CC BY
192
2009 ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА Сер. 9 Вып. 3.
Е. М. Османов
ЯПОНСКИЕ ДЕНЬГИ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ РОССИИ В ГОДЫ РУССКО-ЯПОНСКОЙ (1904-1905) И ГРАЖДАНСКОЙ (1917-1923) ВОЙН
На сегодняшний день отечественной историографией накоплен большой багаж сведений о дальневосточном соседе России — Японии. К сожалению, на этом фоне вопросы, относящиеся к некоторым «вспомогательным» историческим дисциплинам, в том числе нумизматики и бонистики, остаются за рамками серьезных научных исследований. Вместе с тем изучение определенных проблем, связанных с обозначенными выше темами, позволяет более полно представить некоторые этапы не только исторического пути собственно Японии, но и русско-японских отношений в важнейшие для истории нашей страны периоды. С этой позиции весьма интересным представляется вопрос об истории обращения японских денег на Дальнем Востоке России в годы русско-японской (1904-1905) и гражданской (1918-1923) войн.
Данная тема практически не представлена в отечественной историографии, за исключением нескольких статей в узкоспециализированных журналах [1; 4; 5] и одной монографии, увидевшей свет в 1920-е годы [6]. Анализ попыток японских финансовых организаций внедрить с помощью военного командования японскую иену на территории Манчжурии и сопредельных с ней территориях Российской империи в годы русско-японской войны, равно как и подобных попыток, предпринятых в годы гражданской войны и японской интервенции на Дальнем Востоке, представляет несомненный научный интерес для изучения экономической составляющей присутствия японских войск на территории России. Необходимо отметить, что помимо «централизованного» (из Токио) внедрения отпечатанных в японских типографиях специальных денежных знаков в финансово-кредитную систему российского Дальнего Востока, призванных подорвать местную систему финансово-хозяйственного оборота, выпуском суррогатов денежных знаков занимались и частные представители торговых корпораций Японии, деятельность которых в ряде городов (Владивосток, Николаевск-на-Амуре) приобрела довольно крупные масштабы.
Таким образом, японская интервенция носила не только военный, но и ярко выраженный экономический характер. Прекрасно понимая, что лучшим атрибутом экономического успеха является эмиссия своих собственных денег, японская администрация и представительства банков принимали все меры к скорейшему внедрению этих денежных знаков в финансовый оборот Дальнего Востока.
Впервые в своей истории попытку внедрения оккупационных денежных знаков1 Япония предприняла в феврале 1895 г. во время первой войны с Китаем (1894-1895). Были выпущены номиналы в 2 и 5 сэн ив 1, 5и 10 ре. Первый опыт оказался удачным и уже осенью 1903 г., т. е. за несколько месяцев до начала войны с Россией, в Токио начали печатать купюры номиналом в 10, 20 и 50 сэн и в 1, 5 и 10 иен, которые пла-
© Е. М. Османов, 2009
нировали внедрить в денежную систему Дальнего Востока для обеспечения расчетов японских военнослужащих и гражданских лиц с местным населением. Однако это была лишь «вспомогательная» роль данных банкнот. Основная их масса предназначалась для замены корейской валюты, поскольку в результате войны Япония рассчитывала полностью поставить полуостров под свой контроль. Неслучайно текст на обороте дензнаков всех выпущенных номиналов был напечатан на корейском языке. В обращение данные банкноты поступили одновременно с началом боевых действий в феврале 1904 г. и изначально имели хождение на территории Манчжурии и Кореи, а с осени 1904 г. — на территории всего Китая. Оккупационные деньги, дизайн которых практически полностью повторял оформление купюр японского банка, были снабжены надпечаткой «гунъесюхе» — «военный дензнак» и фразой «Банкнота подлежит обмену на японскую валюту по требованию. Подделка и сбыт фальшивых купюр строго наказываются». Выпуск данных банкнот продолжался до июня 1905 г., а их обмен на японскую валюту — до 1911 г. Следует указать, что население Китая и Кореи охотно принимало данные денежные знаки, которые в условиях нестабильности национальных валют практически не были подвержены инфляции и по предъявлению незамедлительно обменивались на японские иены. В Корее, Манчжурии и даже непосредственно на территориях театра боевых действий действовали многочисленные обменные конторы, представленные филиалами Особого банка Екохама, отделениями полевой почты и почты Японии в Корее и Северном Китае. Все это укрепляло доверие к японским военным денежным знакам. Однако у военнослужащих российской армии выпущенные в Токио купюры не вызывали интереса. Российский рубль в то время был одной из наиболее стабильных валют мира и пользовался даже превосходящей японские дензнаки популярностью у китайского населения. Особенностью всех японских оккупационных денежных знаков было то, что в самой Японии они не считались валютой и не допускались во внутреннее обращение.
