CC BY
1
Вестник Томского государственного университета. 2024. № 501. С. 14-21 Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Tomsk State University Journal. 2024. 501. рр. 14-21
Научная статья
УДК 821.161.1+82.0
doi: 10.17223/15617793/501/2
«Выспренний романтизм во всеотрицающем реализме»: В.П. Авенариус в поисках писательской идентичности
Алексей Евгеньевич Козлов1
1 Институт филологии Сибирского отделения Российской академии наук, Новосибирск, Россия, [email protected]
Аннотация. Объектом рассмотрения является литературная карьера Василия Авенариуса. Начав свой путь со скандальной эротической прозы, Авенариус в дальнейшем переходит к работе над нравоучительными произведениями, адресованными юношеству. Осуществлена попытка осмысления такой метаморфозы как типического явления для социокультурного поля беллетристики второй половины XIX в. Ключевые слова: Авенариус, литературная репутация, вторичность и альтернативность
Источник финансирования: исследование выполнено в рамках реализации гранта № 23-78-01115 Российского научного фонда.
Для цитирования: Козлов А.Е. «Выспренний романтизм во всеотрицающем реализме»: В.П. Авенариус в поисках писательской идентичности // Вестник Томского государственного университета. 2024. № 501. С. 14-21. doi: 10.17223/15617793/501/2
Original article doi: 10.17223/15617793/501/2
"Between romanticism and realism": Vasily Avenarius in search of self-identity
Alexey E. Kozlov1
1 Institute of Philology of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences, Novosibirsk, Russian Federation,
alexey-kozlof@rambler. ru
Abstract. The article analyzes the literary reputation and career of Vasily Avenarius. Coming from a family of Russian Germans and having received a good education at home, Avenarius graduated from the Faculty of Physics and Mathematics of St. Petersburg University with a Candidate of Sciences degree, after which he completed an internship in Germany. The article examines Avenarius' dilogy Wandering Forces (1865-1867): its style and form in the aspect of secondaryness and alternativeness, as well as its plot considered from a typological perspective. Having first appeared on the literary stage as a poet, an epigone of Pushkin, Lermontov, Benediktov and Heine, Avenarius fully declared himself as the author of the Wandering Forces: Modern Idyll (1865) published in Otechestvennye Zapiski went practically unnoticed by criticism, while the second part Plague (1867) published in Vsemirny Trud caused a flurry of negative reviews from liberals and conservatives. The article presents negative reviews from Nikolai Shelgunov and Mikhail Saltykov-Shchedrin, and also examines the controversy with Nikolai Leskov, whose novel Nowhere largely determined the poetics of Avenarius himself. Nevertheless, Leskov demonstrated an attempt to distance himself from both his "talentless student" and the magazine that published his work. The two stories, combined into the dilogy Wandering Forces, determined Avenarius' fame as a "clubber" and "erotomaniac" not much different from nihilistic deniers. Seeing possible risks for social reputation, Avenarius, who combined literary activities with service in the department all his life, not only reworked these texts, excluding many scandalous details from them, but also changed the reference point, first choosing the model of unbiased narration developed by Lermontov's epigones (primarily Vasily Sollogub and Mikhail Avdeev), and later choosing the least dangerous and not requiring serious creative success in the field of children's literature and popular biography. Thus, Avenarius found himself in historical and biographical fiction, perhaps the first to lay the foundations of popular Pushkin literature, replicating stories from the life of the classics and presenting them for the reading of young people. The article ends with an analysis of contemporary reviews: the researcher of children's literature Marietta Chudakova and the popularizer of Russian fiction Timofey Prokopov. It is shown that cultural revision is often associated with the exclusion of inconvenient literary facts from the biography of a forgotten writer. The task of the researcher (Chudakova) is directly opposite to the pragmatics of the popularizer (Prokopov) - it requires the restoration and ordering of all links in the reconstruction of the career of a fiction writer and the positivist verification of the available data when including them in the general context of the time. The movement from a plot to another plot, from a topic to another topic indicates the compromise nature of Avenarius'
© Козлов А.Е., 2024
work and at the same time demonstrates identifiable strategies, the classification of which can bring the researcher closer to studying the behavior pattern of an average fiction writer.
Keywords: Russian literature, Vasily Avenarius, literary reputation, secondaryness and alternativeness
Financial support: The study was supported by the Russian Science Foundation, Project No. 23-78-01115.
For citation: Kozlov, A.E. (2024) "Between romanticism and realism": Vasily Avenarius in search of the self-identity. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Tomsk State University Journal. 501. pp. 14-21. (In Russian). doi: 10.17223/15617793/501/2
Литературная репутация Василия Петровича Авенариуса, определяемая оценками критики и индивидуально-авторскими стратегиями, многообразнее и содержательнее его биографии, довольно тривиальной для писателя-беллетриста1. Происходя из семьи русских немцев и получив неплохое домашнее образование, Авенариус окончил физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета со степенью кандидата естественных наук. Однако образование в сфере химии и биологии в меньшей степени отразилось на его самосознании. Подобно П.Д. Боборы-кину, называя себя «шестидесятником»2, он, тем не менее, примкнул к консервативной группе литераторов и «эстетиков» [2. С. 16].
Впервые выступив на литературной сцене как поэт, эпигон Пушкина, Лермонтова, Бенедиктова и Гейне, Авенариус в полной мере заявил о себе как автор дилогии «Бродящие силы»: опубликованная им в «Отечественных записках» «Современная идиллия» (1865) практически не была отмечена критикой, в то время как вторая часть дилогии «Поветрие» (1867), появившаяся на страницах журнала «Всемирный труд», вызвала шквал негативных отзывов, раздавшихся не только «слева», но и «справа». Для того чтобы понять причину такой реакции, необходимо обратиться к стилю произведения и выбранной автором форме, а также рассмотреть его сюжет в типологическом аспекте.
