CC BY
57
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 32 (170). История. Вып. 35. С. 116-125.
НАУЧНАЯ РЕФЛЕКСИЯ
С. В. Селиверстов
«...Я СМОТРЮ НЕСКОЛЬКО МЕНЕЕ ОПТИМИСТИЧЕСКИ.»:
К ВОПРОСУ ОБ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ Н. Я. ДАНИЛЕВСКОГО И В. И. ЛАМАНСКОГО В 1860-1880-Е ГОДЫ
Статья посвящена вопросу об интеллектуальных взаимоотношениях Н. Я. Данилевского и В. И. Ламанского на протяжении 1860-1880-х гг. Сопровождается публикацией письма Н. Я. Данилевского от 31 января 1885 г., подтверждающего продолжительный дружеский характер отношений между адресатами. Реконструкция отношений Н. Я. Данилевского и В. И. Ламанского позволяет скорректировать распространенное мнение об «одиночестве» Н. Я. Данилевского.
Ключевые слова: интеллектуальные отношения, переписка, панславизм, славянский вопрос, Россия, Европа, Азия, евразийский подход, общественная мысль.
П. Н. Семенов, сын известного государственного деятеля, ученого и литератора Н. П. Семенова, однокашника Н. Я. Данилевского по Царскосельскому Александровскому лицею, в
1885 г. в некрологе подчеркнул, что «жизнь и оценка учено-литературных трудов и деятельность этого замечательного человека заслуживают, без сомнения, особой монографии»1. За последние годы имя Николая Яковлевича Данилевского (1822-1885) в значительной мере вернулось в научный и общественный дискурс. Неоднократно переиздан его основной общественно-политический труд «Россия и Европа»2, изданы политические статьи3, публикуются исследования4, защищен ряд диссертаций, в том числе по историческим нау-кам5. В целом можно констатировать немалые успехи в изучении его наследия. Однако задача, поставленная П. Н. Семеновым почти 125 лет назад, остается актуальной, что связано с особенностями многоаспектного творческого наследия Н. Я. Данилевского, с его местом в российской общественной мысли и науке.
Если труд «Россия и Европа», публичные взгляды Н. Я. Данилевского как таковые не представляют из себя секрета, то отношения с современниками, с деятелями 1860-1880-х гг. не в полной мере прояснены. Исследователям известно о его дружеских связях с братьями Н. П. и П. П. Семеновыми, об особых отношениях с Н. Н. Страховым, Ф. М. Достоевским. По-своему неординарно относились к его идеям К. Н. Леонтьев, В. В. Розанов. Место Н. Я. Данилевского в российской интеллектуальной истории своеобразно. Он близок к сла-
вянофильству, но, как указал К. Н. Леонтьев в 1888 г.: «Даже сами главные представители <...> старого славянофильства очень долго при жизни Данилевского почти не упоминали о нем»6.
Н. Н. Страхов в 1889 г., замечая, что Н. Я. Данилевский «много потерпел от <...> недоверия и недомыслия», вместе с тем полагает, что «он был отчасти сам виноват». Он пишет, как в одно из последних свиданий в Крыму передал Н. Я. Данилевскому «упреки столичных знакомых, которые говорили, что напрасно он упрямо забился на многое годы в глушь, что его место там, в Петербурге»7. Получается, что «одиночество» Н. Я. Данилевского формируют два фактора - отношение к нему столичного общества и его собственное отношение к этому обществу.
Однако не следует абсолютизировать «одиночество» Н. Я. Данилевского. В его жизни одним из наиболее интересных является вопрос об отношениях с научным миром 1860-1880-х гг.. Совершенно очевидно, что склад ума, аналитические способности, умение систематизировать должны были привести Н. Я. Данилевского на университетскую кафедру. Быть может, драматизм его судьбы в том и заключается, что этого не произошло. Исследователи обходят вопрос о его потенциальной, но несостоявшейся университетской стезе. Хотя обстоятельства, перечеркнувшие его ученые надежды, хорошо известны8, и на них указал уже П. Н. Семенов: в 1849 г. магистранту Н. Я. Данилевскому «не суждено было защитить <.> диссертацию по неожиданным
для него обстоятельствам, повлиявшим на всю его будущую жизнь и отклонившим его от профессорской деятельности»9. Суровые государственные нравы конца 1840-х гг. направили способности Н. Я. Данилевского в прикладную сферу. Но, с другой стороны, это способствовало тому, что в интеллектуальном плане он остался независимой личностью. И когда в 1860-е гг. наступила «гласность», Н. Я. Данилевский смог творить в общественно-политической области вполне самостоятельно.
Как правило, сюжеты о личных взаимоотношениях в научном сообществе выясняются не столько из ученых трудов, сколько из эпистолярного наследия действующих лиц. Однако в архивном фонде Н. Я. Данилевского в Российской национальной библиотеке (Ф. 237) в основном содержатся рукописи его публикаций. Вообще, одна из особенностей интеллектуального наследия Н. Я. Данилевского заключается в том, что его эпистолярное наследие малоизвестно.
Ситуация такова, что любое новое письмо Н.Я. Данилевского превращается применительно к изучению его жизни и творчества в немаловажный факт. Например, письмо И. С. Аксакову, обнаруженное в РГАЛИ в фонде Аксаковых и введенное в научный оборот М. А. Емельяновым-Лукьянчиковым, действительно, есть «ценный источник для понимания положения Данилевского в русском обществе последней четверти XIX века» и, в первую очередь, - относительно воззрений самого И. С. Аксакова10. В этом письме Н. Я. Данилевский говорит о желании «строго обосновать» и написать (в развитие идей «России и Европы») книгу по теории национализма. Примечательно, что он считает возможным сказать И. С. Аксакову: «.Я позволяю себе быть в теории по крайней мере <...> более славянофилом чем славянофилы»11.
