CC BY
133
9. Кривцун О. Художник на сцене воображаемого. Феномен рефлексии в художественном творчестве // Человек. - 2005. - № 3-4. - [Электронный ресурс]: http://www.deol.ru.
10. Лекции Н. С. Гумилева по курсу «Теория поэзии» // Н. Гумилев, А. Ахматова: По материалам историко-литературной коллекции П. Лукницкого. - СПб.: Наука, 2005.
11. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. - М.: Академический Проект, 2008.
12. Лукницкая В. Н. Николай Гумилев: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. - Л.: ЛЕНИЗДАТ, 1990.
13. Мандельштам О. Э. Об искусстве. - М.: Искусство, 1995.
14. Фаустов А. А. К вопросу о концепции автора в работах М.М. Бахтина. - [Электронный ресурс]: http://www.philology.ru.
В. Б. Белукова
«Ярый пламень» частных писем Алексея Г ессена периода эмиграции
И, глядя в ночь, в глухую ночь,
Мы гордо, мы спокойно скажем:
«Не поддались мы силам вражьим, Сомненья, слабость, горечь - прочь!
Благословен тот ярый пламень, Который юность сжег дотла,
И той дороги каждый камень,
Что нас к распятью привела.
Алексей Гессен
Алексей Владимирович Гессен (1900-1925) - поэт-эмигрант первой волны русского зарубежья. Наследие его, «полное всепокоряющего обаяния» (П. Струве), постепенно возвращается в Россию. Лирика поэта чиста и светла, пронизана любовью к России, а самое значимое его произведение - поэма «Горькие травы», по мнению Г.П. Струве, не имеет аналогов в русской литературе. В тяжёлые, особенно для русской интеллигенции, обречённой на уничтожение, годы гражданской войны, Алексей Гессен и его старший брат Николай Владимирович Гессен покидают Россию. О жизни Алексея Гессена известно очень мало, поэтому его пять писем Н. А. Струве раскрывают характерные черты не только самого поэта, но и той обстановки, в которой ему пришлось прожить последние годы жизни. Пока найдено небольшое эпистолярное наследие Алексея Гессена, но и эти немногие его письма позволяют понять, что мысли поэта в первую очередь были наполнены раздумьями о судьбе страны, которую ему пришлось покинуть. Всю свою короткую жизнь этот талантливый юноша много учился: начинал обучение на историко-филологическом факультете в Санкт-Петербургском университете, продолжил - на экономическом факультете Политехнического института в Лесном (Санкт-Петербург), закончил Русский юридический факультет в Праге. Но не только о получении образования думал в это время Алексей Гессен. Как жить дальше - вот что волновало его! Из писем Алексея Гессена мы узнаём о родственниках и друзьях, помогавших ему с братом выживать в эмиграции: прежде всего, это тётя со стороны их покойной матери, её
229
младшая сестра Маргарита Николаевна Аитова (1876-1969), эмигрировавшая после революции в Париж, там впоследствии стала доктором медицины, микробиологом, известным общественным деятелем. Помогали братьям выбраться из советской России родственники со стороны отца, В.М. Гессена: это упоминаемые в письмах двоюродные дяди и троюродные братья, как-то: Борис Исаакович Гессен - «богатый Гессен» - [5, с. 4]), на чьей даче в Усикирке (Финляндия), дачном месте под Санкт-Петербургом, в карантине находились Алексей и Николай; Сергей Иосифович Гессен (1887-1950), философ и педагог, автор более 80 работ по основам педагогики, сын И. В. Гессена и отец поэта Евгения Гессена, погибшего в фашистском лагере в Ораниенбурге, сам И. В. Гессен. Интересен и адресат - Нина Александровна Струве (1868-1943), дочь очень известного в России педагога Александра Яковлевича Герда (1841-1888), жена Петра Бернгардовича Струве (1870-1944), крупного политического деятеля до октябрьского переворота, философа, публициста, юриста, экономиста, журналиста, редактора, деятельного участника организации конституционно-демократической партии, после октября 1917 года одного из главных идеологов белого движения при А.И. Деникине, министра в правительстве П.Н. Врангеля, редактора журнала «Русская мысль» в Праге, газеты «Возрождение» в Париже. У супругов Струве было пять сыновей: Глеб (1898-1985), литературовед, поэт, переводчик, Алексей [в письмах Ляля. - В.Б.] (18991976), библиофил и букинист, Константин [в письмах Котя. - В.Б.] (19001948), архимандрит Савва, Лев [в письмах Лёва. - В.Б.] (1902-1951, историк, славист, политолог, Аркадий [в письмах Адя. - В.Б.] (1905-1929), секретарь-помощник отца, был глухим. Семьи Струве и Гессенов были соседями в профессорском доме в Лесном, где находился (и находится!)
