CC BY
346
♦
♦
В 1915 - 1916 гг подлинно массовыми стали благотворительность и культурно-просветительская деятельность сельскохозяйственной кооперации. Это обеспечило, и довольно быстро, рост социальной активности и культурного уровня крестьянства, усвоившего основы кооперативной идеологии. Культурно-просветительская работа дореволюционных кооперативных организаций не ограничивалась только пропагандой кооперативных идей и подготовкой квалифицированных кадров. Она включала в себя и социальную помощь, и организацию досуга крестьянского населения. Повседневная трудная неторговая работа кооперативных кругов, вызывавшая
и оптимизм, и неприязненную критику, в итоге преображала российскую провинцию и российскую деревню.
1. Вестник мелкого кредита. 1915. № 9.
2. Вестник мелкого кредита. 1916. № 1.
3. ГАСО. Ф. 400. Оп. 1. Д. 472. Л.6, 46.
4. ГАУО. Ф. 193. Оп. 1. Д. 103; Оп.2. Д.74.
5. Кооперативная жизнь. 1916. № 1.
6. Самарский земледелец. 1913. № 4.
7. Самарский земледелец. 1914. №14 - 15.
8. Симбирский хозяин. 1915. № 9.
10. Симбирский хозяин. 1916. № 5.
УДК 94(47) ршП. РяНСКий
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ПОМЕЩИКОВ И КРЕПОСТНЫХ КРЕСТЬЯН ЮЖНОГО ЧЕРНОЗЕМЬЯ в первой половине XIX века: ЭКСПЛУАТАЦИЯ И ПОПЕЧИТЕЛЬСТВО
В представленной статье рассматриваются взаимоотношения между помещиками и крепостными крестьянами Черноземного региона в первой половине XIX в. Главное внимание уделяется вопросу о патернализме помещиков, который еще недостаточно изучен. Анализируются его причины.
Ключевые слова: помещики, крепостные крестьяне, патернализм, эксплуатация, повинности.
R.L. Ryansky
RELATIONSHIPS BETWEEN LANDOWNERS AND SERFS IN THE SOUTHERN CHERNOZEMYE in the fisrt half of the XIX century: EXPLOITATION AND PATERNALISM
The article deals with the relationships between landowners and serfs in the Southern Chernozemye in the first half of the XIX century. The author pays significant attention to landowner paternalism that has not been thoroughly studied yet and analyses its reasons.
The key words: landowners, serf peasants, paternalism, exploitation, feudal duty.
Общепризнанно, что взаимоотношения между по- щинное тягло приносило ежегодно 42 руб. серебром
мещиками и крепостными крестьянами строились по дохода, тогда как оброчное - только 27 руб. 70 коп. [12,
принципу господства и подчинения, предполагали вне- с. 1296 - 1297].
экономическое принуждение и эксплуатацию кресть- Аналогичной позиции придерживались и воронеж-
янства. В середине XIX в. помещики практиковали раз- ские дворяне. С их точки зрения, в имениях, «в коих
личные формы крепостной эксплуатации. По данным достаточно земли к возделыванию хлебов разного рода,
Б. Г. Литвака, полученным на основе сплошной обра- всегда доход выше, нежели их обратить в оброчные»
ботки уставных грамот, в Курской губернии накануне от- [44, с. 85]. Помещик Е.П. Мочалкин сообщал, что с 37 тягол
мены крепостного права насчитывалось 61,4% барщин- он получал 3 000 руб. серебром годового дохода, или
ных крестьян мужского пола, 15,6% оброчных, 18,6% по 80 руб. с тягла, и заключал: «Такого огромного обро-
находящихся на смешанной повинности и 4,4% так на- ка никакое тягло не в состоянии выплатить» [14].
зываемых вотчинных крестьян (т.е. приписанных к Глуш- Размеры денежного оброка в среднем по Курской
ковской суконной мануфактуре) [4, с. 118]. Смешанная губернии достигали 5,7 руб. серебром на мужскую душу
повинность представляла собой денежный оброк, до- [4, с. 118]. Такую сумму можно считать весьма значи-
полненный, как правило, небольшими барщинными тельной с учетом того, что тогда в крестьянских семьях
работами. В Воронежской губернии перед реформой насчитывалось в среднем до 5 душ мужского пола. Сле-
1861 г. на барщине состояло, по данным Б.Г. Литвака, довательно, один крестьянский двор должен был вып-
44,1% барщинных крестьян, а по данным М.М. Шевчен- лачивать до 30 руб. серебром одних только оброчных
ко - 55% [14, с. 81]. денег.