Местом действия «Современной идиллии» становится Западная Европа: Германия и Швейцария3. Как многие начинающие беллетристы, Авенариус начинает некоторые главы практически дословными вы-писками-переводом из путеводителя, перенося в описание ландшафта все стершиеся метафоры, которые были представлены в оригинальном тексте (В наиболее романтической местности Швейцарии - в Berner Oberland, около уютного Интерлакена, сгруппировался целый букет аркадских уголков, и один из благовоннейших цветов этого букета -Гисбах [5. С. 11-12]; Застенчиво, как красная девица, не нуждающаяся в похвалах молодой красе своей, скрывается Гисбах от нескромных взглядов [5. С. 12]; Отели, окруженные цветущими садами, почти все расположены по правой стороне главной аллеи (если ехать от Бриенца); за ними бежит быстрая, бирюзовая Аар, а непосредственно за Аар возвышаются Гобюль (Hohbuhl) и крутизны Гардера [5. С. 80]. Не менее клишированным оказывается язык описания социальных отношений, заставляющий вспомнить учительные книги для юношества (сидели четыре особы женского пола: одна пожилая, три молодые [5. С. 1]; Отроковицы весело вскочили со своих стульев [5. С. 2]; Они не подозревали,
что сосед их должен был взять, что то была его профессия: он принадлежал к известной категории туземных пролетариев, существующих исключительно на счет банка и играющих [5. С. 6]; Хищник вздумал оправдываться, но тут нашлись и другие лица, видевшие, что он ничего не ставил [5. С. 7]).
Отталкиваясь от характерологии «Героя нашего времени» и «Отцов и детей», Авенариус воспроизводит три устойчивых мужских и женских характера: при этом конкуренцию постромантическим типам (Ластов и Куницын) явно составляет базаровский типаж (Змеин). Представленные в произведении молодые люди - открытые эротоманы, и вся «Современная идиллия» строится на «пробуждении природы», объединяющем российских студентов и местных жителей. Именно так оценил первую часть произведения Н.В. Шелгунов:
Мать глупа, помешана на приличиях и не имеет на своих дочерей никакого влияния; девочки подобны диким козам, не знающим над собою никакой узды; Змеин неясен; Ластов в моменте жажды любви, и не может увидеть ни одного смазливого женского личика, чтобы не быть готовым на всякую глупость. Если подобные недопеченные люди вздумают сами руководить себя на пути жизни, то не миновать им болота [6. С. 10].
Попытка русского «Декамерона», написанная во многом как пародия на сентиментальную идиллию, из-за своего стиля оказалась эпигонским воспроизведением моделей тургеневского романа (включая «рыцарский турнир» - дуэль на рапирах между соперничающими студентами4). Впрочем, произведение, появившееся в последние годы «Отечественных записок» А.А. Краевского, почти не привлекло внимания читателей. На фоне центральных для эпохи явлений: «1805-го года» Л.Н. Толстого и «Преступления и наказания» Ф.М. Достоевского, подобное творчество не могло стать серьезным объектом критической рефлексии.
Иная слава ожидала вторую часть дилогии, местом действия которой, как в полемических романах А.Ф. Писемского и Н.С. Лескова, стал Петербург. Эротомания героев «Современной идиллии» становится здесь неотъемлемой частью социального проекта эмансипации, что отчетливо проявляется в сценах студенческой сходки, учительских кондиций, многочисленных супружеских измен и других проявлений де-виантной сенсуальности5. Вдохновившись серыми пейзажами «Петербургских трущоб» и «Преступления и наказания», Авенариус проводит свою героиню Наденьку по пути падения, попытки аборта и самоубийства, наконец, разочарования и смирения, созда-
вая очередной антидот утопическому проекту «Что делать?» - часть глав сопровождается эпиграфами из статей Добролюбова и романа Чернышевского, а одна из наиболее карикатурных супружеских пар принимает решение о расставании, взяв за основу историю Веры Павловны. Полемика с социальной философией «Что делать?» становится наиболее очевидной, когда, столкнувшись с холодностью физиолога Ластова, Наденька отдается его дальнему знакомому, тоже физиологу Чекмареву. Сцена открывается портретом юного естествоиспытателя: «...тот в халате, с засученными рукавами сидел за мясничей работой: очищал скальпелем от жира мышечные фибры лежавшей перед ним на столе человеческой руки»6 [5. С. 120]. С таким же выпуклым физиологизмом Авенариус описывает и часы близости героев, вплотную приближаясь к жанру эротической и даже порнографической прозы, знакомой читателю по произведениям Г. Дроза и других эпигонов братьев Гонкур.
Разумеется, то обстоятельство, что подобный полемический продукт вышел из «охранительного» лагеря, вызвало реакцию в демократических изданиях. Симптоматична оценка Салтыкова-Щедрина: «Это просто обыденные физические отправления, которым подвержен всякий человек, независимо от его внутренних определений, и которые повторяются с однообразием, могущим составлять предмет наблюдения для физиолога, но никак не для романиста» [9. С. 238]. В этих словах «антидот» Авенариуса оказывается направленным против него самого: фабула произведения сведена к несюжетным «отправлениям», романист (практически как в концепции экспериментального романа Золя) становится экспериментатором и физиологом. В опубликованном после статьи фельетоне «Сказание о клубнике» Щедрин спародировал синтаксис и стиль оригинала:
- Я вас люблю, - сказала Наденька, - но должна вам сознаться, что у меня... Тут она произнесла такой медицинский термин, что как ни был NN беззастенчив относительно женских немощей, но и его ожгло7. Стремглав бросился он от нее, и вдруг... Через несколько минут отчаянные крики послышались по направлению к Аар. В это время NN пил кофе и бранил учтивого кельнера за то, что ему подали мало сливок. Услышав крик, он бросился к реке, но уже было поздно. Тело Наденьки бездыханное лежало на берегу, окруженное родными и знакомыми, причем сорочка спустилась с ее девственной груди8. Тут понял дурак NN как много любила его Наденька, тут только заметил он, какая прекрасная была у нее грудь [9. С. 240].
