CC BY
107С. Б. Маркарьян, Э. В. Молодякова
ЯПОНСКИЙ МОДЕРНИЗАЦИОННЫЙ ПРОЕКТ
В современном российском обществе ключевым понятием является модернизация. Однако само это понятие не имеет чёткого определения, хотя учёные, политики и эксперты предлагают набор самых разных обоснований и условий для её реализации. В настоящее время этот термин в достаточной мере условный, хотя процесс модернизации идёт постоянно. Как показывает исторический опыт Японии, в условиях, когда существовавшая социально-экономическая система оказывалась в проигрыше и грозила неизбежностью отставания, именно модернизация являлась выходом из этой ситуации. Поэтому можно согласиться с мнением экономиста В. Л. Иноземцева о том, что, «модернизация — это встраивание в мир, а не подстраивание мира под себя» [1].
За полтора столетия Япония смогла подняться с уровня страны, которой грозило превращение в колонию или полуколонию Запада, до одной из самых развитых экономик мира. Основу такой трансформации составил процесс непрерывной модернизации, нацеленный на повторение уже существующих за границей образцов и на создание на основе заимствования новых для общества элементов, т. е. на догоняющее развитие. Изменения, происходившие в стране в этот период, были стремительны и впечатляющи, как в целом, так и в деталях, и их невольно обозначили в мире словом «чудо». Но в основе такого «чуда» на протяжении всего рассматриваемого периода налицо чёткое определение правящей элитой национальной стратегии и тактики её реализации.
Пришедшая к власти в традиционном обществе новая элита мэйдзийского периода (1868—1912) инициировала мо-дернизационный проект, а продолжила его в послевоенные годы прежняя элита авторитарного общества в условиях демократизации страны. К осознанию необходимости встать на путь модернизации элиты приходили в переломные моменты истории. И сразу вставал вопрос о том, какой характер примет модернизация, на чём в этом проекте будет сосредоточено
внимание, какие цели будут поставлены и главное — что станет основной идеей этого процесса.
Главным для Японии на первых порах было не только войти в «клуб» великих держав того времени, но и создать империю. Единственно возможным путём осуществления поставленной цели под лозунгом «богатая страна, сильная армия» было проведение преобразований внутри страны и осуществление экспансионисткой внешней политики, что было адекватным ответом на вызовы того времени.
После поражения во Второй мировой войне та же элита, как единственно верный путь развития в совершенно новых условиях, выбрала демократизацию. По словам бывшего в первые послевоенные годы почти бессменно премьер-министром Си-гэру Ёсида, старый лозунг можно было переиначить — «богатая страна, слабая армия». Другими словами, Япония выбрала путь развития мощной экономики и создания уже исключительно экономической «империи» на основе крупномасштабной внешней торговли. Но при этом не следует забывать, что японская модернизация проводилась в традиционном обществе, которое считалось отсталым не только в экономико-технологическом, но и в социально-духовном плане.
Традиционное общество и модернизация
Согласно структурно-функциональной теории Талкотта Парсонса, в традиционных обществах положение индивида предопределено и главной в отношении к человеку является его принадлежность к группе, во взаимоотношениях людей доминирует эмоциональная сторона и в своих действиях они ориентируются на общие цели [подробнее см.: 2]. Такому обществу имманентно присуще преобладание ценностной рациональности, т. е. ценность важнее цели. Традиционное общество социально более однородно, у него больше общих целей, общего интереса, что проявляется в воспроизводстве традиции. В современном обществе положение человека определяется его достижениями, здесь каждый наделён равными гражданскими правами, существует специализация функций, отношения строятся на разумно-рациональной основе, человек ориентирован в основном на индивидуальные цели.
В Японии наблюдается уникальное сочетание традиций и инноваций, при безусловном преобладании последних. Но при этом не происходит смена идентификации национальных социокультурных основ. В модернизированном обществе, даже при сильном разрыве с традицией, в повседневной жизни людей сохраняются традиционные формы бытования, ибо, как кратко определил социолог Ш. Айзенштадт, традиция — это «резервуар самых главных черт социального и культурного быта общества или цивилизации» [3, с. 47].
Каждая страна усваивает достижения экономической и политической систем западной цивилизации в своеобразной, подходящей именно для неё форме, отвечающей её парадигме. По замечанию А. Тойнби, «тогда как экономическая и политическая карта мира действительно почти полностью «вестернизирована», культурная карта и поныне остаётся такой, какой она была до начала западной экономической и политической экспансии» [4, с. 81].
В отличие от распространения, например, религий или других заимствований в прошлом, процесс модернизации включает в себя экономические, политические, культурные и идеологические аспекты. Это не может не подрывать, до некоторой степени, существующие в модернизурующихся обществах структуры. Модернизация — это, прежде всего, технологические преобразования, гарантирующие поступательное развитие общества и, как правило, в конечном итоге приводящие к его социальной реконструкции. Но во многих случаях, в частности в Японии и ряде стран ЮВА, традиции в том или ином виде сохраняются и, в свою очередь, оказывают серьёзное влияние на весь процесс модернизации. Как справедливо замечает социолог П. Бергер, «нельзя смешивать технологические сдвиги и социопсихологические системы обществ» [5]. Действительно, хотя модернизация и получила широкое распространение, она не привела к созданию единой цивилизации и тем более к появлению единой идеологической и политической структуры.
В современной социологии термин «модернизация» имеет много толкований. В наиболее общем виде под ним понимается преобразование традиционного (восточного) общества в современное (западное). Априори предполагается, что по-
следнее находится на более высоком уровне цивилизации и обладает такими универсального характера ценностями, как разделение властей, свобода личности и предпринимательства, суверенитет народа, право нации на самоопределение, свобода социального выбора.
Современность общества обычно соотносится с его вступлением на путь капиталистического развития. В XIX в. современные общества и Запад были тождественными понятиями. Восток считался традиционным, отсталым, Запад — передовым, современным. Но с течением времени сочетание «Восток — Запад» перестало отвечать реальному положению вещей. Современное общество начало пониматься как особый тип цивилизации, первоначально возникший в Западной Европе и затем распространившийся в других регионах как система жизни, экономического, политического устройства, идеологии и культуры.
Процесс модернизации — перманентный и разнообразный, но не унифицированный. По мнению социолога Ш. Айзенштадта «пришло время отойти от взгляда на модернизацию, как на конечную цель эволюции всех известных нам обществ, когда эволюционный потенциал мыслится единым для всех, а европейский опыт — важнейшим и самым конструктивным выражением модернизационной парадигмы. Суть этой парадигмы в том, что модернизация описывалась как процесс становления единообразной цивилизации, зародившейся в Европе и распространившей на весь мир экономические, политические и идеологические аспекты своей жизнедеятельности, что особо характерно для периода после Второй мировой войны» [6, с. 69].
Модернизация может длиться от нескольких столетий до нескольких десятилетий, но при этом всегда несёт с собой фундаментальные изменения. Подчёркивая кардинальный характер таких изменений, японовед Эдвин О. Рейшауэр сравнивает их значимость с «переходом от хозяйства, основанного на охоте и собирательстве, к земледелию, или от использования каменных орудий — к бронзовым и железным» [7, с. 16].
