CC BY
84ВЫБОРЫ ЗА РУБЕЖОМ
К. Мацузато
Выборы и другие критерии выделения типов посткоммунистических режимов
На протяжении 1990 гг. политические режимы в посткоммунистических странах поляризовались по оси «программные-клановые». Страны, где преобладает программная политика, - это в основном те, что стали членами Евросоюза; клановая же политика наблюдалась в государствах СНГ и Юго-Восточной Европы. В странах первого типа, которые избрали унитарные конституциональные режимы и свободную рыночную экономику, важная роль политических партий проявилась уже на начальном этапе их трансформации. Политику государств второго варианта развития регулируют неформальные клановые связи. Хотя с конца 1990 -х гг. в некоторых из них наблюдаются примеры удачного партийного строительства («Единая Россия», Объединенная социал-демократическая партия Украины, Компартия Молдавии), нередко эти партии являются не более, чем официальным фасадом клановых отношений. В отличие от унитарного государственного строительства в странах Вышеграда1 и Прибалтики, в государствах СНГ отношения между общегосударственной и региональными властями потерпели значительную деконцентрацию. Иначе говоря, здесь Центр не может игнорировать интересы и настроения региональных и даже локальных элит. Это явление примечательно еще и тем, что, исключая Россию, эти государства унитарны официально - по конституции. Наконец, в странах СНГ сформировался патримониальный капитализм, выгодный не только местным предпринимателям, но часто и населению.
Было бы неудивительно, если бы посткоммунистические режимы не поляризовались, как это произошло в действительности, а попросту диверсифицировались, так как при социализме однородные политические системы им были навязаны искусственно. Однако основные черты их поляризации, только что перечисленные нами, продолжают наблюдаться и поныне. Вместе с тем, в 2000-е гг. в некоторых странах СНГ формы и функции клановой политики претерпели известные изменения. Причина этих изменений заключается в критическом переосмыслении местными элитами комбинации клановой политики с гиперпрезидентством. Как показывают примеры России (1999), Грузии (2004), Украины (2004) и Кыргызстана (2005), эта комбинация, которая ранее представлялась универсальной и всесильной, теперь стала казаться чересчур непредсказуемой. В настоящей статье мы рассмотрим поляризацию политических режимов в этих странах в 1990-е гг. и их последующую модернизацию.
Поляризация посткоммунистических политических режимов в 1990-е гг.
Страны Вышеграда и Прибалтики избрали парламентские (как в Чехии, Венгрии, Латвии и Эстонии), либо полупрезидентские (semi-presidential) режимы со значительным ограничением президентских полномочий (Польша, Словакия" и Литва). Страны же СНГ предпочли полупрезидентские режимы с сильным президентом, хотя в 2000 г. одна из них (Молдавия) перешла от полупрезидентства к парламентаризму.
В условиях полупрезидентства всенародно избранный глава государства не руководит правительством непосредственно, а назначает премьер-министра, кандидатуру которого затем утверждает парламент. На мой взгляд, полупрезидентский выбор, сделанный странами СНГ, имеет две общие причины. Во-первых, характерная для полупрезидентства структура исполнительной власти, при которой президент отвечает за стратегические (политические) задачи, а на премьер-министра возлагаются хозяйственные
функции, представляется естественным результатом эволюции «разделения труда» между ЦК партии и правительством, типичного для коммунистической однопартийной системы. Во-вторых, полупрезидентство открывает для главы государства широкие возможности для межклановых манипуляций и потому отлично укладывается в рамки клановости самих этих режимов. Так, Президент Украины Л. Кучма, назначая и отправляя в отставку премьер-министров, искусно играл на традиционном соперничестве донецкой и днепропетровской элит.
В отличие от стран СНГ, причина полупрезидентского выбора Польши и Литвы заключена в расстановке сил среди здешних кланов 111 . В Литве, например, сторонники Ландсбергиса, которые первоначально требовали введения института сильного президента (не выходившего, впрочем, за рамки полупрезидентства), в 1992 г., убедившись в быстром падении его популярности, согласились на компромисс. В результате в стране утвердилась полупрезидентская система со слабым президентом.
