CC BY
160УДК 94(47), 929
К. Н. Морозов
«Я не Шарлотта Корде, но жить без действия надоело»: новые свидетельства и штрихи к портрету и биографии Фанни Ефимовны Каплан*
Пытаясь реконструировать жизнь и образ Ф. Е. Каплан, неминуемо сталкиваешься с несколькими проблемами. Во-первых, с проблемой серьезного дефицита информации о ней. Во-вторых, с проблемами путаницы (начиная с фамилий и отчеств), достоверности/недостоверности той или иной информации. В-третьих, с проблемой прямой сознательной фальсификации и искусственной мифологизации образа Каплан. И, наконец, с тем давлением, который на тебя как исследователя оказывает миф, созданный, с одной стороны, властями сразу по горячим следам событий еще на рубеже августа-сентября 1918 г., а с другой — членом ЦК ПСР Д. Д. Донским.
ГО
2г
С первых же дней после покушения советские газеты стали употреблять в адрес Ф. Е. Каплан такие эпитеты, как «идиотка-интеллигентка», и изобра- Э жать ее истеричкой. Так, в сообщении «Известий ВЦИК» от 3 сентября 1918 г. ^
Л
в заметке «Ройд-Каплан» заявлялось: «Каплан проявляет признаки истерии. -У
Г) о
В своей принадлежности партии эсеров она созналась, но заявляет, что перед
покушением будто вышла из состава партии»1. Показательно, что заявле- ^ ние Каплан (ни в одном из протоколов ее допросов оно не было зафиксиро- Э
вано), что она вышла из партии эсеров перед покушением и, следовательно, | _
* Статья написана в рамках работы над грантом РФФИ № 16-01-00235-0гн «Борис Са- ^ винков: опыт научной биографии». -3
сл
ее покушение носит индивидуальный, а не партийный характер, — власти совершенно не устраивало и они вдруг сделали вывод, что подобные заявления являются признаком истерии.
Как представляется, называть ее «идиоткой-интеллигенткой», ненормальной и полусумасшедшей власть (а позже и советская пропаганда) стала, во-первых, потому что человек, поднявший руку на такую святыню, как В. И. Ленин, должен был быть или ярким суперврагом, или психопатом, а так как на убедительный образ врага Ф. Е. Каплан не тянула, в то время как ко второй категории революционерку и каторжанку Каплан можно было отнести, не вдаваясь в столь неприятную тему, как ее мотивы убийства великого революционера, то представление о ее психической неполноценности было доминирующим. А во-вторых — чтобы не дать сложиться положительному образу Каплан как наследницы народовольческих и эсеровских традиций «тиранобор-ства», продолжающих европейские традиции. Как пример формирования ее положительного образа можно привести цитату Б. В. Савинкова и стихотворение К. Бальмонта. Первый в статье «Евреи, большевики и погромы» писал: «Ка-негиссер, Каплан, Виленкин, Дашевский... тоже евреи, дети одного и того же народа. Но не вправе ли мы, русские патриоты, гордиться их именами? Они отдали свою жизнь за Россию. И не мы, русские, подняли руку на Ленина, а еврейка Каплан, и не мы, русские, убили Урицкого, а еврей Канегиссер, не следует забывать об этом. Вечная слава им. Каплан — исключение. Да, без сомнения. Но ведь и русские, за родину отдавшие свою жизнь, — исключение...»2 А Константин Бальмонт в 1927 г. написал стихотворение, начинавшееся строками:
Люба мне буква «Ка»,
Вокруг нее сияет бисер.
Пусть вечно светит свет венца 2 Бойцам Каплан и Каннегисер.
о оа
^ Но не только власти рисовали ее образ как ненормальной. Весьма показате-« лен рассказ эсерки Б. А. Бабиной об ответе Д. Д. Донского на ее вопрос в Бутыр-^ ской тюрьме в феврале 1922 г. «Скажите мне, как могло случиться, что эсерка ^ Фанни Каплан по заданию ЦК пошла убивать Ленина?»: «..."Так вот, милочка, а прежде всего, установим: никогда Фанни Каплан не была членом нашей партии... у Теперь второе. Она, действительно, приходила к нам, и именно ко мне лично, а с предложением послать ее убить Ленина. Посмотрел я на нее тогда — женщина
Он
£ довольно красивая, но несомненно ненормальная, да еще с разными дефектами: ® глухая, полуслепая, экзальтированная вся какая-то. Словно юродивая! Меньше | всего мне приходило в голову отнестись к ее словам серьезно. Я ведь в конце ^ концов не психиатр, а терапевт. Уверен был — блажь на бабенку напала!.." Он \ЕГ помолчал немного. — "Помню, похлопал я ее по плечу и сказал ей: «Пойди-ка £ проспись, милая! Он — не Марат, а ты — не Шарлотта Корде. А, главное, наш ЦК С
никогда на это не пойдет. Ты попала не по адресу. Даю добрый совет — выкинь это всё из головы и никому больше о том не рассказывай!»"»3.
Можно уверенно утверждать, что все эти утверждения Д. Д. Донского не соответствует действительности: 1) так как Ф. Е. Каплан была членом ПСР (но идя на индивидуальный (а не партийный) акт, накануне покушения вышла из партии), 2) на встрече в августе с Каплан в присутствии Г. И. Семенова Донской от своего имени, а по всей видимости, от имени Московского бюро ЦК, которое он вместе С. В. Морозовым тогда образовывал, всё же дал Каплан в присутствии Семенова добро на индивидуальный акт (или, правильнее сказать, не запретил его), 3) экзальтированность, ненормальность и «юродивость» Каплан были или выдуманы Донским или очень сильно гипертрофированы.
Д. Д. Донской также, пожалуй, перестарался, живописуя Бабиной свое поведение во время разговора с Каплан. Так с бывалой каторжанкой мог разговаривать только отъявленный хам, но никак не член ЦК ПСР, где всегда культивировалось подчеркнуто уважительное отношение к каторжанам и тем более к женщинам-каторжанкам. Можно было бы всё списать на имманентно присущее лично Донскому хамство, но никто и никогда за всю его жизнь даже не упоминал о таком весьма заметном качестве. Представляется, что Донской оговорил себя, чтобы скрыть весьма неудобную для себя правду.
