CC BY
223
Феофанов Александр Михайлович, канд. ист. наук, доцент кафедры истории России и архивоведения ПСТГУ [email protected]
Выходцы из духовного сословия
в элите Российской империи (XVIII — ПЕРВАЯ ЧЕТВЕРТЬ XIX В.)
А. М. Феофанов
В статье анализируются механизмы вхождения лиц из духовного сословия в элиту Российской империи XVIII — первой четверти XIX в. Под «элитой» в данной статье подразумевается военный и статский «генералитет», к которому относятся чины 1—5 класса по Табели о рангах. В результате видно крайне малое число выходцев из духовного сословия в элите Российской империи. Что же мешало продвижению по службе выходцам из духовенства? Автор обращает внимание на переоцененное значение Табели о рангах и системы чинопроизводства как социального лифта для лиц неблагородного происхождения, а также выделяет инерцию допетровского местничества. Система матримониальных связей и покровительства родственникам, подкрепленная экономической мощью, основанной на крупной земельной собственности, позволила боярской аристократии получить сильные позиции в новой элите во время петровских реформ, закрепив их пожалованием высших чинов Табели о рангах. Поэтому выходцам из духовенства, как и из других неблагородных сословий, было достаточно трудно достичь высоких чинов. Кроме того, выходу талантливым семинаристам из синодального ведомства на гражданскую службу противилось и духовное начальство, заботившееся о кадрах для преподавательской и управленческой деятельности в церковных структурах. Из анализа приведенных данных видно, что одним из решающих факторов вертикальной социальной мобильности для выходцев из духовного звания являлся механизм патроната. Многие из семинаристов по выходе из синодального ведомства поступали на статскую службу, но из семи приведенных случаев три связаны с военной службой. Все пользовались покровительством сильных мира сего, часто служа адъютантами, секретарями, правителями канцелярий у генералов и вельмож. Сдерживающих факторов было два: неприятие поповичей аристократией (ярко выраженное в «Записке о древней и новой России» Н. М. Карамзина) и сословная корпоративность церковного управления и образования, а в целом и замкнутость духовного сословия синодального периода.
Как известно, административная история России еще не написана. Элите Российской империи XVIII — первой четверти XIX в., как и в целом высшей администрации императорской России, еще не посвящено комплексных исследований1. Но пока еще нет работы, в которой был проведен хотя бы комплексный
1 Можно назвать лишь некоторые работы, посвященные данной проблеме: Троицкий С. М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII веке. Формирование бюрократии. М., 1974; Зай-ончковский П. А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978; Ми-
анализ адрес-календарей (месяцесловов) и списков чинов по старшинству. Здесь необходимо спуститься с общего безликого анализа администрации на микроуровень, обратившись к личностным характеристикам представителей правящей элиты Российской империи.
Изучение вхождения лиц неблагородного происхождения, в частности из духовного сословия, в состав правящей верхушки Российской империи, неразрывно связано с рядом вопросов. Это проблемы отношений российского абсолютизма и бюрократии, императора и представителей элиты, пути формирования гражданского общества в России, которые как в отечественной, так и зарубежной историографии по сей день остаются дискуссионными.
Прав ли Марк Раев, по мнению которого существующее в России полицейское государство отличалось от западноевропейского недостаточной эффективностью, что и явилось причиной неудачи правительственного реформаторства? Или его ученик Ханс-Йоахим Торке, который пришел к выводу, что русские чиновники дореформенной эпохи с плохим (или вовсе отсутствующим) профессиональным образованием и низким моральным уровнем погрязли в коррупции и не были способны занимать активную политическую позицию, дабы влиять на ситуацию в стране, поскольку власть для них была лишь средством собственного обогащения, а не выполнением долга перед государством и обществом2. Ученики П. А. Зайончковского (Д. Филд, Д. Орловски, У. Пинтер, С. Уортман) в своих работах хотели разглядеть в российской элите и бюрократии «субъект исторического процесса, участвующий в реформировании, а не машину, автоматически реагирующую на социальное и экономическое давление извне»3.
