны, уже Платон видел в этом изумлении источник философии. И как утверждает современный российский философ А. Р. Янгузин, «философия, в нашем понимании, есть прежде всего наука о действительности <...> другими словами, принадлежит не только тому, что только мыслится, не только абстракции, а тому, что действительно существует» [2]. Документы существуют в современной цивилизации как атрибут каждодневных социальных взаимодействий не просто весьма ощутимо, они вписаны в её контекст настолько широко, что можно констатировать тотальную документизацию жизнедеятельности социума, и без преувеличения говорить о документе как о важном массовом феномене нашего мира.
Не будучи объектом философской рефлексии, документы вычленяются в научном пространстве как самостоятельный и к тому же полиметричный (информационный, лингвистический, материальный, культурный, исторический) объект, исследуемый целым арсеналом общественных наук, в который входят документоведение (документалистика, документология), архивоведение, археография, информатика, документная лингвистика, социо- и эколингвистика, коммуникативистика, семиотика, культурология, источниковедение, библиотековедение, книговедение, патентоведение, юриспруденция, дипломатика, история. В институционально обособленных областях знаний учёные и специалисты проводят изыскания автономно и параллельно, используя свои методологические и объяснительные ресурсы, реализуя подходы со стороны своих профессиональных воззрений и профессионального интереса. Работы имеют разнонаправленный вектор - синхронический или диахронический - и разноплановый характер - теоретический, аналитический, нормативный, историографический, обучающий, справочный, эссеистский. Всё это свидетельствует о широком горизонтальном развёртывании исследований и одновременно указывает на их когнитивное размежевание.
Философия в диалоге с отдельными науками и дисциплинами может позволить себе выступить не только эффективным координирующим посредником, но и критическим партнёром [3] и, выполняя свою интегративную функцию, аккумулировать опыт как успешных исследований, так и опыт ошибок. Помимо этого, относясь к разновидности фикционального дискурса, «философия в состоянии обсуждать те возможные пути, по которым целесообразно или не целесообразно продвигаться людям <...> в этом пафос философии и принципиальная специфичность ее предметно-понятийных ресурсов» [4]. Поэтому философия документа должна профилировать свои задачи и методы следующим образом: осмысление ситуации в документной сфере на основе рационального способа понимания и объяснения, выявление тенденций развития, а также поиск и теоретическое регулирование сценариев ближайшего и отдалённого позитивного будущего.
В качестве первоочередной и фундаментальной задачи перед философией документа стоит задача дефинирования своего предмета, в этом отношении она не отличается от других философских дисциплин. Данная задача приобретает особое значение в связи с тем, что в настоящее время понятие «документ» демонстрирует богатое интерпретационное многообразие. Учёные (Г. Г. Воробьёв, Н. С. Ларьков, Ю. В. Нестерович, А. В. Соколов, Ю. Н. Столяров, Е. А. Плешкевич, Г. Н. Швецова-Водка и др.) ведут активные дискуссии по дефинитивному вопросу, но неоднозначность в толковании понятия до сих пор не снята, и общепризнанное определение не выработано. Конечно, и без него документы существуют как факт бытия не одно тысячелетие, да и в интерпретациях многих других феноменов, в том числе самой философии, наблюдается обилие точек зрения. Однако для исследовательских целей удовлетворительная степень адекватности трактовки понятия имеет принципиальное значение. Это видно из дез-
ориентирующих следствий тех дефиниций, которые игнорируют общественно-исторический опыт использования слова (хотя, согласно лингвистической философии австрийского философа Л. Витгенштейна, слово получает своё значение именно во множестве реальных употреблений [5]). Речь идёт о трактовках, выдвинутых зарубежными теоретиками (С. Брие, Д. Дювисом, П. Отле, В. Шюрмайером) в прошлом столетии в связи с актуализацией понятия информация, и о современных дефинициях, некритично перенявших их идеи и предлагаемых под их влиянием. Эти дефиниции задают термину беспредельно обширный смысловой диапазон, причисляя к документам всю печатную продукцию, фоно-, фото-, видеоматериалы, записи в социальных в сетях, произведения живописи, скульптуры, а также музейные экспонаты, архитектурные сооружения, коллекции минералов и прочие объекты разного порядка, имеющие собственные родовые и видовые названия, с документами не ассоциируемые и в обыденной практике к ним не относимые. Другими словами, перечень включил феномены, передающие или несущие знаковую или незнаковую информацию в той или иной форме, и в результате оказался чрезвычайно объёмным и открытым.