Преобладание барщинной формы эксплуатации Определить степень барщинной эксплуатации мож-
крепостных крестьян в Курской губернии объясняется но по количеству господской запашки, приходившейся
ее большей выгодностью по сравнению с оброком. По на душу мужского пола. К сожалению, в источниках от-
оценке самих помещиков, в Курской губернии одно бар- сутствуют погубернские данные о размерах барской
♦---------------------------------------------------
запашки. Поэтому исследователи вынуждены определять их путем привлечения косвенных показателей, например данных губернаторских отчетов о количестве посевов на барской запашке. По подсчетам Л.М. Рян-ского, в Курской губернии средние размеры барской запашки в 1850-х гг. достигали 2,6 десятин на мужскую душу [10, с. 8].
Сведения о барской запашке содержатся также в делах об опеке дворянских имений. В настоящий момент имеется возможность получить данные о размерах барской запашки лишь по нескольким хозяйствам. Так, в Петропавловском имении помещика Логофета на душу мужского пола приходилось 3,3 десятины барской запашки, в принадлежавшем ему же Романовском - 2,4 десятины, в Малонизовцевском Ивана Воро-панова - 5,1 десятины, в Пятницком Мацневых - 3 десятины, в Андреевском Андреевых - 2,7 десятины [2]. Однако не вся площадь барской запашки реально обрабатывалась крестьянами, так как помещики часть своей пашни либо отдавали в аренду, либо выводили из хозяйственного оборота для восстановления ее плодородия. Здесь уместно заметить, что, по мнению Л.В. Мило-ва, размер барской запашки, превышающий 2 десятины, был чрезвычайно высоким. Вместе с тем в некоторых имениях он был значительно меньше указанной величины. К числу таких помещичьих хозяйств можно отнести Низовцевское Воропановых [2], где на одного крестьянина приходилось 1,6 десятины, и Ракитянское Юсуповых, где этот показатель равнялся 1,1 десятины [3].
В советской историографии отношения помещиков с крепостными крестьянами оценивались преимущественно отрицательно. При этом практически упускалось из виду (сознательно или неосознанно) то обстоятельство, что у помещиков были определенные законом обязанности перед своими крестьянами. Видимо, этим можно объяснить тот факт, что в статьях «Советской исторической энциклопедии» «Дворянство» и «Крепостное право» и даже в специальной работе М.М. Шевченко [13] нет даже упоминания по этому поводу.
Другие авторы хотя и затрагивали вопрос о помещичьем патернализме, но при этом начисто отрицали альтруистические побуждения дворян. Так, И.Д. Ковальчен-ко отмечает, что целью помещичьих ссуд крестьянам было их стремление сохранить рабочую силу, обеспечить себе возможность дальнейшей эксплуатации крестьян. Между тем даже в «Русской правде» Пестеля отмечалось: «Весьма различно положение, в котором находятся различные дворянские крестьяне. У самых добрых господ они совершенным благоденствием пользуются; у самых злых - они в совершенном злополучии обретаются. Между сими двумя крайностями существует многочисленное количество разнообразных степеней злополучия и благосостояния» [11, с. 249].
Негативный взгляд на помещичий патернализм оказался чрезвычайно живучим в советской историографии и стал пересматриваться лишь в конце XX столетия. Н.И. Павленко в своей рецензии-эссе на монографию Л.В. Милова «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса» отметил, что автор «впервые обосновал тезис, решительно отвергавшийся советской исторической наукой», - тезис о патернализме помещиков. Милов писал «о том режиме и механизме регулирования жизни и труда россий-
ских земледельцев, который в недавнем прошлом оценивался лишь как жесточайший режим крепостничества. Разумеется, такая оценка вполне справедлива -это режим грубой и суровой эксплуатации крестьянина. Но вместе с тем подобный взгляд страдает и односторонностью» [6, с. 186].
Действительно, крепостные крестьяне далеко не всегда подвергались чрезмерной эксплуатации. Так, в южных имениях Шереметевых перед отменой крепостного права размер оброка достигал 4 руб. 4 коп. серебром с мужской души, в то время как крестьяне получали совсем неплохие доходы от земледелия, торгового огородничества, местных и отхожих промыслов.
При этом повинности здесь распределялись дифференцированно, в зависимости от платежеспособности крестьян. Можно вполне доверять общей оценке, которую дала администрация Борисовской вотчины Шереметевых в 1858 г.: «Крестьяне сего имения постоянно платили и ныне платят незначительный в сравнении с крестьянами других помещиков оброк, безвозмездно пользовались свободою в промыслах и разными льготами, богатея на счет помещика...» [8].