Американские историки изображают дореформенную Россию как государство, где политические институты, социальные классы и профессиональные группы были не развиты, в связи с чем гражданское общество квалифицируется как «нереализованное». Исходя из этой парадигмы, российское общество видится как пребывающее в состоянии перманентного кризиса. Отсюда особый интерес к следующим «ключевым» в зарубежной русистике проблемам: неизбежное сравнение неудач России с идеализированным «западным» («европейским») стандартом и исследование истории России в свете ее гибели в ходе революции4.
роненко С. В. Самодержавие и реформы: Политическая борьба в России в начале XIX в. M., 1989; Правящая элита Русского государства IX — начала XVIII в.: Очерки истории. СПб., 2006; Писарькова Л. Ф. Государственное управление России с конца XVII до конца XVIII века: Эволюция бюрократической системы. M., 2007.
2 Torke H.-J. Das russische Beamtentum in der ersten Hälfte des 19. Jahrhunderts // Forschungen zur osteuropaischen Geschichte. Bd. 13. Berlin, 1967. S. 7—345. См. также: Рарова А. В. «Spiritus rector» немецкой русистики: Ханс-Йоахим Торке как исследователь истории России в XVI— XIX веках // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. 2010. № 126. С. 78-82.
3 Уортман Р. С. Властители и судии: Развитие правового сознания в императорской России. M., 2004. С. 13. См. также: Акульшин П. В. Просвещенная бюрократия и русская провинция в первой половине XIX в. Автореф. дис. ... д. и. н. M., 2004.
4 См.: Большакова О. В. Российская империя: Система управления (Современная зарубежная историография): Аналит. обзор. M., 2003; Лапшина Н. С. Антропологический подход к изучению вопросов власти и права в России конца XIX — начала XX в.: обзор современной американской историографии // История государства и права. M.: Юрист, 2010. № 17. С. 2-5.
Не менее интересны и некоторые другие, достаточно формальные, на первый взгляд, характеристики высшей бюрократии России XIX в. Таков, например, социальный состав элиты того времени. Выходцы из духовного звания охотно пополняли ряды российского чиновничества. Например, во второй четверти
XIX в. среди бюрократии доля поповичей составляла около 20%, среди преподавателей учебных заведений — 35, среди гражданских врачей — 30%5. Правда, нужно всегда понимать предел карьерных возможностей. Так, в Ковровском уезде Владимирской губернии в первой половине XIX в. потолок для поповича — чин титулярного советника, ни одного случая производства в коллежские асессоры неизвестно6.
Не менее важной, чем вышеназванные, является и проблема фаворитизма, который служил социальным лифтом и для выходцев из духовного сословия. В этой ситуации определяющим становится «двойственное положение чиновника высшего ранга, который постоянно находился в ситуации, когда, с одной стороны, он являлся субъектом власти и самостоятельно определял политику государства, но с другой — был объектом власти (и власть всякий раз была готова принести его в жертву своим интересам)», — как не без основания констатируют Л. В. Шабанов и М. В. Малинников. «Царские придворные, — продолжают они свою мысль, — практически все впоследствии получали двоякую оценку, потому что по своему статусу представляли собой и объект государственной машины, и субъект государственной политики. Такая неоднозначность и неравнозначность оценок современников и последующих историков зависела от того, как изменялось взаимоотношение чиновника с государственным аппаратом и представителем абсолютной власти в стране — императором. Часто, находясь на пике карьеры, чиновник получал самые позитивные и хвалебные оценки, однако стоило его положению пошатнуться или прийти к власти другой группе фаворитов, как оценки менялись, и административная машина превращала бывшего "любимца судьбы" в нищего, а иногда и находящегося под судом, лишенного всех статусных позиций человека. Такие субъект-объектные отношения и двоякое положение государственного чиновника стали характерной чертой не только в эпоху фаворитизма, но и заложили дальнейшую традицию формирования института чиновничества в Российском государстве»7. Правление Павла и Александра приводит нам примеры М. М. Сперанского, Ф. В. Ростопчина, А. А. Аракчеева, А. А. Шишкова. Выбрав определенных людей, император становился в некотором смысле заложником своего окружения. Впрочем, он был зависим от него в любом случае. Вопрос лишь в ответственности: кто выбирает фаворитов — тот творит новую элиту. Кто будет на самом верху — А. А. Меншиков, Э. И. Бирон, Разумовские, Шуваловы, А. А. Безбородко или И. П. Кутайсов? А может быть, П. А. Румянцев, Г. А. Потемкин или Милютины? Без понимания характера фа-
5 См.: Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало
XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб., 2003. Т. 1. С. 135.
