CC BY-NC-ND
130
УДК 159.9
DOI: 10.28995/2073-6398-2019-4-116-130
Взаимосвязь виртуального социального статуса и личностных особенностей пользователей социальной сети Инстаграм
Елена П. Белинская
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, Российский гуманитарный государственный университет, Москва, Россия, elena_belinskaya@list.ru
Полина Ю. Прилуцкая
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, Москва, Россия, polina.prilytskaya@yandex.ru
Аннотация. В статье представлены результаты эмпирического исследования взаимосвязи параметров виртуального социального статуса и личностных особенностей пользователей сети Instagram. Параметры, по которым анализировался виртуальный социальный статус пользователя, включали в себя атрибуции ему количества и качества социальных связей, опыта знакомства с другими культурами, человеческого капитала, социально-экономического уровня жизни и социально-психологического статуса в различных группах. В качестве личностных особенностей пользователей рассматривались характеристики, входящие в концепцию Большой Пятерки и Темной триады, а также уровень самомониторинга. Полученные данные частично подтвердили выдвинутые гипотезы: атрибуция пользователю сторонним наблюдателем его профиля тех или иных параметров социального статуса связана с такими личностными характеристиками пользователя, как нейро-тизм, макиавеллизм, нарциссизм и самомониторинг. На основании результатов исследования можно утверждать, что реальный и виртуальный социальный статус представляют собой единый феномен, включенный в различный социальный контекст - в рамках виртуального и транзитивного пространства.
Ключевые слова: личностные особенности, самопрезентация в виртуальной коммуникации, социальные сети, социальный статус, виртуальный социальный статус
Для цитирования: Белинская Е.П., Прилуцкая П.Ю. Взаимосвязь виртуального социального статуса и личностных особенностей пользователей социальной сети
© Белинская Е. П.,Прилуцкая П. Ю.,2019
Инстаграм // Вестник РГГУ. Серия «Психология. Педагогика. Образование». 2019. № 4. С.116 - 130. DOI: 10.28995/2073-6398-2019-4-116-130
The relationship of virtual social status and personal characteristics of users of the social network Instagram
Elena P. Belinskaya
Lomonosov Moscow state University, Russian state University for the Humanities, Moscow, Russia, elena_belinskaya@list.ru
Polina Yu. Prilutskaya
Lomonosov Moscow state University, Moscow, Russia, polina ,prilytskaya@yandex. ru
Abstract. The results of an empirical study of the relationship between parameters of virtual social status and personal characteristics of users of the Instagram network are presented in the article. The parameters by which the user's virtual social status was analyzed included attribution to him of the quantity and quality of social connections, experience of acquaintance with other cultures, human capital, socioeconomic standard of living and socio-psychological status in various groups. The characteristics included in the concept of the Big Five and the Dark Triad, as well as the level of self-monitoring, were considered as personal characteristics of users. The obtained data partially confirmed the hypotheses put forward: attribution to the user by a third-party observer of a profile of certain parameters of social status is associated with such personal characteristics of the user as neuroticism, Machiavellianism, narcissism and self-monitoring. Based on the results of the study, it can be argued that real and virtual social statuses represent a single phenomenon, included in a different social context - within the virtual and transitive space.
Keywords: personal features, self-presentation in virtual communication, social networks, social status, virtual social status
For citation: Belinskaya EP., Prilutskaya PYu. The relationship of virtual social status and personal characteristics of users of the social network Instagram // RSUH/RGGU Bulletin. "Psyohology. Pedagogics. Education" Series. 2019; 4:116-130. DOI: 10.28995/2073-6398-2019-4-116-130
Введение
Социальный статус человека, будучи исходно понятием социологическим, сегодня - одно из базовых понятий для социальных наук в целом. Однако, несмотря на почти вековую традицию использования, оно включает в себя все большее и большее количество содержательно разнородных параметров, что заставляет исследователей говорить не столько о его междисциплинарности, сколько о полидисциплинарности [Фоломеева, Федотова 2018]. В социально-психологической оптике социальный статус - тоже достаточно традиционно - понимается как единство объективно свойственных человеку характеристик, определяющих его положение в социальной общности (пол, возраст, образование, семейные и профессиональные роли, доход и т.п.), и результата его субъективной оценки другими членами группы. Очевидно, что второй, социально-перцептивный фокус анализа, в настоящий момент доминирует, и потому исследования социального статуса в социальной психологии в основном фокусируются на изучении атрибутивных процессов. Центральным вопросом при этом становится поиск соотношения объективных и субъективных параметров социального статуса, а также механизмов, реализующих данное соотношение, чему есть две причины. Во-первых, в условиях быстрой социальной динамики традиционно устойчивые объективные параметры социального положения человека меняют свою конфигурацию, все более заставляя исследователей говорить о них не как о фиксированном наборе характеристик, а как о стиле жизни. Во-вторых, подобное «размывание объективности» неминуемо усложняет атрибутивные схемы, усиливая в них роль прототипических и нарративных компонентов [Фоломеева, Федотова 2018; Anderson et al. 2015; Hays et al. 2015] и акцентируя роль аффекта в атрибутивных процессах.
