Сообщения
Ю.В. Ким
ВЗГЛЯДЫ ГРАФА А.И. МУСИНА-ПУШКИНА НА «КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС» В ПРЕДДВЕРИИ РЕФОРМЫ 1861 г.
В статье рассматриваются взгляды крупного земельного собственника графа А.И. Мусина-Пушкина на «крестьянский вопрос» в середине XIX в. Главное внимание уделяется его взглядам на крестьянские повинности, на преимущества наемного труда перед крепостным, на условия труда и жизни крестьян. Делается вывод, что за несколько лет до реформы 1861 г. А.И. Мусин-Пушкин был готов облегчить условия труда и жизни крестьян вплоть до предоставления им некоторой личной свободы.
Ключевые слова: А.И. Мусин-Пушкин, помещичье имение, крепостное право, крепостное хозяйство, крепостное крестьянство, крестьянские повинности, «крестьянский вопрос», освобождение крестьян, патернализм.
Дворянская усадьба оказывала большое влияние на социально-экономические и культурные процессы, протекавшие в помещичьем имении, вообще в сельской местности. Жизнь в усадьбе во многом зависела от системы взаимоотношений владельца имения и его крепостных, от подхода дворянина к ведению хозяйства, от его личных представлений о наилучшем усадебном устройстве. К середине XIX в., на закате эпохи «райских садов» и пейзажных парков, наметился поворот в отношении владельцев к своим имениям: они стали все больше воспринимать их как хозяйственные предприятия. Их подход к управлению становился более рациональным (порой новаторским), поднимались вопросы о способах повышения доходности крепостного хозяйства. Однако рациональное управление имением, повышение его доходности
© Ким Ю.В., 2013
требовало как немалых денежных затрат, так и применения деловых способностей владельца, его особого, предпринимательского склада ума. Многие дворяне так и не смогли приспособиться к менявшейся экономической ситуации. Родовые имения для большинства дворян продолжали оставаться убыточной обителью для «услады души», а не источником дохода1.
Для изучения крестьянской реформы 1861 г. представляет ценность каждый документ, позволяющий проследить изменение социальных взаимоотношений в дворянском имении, равно как изменения в менталитете дворянского сословия, влияющие на экономическую и культурную ситуацию в российской деревне накануне реформы. В связи с этим большую ценность как исторический источник представляет найденное нами в фонде Мусиных-Пушкиных (РГАДА) письмо графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина (1825-1879; внук и тезка знаменитого библиографа, графа А.И. Мусина-Пушкина; гофмейстер и церемониймейстер императорского двора, предводитель дворянства Петербургского уезда с 1858 г.), которое он написал своему двоюродному брату, графу Владимиру Владимировичу Мусину-Пушкину (1832-18б5). Письмо было написано 10 января 1859 г., по своему содержанию оно имеет семантическое сходство с введенными в научный оборот инструкциями владельцев усадеб XVIII - начала XIX в.2
Это письмо - целый проект по управлению имением. Вероятно, в связи с длительным пребыванием самого А.И. Мусина-Пушкина в С.-Петербурге, он, согласно письму, передает «полное управление Иловенским имением»3 В.В. Мусину-Пушкину и, отвечая на вопросы брата (заданные, очевидно, в более раннем письме, обнаружить которое пока не удалось), дает подробнейшие указания и советы по многим вопросам управления имением.
А.И. Мусин-Пушкин, согласно делам о разделе имущества, унаследовал крупнейшее родовое имение Мусиных-Пушкиных Иловну. Он был его владельцем до своей смерти в Ницце в 1879 г., после чего во владение и управление имением вступила его вдова Л.А. Мусина-Пушкина (урожденная Кушелева-Безбородко). С 1900 г. владельцем Иловны стал граф Александр Алексеевич Мусин-Пушкин, который владел родовым имением до национали-зации4.
Накануне реформы, в середине XIX в., в имении Иловна насчитывалось, согласно «общему перечню земель Иловенской усадьбы с деревнями», 12 522 дес. и 1 700 саж. земли. Во владении А.И. Мусина-Пушкина в то время было более 2 тыс. крестьянских душ. Крестьяне состояли частично на денежном оброке, частично
на барщине, а также выполняли дополнительные трудовые повин-ности5.