6 Фролов Е. В., Фролова Э. В. Ковровский край пушкинской поры. Ковров, 1999. С. 28.
7 Шабанов Л. В., Малинников М. В. Фаворитизм как фактор формирования традиции российского государственного управления (на примере сановников XVIII — начала XIX в.) // Вестник Томского государственного университета. История. 2012. № 3. С. 10.
воритизма, патрон-клиентских отношений невозможно понять случай Сперанского и механизмы карьеры прочих выходцев из духовного сословия.
Под «элитой» в данной статье подразумевается военный и статский «генералитет», к которому относятся чины 1—5 класса по Табели о рангах. Данная страта, являясь правящей элитой, совпадала и с понятием «придворного общества»8. Общая численность этой группы точно не известна. В XVIII в. насчитывалось более 2 тыс. генералов, из которых около 400 принадлежали к чинам 1—2 класса.
Общее число министров и членов Государственного совета (чины 1—3 класса) Александровского царствования (с 1801 по 1825 г.) равнялось 91 человеку9.
Удалось установить принадлежность к духовному сословию семи человек из всего генералитета исследуемого периода. Насколько эти данные показательны? По данным С. М. Троицкого, в 1755 г. только трое из 145 представителей чинов 1—5 классов относились к «церковникам», т.е. происходили из духовного сословия10. Таким образом, в середине XVIII в. выходцы из духовного звания составляли около 2 % элиты того времени. Из чинов 1—2 классов (менее 500 человек) не было ни одного представителя духовного сословия (по рождению) за весь исследуемый период11. В первой четверти XIX в. из министров и членов Государственного совета известен только один такой случай — М. М. Сперанский, имевший чин тайного советника (3-й класс). Из сенаторов того же времени (около 150 человек) известен также только один выходец из духовного звания — В. И. Болгарский.
Итак, можно предполагать наличие нескольких десятков детей священнослужителей среди элиты (3—5 классов) Российской империи XVIII — первой четверти XIX в. Таким образом, семь персоналий — это далеко не полный список, но достаточно репрезентативный для анализа механизмов вхождения в элиту.
Приведем краткие справки по выявленным персоналиям.
Аврамов Михаил Петрович, сын священника. Главную роль в возвышении М. П. Аврамова сыграли покровительство царя и высокое положение родственников (среди которых кабинет-секретарь Петра I А. В. Макаров), протекция сенатора и президента Юстиц-коллегии А. А. Матвеева. С 1691 г. служил подьячим в Посольском приказе. С 18 февраля 1712 г. глава Оружейной канцелярии и типографии. С 6 января 1726 г. бригадир (5-й класс). За критику синодальной реформы 13 октября 1738 г. был приговорен к пожизненной ссылке в Охотск. Из-за конфликта с главным командиром Охотского правления Г. Г. Скорняковым-Пи-саревым в 1740 г. был арестован и отправлен для следствия в Санкт-Петербург.
8 См.: Польской С. В. Двор и «придворное общество» в послепетровской России // Правящие элиты и дворянство России во время и после петровских реформ (1682—1750). М., 2013. С. 320-368.
9 Подсчитано по: Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. Главы высших и центральных учреждений. 1802-1917: Биобиблиографический справочник. СПб., 2002; Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи, 1801-1906: Биобиблиографический справочник. СПб., 2007.
10 Троицкий С. М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII веке. Формирование бюрократии. М., 1974. С. 215.
11 См.: Феофанов А. М. Военный и статский генералитет Российской империи XVIII века: социальная динамика поколений // Вестник ПСТГУ. Серия II. 2014. № 4 (59). С. 40-57.
В марте 1741 г. освобожден, но в декабре 1749 г. вновь арестован за поднесенную Елизавете Петровне «Книгу» проектов, содержавшую критику синодальной реформы. Скончался 24 ноября 1752 г. в Санкт-Петербурге, находясь под стражей12.