Политехнический институт (Санкт-Петербург). Известно, что П.Б. Струве и В.М. Гессен, отец Николая и Алексея Гессенов, были соратниками по партии, по убеждениям, по совместной общественной работе. Алексей, оставшись без матери в 10 лет, и дома, в Лесном, и в эмиграции тянулся душой к многодетной семье Струве, где, судя по воспоминаниям и письмам, всегда было тепло, уютно и интересно. В письмах упоминаются Приселков, который до 1917 года преподавал в Петроградском университете, в эмиграции - на Русском Юридическом Факультете в Праге; Сергей Добкевич (Париж) и Валентина Добкевич (Гродно) - знакомые Н. А. Струве и Гессенов, в каком они родстве между собой, пока не установлено; Юля - Юлия Юльевна Струве (урожд. Андре) (1902-1991), первая жена Глеба Струве; Ольга Михайловна Бернацкая (1899-1971) - дочь М В. Бернацкого, общественного деятеля, соратника П.Б. Струве и В.М. Гессена, художница, жена И.Я. Савича, впоследствии издателя, молодые Савичи были друзьями братьев Гессенов. Внук Н.А. и П.Б. Струве, с рождением которого поздравляет Алексей, - по-видимому, Андрей (1924), сын Глеба Струве и Юлии Андре.
Из писем Нине Александровне Струве видно, что воспитанный в православных традициях и на русской классической литературе, Алексей Гессен не принял за главную основу те ценности буржуазной жизни, которые были направлены лишь на приобретение личного достатка. Трагедия поэта - лично-
230
сти молодой, жаждущей созидательной деятельности на благо Родины, - состояла в том в том, что в эмиграции - «в стране обид» (М. Цветаева) - он не видел для себя места, но также знал, что нет ему места и дома, в той, советской, России... В частных письмах Алексея Гессена, как, впрочем, и в его лирике, нет настроения уныния, нет жалоб на болезни, трудности, скромный быт, тяжёлую физическую работу. Письма Алексея Гессена проливают свет на его биографию: в вынужденную эмиграцию они с братом ушли в конце ноября-начале декабря 1921 года, после смерти отца В.М. Гессена [10, с. 247251]; путь был типичным - Финляндия, Берлин, Париж, Прага. Очень скупо в письмах говорится трудностях жизни, но пламенно и страстно о душевных переживаниях своей «бесполезности» по отношению к России. Надорвавшись от непосильной работы железнодорожного «погрузчика», Алексей Гессен умер 10 июля 1925 года, ему только-только исполнилось 25 лет. Смерть талантливого юноши-поэта вызвала огромную горечь в среде русской эмиграции, некрологи о его безвременном уходе были помещены в газетах и журналах русского зарубежья, издаваемых в Берлине, Праге, Софии, Белграде, Париже. Глубокая вера помогала Алексею Гессену мужественно принять и выдержать все испытания, посланные ему судьбой.
