CC BY
12
«ВЫСШАЯ ШКОЛА ДОЛЖНА БЫТЬ САМОЙ КОНСЕРВАТИВНОЙ СТРУКТУРОЙ В СТРАНЕ...»
Виктор Павлович ИВАНИЦКИЙ
Образование
1955-1959 годы — учеба в Ленинградском финансово-экономическом институте (ныне — Санкт-Петербургский университет экономики и финансов). Специальность «Финансы и кредит» 1970 год — защита кандидатской диссертации
1984 год — защита докторской диссертации.
Сфера научных интересов
Является автором более 200 научных и научно-методических работ, в том числе — 19 книг. Под его руководством подготовлено 45 кандидатов и 6 докторов наук. Возглавляет Свердловское областное отделение Вольного экономического общества.
Награды
Является академиком Международной академии наук высшей школы (1994), заслуженный экономист Республики Бурятия (1980), заслуженный финансист Монголии (1980), заслуженный работник образования Монголии (1985). Награжден орденом «Знак почета»(1981), медалью «Трудовая доблесть» (Монголия, 1981).
В 2012 году Уральский государственный экономический университет отметил свое 45-летие. Жизнь этого вуза неразрывно связана с судьбой одного человека, которого можно считать одним из патриархов экономического образования на Урале. Многие его идеи и решения определили вехи и этапы развития УрГЭУ. Кроме того, в личной судьбе этого ученого, которому не так давно исполнилось 75 лет, как в капле воды, отразилась многогранная, противоречивая судьба нашей страны.
Итак, в гостях у журнала «Дискуссия» директор института финансов, главный советник ректора УрГЭУ, доктор экономических наук, профессор Виктор Павлович ИВАНИЦКИЙ
— Виктор Павлович, Ваша биография — образец того, что на западе называют self made, то есть своим успехом Вы обязаны себе и только себе. Расскажите, пожалуйста, с чего начинался Ваш рост как ученого и руководителя.
— Я уроженец той территории, которая сегодня называется Северный Кавказ. Родители моих родителей там были приезжие. Осваивали территорию в конце XIX века. Родился я в 1937 году в семье крестьянина, там же учился в школе, пережил фашистскую оккупацию. Я был пятым по счету ребенком из семи. Отца призвали на войну в начале 1942 года. Больше мы его не видели. Старших братьев тоже призвали в армию. Один из них дослужился до полковника. А я в 1945 году пошел в школу. Закончил. Старший брат служил в Ленинграде. Однажды я к нему приехал. Посмотрел на город, который многими любим в нашей стране, и решил здесь остаться.
Выбирали вуз мы с братом очень оригинальным способом: главный критерий — как можно более короткий срок обучения. Нищенская жизнь ведь была тогда, нужно было зарабатывать. Нашли вуз, при котором есть общежитие, обучение продолжалось четыре года. Я сдал вступительные экзамены, выучился. В институте стал комсомольским вожаком, меня рекомендовали на прием
в партию. Это было редкое явление — студентов, как правило, не принимали в партию. В порядке исключения меня приняли. Девушка, которая стала потом моей женой, закончила вуз на год раньше. Распределилась в Свердловск. Следом за ней приехал и я, проходил преддипломную практику в горфинуправлении. А на работу Свердловский совнархоз меня направил на Синар-ский трубный завод. Началась моя трудовая биография, по сути, оттуда. До самого поступления в вуз я жил в сельской местности и даже железную дорогу никогда в глаза не видел, не говоря уже о том, чтобы самолеты какие-то... И сразу попал в Ленинград. После него я считал, что такие развитые города должны быть повсюду. И только спустя годы понял, что это далеко не так.