В слободе Ольшанке Новооскольского уезда Курской губернии кн. Трубецкой установил такой порядок раскладки оброчной суммы, когда «самый достаточный платил 54 руб., а бедный 2 руб., кроме подушных» [10, с. 176]. Введение дифференцированного оброка было обусловлено промысловым характером хозяйства крестьян и глубиной их экономического расслоения. Подобный порядок распределения повинностей существовал в воронежских вотчинах Воронцовых: «Раскладку оброчных денег и денежных повинностей малороссияне производили между собой сами. При распределении тяглецов по тяглам считались с оценкой громадским миром экономической возможности каждого хозяйства» [5, с. 24].
В расположенной в Новооскольском уезде слободе Михайловке с десятитысячным населением обоего пола, принадлежавшей Голицыным, в начале 1850-х гг крестьяне «в земле не нуждались, так как почти все были ремесленники, торговцы. и исправно выплачивая ... оброк не более 9 тыс. руб. в год, жили очень хорошо, а многие даже зажиточно» [10, с. 101].
В то же время историкам известно немало случаев жестокой эксплуатации крестьян и неприкрытого произвола помещиков. Курские краеведы метко прозвали помещицу О.Е. Брискорн «курской Салтычихой». В своем Прилепском имении Дмитриевского уезда она перевела крестьян с оброка на барщину, затеяла строительство суконной фабрики, беспрестанно наказывала не только взрослых, но и малолетних крепостных. В результате резко ухудшилось экономическое положение крестьян и возросла их смертность [1, с. 4 - 28]. Подобные случаи встречались и в Воронежской губернии. Так, землянский помещик И.Зацепин крестьянина «Якова Понченкова, сковав со спиною сына его Константина, заставлял их в таком виде пахать землю» [13, с. 170]. Синельников устроил в своем имении тюрьму где в 1834 г находилось в заточении 17 крепостных крестьян, в том числе 9 малолетних детей [13, с. 170].
Однако такого рода факты не должны заслонять вторую сторону отношений помещиков и их крестьян: систематическое оказание помощи нуждающимся в сложных жизненных ситуациях. Следует заметить, что
♦
♦
вопреки бытовавшему в советской историографии мнению, крестьяне далеко не всегда и не везде стремились освободиться от крепостной зависимости, и в числе причин этого была и боязнь лишиться покровительства своих помещиков. Так, по наблюдению современника, они отказывались переходить на положение обязанных по указу 1842 г., «потому что более страшатся полицейской власти, нежели помещичьей, и боятся притом потерять в помещике не только покровителя, но и лицо, обязанное пещись об их продовольствии и нуждах». К примеру, именно так повели себя крестьяне курского помещика Векрота: «.будучи совершенно довольны своим положением, на перемену отношений к владельцу лишиться не желают по той причине, что не видят к тому примеров и не видят, что их ожидать может при новом порядке». Губернатор провел «секретное дознание» и выяснил, что «хотя крестьяне Векрота и признают предложенные им условия несколько отяготительными, но, в сущности, обстоятельство сие служит только предлогом к отклонению перемены в настоящем их быте, в котором они считают себя счастливыми по снисходительному и благоразумному управлению владельца» [9, с. 29 - 30].
Приведем имеющиеся в нашем распоряжении некоторые конкретные факты помещичьего патернализма в ряде поместий Курской губернии. Они почерпнуты из материалов об опеке дворянских имений, хранящихся в Государственном архиве Курской области. В частности, в расходных ведомостях отчетов опекунов имений содержатся сведения о выдаче хлеба, скота, денег крестьянам. Из них отчасти можно понять побудительные мотивы оказания помещиками помощи своим крепостным. Некоторым парадоксом выглядит то, что хлебные ссуды встречается в источниках довольно-таки редко, да и их размеры относительно невелики. Например, в июне 1855 г в имении помещицы Суковкиной было продано нуждающимся крестьянам 2 четверти проса, 5 возов ржаной соломы, 10 возов овсяной соломы, а также выдано «двум помещичьим крестьянам 5 четвертей ржи» [2. Д.735. Л.85 об., 87 об.]. В Льговском имении Стремоуховых в 1827 г. было дано крестьянам взаймы для посева 18 четвертей и 4 четверика гречихи [2. Д.222. Л.680]. Некоторые помещики давали крестьянам хлеб систематически. К примеру, в Якимовском имении Самойлова в 1839 г. крестьянам было роздано на посев и продовольствие 17 четвертей ржи и 9 четверти овса, в 1841 г - 50 четвертей ржи, в 1843 г. - 11 четвертей ржи и 2 четверти овса, в 1844 г. крестьянам-погорельцам отпущено 10 четвертей ржи и 10 четвертей овса [2. Д.336. Л.197 об. - 198, 228 об., 236, 281 об.]. Помещица Брискорн довела эксплуатацию крестьян до крайнего предела, чем разорила многих из них и потому вынуждена была выдавать ссуду хлебом со жмыхом большинству крестьянских семей [2. Ф.1600. Оп.1. Д.1-3].