Характерно, что знавшая Каплан еще по каторге и затем видевшая ее в 1918 г. Ф. Н. Радзиловская на допросе 1 сентября 1918 г. свидетельствовала: «При всех встречах она производила на меня впечатление вполне уравновешенного человека»4. Ни одна из знавших Ф. Е. Каплан каторжанок, ни даже боевиков группы Семенова не называли ее ненормальной или истеричкой. Впрочем, и один из лидеров ПСР А. Р. Гоц на процессе социалистов-революционеров 1922 г. оспаривал утверждения Г. И. Семенова, якобы слышавшего от него подобное: «Никогда в беседе с Семеновым я не говорил ему о Фанни Каплан как об истеричке. Я никогда Фанни Каплан не знал, лично с ней не встречался и поэтому я не мог ее так квалифицировать. Всё же, что я узнал впоследствии, рисует ее в моих глазах, конечно, в других чертах и облик ее для меня представляется °2 не таким, чтобы я мог ее так назвать»5. а
Миф о Ф. Е. Каплан как о юродивой и великой неудачнице укоренился в со- ^ знании советских людей, что поддерживался и обыденным сознанием. И век назад, и в позднесоветское время, и сегодня этот миф стихийно поддерживается | в том числе и потому, что обыденное сознание не в состоянии понять мотивы, толкавшие народовольцев, эсеров и Каплан на покушение, влекущее собствен- -с ную гибель (и их фактическое самопожертвование). Это относится не только % к обыденному сознанию. Очень характерно, что при оценке революционеров ® вообще и террористов в частности ряд исследователей рассматривает их по- ^ ведение исключительно как девиантное, а то и прямо ищет у них разного рода § психические отклонения и патологии, в том числе и жажду смерти. У Т. Ша- ^ нина есть очень тонкое замечание: «Ученые, исследующие общество, часто я
упускают из виду важнейшую составляющую любой революционной схватки: пыл и гнев, которые движут революционерами и делают их теми, кто они есть. Академическая подготовка и буржуазные условности притупляют понимание этих явлений. Гнев и страсть невозможно «операционализировать» в факторах, таблицах и цифрах. Для тех, кто утончен до степени оторванности от многих реалий жизни, всепоглощающие эмоции кажутся вульгарными или неискренними. Но без учета этого «фактора» любое объяснение революции остается неадекватным. Вот почему чиновники, банкиры, генералы и ученые так часто не могут увидеть революционный подъем, даже когда они являются его прямыми свидетелями. В самой сердцевине революции лежит эмоциональный взрыв морального негодования, отвращения и ярости такой мощи, когда невозможно продолжать молчать, какой бы ни была плата. Охваченные его жаром люди на время превосходят самих себя, разбивая оковы инстинкта самосохранения, обычаев, каждодневного удобства и заведенного порядка»6.
В данной статье будет рассказано о некоторых наиболее существенных находках, которые добавляют новые штрихи к биографии и к портрету Ф. Е. Ка-план. Первая история относится к 1908 г. и освещается документами Министерства юстиции, Киевского охранного отделения и Департамента полиции. В деле Первого департамента министерства юстиции «О взрыве снаряда 22 декабря 1906 г. в гор. Киеве в Купеческой гостинице» помимо документов декабря 1906 и января 1907 г., в которых сообщалось об обстоятельствах взрыва, аресте и осуждении 30 декабря военно-полевым судом Каплан «по лишении всех прав состояния к ссылке в каторжные работы без срока» содержится несколько документов, свидетельствующих о том, что в судьбе Каплан могли произойти серьезные изменения. Как видно из донесения прокурора Киевского окружного суда министру юстиции от 17 января 1907 г., дело о взрыве в гостинице было после осуждения Каплан возвращено следователю по особо 2 важным делам Новоселецкому для «дальнейшего продолжения следствия в от-CJ. ношении второго по делу обвиняемого, назвавшего себя Зельманом Абрамо-J вым Тама»7. Прокурор Киевского окружного суда доносил министру юстиции и 17 мая 1908 г., что означенное дело «находилось всё время в стадии производ-^ ства розыска названного обвиняемого. Сего же числа мною получен от проку-^ popa одесского окружного суда протокол заявления, содержащегося в местной s тюрьме арестанта Шмидмана о том, что он является именно тем лицом, которое у принесло в купеческую гостиницу взорвавшуюся там бомбу, и что осужденная s по этому делу военно-полевым судом мещанка Фейга Каплан не причастна
Он
£ к совершению означенного преступления. Заявление Шмидмана препрово-
s ждено мною судебному следователю по особо важным делам Новоселецкому
| для проверки его следственным порядком»8. На этом документе была наложе-^ на резолюция «Просить прокурора ОС уведомить о результатах расследования \ЕГ заявления Шмидмана». 27 мая от имени вице-директора Первого департамента
£ министерства юстиции прокурору было отправлено письмо с просьбой сооб-
QJ
С
щить о результатах «расследования, произведенного по содержанию заявления содержащегося в одесской тюрьме Якова Шмидмана о том, что взорвавшаяся в Купеческой гостинице в гор. Киеве бомба была принесена им, и что осужденная по этому делу мещанка Фейга Каплан не виновна в приписанном ей преступлении»9. 11 июня 1908 г. прокурор Киевского окружного суда доносил, что заявление Шмидмана «до настоящего времени не могло быть проверено следственным путем, т[ак] к[ак] для такой проверки необходимо было получение фотографических карточек, при помощи которых можно будет выяснить тождество личности Шмидмана со скрывшимся несомненным виновником, именовавшим себя Тама, и установить факт действительного нахождения Шмидмана на месте взрыва. Эти карточки будут готовы не позже 7 июня, после чего заявление Шмидмана будет проверено путем отдельного требования в самое короткое время»10. На этом документе дело неожиданно обрывается, что кажется весьма и весьма странным, так как дело находилось на контроле Министерства юстиции и видимых причин для его остановки не видно. Причины удалось обнаружить в двух других документах иной ведомственной принадлежности. 12 июня начальник Киевского охранного отделения Кулябко телеграфировал директору Департамента полиции: «11-го сего июня на рассвете у судебного следователя особо важным делам Новоселецкого из беседки в саду квартиры через разбитое стекло неизвестными злоумышленниками похищены бумаги, два дела производившегося следствия о взрыве бомбы на Подоле 1907 г. и о разбойном нападении на свечную лавку; меры розыска приняты». На документе стоит резолюция департаментского начальства: «Недурно хранят следственные дела! Запросить у Кулябко, обращено ли внимание на служащих у следователя»11. 18 июня в Особый отдел Департамента полиции поступило донесение Кулябко, в котором он сообщал подробности кражи дел у А. П. Новоселецкого и добавлял, что в совершении кражи Новоселецкий подозревает бывшего своего письмоводителя Николая Куницкого, совершившего ее в качестве мести за то, что Новоселецкий отказался «дать показания по семейному делу Куницкого в его пользу». «Произведенный сего числа у Куницкого в по- °2 рядке охраны обыск не дал результата, на основании которого можно было бы С-изобличить Куницкого в сказанном преступлении»12. ^