В целом японские военные деньги русско-японской войны выполнили возложенную на них основную функцию: обеспечили «знакомство» населения Кореи, Манчжурии и приграничных территорий России с новой для них денежной единицей — иеной, продемонстрировали ее сравнительно устойчивый курс и показали верность японского правительства данным обязательствам по обмену этих купюр даже после окончания военных действий.
Следующий этап условного «знакомства» населения России с японской иеной приходится на годы японской интервенции (1918-1925)2. Экспедиционные войска японского правительства высадились в 1918 г. на российской территории хорошо подготовленными не только в военном, но и экономическом плане. Получив в ходе Первой мировой войны немецкие территории на Дальнем Востоке, Япония рассчитывала воспользоваться и нестабильной постреволюционной политической ситуацией в России. По планам японского военного командования, значительные территории Дальнего Востока должны были если не войти в состав Японской империи, то, по крайней мере, попасть под ее долгосрочный контроль. Поэтому неслучайно, что военная по форме интервенция содержала в себе и экономическую составляющую. Революция 1917 г. нарушила связь окраин с центром, и Дальний Восток сразу же ощутил недостаток в денежных знаках, особенно в мелких купюрах. Предпринимавшиеся здесь бумажно-денежные эмиссии в местных экономических условиях показали свою крайнюю непрочность и недолговечность, причинами чего являлись оторванность Дальнего Востока от остальной России и экономическая зависимость от ближайших иностранных рынков — китайского и японского. Все это было в полной мере учтено японским правительством.
Прекрасно понимая, что лучшим атрибутом экономической интервенции является эмиссия своих собственных денег и используя опыт японско-китайской и русско-японской войн, японские войска привезли военные денежные знаки, дизайн которых в точности повторял оформление предыдущих выпусков с той лишь существенной особенностью, что на лицевой стороне купюр была сделана надпечатка на русском языке, обозначающая номинал («... сенъ (иенъ) Японскою Монетою») и указывающая на эмитента купюр («Императорское Японское Правительство»). Купюры были выпущены в 10, 20 и 50 сэн и 1, 5 и 10 иен. При этом основная масса денежных знаков была выпущена в виде купюр небольших номиналов (10 и 20 сэн), так как правильно было учтено, что при недостатке российских разменных знаков с помощью этой мелочи легко будет приучить население к переходу в счете на японскую денежную единицу. Распространением японских денег на оккупированных территориях занимались японские банки (Иокагама Спешл банк, Корейский банк, Мацуда банк) и другие финансовые учреждения, принимавшие все зависящие от них меры к скорейшему внедрению денег в финансово-хозяйственный оборот региона.
Успех японских военных денежных знаков в регионе и связанный с этим их недостаток привел к тому, что в октябре 1919 г. был осуществлен новый выпуск купюр, существенно отличавшихся от предыдущих. Главное отличие состояло в том, что эмиссия новых купюр была осуществлена не японским правительством, а Банком Кореи (Тесэн гинко), что в принципе было одно и то же. На оборотной стороне дензнаков, выпущенных номиналом в 10, 20 и 50 сэн, помимо текста на японском и русском языках, был напечатан текст на английском языке. В надписи на русском языке указано: «... сенъ Бон Циосен Банка Обменивается на Японскую Монету в Отделениях Банка в Маньчжурии». Несмотря на то, что обменять купюры Корейского банка на японские иены было значительно сложнее, они пользовались не меньшим спросом, чем купюры первого выпуска, поскольку отсутствовала практическая надобность в их обмене на японскую валюту.