Сходным образом построены и пародии «Искры», обличающие в прозе Авенариуса «странное патологическое явление» [10. С. 44] и обнаруживающие «геркулесовы столпы пошлости и аляповатейшего клубницизма» [9. С. 237]. В фельетоне «Проветрились!» П.А. Ефремов под псевдонимом «Архивариус» писал о любовных похождениях студента Ракова, подобно Германну сошедшего с ума от эротических переживаний:
Раков окончательно спятил с ума. Во время припадков он воображал себя то петухом, то знаменитым
романистом. Однажды в подобном положении он схватил перо и написал следующее четверостишие: О, Авенариус, дружище, К тебе я мыслию парю: Я так же силен в ерундище И так же часто чушь порю [11. С. 375].
Строительным материалом «Поветрие» стало и для Д.Д. Минаева, собравшего все возможные штампы антинигилистической прозы в своей пародии «Людоеды, или Люди шестидесятых годов» [12, 13]. Как и в «Поветрии» повесть открывается сценой в книжном магазине, однако после встречи нигилиста Саулова с молодой эмансипированной женщиной, оба отправляются в бани, а после - в публичный дом9. Пародийный Саулов заключает в себе опознаваемые черты и учителя Ла-стова, и физиолога Чекмарева, при этом со свойственным ему цинизмом герой гуляет по съемным комнатам «в костюме Адама», а в конце произведения становится участником пира антропофагов.
Встретив отповедь и в критике, и в фельетонной словесности, Авенариус счел правильным обратиться к читателю, поясняя, что «он обязан был до тонкости изложить, так сказать, анатомировать их ситуации; для правдивости рассказа приходится жертвовать некоторою его чистоплотностью.» [14. С. 230]. Возможно, оправдывающийся беллетрист мог вспомнить о печальных последствиях, постигших ранее А.Ф. Писемского и Н.С. Лескова10. Во всяком случае, перепечатывая свое произведение, Авенариус ввел самоцензуру, исключив наиболее эпатажные фрагменты, разобранные литературной критикой.
При этом нельзя исключать, что скандальная известность не только не тяготила, а напротив импонировала молодому писателю. Неслучайно следующим его произведением становится повесть «Ты знаешь край?», написанная от лица молодого туриста, странствующего по Италии. Несмотря на то, что сюжет построен на обыгрывании событий из «Кармен» П. Ме-риме и «Тамани» М.Ю. Лермонтова (а также других произведений о контрабандистах европейского юга), это произведение было проникнуто самоиронией. Условный рассказчик, отчасти соотносимый с автором «Бродящих сил», демонстрировал в произведении животную силу и уверенность, а в самых патетических моментах свободно переходил от прозы к поэзии, качество которой заставляло вспомнить эпигонов Бенедиктова и Полонского. Текст, как бы нарочно эксплицирующий наиболее слабые стороны литературного творчества, вызвал гневную реакцию Лескова: в своем фельетоне «Литератор-красавец» он назвал Авенариуса Чурилой Опленковичем, осудив повесть как попытку саморекламы11:
Итак, начал г. Авенариус свою повесть тем, что итальянский живописец хвалил его наружность и называл его молодцом; во время продолжения всей этой повести все хвалил сам себя и заключил ее похвалою себе от бандитки, ради которой совершил свои неимоверные подвиги, достойные лучшей награды. Все его лихо, как мы видели, заключалося лишь в том, что он блондин с ненавистными голубыми глазами и не под стать итальянкам; но теперь
он в России, он весь к вашим услугам, mesdames, и он сделал все, что мог сделать самый развязный человек для того, чтобы всем вам огулом заочно отрекомендоваться. Оцените это, белокурые российские девы: ведь это для вас, кроме писателя Авенариуса, до сих пор ни один безумец не делал и, вероятно, никогда не сделает. Полюбите, пожалуйста, этого душку: он тонок, и здоров, и эластичен, он и поет, и играет, и романы пишет, и стихи сочиняет, и под небо лазит, и к бандитам ходит, и любовь свою предает гласности, и сам себе слагает такие мадригалы, каких ни в одной литературе еще не написал себе ни один литератор и каких, по правде сказать, кроме «Всемирного труда» не напечатал бы ни за что ни один журнал во всем подлунном мире [18. С. 49].
В отличие от предыдущих оценок критика Лескова имеет принципиально иную прагматику. С типологической точки зрения, Авенариус был «учеником» Лескова (Стебницкого) и Крестовского - те приемы, которые использовались в «Петербургских трущобах», «Некуда», «Островитянах» и «Обойденных», в уменьшенном виде отразились в прозе Авенариуса [19, 20]. Как мы отмечали выше, даже осуждение и высмеивание автора «Бродящих сил» во многом было созвучно скандалам, произведенным антинигилистической прозой его предшественников. В лице Авенариуса Лесков, без сомнения, видел своего двойника, «господина Го-лядкина-младшего», в чьем творчестве он рельефно видел огрехи собственных сюжетов и тем12. Поэтому, вероятно, в своих оценках Лесков был искренен. Более того, бросая вызов Авенариусу, он переходил к критике редакции журнала, в котором ранее планировал печатать свои произведения [15, 16].