В Ленинградском финансово-экономическом институте работали отборные кадры. По-настоящему я это осознал спустя многие годы. Заведующий кафедрой финансов, например, был одновременно советником министра финансов страны. Петр Михайлович Павлов работал советником в Госплане СССР. Он защитил докторскую диссертацию. Сначала никто не знал, какую тему он исследует, а через два месяца после ХХ партсъезда Павлов выложил ее — «Моральный износ техники в условиях планового хозяйства». До него подобные ут-
верждения считались глубоко ошибочными! Это было против всех идеологических постулатов. Но тем не менее... Его защита была единственным случаем в моей практике, когда слушание проходило в течение двух дней. Началась защита в 15 часов, длилась до 22 часов, затем объявили перерыв. На следующий день она вновь шла до девяти часов вечера следующего дня со всеми голосованиями. На защиту его приехали многочисленные оппоненты, противники его положений. Павлов во многом опередил время! Чисто случайно, кстати, остался в живых в годы репрессий по так называемому «Ленинградскому делу». Пережил и репрессии, и войну, скончался в начале 90-х годов.
И только после того, как я перешел на работу в вуз, я понял, как мне в жизни повезло. Второе везение в жизни — Синар-ский трубный завод. Я не говорю о родителях, наша семья была очень уважаемой. Братья старшие всегда учились на отлично, родителей все в округе знали. Династия была заметная. Затем трубный завод. Вообще, после Ленинграда в Каменске-Ураль-ском я не почувствовал себя в провинции. Здесь сказалось то, что большое количество инженерных кадров составляли люди из Ленинграда. Мне не было тогда и 22 лет. Относились ко мне как к сыну. Очень приятные воспоминания связаны с этим периодом. Восемь заводов было тогда в городе. Каждый из директоров этих заводов был «нафарширован» высочайшей ответственностью. Каждый из них — это эпоха.
Семь лет я работал в комсомоле, был секретарем горкома комсомола Каменска-Уральского. В 1965 году в Свердловске начали создавать филиал Московского института народного хозяйства (в народе — Плехановка). Директор филиала Борис Павлович Сажин меня не знал, но кто-то ему посоветовал пригласить Иваницкого на работу. Я не очень хотел переходить. Зачем? Ведь это не вуз, а просто филиал какой-то. Единственное преимущество — с жильем было полегче. Я спросил разрешения у первого секретаря обкома комсомола, но тот не отпустил. Тогда была строгая дисциплина. Сказал — нет, значит, нет.
Прошел год. У Сажина подходило время для начала преподавания тех дисциплин,
на которые он меня планировал. Никого другого не нашел. Я из комсомольского возраста уже выходил. Поэтому принял предложение. В апреле 1966 года я устроился в филиал и с тех пор работал в системе высшего образования Свердловска.
— С перерывом в 20 лет?
— Да, 20 лет я был «в аренде». В Иркутске, но тоже в основном вузе.
— Как это получилось?
— Уже через год работы филиала он стал преобразовываться в самостоятельный институт. Поменялся ректор — во главе вуза встал Валентин Михайлович Готлобер. Очень грамотный руководитель, с очень большими связями. В кабинет министров он входил без стука, его бумаги везде согласовывались без проверок. Подготовка научных кадров вышла тогда на первый план. Существенно повысилась ответственность самих аспирантов. Чаще всего это были люди в возрасте 30 лет и старше. Не сравнить с сегодняшними. Человеку всего 22 года, а он уже бежит в аспирантуру.
— Вы считаете, что нужно поступать в аспирантуру позже?
— Понимаете, нужно «нафаршировать-ся» жизнью. Не просто начитаться книжек, а напитаться каким-то опытом.
— Даже для ученого это важно?
— Очень важно! Я работаю в высшей школе с 1966 года. На тех специальностях, которые я веду, не представляю себе специалиста без заводской школы. Всего год я проработал на заводе, но любую ситуацию умею разрулить. Простой пример: вы можете прекрасно уметь рисовать яблоко, понимать его химический состав, но пока вы его не откусите, не будете понимать до конца, что такое яблоко. Другими словами, можно хорошо знать теорию, перечитать всех зарубежных авторов, но пока не обтесался в деле, ты полуфабрикат.