Часть учёных предлагает рассматривать модернизацию того или иного государства в сравнении с конкретной более развитой страной (Япония и Англия) или с «идеальным ти-
пом», как определил М. Вебер. При этом особо подчёркивается важность для судеб цивилизаций хозяйственной жизни общества, по его выражению, рационального способа ведения хозяйства, рациональной капиталистической организации свободного (формально) труда. Наиболее ярко и всеобъемлюще это проявилось в странах Запада. «...Именно на Западе, и только здесь, возникли такие явления культуры, которые развивались... в направлении, получившем универсальное значение» [8, с. 44]. В то время как в восточных обществах огромную роль играли и играют самобытные духовные ценности. Для характеристики исторического процесса в странах Запада Вебер вводит понятие рационализации, понимая под ним совокупность ряда исторических факторов, определивших развитие европейских обществ за последние несколько веков. Именно в Европе впервые в истории человечества сложилось общество, которое в настоящее время называется индустриальным, или промышленно развитым. Все другие типы обществ являются, по Веберу, традиционными.
Таким образом, получается, что рационализация — это и есть сам исторический процесс, и в этом смысле она по существу равнозначна модернизации. Поэтому, хотя Вебер напрямую и не использует термин «модернизация», современные историки, изучающие эту проблему, обращаются к его классическому наследию. В частности, Бенджамин Шварц писал: «Если следовать Веберу, то, по моему мнению, есть лишь одна возможность очертить границы понятия модернизации: оно включает систематическое, долговременное и целенаправленное приложение человеческой энергии к "рациональному" контролю над материальной и социальной средой обитания человека для реализации различных целей. Я употребляю прилагательные "целенаправленное", "систематическое" и "долговременное", ибо абсолютно ясно, что процесс рационализации, как таковой, начался задолго до того, как появился термин Modern Age (Новое время — Авт.), и он практически существует на протяжении всей истории человечества» [7, с. 23-24].
В 1960-е гг. учёные ряда стран (Японии, Англии, США, Австралии — Оути Цутому, Тояма Сигэки, Рональд Дор, Джон Холл, Эдвин Рейшауэр, Сидней Кроукур и др.) пришли к выводу
о невозможности сформулировать одномерное понятие модернизации, но при этом выделили основные параметры, которые характеризуют модернизированное общество второй половины XX в. К ним относятся, в частности, сравнительно высокий уровень урбанизации, использование новых источников энергии, социальная активность населения, широкое распространение потребительских товаров и услуг, поголовная грамотность, важная роль науки, создание широкой сети средств массовой информации, наличие социальных институтов, а также растущее межнациональное общение [см.: 7, с. 23—24].
Развитие западноевропейских стран в течение длительного времени шло под воздействием эндогенных факторов сравнительно медленными темпами. При включении в процесс развития внешних вызовов, экзогенных факторов он стал происходить достаточно быстро при сохранении, как правило, самоидентификации. Наиболее ярким примером такого развития служит Япония. По словам социолога Цуруми Кадзуко, там, где западным странам требовалось тридцать лет, для Японии было достаточно десяти [см.: 9, с. 7].
Однако спрессованность во времени подчас может вести к серьёзной напряжённости. Дело в том, что общества, развивающиеся под воздействием главным образом внешних факторов, включают в свои традиционные структуры передовые технологии, политические, экономические и идеологические новшества, которые не всегда сочетаются с уровнем развития того или иного социума. Большие сложности могут возникнуть и с асинхронностью изменений, происходящих в различных системах модернизирующихся обществ.
В принципе можно говорить о двух основных моделях модернизации — вестернизации и догоняющей модели, поскольку в них ставятся разные цели. В первом случае берутся западные образцы и просто переносятся в структуру общества, во втором — на базе заимствования создаются новые для данного общества структуры (бюрократия, средние слои, бизнес-сообщество) при сохранении национальной самоидентификации. При этом вестернизация может быть частью догоняющей или любой другой модели, поскольку заимствование западных образцов всегда сопровождает любую модернизацию. Именно по такой схеме происходила модернизация Японии.
При преобразовании традиционного общества в западное, в соответствии с моделью вестернизации, речь идёт об интенсивном, одностороннем межнациональном переносе социально-экономических, политических и социокультурных ценностей. Другими словами, в этом случае модернизация происходит под влиянием экзогенных факторов и идёт достаточно быстро. Перенос ценностей может иметь место как в условиях зависимости того или иного модернизирующегося государства, так и при сохранении весьма широкой политической и экономической самостоятельности. При этом даже в такой стране, как Япония, не только в довоенное время, но и в первые десятилетия после поражения во Второй мировой войне, «модернизированный» и «западный» являлись синонимами: японское общество считалось отсталым, а западное — передовым. И только по мере достижения высокого уровня экономического развития такие воззрения потеряли силу.
Япония выбрала догоняющую модель модернизации, которая имеет более широкий набор реформируемых параметров. Основная суть процессов, происходящих при её реализации, состоит в индустриализации и создании индустриальной культуры, которая значительно улучшает условия существования человека. Сущность догоняющей модели модернизации в принципе везде одна, и она не зависит от политического и социального строя, — это организация масс для индустриализации. В Японии, как известно, она проходила и в условиях авторитарного императорского правления, и в условиях демократии. Но на форму осуществления этого процесса влияет уровень развития самой страны, готовность масс к осознанию и решению стоящих перед ними экономических и других проблем. Всё зависит от вызовов времени.
Каждое общество вырабатывает свой отклик на осуществляемую экспансию чужого опыта. Отсюда многообразие вариантов модернизаций, их неидентичность и динамизм. В этой связи нельзя отказать себе в удовольствии привести слова Э. Рейшауэра: «...можно сделать вывод, что есть и всегда будет существовать многовариантность модернизации, и поэтому ни один случай не может быть типичным» [7, с. 35].
Усиление межцивилизационных взаимодействий, т. е. тесных политических, экономических, технологических и
идеологических связей, ведёт к интернационализации мирового сообщества, к созданию глобальных систем. Однако если глобализация и примет практически всеобъемлющий характер, то и тогда это не будет означать образование единой цивилизации, а лишь — создание целого ряда цивилизаций современного уровня со своими специфическими чертами.
Социолог Н. Кавамура подчёркивает относительную самостоятельность собственных культурных ценностей, рассматривая модернизацию и индустриализацию, с одной стороны, и культурные характеристики, с другой. По его мнению, такие специфические явления японского общества, как концепция иэ (большая семья, связанная родственными узами и производственными отношениями) и корпоративный дух, которые не вписываются в нормативную европоцентристскую теорию, нельзя рассматривать как пережитки феодализма, а надо воспринимать как отличающиеся от западных культурные ценности японцев. Учёный распространяет теорию модернизации за рамки перехода от традиционного восточного общества к западному. Он считает, что процесс модернизации идёт и дальше — от современного общества к стадии постсовременного [подробнее см.: 10, с. 264—283].