Василий Иванович Демидов (1693/1696—1761), сын священника Ивана Васильевича Демидова. В службу вступил в 1709 г. «и был у разных приказных статских и воинских дел, и производим был чинами. В 1725-м году по имянному указу [определен] к генералу фелтьмаршалу князю Репнину к полевой армии секретарем в ранг капитана-порутчика», «в 1742-м году по имянному Ея Импе-раторскаго Величества указу определен в Кабинет Ея Величества, и в 1748-м декабря 12-го дня имянным Ея Императорскаго Величества указом пожалован в действителные статские советники»13. В 1750 г. Демидов получил диплом на дво-
рянство14.
Иванов Федор Иванович, «из поповых детей г. Москвы». С 1741 г. служил в Семеновском полку. 18 ноября 1750 г. из капралов Семеновского полка переведен в лейб-кампанию гренадером. 21 марта 1762 г., при раскассировании был выпущен коллежским асессором «к делам». С 1 сентября 1762 г. вице-капрал Кавалергардского корпуса, с производством в премьер-майоры. С 1764 г. капрал и подполковник. В 1775 г. отставлен генерал-майором, служил на гражданских должностях15.
Баженов Василий Иванович (1738—1799). Выдающийся архитектор. Сын дьячка дворцовой церкви, учился в архитектурной школе князя Д. В. Ухтомского, гимназии Московского университета, Академии художеств и за границей (Франция, Италия). Осуществлял связь московских масонов с наследником Павлом Петровичем. 8 ноября 1796 г., тотчас по вступлении Павла I на престол, был произведен из коллежских советников (6-й класс) прямо в действительные статские советники (4-й класс), получил орден Св. Анны 2-й степени и 1000 душ крестьян; с 1799 г. вице-президент Академии художеств16.
Болгарский Василий Иванович (1771—1848). Учился в Славяно-греко-латинской академии, Московском университете, поступил на службу в 1785 г. в Оренбургский драгунский полк. В 1787 г. назначен адъютантом к генерал-поручику О. А. Игельстрому, оставаясь при котором до 1796 г., занимал должности военного секретаря, флигель-адъютанта и управляющего военно-походной канцелярией. В декабре 1797 г. Болгарский был уволен от военной службы в чине коллежского асессора. В 1804 г. назначен на должность вятского гражданского
12 См.: Моисеева Г. Н. Аврамов Михаил Петрович // Словарь русских писателей XVIII в. Л., 1988. Вып. 1. С. 20; Алексеев А. И. Аврамов Михаил Петрович // Православная энциклопедия (URL: http://m.pravenc.ru/text/62976.html); Серов Д. О. Администрация Петра I. М., 2008. С. 22-23.
13 «Скаски» елизаветинской России: Опрос сановников, сотрудников госучреждений, придворных при дворе Елизаветы Петровны, 1754—1756 гг. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. М., 2007. Т. XV. С. 95.
14 Хорунженко О. И. Дворянские дипломы 18 века в России. М., 1999. С. 23.
15 Панчулидзев С. А. Сборник биографий кавалергардов. Кн. 1 (1724-1762). СПб., 1901. С. 354.
16 См.: Серков А. И. Русское масонство. 1731-2000 гг.: Энциклопедический словарь. М., 2001; Русский биографический словарь. Т. 2. «Алексинский — Бестужев-Рюмин». СПб., 1900. С. 405-410.
губернатора, в 1823 г. определен сенатором. В чин действительного тайного советника Болгарский был пожалован 2 апреля 1838 г.17
Анненский Николай Ильич (1773-1845). Учился в Рязанской, а затем в Алек-сандро-Невской духовных семинариях вместе с М. М. Сперанским. Поступив на гражданскую службу, служил статс-секретарем в канцелярии М. Н. Муравьева (товарищ министра просвещения). Далее работал в Комиссии законов и в Министерстве юстиции, в 1818 г. получил генеральский чин действительного статского советника18.
Самый известный случай головокружительной карьеры — М. М. Сперанский. Сын сельского священника, учился и преподавал в Александро-Невской семинарии. Счастливая случайность (вакансия домашнего секретаря у князя А. Б. Куракина, генерал-прокурора с 1796 г.) открыла талантливому юноше путь к чинам.
Известны ошибочные случаи приписывания статуса происхождения из духовного сословия представителям элиты Российской империи. Речь идет о Г. М. Осипове и В. С. Попове, чьи отцы действительно родились в духовном сословии, но на службе достигли дворянского чина.
