"я"-повествование в современной русской прозе: фикциональный и фактуальный аспекты автобиографического текста Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

«Я»-повествование в современной русской прозе...

4. Дарвин М.Н. Художественная циклизация лирики // Теория литературы. Роды и жанры. -М: ИМЛИ РАН, 2003 г. - С. 467-552.

5. Лавров А. У истоков творчества А. Белого // Белый А. Симфонии. - Л.: Художественная литература, 1991.

6. Минералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма. - М.: Флинта; Наука, 2004.

7. Новиков Л.А. Стилистика орнаментальной прозы А. Белого. - М.: Наука, 1990. - С. 181.

8. Орлицкий Ю.Б. Русская проза ХХ века: реформа А. Белого // Андрей Белый. Публикации. Исследования. - М.: ИМЛИ РАН, 2002.

9. Сандомирская В.Б. Отрывок в поэзии А.С. Пушкина 20-х годов // А.С. Пушкин. Исследования и материалы. Т. 9. - Л.: Наука, 1979. -С. 69-83.

Т.Г. Кучина

«Я»-ПОВЕСТВОВАНИЕ В СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ ПРОЗЕ: ФИКЦИОНАЛЬНЫЙ И ФАКТУАЛЬНЫЙ АСПЕКТЫ АВТОБИОГРАФИЧЕСКОГО ТЕКСТА

Автобиографическую прозу 1990-2000-х гг.

отличает разнообразие жанровых де-_ финиций-«неологизмов», пришедших на смену традиционным категориям «автобиографической повести» или «автобиографического романа». Так, Андрей Сергеев свою книгу «Альбом для марок» определяет как «коллекцию людей, вещей, слов и отношений» (так указывается в №7 «Дружбы народов» за 1995 год; любопытно, что в окончании журнальной публикации - в №8 - порядок понятий в подзаголовке меняется: «коллекция людей, отношений, слов, вещей» - последовательность предъявления читателю коллекционных предметов демонстративно свободна). Александр Чудаков свою автобиографическую книгу «Ложится мгла на старые ступени» называет романом-идиллией, Сергей Гандлевский «Трепанацию черепа» - «историей болезни». А вот автобиографическая проза Рубена Гальего стала примером наиболее радикального пересмотра жанровых примет текста: первая публикация - тогда еще под заглавием «Черным по белому» - состоялась в журнале «Иностранная литература» (2002) под рубрикой «Документальная проза»; спустя три года «Лимбус Пресс» издает книгу Гальего как «автобиографический роман в рассказах» («Белое на черном», СПб., 2005).

Последний пример весьма показателен не только по причине смены заглавия и акцентированного синтеза жанровых форм (роман-рассказ). Из разряда non-fiction повествование Р. Гальего перекочевало в сферу фикциональных текстов, не претерпев никаких качественных изменений: книга отличается от журнальной версии лишь тем, что

в нее вошли несколько новых эпизодов, стилистически однородных по отношению к ранее опубликованным текстом. Граница между литературой факта и литературой вымысла оказалась прозрачной и проницаемой настолько, что само ее существование теперь необходимо верифицировать.

Теоретико-литературные исследования последних десятилетий (в частности, работы Ж. Женет-та, Э. Брасс, С. Чатмена, Д. Серля, Ф. Лежена, Д. Олни, Д. Харрис и др.) отчетливо показывают, что нарративные нормы фактуального и фикцио-нального текста отнюдь не «антонимичны»; более того, «повествовательные формы запросто пересекают границы между вымыслом и не-вымыс-лом» [7, с. 407], а обоюдная мимикрия нарративных режимов заставляет искать параметры разграничения fiction и non-fiction за пределами текста.

По верному замечанию М. Маликовой, применительно к русской традиции, где преобладают не аутентичные (документальные) автобиографии, а фикциональные (и едва ли не чаще встречаются автобиографические поэмы - демонстративно конвенциональные «жизнеописания») «"сепаратистское", ограничительное определение автобиографии оказывается особенно непродуктивным. Можно говорить только о градуальных различиях, исторических тенденциях» [9, с. 9].