Вполне можно согласиться с обобщённым определением процесса модернизации, которое предлагает социолог В. Г. Федотова. «Процесс модернизации сохраняет значение перехода от традиционного общества к современному во всех его фазах и разновидностях... Это — переход от доминирования традиций к господству инноваций, от религиозной, мифологической и авторитарной легитимации активности к светскому, рациональному обоснованию деятельности, от авторитаризма к демократии, от вещного богатства к капиталу, от производства ради сегодняшних нужд к расширенному воспроизводству, от непроизводительного труда к производительному, от ценностей рациональности к целерациональности, от мировоззренческого знания к науке и технологии, от медленного течения естественной эволюции к ускоренному развитию и мобилизации ресурсов, от этничности к национальным государствам, от деревенских форм жизни к городским, от аморфных социальных образований к чётко выраженным институтам образования, коммерции, медицины, управления,
к индустриальному развитию, массовому образованию и связи всех частей земли» [11, с. 37—38].
Япония — яркий пример трансформации традиционного общества в западное, понимаемое как модернизированное. Путь исторического развития страны, по сути своей, представляет собой практически непрерывный процесс модернизации общества не только в плане постоянной рационализации хозяйственной деятельности, но и эволюции духовной сферы.
На характер модернизационного процесса в Японии значительное влияние оказали несколько факторов. Прежде всего, высокая адаптивная способность населения, т. е. усвоение им различных элементов других цивилизаций (прежде всего китайской) и, более того, превращение их в компоненты своих национальных ценностей и таким образом сохранение для будущих поколений. Затем — универсальное воздействие традиций на все сферы жизнедеятельности общества. Это способствовало тому, что преобразования в нём, даже весьма серьёзные, происходили без сокрушительных социальных взрывов. Японский этнолог Янагида Кунио, анализируя историю развития своей страны, не раз высказывал мнение о важности преемственности в истории общества. Если на Западе новая ступень развития создаётся при отрицании предыдущей, т. е. путём ломки, то в Японии — путём преемственности, обновления традиций. (Поэтому не случайно для определения сути мэйдзийских событий, т. е. Мэйдзи исин, было взято слово исин, что и означает «обновление»).
Для Японии характерен эволюционный процесс трансформации традиций. Новые элементы лишь добавлялись к старой структуре, никогда не разрушая её, часто сосуществуя с ней, иногда сливаясь, образуя единый сплав, где уже трудно различить, что взято извне, а что традиционно японское. Постепенно эти элементы, видоизменявшиеся по мере приспособления к старой структуре, вызывали перестройку всей системы.
Таким образом, модернизация Японии осуществлялась не на основе отрицания традиционных структур, а путём их активного использования, и поэтому нельзя не согласиться с мнением японоведа Фоско Мараини: «Двадцатый век в Японии часто рассматривается как прогресс, вызванный
множеством чужестранных элементов, представляющих собой модернизацию, на фоне упрямого сопротивления сил традиции. В некоторых случаях это верно, но общая картина представляется совершенно иной. Будь прошлое Японии преградой для её будущего, страна до сих пор была бы неким прилежным и многообещающим учеником своих западных менторов, а не могущественным соперником, поднявшим меч и играющим с умением и жаром, грозя в скором времени побить учителей в их собственной игре» [12, с. 158].
Усвоение чужеземного опыта проходило под контролем правящей элиты. В конечном итоге принималось то, что отвечало потребностям общества в данное время и корреспондировало с японской традицией. Отчасти заимствования играли роль стимуляторов внутреннего развития. Прагматизм японцев давал им большие возможности воспринимать все нововведения, которые они считали нужными, старательно обходя возможные катаклизмы и не поступаясь традиционными ценностями. Это — одна из причин, почему Япония сумела успешно ответить на вызов Запада, в отличие, скажем, от Китая. На восприятие модернизации и в том и в другом случае огромное влияние оказали социопсихологические факторы. В частности, отношение китайцев и японцев к остальному миру. Первые не смогли расстаться с идеей Срединной империи и допустить наличие ценностей, отличных от их собственных, и необходимость чему-нибудь учиться у других народов, что определило их долговременное отставание. Вторые же, не теряя своей уникальности, сумели воспринять западные ценности.
Решение проблем (противоречий) путем компромиссов — явление, характерное для Японии, где, как правило, выбирают золотую середину между разрушением и созиданием. Такой подход базируется на одном из основополагающих принципов японского мировосприятия — ва (гармонии). Как пишет Т. Григорьева, «Гармония (ва) означает правильное отношение — поддерживать нечто в состоянии подвижного равновесия, уравновешивать одно другим, что позволяет целому не распадаться... в истории — это способность уравновешивать, снимать конфликты, примирять враждующие стороны внутри и вовне...» [13, с. 142]. (Безусловно, принцип «ва» нельзя принимать за абсолют во всех проявлениях жизни).
Тем не менее, сами реформы на поворотных этапах исторического развития Японии имели поистине революционный характер. Это было свойственно реформам Тайка (VII в.), которые ознаменовали переход от первобытно-общинного строя к феодальной формации; реформам периода Мэйдзи, открывшим путь капиталистического развития и ускоренной модернизации страны; и послевоенным преобразованиям, которые послужили фундаментом «японского чуда».
Процесс модернизации Японии — не прямолинейное поступательное движение, оно имеет циклический характер. В нём наблюдаются свои приливы и отливы: от полного отторжения всего западного, до практически полного его принятия. Подобное отношение ко всему иноземному было свойственно японскому обществу в течение всей его истории.
При анализе мэйдзийских и послевоенных преобразований, которые осуществлялись в условиях догоняющего развития, при всем их различии можно увидеть определённую типологию. В частности, в обоих случаях элиты выбирали одинаковую стратегию — встать вровень с развитыми странами Запада — и осуществляли её при мобилизации всех сил и ресурсов, включая человеческий. В модернизации важную роль играло государство, проводившее кардинальные системные реформы, для реализации которых имелись хозяйственные и духовные предпосылки.
Условия же осуществления модернизационного проекта были различны. В первом случае Япония была формально независимой страной, но вступила в международные хозяйственные связи, опутанная неравноправными договорами. Во втором случае страна жила в условиях оккупации войсками победивших союзников, но фактически вооружёнными силами США. В этот период вся жизнь в стране осуществлялась в соответствии с директивами Штаба оккупационных войск, который обеспечивал политическую и социальную стабильность. Но все мероприятия проводились японскими властями, что обеспечивало определённое доверие к ним народа и исключало серьёзные эксцессы. Именно эти условия во многом сыграли позитивную роль в подготовке и проведении поистине революционных для Японии преобразований.
Отдавая должное политике оккупационных властей, американский японовед Э. Рейшауэр справедливо заметил:
«Трансформацию послевоенной Японии нельзя рассматривать по преимуществу как результат внешнего воздействия. Опыт войны — провал имперских претензий и национальный крах, к которому привели эти амбиции — в любом случае заставил бы Японию двигаться в направлении, по которому она пошла в условиях оккупации. Она не смогла бы выжить экономически иначе, как на основе мирной внешней торговли. Парламентская демократия со всеми её ошибками представляется единственной альтернативой несчастьям, которые принесло с собой авторитарное правление. Реформы оккупационных властей прошли успешно в значительной мере благодаря тому, что отвечали направлению, которым шла сама Япония» [14, с. 109].