Критерий 2 - «смена власти». Уже в первой половине 1990-х годов в странах Вышеграда и Прибалтики укоренилась практика смены власти путем выборов. Аналогичные процедуры в государствах СНГ имели ярко выраженное своеобразие и отличались широким использованием административного ресурса, отсутствием независимых СМИ и нейтральных избиркомов. Все это создавало впечатление, что смена власти здесь мирным путем вообще маловероятна. Более того, в отличие от государств первого типа, левые партии которых поддерживали расширение и Евросоюза, и НАТО, в странах СНГ значительное разномыслие правящей группировки и коммунистической оппозиции по вопросам стратегии делало результаты выборов еще менее предсказуемыми.
Анализ следующих трех критериев («организационная база политики», «выборы» и «избирательная и партийная системы») демонстрирует социально-политическую основу поляризации посткоммунистических режимов, отмеченной нами выше. Для стран СНГ характерны клиентальные
общественные отношения, при которых, согласно Генри Гейлу (Henry Hale), «политическая власть реализуется преимущественно путем выборочных передач ресурсов или бюджетов, нежели путем формализованных институциональных практик... как вынужденных, благодаря установленным правилам правового государства»iv. Что касается роли выборов в этих обществах, то, во-первых, элита мобилизует голоса избирателей не программой (идеей), а предложением конкретной выгоды или обещаниями защитить тот или иной персональный или групповой интерес, либо, наоборот, угрозами лишить этих индивидуумов (или их группы) определенных преимуществ. Во-вторых, взаимоотношения между вышестоящими и нижестоящими руководителями федеративны и совсем не похожи на веберскую бюрократию. Местные руководители мобилизуют голоса, а вышестоящие, учитывая вклад нижестоящих, обеспечивают их поддержку путем преференциального распределения разнообразных ресурсов. Таким образом, в странах СНГ наблюдается типичная «политика машин» ( machine politics), или политика «касикизма» (cariquismo)v. Во всяком случае в 1990-е гг. здесь, в отличие от государств Вышеграда и Прибалтики, партийная дисциплина, характерная для этих последних, не наблюдалась. Не случайно, что Гейл называет подобные политические режимы, которые предполагают сочетание сильной президентской власти с клиентализмом, «патронным президентством».
Критерий 6 - «отношения между Центром и местами». Мы уже отмечали деконцентрированный характер взаимоотношений между
общегосударственными, региональными и локальными властями (и соответствующими элитами) стран СНГ, которые существуют независимо от того, как они определены в конституциях этих государств. Например, Украина и Татарстан в середине 1990 -х годов избрали унитарный способ государственного строительства. В результате президенты на Украине стали назначать губернаторов и глав районных администраций, а в Татарстане -руководителей районов и городов. Характерно, что не только Шаймиев и
Кучма, но и В. Ющенко vl назначали и продолжают назначать этих руководителей из числа местных «нотаблей». Я назвал бы эту практику «централизованным касикизмом». Вне ее первые лица не могли бы опираться на клиенталистскую сеть местных элит и в нужное время мобилизовать голоса избирателей для воспроизводства своих режимов. Такова обратная сторона клиентальных (федеративных) отношений между вышестоящими и нижестоящими руководителями™, о которых мы говорили выше. В странах Вышеграда и Прибалтики администрации областного и районного уровней были беспощадно упразднены еще в начале 1990-х годов, поскольку находившиеся у власти реформаторы считали эти «мезонинные» институты бастионом прокоммунистических сил и стремились к альянсу с поселковыми (grass-roots) активистами. В результате появились государства сверхунитарного типа, в которых центральные правительства имеют дело с чрезвычайно мелкими местными администрациями (муниципалитетами) непосредственно vlll . Подобная схема противоречит европейскому лозунгу «Европа регионов», и Евросоюз в ходе переговоров с этими странами относительно их вхождения в свой состав, настоял на некотором изменении их государственного устройстваlx. Однако восстановление регионального и «мезонинного» самоуправления в этих странах оказалось косметическимx. Более того, даже если предположить, что в этих странах региональные органы управления, требуемые Евросоюзом, все-таки появились, нельзя не признать, что многочисленные административно-территориальные реформы 1990-х годов разрушили сообщества региональных элит. Восстановить их -дело десятилетий.