Среди тенденций, характеризующих русскую автобиографическую прозу рубежа XX-XXI вв., следовало бы отметить нетождественность автора, повествователя и персонажа, девальвацию аутентичности (оценка автобиографического текста по критерию истинности / ложности факультативна и не является больше жанрообразующим признаком), фикционализацию воспоминания

© Т.Г. Кучина, 2006

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 6, 2006

91

ФИЛОЛОГИЯ

Т. Г. Кучина

как «эмпирического» источника автобиографического письма (замещение документального факта литературным и подрыв реальной модальности повествования), преобладание внефабуль-ных связей между событиями при нелинейной их последовательности. Автобиографическое повествование - не столько хроника частной жизни («летопись персональности»), сколько нарративная реконструкция «я» как фигуры речи. Это положение согласуется с тезисом Пола де Мана, сформулированным в работе «Autobiography as Defacement»: «Autobiography... is not a genre or mode, but a figure of reading or of understanding that occurs, to some degree, in all texts» (Автобиография. не жанр или форма, а фигура чтения или понимания, присутствующая в какой-то степени в любых текстах) [1, p. 70]. На фундаментальные вопросы теории автобиографии в литературоведении ХХ века: «.Whether one can know oneself, and if so to what extent? If not, what is that which is "known" as "the self'? To what extent does one create the self?» (Можно ли познать самого себя, и если да, то до какой степени? Если нет - тогда что такое то, что «осознано» как «я»? В какой степени можно сотворить собственное «я»?) [2, p. 12] - современная русская проза дает подчас парадоксальные, но вполне в духе времени ответы.

Прежде всего, «я»-повествователь / «я»-пер-сонаж автобиографического произведения претендует на достоверность только в первой своей ипостаси - в роли нарратора. Аутентичность «я»-персонажа - своеобразная литературная «опция», выбор которой не является обязательным, причем как в фикциональных текстах, так и в тех, что позиционируются авторами как non-fictions. Александр Жолковский, например, в «Мемуарных виньетках и других non-fictions» лукаво предуведомляет читателя: «Все описанное, как говорится, правда, - за исключением, может быть, некоторых автопортретных штрихов <.> Все это пишется не с последней прямотой, а известном жанре, задающем сложный баланс откровений и умолчаний» [8, c. 6]. Михаил Безродный в одном из автобиографических эпизодов «Конца цитаты» представляет «я»-персонажа как «производную» от виртуального квазиклассического текста: «Российское консульство в Мюнхене выдало «визу въездную-выездную». В графах «гражданство», «фамилия», «с детьми до 16 лет» значится:

БЕЗ ГРАЖДАНСТВА

БЕЗРОДНЫЙ ОДИН -

что так и просится стать зачином баллады в переводе Жуковского:

До рассвета поднявшись, коня оседлал, Без гражданства, безродный, один. -либо финалом жестокого романса:

Один, без гражданства, безродный, Скитаясь в родимом краю.» [4, c. 152]. Однако самый радикальный способ не просто разбалансировать «я» (утверждение «я^я» становится в той же степени верно, как и «я=я»), но и привести его к нарративной аннигиляции, находит Михаил Гаспаров. «Я чувствую себя слогом силлабического стиха, к которому силлабо-тонические читатели предъявляют каждый свое метрическое ожидание» [6, с. 171]. Автобиографическая аутентичность «я» поставлена в прямую зависимость от дискурсивной компетентности читателя - причем исходя из контекста приходится признать, что горизонт читательских ожиданий увиден «я»-повествователем как заведомо не отвечающий «правде факта». Финал же «Записей и выписок» - личный ответ М. Гаспарова теоретикам автобиографического письма: «Я <.> не знаю, какой я? Такой, как есть? как был в давнем возрасте? как представляю себя в фантазиях? И оттого, что я этого не знаю, я медленно исчезаю и перестаю существовать» [6, с. 415]. Экзистенциальная неверифицируемость «я» приводит к невозможности «закрепиться» в реальности, к исчезновению «я» за пределами текста («Каждый человек есть связка цитат, и у меня только перетерлась нитка, на которую они нанизаны» [6, с. 301]). «Я»-повествователь тем самым удостоверяет переход «я»-персонажа в категорию минус-приемов.