Читаешь - и глазам своим не веришь, что это напечатано; думаешь - и не додумаешься, что за процесс происходил в голове человека, когда он все это слагал, исправлял, читал в корректуре и знал, что это писанье его прочтут люди, знакомые с приличиями, с законами форм литературных произведений и с понятиями о позволительном и о непристойном? Жениться, что ли, думает он и, избегая посредничества свах, сам подыскивает себе белокурую деву более удобным способом, при посредстве «Всемирного труда» в Болотной улице, или уж он наивен... так наивен, что знающие его лично могут все это извинить и в оправдание его сказать: «Быть так Чуриле сам господь повелел!»13 [18. С. 50].
Такого рода оценка заставляет вспомнить статью Ф.М. Достоевского «Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах», демонстрируя сходный процесс в стане «охранителей» и «консерваторов» и позволяя убедиться, что «нигилистический», как и «антинигилистический» стиль в литературе был всего лишь «конструктом литературной критики и публицистики» [20]. Как бы то ни было, третья повесть Авенариуса, завершившая его участие в беллетристическом отделе журнала «Всемирный труд», стала последним опытом злободневной литературы14. Уже в следующем произведении «Современный роман» писатель обращается к тургеневскому сюжету о первой любви. Произведение, подписанное псевдонимом, полностью ориентировано на жанр светской повести 1840-х гг.
В дальнейшем именно в детских, отроческих и отчасти юношеских воспоминаниях Авенариус находит ресурс для новых литературных опытов.
К концу 1860-х гг. Авенариус, как и многие его современники (Н.Д. Ахшарумов, Л.Н. Толстой, К.Д. Ушинский) открывает для себя новую сферу, связанную с детским чтением. В отличие от Толстого и Ушинского, Авенариус выбрал в качестве основной аудитории разночинного и дворянского читателя. К таким произведениям относятся его «Сказка о пчеле Мохнатке», «Хитрая наука», «Что комната говорит» и мн. др. Вхождение Авенариуса, как и его современников, в поле детской литературы симптоматично: многочисленные огрехи стиля и искусственность композиции, отмеченные критиками в его ранних произведениях, оказались нивелированы общим невысоким стилем массовой детской литературы последней трети XIX в. При этом Авенариус зарекомендовал себя не только как автор сказок (большинство из которых публиковалось в детском журнале «Родник»), но и их собиратель. В этом отношении любопытный опыт представляет его компиляция «Образцовые сказки русских писателей». Сборник открывается прологом из «Руслана и Людмилы», что окончательно закрепляет за пушкинским текстом статус «школьного» и «детского» хрестоматийного произведения. Далее в сборнике «от лучших наших писателей взято по одной сказке» [21], начиная от «Сказки о царевиче Хлоре» Екатерины II, «Черной курицы, или Подземных жителей» А. Погорельского и «Войны мышей и лягушек» В.А. Жуковского до «Малань-иных стрелок» Н.Д. Ахшарумова и сказки самого Авенариуса. При этом писатель включил в свой альманах произведения очень далекие от жанра сказки, это касается пасхального рассказа Д.В. Григоровича «Светлое Христово воскресенье» и рождественского рассказа Достоевского «Мальчик у Христа на елке».
Опыт детской литературы неожиданным образом определил дальнейшую траекторию творчества Авенариуса. Навсегда отказавшись от реализма и натурализма, он нашел внимательного читателя среди подростков и юношей. Особенно это стало явным в период биографического поворота конца XIX в.: тогда писатель создал серию повестей о жизни писателей (Фонвизина, Лермонтова и Гоголя). Наибольшую известность получили его беллетристические описания детских и отроческих лет Пушкина: фактически он встал у истоков беллетристической пушкинианы, активно развивая и культивируя мифологемы и разыскания П.В. Анненкова и С.А. Венгерова [22].
Занимая периферийное положение в литературе XX в., Авенариус продолжал адаптировать биографические и исторические сюжеты15, переиздавать сказки и былины. К «Современной идиллии» он не возвращался: в культурной памяти этот литературный факт оказался вытеснен сильным текстом и именем Салты-кова-Щедрина16. С 1917 г. писательская деятельность Авенариуса прекратилась: в этом отношении его посмертная литературная судьба близка к судьбе Вас.Ив. Немировича-Данченко, П.П. Гнедича, М.А. Ку-дашевой, Л.Я. Чарской и других беллетристов, подвизавшихся на поприще детской литературы 1910-х гг.
Прекрасно осознавая свою принадлежность к «второстепенным» литературным деятелям17, Авенариус не
ставил своей целью писать мемуары. Исключение составляет очерк «Вечер в редакции», опубликованный в составе «Пушкинского сборника», появившегося в печати в 1899 г. В центре очерка один из малозаметных эпизодов из истории литературного быта 1860-х гг. - литературный вечер, организованный М.А. Ханом в редакции журнала «Всемирный труд». Несмотря на разногласия, очевидно, существующие в редакции, Авенариус идиллически описывает чтения А.Ф. Писемского и исполнение песен Вс. Крестовским и Н.С. Лесковым. Существующие конфликты оказались не существенными на определенной временной дистанции.
С тех пор протекло слишком тридцать лет, и ни одного из писателей, о которых выше рассказано, нет уже в живых. Но как для полноты ландшафта необходимы также кустарник, трава, полевые цветы, так и поле литературы не могло бы совершенно обойтись без второстепенных деятелей. Вечная же память отошедшим собратьям! [23. С. 100].