Поражение в войне и оккупация прервали прежний путь модернизации страны, продолжавшийся около семидесяти лет в условиях авторитарного правления, и дали мощный толчок к её ускоренному развитию в условиях демократии, что вывело Японию в ряды развитых стран практически за два десятилетия.
Различными были и порядок выбора параметров модернизации. В мэйдзийский период сначала был реализован план экономического развития, а затем проведены политические реформы. В послевоенный период экономические и политические реформы осуществлялись комплексно и одновременно.
Послемэйдзийская модернизация
В середине XIX в. Япония искала пути выхода из структурного кризиса и сохранения независимости при столкновении со странами Запада. Японцы фактически сами «открыли» свою страну для того, чтобы догнать Запад. По мнению политолога И. Миядзаки, с «открытием» страны «появляется потребность больше черпать знаний и материальных предметов из подходящих источников. Поэтому импульс открытия невозможно остановить» [15, с. 21].
Для Мэйдзи исин был свойственен компромисс между консервативными силами и сторонниками обновления. Следует отметить, что именно первые проявили склонность к изменению положения в обществе, а вторые были готовы к
сохранению и поддержанию традиции. Значительная часть представителей торгово-промышленного капитала, в прошлом выходцев из юго-западных феодальных кланов, которые практически не прерывали связей с внешним миром, оказалась вполне готовой адаптироваться к требованиям новой эпохи. Движущей силой развития страны стала абсолютно новая правящая элита, которая сформулировала национальную стратегию и определила тактику реализации необходимых преобразований, стала активным их исполнителем.
Страна осознанно пошла по пути модернизации, поскольку для этого были предпосылки в экономической и духовной сферах. Социолог Наканэ Тиэ замечает, что «колеса к повозке были сделаны задолго до модернизации, требовалось только сменить тип седока и направление движения» [16, с. 119]. Но при этом быстрое осуществление преобразований диктовалось создавшимися внешними условиями, в которых следовало действовать безотлагательно.
Особое значение для выбора пути модернизации сыграло наличие серьёзного духовного потенциала в японском обществе. Здесь были свои школы интеллектуалов, которые представляли разные точки зрения. В частности, последователи одной из них (Мито) предложили лозунг «изгнание варваров» («дзёи») и развили его затем в доктрину. Это понятие можно рассматривать как идеологическую доктрину и как практическую стратегию. В широком смысле в понятии «дзёи» вкладывалось предохранение и избавление от влияния чужих культур. Появление лозунга «изгнания варваров» философ Маруяма Масао оценивает как признак начальной стадии национализма. По его мнению, вообще японский национализм возник в ответ на давление со стороны стран Запада [см.: 17, с. 31].
Представители Школы национальных наук (Кокугакуха) связывали переживаемые в тот период японским обществом трудности с засильем китайской культуры и требовали возрождения национальных ценностей, восстановления подлинной императорской власти, признания роли национальной религии синто, уникальности отечественной культуры и нации вообще.
Не случайно в это же время формулируется доктрина «японский дух — западная техника» («вакон-ёсай») Вакон олице-
творял собой традиционную культуру, ёсай — универсальную европейскую цивилизацию. Одна часть интеллектуалов признавала необходимым перенимать только военно-технические аспекты западной цивилизации. Другая — активные сторонники политики меркантилизма и государственного протекционизма — говорили о возможности более широких контактов с Западом в сфере торговли и преобразованиях в социально-экономической и политической жизни Японии.
Правительство сознательно поддерживало лозунг «вакон-ёсай», ибо понимало, что, только усвоив достижения западной науки и техники, оно сможет отстоять независимость страны и таким образом свои привилегии. Но западные достижения несли с собой опасность разрушения всей старой системы. Правящая элита нуждалась в формулировании собственной идеологии, и она была создана на основе национальной религии и традиции. При этом возрождение синто, многие годы пребывавшего как бы на «заднем плане» ввиду того, что буддизм долгие столетия служил опорой централизованного государства, преследовало не только собственно религиозные цели. Оно подчинялось задаче сплочения нации и укрепления государственности на основе религиозного сознания.
В этой идеологии преобладал религиозный аспект, выразившийся в утверждении государственного синто, ставшего духовным орудием возрождения власти императора. Государственный синто был постулирован на основе изъятия из национальной религии культа поклонения предкам и сведения его к поклонению лишь божественным предкам императора, что способствовало подъёму национализма. Таким образом, после Мэйдзи исин правительство использовало религию в политических целях, превратив её в инструмент государственной власти.
Реставрация императорской власти была вполне логическим итогом борьбы националистических сил страны с уже изжившим себя тоталитарным феодальным режимом сёгуната, борьбы против угрозы потери национальной независимости. Император был своеобразным знаменем возрождаемого самосознания, символом национального единства. Государственная поддержка синто отчасти была мерой отстаивания национальных идеологических форм в период
начальной вестернизации Японии. Достижения западной цивилизации, которую формировало христианское мировоззрение, усваивались практически без принятия самого христианства. Оно было не нужно модернизировавшемуся японскому обществу, которое имело свою духовную опору — государственный синто.
Отставание от европейских стран особенно ощущалось в области техники и технологии, и именно в этой сфере динамично пошел процесс модернизации. Усвоение западной науки и техники стало государственной политикой. При этом из иностранного опыта, как и прежде, использовалось лишь то, что отвечало, по мнению правящих кругов, потребностям страны, модернизация проходила под лозунгом «фукоку кёхэй», приоритет отдавался военной промышленности. Превосходство Запада именно в этой области было весьма чувствительным, поскольку статус военных здесь с феодальных времен был чрезвычайно высок. В значительной степени эта политика была адекватной создавшейся ситуации ввиду слабости Японии и реальной угрозы вторжения западных стран и возможности потери национальной независимости. Милитаризация страны рассматривалась как путь избежать этого.
Проведённые реформы значительно ускорили развитие экономики. В деревне посевная площадь, размеры которой в течение 150 предшествующих лет оставались фактически неизменными, выросла к концу 1880-х гг. на 40%, объём производства сельского и лесного хозяйства за двадцать лет после аграрной реформы (1873 г.) увеличился более чем в три раза; стоимость вывоза шёлка-сырца, одного из основных экспортных товаров, — в шесть раз [см.: 18, с. 57; 19, с. 116]. Только за два десятилетия было создано больше промышленных предприятий, чем за четыре века до этого.
Процесс модернизации шёл при непосредственном участии в нём государства. Оно построило крупные промышленные предприятия, которые в большинстве своём затем отдало на откуп частному капиталу, а само сосредоточилось на военном производстве. Ему принадлежали военные заводы, судоверфи, военно-морской флот и большая часть проведённых к 1913 г. железных дорог. Новые предприятия строились по образцу западных. Для организации работы на них и обучения персо-
нала приглашались иностранные специалисты. Правительство укрепило денежное обращение, модернизировало налоговую и бюджетную системы, обеспечило политическую стабильность.
Однако при всей важной роли государства, заложившего мощный фундамент для экономического взлёта страны, ведущая роль в модернизации принадлежала всё же частному предпринимательству, которое существовало ещё в токугавский период (1603—1867 гг.). Тем не менее, и по сей день во многих странах, которые хотели бы повторить японский путь развития, склонны преувеличивать или даже абсолютизировать роль государства на этом пути.