Гипертрофированное расширение референциального поля понятия приводит к тому, что границы документной индустрии, и без того обретшей в современном мире глобальные масштабы, не просто размываются, а вообще теряются, между тем, согласно философским воззрениям, всякий феномен конституируется своими границами. Предстаёт бесспорной непреложность того факта, что в отсутствие универсального метадискурсного представления о документе изучается не один и тот же феномен реальности с разных позиций, а разные феномены, искусственно объединённые словом документ.
Таким образом, необходимость в концептуальной демаркации понятия не подлежит сомнению, и для эпистемологической мысли здесь кроется весьма интересная и непростая проблема. Для построения непротиворечивой и информативной концепции документа следует обеспечить мировоззренческий синтез и выработать эффективные альтернативы ложным установкам.
Для этого нужно, прежде всего, всесторонне рассмотреть фонд совокупного, накопленного в разных дисциплинах знания. Философия упустила бы свою задачу, если бы в качестве исходной точки исследования не взяла «предзнание», но из-за эклектичности его следует подвергнуть обстоятельной аналитической селекции. При этом не только с целью очиститься от заблуждений, а также для того, чтобы учесть плодотворные мысли и принципы, ведь абсолютной новизны не может быть согласно законам диалектики. Инициативная препарация научного наследия не голым отрицанием, а «снятием» и удержанием «на плаву» положительного повысит степень приближения к истине.
Поскольку главенствующая идея философского осмысления - строить единое взаимосогласованное целое, выражая логику вещей в логике понятий, то требуется упорядочить понятийное пространство документа, а именно - переосмыслить релевантные, традиционно входящие в его ресурс понятия информация, язык, текст, реквизит, носитель, кодирование, фиксация, коммуникация и объединить их логическим основанием с понятием документ.
В постижении природы феномена, чей генезис восходит к древнейшим временам, и в чьей традиции существуют унаследованные от прошлого ценностные образцы, весьма полезен анализ в срезе становления и развития. Выявив генетические истоки, установив потребность и мотивы появления документа, проследив эволюцию, можно точнее определить его предназначение (аристотелевское «то, ради чего») и, значит, ближе подойти к пониманию сущности, поскольку она, как у любого феномена, заключена в телеологической функции.
В составлении онтологической картины документа продуктивно также проведение компаративного анализа, так как на контрасте, в оппозиции сущность любого явления обнаруживает себя гораздо рельефнее. Сравнение документов с противо- и рядоположенными объектами по принципу «разделение разного и объединение схожего» с фиксацией отличительных и идентичных свойств позволит вывести критерии отличия документов от недокументов и установить фундаментальные специфицирующие характеристики, к которым относятся атрибуты содержания, формы и функционирования.
В данной работе под документами понимаются «засвидетельствованные официальные тексты, в которых графическими знаками кодовых структур зафиксированы социально значимые факты с практической целью» [6]. Общественное сознание в соответствии с существующими в социуме стереотипами и ассоциациями устойчиво связывает с документами такие процедуры, как составление, удостоверение, визирование, передача, получение, регистрация, чтение, ознакомление, предоставление, предъявление, и принятое нами определение соответствует прототипическим представлениям.
В самом общем смысле документы следует рассматривать как артефакты, то есть как «человеко-размерные» объекты: их нет в природе и у животных, они не навязаны человечеству божественным велением или какой-либо сверхъестественной тайной силой, но сознательно создаются человеком, не могут без человека существовать и функционировать, они суть интеллектуальный и материальный продукт человеческой деятельности с выраженной прагматической направленностью.