Следует также отметить письма Н. Я. Данилевского периода Крымской войны из Вологодского государственного архива (Ф. 673. Межаковы), использованные А. В. Хорошевой. Эти ценные письма позволяют проследить влияние войны на его мировоз-зрение12.
Одно из писем Н. Я. Данилевского обнаружено в фонде В. И. Ламанского (Ф. 35) в Петербургском филиале архива РАН13. Следует вспомнить, что Владимир Иванович Ламанский (1833-1914) в первую очередь
известен, конечно, как славяновед, как крупнейший славист-филолог, славист-историк, глава большой научной школы, руководитель ученого «гнезда» с верными «птенцами»14. В сферу его интересов, как отмечает В. П. Семенов-Тян-Шанский, входили самые различные отрасли знания: славяноведение,
антропология, этнография, лингвистика, археология, история, богословие, философия, география, статистика, экономика15. При этом уже в начале ХХ в. признавалось, что В. И. Ламанский не только ученый, но и крупный, «оригинальный мыслитель»16. Кроме того, в 1860-1890-е гг. он является, как известно, активным общественным деятелем, одним из лидеров славянского направления в Петербурге, человеком, ведущим большую переписку со многими известными личностями своего времени.
Повод для публикуемого письма оказался вполне конкретный: Н. Я. Данилевский благодарит В. И. Ламанского за присланную книгу. Из текста понятно, что речь идет о книге «Secret d’Etat de Venise» («Государственные тайны Венеции»), изданной в 1884 г.17, в которую В. И. Ламанский включил ценнейшие источники XV-XVII вв., раскрывающие малоизвестные (и совсем неизвестные) страницы отношений Запада и Востока (Венеция, Рим, греки, славяне, Османская империя), и серию своих собственных очерков. В. И. Ламанский по праву мог гордиться этой книгой и, заметим, представил ее императору Александру III18.
Рассмотрение содержания этого уникального издания не входит в задачи данной статьи. Здесь для нас важен в первую очередь сам факт эпистолярного общения Н. Я. Данилевского и В. И. Ламанского. И это означает, что как минимум было предшествующее письмо. К сожалению, в описях фонда В. И. Ламанского его писем к Н. Я. Данилевскому не зафиксировано. Но отрицать их существование невозможно. Также невозможно утверждать, что это единственное письмо Н. Я. Данилевского в адрес В. И. Ламанского. Ведь оно относится к последнему году жизни Н. Я. Данилевского, а его стиль и содержание предполагает продолжительное знакомство корреспондентов. Письмо 1885 г. позволяет ставить вопрос не только о начале переписки Н. Я. Данилевского и В. И. Ламанского, но и шире: когда началось их общение? что связывало эти незаурядные личности? какова история их интеллектуальных отношений?
А. В. Хорошева отмечает, что Н. Я. Данилевский в начале 1860-х гг. стал членом Петербургского славянского комитета, и это «неизбежно привело к знакомству» в том числе с В. И. Ламанским19. Исследователь ссылается на С. А. Никитина, который среди жертвователей на дела комитета в 1862-1863 годах называет имя Н. Я. Данилевского20. Однако следует учесть, что В. И. Ламанский в эти годы, 1862-1864 гг., был в зарубежной командировке по славянским землям. Так когда же Н. Я. Данилевский познакомился с В. И. Ламанским?
Имеется мнение Е. В. Данченко, что это могло произойти гораздо раньше 1860-х гг. Обратим внимание на возраст наших героев. Если Н. Я. Данилевский - с 1822 г., то В. И. Ламанский родился в 1833 г. Разница не столь велика, но и не столь мала, чтобы посчитать их интеллектуальный опыт тождественным. Интересно, что Евгений Ламанский, старший брат В. И. Ламанского, посещал в конце 1840-х гг. в Петербурге «пятницы» М. В. Буташевича-Петрашевского, где с рефератами о новых общественных идеях выступал, как известно, 26-летний кандидат Петербургского университета Н. Я. Данилевский. Молодому Владимиру Ламанскому было тогда 15-16 лет, и как предполагает Е. В. Данченко, имя Н. Я. Данилевского, возможно, стало ему известно от братьев впервые уже тогда21.
Подобное предположение не выглядит легковесно, так как имеется свидетельство самого В. И. Ламанского, сделанное им в 1871 г. при защите докторской диссертации. Вспоминая свое юношеское становление, он отмечает, что интерес к политике у него появился еще в 1848-1849 гг., когда он, гимназист, слышал в родительском доме «беспрестанные разговоры и споры о вопросах политико-экономических», при этом «часто встречаясь с некоторыми из тогдашних наших фурьеристов и слыша их бесконечные дебаты о национальных материях»22. Именно о фурьеризме, как указывает П. П. Семенов-Тян-Шанский, делал тогда свои рефераты Н. Я. Данилевский23. Его же всегда интересовали и «национальные материи». А потому имя Н. Я. Данилевского вполне может скрываться за политкорректной формулой В. И. Ламанского о «некоторых тогдашних фурьеристах».