— А как вы попали в Иркутск?
— В Свердловске кроме работы на кафедре у меня была еще деканская должность, затем я стал проректором. Потом, когда меня назначили ректором Иркутского
института народного хозяйства, я несколько месяцев был самым молодым ректором Российской Федерации. На момент назначения мне было всего 38 лет...
— Трудности в связи с этим были какие-то? Ведь подчиненные, наверное, были значительно старше.
— Все до одного были старше меня. Я был и на кафедре самый молодой и в ректорате. Когда меня пригласили на беседу, я знал, что до меня в Иркутске сменилось 10 ректоров. За два года до этого мне довелось там побывать в составе комиссии минвуза. С проверкой. Несколько раз мне делали предложение возглавить институт. Я отказывался. Но ... время было другое. Сегодня откажешься, а завтра ты уже и занимаемую должность потерял. Такое бывало, и нередко, пришлось согласиться.
— Что это был за вуз? Какая там была обстановка?
— Он назывался институт народного хозяйства. Вуз, который в 1930 году вышел из состава Иркутского университета, преобразовался из факультета хозяйства и права. Декрет о создании университета в 1918 году подписывал Ульянов (Ленин), а открывался он при Колчаке. Ситуация была такая: когда Колчак отступал вглубь России, значительная часть творческой, научной интеллигенции из Москвы ушла вместе с ним. Потом Колчака в Иркутске расстреляли,
интеллигенции (порядка ста профессоров вместе с ним бежало) ничего не оставалось, как осесть в Сибири. Таким образом, университет сразу получил очень мощный кадровый корпус. Сегодня такого количества профессоров в Иркутском университете, наверное, нет! К 1930 году функционирование вуза было приостановлено по политическим соображениям. Механико-математический факультет был переведен целиком в Свердловск — в зону более высокого пролетарского влияния. Факультет хозяйства и права был разделен на два вуза: хозяйство «прикомандировали» к Сибирскому финансово-экономическому институту, а право — к Институту советского строительства. Его позже тоже перевели в Свердловск. Сегодня этот вуз называется Уральская юридическая академия.
— Вы приняли вуз с одним доктором наук. А «сдали» — с тремя диссертационными советами...
— Да, но на вопрос, как это получилось, я сейчас даже не смогу ответить. Или, по крайней мере, односложно ответить не могу. Первое, что должен отметить, — с приходом Николая Григорьевича Весело-ва ректором СИНХа в 1971 году нацеленность на подготовку докторов наук стала задачей номер один. Я был в числе тех, кого он тоже готовил. В первом же своем докладе в ИрИНХ я сказал: «Сегодня у нас 28 кафедр и только одна возглавляется доктором
наук. А по уставу все кафедры, кроме иностранных языков, должны возглавляться докторами. Считайте, что мы по кадровому составу не соответствуем закону о высшей школе. Растить кадры будем из числа здесь присутствующих». А там десятилетиями формировалась такая атмосфера — чуть только человек написал книжку, немного продвинулся вперед — и он уже считает неприличным работать в этом вузе. Начинает предлагать себя в европейскую часть. И вдруг — я со своими заявлениями!..
И вторая проблема — в это время началось строительство БАМа и одновременно — создание территориально-производственных комплексов. Самый репрезентативный из них был Братско-Ангарский. А по сути Иркутский вуз должен быть таким комплексом! В самые последние дни перед моим отъездом на работу в Иркутск в СИНХе проходила очень ёмкая научная конференция по НОТ. Присутствовавший на ней один из руководителей Минвуза СССР представил проект плана научных исследований вузов страны на X пятилетку и предложил мне поставить в числе исполнителей на мое усмотрение Иркутский ИНХ. Так сибирский вуз стал головным в исследовании проблем хозяйственного освоения БАМа. Мой заместитель, проректор по науке, чуть с ума не сошел: «Откуда это, кто будет делать?» Я ответил: «Вы будете делать вместе с нашим коллективом». «У нас некому!» «46 лет нашему вузу, а не 6. Значит, мы должны
делать». В общем, я посадил вуз на эту тематику. Конечно, никакой революции мы не сделали, занимались хозяйственным освоением. Но наш вуз оказался на пристяжке КСО АН СССР. И это помогло вырастить достойные кадры. Четыре всесоюзные конференции провели по проблемам БАМа под эгидой Академии наук.