Письмо первое (орфография оригинала): «Дорогая Нина Александровна, спасибо Вам за доброе Ваше письмо, за то, что сразу откликнулись на наше известие на прибытие в обетованную страну. Мы бы, конечно, написали Вам в первый же день, но не знали Вашего адреса. Я думал, что Вы в Париже и просил Марг. Ник. [Маргарита Николаевна Аитова. - В.Б.] передать Вам наш привет в первом же своём письме к ней. Мне трудно рассказать Вам, как бесконечно, как безумно мы счастливы своей свободой. Вы поймёте это без всяких слов. Что бы ни ждало нас впереди, какие бы новые испытания ни готовила нам судьба - всё мы встретим с радостью, за всё будем благодарить Бога. Отсюда мы едем в Париж, через Берлин. Там мы, конечно, увидим Вас и я уже с радостью мечтаю об этом свидании. Что будет дальше - мы не знаем. Нам необходимо, во что бы то ни стало, найти какой-нибудь, хотя бы ничтожный, дающий самую скромную возможность существования, заработок. Правда, и Марг. Ник. и др. наши родные предлагают нам свою поддержку и помощь, но Вы понимаете, конечно, что мы не можем принять её со спокойной совестью. Мы уже не дети и сами должны о себе заботиться. Знаю, как трудно сейчас русским найти работу в Европе, только надежда на содействие тех, кто любили и помнили нашего отца - даёт нам право разсчитывать найти какое-нибудь занятие. М. б. Петр Бернгардович сможет, что-нибудь сделать для нас в этом направлении. Я знаю, что если есть хоть какая-нибудь возможность нам помочь, то и Вы и он эту возможность не пропустите. Думаю, что м. б. соединить со службой и учение. Конечно, это было бы очень важно. Но, всё-таки, учение сейчас для нас на втором плане - это роскошь. Серг. Иосиф. Гессен сейчас ещё в карантине, мы много с ним говорили о Петре Бернг., которого мы, как, м. б. Вы знаете, самые яркие поклонники (в политике). Мы уже кончили сейчас свой срок в Карантине и, в ожидании визы, живём в имении нашего дяди Бор. Ис. Гессена в Усикирке (б. пансион Волковой), где нам исключительно, почти невероятно, хорошо. Впрочем, после Совдепии [от
231
«Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов». — В.Б.] - всюду рай. Передайте, пожалуйста, дорогая Нина Александровна, наш самый горячий, искренний привет Петру Бернгардовичу и Вашим мальчикам. Крепко жму Вашу руку и ещё раз спасибо за Ваше письмо, нам так радостно было его получить. Преданный и уважающий Вас А. Гессен. 1921 16/ ХП.».
Письмо второе: «23/Ш 22. Дорогая Нина Александровна! Позвольте мне обратиться к Вам с очень большой просьбой. Мы уже месяц в Париже и через неделю думаем ехать в Прагу, хотя виза ещё не получена - мы ждём её со дня на день. Так вот нам очень бы хотелось знать перед отъездом всё об учебной жизни в Праге. До сих пор мы не знаем даже, когда начало занятий, можно ли нам сейчас ехать, куда деться по приезде, ничего не знаем ни о отделениях Университета, ни о том как и на каких языках ведётся преподавание. Нам немного неуютно ехать в неизвестность и я очень прошу Вас, дорогая Нина Александровна, написать нам по возможности подробно обо всём нас интересующем. Вы, вероятно, уже успели осмотреться в Праге и легко можете разрешить все наши недоумения. Ещё раз очень прошу извинить меня за безпокойство, с нетерпением жду Вашего ответа и надеюсь скоро с Вами увидеться. П.Б., Глеба и мы уже видели здесь, но к сожалению только раз. П. Б. очень занят, Глеб уехал в Лондон. Марг. Ник. очень Вам кланяется. Преданный Вам А. Гессен».