В Японии появляется то, чего прежде абсолютно не было: железные дороги, телефон и телеграф, автомобили, современный флот. Основным источником финансирования служили поступления в бюджет от поземельного налога, обеспечивавшего в последней четверти XIX в. до 80% его расходной части.
По ходу модернизации, очень медленно, но всё же начинает меняться привычный иностранцам облик Японии, как «страны хризантем». Но в масштабах страны этот процесс шёл настолько медленно, что ещё в начале 1920-х гг. много ездивший по азиатским странам известный немецкий писатель Б. Келлерман убеждённо заявил: «И... сегодня, завтра и через сотню лет... не произойдёт никаких перемен» [20, с. 16].
Характерной чертой модернизации в тот период являлось осуществление её сверху, через элиту нации. Широкие массы населения не сталкивались непосредственно с представителями западной цивилизации. Новые знания они получали переведёнными на японский язык. Поэтому даже быстрая европеизация не порождала у основной массы населения сильного чувства отторжения. Кроме того, некоторые западные воззрения были близки японским традиционным концепциям.
Важной особенностью модернизации в стране было то, что носители новых экономических отношений были выпестованы протекционистской политикой государства. Кроме того, поскольку буржуазия была ещё очень слаба, ведущую роль в осуществлении модернизации сыграла бюрократия, социальный престиж которой был всегда высок, что привлекало
в её ряды способных людей. Японская бюрократия воспитывалась на конфуцианских принципах, признававших единство этики и политики в государственных делах, что в японском варианте конфуцианства проявилось в политической верности. Поэтому бюрократия была достаточно надёжной и в значительной степени некоррумпированной. В период Мэйдзи бюрократизация стала одним из организационных принципов государственного управления. Это происходило одновременно с усилением роли государства в жизни общества, с укреплением бюрократии не только в правительстве и армии, но и во всех сферах жизнедеятельности страны.
Правительственная бюрократия, в свою очередь, легко находила общий язык с либерально настроенными помещиками, аристократами и предпринимателями. Отсюда возможность компромиссов и незначительная ниша для развития подлинной демократии и буржуазного индивидуализма. Именно благодаря наличию в правящей элите высококвалифицированной бюрократии, имеющей давние традиции, модернизация проходила достаточно успешно. Однако корпоративный характер общества сказался на ведомственной ограниченности государственных чиновников, что негативно отражается на их деятельности и в настоящее время.
В этот период главным устремлением элиты было всемерное развитие экономики, а политические преобразования, реформирование институтов страны по западному образцу осуществлялись по мере необходимости соответствовать развитым на то время странам. Это касалось политической, государственной, судебной системы, зачастую использовалась лишь форма, которая наполнялась необходимым для элиты в каждый данный момент содержанием. Главным звеном в политической системе был признан император, а не институты парламентской демократии по западному образцу при формальном их заимствовании.
Основной закон страны был принят только в 1889 г., а первые парламентские выборы состоялись на следующий год. Конституция была наименее демократической из всех существовавших в то время в мире. По удачному выражению социолога Дж. Фалчера, она была принята для придания Японии респектабельности в глазах Запада. Можно сказать, что
Япония рождала миф о себе, внушая миру иллюзию, будто она становится похожей на передовые демократические страны. При этом Конституция практически не затрагивала повседневную жизнь народа. Политической элите с её устремлением к милитаризации и внешнеполитической экспансии даже просто демократические атрибуты были не слишком нужны. Но это являлось одним из условий западных стран для отмены неравноправных договоров.
Важнейшим компонентом модернизационного процесса было признано образование. Создание общегосударственной системы национального образования потребовало поистине революционной реформы, которая осуществлялась свойственным для Японии путём компромиссов. Образование служило гарантией получения государственной должности, что обеспечивало высокий социальный статус. Этим объясняется исключительно большая роль государства в становлении и развитии образования на всех исторических этапах. Правительство постоянно держало и держит под контролем систему образования, внося в неё коррективы в соответствии с изменениями потребностей общества и стоящими перед ним задачами.
Для осуществления модернизации требовалось скорейшее вовлечение широких слоёв населения в современное просвещение, которое открывало путь для освоения западных знаний и коренной перестройки системы образования. В Японии чётко прослеживается принцип соответствия задач образования социально-экономическим и политическим условиям. Сразу же после реставрации Мэйдзи была поставлена задача внедрения западной системы образования, чтобы, по словам одного из лидеров реставрации Окума Сигэнобу, «Япония могла учиться всему у иностранцев и побеждать на их собственном поле» [21, т. 2, с. 69].
Закон об образовании был принят ещё в 1872 г. в ряду важнейших законов мэйдзийского правительства. Он означал победу либеральных взглядов в сфере образования, открытость к проникновению западных знаний и европейской науки. Согласно этому закону представители всех сословий (мужчины и женщины) формально имели равные возможности для получения образования, что способствовало преодолению сословных перегородок в обществе.
Западная система поддерживалась государством как необходимый фактор осуществления модернизации и индустриализации. Школьные программы имели откровенно прозападный характер. Важнейший, традиционный предмет — мораль — отошёл на задний план, что вызывало недовольство сторонников национальной системы воспитания.
Главной задачей создания новой системы образования было введение обязательного начального образования, которое с необычайной для того времени быстротой начало распространяться повсеместно. Всё это проходило под непосредственным нажимом и принуждением властей [см.: 22, с. 278]. В отличие от европейских стран развитие системы образования в Японии шло сверху и быстро, а в самой Европе всё продвигалось под давлением снизу и очень медленно [см.: 23, с. 84]. На рубеже XIX и ХХ вв. по охвату детей начальным образованием Япония сравнялась с Великобританией. Почти 100-процентным оно стало в начале 1920-х гг. ХХ в., а бесплатным ещё в 1900 г.
В основу преподавания в школах был положен утилитарный подход, согласно которому каждый гражданин, получая образование для себя, одновременно обогащал общество. Правящей элите, которая поставила амбициозную цель создать «богатую страну и сильную армию», от образования также требовалось воспитание молодого поколения в духе лояльности верховной власти и преданности национальным интересам, и очень скоро на первый план вновь выходит преподавание морали.
* * *
Общим устремлением в японском обществе в то время было создание сильного независимого государства, способного не только противостоять европейским странам, но и достигнуть их уровня. Более того, была создана своя собственная идеологическая база, и события в стране развивались отнюдь не по западному сценарию. Был использован весь накопленный в обществе материальный и духовный потенциал. Вполне справедливо писал о Японии Рабиндранат Тагор: «Я, по крайней мере, не могу поверить, что Япония стала тем, чем она есть, путём подражания Западу... Япония за-
имствовала для себя у Запада пищу, но не свою природу. Мы переймём у Запада его машины, но не сердцем, а умом. Мы их испытаем и выстроим для них сараи, но не пустим их в наши дома и храмы» [24, с. 42—43, см. также с. 51, 62].