В любом случае, когда В. И. Ламанский и Н. Я. Данилевский впоследствии установили свои непосредственные интеллектуальные
отношения, то воспоминания о тех «беспрестанных разговорах и спорах» конца 1840-х гг. не могли еще больше не сблизить их. Даже если В. И. Ламанский тогда, из-за разницы в возрасте, не принимал в них прямого участия.
Однако вопрос о времени сознательного знакомства Н. Я. Данилевского и В. И. Ламанского в новых условиях (когда их сблизила славянская проблематика) все же остается. Н. Н. Страхов, например, познакомился с Н. Я. Данилевским в 1868 г.24 Служба Н. Я. Данилевского в Министерстве государственных имуществ, связанная с постоянными экспедициями, командировками, отнимала много времени и сил. Свободное же время, которое появлялось зимой, он, живя в Крыму (с осени 1865 г.), стал посвящать работе над книгой. Н. Н. Страхов увидел книгу «Россия и Европа» уже в виде полностью готовой рукописи в 1868 г. А когда ее увидел В. И. Ламанский? Только ли в журнале «Заря» в 1869 г.?
Примечательно, что свидетельство, проясняющее этот вопрос, появилось после смерти Н. Я. Данилевского. 23 ноября 1886 г. В. И. Ламанский выступил с речью в Петербургском славянском благотворительном обществе (собрание было посвящено «печальному болгарскому кризису»)25. Именно в этой речи он открыто высказался о панславизме и именно в ней содержатся ценные сведения, позволяющие приоткрыть завесу над обстоятельствами знакомства и последующих отношений между Н. Я. Данилевским и В. И. Ламанским.
В середине 1880-х гг. В. И. Ламанский находится в зените научной и общественной известности. И он сам затрагивает вопрос о том, что повлияло на его становление как исследователя, выделив два первостепенных момента. Во-первых, изучение им славянства, начиная с 1850 г., то есть с первого года учебы в Санкт-Петербургском университете (под руководством «незабвенного учителя» И. И. Срезневского). С тех пор, отмечает В. И. Ламанский, «я не могу указать в моей жизни ни одного месяца, когда бы я не работал и не размышлял над славянщиной». Во-вторых, в европейской литературе его имя с начала 1860-х гг. упоминается как имя «одного из приверженцев и сеятелей панславизма». В связи с этим, он подчеркивает, что «есть два капитальнейших сочинения, посвященные уяснению задач панславизма»: сочинение словака Л. Штура «Славянство и мир буду-
щего» и книга Н. Я. Данилевского «Россия и Европа»26.
Самое примечательное, что, как выясняется, В. И. Ламанский не в библиотеке прочитал работу Н. Я. Данилевского - его «дружелюбным вниманием <...>, - отмечает он, - я стал пользоваться со времени нашего знакомства, с половины 60-х гг.», он «знакомил меня с своим великолепным произведением еще в рукописи, когда оно у него обдумывалось и писалось»27.
Таким образом, реальное знакомство Н. Я. Данилевского и В. И. Ламанского началось в середине 1860-х гг., после возвращения В. И. Ламанского из Европы. Полагаем, что это произошло в 1866 г., так как к моменту встречи у Н. Я. Данилевского уже должно было быть готово в рукописи начало этого «великолепного произведения». Нет сомнений, что знакомство и общение Н. Я. Данилевского и В. И. Ламанского имело характер не случайного и формального пересечения (по поводу взносов в славянский комитет), а близких, «дружелюбных» личных отношений, так как Н. Я. Данилевский посвятил В. И. Ламанского в свою, так сказать, творческую лабораторию, познакомил со своим трудом, который тогда еще только «обдумывался и писался». Надо ли говорить, что для любого думающего интеллектуала такой «неофициальный допуск» к собственной рукописи в период творчества является высшим проявлением солидарных, «единомысленных» чувств.
Если учесть, что В. И. Ламанский на десять лет младше (в середине 1860-х гг. ему
32 года, а Н. Я. Данилевскому - 43), то, очевидно, что рукописи глав «России и Европы» своей откровенностью и смелостью, действительно, не могли не повлиять на молодого ученого-слависта. Хотя обо всем этом В. И. Ламанский, еще раз подчеркнем, сказал только в 1886 г., то есть через год после смерти Н. Я. Данилевского. Именно тогда же, в «Известиях» Петербургского Славянского общества, редактируемых В. И. Ламанским, публикуется статья Н. Н. Страхова, в которой подчеркивается значение «России и Европы» для русской общественной мысли28.
Контакт Н. Я. Данилевского с В. И. Ламанским в Петербурге не мог быть случайностью. Обоюдный интерес к славянским народам, к национальным отношениям, к тому, как воспринимается Россия в общественнополитической и научной мысли европейских
стран, - все это, полагаем, вело к тому, что их интеллектуальные дороги не могли не пересечься. К общению Н. Я. Данилевского и В. И. Ламанского совершенно подходит утверждение Н. Н. Страхова, что Н. Я. Данилевского «знали только люди лично с ним сходившиеся или специально интересовавшиеся тем, что он писал и делал»29. И В. И. Ламанский, безусловно, весьма заинтересовался тем, что писал, над чем думал Н. Я. Данилевский.
Примечательно, что В. И. Ламанского, которого как университетского исследователя-слависта никак нельзя подозревать в поверхностности, совсем не смущало то обстоятельство, что «Россия и Европа» написана не гуманитарием, не выпускником историкофилологического факультета, а натуралистом без ученой степени. Это даже поразительно
- В. И. Ламанский, будучи большим знатоком конкретной славянской истории и литературы, не отнесся к работе Н. Я. Данилевского как к дилетантскому труду.