Современное транзитивное социальное пространство создает для подобной динамики максимально релевантные условия. Переход все большего количества повседневных коммуникаций в виртуальное пространство, с одной стороны, дает его участникам практически бесконечные возможности для конструирования собственных самопрезентаций, а с другой - постоянно ставит перед ними задачу адекватного «прочтения» самопрезентаций других пользователей. Иными словами, можно говорить о формировании виртуального социального статуса человека. Последний по аналогии с реальным можно определить как сочетание самопрезентационных характеристик субъекта сетевой коммуникации и сформированного на их основе социально-перцептивного консенсуса других пользователей. И если особенностям самоконструирования в сетевом взаимодействии посвящено уже достаточное количество исследований [Белинская, Гавриченко 2018; Astrid et al. 2006;
Seidman 2013 и др.], то эмпирическое изучение процессов социальной атрибуции в виртуальном пространстве представлено значительно меньше [Gosling 2011; Anderson et al 2015].
В этой связи возникает целый ряд исследовательских вопросов, а именно: как соотносятся реальный и виртуальный социальный статус человека? Насколько наши виртуальные самопрезентации могут оказать влияние на то, как нас воспринимают и оценивают в условиях реального взаимодействия? Как специфика сетевых индикаторов социального статуса пользователя (степень коммуникативной активности, статистические показатели профиля, доминирование визуального или вербального контента) влияет на характер этих атрибуций? Насколько личностные особенности пользователя могут быть «прочитаны» в его сетевых самопрезентациях, и как это связано с атрибутируемыми ему характеристиками статуса? Попытке ответа на последний вопрос и было посвящено проведенное эмпирическое исследование.
Социальной сетью была выбрана сеть Instagram как в наибольшей степени стандартизованная по формату самопрезентаций (ее основной контент составляют фотографии).
Гипотеза исследования
Общей гипотезой проведенного эмпирического исследования выступало предположение о том, что виртуальный социальный статус пользователя, основанный на оценке внешними «экспертами» его сетевой самопрезентации, связан с его же личностными характеристиками.
Исходя из уже имеющихся эмпирических данных о связи некоторых личностных черт и специфики самопрезентации в социальных сетях [Back et al. 2010; Ryan, Xenos 2011; Lee et al. 2014], были выдвинуты следующие частные гипотезы.
1) Существует положительная взаимосвязь экстраверсии, нарциссизма и самомониторинга с параметрами социального статуса, презентируе-мыми в виртуальном пространстве.
2) Существует отрицательная взаимосвязь нейротизма, психопатии и сознательности с параметрами социального статуса, презентируемыми в виртуальном пространстве.
Процедура и методики исследования
На первом этапе в исследовании приняли участие 65 респондентов - активных пользователей социальной сети Instagram (15 мужчин и 50 женщин в возрасте от 17 до 29 лет, средний возраст - 21 год), которые дали согласие предоставить ссылки на свои профили. Они заполняли короткую социально-демографическую анкету (пол, возраст, об-
разование, характер текущей или будущей профессиональной деятельности), а также 3 стандартизированные методики: 1) краткий опросник Большой Пятерки, направленный на оценку личностных измерений, входящих в соответствующую концепцию [Корнилова, Чумакова 2016]; 2) опросник «Темная дюжина», направленный на измерение черт Темной триады [Корнилова и др. 2015]; 3) опросник способности к управлению самопредъявлением в общении, который является русскоязычным аналогом шкалы социального самоконтроля, или самомониторинга, М. Снайдера [Амяга 1998].
Второй этап исследования заключался в оценке незнакомыми с испытуемыми людьми - «экспертами» - предоставленных на первом этапе профилей было опрошено 72 человека: 19 мужчин и 53 женщины, средний возраст респондентов - 19 лет. Респонденты этого этапа заполняли авторский опросник, направленный на оценку воспринимаемого социального статуса пользователя. Его разработка при пилотажном исследовании опиралась на предположение, что оценка социального статуса пользователя сторонним наблюдателем (так называемый виртуальный социальный статус) строится по тем же параметрам, что и оценка реального социального статуса незнакомца. Опросник включал в себя следующие блоки вопросов:
1) социальные связи (возможное количество знакомых и друзей, потенциальная статусность окружения);
2) опыт знакомства с другими культурами (приписываемый пользователю опыт путешествий в другие города России и в другие страны, знания о различных культурах);
3) человеческий капитал (возможный уровень образованности, физического и психологического здоровья, потенциальное разнообразие социальных и профессиональных навыков);
4) социально-экономический уровень жизни (приписываемая финансовая обеспеченность, престижность имеющегося места жительства);
5) социально-психологический статус человека в группе (приписываемое отношение возможных формальных и неформальных групп к данному пользователю);
Все вопросы предполагали оценки по шкале от 1 до 7; каждый из респондентов этого этапа оценивал три профиля незнакомых ему людей, ориентируясь при выставлении оценок на те фотографии, которые были в них представлены, и на информацию о количестве публикаций, количестве подписчиков и подписок. Вся личная информация (имя, фамилия, ссылки на профили в различных социальных сетях и личные сайты) была скрыта.