Из донесения Кулябко видно, что похититель забрал казенную печать и еще несколько документов, но всё это выронил, перелезая через забор. И хотя «даль- | нейшие меры розыска предприняты», найти ничего из похищенного, по всей видимости, не удалось. Таким образом, из-за разгильдяйства следователя и его -с плохих отношений с собственным письмоводителем Ф. Е. Каплан лишилась ^ реального шанса на пересмотр дела и сокращение срока наказания, а то и осво- ^ бождения. В этой ситуации становится понятно, почему прокурор Окружного ^ суда прервал переписку с Министерством юстиции и не стал сообщать эту по- § трясающую историю. Вероятно, дело не смогли восстановить и предпочли за- ^ явление Шмидмана «оставить без последствий». я
Вторая история связана с невведенным в научный оборот письмом А. Н. Иоффе, председателя меньшевистской фракции Петроградского совета рабочих депутатов в 1918 г., отосланного им в «Известия ВЦИК» 18 апреля 1922 г. из Варшавы, которое содержит ценнейшие свидетельства о настроениях и намерениях Ф. Е. Каплан накануне покушения (29 августа). Но в «Известиях» оно опубликовано не было и было переслано им в эсеровскую эмигрантскую газету «Голос России», где и было опубликовано 11 мая 1922 г. под заголовком «К покушению на Ленина» и со следующим предисловием редакции: «Нами получено ниже печатаемое письмо А. Н. Иоффе, соц. — дем., меньшевика, бывшего председателя меньшевистской фракции Петроградского совета рабочих депутатов, содержащее чрезвычайно важные данные, относящиеся к процессу эсеров. Редакция «Известий» скрыла письмо Иоффе от своих читателей». Иоффе адресовал свое письмо «В редакцию газеты «Известий ВЦИК», Москва» и начинал его так: «Ввиду готовящегося публичного разбирательства дела о 47 с.-р. и, не имея в настоящий момент возможности дать личные показания на суде в Москве, — я прошу нижеприводимую записку, содержащую лично мне известные факты по делу с.-р., опубликовать в одном из ближайших №№ «Известий ВЦИК» или же передать надлежащим властям, производящим расследование. По поводу разоблачения Семенова-Васильева и составляемого в Москве обвинительного акта против с.-р., с обвинениями их, между прочим, и в причастности к покушению на Ленина и убийству Володарского, я — А. Н. Иоффе, бывший председатель меньшевистской фракции (РСДРП) Петроградского совета конца 1917 г. — начала 1918 г. — хотя и стою сейчас вне всякой политики — считаю своим долгом, в интересах беспристрастия, сообщить следующее»13.
По словам Иоффе, Каплан почти каждый день приходила в Кремль, где в августе-сентябре 1918 г. содержались под арестом Локкарт, генерал Брусилов, 2 царские министры ГЦегловитов, Хвостов, левая эсерка М. А. Спиридонова, £2. а также сам Иоффе. Конвоиры не препятствовали приходящим общаться с за-^ ключенными во время прогулки. Иоффе неоднократно был свидетелем ожив-« ленных бесед Каплан «преимущественно со Спиридоновой, своей бывшей ^ подругой из Сибири», в ходе которых Каплан высказывалась за террор против ^ большевистских вождей.
« «Одна из таких особенно горячих бесед произошла накануне ранения Лени-у на...» — 29 августа. Во время прогулки к Иоффе подошел Ленин, и они около ^ двух часов гуляли по двору Кремля в сопровождении двух конвоиров-латышей £ и беседовали. «Незадолго до ухода Ленина я заметил, — пишет Иоффе, — как ® Ройд-Каплан незаметно, как всегда, прошла через площадь к арке и из-за ко-| лонн внимательно смотрела за картиной «прогулки председателя Совнаркома ^ со своим пленником при конвоирах». (Эту назидательную картину тут же сфо-\ЕГ тографировал один из солдат латышского охранного полка: одну фотографию £ купил Локкарт и поместил потом в английском журнале). После ухода Ленина с
я на галерее встретился с Ройд-Каплан, которая с бешено горящими глазами стала выражать мне свое возмущение по поводу того, что я так «миролюбиво долго беседовал» с Лениным, «Вашим палачом», и принял его руку, «обагренную Вашей и моей кровью»... «У меня руки чесались тут же его застрелить, но я пожалела Вас и вот этих несчастных рабов», — говорила она, указывая на мирно любовавшихся видом на Москву-реку латышей-конвоиров. Выразив еще раз свое недоумение по поводу того, что и правый с.-р., и Спиридонова не одобряют теперь такого террора, Ройд-Каплан сказала: «Нет, Мария Александровна сама признается, что в дни ее июльского восстания убийство Ленина было бы целесообразным, а я нахожу, что лучше поздно, чем никогда... Увы, я теперь вне партии, как анархистов, так и с.-р., но когда партия с.-р. не знала деления на правых и левых эсеров, а были только революционеры — они не задумывались снимать головы вот этим живым истуканам, — говорила она, ткнув ногой валявшуюся огромную бронзовую голову развинченной фигуры Александра II (памятник тогда снимался)... — Они не задумывались убивать палачей и за это им теперь ставят памятники, — указала она на место постановки Каляеву. — А теперь палачи убьют и правых и левых эсеров, а партии говорят не сопротивляться злу насилием, и среди них не находится старых революционеров, которые тряхнули бы стариной...» На мой вопрос, не потому ли именно она и хочет быть Шарлоттой Корде, она ничего не ответила. В это время проводили мимо нас с прогулки министров Протопопова и др. Впереди шел высокий тучный с сильно поднятым брюшком Хвостов. Указывая на него, Ройд-Каплан сказала: «Я эту пузу не столько ненавижу, как ту лысину, кровавую руку которой Вы только что пожимали...» Отвечая на мои замечания, она говорила: «Я не Шарлотта Корде, но жить без действия надоело. Надо встряхнуть старых революционеров от спячки». В это время куранты Спасской башни заиграли Интернационал, но с перебоями, ибо часы тогда восстановлялись после октябрьского снаряда, и ноты царского гимна заменялись. После Интернационала часы заиграли похоронный марш, также с перебоями. Конвоиры подошли, чтобы вести меня в камеру... Ройд-Каплан, прощаясь, сказала: «Вот видите, °2 Интернационал они разбили и хоронят его, да и похоронить хорошо не могут. С-Нет, надо их похоронить основательно и тогда только Интернационал будет без ^ перебоев»»14.