В. И. Ламанский увидел в книге «Россия и Европа», в размахе и смелости ее автора нечто такое, что отсутствовало в университетской науке и столичной общественной (и тем более правительственной) мысли 1860-х гг. Можно вспомнить, как в начале 1860-х гг., то есть в общем-то незадолго до встречи с Н. Я. Данилевским, В. И. Ламанский пишет И. С. Аксакову, что во всем Азиатском департаменте МИДа есть только один юноша - университетский кандидат (В. В. Макушев), который «что-нибудь знает о славянах»30. Конечно, Н. Я. Данилевский - в узко ученом смысле -так же не так много «знал» о них, но он изложил собственный концептуальный взгляд на Россию и славянство, что не могло не заинтересовать В. И. Ламанского, и чего как раз и не хватало русско-славянской общественной мысли 1860-х гг. и последующих.
Высказывается точка зрения, что контакты Н. Я. Данилевского с деятелями славянского движения, такими как А. Ф. Гильфердинг, О. Ф. Миллер, Ф. И. Тютчев, А. А. Фет и В. И. Ламанский, «особой душевностью не отличались, скорее всего, это были его хорошие знакомые, нежели друзья, и тем более нельзя говорить о сознательной общности их позиций»31. Н. Я. Данилевский действительно не стремился слиться с теми или иными (даже близкими ему) общественными настроениями, он в любом случае сохранял самостоятельную интеллектуальную позицию. Но
в этом и было его преимущество, позволяющее высказываться более открыто. Он, конечно, не ученый славяновед, и даже не активист славянского движения, - он тот независимый мыслитель, значение которого могло быть признано в обществе только после смерти. В высшей степени показательно, что В. И. Ламанский позитивно высказался о нем лишь в 1886 г. Но тем самым значение этого отзыва только увеличивается. Выделение В. И. Ламанским на первом месте в славизме трудов Л. Штура и Н. Я. Данилевского говорит само за себя. При том, повторим, книга Н. Я. Данилевского характеризуется им как «великолепное произведение» и как, в своем роде, «капитальнейшее сочинение». Можно задуматься: о многих ли произведениях за свою долгую жизнь доктор, профессор и академик В. И. Ламанский так говорил?
Именно эта речь 23 ноября 1886 г. перевела Н. Я. Данилевского в разряд «классиков» русской общественно-политической мысли и славизма в частности. Подчеркнем, свое мнение о «России и Европе» В. И. Ламанский высказал не в частном письме, не в приватной беседе, не в воспоминаниях на склоне лет, а в публичном выступлении перед достаточно широким кругом столичной общественности.
Становление В. И. Ламанского как мыслителя началось до знакомства с Н. Я. Данилевским. Во второй половине 1850-х гг. он наладил общение с московскими славянофилами и их петербургскими соратниками (И. С. Аксаков, А. Ф. Гильфердинг, Ф. И. Тютчев, Ю. Ф. Самарин, Ф. В. Чижов), с которыми «проводил бывало много часов в беседах о различных вопросах славянских и о разных фазисах восточного вопроса»32. Уже в 1857 г. в статье «О распространении знаний в России» и 1860 г. в речи при защите магистерской диссертации, посвященной истории славян в древности, он формулирует идею о признании в истории, наряду с романо-германскими народами, славянской группы народов, которую он обозначает как «восточно-европейский», «греко-славянский мир»33. В предисловии к диссертации он также обозначает это последнее понятие34. Именно данная формула стала в 1870-1880-х гг. основополагающей, ключевой для исследователя. Однако отметим, что в самом тексте магистерской диссертации аргументация относительно содержания понятия «грекославянский мир» практически отсутствует.
Всестороннее историческое обоснование существования греко-славянского мира и разделения христианского человечества в средней и новой истории на две половины, восточную и западную, делается В. И. Ламанским в 1871 г. в докторской диссертации, то есть сразу вслед за публикацией труда Н. Я. Данилевского35. И это заставляет по-другому посмотреть на тот краткий отзыв о «России и Европе», который имеется в этой докторской диссертации (за 15 лет до речи 1886 г.). Затронув вопрос об истоках представления о двух «разнородных группах» -романо-германской и греко-славянской, В. И. Ламанский пишет, что в России в этом направлении было высказано «несколько глубоких мыслей и важных замечаний <...> в новейшее время особенно Н. Я. Данилевским, в его мало у нас понятом и тем менее оцененном труде “Россия и Европа”»36. Очевидно, что В. И. Ламанский с самого начала, в отличие от других, разглядел значение этого «капитальнейшего сочинения».
В какой степени концепция Н. Я. Данилевского оказала влияние на концепцию В. И. Ламанского? Вопрос этот требует тщательного текстуального и концептуального анализа работ В. И. Ламанского и потому -это отдельный вопрос. Возможно, его даже надо ставить и в обратном порядке, так как в 1864 г., то есть перед тем, как они познакомились, В. И. Ламанский вернулся из двухлетней зарубежной командировки по славянским землям и обладал весьма обширными и разнообразными знаниями.