В этом отношении основную интригу составляет выбор темы и материала - в опубликованных и черновых произведениях Авенариуса есть множество сюжетов из жизни Пушкина и его современников. Тем не менее для юбилейного сборника писатель выбрал тему, отстоящую от его пушкинистики, но сближающую читателя с травмирующей эпохой полемического романа. Остается только предполагать, что такой выбор мог отчасти соответствовать некоторой сатисфакции, и возможности «отыграть» события прошлого, представив их в выгодном для себя свете. Судя по попыткам актуализации его литературного наследия в 1990-е гг., такая стратегия отчасти дала прогнозируемый результат:
Читающей публике это имя - Авенариус - впервые открылось в 1885 г., вызвав восторги и изумление: писатель только что издал свою дилогию о Пушкине. А до этого, как теперь говорят, «звездного часа» он, весьма преуспевающий чиновник, вот уже двадцать лет все только ученически пытался покорить гордую музу поэзии. Пушкин же сразу сделал малоизвестного беллетриста и славным, и почитаемым. Им впервые заинтересовались всерьез. И тут выяснилось, что Авенаруис - это не только так сразу полюбившийся всем его «Пушкин», но это еще и увлека-
тельные повести и романы о самых загадочных временах российской истории, это и романизированные жизнеописания многих-многих великих людей, это и стихи, былины, сказки... [25. С. 4].
В этом и подобных оценках современного читателя угадывается попытка культурной ревизии, нередко связанная с исключением неудобных литературных фактов из биографии забытого писателя. Задача исследователя прямо противоположна прагматике популяризатора - она требует восстановления и упорядочивания всех звеньев при реконструкции карьеры писателя-беллетриста и позитивистской верификации имеющихся данных при включении их в общий контекст эпохи18.
Неоднородное литературное наследие Авенариуса позволяет увидеть типичные стороны его творчества. Не романтик и не реалист, человек без каких-либо эстетических убеждений, в начале пути он избрал сюжет и стиль, подсказанный полемической эпохой. Две повести, объединенные в дилогию «Бродящие силы», определили его славу «клубнициста» и «эротомана», мало чем отличающегося от отрицателей-нигилистов. Видя возможные риски для социальной репутации, он, всю жизнь совмещающий литературную деятельность со службой в департаменте19, не только переработал эти произведения, исключив из них множество скандальных подробностей, но и сменил ориентир, выбрав сначала модель неангажированного повествования, выработанную эпигонами Лермонтова (в первую очередь В.А. Соллогубом и М.В. Авдеевым), а в дальнейшем избрав наименее опасную и не требующую серьезных творческих успехов сферу детской литературы и популярной биографики. Так, он нашел себя в исторической и биографической беллетристике, едва ли не первым заложив основы популярной пушкинианы, тиражируя сюжеты из жизни классиков и представляя их для чтения юношеству.
Такое движение от сюжета к сюжету, от темы к теме свидетельствует о компромиссном характере творчества Авенариуса, и в то же время демонстрирует опознаваемые стратегии, классификация которых может приблизить исследователя к изучению модели поведения среднестатистического писателя-беллетриста.
Примечания
1 Под литературной репутацией мы понимаем стереотипы и представления «о писателе и его творчестве, которые сложились в рамках литературной системы и свойственны значительной части его участников (критики, литераторы, издатели, книготорговцы, педагоги, читатели)» [1. С. 51]. При изучении писателей второго и третьего литературного ряда возникает сложность реконструкции этих стереотипов и представлений, поскольку многие из них имеют кратковременный характер и могут быть выявлены только в синхронии.
2 Традиционно «шестидесятниками» называли не только и не столько людей поколения 1860-х гг., сколько разночинцев и передовую молодежь, близкую к типажу «нового человека» [3, 4] Авенариус, в противоположность этой номинации, будучи автором антинигилистической прозы, наряду с Н.Д. Ахшарумовым и П.Д. Боборыкиным, относился к консервативному лагерю людей 1850-х гг.
3 Выбор пространства неслучаен: в начале 1861 г. Авенариус провел в Германии несколько месяцев, занимаясь естественными науками [2].
4 Аналогичный сюжет представлен в автобиографическом романе П.Д. Боборыкина «В путь-дорогу». Боборыкин, будучи студентом Дерпт-ского университета, входил в сообщество Рутении и участвовал в таких дуэлях, бывших частью ритуального взаимодействия студенческих корпораций. Также следует отметить сходное значение эротической инициации героя, представленной в этом произведении.
5 По справедливому замечанию А.М. Скабичевского, автор «Поветрия» «все движение 60-х гг. свел исключительно на сенсуальную почву, предположив, что оно исчерпывается одною разнузданною эмансипацией чувственности» [7. С. 354].
6 Типичный троп для антинигилистического дискурса. Сходным образом описано «видение современности» в балладе А.К. Толстого «Поток-богатырь»:
Про какие-то женские споря права, Совершают они, засуча рукава, Пресловутое общее дело:
Потрошат чье-то мертвое тело [8. С. 110].
7 Практически дословное воспроизведение оригинала:
«Не хуже медика начала она рассказывать ему о своей болезни. Его передернуло: он, казалось, не ожидал от нее такой наивной беззастенчивости.
- Вот доктора и посоветовали мне поскорее выйти замуж...
Змеин не вытерпел и грубо оттолкнул от себя ее руку, упиравшуюся на него.
- Какие речи!.. Вот плоды вашей прославленной эмансипации! Догадался я, чего тебе недостает: женственности, женственности нет в тебе! Дурак я, болваниссимус!
Лиза также взволновалась.
- Позвольте узнать, Александр Александрович, за что вы назвали себя дураком? Не за то ли, что приняли мою руку?
- За то, душа моя, за то!» [5. С. 274].
8 Во второй части дилогии аналогичным образом заканчивает жизнь приятельница главной героини Бреднева. В оригинале это событие описано с карамзинской патетикой:
«С отчаяньем кинулся юноша к распростертому на камнях трупу сестры - и отшатнулся: он глянул в страшно искаженные черты, в тусклые, стеклянные глаза покойницы.