Сравнительно часто в источниках встречаются сообщения о выдаче крестьянам безвозмездно или в ссуду рабочего скота. Одним из наиболее ярких является следующий пример. В слободе Ракитной князя Юсупова в период с 1832 по 1837 г среднесостоятельным крестьянам было роздано 242 лошади, а бедным - не менее 70. Но эта помощь была не безвозмездной. Лошади фактически продавались им в рассрочку [7, с. 8].
В имении помещиков Ильинских в 1847 г. было продано крестьянам «для работы» 9 лошадей [2. Ф.59. Оп.2.
Д.6707. Л.88 об.]. В 1851 г из конного завода помещика Логофета «отдано для вспомоществования крестьянам по неспособности к заводу и старости» 3 мерина и 2 кобылы [2. Ф.294. Оп.1. Д.555. Л.318 об.-319]. Из этих фактов нетрудно заключить, что целью такой помощи было повышение тяглоспособности крестьян в интересах прежде всего помещиков. Несомненно, оказывать помощь крестьянам помещиков вынуждала позиция властей. С другой стороны, на помещиков действовала угроза сопротивления со стороны крестьян.
Итак, важной причиной дворянского патернализма было стремление помещиков повысить или по крайней мере сохранить способность крестьян к выполнению повинностей. Вовсе не был «мертвой буквой» и закон, предусматривающий выполнение помещиками определенных обязательств по отношению к своим крепостным, хотя рекомендательный характер и ослаблял его воздействие. В то же время было бы неверно совсем отрицать наличие у дворянства альтруистических мотивов. Именно дворянство являлось наиболее просвещенной, к тому же воспитанной в духе христианской морали частью общества. Дворянство дало стране декабристов, которые поднялись на борьбу против крепостничества и деспотизма, руководствуясь самыми благородными гуманистическими побуждениями.
1. Бочаров А.Н. Положение крепостных крестьян помещицы Брискорн // Курский край. Науч.-истор. журнал. Курск, 2005. № 1 - 2 (64 - 65).
2. ГАКО. Ф. 294. Оп.1. Д. 459, 550, 640; Ф.59. Оп.2. Д. 4145, 3642.
3. Ковальченко И.Д. Российское крепостное крестьянство. М., 1967.
4. Литвак Б.Г. Русская деревня в реформе 1861 г. Черноземный центр 1861 - 1895 гг. М., 1972.
5. Налоги и повинности населения воронежских вотчин Воронцовых во второй половине XVIII - первой половине XIX вв. // Население и территория Центрального Черноземья и Запада России в прошлом и настоящем. Воронеж, 2000.
6. Павленко Н.И. - Л.В. Милов. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса //Отечественная история. 1999. № 2.
7. Проблемы аграрной истории Центрально-Черноземного района России в XIX веке - начале XX века // Научные труды Курского госпединститута. Курск, 1988. Т. 188.
8. РГИА. Ф.1088. Оп.6. Д.1297. Л.173об.
9. Ружицкая И.В. Крестьянский вопрос в царствование императора Николая I: к вопросу о последствиях указа 1842 г. об обязанных крестьянах // Отечественная история. 2008. № 4.
10. Рянский Л.М. Хозяйство помещичьих крестьян Черноземного центра в период кризиса феодализма в России (по материалам Курской губернии): дис. .канд. истор. наук. Курск, 1980.
11. Сборник документов для практических занятий по источниковедению истории СССР: учеб. пособие / под ред. И.Д. Ковальченко. М., 1980. Вып. 1. Эпоха феодализма.
12. Скребицкий А. Крестьянское дело в царствование императора Александра II. Бонн-на-Рейне, 1865. Т. 2. Ч. 3.
13. Шевченко М.М. История крепостного права в России. Воронеж, 1981.
14. Шевченко М.М. Формы эксплуатации крепостного труда в дворянских имениях Воронежской губернии перед реформой 1861 года // Из истории Воронежского края. Воронеж, 1977. Вып. 6.