В качестве примеров общения Н. Я. Данилевского и В. И. Ламанского можно вспомнить такие, думается, характерные, эпизоды: в 1869 г., то есть в год публикации «России и Европы», Ф. И. Тютчев приглашает В. И. Ламанского на встречу единомышленников и пишет ему: «Я просил бы вас предупредить об этом и Данилевского, в котором, наконец, удалось мне встретить и приветствовать ревнителя в уровень с моими чаяниями и притязаниями. Куда как вполне убежденный человек стал в наше время редким и освежительным явлением»37. В. И. Ламанский, как видим, в отличие от Ф. И. Тютчева, имеет более близкие личные отношения с Н. Я. Данилевским. А когда в 1872 г. Ф. М. Достоевский решил восстановить личное знакомство с Н. Я. Данилевским (в ту зиму приехавшем в Петербург), то на обед, как
вспоминает жена писателя Анна Григорьевна, был приглашен и В. И. Ламанский, а их общая беседа «затянулась до глубокой ночи»38.
Или пример, свидетельствующий о близости внешнеполитических представлений Н. Я. Данилевского и В. И. Ламанского в Восточном вопросе. В архиве В. И. Ламанского имеются черновые материалы, где он вспоминает ситуацию 1877 г., накануне объявления российско-османской войны (когда это «не было уже тайною»). На вечере «у одного высокопоставленного лица, весьма крупного государственного человека», как пишет В. И. Ламанский, «мы вместе с Данилевским и оба в один почти голос сказали, что больших успехов в решении восточного вопроса ожидать нельзя: вся его запутанность и сложность далеко не ясно представлялась сознанию наших самых замечательных деятелей»39. Этот визит («вместе с Данилевским») свидетельствует о продолжающихся между ними с середины 1860-х гг. довольно близких отношениях.
Относя вопрос об интеллектуальных взаимовлияниях между Н. Я. Данилевским и В. И. Ламанским к отдельной теме, один момент мы все же обойти не можем, так как он слишком бросается в глаза. Обратим внимание на общеизвестный факт: В. И. Ламанский начинает свой главный труд «Три мира» следующим тезисом - «Европа есть собственно полуостров Азии»40. И вот что примечательно - это не вывод в заключении, это аксиома, положенная в основание его трактата. Менее всего данный тезис вытекает из российской академической географии XVIII-XIX вв.41 Как известно, это есть фактически цитата из Н. Я. Данилевского, который в «России и Европе» свой главный географический вывод формулирует так: «В сущности же <...> Европы вовсе никакой нет, а есть западный полуостров Азии»42.
Исследователи, конечно, знают, что реальное содержание трактата В. И. Ламанского «Три мира» не всегда строго следует из основополагающего тезиса о том, что Европа есть полуостров Азии. Но первой строчки из книги не выкинешь (она фактически воспринимается как эпиграф), и при этом совершенно очевидно, что именно аналогичный вывод Н. Я. Данилевского, сделанный вполне в евразийском духе, оказал определяющее влияние не только на начальный тезис, но и на само название главного труда В. И. Ламанского
- «Три мира Азийско-Европейского матери-
ка». С тех пор, как Н. Я. Данилевский и В. И. Ламанский сформулировали этот «евразийский» подход к континенту, прошло уже 130-140 лет, но разве и сегодня он не выглядит авангардистски?
И еще один штрих. Теперь уже из мемориальной области.
27 января 1886 г. скончался И. С. Аксаков. В архиве В. И. Ламанского хранится черновик его выступления - памяти И. С. Аксакова. Однако примечательно, что текст этой речи, хотя и посвящен почти полностью покойному, но в каждой редакции начинается с обращения как к имени И. С. Аксакова, так и к имени Н. Я. Данилевского, который скончался за три месяца до этого - 7 ноября 1885 г. «Мне выпал почетный и печальный жребий, - пишет
В. И. Ламанский, - помянуть двух дорогих нам покойников, высоко нами чтимых и связанных взаимной любовью и уважением - об Ив.[ане] Сер[геевиче] Аксакове и Никол.[ае] Яковл.[евиче] Данилевском». Более того, там же он пишет о них как личностях «одинаково почитавших друг друга»43.
То, что в такую минуту В. И. Ламанский ставит имя крымского «затворника» рядом с именем лидера московских славянофилов, заставляет по новому посмотреть на место Н. Я. Данилевского в российской общественной мысли. В этой же рукописи В. И. Ламанский называет Н. Я. Данилевского среди близких (покойных к тому времени) соратников И. С. Аксакова. В частности, он пишет: «Поминая Ивана Сергеевича, мы поминаем <...> близкого приятеля и друга Юрия Самарина, Ф. В. Чижова, А. Н. Попова, Кошелева, Н. Милютина, кн. Черкасского, Гильфердинга, Скобелева, Н. Я. Данилевского, зятя и друга Ф. И. Тютчева»44. Весьма примечательный список! Весьма примечательно и то, что В. И. Ламанский включил в него Н. Я. Данилевского. Из непосредственных дальнейших слов В. И. Ламанского проясняется его отношение к этому замечательному списку: «Какой длинный ряд дорогих имен. Какая плеяда блестящих дарований, благородных характеров, сильных умов. Сколько <...> подвигов и заслуг русской гражданственности, русской литературе, русскому просвещению»44. Надо ли говорить о том, что этот «ряд дорогих имен» был дорог и значим не в последнюю очередь и для самого В. И. Ламанского.