Сразу возникают три вопроса. Реален ли меньшевик А. Н. Иоффе? Мож- | но ли доверять его свидетельству? И чем собственно оно ценно?
Да, он реален. Он упоминается в ряде протоколов допросов в «Деле по об- -с винению Юргенсон Петра Андреевича и других — всего 24 человек» (Дело % об убийстве Володарского в 1918 г.)15 как участник митинга на Обуховском ^ заводе, на который ехал В. Володарский, и где он (как и эсеры, выступавшие ^ на митинге) сдерживал рабочих и матросов Минной дивизии, проявлявших § агрессию к Зиновьеву и Луначарскому и, провожая вместе с эсерами Зиновьева ^ к автомобилю, принял его приглашение ехать вместе с ним. Вот как описывал я
эту ситуацию Гр. А. Еремеев, допрошенный сразу 20 июня и рисующий настроение на Обуховском заводе: «Я товарищ председателя управления Обуховским заводом. Член партии с. — революционеров, центра. ...В 4 часа дня по новому времени был митинг, где выступали Зиновьев, Каплан16, Гольгин (с Обухов. зав.) и к концу часа через 2 У2-З Луначарский. В порядке дня был доклад Зиновьева... Настроение на митинге было бурное. Володарского на митинге не ожидали, как и Луначарского. К концу митинга Зиновьев говорил частным образом, что ждут Луначарского, который действительно приехал. Луначарский ушел с собрания за час приблизительно до окончания. На митинге участвовало приблизительно около 3 тыс. человек, из которых не более 350 могли быть членами партии с. — р... В самый конец митинга на трибуне завязался спор между красноармейцем и матросом и вокруг них образовалась возбужденная группа людей — рабочих и матросов. Лев[ый] с.-р. Максимов просил меня всё время быть около Зиновьева во избежание нежелательных эксцессов. Я проводил Зиновьева до автомобиля и хотел сесть с ним в машину, но там было и без меня много людей, почему я ехал на конке (выделено мной. — К. М.). С Зиновьевым поехал меньшевик Иоффе и др.»17.
И в заявлении председателя I отдела Народного суда И. Я. Ермакова следователю Стельмакову указывалось: «Я присутствовал на митинге на Обуховском заводе, всё время. По отношению матросов минной дивизии скажу следующее. Поведение приблизительно человек 15 было возбужденное, до того, что пришли на трибуну и угрожали расправиться с каким-то красноармейцем, притом подозрительно посматривали на находящихся в то время на трибуне Зиновьева и Луначарского. Этих возбужденных матросов уговаривал Каплан, говоря «что это не хорошо и недопустимо», на что матросы были не довольны, что их уговаривают, говоря «пойдем, ну их к черту». После, когда Луначарский пошел с митинга, матросы несколько человек выскочили и гнусно угрожали 2 тов. Луначарскому расправиться на месте. Я и еще один тов. проводили из завоем да до автомобиля, где я заметил тех же 6 человек матросов, расхаживающих как ^ будто чего-то ожидая... Я присутствовал, когда тов. Зиновьев приглашал довез-« ти Каплан и Иофе на автомобиле. Иофе согласился, но Каплану Григ. Еремеев
Л
^ сказал: «Не стоит! Пойдем», в это время приехал член раб. ком. Сычев»18. ^ Сам А. Н. Иоффе об этом вспоминал так: «В день этого убийства я и с.-р. а Каплан выступали ораторами от наших партий тогда в разгар выборной каму пании, на знаменитом митинге на Обуховском заводе против Зиновьева и Лу-^ начарского и при голосовании мы провели свою резолюцию большинством £ свыше 4000 голосов против 400 голосов. Ввиду явно и резко враждебного отно-® шения всей подавляющей массы рабочих лично к Зиновьеву мы, опасаясь рас-| правы с ним на дворе, ибо на трибуне уже произошла свалка между рабочими ^ и матросами-большевиками, — сочли своим долгом идти с ним из мастерской \ЕГ через два двора к воротам и нам с большим трудом удавалось удерживать толпу £ и поднятые кулаки. Когда Зиновьев садился в автомобиль, он из простой лю-С
безности или желая еще продлить такую охрану предложил мне и тов. Каплан сесть в автомобиль, так как мы очень спешили еще попасть на митинг в Яму и Адмиралтейский городок, то мы предложение приняли и сели в автомобиль на сиденьях против Зиновьева. Однако когда мы выехали за ворота, тов. Каплан позвали на митинг поблизости, и он вышел из автомобиля, я же остался и поехал. На следующий день в газетах появилась заметка, что я и тов. Каплан ехали в автомобиле с Зиновьевым и по дороге натолкнулись на теплый еще труп Володарского и там же по просьбе растерявшегося Зиновьева пытались организовать погоню и поиски. Прочитав эту заметку, Семенов-Васильев выразился приблизительно так: «Этого еще недоставало, чтобы Иоффе и Каплан ловили Сергеева там. Да попадись они мне, я бы их застрелил на месте, а Каплан с большим удовольствием за то, что ехал с Зиновьевым и помогает ему искать революционеров для передачи их палачам... Жаль, что Зиновьев не подоспел на одну минутку раньше, и для него нашлись бы пуля и бомба. Это было так возможно, так близко». Вот что тогда говорил Семенов-Васильев, ограничиваюсь только этими фактическими данными»19.