Отец генерала Г. М. Осипова, сержант лейб-кампании, происходил «из церковников г. Мурома» и был возведен в потомственное дворянское достоинство Российской империи (31.12.1741); 21 марта 1762 г. «из бригадиров и сержантов» вышел в отставку генерал-майором19. Распространено ошибочное мнение, основанное на мемуарах М. С. Николевой, будто Г. М. Осипов был из семьи священника, служил приказным, и, будучи послан по делу в Санкт-Петербург, «где он стал вхож во многие знатные дома, влюбил в себя девицу из хорошего дома, Марию Александровну Самойлову и таким образом приобрел сильную протекцию ее родных, при посредстве которых поступил на службу в Тобольск»20. Происхождением отца генерала, очевидно, объясняется тот факт, что сам Г. М. Осипов, сын лейб-кампанца и внук священника, учился в Смоленской семинарии.
Попов Василий Степанович (1753-1822) происходил из польского дворянского рода, сын коллежского асессора, выслужившегося «из священнических детей», получившего российское дворянство и в 1790 г. внесенного в 3-ю часть родословной книги Казанской губернии. Учился в Казанской гимназии, недолгое время служил есаулом. В 1767 г. поступил на военную службу подпрапорщиком в Тобольский мушкетерский полк. Служил секретарем и правителем походной канцелярии у князя В. М. Долгорукого-Крымского. После смерти в 1782 г. князя Долгорукого, с созданием Екатеринославского наместничества, Попов перешел в подчинение к светлейшему князю Г. А. Потемкину. Впоследствии он стал правителем канцелярии Потемкина, его доверенным лицом. По рекомендации
17 См.: Русский биографический словарь. Т. 3. «Бетанкур-Бякстер». СПБ., 1908. С. 172-173.
18 Подробнее см.: Травников С. Н. Анненский Николай Ильич // Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 1.
19 См.: Общий Гербовник дворянских родов Всероссийской Империи. СПб., 1836. Т. 10. С. 70; Дёмкин А. В. Лейб-кампания императрицы Елизаветы Петровны (1741-1762 гг.). М., 2009.
20 См.: Черты старинного дворянского быта: Воспоминания Марьи Сергеевны Николе-вой // Русский архив. 1893. № 10. С. 161.
Потемкина в 1786 г. был назначен состоять при Особе Ее Величества у принятия прошений. Активно участвовал в подготовке путешествия Екатерины II в Крым, во время которого получил чин бригадира (1787). По поручению Екатерины II занимался организацией похорон Потемкина. С 1791 г. «выполнял обязанности статс-секретаря при Екатерине II. Необходимо отметить соперничество с Поповым статс-секретаря А. В. Храповицкого, который считал Попова ниже себя (называл его "Васею, поповичем и даже плутом")»21. При Павле I назначен президентом Камер-коллегии и сенатором. При Александре I, в 1807 г., получил чин действительного тайного советника, назначен управляющим Провиантским департаментом Военного министерства. С 10 февраля 1808 г. член Государственного Совета.
Итак, мы видим ничтожное число выходцев из духовного сословия в элите Российской империи.
Что же мешало продвижению по службе выходцам из духовенства? Как уже отмечалось в литературе, «петровские реформы не только не открыли различным сословиям путь в дворяне, но и впервые в истории позволили дворянству четко отмежеваться от более низких социальных слоев»22. Система матримониальных связей и покровительства родственникам, подкрепленная экономической мощью, основанной на крупной земельной собственности, позволила боярской аристократии получить сильные позиции в новой элите во время петровских реформ, закрепив их пожалованием высших чинов Табели о рангах. Поэтому выходцам из духовенства, как и из других неблагородных сословий, было достаточно трудно достичь «чинов известных».