Имение Иловна располагалась на нечерноземных землях Мо-логского уезда Ярославской губернии. Ценность крепостного труда в имении Мусиных-Пушкиных была высока, как и в других имениях Нечерноземья. Статистика цен на земли с крепостными, приводимая исследователями начала XX в., показывает, что именно в промышленных губерниях населенные земли ценились больше. Цена крепостной души в промышленных губерниях составляла 50,4 руб., а в черноземных - 20,4 руб.6
В письме брату А.И. Мусин-Пушкин затрагивает вопросы экономической продуктивности барщины и оброка, чересполосицы и вольнонаемного труда. Так, он утверждает, что «установление постоянных полос, с уничтожением передела между крестьянами, не только хорошая мысль, но даже необходимый порядок; но сие кажется лучше бы установить когда все деревни уравняются землею и будет составлен и приведен в исполнение нами предполагаемый план по всему предмету»7. Больше того, он считал, что в имении предпочтительнее использовать наемный труд: «При теперешних обстоятельствах самое лучшее приготовляться чтоб работать Господския поля наймом и вообще заменять барщину и дворовых людей мало-помалу наемными людьми». При этом его вполне устраивал нынешний статус вольнонаемных: «Прошу тебя также оставить до поры до времени всем прочим вольнонаемным их прежнее положение»8.
В письме А.И. Мусин-Пушкин не обосновывает свои решения, поэтому мы можем лишь предполагать, что он оценивал производительность наемного труда выше, чем крепостного.
В те годы благополучие барской усадьбы, хозяйственное развитие имения в целом по-прежнему держались на труде крепостных. Б.Н. Миронов приводит такие данные: «В 1850-е гг. на барщине находились 96,1% крестьян 9 западных губерний, 81,6% крестьян 21 черноземной и восточной губерний и только 43,2% крестьян нечерноземных губерний. По-видимому, именно ввиду доходности имений ни один представитель либерального или радикально-революционного мира, за исключением Н.П. Огарева, не отпустил своих крепостных на волю в 1840-1860-е гг. ...»9.
Поскольку ценность крепостного труда в имении была высока, желание А.И. Мусина-Пушкина заменить крепостных наемными работниками под влиянием «теперешних обстоятельств», на наш взгляд, можно счесть продуманной мерой в преддверии освобождения крестьян. Основанием для такого намерения мог стать
прежде всего личный его опыт крупного вотчинника, но свою роль наверняка сыграли и тогдашние общественные настроения.
А.И. Мусин-Пушкин не обошел вниманием и крестьянское самоуправление. Он упомянул, что «о назначении стариков для разбору недоразумений между крестьянами, между нами уже было условлено»; условлено было и «насчет уничтожения должности бутмистра [Так в тексте. - Ю. К.]». Так он предполагал ликвидацией должности бурмистра - управляющего имением - дать крестьянам некоторую свободу от контроля со стороны вотчинной администрации. А.И. Мусин-Пушкин поддерживает своего брата в том, «что все дворовые, не имеющие должности и не обремененные семейством, должны получить паспорта. - Остальныя же <...> могут быть помещены в Высокой горе, которая сделается притоном сплетней»10.
Чтобы прояснить некоторые особенности взаимоотношений дворян Мусиных-Пушкиных со своими крестьянами, обратимся к другим хозяйственным документам Мусиных-Пушкиных: рапортам различных должностных лиц в Иловенскую вотчинную контору.
В имении Иловна, как и по Ярославской губернии в целом, было распространено отходничество. К крестьянам, получившим паспорт и неразумно распорядившимся свободой, хозяин Иловны применяет вполне мягкие меры. Так, в сентябре 1859 г. крестьянин иловенского села Станова Яков Васильев, отказавшись от предложенного места в С.-Петербурге «по трудности занятий» и отправившись «за вынутием своего паспорта», «зашел в кабак, будто бы курить, где у него похители из кармана паспорт и деньги». А.И. Мусин-Пушкин распорядился относительно поиска паспорта, дал незадачливому крестьянину пропуск «для свободнаго следования на родину» и денег на дорогу и на покупку «необходимаго платья». Уведомляя об этом событии вотчинную контору, он ни словом не упоминает о наказании и лишь просит своих служащих «самаго Васильева постараться поместить к кому либо из крестьян работником, ибо я не желаю иметь его при усадьбе»11.