Результаты1 и обсуждение
После получения «экспертных» оценок виртуального социального статуса была определена степень их согласованности на основании коэффициента конкордации Кенделла (W; р 0,05). Для профилей, имеющих согласованные экспертные оценки, рассчитывались значения по пяти выбранным параметрам социального статуса, соответствующим пяти блокам вопросов разработанного опросника (12 профилей, по которым не были получены согласованные оценки, исключены нами из дальнейшего анализа). Для определения значения по каждому параметру использовалось среднее арифметическое оценок экспертов по вопросам, относящимся к конкретному блоку. Оценка нормальности распределения переменных продемонстрировала необходимость привлечения как параметрических, так и непараметрических критериев. В итоге корреляционный анализ проводился с помощью критериев Спирмена и Пирсона.
Полученные результаты в целом обнаружили неоднозначную связь выделенных параметров виртуального социального статуса с изучаемыми личностными характеристиками, что говорит лишь о частичном подтверждении как основной, так и двух частных гипотез исследования.
Так оказалось, что высокий уровень макиавеллизма, нарциссизма и самомониторинга пользователя значимо ^ 0.05) коррелирует с тем, что на основании созданного им контента сетевого профиля незнакомый человек («эксперт») будет высоко оценивать качество и количество его социальных связей. Одновременно в представлении «эксперта» выраженность этих личностных качеств пользователя оказывается не связанной с атрибутированием ему таких параметров социального статуса, как человеческий капитал и высокий социально-психологический статус в формальных и неформальных группах членства, а также отрицательно коррелирует с приписываемым опытом путешествий и взаимодействия с другими культурами.
Также полученные данные свидетельствуют, что высокий уровень нейротизма пользователя значимо ^ 0.05) коррелирует с тем, что на основании восприятия его профиля незнакомый человек будет высоко оценивать количество и качество его социальных связей и в той же степени его социально-психологический статус в различных группах. Одновременно выраженность этой личностной характеристики пользователя оказалась никак не связана с атрибутируемым ему социально-экономическим уровнем жизни, опытом взаимодействия с другими культурами и человеческим капиталом.
Что же касается таких личностных особенностей, как экстраверсия, психопатия, сознательность и открытость опыту, то никаких значимых
взаимосвязей между этими характеристиками и параметрами виртуального социального статуса обнаружено не было.
Переходя к обсуждению полученных результатов, прежде всего отметим, что часть из них не согласуется с данными других исследователей. Так, выдвигая гипотезу о связи экстраверсии с параметрами воспринимаемого социального статуса, мы базировались на исследованиях, продемонстрировавших, что особенности самопрезентации и различия в социальном статусе пользователя в сети Facebook во многом обусловлены индивидуальными различиями в уровне экстраверсии [Amichai-Hamburger, Vinitzky 2010; Gosling et al. 2011; Ross et al.
2009]. В свою очередь эти исследования опирались на работу, доказавшую положительную взаимосвязь высокой экстравертированности и приписываемого высокого социального статуса в ситуации реального взаимодействия [Anderson et al. 2006]. Согласно нашим данным, эта закономерность «не работает» для сети Instagram, что может объясняться спецификой доминирующего контента: в отличие от Facebook сеть Instagram в гораздо большей степени визуально ориентирована. Как отмечается учеными, основными пользовательскими особенностями экстравертов является высокая публикационная активность (количество постов в единицу времени) и ориентация на взаимодействие с другими участниками сети (количество комментов эмоционального и содержательного характера) [Astrid, Bernd, Machilek 2006; Back et al.
2010]. Но в условиях Instagram чрезмерная активность пользователя в виде публикаций большого числа фотографий за короткий промежуток времени может восприниматься как «засорение» информационной ленты, в то время как отсутствие публикаций в течение долгого времени - как игнорирование аудитории. Обе описанные стратегии самопрезентации, соответствующие крайним полюсам экстраверсии, могут иметь негативные последствия в виде сокращения численности аудитории, уменьшения ее отклика, и, соответственно, восприниматься как ведущие к снижению социального статуса. Можно также предположить, что высокая коммуникативная ориентация экстравертов не актуальна для Instagram в силу малых возможностей реализации в этой сети коммуникативной функции в целом (как известно, первоначальная версия сети предполагала общение пользователей только в комментариях под публикациями), а также легкости в установлении/разрыве социальных контактов, что затрудняет коммуникацию как выраженным экстравертам, так и выраженным интровертам. В итоге при оценке данных профилей сторонним наблюдателем с точки зрения атрибутируемого им социального статуса данная личностная характеристика не имеет значения.