Поездка А. Н. Иоффе в автомобиле Зиновьева привела к большому скандалу в меньшевистской партии и способствовала краху его карьеры в ней. Реальность Иоффе и причины ареста и посадки под стражу в Кремль, причины его последующего отхода от политики становятся видны из письма ЦК РСДРП в ВЧК в конце июля 1918 г., в котором сообщалось: «Центральный Комитет РСДРП считает своим долгом указать Чрезвычайной Комиссии на абсолютную ложность появившегося в печати сообщения, будто член Ярославской организации нашей партии т. Иоффе принимал участие в аресте и расстреле советских работников в Ярославле во время захвата власти полковником Перхуровым и его штабом. <...> Сообщение это, повторенное в докладе агента Комиссии Евсеева, явно покоится на ложном доносе каких-то негодяев, что с очевидностью вытекает из ниже прилагаемой копии протокола заседания Ярославских к-тов РСДРП и Бунда, в котором позиция и поведение т. Иоффе по отношению к местным событиям обрисовывается достаточно ясно. Вместе с тем ЦК пользу- °2
О
ется случаем заявить, что арестованный в Можайске Александр Иоффе ничего С- ГО
общего с членом нашей Ярославской организации не имеет и попытки «Изве- ^ стий» и «Правды» на основании полученных ими от Чрезвычайной Комиссии данных использовать арест Александра Иоффе для очередной травли нашей | партии является покушением с негодными средствами. Александр Иоффе, никогда, кстати, не состоявший ни членом ЦИК, ни кандидатом, обратил на себя -с внимание ЦК партии и Петроградского к-та рядом странных поступков, в част- % ности, двусмысленным отношением с некоторыми представителями Советской ^ власти, предоставившими ему льготы, необычные по отношению к членам та- ^ кой заведомо «преступной» «контрреволюционной» партии, как Российская § социал-демократическая рабочая партия. После того, как в момент убий- ^ ства Володарского А. Иоффе оказался в автомобиле гражданина Зиновьева, я
ЦК вызвал А. Иоффе в Москву для объяснений и согласно предложению Петроградского к-та объявил ему о назначении партийного расследования об его деятельности в настоящем и об его политическом прошлом и об отстранении его от всякой партийной работы впредь до того, как он не реабилитирует себя. Обстоятельства, при которых ныне арестован А. Иоффе, показали, что партия не ошиблась, признав необходимым удалить его из своей среды»20.
Можно констатировать, что А. И. Иоффе — это Александр Иоффе и что власти, арестовав его в Можайске, перепутали его с неким ярославским меньшевиком Иоффе. Письмо Иоффе 1922 г. доверие внушает. Можно констатировать, что «петроградская» часть рассказа Иоффе практически полностью подтверждается рядом показаний, содержащихся в деле об убийстве В. Володарского. Впрочем, имеются две мелкие нестыковки. Первая: когда И. Я. Ермаков говорил о антибольшевистских настроениях матросов Минной дивизии, а Иоффе о свалке между рабочими и матросами-большевиками (что, впрочем, легко объяснить наличием разно настроенных групп матросов). Вторая: когда Ермаков утверждает, что В. И. Каплана отговорили сесть в автомобиль, а Иоффе — что он сел в него, но быстро вышел.
В целом свидетельство А. И. Иоффе о Ф. Е. Каплан ценно двумя моментами. Ранее в нашем распоряжении были только протоколы ее допросов (большую часть из которых она не подписала), теперь в нашем распоряжении прямые слова Фанни Каплан, касающиеся ее настроений и мотивов покушения на Ленина. Строго говоря, это вообще единственное свидетельство, которое передает прямую речь Каплан, рисует ее образ, и образ этот вовсе не юродивой неудачницы, а пассионарной революционерки, апеллирующей к традициям и ценностям «тираноборства». Иоффе, передавая эту пассионарность Каплан, сам, безусловно, не разделяя ее террористических устремлений, даже не пытается объяснить ее поступки ненормальностью и юродивостью. Свидетельство 2 Иоффе подтверждает, что Каплан в тот момент была вне партий и организаций
О -
£2. анархистов и эсеров. По этим причинам «Известия» и не опубликовали его ме-
^ муарную зарисовку. Иоффе делает крайне важный вывод: «При таких обстоя-
« тельствах, когда на наших, так сказать, глазах назревало единоличное решение ^ Ройд-Каплан, на свой собственный риск, по своей личной инициативе, при за-^ ведомо для нее отрицательном отношении к этому со стороны правых эсеров
а и левых эсеров — для нас было полной неожиданностью прочитать через не-
у сколько дней, как в правительственном сообщении, так и в статьях «Известий» ^ и «Правды», ссылки на партию правых с.-р. и на то, что стрелявшая — правая
£ эсерка... Но тогда, по условиям нашего заключения, огласить эти подробности
5 было невозможно»21.
| Мотивы написания этого письма А. Н. Иоффе в целом понятны. Правда, есть ^ вопрос и к Иоффе. Он объясняет, почему не мог написать об этом сразу после \ЕГ покушения, будучи под арестом, но он не объясняет, почему он не сделал это,
£ оказавшись на свободе. Можно предположить, что могло его толкнуть на этот С
шаг весной 1922 г., так как молчать для Иоффе об этом и дальше, и во время процесса социалистов-революционеров являлось бы потерей самоуважения, что было для него неприемлемо. К тому же в это время он уже находился в эмиграции и мог не бояться последствий. Одним из мотивов было и желание реабилитироваться в глазах бывших товарищей, а также внести свой посильный вклад в антибольшевистскую кампанию эсеров и меньшевиков вокруг процесса социалистов-революционеров.
Вероятна ли сама беседа Ленина с арестованным А. И. Иоффе? Это представляется вполне возможным для августа 1918 г. Но насколько возможно, что Ф. Е. Каплан вела разговоры о необходимости покушения на Ленина не только с глазу на глаз со М. А. Спиридоновой, но и среди группы политзаключенных социалистов (они традиционно и до, и после 1917 г. требовали, чтобы их содержали и выводили на прогулки отдельно)? Можно ли утверждать, что Каплан не скрывала от антибольшевистски настроенных социалистов свое намерение совершить покушение на Ленина?