Мир памяти как источник эмпирических сведений для построения автобиографии также оказывает ся подвержен «реструктуризации». «Memories do not make an autobiography» (Воспоминания еще не есть автобиография) [3, p. 65] - а потому исследователь должен принимать во внимание неизбежную нарративную трансформацию любого события (или последовательности событий). По замечанию Д. Харрис, «most scholars of autobiography agree <.> that the structure of autobiographical discourse is based on the parallelism between the narrator's growing consciousness of his experience and the objectification of that experience in the telling» (Боль-

92

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 6, 2006

«Я»-повествование в современной русской прозе..,

шинство исследователей автобиографии согласны друг с другом в том, что структура автобиографического дискурса основывается на параллелизме растущего осознания повествователем его жизненного опыта и объективации этого опыта в рассказывании) [2, p. 5]. Иными словами, «я» вспоминающее не равно «я» вспоминаемому; само же «воспоминание» существует как эмпирическая база автобиографии лишь благодаря дискурсивному развертыванию в тексте.

Отсюда и дисперсная структура современных автобиографических текстов: книги всех упоминавшихся нами ранее авторов отчетливо делятся на фрагменты (вплоть до автономных «словарных статей», как у М. Гаспарова), связи между которыми носят внефабульный характер. Нелинейный характер нарратива обусловлен высокой значимостью парадигматических отношений между текстовыми элементами, будь то система рефренов в прозе Р. Гальего (пожалуй, во втором романе писателя - «Я сижу на берегу» - она даже более заметна, чем в первом) или новые «опре-деления»-заметки к уже описанным словарным единицам у М. Гаспарова (к таким понятиям, как «человек» или «язык», автор возвращается в каждой части книги, причем дает не по одной «выписке» значения).

Дискретность событийного ряда имеет и еще одно следствие: в автобиографическом тексте современного писателя (в отличие, например, от хроникального романа воспитания) «я»-персо-наж - «величина» переменная, он возникает из калейдоскопической мозаики разнообразных житейских и литературных микросюжетов, из отражений в иных персонажах. Реальность прошлого не только повествуется - она читается «я»-повествователем как готовый сюжет. Не случайны, например, многочисленные ссылки на «пэт-терны» судьбы - patterns - в «Альбоме для марок» А. Сергеева: «Скорее всего, я пошел бы в университет на филологический. Но опять, по пэттерну, вмешалась случайная книга. Аляутди-нов принес на урок... Как я стал кинорежиссе-

ром» [10, с. 83]. Итог - поступление во ВГИК; правда, первая интерпретация «пэттерна» оказалась недостоверной - ошибочное прочтение исправлять пришлось переводом в Институт иностранных языков.

Центром же, нарративной «константой» автобиографического текста остается повествователь. Независимо от фактуальной достоверности / недостоверности рассказываемого фактор «дискурсивной истинности» - веры нарратора в то, что утверждается его текстом, - остается для читателя решающим. Иными словами, между автором и читателем складывается невербализуе-мая «договоренность» - по умолчанию признать сугубо фикциональный мир текста равным биографической реальности.

Библиографический список

1. De Man P. Autobiography as Defacement // De Man P. The Rhetoric of Romanticism. - New York: Columbia University Press, 1984. - P. 67-82.

2. Harris J.G. Diversity of Discourse: Autobiographical Statements in Theory and Praxis // Autobiographical Statements in Twentieth-Century Russian Literature. Ed. by J.G. Harris. - Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1990.

3. Mandel B.J. Full of Life Now / Autobiography: Essays Theoretical and Critical. Ed. by J. Olney. -Princeton: Princeton University Press, 1990. - P. 49-72.

4. БезродныйМ. Конец цитаты. - СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 1996.

5. Гальего Р. Белое на черном. - СПб.: Лим-бус Пресс, 2005.

6. Гаспаров М.Л. Записи и выписки. - М.: Новое литературное обозрение, 2000.

7. Женнет Ж. Фигуры. В 2 т. Т. 2. - М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998.

8. Жолковский А.К. Мемуарные виньетки и другие non-fictions. - СПб., 2000.

9. Маликова М.В. Набоков. Авто-био-гра-фия. - СПб: Академический проект, 2002.

10. Сергеев А. Альбом для марок // Дружба народов. - 1995. - №№8. - С. 43-117.

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 6, 2006

93