CC BY
64
УДК 327 (520, 430:47) В. П. Зимонин
профессор кафедры теории регионоведения ИМО и СПН МГЛУ доктор исторических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ; e-mail:vp-zimonin@mail.ru
ЯПОНО-ГЕРМАНСКИЙ ПРОЖЕКТ «БЛОК ЧЕТЫРЕХ ПРОТИВ ДЕМОКРАТИИ» И СОВЕТСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ
Канун и начало Второй мировой войны изобиловали дипломатическими интригами. Советский Союз, не готовый к войне и не имевший в те годы реальных союзников, более того подвергавшийся угрозе военного нападения с обоих флангов Евразии, был вынужден участвовать в дипломатической игре будущих противников и союзников в целях, если не срыва, то оттягивания сроков агрессии против себя, причем делал это весьма искусно.
Ключевые слова: СССР; дипломатия; безопасность; Япония; Германия; агрессор; блок; демократия.
Zimonin V. P.
Doctor of Philosophy in History, Professor, Honored Worker of Sciences of the Russian Federation, Academician of the Russian Academy of Natural Sciences, Professor of MSLU
JAPAN-GERMANY PROJECT OF THE "ALLIANCE OF FOUR AGAINST DEMOCRACY" AND THE SOVIET DIPLOMACY
Eve and starting of the World War II were full of diplomatic intrigues. The Soviet Union, what was not ready to War and having not in that period real allies; moreover meeting threat from each flanks of EurAsia, had to take part in diplomatic plays of its enemies and allies with purpose if not to crush but to delate the time of aggression against themselves and have make it much skillfully.
Key words: USSR; diplomacy; security; Japan; Germany; aggressor; alliance; democracy.
Ставка советской дипломатии на создание во второй половине 1930-х гг. системы коллективной безопасности не принесла результатов. Более того, когда мюнхенским сговором был сломан один из немногих уже созданных механизмов системы коллективной безопасности - договорная «связка» Париж - Прага - Москва, а британо-франко-советские переговоры в Москве по созданию антифашистского альянса по вине, главным образом, Лондона к середине августа
1939 г. зашли в тупик, политическое руководство СССР было не в состоянии продолжать формирование системы коллективной безопасности с опорой на западные демократии. Оно приняло вынужденное решение о начале затяжной игры с переговорами о взаимовыгодных договоренностях с агрессором. Советское руководство летом 1939 г. вынужденно идет, в ответ на настойчивые предложения руководства Германии, на контакты с Берлином, приведшие к заключению Договора о ненападении. Тем более, что не только тайные контакты с гитлеровским режимом, но и сговоры с ним одними из первых (не считая союзников по агрессивному блоку) опробовали западные демократии. Великобритания (сразу после заключения Мюнхенского соглашения), Франция (6 декабря 1938 г.), Латвия и Эстония (в августе 1939 г.) подписали аналогичные декларации и соглашения о ненападении с Германией. США де-факто в течение месяца признали присоединение к Германии Австрии, так же быстро - расчленение Германией, Польшей и Венгрией Чехословакии и незамедлительно (так же, как и Лондон с Парижем) - ликвидацию вермахтом ее остатков 15 марта 1939 г. и оккупацию им района Клайпеда в Литве 22 марта, на остальную часть которой, кстати, претендовала Польша [3; 8].
В то время Советскому Союзу приходилось учитывать и ряд других факторов: враждебную настроенность Польши (еще в 1934 г., заключившей аналогичный договор с Германией и всячески подталкивавшей ее к совместному походу на Восток) и Японии, с которой уже более трех месяцев длился острый вооруженный конфликт у монгольской реки Халхин-гол.