Критерий 7 - «отношение к требованиям Евросоюза». Ответственное отношение стран Вышеграда и Прибалтики к нормам и требованиям Евросоюза не означает их полного одобрения ими. Наоборот, Вацлав Клаус, чешский премьер-министр в 1990-е годы, открыто критиковал вышеупомянутую идею «Европа регионов», поскольку полагал, что унитарное и централизованное государство более соответствует эпохе
радикальных экономических реформ. Чешские и эстонские либералы не скрывали своих симпатий к англо-американской модели экономики, тем самым дистанцируясь от «старо-европейской» социал-демократии. Памятен и дипломатический альянс Вашингтона с Варшавой времен войны в Ираке, заключенный в пику той же «Старой Европе»^.
Исследуя реформы местного самоуправления, проведенные в России, на Украине и в Кыргызстане в 1990-е гг., я не мог избавиться от впечатления, что отношение к «Европейской хартии местного самоуправления» 1985 г. было здесь таким же, каким в свое время оно было к работам классиков «марксизма-ленинизма»: все цитируют, но никто не читаетxii . Отчасти подобная картина наблюдается сегодня в России в ходе реформы высшего образования в рамках «болонского процесса».
Критерии 8 и 9 - «экономический режим» и «уровень жизни граждан». Ирония посткоммунистической трансформации заключается в том, что быстрая адаптация стран Вышеграда и Прибалтики к мировым стандартам не сопровождалась одновременным повышением уровня жизни их населения. Сегодня россияне и белорусы в среднем зарабатывают ежемесячно 200 американских долларов, тогда как литовцы и поляки - 300 и 500, соответственно. Однако, учитывая разницу цен на товары в этих странах, нельзя сказать, чтобы последние жили значительно лучше первых. Более того, граждане государств СНГ по-прежнему пользуются некоторыми привилегиями и своего рода «социальным обеспечением». Здесь, например, скрывать свои доходы от налоговых органов намного легче, чем в странах Вышеграда и Прибалтики; коммунальные услуги по-прежнему оплачиваются уравнительно, в квартирах нет счетчиков на воду и газ, индивидуальная санкция за неуплату отсутствует. Все это немыслимо в странах Вышеграда и Прибалтики, граждане которых в «коммунистические» годы жили намного лучше россиян. В результате по этому важнейшему критерию граждане России в последние годы стали их заметно догонять. Неожиданно высокий уровень жизни в некоторых странах СНГ, достигнутый ценой глобализации
народного хозяйства, также явился атрибутом клиенталистской политики, результатом желания правящей группировки оставаться у власти с опорой на популизм.
Таблица 1
Критерии выделения типов посткоммунистических режимов_
№ Критерии Европейский выбор (страны Вышеграда и Прибалтики) Евразийский выбор (страны СНГ)
1 Дефиниция по конституции Парламентаризм или полупрезидентство со слабым президентом Полупрезидентство с сильным президентом
2 Смена власти Периодическая смена правительства через выборы «Вечно правящая партия»
3 Организационная база политики Программные партии Клиентальные отношения
4 Выборы Программные «Политика машин»
5 Избирательная и партийная Централизованная партийная Лоскутная партийная система,
системы система, основанная на пропорциональной избирательной системе на общегосударственном и местном уровнях решающая роль одномандатных округов
6 Отношения между Центром и местами Унитарное государство Локальный боссизм (независимо от конституции)
7 Отношение к требованиям Евросоюза Серьезное (в смысле откровенной критики в случае несогласия) «Цитировать, не читая»
8 Экономический режим Неоклассическая рыночная экономика, открытость иностранным капиталам Патримониальный капитализм, защита интересов отечественного капитала
9 Уровень жизни граждан Неожиданно низкий Неожиданно высокий
Типология, указанная в таблице, имеет два немаловажных исключения, а именно: Литву среди стран Вышеграда и Прибалтики и Беларусь среди стран СНГ. Как видно из Таблицы 2, литовская политика не совпадает с общими характеристиками политики стран Вышеграда и Прибалтики по критериям 3, 5 и 6, в то время как белорусская политика нетипична для стран СНГ по критериям 3-7, т.е. по большинству из них.