Подобное происшествие произошло и в декабре 1859 г., о чем А.И. Мусин-Пушкин сообщает в контору: «Крестьянин села Иловны Василий Петров Михалков после продолжительнаго без из-вестнаго отсутствия своего без всякаго вида, явился ко мне в начале Ноября месяца; не желая пересылать его на родину как безпо-лезнаго человека для вотчины, я выдал ему 15 ноября месячный вид на жительство в С. Петербург»12.
Вообще, А.И. Мусина-Пушкина беспокоило отсутствие строгого порядка в уходе крестьян в город на заработки. В своем предписании вотчинной конторе 23 апреля 1860 г. он указывает: «Встречая затруднения по просьбе Иловенской Конторы относительно высылки из С.Петербурга в имение некоторых крестьян предписываю с настоящаго времени немедленно поставлять меня в известность о всех отпускаемых в С.Петербург крестьянах для заработок, с пояснением на какой именно срок может быть выдан паспорт и сколько кому следует вносить оброка или вообще повинностей [Подчеркнуто в тексте. - Ю. К]. Получающему таким образом от меня паспорт вменится в обязанность непременно давать знать моей Конторе о месте своего жительства, на каковой предмет с сего же времени будет заведена особая книга и не исполнивший затем установляемаго порядка или не уплативший причитающихся повинностей уже не будет удовлетворен новым паспортом а получит лишь пропуск для безпрепятственнаго следования на родину и о таковых крестьянах мною своевременно предупреждена будет вотчинная Контора. Последний сей пункт предлагается для точнаго исполнения»13.
И в письме брату А.И. Мусин-Пушкин указывает на необходимость выявления нарушителей установленного им порядка: «В случае найдешь какое-либо злоупотребление в сохранении Господских вещей, то сделай одолжение, дай знать и укажи винова-таго»14. Но даже в отношении злостных нарушителей он не предлагал применять жестокие наказания. «Удаление с глаз», как в предыдущих случаях, или увольнение он находит вполне достаточной мерой: «Глафиру, в случае найдешь злоупотребление с ея стороны, уволь совершенно»15.
И слова порицания в адрес крестьян, бесхозяйственно относящихся к своим жилищам, носят скорее назидательный, чем угрожающий характер: «Мне кажется, что кроме помощи или освобождения на некоторое время от Господских работ, другой льготы не следует давать тем, которые сломали дома свои, но не пересели-лись»16. То же можно сказать и о его отношении к серьезным проступкам: «Что же касается до расхищения сена, то оно происходит от того, что до сих пор положения мною установленного никогда не было принято строго к руководству, а всем дворовым дозволялось держать гораздо более скотины, чем мною установлено было»17.
Защита барского леса от самовольных вырубок крестьянами -особая забота любого помещика. А.И. Мусин-Пушкин реагировал на вырубки также в спокойном и продуманном ключе. В письме
брату он делает упор не на суровость наказания, а на более действенное средство - материальное поощрение тех, кто борется с вырубками: «Насчет штрафных денег за порубку леса, я совершенно согласен: отдавать одну треть в пользу тех полесовщиков, у которых наименьше будет порубка, одна треть должна идти пользу Господина, а одна треть в пользу поймавшаго порубщика»18.
С ворующими лес крестьянами имения Борисоглеб (второе крупнейшее имение Мусиных-Пушкиных, которым в те годы владел другой двоюродный брат А.И. Мусина-Пушкина - граф Алексей Владимирович19) Иловенская контора поступает исключительно в рамках закона. Когда в декабре 1859 г. полесовщики поймали крестьянина Федора Савельева с четырьмя дубами и Антона Егорова с десятью дубами (самовольно срубленными из дачи, «принадлежащей его сиятельству»), Иловенская вотчинная контора уведомляет о том Борисоглебскую контору и «покорнейше просит взыскать с вышеписанных крестьян штрафу по одному рублю за каждый дуб»20.