Не менее интересной представляется обнаруженная связь между нейротизмом и высоким виртуальным социальным статусом, выраженным в параметрах социальных связей и социально-психологического статуса человека в группе. Это противоречит полученным ранее другими исследователями данным. Согласно им, при изучении реального социального статуса в основе отрицательной взаимосвязи нейротизма и высокого социального статуса лежит использование неэффективных стратегий самопрезентации, демонстрация социально нежелательных качеств, соответствующих высокому уровню нейротизма, а также уязвимость к стрессу в процессе социального взаимодействия [Anderson et al. 2006]. Предполагается, что в условиях виртуальной коммуникации подобное поведение людей с высоким уровнем нейротизма может представлять собой стратегию совладания с дискомфортом и беспокойством, связанными с низким контролем социального взаимодействия, причинами которого выступают особенности виртуальной среды (дистанцированность субъектов взаимодействия, отсроченность обратной связи, наличие широкого и разнообразного круга наблюдателей). Также существуют данные, полученные при изучении виртуальной самопрезентации пользователей Facebook, о том, что высокий уровень нейротизма связан с высоким уровнем мотивации принадлежности к группе и презентацией качеств идеального Я [Seidman, 2013]. Можно ожидать, что описанные стратегии коммуникативного поведения реализуются и в рамках социальной сети Instagram, усиливаясь ее технологическими особенностями (визуальностью), что способствует поддержанию и повышению виртуального социального статуса пользователей, имеющих высокие показатели нейротизма. В данном случае виртуальная социальная среда, предоставляющая неограниченные возможности коррекции и удаления контента, а также обусловливающая существенную осознанность и произвольность самопрезентации по сравнению с традиционным очным взаимодействием, способствует эффективному применению рассмотренных стратегий поведения. Таким образом, в рамках виртуального взаимодействия в социальной сети Instagram люди с высоким уровнем нейротизма могут иметь преимущества в поддержании и повышении своего виртуального социального статуса, связанные с их повышенным вниманием к воспринимаемому и оцениваемому другими участниками образу своего Я.
Этот результат содержательно соответствует данным о взаимосвязи выраженного уровня самомониторинга пользователя и атрибуцией ему сторонними наблюдателями высоких показателей виртуального социального статуса по такому параметру, как количество и качество социальных связей: внимание пользователя к контекстуальным особенностям коммуникации неминуемо будет приводить к доминированию в
самопрезентируемом контенте профиля прямых или косвенных указаний на свои социальные связи. Интересно, что полученные данные соответствуют общим закономерностям восприятия и оценки социального статуса. Напомним, что в реальном социальном взаимодействии выраженная склонность к регулированию своего экспрессивного поведения, исходя из особенностей социального контекста (иными словами - высокий уровень самомониторинга), необходима прежде всего для повышения социального статуса и соответствующим образом воспринимается сторонним наблюдателем [Fuglestad, Snyder 2010].
Результаты, свидетельствующие об отсутствии корреляционных зависимостей между открытостью опыту и параметрами виртуального социального статуса, согласуются с данными исследователей, изучавших эти личностные характеристики во взаимосвязи с коммуникативным поведением в сети Facebook [Moore, McElroy 2012; Wang et al. 2012]. Популярные и освоенные множеством пользователей социальные сети нивелируют социальное преимущество и особенности презентации людей с высоким уровнем открытости опыту, связанные с креативностью, широким разнообразием интересов, готовностью к риску. Для людей же с низким уровнем открытости опыту социальные сети также являются привычными, и, соответственно, безопасными площадками взаимодействия. Именно эти обстоятельства не позволяют обнаружить специфические особенности их самопрезентации, и, вследствие этого, также и виртуального социального статуса.
Менее ожидаемыми являются полученные нами результаты относительно отсутствия корреляционных взаимозависимостей между осознанностью и параметрами виртуального социального статуса. Другие исследователи отмечают отрицательную связь между данной личностной характеристикой и активностью использования социальной сети, а именно - сети Facebook [Lee et al. 2014], и объясняют наличие ее негативной оценкой социальных сетей как в целом, так и восприятие их в качеств отвлекающего фактора людьми с высоким уровнем сознательности. Подобные различия в результатах могут быть связаны, с нашей точки зрения, с двумя обстоятельствами: во-первых, различиями в коммуникативных стратегиях у пользователей Facebook и Instagram, и, во-вторых, (что представляется нам более вероятным) большей популярностью сегодня сети Instagram, которая все более становится неотъемлемым компонентом повседневной коммуникации.