Нарочито открытая демонстрация сближения с Германией, тактический характер и временную ограниченность которого в Москве прекрасно понимали, не помогла наладить эффективное взаимодействие с британцами и французами в 1940-м - начале 1941 г. В этих условиях Москва была вынуждена продолжать игру с Берлином. Смысл игры, после обретения пояса безопасности, за счет возвращения в лоно СССР восточных воеводств Польши с украинским и белорусским населением, заключался во взаимовыгодных стратегических поставках для лучшего обеспечения обороноспособности СССР на случай войны с Германией, в чьих агрессивных намерениях сомнений не было. Любой здравомыслящий человек в советском руководстве понимал, что почти миллионные силы вермахта к западу от границ СССР явно избыточны для обеспечения оккупационного
контроля над поверженными с минимальным сопротивлением территориями европейских государств и готовы к походу на Восток.
Однако сама возможность воспользоваться шансом оттянуть время неизбежной в будущем агрессии появилась не без инициативы Японии. Этот факт не нашел до сих пор достаточно широкого освещения в отечественной историографии и поэтому заслуживает более тщательного рассмотрения.
Вынужденный временный отказ Японии от агрессии против СССР, решающую роль в котором сыграли уроки событий на Хасане и, особенно, у реки Халхин-гол, а также заключение Советско-германского договора о ненападении, привел к усилению внимания Токио к южному направлению агрессии. Американский историк Дж. Макшерри считает, что «демонстрация советской мощи в боях на Хасане и Халхин-голе имела далеко идущие последствия, показала японцам, что большая война против СССР будет для них катастрофой»1 [12, с. 22]. Другой историк США А. Кукс пишет, что японское командование «немедленно сместило стратегический акцент от войны против России в направлении проникновения на юг». Он расценивает Халхин-гол как «поворотный пункт», связывая эти события с «последующим развитием войны на Тихом океане» [10, с. 35].
Однако не все было так просто. В условиях начавшейся мировой войны и фактического отказа Германии начать в то время совместно с Японией войну против СССР военно-политическое руководство Японии стало судорожно просчитывать различные варианты возможного развития военных событий и своего места в них. В японской блоковой политике наступал кардинально новый этап.
Одной из самых «грандиозных схем», прорабатывавшихся около года (с сентября 1939 г. по конец 1940 г.), была идея организации военного союза не только между Японией, Германией и Италией, но и ... с Советским Союзом. Смысл ее заключался в попытке создать всемирную коалицию недемократических и антидемократических государств. К первой категории Токио, не без основания, относил СССР с его режимом сталинской диктатуры, а ко второй - фашистско-милитаристскую коалицию, противостоявшую «союзу демократических держав», возглавляемых Соединенными Штатами и Великобританией [11, с. 83].
1 Зд. и далее перевод наш. - В. З.
64
Что подтолкнуло Японию к поиску такого решения, и были ли у нее основания надеяться на его успех?
«Зубной болью» японского военно-политического руководства в то время был Китай, агрессия против которого, рассчитанная на три месяца, затянулась на годы, и конца этой войне не было видно. В Токио понимали: основная причина срыва планов блицкрига -значительная военная и экономическая помощь, предоставляемая Китаю из-за рубежа, а самым главным поставщиком этой помощи, безусловно, был и продолжал оставаться Советский Союз. Другими словами, СССР представлялся японским лидерам главным виновником их неудач в Китае [11]. В этой ситуации найти возможность прекращения советской помощи китайскому народу означало обеспечить вероятность быстрой победы над ним и освобождение рук для развертывания наступления в южном направлении.
Еще более сильной «зубной болью», учитывая жестокий провал японских агрессивных планов в районе озера Хасан и у реки Халхин-гол, мог стать для Японии СССР в случае войны с ним один на один.
После того, как 1 сентября 1939 г. Германия вторглась в Польшу, а Советский Союз в ответ на это взял под свою защиту народы Западной Украины и Западной Белоруссии (фактически возвратил себе отнятые в годы интервенции Польшей российские земли), Москва и Берлин сочли возможным найти взаимоприемлемое, хотя и временное, решение, проведя по территории Польши границу по «линии Керзона» (что оставляло этнические польские районы вне сферы СССР). И особенно после того, как А. Гитлер весной 1940 г. повернул направление фашистской агрессии на северо-запад Европы, Япония не могла рассчитывать на скорое военное столкновение между СССР и Германией.