«Человекоразмерность» документа обусловливает антропологический подход и вводит установку «документ, созданный человеком для человека». Эта установка трансформирует бессубъектные воззре-
ния, которые мыслят документ как самозаконную силу (акт, имеющий юридическую силу; текст, управляющий действиями людей), тем самым гипостазируя, фетишизируя его, создавая иллюзию самостоятельного, стоящего вне человека субъекта. Вводимая нами установка даёт также «парадигмальный сдвиг» в преобладающих сегодня моносубъектных документоведческих теориях. Они, рассматривая отношение «документ - потребитель», считают потребителями не подлинных получателей документной информации, а профессиональных посредников, уполномоченных обслуживать, обеспечивать коммуникацию, то есть работников делопроизводства [7]. Соответственно, и сфера приложения учебного курса по документной лингвистике ориентирована в настоящий момент не на будущих специалистов - составителей документов, а на студентов специальности «Документоведение и документационное обеспечение управления».
В антропологической парадигме модель документной коммуникации описывается следующим образом. Документ является заместителем инициатора коммуникации, последний передаёт получателю информацию, служащую предметом коммуникации, передача происходит по каналам коммуникации, включающим посредников и технические средства. Антропологический подход выводит на передний план контексты создания и потребления документа, направляет фокус внимания на проблемы человека, продуцирующего документную информацию и человека, использующего её.
С антропологической точки зрения, безусловно, важен вопрос, что значат документы для человека, учитывая, что их бытование происходит в условиях парадоксальной ситуации: они являются продуктом целесообразной деятельности, но, тем не менее, создают издержки, тяготы, принуждения. Так, например, документы повышают эффективность социальной деятельности человека, заменяя личное присутствие в контактах и опосредуя социальные функции, но создание, оформление документов требует значительных затрат труда и времени. Дисциплинирующая регламентация облегчает работу с документами, в то же время творческой природе человека чужда заорганизованность: она сдавливает деятельность тисками нормативности и долженствования, ограничивает креативность, вытесняет элементы инициативности. Документы, с одной стороны, предоставляют позитивные возможности в социализации человека, с другой стороны, человек ощущает себя винтиком в бюрократической машине, он асоциален без документа (без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек). Такие обстоятельства определяют неоднозначное отношение к документам, оно предстаёт дилеммой «польза / вред». Амбивалентная природа документов отражает противоречивый характер общественного развития, она неустранима, но человек как носитель целей создания артефактов ответственен за антропологические последствия их применения, в том числе и за непреднамеренные эффекты. Философия способна по своим возможностям внести вклад в оптимизацию условий функционирования документов.
Как неотъемлемый элемент практической жизнедеятельности социума документы подчиняются её законам при своём создании и применении. Поэтому философия документа связана не только с философской антропологией, но и с таким разделом философского знания, как социальная философия. С позиций социальной философии можно инициировать постановку насущных социальных проблем, которые тесно связаны с судьбой и кризисом современной цивилизации и которые неизбежно проецируются на документную сферу, приводя к деструктивно-дегуманизирующим последствиям.
Одной из таких проблем является проблема информационной перегрузки, резко обнаружившая себя перед человечеством в последние десятилетия. Она порождена информационным взрывом - явлением планетарного порядка, относящимся к так называемым «большим вызовам». В документной сфере интенсификация информационных процессов проявляется увеличением коммуникативной активности, беспрецедентным стихийным количественным ростом документной массы и приводит к информационным перенапряжениям, которые оборачиваются общественным неврозом и стрессами, синдромом информационной апатии и усталости индивидов общества. При этом документные коммуникации охватывают всё макросоциальное пространство повседневной жизнедеятельности, и в них интегрировано практически всё население государства. Кроме того, в отличие от режима самоинформирования человека в обыденной жизни, при продуцировании и использовании документов действует объективное, исходящее от социума принуждение. Следовательно, именно в документной среде информационные проблемы приобретают особую остроту, и совершенно очевидна необходимость её оптимизации. В изыскании способов компенсации, смягчения проблем или в нахождении механизмов перехода роста в новое качество могут быть эффективными стратегии научного поиска и эвристические ресурсы синергетики - науки, изучающей закономерности лавинообразных процессов [8].