Обнаруженную положительную связь макиавеллизма пользователей с некоторыми параметрами их виртуального социального статуса можно объяснить следующим образом. Известно, что в реальном взаимодействии макиавеллистские стратегии поведения могут способствовать как объективному повышению социального статуса [Duspara,
Greitemeyer 2017], так и соответствующим атрибуциям [Lange et al. 2018]. При этом данная взаимосвязь опосредствуется уровнем структурированности социальной иерархии [Hays, Bendersky 2015]: чем она менее структурирована, тем сильнее взаимосвязаны макиавеллизм и атрибутируемый социальный статус субъекта. Для любой виртуальной социальной сети характерна гораздо более низкая структурированность социальной иерархии, нежели в реальном пространстве коммуникации. Подобная специфика позволяет пользователям с высокими показателями макиавеллизма успешно применять специфические тактики самопрезентации с целью социального самопродвижения: публикацию многочисленных «селфи» и большого количества личной информации в профиле, маркеров социально одобряемого поведения в виде фото-примеров своей склонности к здоровому образу жизни и др. Несмотря на то, что перечисленные тактики были обнаружены при исследовании виртуальной самопрезентации в сети Facebook [Jonason, et al. 2010; Preotiuc-Pietro et al. 2016; Sanecka 2017], они также могут быть актуальны и для социальной сети Instagram.
Полученные в нашем исследовании данные о связи высокого уровня нарциссизма пользователя с атрибуцией ему высокого виртуального социального статуса согласуются с результатами исследований, отмечающими положительную связь нарциссизма с реальным социальным статусом индивида [Aluja et al. 2017; Duspara, Greitemeyer 2017]. Можно предположить, что в социальной сети Instagram данная взаимосвязь усиливается по причине больших возможностей удовлетворения у нарциссических пользователей потребности во внимании и позитивной оценке окружающих, а также из-за их повышенной чувствительности к занимаемому социальному положению [Palmer, Tackett 2018]. Данные особенности людей с высокими показателями нарциссизма могут находить свое отражение в презентации в своем профиле исключительно социально-желательных качеств, предварительном редактировании фотографий и намеренной публикации большого количества «селфи» и другой личной информации в сети.
Заключение
Атрибуция пользователю сторонним наблюдателем его профиля тех или иных параметров социального статуса (виртуальный социальный статус) связана с такими личностными характеристиками пользователя, как нейротизм, макиавеллизм, нарциссизм и самомониторинг. Обнаруженные взаимосвязи согласуются с результатами исследований, посвященных изучению личностных детерминант социального статуса в пространстве реального взаимодействия, а также с исследованиями виртуальной самопрезентации в сети Facebook, что свидетельствует о
доминирующей роли этих личностных особенностей при атрибутировании субъекту того или иного социального положения - вне зависимости от особенностей взаимодействия с ним. Обнаруженные сходства подтверждают точку зрения о том, что реальный и виртуальный социальный статус являют собой единый феномен, имеющий универсальные мотивационные основания [Anderson et al. 2015] и представленный в различном социальном контексте: в рамках виртуального и транзитивного пространства, которые объединяются, как минимум, двумя своими характеристиками - изменчивостью и множественностью [Белинская, Марцинковская 2018]. При этом особенности среды, в рамках которой рассматривается социальный статус, определяют особенности его внешней презентации, а также изменяют характер связи с личностными характеристиками, повышая или уменьшая эффективность различных стратегий поведения, связанных с ними.
Несоответствие части полученных нами результатов данным других исследований ставит отдельную исследовательскую задачу - более четкое определение специфики различных виртуальных социальных сетей. Последнее предполагает, на наш взгляд, сочетание в анализе как детального знания их технологических особенностей, так и связанного с ними социально-психологического содержания коммуникативной и самопрезентационной активности пользователя.
Благодарности
Статья выполнена в рамках гранта Российского научного фонда «Транзитивное и виртуальное пространства - общность и различия», грант № 19-18-00516.
Acknowledgements
This work was supported by the Russian Science Foundation, project «Transitive and virtual spaces: common and different features», no. 1918-00516.
Литература
Амяга 1998 - Амяга Н.В. Измерение личностной представленности человека в общении // Журнал практического психолога. 1998. N° 1. С. 42-53. Белинская, Гавриченко 2018 - Белинская Е.П., Гавриченко О.В. Самопрезентация в виртуальном пространстве: феноменология и закономерности [Электронный ресурс] / / Психологические исследования. 2018. Т. 11. № 60. 12 c. URL: http://psystudy.ru (дата обращения 4 авг. 2019).
Белинская, Марцинковская 2018 - Белинская Е.П., Марцинковская Т.Д. Идентичность в транзитивном обществе: виртуальность и реальность // Цифровое общество как культурно-исторический контекст развития человека: сборник научных статей / Под общ. ред. Р.В. Ершовой. Коломна: Государственный социально-гуманитарный университет, 2018. С. 43-48.
Корнилова, Чумакова 2016 - Корнилова Т.В, Чумакова М.А. Апробация краткого опросника Большой пятерки (TIPI, КОБТ) [Электронный ресурс] / / Психологические исследования. 2016. Т. 9. № 46. 5 с. URL: http://psystudy.ru_ (дата обращения 4 авг. 2019).