Вступление Японии на путь ускоренной модернизации обуславливалось объективной экономической необходимостью, а не было лишь, по выражению историка Иэнага Сабуро, «политическим капризом» правительства [см.: 25, с. 190]. Также закономерным было осуществление модернизации по пути наращивания военного потенциала, что детерминировалось политикой экспансии, которая отвечала интересам военных кругов и крупного капитала. Более того, военные успехи страны довольно основательно подпитывали её экономическую модернизацию. В то время любая мощная в военном отношении держава неизбежно вовлекалась в «империалистические авантюры». Выбранная элитой модель догоняющего развития была искажена тотальной милитаризацией экономики и жизнедеятельности всего общества. Это в сочетании с многочисленными внешнеполитическими и внешнеэкономическими факторами, не зависевшими от Японии напрямую, привело её к сокрушительному поражению во Второй мировой войне.
Модернизация в послевоенной Японии
В послевоенный период в условиях оккупации, краха прежней идеологической конструкции и её замены на законодательно укоренённую демократию в Японии не произошло смены элит. У власти осталась довоенная консервативная элита, и только незначительный слой высшей бюрократии подвергся «чистке». В принципе был сохранён старый государственный аппарат во главе с императором, несколько перестроенный и обновленный. В результате все послевоенные демократические преобразования проводились прежними бюрократами, так называемого второго ряда. С полным правом можно сказать, что в послевоенные годы бюрократия не только выжила, но и эффективно руководила нацией, чётко определяя во взаимодействии с политиками национальные приоритеты.
Послевоенную модернизацию можно назвать американизацией, поскольку даже Основной закон страны был написан
американскими юристами на английском языке и переведён на японский. Однако он был составлен с учётом национальной специфики, поэтому до настоящего времени действует без единой поправки. Конституция 1947 г. стала юридической базой модернизации. Особенностью Основного закона было сохранение преемственности государственности, поскольку император признавался «символом государства и единства народа». Преследовался авторитаризм, и были введены в действие все демократические институты.
Несмотря на заявку на демократию «де-юре» ещё в Конституции 1889 г., «де-факто» она была привнесена «силовыми методами» после поражения во Второй мировой войне. В стране усилиями всех заинтересованных сторон была создана система представительной демократии. В то же время, хотя японская демократия имеет все юридические основания и институты, необходимые для её нормального функционирования (демократическое законодательство, парламент, политические партии, организации трудящихся и пр.), нельзя не заметить её исторического своеобразия. Япония, как и другие азиатские страны, заимствовала западные политические структуры, но их содержание под влиянием конкретной политической практики претерпело весьма серьёзные изменения, можно сказать, что произошла их ориентализация.
Толчком к проведению реформ послужило поражение страны в войне, но предпосылки к ним были заложены в предшествующие годы. Естественный ход развития был полностью прерван милитаризацией страны лишь во второй половине 1930-х гг., а до этого постепенно расширялось избирательное право, социальные гарантии, были высокий уровень грамотности населения, хорошая организация производства. Проведённые системные реформы во всех сферах жизни общества историк Иэнага Сабуро по значимости в истории Японии назвал «вторым открытием страны» [25, с. 204].
Комплексность этих преобразований во многом предопределила успешное развитие модернизации страны. Перемены происходили одновременно и в экономике, и в политике, и в социальной сфере. В экономической сфере была изменена система традиционного предпринимательства и созданы современные финансовые группы. Жёсткая конкурентная
борьба положительно влияла на накопление капитала и рост производительности труда. Она привела наряду с другими факторами к высоким темпам роста и до сих пор является одной из основ японской экономической структуры на всех уровнях предпринимательства. Были проведены финансовая стабилизация и налоговая реформа. Огромную роль сыграла земельная реформа, создавшая большой слой мелких и средних собственников. Ряд мероприятий внёс серьёзные коррективы в сферу труда и социального обеспечения. Впервые были установлены 8-часовой рабочий день и 6-дневный оплаченный отпуск, введены права на забастовки, создана системы страхования по безработице и компенсации при несчастных случаях.
Важной составной частью экономических преобразований явилась реформа системы образования с упором на децентрализацию управления, которое в основном перешло в ведение муниципальных властей. Это способствовало созданию широкой сети специализированных колледжей и институтов, что вело к ускорению темпов подготовки среднего звена молодых специалистов. В дальнейшем сохраняется тенденция приспособления образования к общим задачам социально-экономического развития, повышения качества рабочей силы в условиях быстрого прогресса науки и техники. Высокий уровень образованности японцев сыграл не последнюю роль в успешном экономическом развитии. Уже в 1950-1960-е гг. по уровню образования лиц в возрасте 25—34 лет Япония обогнала развитые страны Европы и отставала только от США.
По научно-технического потенциалу Япония в 19601970-х гг. уже встала в ряд ведущих стран мира. Страна обладает большими возможностями для проведения НИОКР практически во всех областях. Особо следует отметить гражданскую направленность большинства японских НИОКР. В целом можно сказать, что структура народного хозяйства Японии значительно сблизилась в основных чертах со структурой экономики западных стран.
Экономическим успехам во многом способствовал достаточно высокий уровень социального партнёрства в обществе. Базисной триадой развития и регулирования трудовых отношений в Японии практически до настоящего времени являются система
пожизненного найма, принцип оплаты в соответствии с выслугой лет и пофирменные профсоюзы. Система этих отношений основана на консенсусе и компромиссе, своеобразном характере связей пофирменных профсоюзов с предпринимателями, которые сложились под влиянием социокультурных факторов. В результате они, как правило, обладают высокой адаптивной способностью, гибкостью, эластичностью. Пофирменные профсоюзы облегчают идентификацию работника со своей компанией. Такая идентификация связана с социопсихологическими особенностями японцев, их групповой психологией. Отсюда — основная черта японских трудовых отношений: ориентация на предприятие, на сотрудничество партнеров ради достижения главной цели — повышения производительности. Главным в политике японских предпринимателей в отношении лиц наёмного труда является гарантия найма, обучение персонала, «участие» трудящихся в управлении производством.
Работники японского предприятия представляют собой довольно однородную общность. Они всегда отдают предпочтение стабильной занятости, которую обеспечивают им предприниматели. Последние рассматривают их не только как рабочую силу, но и как фактор производства. Таким образом, отношения на производстве строятся не на противостоянии, а на тождестве интересов, что составляет суть неопатернализма. Он предполагает не столько социальное партнерство, призванное смягчить противоречия труда и капитала, сколько социальную гармонию, опирающуюся на сближение и даже совмещение ролей партнеров.
Подобные процессы идут и в развитых демократиях Запада, но в Японии они достигли большей зрелости. Для японских наёмных работников именно предприятие является тем местом, где они объединены общими целями и интересами и где ощущают себя членами одной общности. Такое ощущение воспитано на конфуцианском догмате сыновней почтительности, которая трансформировалась в лояльность. И именно она помогает сохранять сравнительно благоприятный социальный климат в компании и в стране.
Стабильный социальный климат помогал довольно безболезненно преодолевать ухудшение экономического положения, как, например, в период проведения политики экономии
ресурсов и сдерживания роста заработной платы во время осуществления структурной перестройки. Аналогичные мероприятия в Западной Европе приводили к нестабильной политической обстановке, накалу стачечной борьбы, вызывавших инфляцию, снижение темпов роста производительности труда, осложнения с введением новых технологий.