В философии документа находит место присутствующая во всех философских учениях этическая проблематика. Особенно актуально применение философско-этического знания к документам властного дискурса с категорическим императивным содержанием. Их функционирование построено на авторитарности, в них воспроизводятся социальные доминирования, узаконенные неравенства иерархизи-рованного общественного устройства; паритет исключён априори. Статусно-ролевое превосходство облечённых властью адресантов не снимает этических требований к коммуникативному поведению, а, наоборот, налагает обязанность безупречного соблюдения корректности. Однако продуцирование до-
кументов властного дискурса не сопровождается этической экспертизой, статус адресантов обеспечивает per se иммунитет против контроля и критической оценки, что приводит к проявлениям институциональной элитарности и говорит об отсутствии соотнесённости масштаба авторитарности с масштабом ответственности. Данные аспекты заслуживают широкого обсуждения с тем, чтобы развить основы и кодексы этики документных коммуникаций, наметить способы конструктивного разрешения нравственно-этических вопросов [9].
В фокусе интересов философии находится также экологический кризис языковой среды обитания человека, учитывая, что в современной экологической парадигме экология языка входит в экологическое целое, и принимая во внимание, что любовь к мудрости включает в себя уважительное отношение к языку. Правда, последствия речевого неблагополучия находятся в основном лишь на периферии опасений. Между тем язык документов предстаёт сегодня объектом, явно нуждающимся в экологизации, так как демонстрирует тенденцию к деградации, несмотря на то что прагматическая значимость передаваемой в документных коммуникациях информации обусловила самый жёсткий языковой режим. Критическое положение связано с массовизацией контингента адресантов, которые являются отнюдь не писателями-мастерами пера, а рядовыми носителями языка. Из этого вытекает, что документная сфера характеризуется как сфера частотных нарушений языковых норм и как сфера, где эти нарушения наиболее нежелательны. Философское измерение проблемы показывает её глокальность (сопряжение глобальных и локальных начал) и устанавливает взаимосвязь между микро- и макроуровнем, а именно: языковая форма выражения содержания документов - это вопрос языкового имиджа авторов документов, и в то же время это индикатор языковой грамотности населения, показатель эффективности функционирования государственного языка [10].
Реалии научно-технической эпохи новейшего времени оказали влияние на документную сферу, введя такой лимитирующий элемент, как технокультура. Данная достаточно весомая компонента вышла на авансцену вследствие экспансивного распространения компьютеров. Компьютеры вытеснили машинописные и существенно потеснили рукописные технологии, при этом они значительно обогатили гра-фико-композиционный инструментарий и вместе с тем интеллектуализировали процедуры фиксации информации. Произошёл радикальный разрыв со стилем работы, остававшимся неизменным на протяжении длительного периода, компьютерная грамотность вошла в структуру документной грамотности. Однако за темпами компьютерных инноваций не поспевает полноценное применение их на практике, ещё более рассогласовано с ними методологическое обеспечение. Поэтому новые принципы дизайнерского оформления содержания не вербализованы (в отличие от канонизированной диспозиции реквизитов), что предоставляет свободное поле для интуитивно-дискреционных решений, не гарантирующих выбора оптимальных альтернатив и порождающих нерациональную вариативность. Таким образом, обозначилась потребность в разработке новых теоретико-методологических оснований, которые учитывали бы функционально-эстетический комплекс и отвечали требованиям современного технологизиро-ванного мира.