Письмо третье: «Ricany. Badesorice. Hotel Monopol. 11/ Ш 23. Дорогая Нина Александровна! Большое спасибо за то, что вспомнили нас и написали. Не удивляйтесь, что мы сами не писали Вам раньше, но мы не знали Вашего адреса, т. к. теперь переехали (уже с половины декабря) т. е. скоро три месяца за город, в Ржичаны [тогда пригород, а ныне территория Праги. — В.Б.] и живём отшельниками, почти никого не видим и не встречаем. Мы и у Петра Бернг. Не были ни разу, потому что днём его не застанешь, а вечером нам нельзя остаться в Праге, т. к. после 9 не попасть домой. Вы можете себе представить, что нам не очень весело, но всё таки я очень рад, что удалось выбраться из Стражницы [производное от слова «страж», т. е. находившиеся под стражей; это слово встречается в записках и других эмигрантов. — В.Б. ], ибо там последнее время становилось совсем нестерпимо жить. Здесь же мы много занимаемся, главным образом, дома, т. к. это производительнее и удобнее, чем посещение лекций, к тому же, благодаря дальнему пути и неудобству расписания поездов, отнимающего массу лишнего времени. Понемногу готовимся оба к государственным экзаменам и остающимся полукурсовым (этих последних у нас обоих не сдано по 3) т. к. во чтобы то ни стало решили кончать как можно скорее, осенью, если только в августе-сентябре будет сессия. Коля был в Германии очень недолго, а у Вас и Глеба не был потому же, почему мы не писали до сих пор - не знал адреса. О том, что вы и Пётр Бернг. стали бабушкой и дедушкой мы узнали от Приселкова. Поздравляем Вас, дорогая Нина Александровна, но, мне кажется Вы имеете полное право быть недовольной, что так скоро и так рано стали бабушкой. Надеюсь, что Ваша внучка такая славненькая, что Вы всё таки не будете жаловаться. Передайте, пожалуйста, также наши искренние поздравления Глебу и Юле.
232
Когда попаду в Г ерманию, если только попаду как нибудь, непременно у них побываю. Меня не удивляет, что Берлин и тамошняя «русская» Roderies [праздногуляющая публика. — В.Б.] Вам не нравятся. На меня Берлин во все 3 раза, что я за этот год там был произвёл самое отрицательное впечатление. Но, признаться, и Прага a la lonque [в конце концов. - В.Б.] становится не мила и мне, вообще, кажется, что всюду в Европе нехорошо. Я думаю, что «героический период» эмиграции прошёл, кончился в 1920 году ещё, также как прошёл «героический период» революции, окончившийся в 1921 г., летом, с введением нэпа. Теперь и там и здесь нет пафоса, нет борьбы, веры, только ложь, компромиссы, уступки и колебания. И в сущности одинаково скверно. Мне также не хочется возвращаться в Россию, как и оставаться в Европе. Желаю Вам, дорогая Нина Александровна, всего, всего самого доброго, главное, чтобы Лёва [Лев Петрович Струве был в то время болен туберкулёзом. - В.Б.] поскорее и окончательно поправился. Привет ему и всем Вашим. Преданный Вам А. Гессен».