Что касается отличий между двумя мыслителями в славянском вопросе, то, во-первых,
следует учесть, что Н. Я. Данилевский, как он пишет в публикуемом письме, «совершенно разделяет» мысли В. И. Ламанского. а, во-вторых, несмотря на близкие отношения (и в 1885 г.), не думает скрывать «некоторые оговорки». Н. Я. Данилевский верен себе: его «славянизм» предполагает не только духовное объединение, но и политическое -притом «более воинственного» характера45. «Меньший оптимизм» Н. Я. Данилевского в славянском вопросе, представляется, был, как ни парадоксально, более реалистичен, так как лишь культурный славизм в международных обстоятельствах второй половины XIX в. не был достаточен для региональной интеграции. Следует заметить, что представление о «миролюбии» В. И. Ламанского (и, наоборот,
о «воинственности» Н. Я. Данилевского - что можно трактовать как принципиальное разногласие между ними), подмеченное Н. Я. Данилевским, объяснялось, с одной стороны, спецификой конкретного обращения на французском языке к европейской аудитории (в «Государственных тайнах Венеции»), а, с другой, отнюдь не свидетельствовало о «за-облачности» полета мысли В. И. Ламанского. Он реалистичнее многих представлял Европу: как указывает О. В. Саприкина, уже через три года, в 1887 г., говорил «об угрожающих успехах германизма» в пределах славянского мира к концу XIX в.46 Общеизвестно и его предчувствие германо-российской войны в «Трех мирах».
В любом случае, как видим, несмотря на оттенки в понимании «славянизма» и Европы, несмотря на меньший оптимизм, по сути, скептицизм Н. Я. Данилевского (при общей вере в «правое славянское дело»), они с В. И. Ламанским поддерживают устойчивые дружеские отношения, основанные не на каких-то мимолетных субъективных симпатиях, а на общности ключевых позиций и общественнополитических интересов.
Публикуемое письмо Н. Я. Данилевского показывает, что встречи (и в Петербурге, и в Крыму), общение с В. И. Ламанским (и в письмах, и лично), продолжались фактически до конца жизни Н. Я. Данилевского. Обращает на себя внимание, как он, старший по возрасту, и начинает, и заканчивает свое письмо к В. И. Ламанскому - «душевно благодарю», «душевно преданный и глубоко уважающий»47. Поэтому, на наш взгляд, с полным основанием можно говорить, именно об их душевной
и интеллектуальной близости. Если бы этого не было, разве могли бы продлиться их дружеские отношения с середины 1860-х гг. по середину 1880-х?
Исследование жизни Н. Я. Данилевского не закончено. Необходимо внимательное изучение его отношений, например, с авторитетнейшим ученым и общественным деятелем П. П. Семеновым-Тян-Шанским, с военным министром Д. А. Милютиным.
Поиск и обнаружение новых документов, раскрывающих общение между Н. Я. Данилевским и В. И. Ламанским, реконструкция их интеллектуальных отношений на протяжении продолжительного двадцатилетнего периода - от середины 1860-х до середины 1880-х гг. - позволят скорректировать традиционное представление об интеллектуальном «одиночестве» Н. Я. Данилевского, точнее представить его место в российской общественной мысли второй половины XIX в.
Приложение
Письмо Н. Я. Данилевского к В. И. Ламан-
скому48
Многоуважаемый Владимир Иванович!
Душевно благодарю Вас, за присылку огромного труда Вашего. К сожалению большая часть его остается для меня littera clausa49, по совершенному незнанию итальянского языка, и по труду с которым могу читать латинское. Но введение Ваше прочел в первый же вечер50, и что могу Вам сказать, чего наперед бы Вы не знали, то есть что совершенно разделяю мысли Ваши, только, только с некоторою оговоркою, состоящею в том, что я смотрю несколько менее оптимистически на дело и при том с двух сторон. Во первых хотя и не сомневаюсь в окончательной победе правого Славянского дела, но если дела пойдут так, как они пошли по сию со времени С.[ан] Стефанского прелиминарного мира, через Берлинский конгресс51, то должно опасаться, что много планов Славянства успеет погибнуть для Славянства, как много уже и погибло, к времени торжества Славянского дела. А во вторых, хотя Европейцы и весьма различны, но есть одна общая точка соединения которая соединит почти всех если не всех против России и Славянства если захочет Россия выступить во главе его как освободительница и объединительница52. Удивительная вещь -
казалось бы Франция должна всеми мерами искать благорасположения России, и каково же было ее поведение на Берлинском конгрессе, каково общественное мнение и теперь53, а мы всячески все портим и портим. - Конечно иначе писать как Вы пишете да еще на французском языке, как пишут в Славянских известиях и писать нельзя, но признаюсь мой славянизм или панславизм который должен состоять не только в освобождении - в чем еще мало проку - доказательства Сербия и Болгария54 но и в объединении не духовном только а непременно и политическом более воинственного и менее миролюбивого характера.
Многие места (французские) в книге Вашей я также прочел и радуюсь тому громкому обвинительному акту который собрали против Европейской политики чтобы не указывали спицы в чужом глазу не замечая бревна в своем. Внутреннего состояния Венеции по обширности его еще не успел прочесть55.
Очень обрадуете Вы меня дорогой Владимир Иванович Вашими посещениями. Если не случиться ничего непредвиденного то в июле и в августе думаю быть у себя56. Но надеюсь еще увидеть Вас раньше этого потому что думаю быть в Петербурге в апреле скоро после Пасхи57.
Я все еще занят окончанием первой части моего труда, т. е. [2 сл. нрзб.] и проч., что также не мало берет времени58.