То, до какой степени литовская политика программна (критерий 3), определить трудно. Правда, что Литва имеет развитую многопартийную систему, причем ее партии представлены и на региональном уровне. Здесь всегда функционировала официальная правящая коалиция, а не некая бесформенная «партия власти». Соответственно, литовским инкумбентам в периоды выборов трудно рассчитывать на административный ресурс. Если
же данный инкумбент не пользуется партийной поддержкой, его статус может иметь для него даже отрицательные последствия (как это было на президентских выборах 2002 г., когда В. Адамкус проиграл Р. ПаксасуХ111). Все это, казалось бы, доказывает именно программный характер литовской политики.
Однако, с другой стороны, общественно-политическая жизнь Литвы персонифицирована до такой степени, что создается впечатление, что, чтобы понять ее посткоммунистическую историю, достаточно изучить биографии десяти ее виднейших политиков. Во-вторых, с традиционной осью «правые-левые» здесь соседствует и другая: «традиционные лидеры - новые лидеры». В условиях существования узко-олигархического сообщества элит и не всегда предсказуемого поведения массового избирателя новым политическим акторам легко накопить политический капитал и бросить серьезный вызов традиционной элите, как это и было сделано В. Адамкусом в 1997 г., А. Паулаускасом в 1997-2001 гг., Р. Паксасом в 1999-2003 гг., В. Успаских в 2004 г. Поэтому ключевым фактором в литовской политике является то, насколько успешно традиционные лидеры будут привлекать в свое сообщество новых акторов. Это удалось в случаях с Адамкусом и Паулаускасом, но не сработало с Паксасом.
Обаяние сильной личности в политических предпочтениях литовцев в значительной степени объясняет и девиации по критериям 5 и 6. В 1992 г. литовская элита достигла двух важных результатов. Во-первых, она, как мы уже знаем, обеспечила принятие конституции на основе полупрезидентства со слабым президентом. Во -вторых, была установлена смешанная избирательная система в парламент (сеймас), согласно которой половина депутатов избирается в одномандатных округах. Примечательно, что эта система функционирует в Литве до сих пор, в то время, когда даже Украина и Россия отказались от нее, отдав предпочтение чисто пропорциональным выборам.
В то время как в ходе реформы местного самоуправления страны Вышеграда и Прибалтики сделали ставку на его первичное органы (гмины в Польше, обецы в Чехии и т.д.), Литва предпочла остановиться на его «мезонинном» звене - районах и городах. В результате, здесь появилось 60 муниципалитетов со средним число жителей в 58 тыс. человек. Другими словами, литовские муниципалитеты оказались крупнее даже многих российских городов и районовХ1У. Литовские мэрыХу превратились в один из важнейших резервов руководителей общегосударственного уровня. Рассмотрение белорусской политики по критериям 2, 3, 4 и 5 показывает, что режим А. Лукашенко в общем и целом принадлежит к типу стран СНГ, но со значительными отклонениями. Во-первых, в отличие от русской, украинской и даже центрально-азиатской, белорусская клановая культура абсолютно монополистична. Например, кланы Б. Ельцина, Л. Кучмы и Н. Назарбаева были и остаются (Казахстан) относительно небольшими. Смысл политики этих президентов состоял в том, чтобы, опираясь на разные элиты, заставлять их в то же время соперничать друг с другом и, в конечном счете, нести ответственность за непопулярную политику. Лукашенко же допускает существование исключительно своего собственного клана и бдительно следит за тем, чтобы ни одна из внутриэлитных группировок не обрела самостоятельную электоральную машину. Более того, ему удалось уничтожить все подобные (внутриэлитные) кланы, будь то парламентский, министерский, финансово-олигархический, промышленный (отраслевой) или региональный. В нужный момент Лукашенко всегда напрямую обращается к массе и, заручившись ее поддержкой, яростно атакует их и сверху, и снизу™. Что касается критерия 6, то, в отличие от Украины и Татарстана (рассмотренных выше), региональная политика Лукашенко является унитарной не только де-юре, но и де-факто. Главы областей подвергаются здесь систематической ротации по «географическому» принципу, дабы они не успели создать свою «вотчину»™1. В рамках критерия 7 белорусский лидер, в отличие от Кучмы, не считает нужным заботиться от улучшении своего
имиджа в глазах Запада путем демонстрации особой обеспокоенности проблемами местного самоуправления или отмены смертной казни. Примечательно, что на протяжении шести столетий, начиная со средневековья и вплоть до 1991 г., Литва и Беларусь с небольшими перерывами входили в состав одного государства: Речи Посполитой, затем Российской империи, а в последний период - СССР. Вероятно, именно в длительном совместном проживании этих народов следует искать корень своеобразия их политического поведения, равноудаленного от двух основных стандартов - «вышеград-прибалтийского» и «СНГовского».