Весьма важно аксиологическое измерение документов, исходя из того что для объективно-истинного описания и объяснения антропологического бытования «человекоразмерных» объектов неотъемлемым условием является исследование аксиологической проблематики [11] (особенно в динамичные периоды развития, когда ценностные ориентиры интенсивно реформируются). Их ценностную нагру-женность обусловливает утилитарность инструментальных качеств. Кроме того, именно в качественных параметрах объединяются информационные, лингвистические, технические, этические, эстетические, материальные аспекты и учитывается их взаимодействие. Но в данный момент знания о качественных характеристиках документов представлены фрагментарно и экземплификационно, способы достижения требуемого уровня качества системно не описаны. Так что в аксиологической проблематике документов ощущается необходимость не столько реформы ценностей, сколько необходимость создания ценностных структур. В философском плане значимым оказывается формирование социально-нормированн-ных представлений о документе, которые выделяют определённые свойства в качестве желаемых и избегаемых, устанавливают критерии успеха и неудач. Философско-аксиологические исследования могут стать основой для выработки научно обоснованных принципов и методов документной практики, способствующих эффективному, свободному от помех функционированию документов.
С учётом вышеизложенного в целеполагание философии документа входит исследование и структурирование мультисистемных взаимных частных отношений: документа и человека, документа и общества, документа и информации, документа и языка, документа и техники, документа и коммуникации, документа и власти, документа и этики, документа и истории. В исследованиях предполагается преобладание проективной стратегии, это означает, что постулируется необходимость создания теоретических предпосылок для практических решений документных проблем.
Итак, постановка вопроса о философии документа обосновывается аргументами теоретического плана и подготовлена поворотом современной философии к проблемам повседневной практики. Ещё недавно, на рубеже столетий, российский философ Ю. М. Шилков отмечал, что «использование фило-
софии в качестве инструмента познания сегодняшней жизни демонстрирует слабую эффективность и бедность ее результатов. <...> Профессиональная компетентность философов по-прежнему подпитыва-ется и поддерживается в форме и средствами историко-философских штудий» [12]. В наши дни ведущими направлениями в философской деятельности становятся антропологизация, экологизация, аксио-логизация. Внимание к вышеобозначенным проблемам документной сферы вливается в русло новых тенденций, поэтому, как представляется, философия документа получает реальные шансы на то, чтобы занять в лоне философской мысли место, соответствующее антропологической и социальной миссии документов. Но для обретения статуса всеми признанной, самостоятельной, хорошо организованной дисциплины философии документа предстоит пройти стадию самообоснования и становления, описательную ступень развития. Эти этапы преодолеваются институционализацией темы и проблематики через статьи, конференции, диссертации.
Примечания
1. Рапп Ф. Философия техники: обзор // Философия техники в ФРГ: пер. с нем. и англ. /сост. Ц. Г. Арказа-нян, В. Г. Горохов. М.: Прогресс, 1989. С. 25.
2. Янгузин А. Р. Философия на рубеже тысячелетий // Исторические, философские, политические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. № 4 (10) Ч. III. С. 214.
3. Рополь Г. Является ли техника философской проблемой // Философия техники в ФРГ: пер. с нем. и англ. М.: Прогресс, 1989. С. 202.
4. Шилков Ю. М. О природе фикционального дискурса: Я и МЫ: к 70-летию проф. Я.А. Слинина: сб. 2002. Вып. X. СПб.: СПбФО. С. 610. (Сер. «Мыслители»).
5. Лингвистическая философия Витгенштейна. URL: http:// eurasialand.ru/txt/kanke/63.htm (дата обращения: 17.02.2014).
6. Богатова Е. Б. Философское осмысление феномена «документ» // Исторические, философские, политические науки, культурология и искусствоведение // Вопросы теории и практики. 2011. № 7 (13). Ч. II. С. 32-36.
7. Документ как социокультурный феномен: сб. материалов IV Всерос. науч.-прак. конф. с междунар. уч. 29-30 окт. 2009. Томск: Изд-во ТГУ. С. 7-112.