Душевно преданный и глубоко уважающий
Н. Данилевский
31 января [1885 года]
Петербургский филиал архива РАН. Ф. 35 (Фонд В. И. Ламанского). Оп. 1. Д. 509. Л. 1-2 об.
Примечания
1 Семенов, П. Н. Николай Яковлевич Данилевский. СПб., 1885. С. 2.
2 Данилевский, Н. Я. Россия и Европа : Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. 6-е изд. СПб., 1995.
3 Данилевский, Н. Я. Горе победителям. М., 1998.
4 Бажов, С. И. Философия истории Н. Я. Данилевского. М., 1997; Балуев, Б. П. Споры о
судьбах России : Н. Я. Данилевский и его книга «Россия и Европа». Тверь, 2001; Султанов, К. В. Социальная философия Н. Я. Данилевского. СПб., 2001; Н. Я. Данилевский и современность : сб. ст. Тверь, 2004.
5 Нугманова, Н. Х. Н. Я. Данилевский : традиции цивилизационного подхода в отечественной историографии : автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 1996; Ефремов, А. В. Концепция Н. Я. Данилевского в оценках современников (1870-1890-е годы) : автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2006; Емельянов-Лукьянчиков, М. А. Концепция исторического развития в наследии русских и европейских основателей цивилизационного подхода : автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 2006; Хорошева, А. В. Творчество Н. Я. Данилевского в общественной мысли пореформенной России : автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 2007.
6 Леонтьев, К. П. Владимир Соловьев против Данилевского // Восток, Россия и Славянство. М., 1996. С. 469.
7 Страхов, Н. Предисловие // Сборник политических и экономических статей Н. Я. Данилевского. СПб., 1890. С. 11-111.
8 См.: Дело Н. Я. Данилевского // Дело Петрашевцев. Т. 2. Л. ; М., 1940.
9 Семенов, П. Н. Указ. соч. С. 3.
10 Емельянов-Лукьянчиков, М. А. Указ. соч. С. 17; Письмо Н. Я. Данилевского к И. С. Аксакову [Б. г.] // РГАЛИ. Ф. 10 (Аксаковы). Оп. 3. Д. 157 а. Л. 1-3 об. По мнению М. А. Емельянова-Лукьянчикова, это письмо относится к периоду от 1877 по 1885 г., однако, полагаем, что оно было отправлено в 1883-1884 гг., так как Н. Я. Данилевский пишет о статье для «журнала» «Русь», - но, как известно, «Русь» в виде двухнедельного издания выходила именно в эти годы.
11 Цит. по: Емельянов-Лукьянчиков, М. А. Леонтьев и Данилевский о «славянской цивилизации» // Золотой Лев. 2008. № 138-139. иКЬ : http://www.zlev.ru/138/138_9.htm.
12 Хорошева, А. В. Творчество Н. Я. Данилевского в общественной мысли пореформенной России : дис. ... канд. ист. наук. М., 2007. С. 10.
13 Письмо Н. Я. Данилевского к В. И. Ламан-скому // Петерб. фил. арх. РАН. Ф. 35. Оп. 1. Д. 509. Л. 1-2 об.
14 Грот, К. Я. Владимир Иванович Ламанский (19 ноября 1914 г.). Пг., 1915. С. 15-16.
15 Семенов-Тян-Шанский, В. П. Владимир Иванович Ламанский как антропогеограф и
политикогеограф // Живая старина. Пг., 1915.
С. 10.
16 Шахматов, А. А. Владимир Иванович Ла-манский : некролог. Пг., 1914. С. 1343; Князев, Г. М. Предисловие // Ламанский, В. И. Три мира Азийско-Европейского материка. Пг., 1916. С. IV.
17 Lamansky, V. Secret d’Etat de Venise. Documents, extraits, notices et etudes servant a eclair-cir les rapports de la seigneurie avec les Grecs les Slaves et Porte Ottomane a la fin du XV et au XVI siecle par Vladimir Lamansky, professeur de l’Universite de S.-Petersbourg. SPb., 1884.
18 Саприкина, О. В. Академик В. И. Ламанский (1833-1914) : научное наследие и общественная деятельность : дис. . канд. ист. наук. М., 2004. С. 63.
19 Хорошева, А. В. Творчество Н. Я. Данилевского в общественной мысли пореформенной России : дис. . канд. ист. наук. М., 2007. С. 79.
20 Никитин, С. А. Славянские комитеты в России в 1858-1876 годах. М., 1960. С. 59-60.
21 Данченко, Е. В. Научная деятельность, исторические и общественно-политические взгляды В. И. Ламанского : дис. . канд. ист. наук. М., 2004. С. 26.
22 Ламанский, В. И. Речь при защите докторской диссертации в 1871 году (Черновик) // ПФА РАН. Ф. 35. Оп. 2. Д. 115. Л. 3.
23 Семенов-Тян-Шанский, П. П. Мемуары // Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников. Т. 1. М., 1990. С. 294.
24 Страхов, Н. Н. Жизнь и труды Н. Я. Данилевского // Данилевский, Н. Я. Россия и Европа. СПб., 1995. С. XXIV.
25 [Ламанский, В. И.] Речь почетного члена
В. И. Ламанского, в С.-Петербургском славянском благотворительном обществе, 23 ноября
1886 г. СПб., 1887. С. 9.
26 Там же. С. 5-6.
27 Там же. С. 5.
28 Страхов, Н. Н. О книге Н. Я. Данилевского «Россия и Европа» // Изв. С.-Петерб. Славян. благотвор. о-ва. 1886. № 12.