Письмо четвёртое: «28 / 1У 23. Rzicany u Pragy, Radesorice Hotel Mo-nopol. Дорогая Нина Александровна! Я был очень обрадован Вашим письмом, на которое ответил бы сейчас же, если бы не эти самые занятия, в которых Вы желаете мне успеха и которые отнимают весь день и так утомляют, что к вечеру оказываешься решительно неспособным взять перо в руку. М. б., мы оба слишком понадеялись на свои силы, когда поставили себе целью в июле-августе кончить Юрид. Фак., т. е. сдать ещё 9 экзаменов из Roux 6 государственных. Но раз решили надо исполнить, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Вы пишете, что не согласны с моими пессимистическими взглядами на эмиграцию и пр. М. б. я ошибаюсь. И даже наверное Вы правы, что и здесь, в эмиграции, как впрочем и всюду, можно делать полезное дело, так или иначе готовиться к будущему и находить в этом какое-то удовлетворение. И всё таки, я остаюсь при своём. Не обобщая, не имея даже в мыслях судить и осуждать, я говорю только за себя, что мне здесь нечего делать. Мы пришли сюда «к шапочному разбору» и даже к шапочному разбору опоздали. Период борьбы не газетными статьями, не спорами, не «подготовкой к будущему строительству», а борьбы делом и оружием, мы пропустили, мы пережили в Советском плену. М. б. те кто в ней участвовал купили себе право отдыха, право со спокойной совестью отдаться этой подготовке себя к будущему и сохранению своих жизней и сил для него. У нас этого права нет и нет поэтому спокойной совести, удовлетворение и отдыха. Мы устали, конечно, и, м. б., не меньше других, но это не та усталость, которая так приятна бывает после оконченной почётной и трудной работы, полная сознания исполненного долга. Эта усталость не разрешается заслуженным отдыхом. Вот я снова повторяю то, что уже, кажется писал вам. Простите, если это скучно Вам. Мне всё таки очень приятно не только верить, но и знать, что я всегда могу разсчитывать на Вашу доброту и участь. Искренне желаю Лёве скорейшего и полного выздоровления и надеюсь скоро увидеть Вас в Праге. Коля шлёт свой лучший привет. Ваш А. Гессен».
Письмо пятое: «6/Ш 25. Глубокоуважаемая и дорогая Нина Александровна! Вы слишком добры и, право, должны бы были наказать нас за такое
233
непростительно-долгое молчание лишением и без того незаслуженного гонорара. Но перевод Ваш мы получили и во мне заговорила совесть, а главное желание напомнить Вам о себе и получить в ответ и от Вас весточку о том, что у вас делается. Вы знаете из письма Марг. Никол, какую выкинул штуку. Мне чрезвычайно тяжело и неприятно и даже совестно, что я заболел в такое неподходящее время и столько хлопот причиняю этим своим близким. Но твёрдо надеюсь скоро поправиться, а пока лежу в санатории под Парижем сплю, ем, читаю и не очень, в сущности, ропщу на судьбу.
К сожалению, за месяц что проболел, в Париже на ногах я видел, и то только мельком, лишь Глеба, а Лялю так не успел повидать. Однако, т. к. у нас есть общие знакомые (Добкевичи, О. М. Бернацкая) знаю о рождении Вашего внука, с которым горячо поздравляю Вас и Петра Бернгардовича. Коля сейчас работает у Ситроёна (автомобили) и, кажется, попал довольно удачно: работа не слишком тяжёлая и утомительная и зарабатывать удаётся до 3-х франков в час, т. е. около 600 в месяц (без праздников). Но, конечно, надолго (или навсегда!) это было бы весьма печально. И так уже почти год он на пролетарских ролях, а это отражается не только внешне, но и на психике. (Это не значит, что он стал коммунистом!) Как то теряется способность к умственному труду. Впрочем, мы не теряем надежды, что ему удастся устроиться иначе. Теперь позвольте сообщить, сообщить Вам всё о себе, просить и Вас, дорогая Нина Александровна, написать мне хоть несколько слов о Вашем и Петра Бернгардовича здоровьи, настроении, ближайших планах. От тех же общих знакомых, о которых я уже упоминал, знаю, что Лёве, слава Богу, гораздо лучше, что он уже поправился. В Праге ли он с Вами или, всё-таки, ещё в санатории? Что поделывают Котя и Адя? Как идёт Пражская академическая жизнь? Все ли по-прежнему? Вы переменили адрес - довольны ли вы новый квартирой? Мы с Колей часто вспоминаем, как хорошо и интересно бывало у Вас - продолжаются ли такие собрания? Всё так же ли много вокруг Вас и Петра Бернгардовича молодёжи? Вот видите, дорогая Нина Александровна, сколько у меня накопилось вопросов. Впрочем - сам виноват, нужно было раньше Вам написать. Не сердитесь же, прошу Вас ещё раз, за нашу лень. Вы ведь не сомневаетесь в нашей искренней и глубокой преданности и уважении к вам и дорогому Петру Бернгардовичу. Очень прошу Вас передать ему и Вашим сыновьям (тем, что с Вами) мой и Колин лучший привет и крепко надеюсь получить от вас весточку. Благодарю вас за себя и за Колю, за незаслуженный перевод. Глубоко уважающий и преданный А. Гессен. A.Hessen. Sanatorium de Suzental pres Rueil (Sentre-et-oize) France.»