Таким образом, японские дензнаки постепенно входили в хозяйственный оборот Дальнего Востока и вытесняли из обращения обесценивающиеся русские («царские») деньги. К концу 1920 г. японская иена фактически приобрела значение основной денежной единицы региона. Японские денежные знаки использовались в платежах при торговых операциях, в иенах хранились сбережения. Более того, правительство Приморья даже допустило прием иены в казенные платежи по установленному официальному курсу [3]. По информации заведующего Владивостокским отделением Корейского Банка, переданной им в Токио, уже к августу 1922 г. только во Владивостоке находилось в обращении японских банкнот на сумму 10 млн иен [7, с. 162]. На заседании группы экономистов, обсуждавших 4 июня 1920 г. проект правительственной денежной реформы, утверждалось, что «выхода из создавшегося положения нет. Край обречен на переход на иены. Выход один — создание государственного эмиссионного банка без участия государства с передачей его в руки компаний с привлечением для этого иностранного капитала» [2]. Однако никаких реальных шагов в указанном направлении сделано не было. На подконтрольных территориях японская администрация строила различные административно-силовые препятствия как проникновению советских денежных знаков (не имевших спроса из-за гиперинфляции и быстрого обесценивания), так и разного рода местным выпускам, печатавшимся нелояльными японским оккупационным властям правительствами. Так, принятый 5 июня 1920 г. закон о денежной реформе в Приморье, предусматривавший изъятие из обращения денежных знаков различных местных правительств и вводивший единый новый рубль, не вызвал серьезного бес-
покойства у японцев, справедливо считавших, что в существующей ситуации любые попытки введения ничем не обеспеченных денежных знаков обречены на провал и не ставят под удар оккупационные деньги.
Для иллюстрации скрытой «защиты» иены и борьбы с «неяпонскими» денежными знаками приведем показательный пример. В 1918-1920 гг. на территории Сибири существовало несколько так называемых «Временных правительств Сибири», каждое из которых стремилось ввести в обращение собственные денежные знаки. Наиболее стабильными из данных дензнаков являлись купюры Омского (Иркутского) правительства (правительство А. В. Колчака). Поскольку данные деньги пользовались определенным спросом, их подделкой занялись не только правительства сопредельных областей, но и наиболее предприимчивые деятели. В конце 1919 г. за подделку 10 000 дензнаков сибирского правительства номиналом в 250 руб. перед судом предстали два японских коммерсанта из Владивостока — некие Инуоэ и Сосики. По решению Окружного суда города Вакаяма обвиняемые были присуждены к каторге. Однако дело было пересмотрено после подачи апелляции, в которой в качестве мотива преступления фигурировало то обстоятельство, что Омское правительство с точки зрения международного права нельзя признать государственной единицей, так как оно не находится в дружественных отношениях с Японией. На повторный разбор были приглашены специальные эксперты Министерства иностранных дел Японии, которые пришли к выводу, что «Омское правительство не представляло Россию, не возглавляло государственное целое и не являлось дружественным Японии государством, чьи интересы должны быть защищаемы, а поэтому обвиняемые не могут быть привлечены к ответственности за подделку иностранных денег» [6, с. 37-38]. Естественно, Кассационный департамент города Осака 11 июня 1920 г. вынес оправдательный вердикт.
По мере того как японские войска занимали новый город или территорию, там сразу же вводились оккупационные денежные знаки и распространялась установленная оккупационными властями ценовая политика. Заняв в очередной раз Николаевск (Хабаровский край) в июне 1920 г., японцы объявили о наборе строителей для восстановления города. При этом были установлены твердые расценки: специалистам — до трех иен в день, чернорабочим — до двух. Принимая во внимание тот факт, что в городе не было никаких продуктов, японцы предложили плату, всю или часть, выдавать продуктами по следующей цене: за 1 иену — 5 фунтов риса, 7 фунтов ячменной крупы, 9 фунтов пшеничной муки, 1,5 фунта сахара [6, с. 167]. Как следует из вышеприведенных данных, покупательная способность японской иены не могла не удовлетворить местное население. По своему курсу иена в Николаевске приравнивалась к рублю золотом или к трем рублям разменной русской серебряной монеты. Естественно, что ни первого, ни второго в реальном обращении практически не было.
Японцы не открыли в Николаевске ни одного филиала японского банка, что не было характерно для крупных оккупированных городов Дальнего Востока. В результате все торговые операции и денежные расчеты велись на наличные деньги, что создавало серьезные затруднения для денежного обращения и требовало постоянного увеличения количества дензнаков. В то же время японцы, опасаясь начала обесценивания иены, не спешили выбрасывать на рынок новые партии наличности. В итоге искусственно созданная отсутствием банков нужда в денежных знаках значительно повысила спрос на японские дензнаки и, одновременно с этим, поставила жителей города перед необходимостью ведения меновой торговли.