Корнилова и др. 2015 - Корнилова Т.В, Корнилов С.А., Чумакова М.А., Талмач М. С. Методика диагностики личностных черт «Темной триады»: апробация опросника «Темная дюжина» // Психологический журнал. 2015. Т. 36. N° 2. С. 99-112. Фоломеева, Федотова 2018 - Фоломеева ТВ, Федотова С.В. Особенности образов людей различных социальных статусов у молодежи [Электронный ресурс] // Вестник Санкт-Петербургского университета. Психология и педагогика. 2018. Т. 8. Вып. 3. С. 312-322. URL: https://doi.org/10.21638/11701/spbu16.2018.307 (дата обращения 16 апреля 2019).
Aluja et al. 2017 - Aluja A, Blanch A., Barr O, Hansenne M, Garcia L.F., Valdivia M, Bell ja T, Ruch W, Rossier J., Suranyi Z, Glicksohn J., Di Bias L, Ostendorf F, Atitsogbe K.A, Cekrlija D, Stivers A, Benjemaa S. Social position and dark triad personality: cross-cultural differences [Online]. ISSID 2017. Warsaw, 2017, 24-28 July. URL: https://www.researchgate.net/publication/318789137 (дата обращения 16 апреля 2019).
Amichai-Hamburger, Vinitzky 2010 - Amichai-Hamburger Y, Vinitzky G. Social network use and personality // Computers in Human Behavior. 2010. Vol. 26 (6). P. 1289-1295.
Anderson et al. 2006 - Anderson C, Beer J.S., Chatman J.A., Spataro S.E, Srivastava S. Knowing Your Place: Self-Perceptions of Status in Face-to-Face Groups // Journal of Personality and Social Psychology. 2006. Vol. 91 (6). P. 1094-1110. Anderson et al. 2015 - Anderson C, Hildreth J.A., Howland L. Is the desire for status a fundamental human motive? A review of the empirical literature / / Psychological Bulletin. 2015. Vol. 141 (3). P. 547-601.
Astrid et al. 2006 - Astrid S, BerndM, Machilek F. Personality in Cyberspace: Personal Web Sites as Media for Personality Expressions and Impressions // Journal of Personality and Social Psychology. 2006. Vol. 90. Iss. 6. P. 1014-1031. Back et al. 2010 - Back M.D, Egloff B, Gaddis S, Gosling S.D, Stopfer J. M, Schmukle S. C, Vazire S. Facebook Profiles Reflect Actual Personality, Not Self-Idelization // Psychological Science. 2010. Vol. 21. Iss. 3. P. 372-374. Duspara, Greitemeyer 2017 - Duspara B, Greitemeyer T. The impact of dark tetrad traits on political orientation and extremism: an analysis in the course of a presidential election [Electronic] // Heliyon. 2017. Vol. 3 (10). URL:
https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC5680983/ (дата обращения 16 апр. 2019).
Fuglestad, Snyder 2010 - Fuglestad P.T, Snyder M. Status and the Motivational Foundations of Self-Monitoring // Social and Personality Psychology Compass. 2010. Vol. 4 (11). P. 1031-1041.
Gosling et al. 2011 - Gosling S.D, Augustine A.A., Vazire S, Holtzman N, Gaddis S. Manifestations of personality in online social networks: Self-reported Facebook-related behaviors and observable profile information // Cyberpsychology, Behavior, and Social Networking. 2011. Vol. 14 (9). P. 483-488.
Hays et al. 2015 - HaysN.A., Bendersky C. Not all inequality is created equal: Effects of status versus power hierarchies on competition for upward mobility // Journal of Personality and Social Psychology. 2015. Vol. 108. P. 867-882.
Jonason et al. 2010 - Jonason P.K., Li N.P., Teicher E.A. Who is James Bond? The Dark Triad as an agentic social style // Individual Differences Research. 2010. Vol. 8 (2). P. 111-120.
Lange et al. 2014 - Lange J., Paulhus D.L, Crusius J. Elucidating the Dark Side of Envy: Distinctive Links of Benign and Malicious Envy with Dark Personalities // Personality and Social Psychology Bulletin. 2014. Vol. 44 (4). P. 601-614. Lee et al. 2014 - Lee E, Ahn J., Kim Y.J. Personality traits and self-presentation at Facebook // Personality and Individual Differences. 2014. Vol. 69. P. 162-167. Moore et al. 2012 - Moore K, McElroy J.C. The influence of personality on Facebook usage, wall postings, and regret // Computers in Human Behavior. 2012. Vol. 28 (1). P. 267-274.
Palmer, Tackett 2018 - Palmer J.A, Tackett S. An Examination of the Dark Triad Constructs with Regard to Prosocial Behavior [Online] // Acta Psychopathol. 2018. Vol. 4 (1). URL: http://psychopathology.imedpub.com/an-examination-of-the-dark-triad-constructs-with-regard-to-prosocial-behavior.pdf (дата обращения 16 апр. 2019). Preotiuc-Pietro 2016 - Preotiuc-Pietro D, Carpenter J., Giorgi S, Ungar L. Studying the Dark Triad of Personality through Twitter Behavior [Online]. 25th ACM International on Conference on Information and Knowledge Management. Indianapolis, Indiana, 2016, October 24-28. URL: http://wwbp.org/papers/darktriad16cikm.pdf (дата обращения 24 апр. 2019).