В письме брату А.И. Мусин-Пушкин высказал некоторые соображения и насчет «социально-экономической защиты» своих крепостных. Экономически более выгодным было проживание крестьян большими семьями, так как таким семьям легче было вести хозяйство и нести повинности, поэтому он рассуждает: «С предложением твоим, насчет раздела крестьян, т. е. не дозволять им иначе делиться, как тем семействам, у которых 4 работника, в случае недостачи оных, обязывать в дополнение требуе-маго числа одинокими, я совершенно согласен»21.
Вообще, недовольство в случае деления больших крестьянских хозяйств было характерно для владельцев имений и управляющих. Например, приказчики имения Петровское князей Гагариных отмечали в докладах за 1834 и 1858 гг.: «Каждой выполнял прихоти свои, отделились дядя от племянника, брат от брата, отчего и довели себя до крайности, а по нынешним временам тот и крестьянин, который имеет семейство, одиноким же ни в барщине ни в домашества заняти успеть ниможет, и всегда бывает нищим», «многие из них разделились на самые мелкие семейства, последствиям такового раздела бедность, а при бедности является воровство, пьянство и много других пороков...»22
По нашему мнению, во взглядах А.И. Мусина-Пушкина на деление крестьянских семей проявляется не только желание хозяина получить справляющееся с несением тягла крепкое и стабильное крестьянское хозяйство, но еще и особый характер его отноше-
ния к своим крепостным, его патерналистская забота о благосостоянии крестьян в своем имении. В частности, с отеческой позиции он пишет брату о необходимости для крестьян делать запасы леса: «Мысль приучить крестьян о необходимости приобретать покупкою лес для будущих времен необходима. Во всяком случае нужно объявить таксу всякого рода леса и назначать ежегодно в каких местах будет дозволяться продажа онаго»23.
А.И. Мусин-Пушкин проявляет заботу о дворовых крестьянах, которые служили в усадьбе еще во времена его отца и матери: «Прошу тебя, если ты только это найдешь возможным, оставить дворовым на время их прежнее положение. Между ими много есть старых слуг покойных моих родителей, и даже наших дедушек и бабушек. - Что же касается до молодых, то всем лишним, совершенно согласен выдать паспорта и даже волю, если ты это найдешь удобным». С его, крупного помещика, точки зрения «воля» стала бы для старых любимых слуг не желанной свободой, а просто пропуском «на вольные хлеба», который не всегда является благом. Поэтому он стремился облегчить их участь: «Если найдешь возможным, попрошу тебя уволить Ульяну от всякой должности. Она стара и больна и всех нас нянничала, а покойный ея муж был верный слуга». Кроме того, он ограничивает возраст несения повинностей для стариков: «Я совершенно согласен насчет наложения впредь тягла с 18 до 56 лет; не лучше ли было бы удовольствоваться до 50 лет». И указывает также, что нужно «стариков и старух поместить в Высокой Горе при Господском доме»24.
То же внимательное, заботливое отношение заметно и в рассуждениях А.И. Мусина-Пушкина об устройстве крестьян, «взятых во двор»: «Насчет крестьян взятых во двор, надо будет подумать, и вместе всем трем согласить что делать. Я всех дворовых по 10-й народной переписи переписал всех крестьян по селу Ветрену и селу Станову. Если найдешь удобным эту мысль, то приведи ее в исполнение, а именно: тех дворовых, которых по многочисленности семейства, невозможно отпустить по паспорту, посели в те места, где они приписаны, построив им избы с дворами, отдав им находящейся у них скот и оставив им получаемое положение и пенсионы, окроме жалованья, в случае если дворовые не при должности»25. О детях дворовых он распорядился особо: «Всех же детей в возрасте необходимо отдать в ученье»26. В заботе об урегулировании положения вольноотпущенных тоже проглядывает внимательное, доброжелательное отношение хозяина имения к крестьянам: «Сын Жохова получил вольную вместе с отцом и не принадлежит к имению»27.
Рассуждает А.И. Мусин-Пушкин и о «женском вопросе» в своем имении. Он отметил: «Женщин я освободил от всяких работ, ибо нахожу невозможным от нея требовать какой-либо работы, она должна заняться хозяйством и обшить мужа (который целый день в должности) и детей». При этом он считает важным сохранять производственную специализацию женского труда: «Что же касается до швей, то не предполагаю, чтобы одна из них могла бы сделаться порядочной скотницей»28.