Третий факт связан с письмом неизвестной женщины, арестованной в сентябре 1918 г. и содержавшейся на Лубянке, а затем через 40 дней отпущенной. Машинописная копия ее письма не подписана. Судя по содержанию письма, это интеллигентная женщина, принятая в круг общения политзаключенных, но эсеркой она, по всей видимости, не являлась, хотя копия ее письма и осела в одном из дел фонда Н-1789 (Т. 66 — «Письма ЦК и членов ПСР») судебного процесса социалистов-революционеров 1922 г. Она вспоминала: «Грозили и физическими пытками. Когда меня лично допрашивал оставшийся мне неизвестным человек, к столу подсел другой в студенческой форме и стал говорить о беспощадном истреблении и прибавил: они должны знать, что у нас есть комнаты с окровавленными обоями. Фактически мне известен только один случай применения к женщине пытки. Это была покушавшаяся на Ленина Фаня Каплан, с.-р., работница, еврейка, отбывшая при самодержавии многолетнюю каторгу, в то время полуслепая, контуженная бомбой, тип бесконечно кроткой и самоотверженной подвижницы-террористки. Вот что рассказал по этому по- °2 воду один из красноармейцев: «Иной раз служба при чрезвычайке оказывается Сочень беспокойной. Вот, например, те, что дежурили в ночь перед расстрелом ^ Фани Каплан. Было им дело. В эту ночь она назвала 20 адресов и все не существующие. Пошлют туда автомобиль с вооруженными, а там никого такого нет. | Вернутся, снова начинается, снова назовет. Поедут и опять зря. Так двадцать раз». У кого хватает мужества воображения, чтобы представить себе ясно эту -с ночь пыток, с 20-ю попытками устроить себе короткую передышку? Что каса- ^ ется до расстрела женщин, то кроме этого случая мне передавали определенно ^ еще только об одном. Это была бывшая сотрудница большевиков, не помню фа- ^ милию, ее взяли на расстрел прямо из общей камеры. Пришли матросы и унес- § ли ее, бьющуюся в истерике, вместе с матрацем, за который она уцепилась. Зна- ^ чительно позднее расстреляли графиню Бобринскую»22. я
С. П. Мельгунов в своей изданной в эмиграции книге «Красный террор в России» фиксирует тот факт, что в Москве о пытках Каплан «усиленно говорили», но сам он утверждать это не может, хотя и делает подобное допущение: «Даже в советскую печать проникали сведения о пытках при допросах, особенно в первое время, когда истязания и насилия в «социалистической» тюрьме были слишком непривычны для некоторых по крайней мере членов правящей партии. ...Ч. К. «беспощадна ко всей этой сволочи» — таков лозунг, который идет в провинцию и воспринимается местными деятелями, как призыв к беспощадной и безнаказанной жестокости. Тщетны при такой постановке предписания (больше теоретические) юридическим отделам губисполкомов следить за «законностью». Провинция берет лишь пример с центра. А в центре, в самом подлинном центре, как утверждает одно из английских донесений, пытали Канегиссера, убийцу Урицкого. Пытали ли Каплан, как то усиленно говорили в Москве? Я этого утверждать не могу. Но помню свое впечатление от первой ночи, проведенной в В. Ч. К. после покушения на Ленина: кого-то здесь пытали — пыткой недавания спать... (выделено нами. — К. М.)»23.
Прежде всего нужно задаться вопросом, что именно имели в виду современники этих событий (включая выше процитированных), когда говорили о пытках? Это очень важно, чтобы не стать заложником ситуации, когда сто лет спустя термин воспринимается в массовом сознании уже несколько иначе, чем тогда. Дело в том, что в понятие пытки включали очень отличные друг от друга вещи — как прямое физическое воздействие (от грубых побоев до утонченных пыток электрическим током), так и иные способы воздействия (включая психоэмоциональное и моральное воздействие). Характерно, что Мельгунов, говоря о том, что были слухи о пытках Ф. Е. Каплан, но сам он утверждать этого не может, ссылаясь на свой опыт пребывания на Лубянке после покушения на Ленина, говорит, что «кого-то здесь пытали — пыткой недавания спать». 2 И значительно позже, уже применительно к 1930-1940-м гг. А. И. Солженицын в своем «Архипелаге ГУЛАГ», давая классификацию пыток, к ним относит ^ и лишение сна, и крики двух следователей одновременно в уши подследствен-« ного, и помещение в тесные карцеры, пытки холодом и жарой, жаждой и т.д.
Л
^ Но по свидетельствам того же Мельгунова (и не только его) видно, что в 1918 г. ^ к пыткам также относят побои, пытки электрическим током, иголками и т.п. —
а т.е. именно то, что сегодня в массовом сознании и ассоциируется с пытками, у Проблема в том, что мы не знаем, о каком именно виде воздействия
в на Ф. Е. Каплан идет речь в рассказе красноармейца или в слухах, ходивших
Он
£ тогда по Москве. Морально-психологическом воздействии? О чем, как о пыт-
® ке, применяемой в эти дни в ВЧК, говорит Мельгунов? Побоях? Изощренных
| пытках с применением различных средств? На первые два вопроса можно отве-^ тить более или менее уверенно. Похоже, морально-психологическое давление \ЕГ допрашивавшие ее Петере, Курский, Кингисепп оказывали. Лишали ли ее сна?
н Допросы по ночам точно проводили. По крайней мере, в ночь с 30 на 31 авгу-С
ста. Локкарт описывает, как Фанни Каплан привели ему в камеру в 6 часов утра, и она пробыла в ней несколько часов. Сам Локкарт был арестован в ночь с 31 августа на 1 сентября в половину четвертого утра. По словам коменданта Кремля Малькова, Локкарт пробыл на Лубянке меньше суток. Следовательно, Каплан могли привести к нему в камеру в 6 часов утра только 1 сентября. Видимых следов побоев или пыток он не описывает, да и ее неестественно спокойное поведение, о котором вспоминает Локкарт, не соответствует состоянию человека после побоев. Да и весьма непредусмотрительно было бы вводить избитую женщину, подозреваемую в покушении на Ленина, в камеру английского разведчика с дипломатическим статусом, которого всё же пришлось отпустить. В любом случае, ни в ночь с 30 на 31 мая, ни с 31 на 1 сентября физического воздействия к Каплан явно не применяли.
С учетом вышеизложенного, а также того, что красноармеец поведал рассказчице с чужих слов, прямо в его рассказе о пытках речь не шла, невозможно утверждать с какой-то уверенностью о применении к Ф. Е. Каплан физического воздействия. Можно трактовать называние неверных адресов как способ дать себе передышку. Но обязательно ли передышку в пытках? Или это была просто тактика получения передышки для ослабления морального прессинга во время допроса? Впрочем, такая тактика привела бы явно к озлоблению следователей и при применении к ней физического воздействия, и это скорее всего было бы весьма заметно по ее состоянию на следующий день. С другой стороны, ее поведение могло быть вызвано желанием «насолить» врагам. И тем не менее совсем исключать возможность применения к Каплан физического воздействия представляется неверным.
Б. В. Савинков в своем мемуарном очерке, опубликованном в нескольких номерах в 1919 г. во французской Le Matin, а в 1920 г. — в варшавской брошюре «Борьба с большевиками», изданной на русском языке, писал так, что можно было воспринять в качестве намека на то, что покушение на Ленина и подготовка к покушению на Троцкого были произведены террористическим отделом его организации «Союз защиты родины и свободы», но были осуществлены только °ï
О
частично, и Дора Каплан лишь ранила Ленина24. О-
ГО
Но еще 27 августа 1919 г. в Le Matin в другой части очерка «Les souvenirs ^ de Boris Savinkoff» рассказывалось о планах савинковской организации летом 'g 1918 г. убийства Ленина и Троцкого: «Этот план удался лишь частично. По- g кушение на Троцкого срывается. Покушение на Ленина удалось наполовину. Дора Каплан, позже расстрелянная, ранит Ленина»25. -с
А 23 сентября 1919 г. в отделе «Иностранная жизнь» «Известия ВЦИК» опу- % бликовали крохотную заметку «Маски сброшены», в которой давался перевод ® небольшого фрагмента из этого мемуарного очерка Б. В. Савинкова, писалось: J3 «В парижском «Матэн» Савинков печатает воспоминания о своей борьбе про- § тив большевизма. План вооруженного восстания, выработанный в июне прошлого года, он описывает следующим образом: «Имелось в виду убить Ленина я
и Троцкого в Москве и с этой целью было установлено наблюдение за всеми их передвижениями. Одновременно с устранением Ленина и Троцкого имелось в виду выступить в Рыбинске и Ярославле, чтобы отрезать Москву от Архангельска, где должны были высадиться союзники. ...Этот план удался лишь отчасти. Покушение на Троцкого не удалось. Покушение на Ленина удалось лишь наполовину: он был ранен, но не убит...»»26.