Изменения последних лет
На рубеже веков элиты стран СНГ пошли по пути пересмотра «патронного президентства» как комбинации сильного президента и клиентализма, основанной не только на крайней персонификации власти, но и на стремлении правящих кланов оставаться у власти любой ценой. Уязвимость этой системы заключалась в том, что любая неопределенная ситуация -смерть или болезнь президента, конституционный запрет третьего президентского срока для данного лица, давление международного сообщества и т.п. - могла обернуться для правящей элиты «феноменом оползня» (landslide). В обычных условиях клиенталистская политика инертна, меркантильна, закрыта для посторонних глаз, однако при «патронном президентстве» политики, если нужно, обращаются за помощью к массе и стремятся ее мобилизовать, используя для этого различные идеологические конструкции (типа «европейского пути», например). Именно этим объясняются недавно произошедшие внезапные смены власти в Грузии, на Украине и в Кыргызстане. Иначе говоря, условие критерия 2 («вечно правящая партия»), ныне можно считать утраченным.
Как только политики убеждались в вероятном успехе Путина или Ющенко, они массами устремлялись в лагерь будущих победителей. До лета 1999 г. мало кто предвидел победу наследника Ельцина на президентских выборах
следующего года, так как (в отличие от 1996 г.) тогда существовала весьма популярная внутрисистемная оппозиция. Крайне сомнительные (и загадочные по сию пору) террористические провокации в Москве и Дагестане изменили ситуацию коренным образомХУ111. Не исключено, что головокружительная победа в декабре 1999 г. и в марте 2000 г. в первую очередь ужаснула самого победителя и его ближайшее окружение: «феномен оползня» может сработать против них всегда, особенно в 2008 г. Возвращение Молдавии к парламентскому режиму в 2000 г. было вызвано не более, чем личностным столкновением ключевых акторов. Об этом свидетельствует тот факт, что непримиримые в недалеком прошлом идейные противники, В. Воронин и М. Снегур, заключили союз исключительно с целью отстранить П. Лучинского от власти. Парадоксально, что в Молдавии институт парламентского президента был введен после аналогичной (и вполне неудачной!) попытки словаков. Дело в том, что молдавские депутаты в стремлении как-то компенсировать переход от всенародного способа избрания президента к парламентскому установили чрезмерно высокую норму для его избрания палатой («за» должны проголосовать не менее 3/5 ее членов). И если Молдавии в 2001-2005 гг. удалось не повторить судьбу Словакии 1990-х (там кризис был вызван невозможностью избрания президента), то только благодаря внушительной победе коммунистов на выборах 2001 г. Повторить свой успех в 2005 г. они уже не смоглиХ1Х. Избежать политического кризиса на этот раз Кишиневу помогло вмешательство Соединенных Штатов. Собрав лидеров оппозиции, американский посол сообщил, что США устраивает прозападный «коммунист», который поддерживает расширение НАТО и Евросоюза и принимает жесткие мероприятия против ПриднестровьяХХ, и «рекомендовал» оппозиционерам поддержать Воронина. В результате, в новом парламенте оппозиции Воронину практически не существует.
На Украине пропрезидентские силы, предвидя возможность поражения наследника Кучмы в противостоянии с Ющенко (об этом говорили
результаты социологических опросов, проведенных в 2003 г.), постарались трансформировать полупрезидентскую систему в парламентскую. Для того, чтобы вовлечь в этот проект коммунистов и социалистов, они предложили переход к системе чисто пропорциональных парламентских выборов. Хотя предложенная конструкция предопределяла поддержку реформы «слева», открытый бунт некоторых пропрезидентских депутатов все-таки похоронил
__xxi
ее .