8. Богатова Е. Б. Информационный взрыв в документной среде // Исторические, философские, политические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2014. № 3 (41) Ч. I. С. 36-40.
9. Она же. Этические аспекты властного дискурса в документных коммуникациях // Актуальные проблемы истории, политики и права: сб. ст. Всерос. науч.-прак. конф. Пенза: МНИЦ ПГУ, 2013. С. 25-29.
10. Она же. Философско-антропологическое измерение лингвоэкологических проблем документной среды // Научная дискуссия: вопросы социологии, политологии, философии, истории: сб. ст. XXIII Междунар. заоч. на-уч.-прак. конф. 2014. № 2 (23). М.: МЦНиО. С. 74-79.
11. Основы философии науки: учеб. пособие / В. П. Кохановский [и др.]. 6-е изд. Ростов н/Д: Феникс, 2008.
С. 415.
12. Шилков Ю. М. Указ. соч. С. 609.
Notes
1. Rapp F. Filosofiya tekhniki: obzor [Philosophy of technology: an overview] // Filosofiya tekhniki v FRG -Philosophy of technology in Germany: transl. from Germ. and Eng. / comp. Arkazanyan C. G., V. G. Gorokhov. M. Progress. 1989. P. 25.
2. Yanguzin A. R. Filosofiya na rubezhe tysyacheletij [Philosophy at the turn of centuries] // Istoricheskie, filosofskie, politicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki - Historical, philosophical, political science, cultural studies and art history. Issues of theory and practice. 2011, No. 4 (10) part III, p. 214.
3. Ropohl G. YAvlyaetsya li tekhnika filosofskoj problemoj [Is a technique a philosophical problem] // Filosofiya tekhniki v FRG - Philosophy of technology in Germany: transl. from Germ. and Eng. M. Progress. 1989. P. 202.
4. Shilkov Yu. M. Oprirode fikcional'nogo diskursa: YA i MY: k 70-letiyu prof. YA.A. Slinina [About the nature of fictional discourse: I and WE: on the 70th anniversary of Professor J. A. Slinin: collection 2002]. Vol. X. SPb. SPBT. P. 610. (Ser. "Thinkers").
5. Linguistic philosophy of Wittgenstein. Available at: http:// eurasialand.ru/txt/kanke/63.htm (accessed: 17.02.2014). (in Russ.)
6. Bogatova E. B. Filosofskoe osmyslenie fenomena «dokument» [Philosophical understanding of the phenomenon of "document"] / / Istoricheskie, filosofskie, politicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie // Voprosy teorii i praktiki - Historical, philosophical, political science, cultural studies and art history // Questions of theory and practice. 2011, No. 7 (13), part II, pp. 32-36.
7. The document as a sociocultural phenomenon: collection of materials of the IV vseros. scientific-practical conf. with the Intern. Participation. Oct 29-30. 2009. Tomsk. TSU Publishing house. Pp. 7-112. (in Russ.)
8. Bogatova E. B. Informacionnyj vzryv v dokumentnoj srede [Explosion of information in the document environment] // storicheskie, filosofskie, politicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki -Historical, philosophical, political science, cultural studies and art history. Issues of theory and practice. 2014, No. 3 (41), vol. I, pp. 36-40.
9. Bogatova E. B. EHticheskie aspekty vlastnogo diskursa v dokumentnyh kommunikaciyah [Ethical aspects of power discourse in document communication] // Aktual'nye problemy istorii, politiki i prava - Actual problems of history, politics and law: collected articles of all-Russian scientific-practical conf. Penza. MSRC of PSU. 2013. Pp. 25-29.
10. Bogatova E. B. Filosofsko-antropologicheskoe izmerenie lingvoehkologicheskih problem dokumentnoj sredy [Philosophical-anthropological measurement of linguo-ecological problems of document protection] // Nauchnaya diskussiya: voprosy sociologii, politologii, filosofii, istorii - Scientific discussion: questions of sociology, politology, philosophy, history: collected articles of XXIII Intern. absentia scientific-practical conf. 2014, No. 2 (23). M. MCS&E. Pp. 74-79.