Кроме того, выходу талантливым семинаристам из синодального ведомства на гражданскую службу противилось и духовное начальство, заботившееся о кадрах для преподавательской и управленческой деятельности в церковных структурах. Например, в Московский университет охотно поступали выходцы из духовного сословия в надежде поступить на светскую службу. Так, Лев Павловский, стремясь расширить свои знания, кроме учебы в Нижегородской семинарии, хотел слушать лекции в Московской Славяно-греко-латинской академии и университете. Разрешение обучаться в академии он получил, а поступить в университет оказалось сложнее. В 1787 г. Нижегородский епископ Дамаскин (Семенов-Руднев; кстати, сам в свое время слушавший лекции в Геттингенском университете) обратился к Платону (Левшину) с жалобой на Павловского и Василия Богородского: «Здешние семинаристы, обучавшиеся в Московской академии, на сих днях явились ко мне и просили дозволения, чтоб еще им поучиться в Академии, а потом в Московском университете, но как я приметил из их речей, что им хочется посредством университета выйти в другое звание, то и рассудил оставить их здесь»23. Павловскому, правда, удалось поступить в университет с
21 Данилевский Р. Ю. Попов Василий Степанович // Словарь русских писателей ^КУШ века. Вып. 2. СПб., 1999. С.
22 Эррен Л. Российское дворянство XVIII века на службе и в поместье // Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVПI века. М., 2012. С. 59.
23 Смирнов С. К. История Московской Славяно-греко-латинской академии. М., 1885. С. 351.
помощью директора Московского университета П. И. Фонвизина, которому он посвятит свой перевод книги Ф.-Г. Штрубе де Пирмонта «Рассуждение о древних россиянах» (1791) «с благодарностью за "отеческое покровительство" "при вступлении" в университет»24.
Митрополит Платон (Левшин) в своей автобиографии сообщает, что отказался от поступления в Московский университет только потому, что был «склонен к духовному званию, а паче к монашеству», в то время как другие учащиеся духовных учебных заведений «не только... хотели, но и искали» поступления на гражданскую службу25. Но не всем удавалось перейти в светское звание для продолжения наук: духовное начальство неохотно отпускало своих студентов, особенно талантливых и подающих надежды. Например, в 1769 г. студент Троицкой семинарии Сокольский просил уволить его в университет «для продолжения наук». Митрополит Платон дал отрицательную резолюцию на это прошение, т.к., по его мнению, «склонность к каковой-либо должности не есть непременя-емая, но зависит от собственного к должности понятия. Почему, если он будет (как то и должно), себя уверять, что духовная должность, по его от духовного родителя происхождению, также и по учению, каковое он в духовной семинарии снискивает, ему есть следственна, полезна и пристойна, то по таковому рассуждению он к духовной должности может и склонность получить»26. То есть студенту предлагалось просто пересмотреть свои жизненные ориентиры, согласовав их со своим социальным происхождением, а не интеллектуальными запросами.
Яркой иллюстрацией служит пример М. М. Сперанского: в 1788 г. он в письме просил протоиерея Андрея Самборского, наставника вел. кн. Александра Павловича, посодействовать своему переходу в университет для изучения математики и французского языка, т.к. имел «охоту к познанию сих наук»27. Но даже это не помогло, и Сперанский остался продолжать свое обучение в синодальном ведомстве.
Из анализа приведенных данных видно, что одним из решающих факторов вертикальной социальной мобильности для выходцев из духовного звания являлся механизм патроната28. Многие из семинаристов по выходе из синодального ведомства поступали на статскую службу, но из семи приведенных случаев три связаны с военной службой. Все пользовались покровительством сильных мира сего, часто служа адъютантами, секретарями, правителями канцелярий у генералов и вельмож. Сдерживающих факторов было два: неприятие поповичей аристократией (ярко выраженное в «Записке о древней и новой России» Н. М. Карамзина) и сословная корпоративность церковного управления и образования, а в целом замкнутость духовного сословия синодального периода.
Ключевые слова: духовное сословие, элита, генералитет, социальная мобильность.
24 Кочеткова Н. Д. Павловский Лев // Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 2. С. 398.
25 Платон (Левшин), митр. Автобиография. М., 1887. С. 14, 15.
26 Знаменский П. В. Духовные школы в России до реформы 1808 г. СПб., 2001. С. 583.
27 ТомсиновВ. А. Сперанский. М., 2006. С. 43.
28 Подробнее см.: Афанасьев М. Н. Клиентелизм и российская государственность. М.,
2000.