Эти три примера отражают общую тенденцию трансформации политических режимов в странах СНГ. При всех их особенностях, правящие кланы России, Молдавии и Украины одинаково осознали непредсказуемость «патронного президентства» и предпочли трансформировать его в систему парламентской олигархии по типу Институциональной революционной партии Мексики или Либерально-демократической партии Японии, которые по времени своего пребывания у власти скоро побьют рекорд КПСС. В результате зашатался первый, «конституционный» критерий государства СНГовского типа, а критерии 5 и 6 стали меняться. Российская правящая элита стремится построить крупномасштабную, организованную и дисциплинированную партию; «Наш дом Россия» образца 1990-х годов ее уже не устраивает. Для того, чтобы сплотить депутатов партийной дисциплиной, украинская и российская элиты ввели чисто пропорциональную систему парламентских выборов, негодную в условиях клиентализма. Региональные реформы Путина пока находятся в рамках «централизованного касикизма», так как, несмотря на введение системы назначения глав регионов, российский Президент, как правило, выдвигает на эти посты либо инкумбентов, либо кого-то из местных «нотаблей». Однако ввиду ожидаемого укрупнения регионов федеративные отношения между общегосударственными и региональными руководителями не могут не измениться коренным образом. Все перечисленные меры были предприняты для консолидации сообщества элит ради предотвращения неопределенности во время грядущей смены первого лица государства.
Кроме того, гражданам России и СНГ, похоже, окончательно надоели двойные стандарты западной демократии. Помимо событий в Ираке и в бывшей Югославии или проблем с правами человека в Латвии и Эстонии (для русскоязычной части их населения) можно привести множество других примеров такой «двойной бухгалтерии». Так, в ходе президентских выборов на Украине в 2004 г. и парламентских выборов в Молдавии в 2005 г. было зафиксировано примерно одинаковое количество нарушений, но международным сообществом первые почему-то были признаны нелегитимными, а вторые - легитимными, хотя и «тем не менее» ХХ11 . К сожалению, разочарование в западной демократии не может не укреплять в россиянах уверенности в собственных ценностных ориентациях. Во всяком случае менталитет по критерию 7 («цитировать, не читая») сегодня в России потерян.
Повторяю, вполне оспариваемо, до какой степени вышеописанные изменения в странах СНГ сегодняшнего дня сознательны и стратегически просчитаны. Тем не менее, мы наблюдаем в них определенную логику и последовательность. «Патронное президентство» как комбинация сильного президента и клиентализма было изобретено применительно к эпохе передела собственности и для борьбы с левой частью политического спектра. Ныне передел завершен, а левые силы во всех государствах СНГ превратились в маргиналов (парадоксально, что они остаются влиятельными в странах Вышеграда и в Литве). С другой стороны, при расколе правящих кланов «патронное президентство» оказалось слишком хрупкой «материей». Поэтому правящие элиты стран СНГ стремятся преобразовать политические режимы по типу более стабильной парламентской олигархии.
I Группа Вышеграда из Чехословакии (нынешних Чехии и Словакии), Польши, Венгрии состоялась в результате собрания первых лиц этих стран в феврале 1991 г. в г. Вышеграде, Венгрия. Достигнув первоначальной цели, ликвидацию остаток коммунизма и региональное сотрудничество в Восточно-Центральной Европе, она стала спящей. В 1998 г. кооперация группы Вышеграда заново активизировалась в связи с грядущим расширением НАТО и Евросоюза, которые достигались (1999 и 2004 гг. соответственно).
II Словакия перешла от парламентской к полупрезидентской системе в 1998 г.
III Литовского и польского президентов не следует считать прямыми наследниками ЦК местных компартий хотя бы потому, что в их руках сосредоточено меньше властных полномочий. К тому же свержение
однопартийной системы и введение полупрезидентства в этих странах разделял значительный промежуток времени: 1989-1992 гг. в Польше и 1990-1992 гг. в Литве.
lv Hale H. Democracy and Revolution in the Postcommunist World: From Chasing Events to Building Theory // Working Paper. № 24. Program on New Approaches to Russian Security (Washington, DC: Center for Strategic and International Studies. April 2005). P. 10.
v О понятии «касикизм» см.: The Caciques: Oligarchical Politics and the System of Caciquismo in the Luso-Hispanic World / Kern R. & Dolkart R. eds. Albuquerque, 1973; Matsuzato K. From Communist Boss Politics to Post-Communist Caciquismo - the Meso-Elite and Meso-Government in Post-Communist Countries // Communist and Post-Communist Studies. 2001. № 34. P. 175-201.
vi В. Ющенко даже усилил принцип Кучмы (вернее, традицию позднего социализма) назначать первых лиц регионов из числа местных руководителей. Согласно анализу Олександра Сыньоокого, в ходе массового переназначения местных руководителей после «оренджевой революции» (всего на Украине 27 регионов) он назначил только двух «неместных» губернаторов - в Крыму и Днепропетровске.