Однажды на общем собрании сотрудников, когда я уже знал весь коллектив, я сказал: «Вот эти люди — 33 человека — через 7-9 лет должны стать докторами наук. 33 богатыря — их назвал кто-то из зала». Сотрудники посмеялись, но потом всё по-моему вышло. С 44 будущими докторами я лично работал. Вывел их на защиту, разместил в Москве и Ленинграде. Люди поверили мне еще по одной причине. На момент моего приезда у вуза была очень плохая материальная база: на одного студента приходилось учебных помещений 2,8 квадратных метра. По коридору пройти было невозможно. Начинали заниматься в 7.45 утра и заканчивали в 22.15. Две дневных смены, плюс к ним вечерники и заочники. Теснота была страшная. В Свердловске к этому времени уже пристрой сделали к основному учебному корпусу, общежитие поставили, проблему поселения сняли вообще. А в Иркутске 28 % обеспеченности! Когда 1 июля меня представляли в качестве ректора, шли работы по рытью котлована для учебного корпуса. 1 сентября корпус вырос уже на три этажа...
— Большая часть Вашей жизни связана с Монголией. Вы носите звание заслуженного финансиста Монгольской Народной Республики, награждены национальной медалью «Трудовая доблесть». Обогатил ли Вас опыт общения и работы с монгольскими коллегами?
— Еще как обогатил! Дело в том, что Иркутск издавна был центром образования для Монголии внешней. Не той, внутренней, которая в составе Китая, а той, которая была МНР. Первая школа для монголов на монгольском языке была открыта в Иркутске. Это было еще в XVIII веке. Газета «УНЕН» («правда» в переводе на русский) издавалась тоже в Иркутске. Первый специалист по экономике был подготовлен в Иркутске. Это был Цеденбал. Потом он руководил страной с 1940 по 1984 годы. И когда я только приступил к работе ректором, мне сказали — за вами еще общество советско-монгольской дружбы. «До тех пор пока Це-денбал будет возглавлять республику, ректор вуза всегда будет председателем общества, — пояснили мне. — Потому что Цеденбал выпускник ИИНХ и вуз является базовым для подготовки монгольских специалистов». 76 % работников минфина Монголии были выпускниками Иркутского института. Он являлся признанным в Монголии образовательным центром.
. Дружба была крепкой. Как только дата — в Иркутске праздник не меньше, чем в Монголии. Там много наших работало. В министерство финансов заходишь, дублера-советника знаешь по имени. И так везде — в армии, на границе. Я принимал участие во всех съездах общества советско-монгольской дружбы. Напрямую общались с руководителями монгольских вузов, дружили кафедрами, помогали защищать диссертации. У меня три монгола защитили кандидатские, два — докторские. Много мероприятий по линии культуры проходило. К 50-летию начала учебы Цеденбала в Иркутске Минвуз СССР поручил мне подготовить и провести в Доме советской науки и культуры в Улан-Баторе выставку. На ней были представлены все вузы Иркутска. По 10 тысяч школьников ежедневно приезжали знакомиться с экспозицией. Конечно, влияние нашей культуры на монголов было очень велико.
— Затем в Вашей судьбе случился крутой поворот.