Все это делало положение не имевшей мощных и надежных союзников Японии на Дальнем Востоке бесперспективным и подталкивало ее к временной ревизии своих подходов к Советскому Союзу.
Были, однако, и другие соображения. Ввод советских войск на территорию Польши и фактический ее раздел в сентябре 1939 г.; вооруженное вторжение СССР в пределы Финляндии (также являвшейся некогда частью России) в 1939-1940 гг. и последовавшее за этим отторжение части ее близлежащих к советским границам земель, создали для японского руководства видимость, что военные действия Советского Союза (направленные исключительно на
обеспечение безопасности своих западных границ) ничем не отличаются от агрессивного курса Германии, Италии, да и самой Японии. Так же, как у Германии, это создало у Японии иллюзию того, что Советский Союз при определенных условиях мог бы пойти на присоединение к антиангло-американской коалиции и установление «нового глобального порядка», предусматривавшего деление мира на четыре зоны влияния. Здесь уместно заметить, что и эти и последующие до начала Великой Отечественной войны территориальные приобретения Советского Союза были закреплены послевоенными решениями великих держав и Хельсинским соглашением 1975 г. Созданный как фашистский антикоммунистический альянс - Тройственный союз представлялся японским так называемым ревизионистам «союзом всех сил, выступающих против <...> демократии» [11, с. 84-85].
В японских военно-политических кругах нашлось немало сторонников такой идеи, выдвинутой прагматичными военными. Посол в СССР С. Того, посол в Италии Т. Сиратори и «ревизионисты» в японском МИДе считали, что сговор между Советским Союзом и Японией оказал бы психологическое давление как на Китай, так и на США, способствовал бы благоприятному для японской стороны завершению непопулярной войны на китайской территории [11].
Тесно связанный с военными кругами редактор газеты «Хоти» Б. Мики 29 декабря 1939 г. в беседе с полпредом СССР в Японии К. А. Сметаниным, сославшись на свои многочисленные консультации с представителями военных и деловых кругов, высказал мнение, что для создания крепкого мира во всем мире, необходимо поделить этот мир на сферы влияния: Германии отдать Европу и Африку; Советскому Союзу - юг, т. е. Турцию, Иран, территорию до Персидского залива и Индию; Японии - Восточную Азию, а США - Америку [1, Ф. 9. Оп. 2. Д. 89. Л. 64].
В ноябрьском за 1942 г. номере журнала «Коа» бывший посол Японии в СССР Ё. Татэкава в статье «Впечатления от СССР» писал: «При заключении японо-германо-итальянского военного союза шли разговоры о привлечении и СССР на сторону оси в целях использования последнего против союзных стран. Однако этого Германии [посол явно скромничает: впервые эта идея выдвинута японцами. -Прим. авт.] сделать не удалось вследствие чрезмерных требований со стороны Советского Союза» [1, Ф. 146. Оп. 29. Д. 31. Л. 557].
В докладной советника полпредства СССР Д. А. Жукова, хранящейся в фонде секретариата заместителя НКИД С. А. Лозовского за 1940 г., сообщается о «ширящихся в японских военно-политических кругах настроениях в пользу нормализации отношений с СССР с тем, чтобы внимание последнего могло быть полностью обращено на европейские проблемы». Так, бывший посол Японии Т. Сиратори в интервью газете «Хоти» заявил, что «урегулирование отношений с СССР является для нас [Японии. - Прим. авт.] самой неотложной задачей. Добившись отказа СССР от помощи Чан Кайши, мы должны добиться того, чтобы он двинул всю свою силу на запад и на юг Европы».
В подобных высказываниях советник полпредства СССР видел проявления неудовольствия правящих кругов установлением «дружественных отношений между СССР и Германией», стремление добиться «ослабления внимания Советского Союза на дела на Дальнем Востоке» и заставить США и Англию, запуганных возможностью сближения Японии с СССР, «пойти на уступки Японии в дальневосточных делах» [1, Ф. 9. Оп. 2. Д. 86. Л. 56].