™ Подробнее см.: Matsuzato K. From Ethno-Bonapartism to Centralized Caciquismo: Characteristics and Origins of the Tatarstan Political Regime, 1990-2000 // The Journal of Communist Studies and Transition Politics. 2001. Vol. 17. № 4. P. 43-77.
viu Чехия с ее 10 млн. населения разделена на 6 233 муниципалитета, на территории каждого из которых в среднем проживает 1600 человек (European Commission. A Europe of Towns and Cities: A Practical Guide to Town-Twinning. Luxemburg, 1997. P. 124-125). Латвия, население которой составляет 2,5 млн. человек, имеет 560 муниципалитетов (Council of the Baltic Sea States. Local Democracy in the CBSS Member States: A Survey with Recommendations. Copenhagen, 2000. P. 56).
ix Что касается стран Прибалтики, то, учитывая их размеры, Евросоюз не стал добиваться введения в них сильного регионального самоуправления.
x О примере Польши, например, см.: Ferry M. The EU and Recent Regional Reform in Poland // Europe-Asia Studies. 2003. Vol. 55. № 7. P. 1097-1116.
xi Ответной акцией Германии стало ускорение переговоров с Россией по поводу Северного нефтепровода через Балтику. Польские эксперты с тревогой комментировали подписание российско-германского договора на этот счет в апреле 2005 г., усматривая в нем некоторую аналогию пакту Риббентропа-Молотова 1939 г. -См.: Nowakowski J.M. & Wozniak P. Gazowe okr^zenie Polski // Wpros. 2005. Nr. 27 (July 10). S. 84-89.
x11 Мацузато К. Субрегиональная политика в России - методика анализа // Третье звено государственного строительства России. Подготовка и реализация Федерального закона об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации. Саппоро, 1998. С. 12-35.
x111 Во время этих президентских выборов инкумбента Адамкуса поддерживала одна только Консервативная партия. В результате, как рассказывал автору этих строк советник президента в 1998 -2003 гг. Д. Куолис, на местах сторонники Адамкуса часто попадали в трудную ситуацию: его открытая поддержка могла осложнить их деятельность в местных Советах, в которых нередко преобладали соперники консерваторов. -Интервью с Д. Куолисом. Вильнюс, 5 августа 2004 г.
xiv Matsuzato K. Last Bastion of Unitarism? Local Institutions, Party Politics, and Ramifications of EU Accession in Lithuania // Eurasian Geography and Economics. 2002. Vol. 43. № 5. P. 384-385.
xv Так здесь именуются как главы городов, так и руководители муниципалитетов.
xvi Matsuzato K. An Island of Populism in an Ocean of Clan Politics: The Lukashenka Regime as an Exception among CIS Countries // Europe-Asia Studies. 2004. Vol. 56. № 2. P. 235-261.
xv11 ^ Ibid. P. 250-251.
xviii Политические процессы в России в судьбоносном для нее 1999 г. подробно рассмотрены Генри Гейлом. -См.: Hale H. The Origins of United Russia and the Putin Presidency: The Role of Contingency in Party-System Development // Demokratizatsiya: The Journal of Post-Soviet Democratization. 2004. Vol. 12. № 2. P. 169-194.
xix На парламентских выборах 2001 г. молдавские коммунисты получили 71 депутатский мандат из 101, а в 2005 г. - только 56.
xx Интервью с Владимиром Мокряк, заведующим кафедрой конституционного права Независимого международного университета. Кишинев, 1 июня 2005 г.
xxi Matsuzato K. Semipresidentialism in Ukraine: Institutionalist Centrism in Rampant Clan Politics // Demokratizatsiya: The Journal of Post-Soviet Democratization. 2005. Vol. 13. № 1. P. 45-58.
xx11 Демократия second hand // Молдавские ведомости. 2005, 17 мая. № 36. www.vedomosti.md/index.asp?doc=1_5&nom=734