В публикации «Известий» имя Каплан не упоминается. Причем весь остальной фрагмент переведен достаточно точно. Можно с уверенностью утверждать, что коммунисты о причастности Савинкова к покушению на Ленина знали уже в августе-сентябре 1919 г. Кто принимал решение убрать имя Ф. Е. Каплан? Неизвестно.
Встает вопрос — не приписал ли Б. В. Савинков «бесхозное» покушение Ф. Е. Каплан на Ленина и Троцкого своей организации задним числом? Представляется, что нет. Во-первых, о планах покушения на Троцкого стало известно из брошюры Семенова и Обвинительного заключения по делу эсеров весной 1922 г. Семенов встречался с Савинковым в Варшаве осенью 1920 г. и, по его словам на суде в 1922 г., рассказал ему об этом. Но то, что об этом написал Савинков еще в 1919 г., опровергало правдивость слов Семенова и тот на прямые указания на это противоречие на суде со стороны Гендельмана и Лихача ничего вразумительного ответить не мог. Во-вторых, можно ли считать Савинкова способным на такую ложь? Представляется, что Савинков не лгал в 1919 и 1920 гг., потому что для Савинкова быть уличенным в публичной лжи, да еще в приписывании своей организации террористического акта Каплан — немыслимо. Всё, что мы знаем о Савинкове и о его осторожности и щепетильности в подобных вопросах, не позволяет предположить, что он был способен на такую откровенную ложь, как объявление покушения Каплан на Ленина частью своего плана, если бы он не имел на то веских оснований. 2 Как же власти и сам Савинков вышли из положения? В первый же день про-
О
£2. цесса над Савинковым 27 августа 1924 г. состоялся примечательный диалог:
^ «Председатель. — В вашей брошюре «Борьба с большевиками» написано: План
и этот удался, но только отчасти. Покушение на Троцкого не удалось. Покушение ^ на Ленина удалось только наполовину. Каплан только ранила его, но не убила». ^ Как понять эту фразу?
а Савинков. — Это — неудачная фраза. Вы знаете не хуже меня, что в поку-
у шении Доры Каплан на Ленина мы не принимали никакого участия (выделено
в нами. — К. М.). В этой брошюре, которая была предназначена для широкого
Он
£ распространения, я описал правду, но не с такой точностью, с какой говорю вам.
® Покушению на Ленина и Троцкого я в ходе нашей работы придавал очень
| небольшое значение. Для меня был гораздо важнее вопрос о вооруженном вос-^ стании. Когда я встречался с эс-эрами, то говорил с ними именно об этом. О покушении эс-эры мне говорили, но мы говорили им о том, что будем их готовить
£ (выделено нами. — К. М.)»27. С
Слова Б. В. Савинкова о «неудачной фразе» не вызывают доверия. Не заслуживает доверия и его циничное заявление, что большевики не хуже его знают, что Савинков и его организация непричастны к покушению Каплан на Ленина.
Устойчивое представление о Ф. Е. Каплан как о крайне экзальтированной, полусумасшедшей, не контролирующей себя особе, помимо свидетельства А. Н. Иоффе, также резко диссонирует с ее реальным поведением и накануне покушения, и во время ареста, и во время допросов.
Ф. Е. Каплан несколько раз обращалась к эсеровскому руководству за санкцией на покушение от имени партии, а после отказа — на индивидуальное, на свой страх и риск. Вероятно, эти попытки Каплан получить санкции через Нила Фомина и Д. Д. Донского были своего рода подстраховкой, желанием действовать в строгом соответствии с нормами поведения революционера.
Вместо экзальтированности мы видим нечто совсем иное — боязнь совершить необдуманный поступок, который будет иметь роковые последствия, максимальную аккуратность и сдержанность в показаниях, спокойную мужественность перед лицом смерти. Тот реальный образ Ф. Е, Каплан, который вырисовывается, заставляет думать, что мы имеем дело не с полусумасшедшей, не контролирующей себя особой, а с опытной революционеркой, старой каторжанкой с подорванным здоровьем, но сохранившей достаточно ясности ума, осторожности и выдержки, чтобы опасаться совершить роковую ошибку и вести себя на допросах спокойно и мужественно.
Невозможно представлять Ф. Е. Каплан только жертвой, случайно оказавшейся на месте покушения на Ленина, как делает ряд публицистов и историков. Можно с очень большой долей уверенности говорить, с одной стороны, что Каплан совершала этот акт в форме индивидуального, а не партийного акта, а с другой стороны, что она всё же стреляла в Ленина28. Она сознательно и целенаправленно весной-летом 1918 г. искала возможность совершить на него покушение, о чем свидетельствовали вполне авторитетные люди. Свою мотивацию покушения она изложила на допросах и еще более ярко высказала А. Н. Иоффе. Но как бы там ни было, имя Каплан навсегда будет неразрывно °2
О
связано с покушением на В. И. Ленина, а отношение к самой ее трагической С-личности подвергнется со временем такому же пересмотру, как и отноше- ^ ние к недавнему кумиру советского общества, на которого она подняла руку, По крайней мере, к ним обоим не будет того однозначного отношения, как это | было несколько десятилетий назад.
о
-
1 Ройд-Каплан//Известия ВЦИК. 1918. 3 сентября. -ц
2 Савинков Б. В. Воспоминания террориста. М.: Вагриус, 2006. С. 470. щ
3 Бабина Б. А. Февраль 1922 / Публ. В. Захарова // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 2. М„ 1990. С. 24-26. £
4 Цит по кн.: Дело Фани Каплан, или Кто стрелял в Ленина / Сост.: В. К. Виноградов, £ А. Л. Литвин, И. М. Перемышленникова, В. С. Христофоров; науч. ред. А. Л. Литвин. ^ 2-е изд., испр. и доп. М., 2003. С. 203. ^
5 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 32. Л. 562. -3
6 Шанин Т. Революция как момент истины. Россия 1905-1907 гг. 1917-1922 гг. М.: Весь Мир, 1997. С. 70.