Передача осенью 1922 г. Николаевска представителям Дальневосточной Республики и его включение в состав РСФСР далеко не сразу вытеснило из обращения японскую
иену. Только к 1925 г., когда был введен золотой рубль и эффективно заработала денежная система РСФСР в целом, население города постепенно избавилось от оккупационных денежных знаков, которые выкупались советскими кредитными учреждениями по фиксированному курсу. Более того, дальневосточные японские иены подлежали обмену на японскую валюту по номиналу вплоть до 1927 г. Сделать это можно было через представительства японских банков в Корее и Китае. Естественно, большая часть населения советского Дальнего Востока воспользоваться этой возможностью напрямую уже не могла и была вынуждена обменивать оставшуюся наличность на советские рубли по заниженному курсу.
Кроме рассмотренных денежных знаков, вводившихся на Дальнем Востоке с ведома и санкции верховных японских властей, существовало огромное количество денежных суррогатов, выпускаемых различными торговыми фирмами, клубами, кафе, ресторанами, кооперативами, потребительскими обществами, частными предприятиями и другими заведениями, взявшими на себя инициативу «разрешения» финансового кризиса. Немалый процент этих выпусков находился в руках японских коммерсантов, прибывших на Дальний Восток с частями императорских вооруженных сил. Так, во Владивостоке наибольшую известность получили денежные суррогаты, выпущенные в 1919 г. в Николаевске владельцем магазина и механических мастерских Симада. До прихода японцев в сентябре 1918 г. в Николаевск торговая фирма Симада была хорошо известна, и ее магазины пользовались популярностью у населения города. Владелец фирмы для создания благоприятного образа еще в 1916 г. принял православие и русское имя с отчеством — Петр Николаевич. Когда японские войска заняли Николаевск, торговая компания Симада получила практически монопольные права на торговлю. Для удобства расчетов с населением, Симада выпустил собственные денежные знаки номиналом в 50 коп., 1, 3, 5 и 10 руб. Купюры были отпечатаны в переплетных мастерских Ямамото в токийском районе Нихонбаси. На лицевой стороне талонов помещались флаг японской империи, портрет самого Симада и текст: «Магазин Петра Пиколаевича Симада в г. Николаевске на Амуре». Здесь же указывался номинал знака. На оборотной стороне была напечатана расписка: «Предъявитель сего талона имеет право получить в магазине П. Н. Симада товара на сумму 50 копеек» (или на другую сумму в зависимости от номинала талона). Там же находились две факсимильные подписи — Симада и кассира. Интересно, что в отчестве японца, взявшего себе русское имя, допущена ошибка: вместо «Николаевич» напечатано «Пиколаевич». Среди жителей города данные знаки получили свои названия (деньги «Петра Четвертого», «Пиколайки», «Петрушки» [8, с. 145]) и, обеспеченные товарами, пользовались высоким спросом. Интересно, что талоны Симада были единственными денежными знаками Гражданской войны с портретом эмитента. Торговый дом Симада просуществовал в Николаевске практически до конца 1925 г., исправно принимая оставшиеся у населения талоны.
Кроме денежных знаков Симада известны также пользовавшиеся популярностью боны, выпускавшиеся редакцией выходившей с декабря 1917 по октябрь 1922 г. газеты японской общины «Урадзио (Владиво) Ниппо», чеки достоинством 5, 10 и 20 сэн, эмитировавшиеся в 1920 г. торговым домом «Нихон-Моохи» в Петропавловске-на-Камчатке, боны номиналом в 50 сэн и 1 и 5 иен, выпущенные лесопромышленной конторой «Киото Торуге Куникай» в бухте Самара Приморского края (на Тихом океане).
О прочности японской оккупационной иены свидетельствует также факт выпуска рядом неяпонских организаций денежных знаков в японской валюте. Так, например, чеки номиналом 10 и 20 сэн выпускались во Владивостоке клубом «Приморского союза беженцев».
Главным доказательством успеха японской кампании стало не только увеличение на рынках Дальнего Востока количества выпущенных денежных знаков и их разнообразия, но и тот факт, что к концу 1920 г. иена фактически приобрела значение основной денежной единицы региона [7, с. 161]. Полностью устранить влияние японской валюты на Дальнем Востоке удалось лишь к весне 1925 г., т. е. спустя более чем два года после освобождения Владивостока (в октябре 1922 г.).