- Нет, уж тут взятки гладки, - говорили, с соболезнованием кряхтя и отдуваясь, окружающие. - Мертвец мертвецом. Господь да успокой ее грешную душу!» [5. С. 303].
9 Пародия Д.Д. Минаева оказалась настолько чрезмерной, что вызвала судебные разбирательства. Впрочем, В.С. Курочкин и сам автор смогли избежать каких-либо санкций.
10 Литературная репутация А.Ф. Писемского как автора социального романа «Тысяча душ» была довольно устойчивой, позволяя критике ставить его в один ряд с И.С. Тургеневым, Н.Д. Хвощинской и А.Н. Островским. Всё изменила публикация романа «Взбаламученное море», сделав Писемского антигероем шестидесятых годов (печатаемые им параллельно фельетоны под псевдонимом Никиты Безрылова стали поводом для баталии писателя с «Искрой», которая чуть было не закончилась дуэлью). Роман «Некуда» Н.С. Лескова-Стебницкого критика рассматривала как эпигонское продолжение «Взбаламученного моря», в то же время обвиняя Лескова в том, что третья часть его романа носит открыто памфлетный характер [15, 16]. Дальше всех в этих обвинениях, как известно, пошел Д.И. Писарев: «Меня очень интересуют следующие два вопроса: 1) Найдется ли теперь в России - кроме «Русского вестника» - хоть один журнал, который осмелился бы напечатать на своих страницах что-нибудь, выходящее из-под пера г. Стебницкого и подписанное его фамилией? 2) Найдется ли в России хоть один честный писатель, который будет настолько неосторожен и равнодушен к своей репутации, что согласится работать в журнале, украшающем себя повестями и романами г. Стебницкого?..» [17. С. 65]. Вероятно, сходную угрозу в адрес Авенариуса заключала в себе статья Шелгунова: «.. .мы обещаем г. Авенариусу не касаться его никогда, если он ограничится, в своей навозной куче, изображением одних клубничных сцен; пусть удобряет ими журнал г. Хана, сколько его душе угодно, но не берется порешать такие вопросы, которые нелегко укладываются в голове и не таких людей, как г. Авенариус» [6. C. 32].
11 Не лишена интереса прототипическая основа произведений Лескова: и в докторе Розанове, и в Долинском современники видели черты автора [16].
12 Пикировка с «литератором-красавцем» продолжилась в памфлете Лескова «Русское общество в Париже»: «Литератора Авенариуса, который недавно так хорошо писал о своей красоте, рассказывая, как в него повсеместно влюбляются иностранки, я не мог рекомендовать Саше, потому что еще не был и сам тогда о его красоте достаточно наслышан» [18. С. 461], «Я не знаю, может ли чувствовать и выражать что-нибудь подобное хотя одна в России живущая поклонница русской литературы, если в салоне ее будет ожидаться даже хоть такой литератор, как г. Авенариус, которого где не знают по его произведениям, то и там (как сам он рассказывает) очень уважают за его красоту и ловкость? Не думаю; и ему, со всей его красотою, по моему мнению, могло очень везти только в Италии, где, как видно из его рассказа, теперь очень интересуются русскими литераторами и обращают на них крайнее свое внимание» [18. С. 502].
13 Лесков останавливается еще на одной небрежности, допущенной в рецензируемой повести: «В вышине, рядом со мною, возвышалось на краю обрыва, как бы составляя продолжение его, каменное строение, с надписью над воротами: Grand hôtel du Tasso, par les frères Gargitdo.
Так вот, подумал я. «Где пел Торквато величавый, Где и теперь во мгле ночной Адриатической волной
(в Неаполитанском-то заливе?).
Повторены его октавы!».
Не соглашаясь с таким фамильярным отношением к цитированию Пушкина, Лесков писал: «Что тут такое изумило красивого литератора? Что за несообразность, достойную своего удивительного звания, нашел он в приведенных им стихах Пушкина? Думает ли он, а с ним вместе думает ли и почтенная редакция журнала «Всемирный труд», что Торквато величавый сидел и пел, как скворец в скворечне, только в своем маленьком домике на берегу Неаполитанского залива, а Пушкин не знал ни истории жизни Тассо, ни географии? Всеконечно у красивого Авенариуса была именно эта злодейски-меткая мысль уязвить Пушкина.
Неужто ни г. Авенариусу и никому из сотрудников, принимающих участие в издании «Всемирного труда», неизвестно, что Торквато Тассо уехал из Сорренто восемнадцати лет и что Пушкин в осмеянном г-м Авенариусом стихотворении, говоря об октавах Тассо, имел в виду значение этих октав для Италии, а не для трактирчика, устроенного в долине, где родился Тассо?
«Италия! волшебный край!», - говорит Пушкин в этом стихотворении, обращаясь с ним не к трактирчику, с которым связал октавы Тассо просвещенный Авенариус, а ко всей Италии! <.. .> Какое надо иметь несчастное соображение, чтобы не понять, что все здесь сказанное идет к Италии, к "стране высоких вдохновений", где и Канова, и Рафаэль, и Байрон, а не к трактирчику, устроенному в домике, где жил Торквато ребенком и где (то-есть в трактирчике), к которому г. Авенариус так смешно припутал строфу Пушкина, гарсоны, пожалуй, могут, не знать даже ни одной тассовской октавы» [18. С. 51-52]. Тем большая ирония судьбы в том, что в дальнейшем Авенариус становится одним из первопроходцев в создании беллетристической пушкинианы.
14 Не исключено, что таково было требование журнала, покинув который, Авенариус отказывается от тенденциозной прозы.
15 Как и ранее, он не создавал оригинальное, а шел вслед произведениям Д.Л. Мордовцева и Г.И. Данилевского.