Компании нередко бывает экономически невыгодно сохранять прежние отношения со своими работниками, особенно во время неблагоприятной конъюнктуры. Однако, несмотря на то, что использование старых систем организации труда подчас нерационально, предприниматели идут на их сохранение ради поддержания социально-политической стабильности на микро- и макроуровнях. Всё новое в трудовых отношениях вводится весьма осторожно и аккуратно.
В результате проведённых реформ модернизация приняла новое направление, сблизившее Японию со странами Запада. Развитие экономики в этот период превратило её из страны среднего уровня развития в высокоиндустриальную, одну из крупнейших среди промышленно развитых государств.
Успешное развитие экономики дало возможность в более широких масштабах обеспечивать все слои населения материальными благами. Улучшились состояние здравоохранения и система социального обеспечения, качество питания и жилищные условия, возможности проведения досуга и весь спектр духовной жизни. Была обеспечена практически полная занятость рабочей силы и постоянный рост заработной платы. Даже в условиях кризисных явлений, спада и рецессий гибкая трудовая политика не позволяла уровню безработицы серьёзно вырасти. Лишь в конце ХХ в. и нулевых годах XXI в. он повысился до 4—5%, но и тогда этот уровень был ниже, чем в большинстве других развитых стран. Подавляющее большинство японцев имеет собственное жилье — собственные домостроения и квартиры. В соответствии с социальной политикой правительства примерно половина всех домов оснащена тем или иным оборудованием для удобства людей старших возрастов и инвалидов. Не случайно подавляющая часть населения причисляет себя к среднему классу.
Не менее феноменальным было и политическое развитие. Главные достижения демократии, связанные в Европе с социал-
демократической моделью развития, в Японии явились результатом важнейших реформ. Происходила быстрая замена старых социально-экономических и политических структур новыми, демократическими. На таком фоне, как бы вступая в противоречие с объективным ходом развития, в стране сложилась политическая система, абсолютно не похожая на действующие в Европе или в США. В первое послевоенное десятилетие, казалось, должны были появиться реальные условия для создания в стране двухпартийной политической системы классического европейского образца: попеременная смена у власти консервативной и социал-демократической партий. Однако практически сразу же у власти оказались консерваторы, они в 1955 г. объединились в Либерально-демократическую партию (ЛДП), которая бессменно удерживала её до начала 1990-х гг. Преодолев формальную потерю власти в 1993 г. (фактически она осталась в руках тех же консерваторов, недавно покинувших ряды ЛДП), партия вновь овладела ею спустя одиннадцать месяцев. Но это не было возвратом к прежнему положению вещей. Теперь, не располагая устойчивым большинством в палате представителей парламента, ЛДП была вынуждена действовать с оглядкой на многочисленную, но разнородную и разобщённую оппозицию. Завидная на протяжении десятилетий стабильность власти ЛДП была нарушена событиями осени 2009 г., когда впервые власть в стране перешла к оппозиционной Демократической партии Японии (ДПЯ). Аналитики заговорили о кризисе политической системы Японии в целом и о необходимости перемен. Однако уже в декабре 2012 г. либерал-демократы вновь вернули себе власть.
Одновременность процессов социально-экономического и политического развития представляется оптимальным вариантом для успешной модернизации. В Японии на первых порах эта синхронность обеспечивалась американской администрацией. Впоследствии демократическая парадигма соблюдалась элитой неукоснительно, но с учётом специфики общества. В частности, возможность мобилизации нации в известной мере обеспечивалась традиционным мировоззрением японцев, т. е. теми чертами, которые свойственны народам конфуцианского ареала — тяга к организованности, дисциплинирован-
ность, привычка подчиняться вышестоящим, беспрекословно принимать действия государственной власти.
Именно традиция способствовала успешному развитию страны по догоняющей модели на «японских условиях». В процессе модернизации сохранялись уникальные черты японской цивилизации, многие из них использовались как конкурентное преимущество (например, в организации производства, в трудовых отношениях). Именно поэтому Япония, став современным государством, одним из лидеров наиболее развитых стран мира, по многим параметрам значительно отличается от Запада. Это касается уровня демократии, специфики организации экономики, особенностей трудовых отношений, социокультурной сферы.
В политической системе наблюдается некоторое превалирование исполнительной власти над законодательной. Существует практика принятия решений в парламентских и партийных кабинетах путём кулуарных переговоров, согласований, увязок и утрясок мнений различных групп для достижения консенсуса, отмечается недостаточное внимание к правам человека в западной трактовке этого понятия, длительное функционирование системы доминантной партии, тесное сотрудничество между политиками, бюрократами и бизнесом и т. п.
Еще больше отличий можно отметить в функционировании японской экономики как на макро-, так и на микроуровне. Особые отношения для поставщиков и сбытчиков в этой системе подчас затмевали такие важнейшие факторы, как эффективность, цена и прибыль. Значительно отличается японская модель менеджмента и на внутрифирменном уровне, где существует достаточно высокий уровень социального партнерства. Семейные связи, традиционные в условиях семей иэ, стали основой для патриархальных отношений на японских предприятиях, что долгое время помогало сохранять сравнительно благоприятный социальный климат в компаниях и, безусловно, благоприятно отражалось на производстве.
Выходом на передовые рубежи в мире Япония не в малой степени обязана использованию человеческого фактора, который сложился на основе взаимодействия восточной и западной социокультур. Конфуцианские нормы межличностных отно-
шений с их коллективизмом и взаимопомощью, стремлением к знаниям, гуманной моделью поведения, чувством долга успешно соединились с идеологией и нормами нравственности Запада.
До начала 1990-х гг. Япония демонстрировала удивительные адаптационные возможности своей экономики, которые позволяли ей находить выходы из, казалось бы, неразрешимых ситуаций. В целом структура народного хозяйства Японии сблизилась со структурой экономики западных стран. С этого времени в модернизации начинают преобладать эндогенные факторы развития. Страна уже не догоняла Запад, а во многих сферах даже шла впереди него. Период развития по догоняющей модели подходил к концу.
Вышерассмотренная система эффективно действовала в период высоких и средних темпов экономического роста, когда Япония развивалась как раз по модели догоняющей модернизации. В то время были уже готовые схемы развития других промышленно развитых стран, имелись в наличии продвинутые технологии, когда можно было заимствовать доказавшие свою эффективность экономические институты. Всё это осуществлялось при непосредственном участии государства в социально-экономическом процессе.
Однако то, что в своё время было двигателем ускоренного развития, стало теперь, в условиях зрелой экономики и интернационализации всей хозяйственной жизни, тормозом. Другими словами, особенности хозяйственного уклада и некоторые параметры японского народного хозяйства постепенно переставали соответствовать новым условиям открытой экономики. Именно в этом и заключаются основные причины создавшегося сложного положения в экономике в 1990-е гг. ХХ в. и в начале ХХ! в.
Японии потребовалась структурная перестройка системы, которая в своё время создала эффективную промышленную базу. Теперь стала нужна система, которая могла бы поддерживать зрелую и динамичную экономику. Патерналистская система с регулирующей ролью государства, создавшая индустриальную базу страны, не подходит для динамичной предпринимательской культуры высоких технологий. Япония больше не может опираться только на промышленное про-
изводство для поддержания своей мощи, ибо её азиатские соседи предлагают аналогичную продукцию по более низким ценам.