Следует отметить, что из применявшихся методов борьбы с иеной наименее действительными оказались меры запретительного характера. Не оправдав возлагавшихся на них надежд, эти мероприятия свелись к отдельным, не связанным между собой действиям и эпизодическим выступлениям, не имевшим сколько-нибудь серьезных результатов. Непосредственная причина неудачи этих административных мероприятий заключалась в том числе и в недостатке русских денежных знаков. Поэтому изъятие из обращения иены создало бы денежный голод и парализовало бы хозяйственную жизнь края. В качестве примера неудачной попытки борьбы с оккупационными дензнаками можно привести события, имевшие место в ноябре 1922 г. в Николаевске. Так, местная почтово-телеграфная контора, получив из краевого центра распоряжение о прекращении приема иены к почтовым переводам и платежам, оказалась совершенно парализованной в своей работе, так как никакими денежными знаками, кроме иены, местное население не обладало. Создавшееся положение заставило контору обратиться в Читу с телеграфным ходатайством о немедленной отмене запрещения в интересах не только почтового ведомства, но и в интересах местного населения и местных правительственных учреждений [3, с. 184]. В результате появилось распоряжение о возобновлении приема иен до следующего особого указания. Неспособность борьбы советских финансовых органов с иеной в 1922-1924 гг. подтверждает факт, что борьба с твердой иностранной валютой не может быть успешной при отсутствии или недостаточном количестве собственной, национальной твердой валюты и без продуманных и тщательно подготовленных предварительных мероприятий экономического порядка. Только после того как были установлены тесные торгово-экономические связи Дальнего Востока с остальной частью РСФСР, ослабли связи с Японией и в регионе в достаточном количестве появилась твердая советская валюта, обеспеченная золотом, в истории обращения японской иены на территории советского Дальнего Востока была поставлена точка.
Несмотря на то, что введение японских дензнаков преследовало вполне конкретные цели и служило в первую очередь интересам японского капитала и военной машины, нельзя отрицать и тот факт, что иена способствовала стабилизации финансово-экономической системы Дальнего Востока в условиях, когда ни центральное правительство РСФСР, ни местные «красные» и «белые» правительства не обладали возможностью упорядочить денежную систему, остановить инфляцию и создать обеспеченную валюту. Возможность прямого обмена оккупационных дензнаков на обеспеченные золотом твердые японские иены во многом определила их жизнестойкость на Дальнем Востоке и заинтересованность в них населения.
1 Под «оккупационными денежными знаками» будем иметь в виду специальные денежные знаки, которые порождаются войной, от нее зависят, ее обслуживают и в то же время паритетом с официальной валютой воюющих сторон не связаны.
2 В традиционной отечественной историографии датой начала интервенции считается высадка японского десанта во Владивостоке в апреле 1918 г., датой окончания — освобождение Владивостока в октябре 1922 г. Однако поскольку в руках японцев до 1925 г. оставался Северный Сахалин, эта дата более приемлема для датировки окончания интервенции.
Список используемой литературы
1. Берлацкий Б. Очерки по денежному обращению и кредиту на Дальнем Востоке. Русский Дальний Восток (1917-1923) // Кредит и банки. М., 1923. № 1. С. 6-23.
2. Будни. 1920. 6 июня (№ 40).
3. Денежное обращение на русском Дальнем Востоке с 1918 по 1924 гг.: приложение к отчету Дальне-Восточного акционерного банка за 2-й операционный год. Чита, 1924. 44 с.
4. Краткий очерк денежного обращения на Дальнем Востоке за 1921-23 гг. Бюллетень рынка и цен Дальнего Востока. Чита, 1923. № 2. С. 23-42.
5. Курсель К. П., Лукасюк А. А. Денежное обращение на русском Дальнем Востоке с 1918 по 1924 год. Чита, 1924. 64 с.
6. Погребецкий А. И. Денежное обращение и денежные знаки Дальнего Востока за период Войны и Революции (1914-1924). Харбин, 1924. 416 с.
7. Рогов Г. И. Денежное обращение на Дальнем Востоке в период японской оккупации // История белой Сибири: материалы 6-й Междунар. науч. конф. 7-8 февраля 2005 г. Кемерово, 2005. С. 154-172.
8. Щелоков А. А. Увлекательная бонистика: факты, легенды, открытия в мире банкнот. М., 2007. 379 с.