Д. А. Жуков отмечает далее, что стремление к нормализации отношений с СССР прослеживается в выступлениях в парламенте и в прессе высших руководителей Японии. Так, 16 января 1940 г. новый министр иностранных дел Японии Х. Арита заявил в интервью, что «исходя из новой ситуации, создавшейся в результате усиления советско-германского сближения, Япония <...> не без разумных на то оснований, должна была урегулировать отношения с Советским Союзом самостоятельным путем. Мы намерены сделать все возможное для урегулирования отношений с Советским Союзом» [1, Ф. 9. Оп. 2. Д. 86. Л. 56-57]. В том же духе на пресс-конференции 17 января высказывался адмирал Ионаи, только что занявший пост премьер-министра Японии.
Х. Арита счел необходимым заявить в парламенте, что отношения Японии с Германией и Италией беспрерывно становятся «более сердечными, чем когда-либо с момента заключения Антикомин-терновского соглашения», а военный министр Хата твердо сказал парламентариям, что «кровь, пролитая в Номонхане [на Халхин-голе. - Прим. авт.], никогда не будет забыта» [1, Ф. 9. Оп. 2. Д. 86. Л. 57-58].
В этих условиях естественным для советского правительства было стремление сделать все для того, чтобы отвести японскую угрозу от своих границ, тем более что у японской стороны стали все более четко проявляться антиамериканские настроения, поддерживавшиеся немцами.
В «Обзоре внешней политики Японии за 1940 г.» советник полпредства СССР Я. А. Малик отмечает, что одним из элементов внешнеполитической программы «военщины и экстремистского лагеря» Японии является «временное урегулирование отношений с СССР для обеспечения северных границ Японии и концентрации всего внимания на южную экспансию» [1, Ф. 9. Оп. 3. Д. 165. Л. 101]. Полпред СССР К. А. Сметанин в докладе В. М. Молотову о беседах 3 и 6 июня 1940 г. с германским послом Оттом сообщал, что если 30 мая 1940 г. Отт выдвигал идею объединения СССР, Японии и Германии в противовес Англии и США, то теперь он говорил о блоке СССР, Японии и Чан Кайши при содействии Германии против США.
В докладной записке на имя С. А. Лозовского от 20 сентября 1940 г., анализируя отношение к СССР нового японского правительства во главе с Ф. Коноэ, в частности, высказывание министра иностранных дел Ё. Мацуоки, советник полпредства СССР Д. А. Жуков делает вывод, что «определенное желание» постараться достичь «какого-либо конкретного соглашения с СССР» имеет для японских правящих кругов цель, «закрепив свои позиции на севере, сосредоточить свое внимание на разрешении китайской проблемы и на южной экспансии» [1, Ф. 9. Оп. 2. Д. 86. Л. 66-67]. В этот период в том же направлении повысил активность, причем явно с подачи японских «друзей», германский посол Отт. К. А. Сметанин в дневнике от 30 декабря 1940 г. пишет, что 28 декабря 1940 г. на завтраке в полпредстве СССР в ответ на напоминание германского посла Отта о прежних беседах относительно «необходимости освобождения японцев от давления на них на севере с тем, чтобы они могли быть более свободными на юге», он «в осторожной форме» заметил, что «осуществление стремления на юг с урегулированием северных вопросов зависит во многом от японцев» [1, Ф. 9. Оп. 3. Д. 162. Л. 104]. Кстати, оговорка «в осторожной форме» свидетельствует о том, что советский полпред, очевидно, не имел конкретных указаний правительства СССР вести прямые и серьезные переговоры
о четырехстороннем союзе. Очевидно, что советское руководство отдавало себе отчет (а дипломаты ориентировали его в этом духе) в том, что Япония ведет по отношению к СССР «политику с двойным дном». «Как мне кажется, - справедливо отмечает Д. А. Жуков, - это желание урегулировать отношения с СССР, высказываемое некоторыми "трезвыми политиками" из правящей клики Японии, не отодвигает, конечно, на задний план желание отомстить за "кровь, пролитую на Хасане и у Номонхана", как заявил бывший военмин Хата на последней сессии парламента. Желание урегулировать отношения с СССР диктуется необходимостью, страстным стремлением поскорее покончить с китайской авантюрой, развязав себе руки, получить кое-какие выгоды из второй империалистической войны, без чего Япония не в состоянии поправить свою экономику, расшатанную китайской авантюрой» [1, Ф. 9. Оп. 2. Д. 86. Л. 66-67].