Ross et al. 2009 - Ross C, Orr E.S., Sisic M, Arseneault J.M., Simmering M.G., Orr R.R. Personality and motivations associated with Facebook use // Computers in Human Behavior. 2009. Vol. 25 (2). P. 578-586.
Ryan, Xenos 2011 - Ryan T., Xenos S. Who uses Facebook? An investigation into the relationship between the big five, shyness, narcissism, loneliness, and Facebook usage // Computers in Human Behavior. 2011. Vol. 27 (5). P. 1658-1664. Sanecka 2017 - Sanecka E. The dark side of social media: Associations between the Dark Triad of personality, self-disclosure online and selfie-related behaviours [Electronic] // Journal of Education Culture and Society. 2017. Vol. 2. URL: https://pdfs.semanticscholar.org/2bb1/60d2620748ebffebcb0fe90d8840e2c89d8a.pdf (дата обращения 16 апр. 2019).
Seidman 2013 - Seidman G. Self-presentation and belonging on Facebook: How personality influences social media use and motivations // Personality and Individual Differences. 2013. Vol. 54 (2). P. 402-407.
Wang et al. 2012 - Wang J.L., Jackson L.A., Zhang D.J, Su Z.Q. The relationships among the big five personality factors, self-esteem, narcissism, and sensation-seeking to Chinese University students' uses of social networking sites (SNSs) / / Computers in Human Behavior. 2012. Vol. 28 (6). P. 2313-2319.
References
Aluja, A., Blanch, A., Barr, O., Hansenne, M., Garcia, L.F., Valdivia, M., Bell, ja T., Ruch, W., Rossier, J., Suranyi, Z., Glicksohn, J., Di Blas, L., Ostendorf, F., Atitsogbe, K.A., Cekrlija, D., Stivers, A. and Benjemaa, S. (2017), Social position and dark triad personality: cross-cultural differences [Online], Warsaw, 24-28 July 2017, available at:https://www.researchgate.net/publication/318789137 (Accessed 16 Apr 2019).
Amichai-Hamburger, Y. and Vinitzky, G. (2010), "Social network use and personality", Computers in Human Behavior, vol. 26 (6), pp. 1289-1295. Amyaga, N.V. (1998), "Measurement of personal representation of a person in communication", Zurnalprakticheskogo psihologa, no. 1, pp. 42-53.
Anderson, C., Beer, J.S., Chatman, J.A., Spataro, S.E. and Srivastava, S. (2006), "Knowing Your Place: Self-Perceptions of Status in Face-to-Face Groups", Journal of Personality and Social Psychology, vol. 91 (6), pp. 1094-1110. Anderson, C., Hildreth, J.A. and Howland, L. (2015), "Is the desire for status a fundamental human motive? A review of the empirical literature", Psychological Bulletin, vol. 141 (3), pp. 547-601.
Astrid, S., Bernd, M. and Machilek, F. (2006), "Personality in Cyberspace: Personal Web Sites as Media for Personality Expressions and Impressions", Journal of Personality and Social Psychology, vol. 90, issue 6, pp. 1014-1031.
Back, M.D., Egloff, B., ' Gaddis, S., Gosling, S.D., Stopfer, J.M., Schmukle, S.C. and
Vazire, S. (2010), "Facebook Profiles Reflect Actual Personality, Not Self-
Idelization", Psychological Science, vol. 21, issue 3, pp. 372-374.
Belinskaya, E.P. and Gavrichenko, O.V. (2018), "Self-presentation in virtual space:
phenomenology and regularities", Psychological research [Electronic], vol. 11, no. 60,
p. 12, available at: http://psystudy.ru (Accessed 16 Aug 2019).
Belinskaya, E.P. and Marsinkovskaya, T.D. (2018), "Identity in a transitive society:
virtuality and reality", in Ershova, R.V. (ed.), Cifrovoe obshchestvo kak kul'turno-
istoricheskij kontekst razvitiya cheloveka: sbornik nauchnyh statej [Digital society as a
cultural-historical context of human development: a collection of scientific articles],
Gosudarstvennyj social'no-gumanitarnyj universitet, Kolomna, pp. 43-48.
Duspara, B. and Greitemeyer, T. (2017), "The impact of dark tetrad traits on political
orientation and extremism: an analysis in the course of a presidential election",
Heliyon [Electronic], vol. 3 (10), available at:
https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC5680983/ (Accessed 16 Apr 2019).
Folomeeva, T.V. and Fedotova, S.V. (2018), "Features of images of people of different social statuses among young people", Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Psihologiya ipedagogika [Electronic], vol. 8, issue 3, pp. 312-322, available at: https://doi.org/10.21638/11701/spbu16.2018.307 (Accessed 16 Apr 2019). Fuglestad, P.T. and Snyder, M. (2010), "Status and the Motivational Foundations of Self-Monitoring", Social and Personality Psychology Compass, vol. 4 (11), pp. 10311041.