People of clergy origin among the elite
of Russian Empire (XVIII — FIRST QUARTER OF XIX CENTURY)
A. Feofanov
In the present article mechanisms of penetration of persons of clergy origin into the elite of Russian Empire in XVIII — first quarter of XIX century is to be analysed. The term «elite» means the military and state «generals», which achieved 1-5 ranks under the Table of Ranks. We found an extremely small number of people of clergy origin among the elite of Russian Empire. What hindered the advancement of clergy? The author proposes that the significance of the Table of Ranks and of the system of promotion in rank as a social elevator for persons of not-noble origin was overpriced, and also highlights the inertia of pre-Petrine localism. The system of matrimonial ties and of patronage to relatives backed by the economic power based on large land ownership allowed boyar aristocracy get a strong position and high ranks among the new elite during the reforms of Peter the Great.
Therefore it was quite difficult for people of clergy and else not-noble origin to achieve high ranks. In addition the Church administration cared about its own personnel and resisted moving of talented seminarists to the civil service. The analysis of the data shows that patronage was one of the decisive factors of vertical social mobility for persons of clergy origin. Many former seminarists entered the civil service, but three cases of seven mentioned in the article are connected with military service.
Everyone was under patronage of a powerful authority, often serving as an aide-decamp or a secretary. There were two barriers: the rejection of aristocracy to the priests' sons and the corporatism of Church administration and education and in general the closedness of clergy of the Synodal period.
Keywords: the clergy, elite, generals, social mobility.
Список литературы
1. АфанасьевМ. Н. Клиентелизм и российская государственность. М., 2000.
2. Данилевский Р. Ю. Попов Василий Степанович // Словарь русских писателей
XVIII века. Вып. 2. СПб., 1999. С. 467.
3. Дёмкин А. В. Лейб-компания императрицы Елизаветы Петровны. (1741—1762 гг.). М., 2009.
4. Зайончковский П. А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978.
5. Знаменский П. В. Духовные школы в России до реформы 1808 г. СПб., 2001.
6. Кочеткова Н. Д. Павловский Лев // Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 2. СПб., 1999. С. 398.
7. Мироненко С. В. Самодержавие и реформы: Политическая борьба в России в начале
XIX в. М., 1989.
8. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб., 2003.
9. Моисеева Г. Н. Аврамов Михаил Петрович // Словарь русских писателей XVIII в. Вып. 1. Л., 1988. С. 20.
10. Панчулидзев С. А. Сборник биографий кавалергардов. Кн. 1 (1724-1762). СПб., 1901.
11. Писарькова Л. Ф. Государственное управление России с конца XVII до конца XVIII века: Эволюция бюрократической системы. М., 2007.
12. Платон (Левшин), митрополит. Автобиография. М., 1887.
13. Польской С. В. Двор и «придворное общество» в послепетровской России // Правящие элиты и дворянство России во время и после петровских реформ (1682-1750). М., 2013. С. 320-368.
14. Правящая элита Русского государства IX — начала XVIII в.: (очерки истории) / Кол. авт. СПб., 2006.
15. Серков А. И. Русское масонство. 1731-2000 гг.: Энциклопедический словарь. М., 2001.
16. Серов Д. О. Администрация Петра I. М., 2008.
17. Смирнов С. К. История Московской Славяно-греко-латинской академии. М., 1885.
18. Томсинов В. А. Сперанский. М., 2006.
19. Троицкий С. М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII веке. Формирование бюрократии. М., 1974.
20. Травников С. Н. Анненский Николай Ильич // Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 1. С. 43.
21. Уортман Р. С. Властители и судии: Развитие правового сознания в императорской России. М., 2004.
22. Феофанов А. М. Военный и статский генералитет Российской империи XVIII века: социальная динамика поколений // Вестник ПСТГУ. Серия II. 2014. № 4 (59). С. 40-57.
23. Фролов Е. В., Фролова Э. В. Ковровский край пушкинской поры. Ковров, 1999.
24. Хорунженко О.И. Дворянские дипломы XVIII века в России. М., 1999.
25. Шабанов Л. В., Малинников М. В. Фаворитизм как фактор формирования традиции российского государственного управления (на примере сановников XVIII — начала XIX в.) // Вестник Томского государственного университета. История. 2012. № 3. С. 10.
26. Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. Главы высших и центральных учреждений. 1802-1917: Биобиблиографический справочник. СПб., 2002.
27. Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи, 1801-1906: Биобиблиографический справочник. СПб., 2007.
28. Эррен Л. Российское дворянство XVIII века на службе и в поместье // Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века. М., 2012. С. 59.