После заключения тройственного пакта Германия также предприняла настойчивые попытки привязать СССР к фашистскому блоку. Осенью 1940 г., когда стало ясно, что Гитлеру не удается разгромить Великобританию, когда итальянские войска потерпели фиаско в Греции, а в Северной Африке были скованы британскими силами, когда англичане ввели свои соединения в Грецию и высадились на острове Крит, а в Китае японское наступление замедлилось, успехи стран оси не казались столь уж бесспорными, как летом. В этих условиях И. В. Сталин не собирался связывать СССР тройственным пактом и подписывать соглашение, которое ввергало страну в войну и сталкивало с Англией. Но и наотрез отклонить предложение Гитлера он не мог, так как Советский Союз нуждался в немецкой технологии, а также в образцах оружия и военной техники.
Руководство СССР стремилось прощупать возможность новых договоренностей с германскими лидерами. Именно с этой целью состоялся визит главы советского правительства и Наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова в Берлин 12-14 ноября 1940 г. В директивах к берлинской поездке, изложенных Молотову И. В. Сталиным, ставилась задача осуществить серьезное зондирование дальнейших намерений германских партнеров. Советское руководство поднимало вопрос о закреплении и расширении сферы интересов СССР на основе дальнейшего развития сотрудничества с Германией. При этом Москва добивалась включения в эту сферу Финляндии (где дело считалось решенным не до конца), стран Юго-Восточной
Европы, в первую очередь Болгарии. «Болгария - главный вопрос переговоров, должна быть, - отмечал Молотов, - по договоренности с Германией и Италией, отнесена к сфере интересов СССР на той же основе гарантий Болгарии со стороны СССР, как это сделано Германией и Италией в отношении Румынии, с вводом советских войск в Болгарию» [5, с. 30-32]. Кроме того, советское руководство заявило об интересе к вопросам Ирана, Греции и Югославии.
В Берлине В. М. Молотов провел беседы с А. Гитлером и И. Риббентропом. Он настойчиво ставил вопросы о возможности новых советских акций против Финляндии, о включении Болгарии в сферу интересов СССР путем предоставления ей соответствующих гарантий, об учете советской заинтересованности в судьбах Румынии, Венгрии, Турции. В беседе с Риббентропом Молотов подчеркнул: «По мнению советского правительства, <...> установление сфер интересов между СССР и Германией, происшедшее в 1939 году, касалось определенного этапа. Это разграничение, принятое в прошлом году, исчерпано в ходе событий 1939-1940 годов, за исключением вопроса о Финляндии, который еще полностью не решен.» [5, с. 41]. Советский нарком ставил вопрос о новом «разграничении сфер интересов на длительный срок» [5, с. 41] с учетом обязательств участников тройственного пакта.
Однако нацистские лидеры вовсе не собирались предоставить Советскому Союзу ту сферу влияния, на которую он претендовал. В отношении Финляндии Гитлер раздраженно подчеркивал заинтересованность Германии в ней якобы для сохранения мира на Балтике. Что касается советских гарантий Болгарии, то он ссылался на необходимость консультаций с Муссолини и согласия самой Болгарии. Гитлер отметил, что «Германия в ходе борьбы с Англией должна идти и туда, куда она не хотела бы идти, но она временно из-за интересов борьбы против Англии вынуждена это делать - на Балканы» [5, с. 49]. Риббентроп усиленно подталкивал Молотова к вступлению Советского Союза в борьбу против Англии, полагая, «что центр тяжести аспираций СССР лежит в направлении на Юг, т. е. к Индийскому океану» [5, с. 73] через Персидский залив. Тем самым достигалось бы ослабление двух основных противников Германии, одного - действующего, другого - потенциального. Кроме того, в заключительной беседе с Молотовым Риббентроп выдвинул идею соглашения между участниками тройственного
пакта и Советским Союзом о взаимном уважении сфер влияния четырех держав [5].