Категорические указания по управлению имением, которые А.И. Мусин-Пушкин дает брату в своем письме, касаются вопросов, которые особенно важны для него, поскольку он желал не только давать указания, но контролировать исполнение задуманного им: «Передав тебе полное управление Иловенским имением, я предполагаю необходимым оставить совершенно на твоем усмотрении то, что ты найдешь нужным; прошу только приказать в Конторе доносить мне об этом, и доносить еженедельно о всем случившемся по имению». При этом, в отличие от вопросов крестьянского труда и крестьянских судеб (наем, барщина, тягло и т. д.) по сугубо хозяйственным вопросам А.И. Мусин-Пушкин не стремился диктовать брату, как поступить: «<... > Ничего не буду отвечать насчет лошадей, которыми распоряжайся как благоусмотришь»29.
Таким образом, обстоятельное письмо графа А.И. Мусина-Пушкина, - один из образцов ответственного, хозяйственного, заботливого и дальновидного отношения владельца к своему имению и работающим в нем его крепостным крестьянам. С другой стороны, в основе высказанных им взглядов по «крестьянскому вопросу» лежали патернализм и убежденность в его благе для крестьян.
Примечания
1 Каждан Т.П. Художественный мир русской усадьбы. М., 1997. С. 93-157, 217-218; Кириченко Е.И., Щеболева Е.Г. Русская провинция. М., 1997. С. 8586; и др.
2 Александров В.А. Сельская община и вотчина в России (XVII - начало XIX в.) // Исторические записки. Т. 89. М., 1972. С. 231-294; Смилянская Е.Б. Дворянское гнездо середины XVIII века: Тимофей Текутьев и его «Инструкция о домашних порядках». М., 1998. С. 9-24; и др.
3 РГАДА. Ф. 1270. Оп. 1. Д. 6991. Л. 2.
4 РГАЛИ. Ф. 191. Оп. 1. Д. 2495. Л. 22; РГАДА. Ф. 1270. Оп. 1. Д. 8502, 8503, 8510, 8625; РГАДА. Ф. 1270. Оп. 5. Д. 17. Л. 1.
5 РГАДА. Ф. 1270. Оп. 1. Д. 6179. Л. 4; Д. 7029. Л. 1 об., 2 об.; Приложения к трудам редакционных комиссий, для составления положений о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости: Сведения о помещичьих имениях: Извлечения из описаний имений по великороссийским губерниям: Губернии: Костромская, Пермская, Смоленская, Тверская, Тульская, Ярославская. Т. IV. СПб., 1860. С. 22-23.
6 Пичета В.И. Помещичье хозяйство накануне реформы // Великая реформа: Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. Т. III. М., 1911. С. 110.
7 Здесь и далее исправлено согласно современным правилам написания, особенности орфографии и пунктуации сохранены.
8 РГАДА. Ф. 1270. Оп. 1. Д. 6991. Л. 1-1 об., 4.
9 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства: 3-е изд. Т. 1. СПб., 2003. С. 394-395.
10 РГАДА. Ф. 1270. Оп. 1. Д. 6991. Л. 1 об.-2 об., 5.
11 РГАДА. Ф. 1270. Оп. 1. Д. 6994. Л. 12-12 об.
12 Там же. Л. 20 об.
13 Там же. Л. 41 об.
14 РГАДА. Ф. 1270. Оп. 1. Д. 6991. Л. 4.
15 Там же. Л. 5 об.
16 Там же. Л. 3 об.
17 Там же. Л. 2 об.
18 Там же. Л. 5.
19 РГАДА. Ф. 1270. Оп. 1. Д. 7152. Л. 1 об.-3.
20 РГАДА. Ф. 1270. Оп. 1. Д. 7001. Л. 13-14.
21 РГАДА. Ф. 1270. Оп. 1. Д. 6991. Л. 1 об.
22 Хок С.Л. Крепостное право и социальный контроль в России: Петровское, село
Тамбовской губернии. М., 1993. С. 85.
23 РГАДА. Ф. 1270. Оп. 1. Д. 6991. Л. 1-1 об.
24 Там же. Л. 1, 2-2 об., 5.
25 Там же. Л. 5-5 об.
26 Там же. Л. 2 об.
27 Там же. Л. 4 об.
28 Там же. Л. 2-2 об.
29 Там же. Л. 2.