Список литературы
1. А.Г. Там и здесь: впечатления недавно вырвавшегося // Русская мысль. - Прага. -1922. - Кн.У.
2. Гессен А. Письма Н. А. Струве // ГАРФ, ф. 5912, оп. 2, д. 28 на 13 л.
3. Гессен В. Ю. Род Гессенов в России (Х1Х-ХХ вв.) // Из глубины времён. - СПб. -1996. - № 7.
4. Гессен В. Ю. Жизнь и деятельность И. В. Гессена - юриста, публициста и политика. -СПб., 2000.
5. Гессен И. В. Годы изгнания: жизненный отчет. - Париж: YMCA-PRESS, 1979.
234
6. Гессен С. И. Моё жизнеописание // Введение в прикладную философию. - М., 1995.
7. Доронченков И. А. Петроград-Куоккала. Через границу, 1920-е гг. // Минувшее: исторический альманах. 19. - М.; СПб.: Atheneum; Феникс, 1996.
8. Коллиандер Тито. Запомнившеся. Пережитое. - Якобстад, 1978.
9. Реден Н. Сквозь ад русской революции. - М.: Центрполиграф, 2006.
10. Савенко Г. В., Семененко А. М. В. М. Гессен в Иваново-Вознесенске // Правоведение. - 2003. - № 1. - С. 247-251.
Д. А. Машукова
Система двойников и масок как основной прием создания образа
автобиографического героя в мемуарной прозе М. Цветаевой
Значительная часть мемуарной прозы Марины Цветаевой была создана во Франции, в 1932 - 1937 годы. С середины двадцатых годов Цветаева все меньше пишет лирических стихотворений, тяготея к созданию произведений большой формы - поэм и трагедий. Все сильнее углубляется ее уход «в себя, в единоличье чувств», растет отъединенность от окружающего. Специфическими особенностями цветаевской мемуарной прозы является сочетание документальности и открытого лиризма, сплав жизненных фактов и размышлений, возникающих как бы наедине с собой, как раздумье о произошедшем. Подобная тенденция находилась в общем русле развития литературы Серебряного века: в прозе этого периода можно обнаружить самые разнообразные варианты художественного синтеза.
Одна из ведущих тенденций развития художественной прозы ХХ века -введение в повествование «от автора» точки зрения повествователя или персонажей, сопровождаемое подчинением изображаемого чужому взгляду, восприятию. По словам О. Ю. Осьмухиной, «происходит смещение горизонтов автора и повествователя, их речевая контаминация, нередко -смешение в рамках одного высказывания двух голосов, речевых манер, точек зрения, когда однозначное выделение фигуры автора становится всё более затруднительным» [4, с. 35]. Н.Д. Тамарченко указывает, что вариантом «авторского присутствия» внутри произведения в плане речевой структуры входит чисто словесная авторская маска, а именно высказывание, построенные таким образом, что у читателя создается впечатление, что с ним говорит сам автор [6, с. 205]. Следовательно, «масочность» можно рассматривать как форму присутствия автора в тексте. Цветаева в своей мемуарной прозе использует игровой прием масочности как моделирующий элемент образа автобиографического героя. Используя маску, автор стремится через других ярче «высветить» свое «я» в прошлом. В мемуарной прозе М. Цветаевой авторское «я» расслаивается, с одной стороны, в соответствии с жанровой модификацией, которая диктует свои жанровые законы и модель поведения автора в ней. С другой стороны, функциональная множественность роли автора в организации повествовательного дискурса также имеет тенденцию к появлению различных ипостасей.
235