— 11 лет я проработал ректором ИрИНХа, за это время мне трижды предлагали стать секретарем Иркутского обкома партии по идеологии. Это было данью признания того, что я как личность в основ-
ном сформировался в Свердловске. Первое предложение поступило спустя семь лет после назначения ректором, когда Андропов пришел к власти. Долго шли разговоры. Я не хотел идти на партийную работу. Зачем? Мы только что построили учебный корпус, общежитие, с кадрами работу наладили. Прошло года три. Снова поднимается та же тема. Я опять предложение отклоняю. А уже через год обсуждать назначение со мной не стали — просто сообщили, что переведен, и все. Так я стал секретарем обкома. С первого часа душа к этой работе не лежала. Но с другой стороны — я никогда не относился к делу абы как. Четыре года проработал в обкоме небезрезультатно для людей. Когда Ельцин подписал указ, я сдавал лично ключи от кабинетов обкомовских работников.
— Какие чувства в тот момент испытывали?
— Совершенно гадкие. В пятницу вечером, после путча, мы уже знали — будет что-то серьезное. Я ушел с работы около девяти часов вечера. Первый секретарь (я был вторым) уехал на утку — охотник был заядлый. Наутро должен был вернуться. А тут звонок из ЦК: «Виктор Павлович, имейте в виду — в Москве уже горком опечатан, все райкомы тоже. Принимайте решения самостоятельно». Что делать? Я пришел домой, по телевизору начали транслировать сессию Верховного Совета РСФСР. На ней Горбачев, вернувшийся из Фороса, выступал и говорил о приостановлении функционирования органов КПСС. Утром я пришел на работу, аппарат собрал, позвонил в Свердловск, Хабаровск, Читу, Новосибирск. Везде одинаковая ситуация. Тогда я собрал личные вещи и сдал охране ключи. Через некоторое время позвонили из Свердловска, предложили вернуться на Урал. Я не сразу согласился, четыре года работал завкафедрой в ИрИНХ. Потом приезжал на 25-летие СИНХа и принял решение о возвращении.
— 20лет вы жили в Восточной Сибири...
— Да, там я начал разрабатывать принципы аудиторской деятельности. Это произошло после поездки в США. Я организовал в Иркутске подготовку аудиторов. Составил временное положение об аудиторской дея-
тельности в Иркутской области. Создали комиссию в составе 7 человек. Во главе — я. Мы выдавали удостоверения с печатью облисполкома. Это было очень большим шагом. В Москве такой структуры еще не было.
— После Иркутска Вы переехали на Урал, снова занялись преподавательской деятельностью. У Вас огромный опыт работы в высшей школе. На Ваш взгляд, что в системе нынешнего вузовского образования хорошо, а что — плохо? Что Вам не нравится, что считаете неправильным?
— Многое мне не нравится сегодня. С высшей школой, как и со всей системой образования, так поступать нельзя. Я всегда ссылаюсь на Вячеслава Петровича Елютина, министра образования СССР. Он 30 лет был в должности, пользовался исключительным авторитетом у ректоров. Даже за рубежом. Он всегда говорил: «Высшая школа в стране должна быть самой консервативной структурой в лучшем смысле этого слова. Не подвергаться никаким революционным переменам, только плавная эволюция». То, как сегодня относятся к образованию, это варварство. Разве можно на ходу проводить реформы? Если и проводить их, то мягко, поэтапно. А вообще сказать, что все совсем плохо, было бы, наверное, неправильно. По многим позициям наши вузы сохранили свой высокий потенциал, и выпускники успешно конкурируют на рынках труда с западными специалистами. В этом я убедился во время посещения североамериканских вузов в бытность работы ректором. Это подтвердил профессорский корпус наших вузов в пересмотре содержания подготовки и переподготовки кадров в связи с изменением хозяйствования. Это относится, прежде всего, к реформациям в системе экономического и юридического знания. То, что сформировалось тремя столетиями за рубежом, наш профессорский корпус «на ходу» реализовал (в основном!) в течение 10-15 лет. А нам за это ничего, кроме брани из уст демагогов и дилетантов. Мы привыкли жить без благодарности от вождей. Народ нас признает, и ему мы благодарны.
Беседовала Ольга ИВАНОВА