Gosling, S.D., Augustine, A.A., Vazire, S., Holtzman, N. and Gaddis, S. (2011), "Manifestations of personality in online social networks: Self-reported Facebook-related behaviors and observable profile information", Cyberpsychology, Behavior, and Social Networking, vol. 14 (9), pp. 483-488.
Hays, N.A. and Bendersky, C. (2015), "Not all inequality is created equal: Effects of status versus power hierarchies on competition for upward mobility", Journal of Personality and Social Psychology, vol. 108, pp. 867-882.
Jonason, P.K., Li, N.P. and Teicher, E.A. (2010), "Who is James Bond? The Dark Triad as an agentic social style", Individual Differences Research, vol. 8 (2), pp. 111120.
Kornilova, T.V. and Chumakova, M.A. (2016), "Approbation of the short questionnaire of the Big five (TIPI, COBT)", Psychological research [Electronic], vol. 9, no. 46, pp. 5, available at: http://psystudy.ru (Accessed 16 Aug 2019). Lange, J., Paulhus, D.L. and Crusius, J. (2014), "Elucidating the Dark Side of Envy: Distinctive Links of Benign and Malicious Envy with Dark Personalities", Personality and Social Psychology Bulletin, vol. 44 (4), pp. 601-614.
Lee, E., Ahn, J. and Kim, Y.J. (2014), "Personality traits and self-presentation at Facebook", Personality and Individual Differences, vol. 69, pp. 162-167.
Moore, K. and McElroy, J.C. (2012), "The influence of personality on Facebook usage, wall postings, and regret", Computers in Human Behavior, vol. 28 (1), pp. 267274.
Palmer, J.A. and Tackett, S. (2018), "An Examination of the Dark Triad Constructs with Regard to Prosocial Behavior", Acta Psychopathol [Electronic], vol. 4 (1), available at: http://psychopathology.imedpub.com/an-examination-of-the-dark-triad-constructs-with-regard-to-prosocial-behavior.pdf (Accessed 16 Apr 2019). Preotiuc-Pietro, D., Carpenter, J., Giorgi, S. and Ungar, L. (2016), "Studying the Dark Triad of Personality through Twitter Behavior" [Online], 25th ACM International on Conference on Information and Knowledge Management, Indianapolis, Indiana, 24-28 October 2016, available at:
http://wwbp.org/papers/darktriad16cikm.pdf (Accessed 21 Apr 2019). Ross, C., Orr, E.S., Sisic, M., Arseneault, J. M., Simmering, M.G. and Orr, R.R. (2009), "Personality and motivations associated with Facebook use", Computers in Human Behavior, vol. 25 (2), pp. 578-586.
Ryan, T. and Xenos, S. (2011), "Who uses Facebook? An investigation into the relationship between the big five, shyness, narcissism, loneliness, and Facebook usage", Computers in Human Behavior, vol. 27 (5), pp. 1658-1664.
Sanecka, E. (2017), "The dark side of social media: Associations between the Dark Triad of personality, self-disclosure online and selfie-related behaviours", Journal of Education Culture and Society [Electronic], vol. 2, available at: https://pdfs.semanticscholar.org/2bb1/60d2620748ebffebcb0fe90d8840e2c89d8a.pdf (Accessed 16 Apr 2019).
Seidman, G. (2013), "Self-presentation and belonging on Facebook: How personality influences social media use and motivations", Personality and Individual Differences, vol. 54 (2), pp. 402-407.
Wang, J.L., Jackson, L.A., Zhang, D.J. and Su, Z.Q. (2012), "The relationships among the big five personality factors, self-esteem, narcissism, and sensation-seeking to Chinese University students' uses of social networking sites (SNSs)", Computers in Human Behavior, vol. 28 (6), pp. 2313-2319.
Информация об авторах
Елена П. Белинская, доктор психологических наук, профессор, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, Москва, Россия; 125009, Россия, Москва, ул. Моховая, 11; Российский государственный гуманитарный университет, Москва, Россия; 125993, Россия, Москва, Миусская пл., 6; elena_belinskaya@list.ru
Полина Ю. Прилуцкая, студентка факультета психологии, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, Москва, Россия; 125009, Россия, Москва, ул. Моховая, 11; polina.prilytskaya@yandex.ru
Information about the authors
Elena P. Belinskaya, Dr. of Sci. (Psychology), professor, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia; bld. 11, Mokhovaya str., Moscow, Russia, 125009; Russian state humanitarian University, Moscow, Russia; bld. 6, Miusskaya Square, Moscow, Russia, 125993; elena_ belinskaya@list.ru
Polina Yu. Prilutskaya, student of the faculty of psychology, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia; bld. 11, Mokhovaya str., Moscow, Russia, 125009; polina. prilytskaya@yandex. ru