16 «Современная идиллия» печаталась в «Отечественных записках» в конце 1870-х гг. Едва намеченная пародия на идиллию становится камертоном щедринского текста, что обусловлено спецификой авторской жанровой поэтики [24].
17 Исходя из его позиции в литературном процессе последней трети XIX в., справедливо назвать Авенариуса писателем третьего литературного ряда.
18 Образец такой реконструкции - биобиблиографическая статья М.О. Чудаковой [2].
19 Авенариус покинул службу в 1908 г., дослужившись до чина тайного советника.
Список источников
1. Рейтблат А.И. Как Пушкин вышел в гении. Историко-социологические очерки о книжной культуре Пушкинской эпохи. М., 2001.
2. Чудакова М.О. Авенариус, Василий Петрович // Русские писатели. М. : Советская энциклопедия, 1989.
3. Печерская Т.И. Феномен культурной экспансии разночинцев 1860-х годов: литературная ниша «писатель-народник» // Критика и семиотика. 2020. № 1.
4. Manchester L. Holy Fathers, Secular Sons: Clergy, Intelligentsia, and the Modern Self in Revolutionary Russia (Studies of the Harriman Institute). Northern Illinois University Press, 2008.
5. Авенариус В.П. Бродящие силы: две повести. СПб., 1867.
6. Шелгунов Н. Типы русского бессилия // Дело. 1868. № 3.
7. Скабичевский А. История новейшей русской литературы. 1848-1908 гг. СПб., 1904.
8. Толстой А.К. Сочинения : в 2 т. Т. 1: Стихотворения. М. : Художественная литература, 1981.
9. Салтыков-Щедрин М.Е. Рецензии. Бродящие силы. Две повести В.П. Авенариуса // Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений : в 20 т. М. : Художественная литература, 1970. Т. 9.
10. Скабичевский А. Русское недомыслие // Отечественные записки. 1868. № 9.
11. Видимый миру смех: Литература 1860-1870-х годов в зеркале гротеска, пародии и стилизации / под ред. А.Г. Василенко, Е.М. Алексеевой и др. М. : Флинта, 2023.
12. Ямпольский И. Г. Сатирическая журналистика 1860-х годов. М. : Художественная литература, 1964. 624 с.
13. Козлов А.Е. «Людоеды шестидесятых годов» Д.Д. Минаева, «Преступница, или нет» В.П. Буренина: как сделана пародия // Сибирский филологический журнал. 2021. № 1. doi: 10.17223/18137083/74/5.
14. Авенариус В.П. От автора «Поветрия» // Всемирный труд. 1867. № 4.
15. Аннинский Л. Лесковское ожерелье. СПб., 2012.
16. Маркаде Ж. Особенности поэтики Лескова. М. : Академический проект, 2006.
17. Писарев Д.И. Прогулка по садам российской словесности // Русское слово. 1865. № 3. Отд. II «Литературное обозрение».
18. Лесков Н.С. Собрание сочинений : в 11 т. М. : ГИХЛ, 1957. Т. 10.
19. Старыгина Н.Н. Русский роман в ситуации философско-религиозной полемики 1860-1870-х годов. М. : Языки славянской культуры, 2003.
20. Зубков К.Ю. «Антинигилистический роман» как полемический конструкт радикальной критики // Вестник Московского университета. Серия 9: Филология. 2015. № 4.
21. NN Образцовые сказки русских писателей. Составил для детей В.П. Авенариус // Северный вестник. 1895. № 9.
22. Казанцева Г.В. Беллетризованные биографии В.П. Авенариуса «Пушкин» и «Михаил Юрьевич Лермонтов»: история, теория, поэтика жанра : дис. ... канд. филол. наук. М., 2004.
23. Авенариус В.П. Вечер в редакции // Литературный факт. 2024. № 1.
24. Пенская Е.Н. Проблемы альтернативных путей в русской литературе: поэтика абсурда в творчестве А.К. Толстого, М.Е. Салтыкова-Щедрина и А.В. Сухово-Кобылина. М., 2000.
25. Прокопов Т.Ф. «И твой восторг уразумел...». Книги для всех Василия Авенариуса // Авенариус В.П. О Пушкине: Биографическая дилогия. Литературные очерки. Лицейские стихотворения А.С. Пушкина. М. : Терра, 1998.
References
1. Reytblat, A.I. (2001) Kak Pushkin vyshel v genii. Istoriko-sotsiologicheskie ocherki o knizhnoy kul 'ture Pushkinskoy epokhi [How Pushkin Became a Genius. Historical and Sociological Essays on the Book Culture of the Pushkin Era]. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie.
2. Chudakova, M.O. (1989) Avenarius, Vasiliy Petrovich. In: Nikolaev P.A. (ed.) Russkie pisateli [Russian Writers]. Moscow: Sovetskaya entsiklopediya. (In Russian).
3. Pecherskaya, T.I. (2020) Fenomen kul'turnoy ekspansii raznochintsev 1860-kh godov: literaturnaya nisha "pisatel'-narodnik" [The Phenomenon of the Cultural Expansion of the Raznochintsy of the 1860s: the Literary Niche of the "Populist Writer"]. Kritika i semiotika. 1. pp. 263-278. doi: 10.25205/2307-1737-2020-1-263-278
4. Manchester, L. (2008) Holy Fathers, Secular Sons: Clergy, Intelligentsia, and the Modern Self in Revolutionary Russia (Studies of the Harriman Institute). Northern Illinois University Press.
5. Avenarius, V.P. (1867) Brodyashchie sily: dvepovesti [Wandering Forces: Two stories]. Saint Petersburg: [s.n.].
6. Shelgunov, N. (1868) Tipy russkogo bessiliya [Types of Russian impotence]. Delo. 3.
7. Skabichevskiy, A. (1904) Istoriya noveyshey russkoy literatury. 1848—1908 gg. [History of Modern Russian Literature. 1848-1908]. Saint Petersburg: F. Pavlenkov.