7 ГА РФ. Ф. 124. Оп. 45. Д. 2337. Л. 6.
8 Там же. Л. 8.
9 Там же. Л. 9.
10 Там же. Л. 8.
11 ГА РФ. Ф. 102. ДП ОО. 1908. Д. 80. Ч. 21. Л. 37.
12 Там же. Л. 38-38 об.
13 К покушению на Ленина // Голос России (Берлин). 1922. 11 мая. С. 4.
14 Там же.
15 ЦА ФСБ РФ. Н-199. Т. 1.
16 Член Петроградского комитета ПСР В. Н. Каплан.
17 Там же. Л. 61-61 об.
18 Там же. Л. 73-73 об.
19 Там же.
20 Меньшевики в Большевистской России. 1918-1924. Меньшевики в 1918 году / Отв. ред. 3. Галили, А. Ненарокв, отв. сост. Д. Павлов. М.: РОССПЭН, 1999.
21 К покушению на Ленина // Голос России (Берлин). 1922. 11 мая. С. 4.
22 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 66. Л. 109 об. - 110.
23 Мельгунов С. П. Красный террор в России. Нью-Йорк: Brandy, 1979. С. 131-132.
24 Цит. по: Савинков Б. В. Воспоминания террориста. С. 407, 412-413.
25 SavinkoffB. Tes souvenirs de Boris Savinkoff // Ге Matin (Paris). 1919. 27 Août.
26 Маски сброшены// Известия. 1919. 23 сентября. С. 2.
27 Цит. по кн.: Дело Савинкова. Л.: Прибой, 1924. С. 53-54.
28 Подробнее см.: Морозов К. Н. Ф. Е. Каплан и покушение на В. И. Ленина 30 августа 1918 г.// Вестник Московского государственного областного университета. Сер. История и политические науки. 2018. № 3.
References
BABINA B. A. Fevral' 1922 [February 1922. In Russ.] // Minuvshee. Istoricheskiy al'manakh. Vyp. 2. Moscow, 1990. S. 7-80.
Delo Fani Kaplan, ili Kto strelyal v Lenina [The case of Fanny Kaplan, or Who shot Lenin. In Russ.]. Moscow, 2003.
Delo Savinkova [Case of Savinkov. In Russ.]. Leningrad, 1924.
MEL GUNOV S. P. Krasnyy terror v Rossii [The Red Terror in Russia. In Russ.]. New York, 1979. Men'sheviki v 1918 godu [The Mensheviks in 1918. In Russ.]. Moscow, 1999.
MOROZOV K. N. F. E. Kaplan i pokushenie na V. I. Lenina 30 avgusta 1918 g. [F. E. Kaplan and the at-g tempt on V. I. Lenin August 30, 1918] // Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta.
и «
К a*
« s
tr1
Seriya: Istoriya i politicheskie nauki. 2018. N3.
S SAVINKOFF B. Les souvenirs de Boris Savinkoff [Memoires of Boris Savinkov. In French] //Le Matin.
1919. 27 Août.
о S
SAVINKOV В. V. Vospominaniya terrorista [Memories of a terrorist. In Russ.]. Moscow: Vagrius, 2006. =S SHANIN T. Revolyutsiya kak moment istiny. Rossiya 1905-1907gg. 1917-1922 gg. [Revolution as a deci-I sive moment. Russia 1905-1907. 1917-1922]. Moscow, 1997.
[-4
a*
Список литературы
gn Бабина Б. А. Февраль 1922 / Публ. В. Захарова // Минувшее: Исторический альманах. Вып. 2. М., Й 1990. С. 7-80.
Дело Савинкова. Л.: Прибой, 1924.
Дело Фани Каилаи, или Кто стрелял в Ленина / Сост.: В. К. Виноградов, А. Л. Литвин, H. М. Пере-мышленникова, В. С. Христофоров; науч. ред. А. Л. Литвин. 2-е изд., испр. и доп. М., 2003. Мелъгунов С. П. Красный террор в России. Нью-Йорк, 1979.
Меньшевики в 1918 году / Отв. ред. 3. Галили, А. Ненароков; отв. сост. Д. Павлов. М., 1999. Морозов К. Н. Ф. Е. Каплан и покушение на В. И. Ленина 30 августа 1918 г.// Вестник Московского государственного областного университета. Сер.: История и политические науки. 2018. № 3. Савинков Б. В. Воспоминания террориста. М.: Вагриус, 2006.
Шанин Т. Революция как момент истины. Россия 1905-1907 гг. 1917-1922 гг. М., 1997. SavinkoffB. Les souvenirs de Boris Savinkoff // Le Matin. Paris, 1919. 27 Août.
К. Н. Морозов. «Я не Шарлотта Корде, но жить без действия надоело»: новые свидетельства и штрихи к портрету и биографии Фанни Ефимовны Каплан
В статье приводятся новые свидетельства о биографии Ф. Е. Каплан, позволяющие опровергнуть сложившийся миф о ее ненормальности и истеричности. На основе ранее не использовавшихся исследователями источников автор дает новые штрихи к политико-психологическому портрету Каплан, позволяющие утверждать о ее сознательном участии в покушении на В. И. Ленина. В статье также приводятся свидетельства о некоторой причастности к покушению на Ленина Б. В. Савинкова, которая еще требует уточнения.
Ключевые слова: Б. В. Савинков, В. И. Ленин, Ф. Е. Каплан, покушение, социалисты-революционеры.
K. N. Morozov. «1 am not Charlotte Korde, but bothered to live without action»: new strokes to a portrait and Fanny Efimovna Kaplan's biography
The article concludes new evidences about F. Kaplan's biography, which allow to refute the existing myth about its abnormality and hysteria. On the basis of sources previously unused by researchers, the author gives new strokes to the political and psychological portrait of Kaplan, which make it possible to affirm her conscious participation in the attempt on V. I. Lenin. The article also gives evidence of some involvement of B. V. Sav-inkov in the attempt on Lenin's life, which still requires further clarification.
Key words: B. V. Savinkov, V. I. Lenin, F. E. Kaplan, attempt, socialists revolutionaries.
Морозов, Константин Николаевич — д.и.н., Школа актуальных гуманитарных исследований Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ.
Morozov, Konstantin Nikolaevich — Dr. of Historical Sciences, School of Advanced Studies in the Humanities of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration. E-mail: morozov.socialist.memo@gmail.com
X öo
tH
3
-O
л g
'S
со