Смысл предложений Германии, а они соответствовали интересам и Японии, состоял в том, чтобы побудить СССР перенести центр тяжести своей внешней политики из Европы в Южную Азию и на Средний Восток, где он столкнулся бы с интересами Великобритании. Естественно, это никак не устраивало СССР. Советский нарком иностранных дел не дал какого-либо определенного ответа на все предложения в Берлине, ссылаясь на необходимость обсудить их в Москве.
Ответ советского правительства был передан 25 ноября. Формально СССР выразил готовность принять проект пакта четырех держав о политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи, но выдвинул ряд условий, по существу исключавших его присоединение к тройственному пакту, ибо эти условия затрагивали интересы Германии. Так, Советский Союз вновь потребовал оказать содействие в заключении советско-болгарского договора о взаимной помощи, в создании режима благоприятствования для СССР в черноморских проливах, а для этого - гарантировать базу в Босфоре и Дарданеллах на условиях долгосрочной аренды для некоторого количества военно-морских и сухопутных сил СССР. Особо подчеркивалось, что «зона к югу от Батуми и Баку в общем направлении в сторону Персидского залива признается центром территориальных устремлений СССР». Советский Союз требовал немедленно вывести немецкие войска из Финляндии, оказать давление на Японию с тем, чтобы та отказалась от концессий на Северном Сахалине [5, с. 136-137].
Визит В. М. Молотова в Берлин выявил советско-германские противоречия. Документ советского правительства свидетельствует о том, что условия, выдвинутые Советским Союзом, закрывали Гитлеру дорогу на Балканы и в нефтеносные районы Среднего Востока, не позволяя ему использовать как эти районы, так и территории, входившие в советскую «сферу интересов», против самого СССР. И ответ СССР, и весь ход переговоров в Берлине ясно давали понять Гитлеру и его окружению, что Советский Союз отвергает предложения Германии, что он не уйдет из европейской политики, и будет отстаивать свои интересы в этой важнейшей части мира. Английский посол в Москве С. Криппс, докладывая в Лондон
о визите В. М. Молотова в Берлин, писал, что «результаты встречи были отрицательными» [6. с. 154].
Известно, что Гитлер, прочитав ответ из Москвы, сказал генералу Гальдеру, одному из своих ближайших соратников: «Сталин - умный и коварный человек. Он все больше и больше требует» [8, с. 1]. В Берлине поняли, что Советский Союз не намерен послушно следовать предписаниям Третьего рейха и отказываться от своей активной политики в Европе. Ответ на советские условия так и не был получен в Кремле, зато Гитлер отдал приказ форсировать подготовку к войне против СССР.
Нет сомнения, что курс японского и немецкого правительств, направленный на подключение Советского Союза к фашистскому блоку, был на данном этапе выгоден для СССР. Он был крайне заинтересован в том, чтобы на максимально длительное время отвести от себя угрозу крупной войны на Западе и на Востоке, и стремился использовать это время для укрепления безопасности своих границ, развертывания военного производства и усиления армии и флота. Несомненно, тактика советского правительства, принятая для ведения переговоров, дала положительные результаты, но, конечно, не смогла обеспечить решение всех проблем, стоявших перед Советским Союзом.
Очевидно, что США чувствовали опасность для себя от возможного сближения Японии с СССР и предпринимали соответствующие меры. В частности, осенью 1940 г. большое внимание политиков привлекали встречи заместителя госсекретаря США С. Уэллеса с советским послом в Вашингтоне К. Уманским. Близкая к правящим кругам японская газета «Мияко» писала 10 сентября 1940 г., что эти встречи были организованы для того, чтобы отвлечь Советский Союз от тоталитарных держав и заставить его сдержать продвижение Японии на юг. Газета сообщала, что США с целью приостановить продвижение Японии на юг проводят секретную подготовку по созданию антияпонского фронта, включающего Британию, Советский Союз, Канаду и Австралию.