Япония планирует создать в XXI в. «общество, основанное на знаниях», провести реструктуризацию корпораций (при помощи дерегулирования и расширения конкуренции с иностранными партнёрами) и активно вводить промышленные инновации. Другими словами, коренным образом меняется экономическая система, которая характеризовалась «безразличием» к прибыли на вложенный капитал и находила выход из сложных ситуаций затратным путём. Страна медленно, но верно переходит от государственного контроля к свободному рынку.
В настоящее время началось коренное реформирование практически всех сфер жизнедеятельности общества в условиях сокращения рождаемости и старения населения. В новых социально-экономических условиях намечаются контуры новой модели развития. Меняются параметры функционирования экономики, сокращаются масштабы государственного регулирования, вносятся изменения в административную сферу и политическую систему, проводится новая реформа образования, предусматривается воспитание творческой личности.
Теперь как высокоразвитая страна Япония должна предложить миру лучшую модель развития. Для этого необходимо задействовать все не востребованные ранее, находящиеся в латентном состоянии силы. Нужна новая социально-экономическая концепция, поскольку ни японская патерналистская система при руководящей роли государства, ни безусловное заимствование американской разновидности капитализма уже не соответствуют динамичной предпринимательской культуре в условиях бурного развития высоких технологий. При этом, как всегда, Япония даже в условиях глобализации сохраняет своё право на «суверенное» решение вопроса о том, что из опыта Запада подходит для неё.
Нынешние реформы в большей степени детерминированы внутренними потребностями экономики. Другими словами, рубежи поиска путей развития лежат внутри страны, и необходимость этого признаёт всё японское общество. Пока Япония
успешно функционирует на мировых рынках, побуждение реформ должно было вызреть в недрах её экономики. Однако их проведение лимитируется тем, угрожают они или нет стабильности общества.
В целом Япония уже по всем параметрам практически не отличается от других передовых стран. Она делает упор на развитие высоких технологий, увеличение масштабов рыночных отношений. Став высокоразвитым обществом со многими характеристиками западного, Япония отнюдь не превратилась и не превратится полностью в такое общество. Это объясняется тем, что японцы никогда не прерывают исторический процесс, ни от чего не отказываются в своей истории, сохраняют преемственность, оставаясь верными в целом своим традициям. Все заимствованное вплетается в контекст собственного существования, но, безусловно, адаптируясь к местным условиям.
* * *
С появлением японской модели догоняющей модернизации, которая не представляет собой точное копирование или имитацию западной модели, можно говорить о том, что последняя уже не является единственным путём для всего не западного мира. Япония, самая развитая страна Тихоокеанского региона, успешно конкурирует в экономической и технологической сферах с Западом и является во многом образцом модернизации для других азиатских стран. Точнее сказать, она показывает направление пути. В настоящее время в регионе выделяют четыре «эшелона развития», или четыре волны развития, которые образно называют «строй летящих гусей». Возглавила его Япония с её успешной модернизацией. Затем последовал стремительный взлёт новых индустриальных стран (Гонконг, Сингапур, Республика Корея и Тайвань) на базе эффективной индустриальной стратегии, а именно создание экспортно-ориентированной модели экономического развития с помощью иностранных капиталов и технологий. Далее в процесс включилась группа стран ЮВА (Индонезия, Малайзия, Таиланд, Филиппины). Китай, а также страны Индокитая рассматриваются как четвертая волна, которая уже аккумулирует капиталовложения из всех вышеназванных стран. При этом развитие всех этих азиатских стран не ставит целью радикальную смену социокультурных
основ, как это не сделала в своё время Япония. Опыт ЮВА позволил социологу П. Бергеру заявить, что этот регион — «второй случай капиталистической современности» после Запада, который открывает новый путь развития, опирающийся уже не на индивидуализм, а на коллективизм. По его словам, стабильность семейной жизни оказалась соизмерима с трудовой этикой Запада. Иначе говоря, азиатская модель развития опирается на «человеческий капитал»1.
Таким образом, в настоящее время модернизация претерпевает разительные метаморфозы. Охватив всю планету, она привела в движение социальные механизмы, которые побудили ряд культур и сообществ мировой периферии выйти из состояния летаргии. Они, в свою очередь, породили ответную волну вестернизации — ориентализацию, которой присущи рационализм и практичность нетрадиционного общества (пример стран ЮВА).
Не исключено, что сегодня, в условиях серьёзных демографических сдвигов, Япония также сумеет создать новую модель — модель стареющего общества с малым числом детей — и показать выход из создавшегося демографического тупика другим странам, которые находятся в таком же положении.
Литература
1. Иноземцев В. Призыв к порядку. О модернизации России и возможном экономическом прорыве // Российская газета. 01.10.2008. URL: http://www.rg.ru/2008/l0/01/modernizatciya. html (9.09.2013).
2. Парсонс Т. О социальных системах. М., 2002.
3. Общественные науки за рубежом. Сер. 9. 1982. № 3. С. 47.
4. ТойнбиА. Цивилизация перед судом истории. М., 2006.
5. Berger, P. L. Capitalism Revolution. Fifty Propositions about Prosperity, Equality and Liberty. New York, 1986.
6. Айзенштадт Ш. Н. Международные контакты: культурно-цивилизационное измерение // Мировая экономика и международные отношения. 1991. № 10.
1 In Search of an East Asian Development Model / Ed. By P.L. Berger and H.- N.M. Hsiao. New Brunswick, 1988, p. 4.
7. Changing Japanese Attitudes Toward Modernization. Tokyo, 1982.
8. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.
9. Tsurumi Kazuko. Social Change and the Individual. Princeton, 1970.
10. The Japanese Tranjectory, Modernization and beyond. Cambrige, 1988.
11. Федотова В. Г. Модернизация другой Европы. М., 1997.
12. Мараини Ф. Образы и традиции. М., 1980.
13. Человек и мир в японской культуре. М., 1985.
14. Reishauer E. O. The Japanese. Tokyo, 1977.
15. Кайкокукуки то ситэ-но гэндай (Современность как период открытия страны). Ронсо. Токио, 1999, спец. новогодний номер.
16. Nakane Chie. Japanese Society. Tokyo, 1987.
17. Maruyama Masao. Studies in Intellectual History of Tokugawa Japan (пер. с японского). Tokyo, 1974.
18. Тобата Сэйити. Уно Кодзо. Нихон сихонсюги то ногё (Японский капитализм и сельское хозяйство). Токио, 1959.
19. Ногё сого кэнкю. 1960. № 3. С. 116.
20. Келлерман Б. Страна хризантем. О.-М., 1924.
21. История Японии. М., 1998. Т. П.
22. Тояма Сигэки. Мэйдзи исин. Крушение феодализма в Японии. М., 1959.
23. Keenleyside, H.; Tomas, A. F. History of Japanese Education and Present Educational System. Tokyo. 1937.
24. Тагор Р. Национализм. Пг., 1922.
25. Иэнага Сабуро. История японской культуры. М., 1980.