29 Страхов, Н. Н. Жизнь и труды Н. Я. Данилевского. С. XXVI.
30 Переписка двух славянофилов // Рус. мысль. 1916. Кн. 12. С. 93.
31 Хорошева, А. В. Указ соч. С. 79.
32 [Ламанский, В. И.] Указ. соч. С. 5; Грот, К. Я. Владимир Иванович Ламанский (19 ноября 1914 г.). Пг., 1915. С. 7.
33 Ламанский, В. И. О распространении зна-
ний в России. СПб., 1857. С. 29-30, 34; Рус. беседа. 1860. Кн. 19, № 1. Смесь. С. 120.
34 Ламанский, В. И. О славянах в Малой Азии, в Африке и в Испании. СПб., 1859. С. V
35 Ламанский, В. И. Об историческом изучении Греко-Славянского мира в Европе. СПб., 1871. С. 1-60.
36 Там же. С. 10-11.
37 Ф. И. Тютчев - В. И. Ламанскому [1869] // Тютчев, Ф. И. Россия и Запад. М., 2007. С. 383.
38 Ефремов, А. В. Данилевский и Достоевский. Футурология панславизма и национальный мессианизм // Российский консерватизм в литературе и общественной мысли XIX века. М., 2003. С. 73.
39 ПФА РАН. Ф. 35. Оп. 2. Д. 152. Л. 2 об.-3.
40 Ламанский, В. И. Три мира Азийско-Европейского материка. Пг., 1916. С. 1.
41 См.: Бассин, М. Россия между Европой и Азией : идеологическое конструирование географического пространства // Российская империя в зарубежной историографии. М., 2005.
С. 282-292.
42 Данилевский, Н. Я. Россия и Европа. СПб., 1995.С. 47.
43 Ламанский, В. И. Памяти И. С. Аксакова (неопубликовано) // ПФА РАН. Ф. 35. Оп. 2. Д. 85. Л. 1, 12, 22.
44 Там же. Л. 1 об.
45 ПФА РАН. Ф. 35. Оп. 1. Д. 509. Л. 2.
46 Саприкина, О. В. Указ. соч. С. 115-116.
47 ПФА РАН. Ф. 35. Оп. 1. Д. 509. Л. 2 об.
48 Автограф. Сохранена пунктуация оригинала.
49 Закрытая буква (лат.)
50 Источники из ватиканских архивов опубликованы на языке оригинала. Введение и исследовательские очерки написаны В. И. Ламанским на французском языке. Уже первые рецензенты, например, Ф. М. Истомин, высказали в 1884 г. пожелание, чтобы книга В. И. Ламанского, изданная в расчете на европейские научные круги, в силу ее важности была бы переведена на русский язык (Истомин, Ф. М. Новый ученый труд В. И. Ламанского Secret d’Etat de Venise // Изв. С.-Петерб. Славян. благотвор. о-ва. 1884. № 1. С. 26-27). Однако этот первоклассный исторический труд так до сих пор и не переведен.
51 Развернутое отношение Н. Я. Данилевского к Сан-Стефанскому договору и Берлинскому конгрессу изложено в статье «Россия и Восточный вопрос» («Горе победителям») (Рус.
речь. 1879, январь-февраль; Сборник политических и экономических статей Н. Я. Данилевского. СПб., 1890. С. 139-219).
52 Менее чем через два года (в ноябре 1886 г.) В. И. Ламанский в речи по поводу болгарского кризиса сам скажет, что этот кризис «обличил еще раз, во очию нынешних поколений, глубокую рознь воззрений, сочувствий и интересов, которая издавна разделяет романо-германскую Европу и Россию», что этот кризис показал: Европа стоит за свободу славянских народов, но «под единственным условием, чтоб они были заодно с нею против России» (Речь почетного члена В. И. Ламан-ского, в С.-Петербургском славянском благотворительном обществе, 23 ноября 1886 г. СПб., 1887. С. 9, 10).
53 Настроения во Франции иногда менялись: осенью 1886 г. (во время того же болгарского кризиса), отмечает В. И. Ламанский, «одна Франция держалась в стороне» и даже «подавала свой голос за нас» (Речь почетного члена
В. И. Ламанского... 23 ноября 1886 г. СПб., 1887. С. 9).
54 Неконструктивная эволюция Болгарии и Сербии в первой половине 1880-х гг. вскоре,
в 1885 г., приведет к сербо-болгарской войне, а в 1886 г. - к разрыву российско-болгарских дипломатических отношений.
55 По мнению А. С. Будиловича, публикация материалов из венецианских архивов стремится «открыть изнанку западноевропейской жизни в век Возрождения и гуманизма, в противоположность господствующему пане-гиризму западных историков» (Будилович, А.
С. Новые данные по истории Восточного вопроса // Журн. М-ва нар. просвещения. 1885. № 2. С. 317), в частности, документы вскрывают теорию «оправдания средств целью» и практику политических убийств.
56 То есть в Крыму, откуда и написано письмо.
57 Свидетельствует о неоднократных встречах Н. Я. Данилевского с В. И. Ламанским как в Петербурге, так и в Крыму.
58 В первой половине 1880-х гг. Н. Я. Данилевский работает над книгой, где подвергает обоснованной критике учение Ч. Дарвина (Данилевский, Н. Я. Дарвинизм. Критическое исследование. СПб., 1885. Т. 1, ч. 1-2; СПб., 1889. Т. 2).