11. Osnovy filosofii nauki: ucheb. posobie - The basic of philosophy of science: tutorial / V. P. Kochanowski [and others]. 6th ed. Rostov-na-Donu. Phenix. 2008. P. 415.
12. Shilkov Yu. M. Op. cit. P. 609.
УДК 008
В. В. Ступникова.
К вопросу о происхождении образа китайского дракона
Целью данной статьи является анализ корпуса археологических находок и художественных изображений дракона в неолитических культурах, существовавших на территории Китая, и их интерпретация китайскими специалистами. Для большинства китайских исследователей происхождение образа дракона означает выявление истоков формирования и особенностей самого китайского этноса, а также осознание его единства. В некоторой степени, китайский дракон - это образ-воспоминание, длящееся мифотворчество, «концепт коллективной идентичности». Это не один образ, а панорама образов, запечатленных в древних текстах, летописях, публицистике, кинематографе, авторских статьях... Тем не менее по материалам археологических данных говорить о возникновении образа дракона в эпоху неолита можно с большой натяжкой. Вывод статьи заключается в том, что высказывание ряда китайских специалистов о «восьмитысячелетней культуре китайского дракона» представляется ненаучным. В целом, в неолитическую эпоху региона Восточной Азии можно говорить о присутствии зооморфных художественных образов и почитании древними племенами разных животных, о культах змеи, рыбы, крокодила, оленя, кабана, тигра.
The main goal of this article is the analysis of the archaeological discoveries and patterns of the dragon in the Neolithic cultures on the territory of China, as well as the systematisation of Chinese researchers' interpretations on the problem of the dragon's origin. The origin of the dragon is linked to the formation of the Chinese ethnic group itself, to its unique development and its unity. To some extent, the Chinese dragon is an image that is being recreated in cultural memory of China, the concept of its collective identity, an everlasting myth-making process. This is not one image but rather a panorama of images imprinted in ancient texts, chronicles, publicity, cinematography, articles... However, it is difficult to prove the dragon's "imprinting" in archaeological materials of those Neolithic cultures that existed on the territory of China. The article concludes that the statement about "eight thousands years of Dragon's culture in China" doesn't seem scientific. In general, there are only zoomorphic images in the Neolithic era in the region of East Asia (such as the images of snakes, fishes, crocodiles, deers, wild boars, tigers), which can prove that these images were the objects of veneration and worship by ancient tribes.
Ключевые слова: дракон, истоки образа дракона, археологические находки дракона, археологические раскопки в Китае.
Keywords: the dragon, the origins of the image of the dragon, dragon archaeological finds, the archaeological site in
China.
В условиях «открытой» политики Китая, культурного взаимовлияния между разными странами и все возрастающей глобализации перед КНР довольно остро встает вопрос сохранения культурного наследия. Обращение к традициям и одновременное сдерживание информационного потока из-за рубежа некоторым образом уравновешивает период быстрых реформ и преобразований. Наряду с этим прослеживается тенденция изучения и зачастую использования в новых условиях древней символики, отражающей формирование этнографических, лингвистических и культурных особенностей китайской нации. Многие китайские исследователи фокусируют свое внимание на выявлении глубинных мифологем, своего рода матриц древнекитайского мироздания, и в частности на их генезисе - зарождении в мифологическом сознании. Актуальной в связи с этим представляется идея рассмотреть основные концепции китайских исследователей о происхождении «дракона» - одной из древнейших и центральных в китайской культуре мифологем.
За последние 3-4 десятилетия китайскими исследователями было издано гигантское количество работ, посвященных образу дракона. Выявление истоков данного образа означает для них определение происхождения и особенностей китайского этноса, а также осознание его единства. При этом китай-
© Ступникова В. В., 2015