8. Tolstoy, A.K. (1981) Sochineniya [Works]. Vol. 1. Moscow: Khudozhestvennaya literatura.
9. Saltykov-Shchedrin, M.E. (1970) Sobranie sochineniy [Collected Works]. Vol. 9. Moscow: Khudozhestvennaya literatura.
10. Skabichevskiy, A. (1868) Russkoe nedomyslie [Russian Half-Thought]. Otechestvennye zapiski. 9. pp. 1-46.
11. Vasilenko, A.G. et al. (eds) (2023) Vidimyy miru smekh: Literatura 1860-1870-kh godov v zerkale groteska, parodii i stilizatsii [Laughter Visible to the World: Literature of the 1860s - 1870s in the mirror of grotesque, parody and stylization]. Moscow: Flinta.
12. Yampol'skiy, I.G. (1964) Satiricheskaya zhurnalistika 1860-kh godov [Satirical Journalism of the 1860s]. Moscow: Khudozhestvennaya literatura.
13. Kozlov, A.E. (2021) "Lyudoedy shestidesyatykh godov" D.D. Minaeva, "Prestupnitsa, ili net" V.P. Burenina: kak sdelana parodiya [Cannibals, criminals, grotesque and mass-fiction: How the parody is made (Victor Burenin and Dmitry Minaev cases)] Sibirskiy filologicheskiy zhurnal. 1. doi: 10.17223/18137083/74/5
14. Avenarius, V.P. (1867) Ot avtora "Povetriya" [From the author of "Povetriya"]. Vsemirnyy trud. 4.
15. Anninskiy, L. (2012) Leskovskoe ozherel'e [Leskov's Necklace]. Saint Petersburg: Bibliopolis.
16. Marcadé, J.-C. (2006) OsobennostipoetikiLeskova [Features of Leskov's Poetics]. Translated from French. Moscow: Akademicheskiy proekt.
17. Pisarev, D.I. (1865) Progulka po sadam rossiyskoy slovesnosti [A walk through the gardens of Russian literature]. Russkoe slovo. 3. Section II: "Literaturnoe obozrenie" [Literary Review].
18. Leskov, N.S. (1957) Sobranie sochineniy [Collected Works]. Vol. 10. Moscow: GIKhL.
19. Starygina, N.N. (2003) Russkiy roman v situatsii filosofsko-religioznoy polemiki 1860-1870-kh godov [The Russian Novel in the Situation of the Philosophical and Religious Polemics of the 1860s - 1870s]. Moscow: Yazyki slavyanskoy kul'tury.
20. Zubkov, K.Yu. (2015) "Antinigilisticheskiy roman" kak polemicheskiy konstrukt radikal'noy kritiki ["The Anti-Nihilistic Novel" as a Polemical Construct of Radical Criticism]. VestnikMoskovskogo universiteta. Seriya 9: Filologiya. 4. pp. 122-140.
21. NN. (1895) Obraztsovye skazki russkikh pisateley. Sostavil dlya detey V.P. Avenarius [Model Fairy Tales of Russian Writers. Compiled for Children by V. P. Avenarius]. Severnyy vestnik. 9.
22. Kazantseva, G.V. (2004) Belletrizovannye biografii V.P. Avenariusa "Pushkin" i "Mikhail Yur'evichLermontov": istoriya, teoriya, poetikazhanra [Fictionalized Biographies of V.P. Avenarius "Pushkin" and "Mikhail Yuryevich Lermontov": History, Theory, Poetics of the Genre]. Philology Cand. Diss. Moscow.
23. Avenarius, V.P. (2024) V.P. Avenarius. Vecher v redaktsii (iz literaturnykh vospominaniy shestidesyatnika). Vstupitel'naya stat'ya, podgotovka teksta i primechaniya A.E. Kozlova [Vasily Avenarius. "An evening in the editorial office" (from the memoirs of a sixtier). Introductory article, text preparation and notes by A.E. Kozlov]. Literaturnyy fakt. 1. pp. 8-31. doi: 10.22455/2541-8297-2024-31-8-31
24. Penskaya, E.N. (2000) Problemy al'ternativnykh putey v russkoy literature: poetika absurda v tvorchestve A.K. Tolstogo, M.E. Saltykova-Shchedrina i A. V. Sukhovo-Kobylina [Problems of Alternative Paths in Russian Literature: The poetics of the absurd in the works of A.K. Tolstoy, M.E. Saltykov-Shchedrin and A.V. Sukhovo-Kobylin]. Moscow: Carte Blanche.
25. Prokopov, T.F. (1998) "I tvoy vostorg urazumel...". Knigi dlya vsekh Vasiliya Avenariusa ["And your delight understood...". Books for everyone by Vasily Avenarius]. In: Avenarius, V.P. O Pushkine: Biograficheskaya dilogiya. Literaturnye ocherki. Litseyskie stikhotvoreniya A.S. Pushkina [About Pushkin: Biographical dilogy. Literary essays. Lyceum poems by A.S. Pushkin]. Moscow: Terra.
Информация об авторе:
Козлов А.Е. - канд. филол. наук, научный сотрудник Института филологии Сибирского отделения Российской академии наук
(Новосибирск, Россия). E-mail: [email protected]
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Information about the author:
A.E. Kozlov, Cand. Sci. (Philology), research fellow, Institute of Philology of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences
(Novosibirsk, Russian Federation). E-mail: [email protected]
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 05.01.2024; одобрена после рецензирования 16.02.2024; принята к публикации 30.04.2024.
The article was submitted 05.01.2024; approved after reviewing 16.02.2024; accepted for publication 30.04.2024.