Таким образом, Советский Союз, несмотря на, казалось бы, выгодность предложений со стороны Берлина и Токио и очевидную легкость их реализации при желании, не пошел на сделку с фашизмом за счет интересов других стран и счел необходимым ограничиться военными действиями в пределах бывших территорий России, причем исключительно в целях повышения безопасности
своих западных границ. С другой стороны, Советский Союз не дал в обиду дружественный Китай, не оставил шансов Японии напасть на себя и обеспечил отсрочку ее агрессии против США и стран Юго-Восточной Азии.
Следует также подчеркнуть, что дипломатические маневры вокруг выглядящей с точки зрения сегодняшнего дня бредовой идеи подключения Советского Союза к фашистской коалиции не отразились ни в коей мере на темпах военных приготовлений Японии вблизи советской границы, которые наращивались вплоть до принятия окончательного решения японского военно-политического руководства развязать войну на Тихом океане и не снижались до конца 1943 г. В Токио решили лишь несколько изменить тактику: выждать нападения на Советский Союз фашистской Германии и затем вероломно ударить ему в спину с тем, чтобы он, «подобно перезревшей хурме, сам упал к ногам японских завоевателей» [4].
Со своей стороны, гитлеровское руководство использовало переговоры с Москвой для маскировки подготовки к нападению на СССР. В декабре 1940 г. А. Гитлер подписал окончательный вариант плана «Барбаросса» - плана нападения на СССР [7].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Архив внешней политики Российской Федерации. - Ф. 9. Оп. 2. Д. 86. Л. 56-58, 66-67; Д. 89. Л. 64; Оп. 3. Д. 162. Л. 104, Д. 165. Л. 101; Ф. 146. Оп. 29. Д. 31. Л. 557.
2. Внешняя политика СССР: сб. док. - Т. IV (1935 - июнь 1941) / сост. А. С. Тисминец; отв. ред. С. А. Лозовский. - М. : Правда, 1946. - 647 с.
3. Вторая мировая война. Материалы в помощь лекторам. - М. : Патриот, 2009. - 383 с.
4. Государственный архив Российской Федерации. - Ф. 7867. Оп. 1. Д. 482. Л. 968.
5. Документы внешней политики СССР. - Т. XXIII. - Кн. 2. - Ч. 1. - М. : Международные отношения, 1998. - 448 с.
6. История дипломатии: Дипломатия в годы Второй мировой войны. -Т. 4. / С. А. Гонионский, И. Н. Земсков, В. Л. Исраэлян, И. К. Кобляков и др. ; под ред. А. А. Громыко, И. Н. Земскова, В. А. Зорина и др. -2-е изд. - М. : Политиздат, 1975. - 752 с.
7. Мировые войны XX века: в 4 кн. / [Рос. акад. наук, Ин-т всеобщ. истории, Ассоц. историков Первой мировой войны, Ассоц. историков Второй
мировой войны]; ред. кол. В. А. Золотарев и др.; рук. проекта О. А. Рже-шевский. - М. : Наука, 2005. - Кн. 4: Вторая мировая война: документы и материалы / отв. ред. М. Ю. Мягков; сост. Ю. А. Никифоров. - 677 с.
8. Правда. 1941. 13 января.
9. Фалин В. М. Почему в 1939-м? Размышления о начале Второй мировой войны // Новое время. - 1987. - № 39. - С. 13-21.
10. Соох А. Nomonhan: Japan Against Russia, 1939. - Stanford : Stanford University Press, 1985. Voluemes 1&2. - 1253 p.
11. Iriye A. The Origins of the Second World War in Asia and the Pacific. -N. Y., 1989. - 438 р.
12. MacSherry J. Stalin, Hitler and Europe. - Vol. 1. Tne Origins of World War II 1939-1945. - Cleveland (Ohio): Warld, 1968. - 308 p.
